Текст книги "Двадцать один год (СИ)"

Автор книги: Мелания Кинешемцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 37 страниц)

– У вас заклинания слабеют, – проронила Лили. – А это что? Это что такое?

Эммелина подняла палочку, но Мери перехватила её руку.

– Нет! Ей ты ничего не сделаешь. Она своя. Она не скажет никому. Ведь не скажешь, Лил?

Лили продолжала бессмысленно смотреть на распростертое тело.

– Хорошо, – вздохнула Эммелина. – Скажет – ей же хуже. – Она вытащила из кармана тонкую вишневую палочку, в которой Лили угадала палочку Эльзы. Наклонилась к жертве. – Обливейт Максима!

– Ну все, уходим, – у Мери подрагивали губы. Она подхватила под руку Лили. Эммелина высунулась первой, присмотрелась: вроде никого. Девчонки выбрались и спешно дошли до комнат Гриффиндора.

========== Глава 35. Начало зимы ==========

В спальне они застали Марлин: она сидела на кровати неестественно прямо, уронив руки. И Лили шестым чувством поняла: Марлин ждала их прихода. Подруга вяло обернулась, хотела что-то спросить, но при виде Лили прикусила язык.

– Она знает, – сухо сказала Эммелина. – И не расскажет никому. Ведь так, Эванс?

Но Лили не могла заставить себя ответить ей. Новая тяжелая догадка пришла ей в голову и потребовала немедленного подтверждения или опровержения.

– Марлин, избиение Эльзы подстроила ты? – очень тихо спросила девочка.

Та кивнула довольно равнодушно.

– Я его, скажем так, заказала. Остальное девочки сделали сами.

– Из любви к искусству, – хмыкнула Эммелина. – Разве Смит сама не напрашивалась?

– Заткнись, а, – устало попросила Мери.

Лили смотрела в пол.

– Алиса знает?

– Конечно, нет! – фыркнула Эммелина. – Кто-кто, а я не забуду ни Запретной секции, ни того, как она выслуживалась. И чтобы мы ей что-то доверили?

Стало немного легче. Значит, хоть Алиса непричастна.

– Марлин, зачем ты это сделала?

– Все просто, – Маккиннон спокойно пожала плечами. – Я достаточно слышала про её отца, чтобы понимать: после такого он заберет дочь из школы. А мне только этого и нужно. Пока Смит была в поле зрения Сириуса, он не видел никого больше. Теперь же она не будет его отвлекать. Он забудет о ней, а вертушки вроде Гамильтон мне не страшны.

Лили чувствовала, что ей не хватает воздуха.

– Но ведь это… Это…

– Не надо читать мне мораль. Если бы мы с Эльзой поменялись местами, она, не задумываясь, раздавила бы меня. Я просто успела первой.

Лили одолевал животный ужас. Перед глазами непрерывно была окровавленная, изуродованная Эльза, лежащая на полу туалета.

– Мы её там оставили… А если она истечет кровью?

– Не истечет. Успеют найти.

Эльзу в самом деле успели найти раньше, чем произошло бы непоправимое. Установить, кто напал на нее, не удалось: Обливейт Эммелины сработал на все сто, последние несколько месяцев напрочь стерлись у Эльзы из памяти, а свидетелей не нашлось. Так что напрасно отец пострадавшей регулярно скандалил с Дамблдором, писал в Министерство и в Попечительский совет: наказывать за его дочь никого не стали.

Однажды Лили увидела отца Эльзы. В очередной раз, видимо, высказав Дамблдору все, что он думает о порядке в школе, мистер Смит отправился навестить дочь. Лили посторонилась, пропуская высокого и статного человека, довольно молодого, но с сильной проседью в волосах, с испитым лицом и полными горечи глазами. Слизеринки, однокурсницы Эльзы, шедшие по коридору тихой группкой – видно, сами возвращались из Больничного крыла, где навещали подругу – остановились, сочувственно глядя ему вслед.

– Эльза говорила, её мать умерла при родах, – проговорила Электра. – А отец безумно любил свою жену. Эльза – её точная копия. И больше у него никого нет…

Меж густых бровей Летиции легла болевая складка.

– Несчастный, – пробормотала она. – А если бы Эльзу не успели спасти? Что бы с ним было?

Даже Линнет сменила обычное кислое выражение лица на растерянное: казалось, она совершенно не знала, как ей следует держаться и что говорить.

Едва Эльза чуть-чуть окрепла, отец забрал её из Хогвартса. Так что и здесь расчет Марлин оказался верен.

Сириус первое время сильно тосковал. Гадал вместе с Джеймсом, кто мог бы напасть. Люпин, находившийся там же, отмалчивался. Иногда Лили чувствовала, как он окидывает каждую из них изучающим и осуждающим взглядом. И ей становилось невыносимо стыдно, хотя её нельзя было бы назвать даже соучастницей – а тут еще Алиса, тоже наверняка легко просчитавшая, кто мог желать устранения Эльзы, начала заметно больше дичиться их четверых. Но особенно больно было думать об отъезде домой, об отце. Тому ли он учил её, так ли он сам поступил, когда пришла пора? Однако Лили понимала, что и подруг выдать не сможет. И не из страха, нет. Но не предавать друзей, любить их, что бы ни случилось – разве не долг?

“Папа, прости. Я так поступаю один раз, всего один. В следующий раз я докажу, я твоя дочь. Но сейчас не могу”.

Ей было так плохо, что, видно, даже Северус понял это (тем более, что мог догадаться о причинах) и снова принялся таскаться за ней, развлекая, как мог. Он за последнее время придумал пару заклинаний, которые считал довольно забавными: для роста ногтей и заставляющее онеметь. Лили не хотелось с ним ругаться, все же его забота трогала, а разговаривать о чем-то было надо. И она предложила вместе начинать потихоньку готовиться к СОВ. Северус принял её предложение с радостью.

С того времени они часто сидели вместе в библиотеке или уединялись в комнате с гобеленами и вместе склонялись над учебниками и свитками пергамента, строча конспекты. Иногда Лили, устав от зубрежки, рассеяно рисовала на черновиках карандашом. Художница она была неважная, но миниатюрные портреты – лицо и линия плеч – получались неплохо. В задумчивости она сама не замечала, насколько часто рисует Джеймса.

Зато Северус однажды заметил. Когда Лили рисовала, он случайно глянул ей через плечо – и замер, уставившись на пергамент, испещренный миниатюрными портретами Поттера. Лили обернулась: Северус был синевато-белый, глаза остекленели, как у покойника. Новый прилив страха, вызванного его очевидной ревностью, девочка подавила с трудом.

Грустно миновал ноябрь, и вот уже декабрь встал у порога. Марлин, видимо, не смогла все-таки заставить себя сразу взять приз, не пыталась привлечь внимание Сириуса. А может, она просто ждала. Блэк неделю после того, как Эльзу увезли, не смотрел ни на кого – а потом демонстративно принялся гулять по коридорам Хогвартса с оставленной Мальсибером Зои Макмиллан. Хаффлпаффка светилась от счастья и, проходя мимо Мортимера, гордо вздергивала носик. К началу декабря, впрочем, она приутихла, и взгляд и манеры стали боязливыми. О них с Сириусом стали поговаривать, что их отношения зашли куда дальше, чем прилично даже жениху и невесте. А у Зои семья была очень строгих правил, и девушка боялась, что кто-нибудь напишет родителям о её поведении. Тем более, Пенни-Черри регулярно поддразнивала приятельницу тем, что уже сделала это – и только окрик Мэрион заставлял маленькую мучительницу замолчать.

Будь Лили опытнее, она могла бы понять, что опасения Макмиллан не напрасны: слухи были правдивы. Она могла бы заметить, как Сириус раздался в плечах и заматерел в шее, как у Зои изменились, потяжелев, очертания фигуры. То, кажется, был первый скользкий слушок у них на потоке, и он – редкий случай! – никого не оболгал. Но Лили пока не отошла от скверных мыслей из-за нападения подруг на Эльзу, а еще туманило мир вокруг каждое появление Джеймса Поттера. Он приносил ей цветы из теплиц и пирожные из “Сладкого королевства” – просто так приносил, без намеков, неловко совал в руки, и его неловкость трогала больше, чем самый изысканный комплимент. Он пролетал рядом на метле, когда она гуляла, опасно свешивался, сжимая древко лишь коленями, и болтал ерунду. Но все так же задирал всех, кто ему не понравился, и опять начались его вечные стычки с Северусом. Лили, как старосте, приходилось отчитывать Поттера и снимать баллы. Она невольно слишком много думала о нем днем – удивительно ли, что он ей стал сниться по ночам?

На Хаффлпафф же вообще нашло романтическое поветрие. Толстушку Полли Эббот часто видели после занятий с Арчибальдом Уизерби, а Джон Грин открыто предложил Мэрион Риверс встречаться. Она с немалым достоинством согласилась, и теперь каждые выходные их можно было увидеть бродящими под ручку в Хогсмиде или по окрестностям Хогвартса. На кафе у них не всегда были деньги, но казалось, им ничего не требуется в обществе друг друга.

Однажды, гуляя по свежему снегу, Лили встретила Джона и Мэрион. Они, как обычно, под ручку чинно шагали по тропинке; Мэрион держала в руках раскрытую книжку и негромко читала Джону:

– Я только знал, какою мыслью

Ему судьба – гореть.

И почему на свет дневной он

Не может не смотреть, —

Убил он ту, кого любил он,

И должен умереть.

Лили узнала “Балладу Редингской тюрьмы” Уайльда, и ей как никогда остро вспомнилась ночь, когда рыдающий Джек Файерс прибежал к ним, их три чашки кофе и жесткие слова отца: “Ты должен ответить за то, что сделал”. Мэрион продолжала своим монотонным, хрипловатым голосом:

– Кто слишком скор, кто слишком долог,

Кто купит, кто продаст,

Кто плачет долго, кто – спокойный —

И вздоха не издаст,

Но убивают все любимых, —

Не всем палач воздаст.

– Лили! – девочка вздрогнула. Как умел Северус так бесшумно приближаться? Впрочем, это на нее просто стихи подействовали угнетающе. И почему Риверс любит все мрачное?

Хотя вообще её можно понять. Давно, еще когда они с Грином были просто друзьями, Лили слышала, как Мэрион рассказывает ему:

– Пока я была маленькой, отцу меня было не с кем оставить, и он меня брал к себе на работу. Однажды поймали темного мага, сумасшедшего фанатика… Обезоружили, но никто не подумал, что у него может быть вторая палочка. Привели в участок, а я как раз там с карандашами сидела. Он выхватил запасную палочку и швырнул в меня Круциатусом.

– О Боже, – Джон приобнял её за плечи. – Больно было?

– Конечно, больно. Я тогда связки сорвала, так орала – поэтому и хриплю теперь. Память решили не чистить, мало ли как отразится, мне же было всего шесть.

А теперь Джон стряхивал с волос Мэрион снег таким бережным жестом, что не хотелось думать ни о пережитом ею Круциатусе, ни о его давнем разговоре с Батшебой Фергюссон.

К удивлению Лили, приехать на каникулы стоило ей куда меньших душевных сил, чем она предполагала. Под стук колес, под мелькание заснеженных лесов и полей позабылось произошедшее в школе, побледнел силуэт изуродованной Эльзы и трагическая фигура её отца, и даже Джеймс Поттер отдалился, став приятной мыслью, которую сейчас, однако, нет нужды держать в голове.

Петуния на праздники не приехала, сослалась на нехватку средств. Возможно, солгала: она уже работала в фирме и заработок имела – но ни родителей, ни сестру, признаться, не огорчило её отсутствие. Они, как ни когда ,почувствовали себя семьей ,единым целым, самыми необходимыми друг другу людьми, и в доме воцарился покой без прежнего напряжения от присутствия чужого, по сути, человека. Все было, как обычно – хлопоты с мамой на кухне, Сочельник, праздничный стол, рождественская служба, поздравления соседей и родственников – но никогда, даже в детстве, Лили не проникалась праздником с такой полнотой. В ней вспыхнуло ярким огоньком ожидания близкого чуда, ожидание уверенной, ведь чудо неминуемо должно было произойти.

Когда она с родителями выходила из церкви, в одном из стоящих на паперти нищих узнала Тобиаса Снейпа. Порывшись в карманах, выудила несколько пенсов, сунула ему в грязную руку, заросшую черным волосом. Он промычал что-то невнятное, но вроде бы остался доволен.

– Его жена плоха, почти не выходит из дому, – вздохнул отец. – Она обследовалась все-таки, обнаружили запущенный туберкулез, но лечиться опять отказалась.

– Интересно, муж клянчит ей на лекарство или опять на вино? – Роза не могла не поддеть мужа за чрезмерную жалостливость.

– Не знаю. Хотелось бы надеяться на лучшее, но увы… твой приятель, Лили, таки не приехал?

– Нет, пап.

– Ну так передай ему, что если попадется мне на глаза – спущу с него штаны и выдеру. Худшего сына, чем он, я не встречал.

Лили ничего не оставалось, как со вздохом кивнуть.

…Каникулы, как всегда, пролетели единым махом. Словно Лили сошла с «Хогвартс-экспресса», закрыла глаза, открыла – и снова обнаружила себя на знакомой платформе. И не успела она далеко отойти от барьера, как к ней подскочила Нелли Гамильтон.

– Ох, Лили, скорей, скорей! Мне велели тебя найти. Наши все собрались в одном купе, читают газету. Такое случилось…

– Что случилось-то? – Лили поспешила за Нелли, жалея об отсутствии Северуса, который помог бы управиться с багажом.

Уже на подножке Гамильтон обернулась, взмахнув кудрявым «хвостиком»:

– На Барти Крауча вчера было совершено покушение.

========== Глава 36. Покушение ==========

Купе было набито битком; некоторым из собравшихся пришлось стоять. Лили увидела всех гриффиндорцев их курса, нескольких – с четвертого, нескольких старших ребят. У окна сидела с газетой Эммелина и читала вслух:

– Покушение на главу Департамента магического законодательства Бартемиуса Крауча. Вчера около четырех часов пополудни часть здания Министерства магии, в которой расположен Департамент магического законодательства, была полностью разрушена взрывом. Предполагается, что злоумышленникам удалось разрушить защитные чары, охранявшие стены Министерства, после чего несколькими неизвестными волшебниками было наложено Редукто Максима. Так как над местом преступления мгновенно образовалась Темная метка, можно с уверенностью сказать, что ответственность за гибель многих чиновников и гражданских лиц лежит на Пожирателях смерти и Том-Кого-Нельзя-Называть. Также очевидно, что их целью был Бартемиус Крауч – отважный борец с темными магами и самоотверженный защитник магического правопорядка. Он чудом выжил среди обломков здания и комментариев пока не давал, однако обещал в ближайшее время выступить на радио с обращением к британскому магическому сообществу, чем в очередной раз доказал свое мужество. “Ежедневный Пророк” следит за развитием событий. Рита Скитер, корреспондент.

– Новая какая-то, – поморщилась Марлин. – Стиль довольно корявый.

– Да при чем тут стиль… – отмахнулся Фрэнк.

Некоторое время все подавленно молчали. Многие из них не соглашались с бессмысленно жестокой политикой Крауча, но было страшно осознавать, что придется смотреть в глаза однокурсникам, родные которых погибли при покушении на него.

– Так что? Может, я был прав? – тихо спросил Сириус. – Прав по поводу заложников и казней?

– Боюсь, что Крауч сейчас к тому и придет, – голос Алисы дрожал, глаза покраснели. – Но это… Это только выставит нас сатрапами, а Пожирателей жертвами. И привлечет им новых сторонников.

– Но как? – развел руками Джеймс. – Брокльхерст, я решительно не понимаю, что можно найти хорошего в ублюдках, устраивающих взрывы?

– После того, как Министерство отправляло к дементорам невиновных, – Алиса уставилась в пол, – люди уже с трудом смогут поверить в его версию. А вдруг кто-то научился вызывать Темную метку, не будучи Пожирателем? Ведь это не исключено?

Раскрасневшись от возмущения, Джеймс хотел возразить, но Сириус легким жестом остановил его.

– Слушай, чего спорить? Придурков и мразей в стране достаточно. Взять хоть наших змеенышей…

– Да, – согласился Поттер. – Или сынка самого Крауча. Пит, что ты слышал? Что он сказал?

Водянистые глазки Петтигрю блеснули удовольствием: наконец на него обратили внимание.

– Его на сей раз не провожала мать… Я слышал, как он говорил Септимусу Берку и Миранде Фиорелли: “Мне жаль, что покушение было неудачным. Не знаю, что бы я сделал для того, кто отправит отца на тот свет”.

Многие присвистнули.

– Ничего себе! – вскипела Эммелина. – Ну и… Ну и…

– Отец жесток с ним, – пискнула Нелли Гамильтон. – Месяцами не обращает внимания, не пишет. Но наказывает, если за год у него вышло хоть одно “Выше ожидаемого”.

Вэнс чуть ли не брезгливо встряхнулась.

– Нормальное воспитание для мальчишки. Еще пожестче бы надо, раз тому в голову лезет такая дурь. И уж точно не повод убивать.

Перед ужином Дамблдор, осунувшийся и хмурый, как и все учителя, долго говорил о том, что преступления Пожирателей смерти не должны вселять страх перед ними или тем более их главарем, что дети должны видеть опасность трезво, не рисуя себе непобедимых злодеев, но и не недооценивая и тем более не идеализируя их. Лили рассматривала сидящих за столами: многие из них плакали или сдерживались из последних сил, даже за слизеринским столом не все хранили равнодушное выражение. Но были и такие, кто спокойно, без тени сожаления о погибших или сочувствия их близким обсуждал произошедшее. За столом Рейвенкло Пандора Касл и Эмма Фиорелли ворковали что-то утешающее первокурснице, размазывавшей по щекам слезы, а рядом сестра Эммы, Миранда, спокойно слушала маленького Барти Крауча, со спокойной досадой обсуждавшего с Септимусом Берком способ, которым убить отца было бы надежней. Про Берка говорили, что он не то собирается стать Пожирателем смерти, не то уже им стал.

“Странно: почему аврорат нас не проверяет? – подумалось Лили. – Тех же Розье и Уилкиса можно было бы остановить гораздо раньше, и они не убили бы Эдварда Сполдинга. И как те, кто уже заклеймен, учатся вместе со всеми, не боясь, что их метку увидят? Впрочем, потому и не боятся, что последствий для них не будет никаких”. Приходилось признать, что Сириус и Эммелина, ратующие за большую жесткость, не так уж неправы.

Вечером Фрэнк Лонгботтом настроил отыскавшийся у кого-то радиоприемник, и гриффиндорцы собрались в гостиной – слушать выступление Бартемиуса Крауча. В возникшем среди помех твердом голосе с четкой дикцией не было и намека на усталость или волнение – Крауч отрубал каждое слово, как топором:

–Пожирателям смерти и их вождю не дано меня запугать. Своими преступлениями они лишь заставляют меня забыть не только о всяком снисхождении, но и о любых правах тех, кто арестован и состоит под судом. Преступники сами себя поставили вне человеческого круга, а значит, никаких прав не имеют. Поэтому я разрешаю применение к ним Непростительных заклятий. Я разрешаю любые меры воздействия на допросах. При малейшем сопротивлении преступника при аресте я разрешаю его уничтожение. Также необходимо предельное упрощение процедуры отправки пойманного преступника в Азкабан. Разбирательства лишь отсрочивают торжество правосудия. Никакой пощады. Пусть любой, пожелавший присоединиться к Тому-Кого-Нельзя-Называть, пожалеет о том, что родился на свет. Вы сами убедились, что остановить Пожирателей можно только таким образом.

Речь кончилась. После минутной паузы многие разразились аплодисментами.

– Здорово сказано! – воскликнул Сириус.

Люпин почему-то поспешил приемник вернуть владельцу.

– Но это открывает возможности для полного произвола, – тихо сказала Алиса, когда аплодисменты смолкли. – Вспомните профессора Фенвика.

– Ой, не дави слезу, Брокльхерст, – Эммелина презрительно скривилась. – Либо льется кровь, либо льются сопли. И если льются сопли, вскоре неизбежно начинает литься кровь.

Зима проходила под знаком ожидания. Родственники погибших и пострадавших и все, кто им сочувствовал, ждали вестей о том, что устроившие взрыв пойманы или на их след хотя бы удалось напасть. А возможно, были и такие, кто опасался разоблачения.

Напряжение от ожидания было столь сильным, что сковывало любые мысли. Раньше привлекали к себе внимание интрижки и скандальчики между учениками – теперь же они проходили почти незамеченными. По крайней мере один человек от этого выиграл.

Зои Макмиллан на зимних каникулах, не выдержав страха перед разоблачением, сама призналась родителям в крайне легкомысленном поведении. Наказание она перенесла стойко и, возвратившись в Хогвартс, наотрез объявила Сириусу, что встречаться с ним не будет. Блэк не особенно расстроился, почти сразу закрутив роман с Изабель Крейл – стройной рейвенкловкой со смугловатым личиком, золотисто-каштановыми кудрями и глазами редкой синевы, словом, прехорошенькой. Но беда в том, что, хотя Зои и порвала с Сириусом, чувства её не думали остывать. Все замечали, как она провожает полным боли взглядом его высокую сухощавую фигуру, когда он с Изабель гуляет по коридору или направляется в Хогсмид, как на спаренных занятиях исподтишка мучительно любуется им. В другое время положение девушки, самой себя загнавшей в ловушку, вызвало бы град насмешек или обидное, унизительное сочувствие. Теперь же разве Гестер Хорнби ехидно улыбалась, встречаясь с Зои в коридоре, да Пенни-Черри, как ни гоняли её Мэрион и прочие старосты, находила особое удовольствие в том, чтобы дразнить несчастную, описывая красоту Изабель или пересказывая подслушанные разговоры рейвенкловки с Блэком (немного приукрашенные фантазией самой Пенни).

Остальным же было не до того. В марте пронеся слух, будто у одного из учеников однокурсник видел на руке Темную метку. Поначалу речь шла только о Септимусе Берке, но постепенно молва прибавила к нему и некоторых шестикурсников, и Мортимера Мальсибера, и Альфреда Эйвери, и даже Регулуса Блэка, хотя зачем Тому-Кого-Нельзя-Называть мог понадобиться четверокурсник – загадка. Разве что заинтересовала скрупулезная подборка статей о его деяниях. Еще говорили, будто всех этих ребят встречали в разное время в Хогсмиде в компании человека лет под тридцать, с козлиной бородкой и масляно-ласковыми глазами. Мягким голосом с запоминающимся акцентом он говорил о том, что Темный Лорд скоро придет к власти, но ему необходимы сторонники.

Лили так и подмывало спросить Северуса, видел ли он метку на руке кого-нибудь из слизеринцев, но она знала, что выйдет ссора, и помалкивала. Последние месяцы они, как ни странно, прожили в полном мире: спокойно готовились к СОВ, собирали дополнительные материалы (Северус говорил, что это необходимо для по-настоящему заслуженного «Превосходно»), а отдыхая, вспоминали случаи из детства, будто перебирая карточки в альбоме. Однажды Лили принесла им обоим с кухни, перекусить, пирожки с голубикой, и они со смехом припомнили, как питались голубикой в лесу, когда заблудились. Другой раз, поедая печенье, Северус подколол девочку рассказом о том, как она, учась готовить, скармливала ему первые «кулинарные шедевры». Он удивился, признав, что они все были вполне съедобны и даже вкусны, за что слегка получил книжкой по макушке. Лили не решилась сказать, что кормила его нарочно: в то лето он жил в шалаше, в лесу, и ходил совсем голодный.

Её умилял его неуверенный тихий смех и темные круги усталости под вечно запавшими глазами, и хотелось как можно дольше сохранить хрупкий покой, воцарившийся в их отношениях. Поэтому она больше ни о чем не спрашивала и ни за что не ругала его: интуиция подсказывала, что сейчас совсем не время, лучше сделать что-то хорошее, чтобы запомнилось надолго. И Лили приносила Северусу горький кофе и мягко заставляла встать с каменного пола, на который он запросто мог усесться, зачитавшись.

Однажды, в особенно сентиментальном настроении, Лили даже предложила ему скрепить дружбу кровью. Сев рассеянно буркнул: «Угу», не отрываясь от фолианта по теории боевых заклинаний, но когда Лили сбегала за бритвой и уже примеривалась чиркнуть по запястью, вскочил, отнял лезвие и заорал на нее благим матом. Лили спокойно его выслушала, рассмеялась и обняла, прильнув всем телом, ощущая, как бешено колотится его сердце. Сев долго вздрагивал, машинально водя руками по её волосам.

Уже наступил апрель, когда по делу о покушении на Бартемиуса Крауча стали известны первые результаты расследования. Круг подозреваемых наконец был очерчен: Антонин Долохов – человек с длинной темной биографией, Джимбо Джагсон – чиновник, пару лет назад вышибленный из Министерства за взяточничество, а также братья Лестрейнджи – Родольфус и Рабастан, а также Огастес Гиббон – бывший загонщик «Пушек Педдл». По иронии судьбы, жена Родольфуса Лестрейнджа приходилась двоюродной сестрой Сириусу Блэку: это была та самая старшая из его кузин, о которой говорили, будто она стала Пожирательницей смерти.

– Не думаю, что она участвовала в этом деле, – рассуждал Сириус. – Мозгов у нее немного. Не удивлюсь, если она при Сами-Знаете-Ком штатный палач, и не завидую её жертвам. Кровожадность кузины Беллы не знает границ. А вообще мне смешно. Родольфус верно служит Темному Лорду, а ведь у самого… хм… рога.

К середине апреля пришла первая радостная новость: Гиббон был схвачен, притом арестовал его лично Аластор Грюм. Гриффиндорцы отмечали этот арест, как победу в квиддичном матче. Джеймс Поттер на радостях чмокнул Лили в губы, тут же извинившись, что не сдержался.

– А вообще, Эванс, раз уж мы с тобой поцеловались, может, сходим в эти выходные в Хогсмид?

Лили прижимала к губам пальцы – ей казалось, рот горит.

– Мне… В выходные мне надо заниматься.

– С Нюнчиком? – нехорошая тень мелькнула в глазах Джеймса, но девочка убедила себя, что ей показалось.

– А хоть бы и с ним. Поттер, тебе-то какое дело, с кем я? Может, я с тобой идти просто не хочу?

– Уважаю твое желание, Эванс, – раздельно проговорил он. – Если оно действительно твое.

========== Глава 37. Семьдесят восьмой раз ==========

Подготовка к СОВ забила май: в этом году в любимом месяце Лили почти не бывала на прогулке. Она ходила с больными, слезящимися от недосыпа глазами, ссутулившись – не было сил держать осанку, и то и дело дотрагивалась до головы, которая, как ей казалось, распухла, увеличившись раза в два. Северус, шафранно-желтый лицом, с черными кругами, напоминавшими уже внушительные синяки, с костлявыми руками был разительно похож на инфернала из учебника по ЗоТИ. Пару раз он засыпал на ходу и врезался в углы или колонны.

Остальные держались не лучше. В спальне девочек не закрывалось окно: Мери каждые пять минут кричала, что голова у нее точно лопнет, и высовывалась дышать свежим воздухом. Марлин, наоборот, раскуривала ароматические палочки, издававшие сильный приторный запах: якобы это должно было помочь не то расслабиться, не то сосредоточиться. На деле это помогало только не спать ночью и чувствовать легкую тошноту днем, поэтому за вечно распахнутое окно Лили была Мери очень благодарна. Алиса, затарившись на кухне бутербродами и залив в бутылку тыквенного сока, окапывалась в библиотеке, покуда ближе к отбою усталая и раздраженная мадам Пинс не выгоняла её взашей. То из спальни мальчиков, то из гостиной доносилось бормотание Ремуса Люпина: он читал учебник вслух себе и Петтигрю. И только Джеймс и Сириус, под настроение беря книжку и тут же отшвыривая, в свое удовольствие гоняли над квиддичным полем, бегали в то в Хогсмид, то в Запретный лес и устраивали дуэли во дворе. Сириус, сверх того, успевал обниматься по углам с Изабель Крейл. Джеймс попробовал было в начале мая подкатить к Лили, снова позвав её в Хогсмид, но она замахнулась на него книжкой, издав вопль, достойный банши, и Поттер быстро ретировался.

Лили так устала, что почти не чувствовала волнения – и, вероятно, потому смогла, когда экзамены наконец начались, хладнокровно выкладывать на каждом из низ все, что удалось запомнить. Благополучно миновал экзамен по Зельеварению, затем Заклинания прошли вполне спокойно. В среду студенты должны были сдавать СОВ по ЗоТИ: утром – теория письменно, после обеда – практика.

Лили в окружении подруг вышла во двор, подставила лицо летнему солнцу. Тело млело от жары, разум блаженно молчал, кажется, выдохнувшись на сегодня. Ей предстоял еще один рывок, практическая часть, но то будет после обеда. А до самого обеда оставался час. Можно как следует прогуляться, впервые, пожалуй, за много дней.

– Не так уж много предметов осталось, – пробормотала она, утешая себя. – Минус зельеварение, минус заклинания, и ЗоТИ, считайте, минус…

– Да, и всего-то еще трансфигурация, травология, астрономия, уход за магическими существами и прорицания, – поддела её Марлин.

– А у меня нумерология и древние руны, – напомнила Алиса.

– Так сама виновата, зачем ты их брала? – Мери дернула плечами. – А вообще прорицания – это действительно ерунда. Ну посмотрим друг другу на ладони, нагадаем богатых женихов и долгую жизнь…

– И получим по Троллю, – закончила Марлин. Девчонки прыснули. Мери на секунду набычилась, но предложила:

– Слушайте, давайте на Озеро пойдем? Ноги хоть помочим. А то у меня спарились совсем в этих чулках дурацких. Да, кажись, и наши уже все там.

Точно, пятикурсники норовили занять любое место в маломальском тенечке. Там и тут на траве чернели мантии и белели рубашки. Девчонки заметили Мародеров и помахали им. Джеймс, взъерошив волосы, вытащил из кармана что-то маленькое, золотом блеснувшее на солнце.

– Ого! – присвистнула Мери. – Поттер снитч стащил.

Джеймс с необыкновенной ловкостью принялся играть снитчем, но Лили не хотелось сейчас смотреть на него. Сбросив туфли и гольфы, она поболтала ногами в воде, обулась и растянулась на траве, закрыв глаза. Зеленый шум буковых крон убаюкивал, она не знала, сколько прошло времени, и не сразу отделила от шелеста листьев и пения птиц смешки и выкрики, доносившиеся на некотором расстоянии.

– Эй, Лили, – Мери растормошила её. – Лили, гляди-ка, что Поттер с Блэком творят!

Сердце отчего-то холодно сжалось. Лили открыла глаза и села, поглядев ту сторону, куда уже смотрели Мери, Марлин и распахнувшая глаза Алиса.

В нескольких футах от нее собралась толпа вокруг Джеймса и Сириуса. Рядом, хихикая, вертелся Петтигрю, Пенни-Черри хохотала и хлопала в ладоши, чуть не подпрыгивая, а на траве лежал Северус. Изо рта у него шла мыльная пена, и он кашлял, задыхаясь. Алиса, подрагивая лицом, отступила на пару шагов и бросилась бежать. Лили вскочила и выкрикнула:

– Оставьте его в покое!

– Что, Эванс?

От глубокого, мелодичного голоса Джеймса внутри что-то сладостно сжалось, тело омыло теплой волной, и в груди, а потом в животе стало сладко. Лили с трудом преодолела себя.

– Оставьте его в покое, – повторила Лили. Она не знала, за что злится на Джеймса в ту минуту – за очередное издевательство над Северусом или за то, что от его голоса тело тает, как свеча на огне.

– Ну, – сказал Поттер с видом человека, серьезно обдумывающего заданный ему вопрос. – Пожалуй, все дело в самом факте его существования, если ты понимаешь, о чем я…

Все вокруг прыснули, как будто это была замечательная острота. Лили почувствовала, как дрожат плечи.

– Считаешь себя остроумным, – холодно сказала она. – А на самом деле ты просто хвастун и задира, Поттер. Оставь его в покое, ясно?

– Оставлю, если ты согласишься погулять со мной, Эванс, – быстро откликнулся Джеймс. – Давай…Давай прогуляемся, и я больше никогда в жизни не направлю на Нюнчика свою волшебную палочку.