Текст книги "Двадцать один год (СИ)"

Автор книги: Мелания Кинешемцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 37 страниц)

– Но… Почему же?

Роза немного помялась.

– Видишь ли, ты стала взрослой, и ты очень красива.

Лили украдкой оглядела свою маленькую точеную фигурку.

– Мама, ты преувеличиваешь. Но если и так, что с того?

Мать сильно покраснела, затеребила пальцы.

– Понимаешь, я ведь вижу… Вижу, как мужчины смотрят на тебя на улице, как обращаются с тобой. Ты будишь в них… Дурные мысли.

Какие мысли мать имеет в виду, Лили благодаря чтению романов могла догадаться. Но, право же…

– А при чем тут Северус?

– Но ведь он тоже мужчина! – мама развела руками.

– Он?

Назвать мужчиной Сева, привычного и равнодушного ко всему, кроме зелий и темной магии, который до сих пор не обращал внимания ни на одну из девочек – а уж тем более побояться, что у него могут быть «дурные мысли» в отношении поднадоевшей подруги детства! Большей нелепицы Лили представить не могла. Она рассмеялась, а мама глядела грустно и строго, но просьбу свою повторять не стала, только пробормотала, что Северус все-таки груб и, кажется, жесток – кто знает, что у него на уме.

Неделю спустя произошел случай, о котором Лили после никому не рассказала, но и для себя не смогла объяснить. Они, как обычно, купались в лесном озере; Северус устал и вылез на берег, а Лили еще поплескалась в воде, но вскоре ей стало скучно. И вот, выходя из воды, она заметила, что Северус очень странно смотрит на нее.

Так он никогда не смотрел прежде. Взгляд долгий, завороженный и остро голодный, отрешенный и до того тяжелый, что ощущался физически. Лили остановилась, ей захотелось прикрыться. А друг все не шевелился, глядя в упор.

– Сев! – громко позвала она. Он вздрогнул, будто просыпаясь. – Сев, на мне пиявка?

– А? что? Нет, никакой пиявки… – пробормотал он.

– Что же ты на меня так смотришь?

– Как? – он залился краской. Лили подошла, опустилась на старенькое покрывало рядом с ним и стала пристально рассматривать его костлявые ключицы и впалую грудь. Северус неловко отодвинулся, запыхтел и торопливо набросил рубашку.

… В августе уехала из дому Петуния. Она собиралась поступить на курсы печати в Лондоне; остановиться планировала у двоюродной тетки по отцу, а там – как Бог пошлет. Отпустили её без скандала – хотя, может быть, она давно хотела дать волю обидам, но такого случая ей не предоставили. Провожали достойно и тихо. На вокзале Туни, кутавшуюся в жакет и слегка моргавшую сухими глазами, обняли поочередно мать, сестра и отец – но постороннему бы показалось, что это провожают дальнюю, мало кому интересную родственницу, приезжавшую погостить на несколько дней. Когда поезд отбыл и Эвансы вернулись в дом, они не признались друг другу, но каждый в душе почувствовал, как стало легче дышаться.

========== Глава 33. Скверные шутки ==========

Осень выдалась необыкновенно теплая, золотистая, с ясным воздухом, с мягким солнцем. Лили обходила вагон, в душе немного радуясь, что может на законных основаниях не торчать всю дорогу с Северусом: летом сова, немало напугавшая маму и насмешившая отца, принесла ей значок старосты. Уже когда они сели в поезд, выяснилось, что напарником её будет Ремус Люпин.

Когда последний, постучавшись, заглянул в купе и сообщил, что пора бы сделать обход, Лили поразилась злобному взгляду, который метнул в него Северус. Она еще могла понять ненависть друга к яркому, шебутному Джеймсу или красавцу Сириусу – ненависть, наверняка сдобренную изрядной долей зависти. Но как можно было держать зло на Ремуса – доброго, кроткого, всегда готового помощь слабому или простить обидчика? Право же, в компании с ним было куда приятнее, чем с колючим Севом. И Лили, в отместку другу, послала Люпину самую теплую улыбку, прежде чем выйти с ним.

– Что слышно в волшебном мире? – Лили мотнула головой, откидывая длинные распущенные волосы, и проигнорировала взгляд Люпина, перед которым будто бы циркачка совершила смертельный номер.

– Двоих, замешанных в деле Эдварда Сполдинга, удалось вычислить. Это Уилкис и Розье.

Девочка пожала плечами: что ж, недаром об этих слизеринцах в последний год их учебы ходили самые скверные слухи.

– Их схватили?

– Нет, им удалось улизнуть в последний момент, да еще ранить двух авроров. Говорят, Аластор Грюм в ярости. Погибшие были его любимцами. Теперь для него найти Розье и Уилкиса –дело чести.

В тамбуре им встретились хаффлпаффцы – Мэрион Риверс и Арчибальд Уизерби, мальчик небольших способностей, но безумно старательный. Он так себя загонял, что то и дело попадал в Больничное крыло с головной болью или кровотечением из носа. И вот наконец его старания получили первую награду: на его мантии, как и на мантии Мэрион, поблескивал значок старосты. Гриффиндорцы раскланялись с обоими и продолжили путь.

– А кто стал старостами на Рейвенкло и, – Лили поморщилась, – на Слизерине, ты не в курсе?

– На Рейвенкло Мелани Эрроуз и Джон Долиш…

«Спасибо, что не Бертрам Обри».

– А на Слизерине Летиция Гэмп и Энтони Гринграсс.

Лили раздраженно передернула плечами. Против Энтони Гринграсса она почти ничего не имела: по словам Мародеров, он был «нейтрален, как Швейцария» – только раздражал его высокомерный вид. Но Летиция после подслушанного в феврале разговора стала ей отвратительна – правда, столь же отвратительны были остальные слизеринки. Не лучше, в конце концов, если бы старостой назначили Эльзу Смит.

Тем временем Люпин, немного помявшись, пробормотал, что её подруги вместе с его друзьями собрались в одном купе, где Джеймс угощает всех отменным пирогом с патокой. Лили ужасно хотелось сладкого, но гордость не позволила бы взять у Джеймса лишнее, когда и так обязана ему. Отговорившись, что её заждался Северус, девочка поспешила вернуться, почти не заметив огорченного вида Люпина.

…На перроне в Хогсмиде случился неприятный инцидент. Сев, спокойно шедший рядом с Лили, вдруг взмыл в воздух вверх тормашками, выронив от неожиданности её сумку, которую, как обычно, нес. Девочка быстро оглянулась: ну конечно! Поттер ехидно ухмылялся под одобрительные смешки. Между тем вокруг Лили и упавших сумок начала собираться толпа любопытных. Напрасно встречавший первокурсников Хагрид кричал, чтобы малышам дали пройти.

Лили разозлилась на себя: она знала контрзаклятие, но так и не удосужилась освоить невербальное произнесение. Ей казалось, что ни к чему торопиться: они успеют пойти все, что полагается, в нужнее сроки. И вот пожалуйста. Но продолжать стоять здесь, рядом с Северусом, висящим вниз головой – из его вспотевшей и скользкой ладони выскользнула палочка – тоже было невозможно. Может, все-таки пробовать? «Либеракорпус!» – подумала девочка, наведя палочку на друга. Тот, к удовольствию толпы, рухнул на бетонную платформу. Лили помогла ему побыстрей подняться, подхватила сумки и потащила за собой.

Уже в повозке она заметила, что друг сидит, сгорбившись, точно больная птица, и нервно крутит лямки сумок, которые перед тем, как усесться, молча отобрал у нее. Тронула за плечо:

– Сев, что с тобой?

– Что со мной? – он взорвался. – Что со мной? Ты меня опозорила на всю школу! Теперь все будут говорить, что за меня заступается девчонка! Зачем было соваться?

– Было бы лучше, если бы ты остался там висеть? – Лили побледнела, так стало больно. – Где были твои приятели? Что-то не торопились тебя выручать? А ты, видно, так презираешь меня, что стыдишься моей помощи? Презираешь за то, что я девчонка?

– Нет, что ты, – он резко сбавил тон и сам побледнел пуще нее. Ехавшие с ними незнакомые хаффлпаффки перемигивались, но он и не замечал. – Я… я совсем не то хотел сказать. Просто… Это нехорошо, когда девчонка заступается за парня.

– Почему? Вам же за нас заступаться можно! А у нас, по-твоему, нет сердца и совести? Мы должны проходить мимо человека, которому нужна помочь, только потому, что он парень?

– Но он не рад будет вашей помощи, пойми. Подумай о его гордости.

– Вот-вот. А мы будем рады пройти мимо, да? О своей гордости нам надо забыть. Пойми, не помочь кому-то – унижение для любого человека, мужчина эта или женщина. Да, унижение, потому что оно выставляет равнодушным, или бессовестным, или трусом. Или у женщины гордости и чувства долга быть не должно?

Северус вздохнул.

– Хорошо. За других заступайся, сколько хочешь. Только за меня, пожалуйста, не надо.

– Ты не указ мне. Я буду заступаться, за кого хочу. Я не собираюсь из-за твоей гордыни чувствовать себя подлой трусихой. Может, ты судишь по своим слизеринкам, считаешь, что девочке нормально вести себя, как вареный овощ. Но я, извини, не такая.

Доехали молча: оба слишком обиделись друг на друга.

На распределении Лили, только успевавшей приветствовать новых гриффиндорцев, запомнились нетерпеливо оглядывающиеся Эммелина и её братья: они искали глазами Маделайн, свою младшенькую, худенькую тихую девочку с длинной русой косой. Фамилия Вэнс была ближе к концу списка, и они изволновались, покуда ждали её. Их тревога оказалась не напрасной: Шляпа отправила девочку не на Гриффиндор, а на Хаффлпафф, причем без колебаний. Братья разочарованно вздохнули, у Эммелины с досады выступили на скулах красные пятна.

– Этого следовало ожидать, – проговорила она дрожащим голосом. – Она самая серенькая из нас и слишком мягкосердечна к тому же. В августе я её поймала на том, что она скармливала нашему ублюдку половину своих порций. Отец высек бы её, но я ничего ему не сказала, сама дала пару затрещин. Теперь жалею, что не сказала.

– Да ладно, – хлопнула её по руке Мери. – Не на Слизерин же. Барсучки – хорошие ребята.

Эммелина грустно кивнула, глядя, как Мэрион усаживает съежившуюся от страха Маделайн рядом с собой и пододвигает ей тарелку с шарлоткой.

Своим чередом пошли занятия и часы отдыха. Профессор Флитвик вел теперь и ЗоТИ, и заклинания: аврорат после увольнения Оули разорвал сотрудничество с Хогвартсом, а нового преподавателя найти не успели. Впрочем, маленький профессор объяснял хорошо, к требованиям его студенты уже привыкли, и если бы не жалость к карлику, которому наверняка сложно было управляться с двумя предметами разом, Лили не желала бы ничего другого.

Бойкот Алисы кончился – точнее, про него за лето подзабыли, и теперь он угас. Конечно, общаться с ней отвыкли, да и она пока дичилась прежних товарищей. С Фрэнком у них, кажется, случилось вечером после приезда долгое и тяжелое объяснение на Астрономической башне, но закончилось оно, если верить Пенни-Черри, поцелуем. Да если и не верить, все же они, как прежде, ходили парой в Большой зал, в библиотеку и в Хогсмид, и словно не вспоминали те месяцы, когда ему было стыдно общаться с ней.

Сириус тоже вроде бы успокоился, перестал красоваться перед Эльзой и нашел себе совсем уж неожиданную подружку – Нелли Гамильтон, которой едва исполнилось четырнадцать лет. Малышка Нелли, ошарашенная счастьем, свысока поглядывала на ровесниц, товарищи дивились ей и невольно смущались чего-то, а Марлин злилась, но не на Нелли – опять же на Эльзу.

– Как вы не понимаете, – она нервно ходила вдоль стен спальни, пока Лили и Мери сочувственно молчали. – Ему не нужна, ему не может быть нужна глупая соплячка. Он гуляет с ней напоказ, он дразнит слизеринскую гадюку. О нет, Нелли можно только пожалеть. Ей еще горько придется, горше, чем мне теперь. Но Эльза… – она остановилась. – Эльза ответит. Заплатит за все.

– Что ты хочешь сделать? – тихо спросила Алиса.

– Ничего, – Марлин вскинула брови. – Ничего. Сотрясаю воздух угрозами. Не обращай внимания. Я же ревную, в конце концов.

Мери мрачно подперла кулаком подбородок. Должно быть, она не поверила, что Марлин тратит слова впустую. Да и Лили не поверила, но ей пора идти патрулировать коридоры. Сегодня она шла дозором одна: Люпин опять болел. Но, конечно, её пришел сопровождать Северус – как будто в стенах Хогвартса ей что-то грозило.

– А твой напарник опять заболел? – фыркнул Сев, вышагивая рядом.

Лили кивнула, подавляя неприязнь. Тон, которым друг говорил о приболевшем Ремусе, коробил её.

– И опять в полнолуние… Каждый месяц, в полнолуние, он заболевает… Крайне интересно.

– Тебе интересно? Мне – нет, – она поджала губы.

– Что ж, зря. Я видел, как его приятели ночью несколько раз уходили из Хогвартса. Есть у них какая-то особая карта… Что они забыли ночью на лугах или в Запретном лесу, а?

– А что забыл ты? – у Лили дыхание перехватило. – Какой же ты лицемер! И подлец. Таскаешься за ними, вынюхиваешь… Жить спокойно не можешь от зависти, что Джеймс стал капитаном квиддичной команды? Или оттого, что не сумел как следует им отомстить за шутки?

– Да причем тут квиддич? – черные глаза Северуса распахнулись. – Ты же знаешь, мне эта игра до лампочки. Но они что-то замышляют. А Люпин пять лет заболевает ровно в полнолуние! Ну вдумайся!

– Во что вдумываться? В то, что ты роешь яму человеку, который в десять раз лучше тебя?

– Человека? – у Сева вспыхнул нездоровый румянец. – Да он оборотень, Лили! Он зверь, кровожадная тварь, и он живет в одних комнатах с тобой! А я не хочу, чтобы с тобой стало то же, что с дочерью Олливандера!

Лили вздрогнула. Её почудились носилки, застывшая толпа и воющий парень, сдернувший забрызганное кровью покрывало. И то, что лежало на носилках, чего она не увидела, но могла представить по рассказам сокурсников. И Северус серьезно считает, что на то же способен добряк Люпин?

– Не смеши. Он болен, да…

– Ликантропией.

– Прекрати. Он хороший человек, и я не желаю выслушивать разные домыслы. Если ты пошутил, эта шутка скверная. Сменим тему.

Месяц после этого разговора словно кто-то объявил месяцем скверных шуток. Началось с того, что Мортимер Мальсибер в библиотеке попытался наложить на Мери Амор Обедиенди – заклинание, заставляющее девушку выполнять любые желания мужчины. Она успела среагировать, обезоружила слизеринца и больно расквасила ему нос. Мадам Пинс подняла скандал, с Гриффиндора вычли двадцать баллов, Мери пригрозили отлучить от библиотеки. Её жалобам на слизеринца не поверили, а он, утирая кровавые сопли, грозился отомстить.

– Да как же, отомстит, Казанова недоделанный, – фыркала Мери в спальне. – Видать, с девчонками совсем худо, раз уж к заклинаниям стал прибегать.

– Боюсь, он только опробовал его на тебе, – сомневалась Марлин. – Ты мишень неудачная, но он найдет покладистую.

И точно: три дня спустя Мальсибер тискал в нише белокурую хаффлпаффочку Зои Макмиллан. Девочка проявляла странную покорность: раньше отличавшаяся скромностью, она не возражала, когда он по-взрослому целовал её или гладил её небольшую ладную грудь.

– Каков подлец! – возмущались гриффиндорки между собой. – Хоть бы его проучил кто!

Но двое, которые действительно могли бы его проучить, были заняты совсем не тем. Джеймсу Поттеру, с тех пор, как его назначили капитаном, слава совершенно вскружила голову. Он прогуливал занятия, лопал в пустых классах медовуху, украденную в Хогсмиде, насылал заклятия в коридоре на первых встречных. Сириус от него не отставал. С ними рядом, кроме молчаливого Ремуса и радовавшегося каждой шутке Питера, вертелись Нелли Гамильтон и Пенни-Черри, причем если Нелли, не смея возражать, иногда все-таки смущалась и убегала, то Пенни неизменно восхищалась и хлопала в ладоши при виде ли огромного бокала, который Джеймс выпил залпом, или первокурсника-слизеринца, на которого наслали Риктумсемпру.

Поведение Джеймса ранило и раздражало Лили; она не знала толком, почему, но ей отчаянно хотелось, чтобы Поттер прекратил дурачиться, чтобы он снова стал тем мирным и честным парнем, каким она его запомнила в конце прошлого года. Она вновь стала с ним ругаться, злилась, когда он начинал заигрывать, а Мери и Марлин в спальне потом беззлобно отчитывали её.

– Слушай, за кого ты переживаешь? За своего змееныша? За его приятелей? С ними, поверь, ничего не случится, если они и выплюнут пару лишних слизняков, – смеялась Марлин. – Лучше вспомни, что он уже для тебя сделал.

– Да перебесится твой Джеймс, – убеждала Мери. – Перебесится и прежний будет, еще лучше. Возраст такой у него, дурной. Уж потерпи.

…В воскресение Лили разбудили непозволительно рано. Мери тормошила её за плечи, толкала в бок. Лили наконец разлепила веки. Мери нависала над ней в халатике, Алиса на соседней кровати только еще приподнялась на локтях, сонно моргая. Марлин не было.

– Она с Нелли, – ответила Макдональд на немой вопрос подруги. – У малявки наглости хватило в нашу спальню прибежать. Видно, от волнения крышу снесло. Короче, Мародеры у директора.

– Почему? Что опять?

– А их, похоже, опять накажут за доброе дело! Джеймс ночью твоего змееныша, который вне Хогвартса шатался неизвестно зачем, спас от какого-то чудища. Притащили его в школу вместе с Сириусом, да вот на Филча напоролись. Вот пусть твой Нюниус теперь только попробует на них хвост задрать! – Мери гневно рассекла кулаком воздух.

В голове Лили складывались и рассыпались картинки калейдоскопа. Северус шатался ночью… Мародеры поблизости… Чудище… А Люпин опять болен. Опять. И вчера было полнолуние.

========== Глава 34. Ревность ==========

Марлин они нашли в гостиной – она отпаивала какао с молоком Нелли Гамильтон. Последняя – разрумянившаяся, с блестящими глазами, с растрепанным кудрявым “конским хвостиком” – была ничуть не расстроена, скорее очень возбуждена. Она незамедлительно повторила Лили и полусонной Алисе то, о чем Мери и Марлин, по-видимому, было уже известно.

– Мы с Сириусом загулялись до самой ночи. Он беспокоился, что друзья его заждались, мы спустились к выходу из школы, где они должны были собраться. Сириус весь день был такой странный, все усмехался не пойми, чему – как будто он, знаете, опыт какой провел. Ну вот, его там ждали Джеймс и Питер. А он, видно, про меня забыл да сразу им и говорит: мол, знаете, что Нюнчик больше не захочет шпионить за нами? Я ему сказал, на какой сучок нажать. Бред, правда?

– Он сумасшедший, – вздохнула Марлин с восхищением и болью.

– Ну вот, а Джеймс переменился в лице, да как заорет на него! “Вы ж, – кричит, – оба с Ремом теперь покойники! Что ты натворил!” И выбежал бегом.

“С Ремом?” – Лили подавила дрожь. Мозаика беспощадно складывалась.

– Ну, Сириус постоял секунду, да и за ним, и Питер с ними. Я так ничего и не поняла, но любопытно же. Я их долго ждала, хотя волновалась ужасно: вдруг на меня наткнется Филч? Наконец двери открываются, они втаскивают Нюниуса – он, кажется, ногу подвернул, идти не мог. Ну, ругают последними словами. И тут Филч со своим котом. Я в самый уголок вжалась, так он меня не заметил, а их повел к Макгонагалл. А она, наверное, директора разбудила. Девчонки, я все-таки не понимаю, что там был за сучок?

– В глазу чужом там сучок был, – болезненно усмехнулась Марлин.

– То есть это как?

– А так, что башку не забивай, а, – посоветовала Мери. – Перебаламутила нас тут всех, а толку что? Да язык-то держи за зубами, никому не треплись, особенно Пенни-Черри.

– Почему? Если Джеймс – герой, она будет только рада…

– Ага, а Сириуса подставишь. Говорю тебе, не треплись, а то башку проломлю.

Алиса молча ушла на кухню, пообещав принести остальным кофе и тосты с джемом. Нелли обиженно притихла. Мери уселась на подоконник, скрестив руки на груди и играя пальцами по локтям. Марлин бродила по гостиной. Лили боялась взглянуть на подруг: ей казалось, они одновременно поняли то же, что и она, и для каждой это значило свое.

Рем – оборотень. Северус был прав, но у кого язык повернется назвать Люпина кровожадной тварью? Бедняжка, как он жил все эти годы, среди чужих подозрений и собственных мучений, которые не отменить? Теперь понятно, отчего его так глубоко поразила смерть Кристины Олливандер. Он воочию увидел, на что способны ему подобные.

А какие молодцы – остальные ребята! Наверняка знали все, знали давно, и не бросали, поддерживали, как могли. А уж Джеймс… Лили счастливо улыбнулась. Джеймс не подвел. Ради друзей он спасет и врага.

Алиса вернулась тостами и кофе. Перекусили в понимающем молчании. Не дожидаясь мальчишек, умылись, переоделись и ушли из факультетских комнат.

…Джеймс и Сириус появились за завтраком. Глядя, как Поттер походя клеит светящуюся липучку на спину какому-то хаффлпаффцу, а потом с наглой ухмылкой отнекивается перед Риверс, прибежавшей его отчитывать, Лили поморщилась от разочарования. Ну почему – она уже это поняла – честный и добрый человек, верный друг, открытая и щедрая душа так упорно натягивает на себя маску развязной глупости! К чему эта рисовка, фиглярство? Неужели сложно быть тем, кто ты есть?

Да еще Северус навязался. Позвал гулять – подлечили, видно, подвернутую ногу. Обошли вокруг замка. Нашлось, что обсудить: Мальсибер утром явился в Большой зал под ручку не с Зои Макмиллан, а с черноволосой рейвенкловкой Кристал Хобхауз. Лили была так раздражена присутствием Северуса, что на сей раз, не стесняясь в выражениях, высказала все, что думает о каждом из его друзей. Сев отбивался сначала вяло, но постепенно распалился.

– Я-то думал, мы друзья, – горько вырвалось у него. – Лучшие друзья.

– Мы и есть друзья, Сев, но мне не нравятся люди, с которыми ты связался. Прости, но я не выношу Эйвери и Мальсибера. Мальсибер! Ну что ты в нем нашел, Сев? Он же подонок! Ты знаешь, что он недавно пытался сделать с Мэри Макдональд?

Дошли до колонны. Лили обернулась, прислонилась к ней, глядя другу в лицо.

– Да ерунда это, – Северус отмахнулся. – Он хотел просто посмеяться, и все…

– Это Темная магия, и если ты считаешь, что это смешно…

– Ну а то, чем занимаются Поттер и его дружки? – его впалые щеки слабо вспыхнули.

Лили сжала губы: омерзение поднималось сокрушительной волной. Стало быть, и спасения жизни мало, чтобы Северус перестал ненавидеть Джеймса. Что за свинья все-таки.

– При чем тут Поттер? – она постаралась, чтобы голос не дрожал.

– Они где-то шляются по ночам. И с Люпином этим что-то странное творится. Куда это он постоянно пропадает? – ну вот, опять началось. Когда же он угомонится?

– Он болен, – заученно повторила Лили. – Он очень болен.

– Ага, заболевает каждый месяц в день полнолуния?

– Я знаю твою теорию, – она едва сдерживалась. – Но почему это тебя так волнует? Тебе-то какое дело, чем они занимаются по ночам?

– Я просто хочу показать тебе, что не такие уж они замечательные, какими их, похоже, все считают.

Лили почувствовала, как лицо заливает краска. “Не такие замечательные? Господи, да кто бы говорил? Способен ли ты хоть на йоту над собой приподняться? Нет же, надо только гадить на тех, кто лучше тебя…”

– По крайней мере они не применяют Темную магию, – девочка понизила голос. Все-таки она должна сказать, но ни к чему, чтобы слышали посторонние. – А ты просто неблагодарный. Я знаю, что случилось прошлой ночью. Ты полез в тот туннель под Гремучей ивой, и Джеймс Поттер спас тебя от того, что там подстерегало…

По лицу Северуса пробежала сильная судорога. Затрясшись, захлебнувшись, он выкрикнул:

– Спас? Спас? Думаешь, он разыгрывал героя? Он спасал свою шею и своих друзей! Ты ведь не… Я… Я тебе не позволю…

– Не позволишь? Мне? – Лили сузила глаза. Ей захотелось чем-нибудь его треснуть. Вот еще собственник нашелся!

– Я не то хотел сказать…– Сев мгновенно притих. – Просто я не желаю, чтобы тебя дурачили… Он за тобой увивается, Джеймс Поттер за тобой увивается! – обида слишком захватила его, и он сам не понимал, кажется, что несет. – А он вовсе не то… что все думают… чемпион по квиддичу…

Лили все выше и выше подымала брови. Северус вел себя, как ребенок, у которого отбирают любимую игрушку. Невольно ей вспомнился день, когда она увидела его в первый раз – день похорон миссис Файрес. У него был такой же несчастный, полный отчаяния взгляд… И белые хлопья вместе с землей сыпались в свежую могилу. “Неужели Сев тоже меня ревнует? Почему? Я что, нравлюсь ему? Глупо… На что он рассчитывает? Он, признаться, просто смешон. Но если ревнует, то может и…”

– Я знаю, что Джеймс Поттер – безмозглый задавака, – ответила она скорее машинально, но резко. – Можешь не трудиться мне это объяснять. Но юмор Мальсибера и Эйвери – это безобразие. Безобразие, Сев. Не понимаю, как ты можешь с ними дружить!

Как ему мало надо для счастья! Выпрямился, походка упругая. Насколько может ослепить ненависть к человеку – ненависть, выжигающая в душе все доброе, даже благодарность. “Но неужели я в самом деле нравлюсь ему? Зачем он мне нужен? Что с этим делать?” Чувствуя растерянность и усталость, Лили решила по возможности свести общение с Северусом к минимуму.

Марлин оказалась права, когда предсказывала, что Нелли с Сириусом еще наплачется. В Хэллоуин Нелли еще танцевала с ним на вечеринке, устроенной в гостиной Гриффиндора – а два дня спустя уже плакала у потухшего камина. Дело было вот в чем.

Эльза Смит в открытую нацелилась на то, чтобы поймать в свои сети Энтони Гринграсса. Среди слизеринцев своего курса он считался самым завидным женихом: происходивший из богатой чистокровной семьи с репутацией, не омраченной ни малейшим скандалом, он был умен, прекрасно воспитан, красив и поведением отличался крайне благоразумным. Он никогда не входил в десятку лучших по успеваемости, но был неизменно близок к ней, а профессор Слизнорт, очевидно, считал его столь перспективным и способным в определенных областях, что пригласил в свой клуб уже на третьем курсе.

Из этого можно понять, что Эльза на сей раз цели ставила перед собой куда более серьезные. Ей не нужен был очередной воздыхатель, готовый ради её каприза прыгнуть с Астрономической башни. Она искала жениха. К общему удивлению, Энтони остался к ней равнодушен.

Эльза, похоже, разозлилась, хоть и не показала и виду. Она демонстративно подарила внимание поочередно бывшим поклонникам – за исключением Мальсибера, занятого Кристал Хобхауз. Сначала Оливеру Монтегю показалось, что над землей вновь взошло солнце; затем Эйвери, кусачий лисенок, неделю бегал рядом с покровительницей. И с Сириусом-то Эльза пикировалась пару раз, не обращая внимание на присутствие Нелли. И язвила-то Энтони, едва он подсаживался, перемежая остроты с комплиментами. Но ему, похоже, было все равно.

Наконец он как будто стал сдаваться. Слизнорт в клубе также организовал вечеринку в честь Хэллоуина, и там Энтони и Эльза танцевали вместе. На следующий день, одними из первых войдя в Большой зал на завтрак, они очень мило обсуждали новую статью Абракаса Малфоя, направленную против действий Крауча (правда, через реплику гриффиндорцам, слышавшим разговор, хотелось их убить). Идя с занятий, Эльза на виду у всех прежних поклонников нежно взялась за согнутый локоть Гринграсса.

Этого Сириус стерпеть не мог. В Большом зале он подошел к Энтони и публично вызвал его на дуэль. Гринграсс не позволил себе отказаться.

По настоянию Блэка, дуэль сразу и состоялась. Оба вышли во двор – за ними гуртом высыпали любопытные – перехватили палочки, поклонились. Джеймс – видно, у Мародеров заранее все было условлено – подал знак, и немедленно противники попытались разоружить друг друга, но оба этого избежали. Сириус бешено нападал, Энтони сосредоточенно отбивался, иногда пользуясь случаем, чтобы пустить в противника заклятие, которое вряд ли должен знать пятикурсник. Лили, застывшая на пороге, заметила, как сбились группкой слизеринцы, как слегка поодаль стоит и с довольной улыбкой наблюдает за дуэлью Эльза, как Электра чуть приоткрыла губки, а Линнет всем видом выражает крайнее недоумение и неодобрение. Гриффиндорцы, разумеется, болели за Сириуса, только Нелли явно была в глубоком шоке, да Марлин смотрела отрешенно, слегка вздернув подбородок. В группке рейвенкловцев, которых, впрочем, пришло меньше, чем остальных, выделялся золотоволосый Гилдерой Локхарт, с комически-надменным видом рассуждавший, что приемы оба используют весьма примитивные, вот он сейчас поступил бы так, и сейчас этак… Локхарт, впрочем, уже ранее обещал однокурсникам, что отыщет Философский камень и станет капитаном сборной по квиддичу, хотя игроком был посредственным.

Дуэль прекратила Макгонагалл, обеспокоенная внезапным побегом с обеда большей части учеников и их долгим отсутствием. Лили заметила, как Эльза скорчила разочарованную гримаску, а по лицу Гринграсса скользнула тень облегчения.

Тем же вечером Сириус Блэк отправился к слизеринским комнатам и каким-то чудом, запугав одного первоклассника, заставил его вывести Эльзу для разговора. Сцена вышла бурная. Блэк кричал, чтобы она прекратила кокетничать, прекратила мучить людей попусту, чтобы определилась с выбором и не давала ложной надежды. Возможно, он надеялся, что на крики выйдет Гринграсс, и прерванная дуэль продолжится – но Энтони явится не изволил. Эльза дала Сириусу пощечину и ушла.

Разумеется, Сириусу по поводу позорящего факультет поведения ничего сказать не посмели, хотя Лили представляла, как смеется над старшим братом Регулус, и с каким удовольствием Северус смакует унижение врага. Точнее узнать она не могла: по данному себе обещанию, с Северусом старалась видеться не чаще, чем в две недели, даже на спаренных со Слизерином занятиях отсела от него. Сев не понимал, за что впал в немилость, и при редких прогулках Лили замечала, как плещется в его глазах горькая обида.

Так вот, утром после визита Сириуса к дверям Слизерина Нелли Гамильтон в гостиной рыдала у холодного камина, а Марлин вытянулась в кресле, чего-то ожидая. Алиса просительно посмотрела на Лили, обе взяли под руки Нелли и повели её умываться, а потом завтракать. Марлин крикнула им вслед, что догонит. Мери и Эммелина еще не показывались: разоспались, видимо.

Возвращаясь с занятий, Лили заметила стрелку на чулке. Проклиная законы магии, по которым нельзя заклинанием штопать одежду, девочка пошарила в сумке, отыскивая лак для ногтей, который подарила летом мама. Добежала до ближайшего туалета. Потянула дверь – та почему-то не открылась.

С благими намерениями школьный туалет запирать не станут, а Лили все-таки староста. Она тихонько прошептала: «Алохомора!» и, стараясь, чтобы петли не скрипели, проскользнула внутрь. Прислушалась. Голоса доносились из-за яда кабинок, как из тумана: кто-то поставил Силенцио, и оно слабело.

– Эмми, слышь, хватит, а! – тонкий голос Мери, тут же чей-то глухой стон. – Прекрати, у тебя что, крышу снесло? Нам её велено проучить, а не покалечить.

– А разве я калечу её? – ласковый голос Эммелины. – Элси, тебе больно? Ах, какая у нас беда с ладошкой! – визг. – А с локтем…

Лили рванулась вперед и выскочила прямо на девчонок, у ног которых лежало хрупкое тело. Рукав измятой мантии в районе локтя продырявлен, ладонь растоптана, лицо в кровоподтеках, золотые волосы испачканы кровью, сочащейся из раны на голове. Только по дорогим туфлям и нежным шелковым чулкам Лили узнала Эльзу Смит.