Текст книги "Тайная история Марии Магдалины"

Автор книги: Маргарет Джордж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 52 страниц)

Глава 17

Перед рассветом, когда небо было еще серым, но уже утратило чернильный цвет ночи, Мария и раввин вышли из дома и вместе направились к синагоге. Улицу затягивал клубящийся утренний туман, скрывавший громаду синагоги, сложенную из черного базальта. Разглядеть ее стены и двор Мария смогла, лишь когда они приблизились к ней почти вплотную.

– Здесь у нас скромное убежище, где находятся те, кто принимает обеты.

Раввин подвел ее к маленькой хижине рядом с главным зданием, разительно отличавшейся от основного строения простотой и отсутствием каких-либо украшений. Ведь люди приходили сюда не за роскошью и всегда по очень серьезному поводу. Внутри Мария обнаружила камышовый коврик, маленький столик, масляную лампу и кувшин с водой.

– Еду тебе будут приносить три раза в день, – сказал раввин Ханина. – Настройся на питание, как в пост: ячменный хлеб, вода, а на Шаббат маленький кусочек сыра и сушеные фрукты. Да, разрешается иметь при себе Тору. Ты умеешь читать?

– Да, – ответила Мария, не зная, как он отнесется к такому ответу.

– Хорошо, – кивнул раввин. – Значит, ты можешь погрузиться в Закон. А на Шаббат у тебя будет возможность слушать службы, хотя тебе ни в коем случае нельзя выходить к молящимся. Уединение все тридцать дней. А уж если и это не поможет, тогда… тебе прилетел удалиться в пустыню. Одной.

Так вот что ждет ее, если эта попытка провалится! Но надо надеяться на лучшее.

Обведя взглядом убогую лачугу, в которой ей предстояло провести целый месяц, Мария прониклась еще большей ненавистью к нечистым духам, которые довели ее до такой жизни. Это из-за них ей придется едва ли не умирать с голоду и трястись из-за каждого своего шага, в страхе нарушить какой-нибудь мелкий, второстепенный пункт Закона Моисеева, Но выбора у нее не было, от демонов следовало избавиться любой ценой.

Первый день назорейства показался самым длинным в ее жизни. В маленькой хижине нечем было заняться, оставалось лишь терзаться, вспоминая свои прегрешения. Правда, к вечеру стало не до того: желудок урчат, требуя пищи. Что же до Закона Моисеева, то он казался Марии путаным набором предписаний, не имеющим к ней никакого отношения. Скажем, в книге Левит подробно расписывалось, что именно должен делать человек, если в его доме завелась плесень, или строго регламентировалась процедура лечения кожных заболеваний. Священнику надлежало взять двух живых чистых птиц, древесину кедра, разбросать пряжу и иссоп,[31]31
  Многолетние сильно пахнущие травы.


[Закрыть] обмакнуть пряжу, дерево и иссоп в птичью кровь… ну и так далее. При всем желании Мария не смогла увидеть здесь связи со своим положением ни в каком отношении, кроме одного – она уяснила, что Господь придает огромное значение мелочам.

В первый вечер она лежала на подстилке, мечтая лишь об одном: поскорее заснуть, чтобы закончился этот томительный день. И даже демоны, словно желая усугубить ее одиночество и зародить сомнения, а не напрасно ли она вообще все это затеяла, не давали о себе знать.

Плетеная камышовая подстилка была жесткой, выданное ей хлипкое одеяло почти не грело: попробуй засни, когда этому препятствуют и голод, и холод одновременно. Голова Марии кружилась, есть хотелось неимоверно.

– О Господь, Бог мой. Царь Вселенной, – взмолилась она. – Помилуй рабу Твою, желающую служить Тебе. Прости, что я жила во грехе и не познала Тебя ранее.

Желудок сжался от голода. Женщине показалось, что ее вот-вот вырвет, хотя рвать было нечем. И почему считается, что это путь к Богу? Он что, нуждается в таком выражении покорности? В таком утверждении Своей власти? Неужели все земное – еда, питье, сон – столь презренно для Него? Или Он требует лишь того, чтобы Его слуги не были слишком привязаны к земным радостям?

Мария пробежала руками по густым волосам, которые ей предстояло сбрить и принести в жертву. И, как ни старалась, не могла отогнать мучивший ее греховный вопрос: зачем Всемогущему Богу ее волосы?

Тридцать дней ползли медленно, наподобие дряхлой черепахи, едва переставляющей ноги. За это время Мария не раз перечитала Пятикнижие Моисеево, постилась на хлебе и воде и долгие часы проводила в молитвах. В Шаббат она слышала, как возносят молитвы в большой синагоге, куда, по слухам, хаживали не только иудеи, но также римляне и другие язычники, интересовавшиеся единобожием, но не решавшиеся перейти в иудейство, а значит, наложить на себя все ограничения, связанные с Законом. Этих людей называли «богобоязненными» и во время службы оттесняли в боковые проходы, но они все равно приходили снова и снова. И опять же Мария не могла не задуматься о том, что правильнее: гнать их или привечать? И нельзя ли усовершенствовать иудаизм, очистив его от устаревших мелочных предписаний, вроде тех насчет плесени, для того, чтобы великое множество людей смогло приобщиться к его нравственным сокровищам?

Наконец наступил долгожданный день. Ее очищение завершилось, обряд был исполнен безукоризненно. Марии позволили покинуть ее убежище и провели в саму синагогу, внутреннее убранство которой – богатую резьбу, полированные бронзовые сосуды и ширму из сандалового дерева перед священными свитками – она увидела впервые. Повсюду царили тишина и порядок, подобающие неуклонному соблюдению Закона, данного Господом Моисею на горе Синай.

Раввин Ханина в богато расшитых одеяниях, поверх которых было накинуто молитвенное покрывало, дожидался ее перед святилищем, в котором хранились священные тексты. Мария увидела, что он пристегнул тфиллин, а в руках у него свиток.

Его сопровождал служитель, моложе его годами, державший поднос с разложенными на нем ритуальными предметами. Он держался рядом с раввином, храня молчание.

– Дочь Израиля, твой пост и очищение завершились, – промолвил раввин Ханина, – Тридцать дней ты пребывала в уединении, согласно Закону Моисееву, и теперь ты вправе получить заслуженное благословение.

Он кивнул своему помощнику, который поставил поднос и взял бритву.

– Теперь в соответствии с Законом ты принесешь в жертву Господу свои волосы.

Мария наклонила голову.

Молодой служка захватил в горсть прядь ее волос, провел по ним бритвой, и женщина увидела, как они, блестящие и шелковистые, упали на пол. В первый раз она увидела свои волосы такими, какими их видели со стороны. Вскоре у ее ног выросла куча остриженных локонов.

Потом бритва коснулась кожи на голове, и Мария поежилась от этого холодящего прикосновения. А потом снова – от непривычного соприкосновения воздуха с бритой головой.

– Теперь собери это и поднеси Господу, – сказал Ханина. Наклонившись, Мария собрала с пола остриженные волосы и передала их раввину, который направился туда, где полыхал жертвенный огонь. Но жечь не стал.

– Пока достаточно и твоего искреннего намерения, – заявил рабби. – Оставшуюся часть церемонии я завершу вечером, когда здесь никого не будет, потому что горящие волосы оставляют очень неприятный запах. Ну а теперь… – Он подошел к ней поближе. – Ты готова?

– Всей душой, – сказала Мария.

– Масло! – коротко распорядился раввин, подав знак помощнику.

Раввину вручили маленькую бутылочку масла, и он вынул пробку.

– Это священное масло, подобное тому, которое используется в храме. Оно добывается из оливок, собранных в священной роще, сотни лет растущей возле Иерусалима. Согласно преданию, этот сад заложил сам Соломон. Благовония!

Служка поставил на пол глиняную курильницу.

– Это ладан, его тоже используют в храме при совершении многих обрядов, – пояснил Ханина, возжигая курильницу. Потом он добавил к дымящемуся веществу щепотку соли. – Правда, курить чистый ладан, в отличие от храма, нам запрещено, и мы сдабриваем его солью. И состав нашего масла отличается от того, которое используется для помазания. Но оно тоже священное.

Когда над курильницей заклубился дымок, Мария, за месяц поста ослабевшая от голода, почувствовала головокружение. Раввин Ханина торжественно нанес масляный след на ее лоб и макушку.

– Дочь моя, у тебя есть чем прикрыть голову? – доброжелательно осведомился он, понимая, какую неловкость может ощущать на людях обритая наголо женщина.

Мария кивнула. Среди тех немногих вещей, которые она захватила с собой, поспешно уходя из дома, был и головной платок.

Раввин начал читать на иврите длинные, монотонные молитвы. Он раскачивался на пятках, и на лбу у него выступили бусинки пота. Казалось, Ханина борется с темными силами внутри себя.

Но Мария ничего не почувствовала. Похоже, на злых духов молитвы не действовали. Может быть, они не понимают иврита?

Но как это может быть, чтобы духи не понимали всех языков? Это людское ограничение, оно не может распространяться на демонов.

– Пожалуйста, – наконец сказала она, – можешь ли ты говорить на арамейском языке?

Ханина удивленно взглянул на нее.

– Дело в том, что со мной они разговаривают по-арамейски, – пояснила Мария, – Может быть, этот язык нм понятнее?

– Хорошо.

Раввин помолчал и снова начал читать, уже медленнее, поскольку теперь ему приходилось в уме переводить ритуальные фразы.

– …Покиньте сию дщерь Израиля, кою жестоко терзаете вы своим присутствием, убирайтесь в преисподнюю, откуда вы и явились. и не смейте больше тревожить рабу Божию, Марию из Магдалы. Истинно говорю вам: сила ваша ничто пред мощью Всевышнего, и вам не устоять против воли Господа, именем коего я повелеваю вам уйти.

Марии следовало бы ощущать что-то, как раньше, пусть и ненадолго. Какое-то облегчение или избавление. Но ничего не произошло, вообще ничего. Духи, которые ни разу не напомнили о себе за все время ее уединенного поста, что никак не соответствовало их зловредному нраву, не проявляли себя и сейчас. Неужели они могут прятаться так глубоко внутри, что становятся недосягаемы для священных слов и обрядов? При этой мысли она похолодела.

– Изыди! – воззвал раввин громовым голосом. – Изыди!

Он воздел руки ввысь, как бы призывая на помощь все силы Бога. Мария склонила голову, ожидая какого-нибудь знака, какого-то изменения, но ничего не произошло.

Раввин, по-видимому, остался доволен. Он завершил церемонию, не столкнувшись с противоборством, а потому решил, что добился успеха. С улыбкой на лице он протянул руку, благословляя ее, и сказал:

– Дочь моя, ты свободна. Возблагодари Господа.

Поздним вечером Мария стояла на главном причале Капернаума. одной рукой сжимая маленький узел с пожитками, другой придерживая головной плат, чтобы он не сбился и люди не увидели ее безобразную, обритую голову. Они стали бы сторониться ее. Яростный ветер нагонял на берег высокие волны: за тот зимний месяц, который Мария провела в уединении, погода не улучшилась, Основной удар стихии приходился на восточное побережье, на Магдалу и Тивериаду. В Капернауме, располагавшемся на северной оконечности озера, было поспокойнее, но ненастье бушевало и здесь, так что многим рыбачьим лодкам пришлось укрыться под защитой мола, и на пристани собралась толпа народу.

«Сегодня я вернусь домой, – подумала Мария. – Я пройду весь путь пешком».

На те небольшие деньги, которые у нее имелись, она купила полкаравая хлеба и жадно съела его, а потом не удержалась и взяла у уличного торговца смоквы. Как вкусна свежая еда!

Мария так долго была отрезана от мира, что ей казалось, будто она отвыкла от людей. Женщина спустилась к заполненному народом причалу для того, чтобы снова ощутить себя среди толпы, даже не задумавшись о том, отчего все эти мужчины и женщины в непогоду собрались на берегу. Как выяснилось, они были чрезвычайно встревожены.

– Они пропали! Пропали! – выкрикивала какая-то женщина, обращаясь к рыбакам, с трудом подогнавшим к пирсу наполовину залитую водой лодку. – Вы видели Иосифа? Вы видели моего сына?

Измученные и промокшие рыбаки понуро покачали головами.

– Нет, – ответил один из них. – После того как мы пересекли озеро и подошли к Гергесе, нас подхватила огромная волна. Спаслись, можно сказать, чудом. Шторм усиливается.

– Гергеса! – простонала женщина. – Туда-то он и направился! Неужели вы его не видели? Неужели вы не видели других лодок?

– Только ту, что нанял Натан из Магдалы, – последовал ответ. – Но она большая такая, глядишь, и шторм выдержит.

– Но должен же был кто-то его видеть. Он собирался туда!

Мария посмотрела на восток, туда, где за вздымающим волны озером, у высоких спускающихся к воде утесов, находилась Гергеса. Она совсем рядом с городами греков и других язычников. Где выращивают свиней. Свинья – тайное слово… Осквернение и восстание…

И тут неожиданно очертания береговой линии исчезли. Взору Марии предстала маленькая лодка, захваченная бурей на подходе к Гергесе и теперь захлестываемая волнами. Отчетливо, словно она находилась на расстоянии вытянутой руки, Мария увидела объятые ужасом лица отчаянно налегавших на весла людей. Потом лодка качнулась, зачерпнула воды и перевернулась. Люди замолотили руками по воде, кто-то пытался уцепиться за скачущее по волнам опрокинутое суденышко, но удержаться не удалось никому. Все пошли на дно.

– Твой сын погиб, – произнес глубокий, гортанный голос, – Он утонул.

Мария услышала эти слова и испугалась. Толпа на пристани обернулась к ней. Все молча уставились на женщину, из чьих уст исходил голос.

И тут она почувствовала, как открылся ее рот, как шевелятся губы, как движется язык, произнося чужие слова:

– Твой сын лежит на дне озера. Он не вернется. Не вернутся и его спутники.

Мать Иосифа пронзительно вскрикнула, и люди устремились к Марии.

– Шторм продлится три дня, – продолжал голос. – Ветер будет дуть три дня. Еще две лодки утонут – Иисуса, который еще не вышел в озеро, и Финееса, который отправится на поиски первой пропавшей лодки.

Толпа налетела на Марию, и она съежилась от их ударов и криков.

– Колдунья! Ведьма!

– Она вызвала этот шторм! У нее дурной глаз!

– Убейте ее! Убейте ее!

Ее сбили с ног и стали осыпать ударами.

Крепкая рука рывком выхватила ее из толпы, и Мария увидела перед собой смутно знакомое лицо.

– Я знаю эту женщину! Она не ведьма! – Рослый человек встал между ней и взбешенными горожанами.

Симон? Неужели это Симон, рыбак? Тот, которого они с Иоилем видели по дороге сюда? Да, ведь он живет в Капернауме!

– В синагогу! – велел Симон, увлекая ее за собой. – В синагогу!

Он увлек ее к синагоге, разъяренная толпа шла следом, но рост и могучая стать Симона заставляли людей держаться на расстоянии. Оказавшись внутри, Мария обессиленно поникла, плат соскользнул с ее головы, и Симон вытаращил глаза. Он никак не ожидал увидеть ее без волос.

– Это из-за обета… – сбивчиво пояснила она. – Я провела здесь месяц в назорействе.

И все напрасно: это ведь Пазузу говорил ее устами! Пазузу, демон, повелевающий ветрами.

– Я… я… – Как может она что-то объяснить Симону? Да и стоит ли, какой в этом смысл? Другое дело, что его можно попросить передать весточку Иоилю. – Я была одержима злыми духами, – всхлипнула Мария. – Пришла сюда в надежде, что меня от них избавят, но ничего не вышло. Это один из них сообщил людям об утонувшем рыбаке – демоны злорадны, смерть одних людей и горе других доставляют им удовольствие. Теперь мне придется удалиться туда, где я не смогу никому навредить. Пожалуйста, отвези послание моему мужу. Скажи ему, что здешнее лечение мне не помогло и потребуются чрезвычайные меры. Какие именно – укажет раввин.

– Я подожду раввина вместе с тобой.

Пока они разговаривали, подошел брат Симона Андрей.

– Толпа готова растерзать ее, – сказал он и повернулся к Марии, – Они решили, что ты каким-то образом вызвала эту бурю. А тут еще твои страшные предсказания.

– Я сама рада бы умереть, лишь бы освободиться от этих злобных духов, – искренне призналась Мария. – Но правильно ли будет, если меня убьют за то, чего я не делала? Я не имею никакого отношения к этим смертям. Эти демоны – мои враги и желают моей смерти не меньше, чем других смертей. Если я не смогу освободиться от них, я охотно умру.

Демоны упиваются смертями, их первейшее желание – забрать человеческую жизнь, любую жизнь, и уничтожить ее. Лишать людей здоровья, счастья, изводить, мучить – но главное, убивать. убивать, убивать… Разжигать войны, подстрекать убийц сеять раздоры между близкими, а если нет под рукой людей, то губить беспомощных животных: лошадей, овец, ящериц, птиц, змей! Вот в чем находят они злобное упоение…

Торопливо вошел раввин.

– Что случилось? – растерянно оглядывая присутствующих, спросил он.

– На пристани дело чуть не дошло до бунта и смертоубийства, – ответил Симон. – Эта женщина вдруг стала вещать не своим голосом, сообщила о крушении лодки, о чем могли ведать лишь злые духи, и предсказала еще два несчастных случая, которые должны произойти в ближайшие дни.

Раввин глубоко опечалился. И растерялся, ибо не понимал, почему его усилия не увенчались успехом.

– Она говорила другим голосом, – добавил Симон. – Голосом… какого-то злого духа.

Раввин тяжело опустился на скамью, закрыл лицо руками и зарыдал.

Марии захотелось утешить его, извиниться за то, что втянула его в дело, которое оказалось куда сложнее и опаснее, чем можно было предположить.

– Добрый рабби, мы с самого начала знали, что наши усилия могут не увенчаться успехом, – сказала она. – Господь благословит тебя за то, что ты старался, как мог. Но я позволю себе напомнить, что ты сам говорил, будто на крайний случай есть другой выход. Что есть место… место в пустыне, куда я могу отправиться.

Раввин поднял на нее глаза, удивленный тем, что женщина не сломлена неудачей и так решительно настроена.

– Прости меня, – пробормотал Ханина. – Поверь, я сделал все, что было в моих силах.

– Прощать тут нечего, – заверила она его. – Мы ведем борьбу со злыми силами, и единственное, что мы можем, – это делать все, что от нас зависит. Господь не требует ничего большего.

Симон и Андрей стояли рядом с непроницаемыми лицами. Однако Мария знала, что они прислушиваются к каждому слову.

– Есть место в пустыне… близ Вифании, – сказал раввин Хавина. – Туда отправляются святые люди, чтобы очиститься. Но путь туда… сможешь ты проделать его в одиночку? Это далеко, и женщина, путешествующая одна…

– Я пойду с ней, – заявил вдруг Симон. – Провожу ее. Не могу объяснить, но чувствую, что я обязан это сделать.

– Это три дня нелегкого пути, самое меньшее, – указал раввин.

– Не важно! – отрубил Симон. – Но сперва я схожу в Магдалу и расскажу обо всем ее близким. А ты, Мария, подожди меня здесь, в синагоге. Нет, лучше в моем доме. Это неподалеку. Моя жена и теща окажут тебе гостеприимство.

Сердце у Марии разрывалось оттого, что она не могла сама пойти домой, не могла объяснить все Иоилю, еще раз обнять его и дочь. Но женщина отдавала себе отчет в том, что, будучи одержимой, способна на самые неожиданные поступки и не может подвергать опасности Элишебу. Нет уж, надо идти в пустыню, да поскорее. Хорошо еще, что этот почти незнакомый человек вызвался ее проводить.

Раввин опустил голову, сокрушенный своей неудачей. Его высоко ценили именно за умение изгонять демонов, и он не понимал, почему на сей раз потерпел жестокое поражение.

– Но по крайней мере, я покажу тебе путь в пустыню, – сказал он Марии. – Там тебя ждет великое противостояние. Все духи, все демоны и ты вступите в противоборство с самим Богом, как некогда Иаков. И будь осторожна, ибо там, в пустыне, тоже таятся злые сущности. Они, похоже, часто заглядывают в безлюдные места – полуденные демоны, саранча из бездны, Азазель и Рабицу, скорчившийся демон. Но там есть и возможность очищения. Большего очищения, чем смог предложить тебе я.

Судя по его виду, раввин готов был снова расплакаться, и Мария потянулась к нему, но тут вспомнила, что по букве Закона благочестивой женщине запрещено касаться раввина или любого другою мужчину, не мужа и не родственника.

– Спасибо за помощь, – промолвила она. – Я благодарна за все то, что ты сделал для меня. Когда я буду готова совершить путешествие в пустыню, мы придем к тебе, и ты расскажешь нам как добраться до места.

– Давай, – поторопили ее Симон с Андреем, – пойдем в наш дом. Нельзя терять время.

Шторм снаружи забрасывал людей брызгами воды с озера, небо приобрело мерзкий серый оттенок, подобный пеплу догорающего костра. Толпа горожан в темных одеждах бурлила и волновалась на кромке причала, и маленькая рыбачья лодка все еще боролась с волнами у побережья.

– Натяни платок пониже на лицо, – посоветовал Симон, и они с Андреем встали по обе стороны от Марии. – Опусти глаза и иди.

Они поспешно покинули двор синагоги и направились по улице, начинавшейся прямо от величественного здания. Мария увидела, что здесь располагались дома богачей, большие, из нескольких комнат с внутренним двором.

Мужчины, шедшие впереди, быстро свернули, Мария за ними. Она вошла во двор, и дверь за ней со стуком захлопнулась. Симон и Андрей молча направились в одну из комнат, выходящую во двор, и Мария нерешительно ступила следом.

– Симон, я так волновалась!

Молодая женщина бросилась к нему и взяла Симона за руки. Казалось, что остальных она даже не заметила.

– У нас гость, – строго сказал Симон, уведомляя ее о появлении незнакомки. – Это Мария из Магдалы, из семьи, с которой мы ведем дела. Она приняла обет назорейства, – пояснил он. – Она здесь, потому что… Она собирается отправиться в пустыню, чтобы продолжить исполнение обета, и мы будем сопровождать ее. – Симон помолчал, давая жене осмыслить услышанное. – Мария, а это моя жена Мара. – Мария молча поклонилась. – И не нужно ни о чем беспокоиться, дорогая жена. Мы прекрасно знаем, как опасно выходить в море в такую погоду.

Мара пригласила их пройти в другую комнату.

– Добро пожаловать. Скоро будет еда.

– Я должен сходить в Магдалу и повидать семью Марии, – сказал жене Симон. – Подай еду побыстрее, я должен поторопиться с этим.

Время в ожидании Симона, человека едва ей знакомого, но вызвавшегося сходить в Магдалу и рассказать Иоилю о ее несчастьях, тянулось для Марии невыносимо долго. Она равнодушно беседовала с людьми вокруг себя, думая лишь об одном – как бы демоны не заговорили. О Господь, Бог мой, мое прибежище и защита, не позволь им говорить! Пальцы Марии с отчаянием впились в обтянутую кожей скамеечку, на которой она сидела. Не позволь им говорить!

Андрей толковал о ловле рыбы и о чем-то еще, Мария не запомнила. Вечер прошел как в тумане, и скоро – милосердно скоро! – ее уложили на гостевую кровать, на этот раз в маленькой комнатке со столом и светильником.