Текст книги "Тайная история Марии Магдалины"
Автор книги: Маргарет Джордж
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 52 страниц)
– Да, змеи – это еще лучший пример. Господь очень умно научил их ползать и вести полноценную жизнь, показав, что отсутствие чего-либо вовсе этому не мешает.
– Нам ведь не позволено есть их, – заметила Мария. – Интересно, этим запретом Господь хотел защитить их или нас?
– Ну вот, теперь мы действительно празднуем Шаббат, – неожиданно заявил Иисус. – Именно для таких удовольствий он и предназначен.
Мария не вполне поняла его. Он был странным человеком и говорил порой чудные вещи, но все равно ей нравился. Вообще-то люди со странностями ее пугали, поскольку в большинстве своем были неразумны, и никто не знал, чего от них ожидать. Но этот молодой человек, напротив, выглядел в высшей степени умным и достойным доверия. Поэтому она сочла возможным честно признаться:
– Я не поняла, что ты имел в виду.
– Шаббат предназначается не просто для безделья, но для высоких раздумий, способствующих постижению Божественного промысла. Наша с тобой беседа в этом отношении как нельзя лучше соответствует духу Шаббата.
– Высокие раздумья о ящерице? – Девочка не удержалась и прыснула от смеха.
– Это не менее значимое творение Господа, чем орел или лев, – указал Иисус. – И возможно, нагляднее демонстрирует Его могущество и мудрость.
– Значит ли это, что нам должно проводить год, размышляя каждый день о разной твари Господней?
Эта мысль показалась ей интересной.
– А почему бы и нет? – улыбнулся Иисус. – Вспомни псалом, где говорится:
Мария этого псалма не помнила, но теперь твердо знала, что никогда его не забудет.
– Воздай хвалу Господу, – строго велела она ящерице, которая выскочила из расщелины и скрылась.
Иисус рассмеялся.
Вскоре, слишком скоро, как показалось Марии, солнце коснулось горизонта, возвещая окончание Шаббата. Все встали и, наблюдая за заходящим солнцем, ждали, когда труба оповестит, что время отдохновения завершено.
Глава 4
Несмотря на заверения старшей. Марии, что ходить в гости и Шаббат не только пристойно, но и почетно, и то, что Иисус известил родных младшей Марии, где она находится, по возвращении девочка застала своих близких весьма рассерженными.
– О чем ты думала, разгуливая где попало? – накинулась на нее мать. – К началу Шаббата отбилась от семьи так, что тебе даже пришлось провести праздник с чужими людьми. Куда это годится! И этот парень, который приходил к нам просить за тебя, он мне не понравился. – Она нахмурилась.
– Иисус? – удивилась Мария.
– Сразу видно, что он не получил должного воспитания. Вел себя без подобающего почтения. Это не те люди, с которыми тебе следует общаться.
– Тогда почему ты позволила мне остаться? – растерянно спросила Мария.
– Вопрос не в этом, а в том, почему тебе захотелось там остаться. Вот в чем дело!
Мария хотела объяснить матери, что это замечательна семья, что с ними со всеми так интересно разговаривать, а особенно рассказать про историю с больным зубом, которая тронула ее сердце. Однако даже в свои семь лет она понимала, что осознанное решение Иосифа нарушить запрет Шаббата может вызывать у ее набожных родных только возмущение. Поэтому она опустила глаза и пробормотала:
– Они показались мне очень добрыми.
Подошел ее отец.
– У Назарета дурная репутация, – сказал он, – И этот Иисус… Я задал ему несколько вопросов о Писании, и он…
– …показал, что знает Закон лучше, чем ты, – встрял появившийся за спиной отца Сильван и рассмеялся. – Когда ты спросил его о том отрывке из Осии, твоем любимом, который ты всегда цитируешь, насчет земли оплакивающей…
– Да, да! – буркнул Натан.
– Он попросил меня передать тебе это. – Мария протянула отцу посох, сделанный Иисусом и Иосифом.
Они настояли на том, чтобы она взяла его, как будто хотели смягчить Натана. Девочка возражала: посох слишком хорош и стоил им немалых трудов, но они были непреклонны.
– Что?
Отец выхватил посох и стал рассматривать. Уголки его рта подергивались. Он все вертел его, рассматривал тонкую работу, а потом вдруг отбросил в сторону с возгласом:
– Суета сует!
Мария вздрогнула. Сильван наклонился и поднял его.
– Грешно относиться с пренебрежением к такому подарку, – сказал он.
– Вот как? – раздраженно хмыкнул Натан. – И где об этом сказано в Писании?
Он повернулся и ушел.
Сильван постоял, водя пальцами по посоху.
– Когда увидишь Иисуса, обязательно спроси его об этом, – сказал он. – Уверен, что в Писании что-нибудь да сказано об уважении к дарам. И он наверняка знает и в какой книге, и какой стих.
– Я больше не встречусь с Иисусом, – печально проговорила Мария.
Да, рассчитывать на это не приходилось. Что же касается новой подружки, Кассии, Мария твердо решила навестить ее, благо она тоже из Магдалы. Отец наверняка запретил бы это, она чувствовала, что он не одобрил бы ни Кассию, ни ее семью. Но даже самый грозный отец не может запретить то, о чем он не знает.
Магдала ждала возвращающихся паломников, чтобы приветствовать их. Обычно люди, вернувшиеся из Иерусалима, несколько дней находились в центре всеобщего внимания. Их расспрашивали обо всем – об улицах святого города, об облике иноземных иудеев, о великолепии храма. Порой казалось, что этот общий интерес, граничащий с восхищением, кружит голову даже больше, чем само соприкосновение со святыней. Но потом интерес спадал, тем более, что близился святой праздник – День Искупления, и в Иерусалим уже собиралась другая группа верующих.
Прошло несколько недель, отмеренных шестью Шаббатами, прежде чем Мария и Кассия встретились снова. Им удалось перемолвиться словом и договориться о времени, когда Мария придет в дом Кассии и разделит трапезу с ее родственниками. Визит намечался на вторую половину дня. Предполагалось, что в это время Мария пойдет смотреть на работу мастерицы из Тира, ткавшей необыкновенной красоты ковры. Мария и вправду несколько минут следила за виртуозным переплетением узора, восхитилась им. пришла к выводу, что у нее в жизни ничего подобного не получится, и, ускользнув из расположенной под навесом у озера мастерской, пробралась через заполненный народом рынок и поспешила на север, где в холмистой части города расположился новый квартал.
Дорога пошла в гору, да так резко, что девочка запыхалась. Дома вокруг нее становились все более и более впечатляющих размеров, причем на улицу выходили закрытые глухие стены. Это уже само по себе свидетельствовало о том, что их внутреннее убранство нуждается в охране.
Жилище Кассии находилось в самом конце улицы, так что ступеньки, которые вели к нему, располагались под углом к фасаду дома. Не успела Мария постучаться в дверь из чеканной бронзы, как та распахнулась, и на пороге появилась торжествующе ухмылявшаяся Кассия.
– Ты добралась! – воскликнула она, втаскивая Марию внутрь и обнимая.
– Да, но это было нелегко.
Мария старалась не думать о наказании, которое ее поджидает, если родители узнают, что она сбежала с урока коврового ткачества. Зато сейчас она находилась там, где хотела побывать. Она вошла внутрь и сразу оказалась в большом темном атриуме, где царила поразительная для жаркого летнего дня прохлада.
Девочки стояли, глядя друг на друга с некоторой неловкостью. Дружба, так стремительно и внезапно возникшая между ними некоторое время назад, теперь казалась чем-то придуманным.
– Ну что ж, – произнесла Кассия. – Я рада, что ты пришла. Пойдем, посмотришь мой дом.
Она взяла Марию за руку и повела за пределы атриума в примыкавшую анфиладу комнат. Их тут было великое множество, вдвое, даже втрое больше, чем в доме Марии.
– У тебя есть своя комната? – спросила Мария.
– Ну да, у нас их полно. И тут, и на втором этаже.
Говорила Кассия легко и непринужденно, словно так жили все.
Мария старалась не выдавать своего удивления, но просторные помещения казались ей не настоящими, как будто во сне. И, несмотря на то, что они имели только три стены, а четвертая выходила на залитый солнцем внутренний двор, в комнатах царил полумрак. Потом, когда глаза ее привыкли к темноте, девочка увидела, что стены окрашены в густой кроваво-красный цвет, а в одной комнате даже в черный. Вот почему они казались такими темными.
Кассия, не давая присмотреться, тянула ее дальше. Миновав переднюю, парадную часть дома, они оказались в личных семейных покоях. Кассия завела Марию в комнату с желтыми стенами и низким потолком, обстановку которой составляли маленькие стулья и стол, уставленный миниатюрными чашками и кувшинами. Прохладный пол был выложен полированным камнем, а в одном углу стояла узкая кровать с изящно вырезанными ножками, окрашенными в черный цвет и перехваченными позолоченными кольцами. Кровать покрывало полотно из блестящего шелка.
– Ой! – вырвалось у Марии, пребывавшей в некоторой растерянности, – Тут ты живешь? И спишь?
– Да, – сказала Кассия. – С тех пор как себя помню.
Тут они обе покатились со смеху. Понятное дело, что семь или восемь лет – не слишком долгая жизнь, и «помнить себя» в таком возрасте не бог весть какой подвиг.
Мария не могла представить себе, как бы она жила в таких хоромах. Ей казалось, она только и делала бы, что любовалась всеми этими чудесными вещицами – вот хотя бы стоящими на столе маленькими узорчатыми чашечками, мисочками, тарелками и кувшинчиками для соусов.
– Ты что, из них ешь? – не сдержала изумления Мария.
Кассия рассмеялась:
– Нет, конечно, это просто игрушки. С моим-то отменным аппетитом такими порциями никак не наешься.
Игрушки? Может, у нее и куклы есть? Впрочем, что за глупости – куклы запрещены и в иудейском доме их быть не может.
– Это для меня и моих воображаемых друзей, – пояснила Кассия. – Теперь сюда явилась и настоящая подруга. Ты. Мы можем делать вид, будто задаем пиры, устраиваем праздники! Пиры с невидимой едой, которая не оставляет никаких пятен, и посуду мыть не надо!
– У меня никогда не было комнаты, где можно устраивать воображаемые пиры, – призналась Мария. – Наверное, это здорово.
Неожиданно неловкость между ними растаяла. В конце концов, у девочек и впрямь было много общего, так что в подружки друг другу они вполне годились.
– Ну, идем. Думаю, пришло время для настоящей еды, и я хочу, чтобы ты познакомилась с моей мамой и отцом. Ну… и с моим младшим братом Омри.
Омри? Мария никогда не слышала, чтобы кого-нибудь звали Омри, хотя смутно припоминала, что так вроде бы звали какого-то плохого царя. Но ведь и женщины или девочки по имени Кассия ей тоже не доводилось встречать. Очевидно, в этой семье не принято называть детей обычными, распространенными именами – такими как Мария. Или Иисус. Или Самуил.
Перейдя в другую, но тоже граничившую с внутренним двором часть дома, Кассия привела Марию в красивую комнату с темно-зелеными стенами, на верхних панелях которых были очень правдоподобно изображены цветы и деревья. В центре находился мраморный стол и кресла с подушками на каменных сиденьях.
– Мама, отец, это моя подруга Мария, – с гордостью объявила Кассия, представляя им Марию как любимую игрушку. – Помните, я рассказывала вам, как познакомилась с ней во время паломничества в Иерусалим?
– О да. – Высокая женщина, одетая в темно-красный шелк, кивнула Марии, глядя на нее так серьезно, словно ее знакомили с какой-то важной персоной и уж во всяком случае со взрослым человеком, а не ребенком. – Я очень рада, что вы с Кассией подружились, – сказала она.
– Добро пожаловать, – произнес отец Кассии Вениамин.
И возрастом, и статью он немного походил на отца Марии, но на его пальцах сверкали золотые перстни, а одежда отличалась куда более яркими тонами, чем простое, непритязательное платье, которое предпочитал Натан.
Круглолицый мальчик, выглядевший чуть помоложе Кассии, подошел к столу и оперся об него.
– Привет! – буркнул он, выдержав паузу.
– Это Омри, – представила женщина. – Омри, почему ты не улыбаешься? Ты говоришь «привет», а сам выглядишь не очень приветливо.
– Ладно – Омри вздохнул, скорчил рожицу и с нарочитым воодушевлением возгласил: – Добро пожаловать!
– Паршивец ты, Омри, вот ты кто, – заявила Кассия.
– Я знаю, – с гордостью отозвался мальчишка, после чего плюхнулся на подушку и ухмыльнулся.
Мария медленно опустилась на сиденье, держась очень скованно. Все здесь совсем не походило на ее дом, и она очень боялась оконфузиться в присутствии этих людей. Ей ведь ни разу не доводилось трапезничать в такой обстановке, за мраморным столом, да еще чтобы еду подавали слуги. Или это рабы?
Она украдкой бросила взгляд на женщин, приносивших блюда. Они не выглядели рабынями, явно не были иностранками, и выговор у них чистый, без акцента. Скорее всего, это здешние жительницы, нанятые хозяйкой, чтобы помогать ей управляться с таким большим домом. Мария несколько успокоилась, а то от мысли о рабах ей стало не по себе.
На стол подали много маленьких блюд с едой, которая была ей незнакома. Миска с каким-то белым сыром с красными прожилками, еще одна с чем-то темно-зеленым и с солеными листьями и фрукты, которых она не знала. А что, если они… нечистые? Разрешено ли их есть?
«Но нет, – убеждала себя девочка, – эти люди ходили в паломничество в Иерусалим, а значит, они соблюдают Закон».
– Кассия говорила нам, что твой отец – Натан. Тот самый Натан, который занимается обработкой рыбы, – промолвил Вениамин. – Я вел с ним дела и должен признать, что он человек честный и порядочный. Не то что другие рыботорговцы, такие же скользкие, как и их рыба.
– Спасибо на добром слове, – улыбнулась Мария.
Похвала отцу польстила ей, но напоминание о нем встревожило. А ну как он уже хватился ее и ищут? Что тогда будет!
– Мой отец золотых дел мастер, – с гордостью объявила Кассия. – У него большая мастерская, и много художников работает на него. Посмотри, посмотри на его перстни! Они сделаны его помощниками.
Так вот почему у него их так много. Теперь это казалось не проявлением тщеславия, а просто способом продемонстрировать искусство мастера за пределами его лавки. Марии нравилась эта семья, ей не хотелось найти в их доме что-либо достойное осуждения, и почему-то казалось, что если она сочтет все здесь хорошим и правильным, то к такому же выводу придут и ее родители.
– Ты когда-нибудь заходила в нашу лавку? – спросил отец Кассии. – Она находится как раз по другую сторону от рынка.
Кажется, Мария никогда там не бывала. Ее родители не покупают золотые украшения, поэтому зачем им заходить с ребенком в ювелирную мастерскую?
– Мы пойдем туда сегодня все вместе, – заявила Кассия. – Отец, ты ведь собирался вернуться туда после обеда, правда?
– Да, попозже я туда вернусь, – ответил Вениамин. – Если хочешь, Мария, я могу показать тебе, как плющат золотые листы для позолоты и как изготавливают филигрань.
Конечно, ей очень хотелось бы на все это посмотреть, но сегодня после обеда ничего не выйдет. Если она будет отсутствовать так долго, ее непременно хватятся. Какая жалость!
– Ну, тогда в другой раз, – пожал плечами Вениамин. – А скажи, ваша семья впервые совершала паломничество в Иерусалим?
– Да.
– Ну и каковы их впечатления? Оправдались ли их ожидания? – поинтересовалась мать Кассии.
– Не знаю, – призналась Мария. – То есть я точно не знаю, чего они ожидали.
– А чего ожидала ты? – Мать Кассии наклонилась к ней, проявляя неподдельный интерес к тому, что она скажет.
– Я ожидала увидеть что-то не от мира сего, – подумав, проговорила девочка. – Я думала, что камни будут сиять как стекло. Я думала, что улицы будут из золота или сапфиров, и я думала, что лишусь чувств, когда увижу храм. А оказалось, что улицы вымощены обычными камнями, а храм хотя и огромный, но вовсе не волшебный.
– Ты ожидала увидеть тот город, который пророк Иезекииль узрел в своем видении, – улыбнулся Вениамин. – Но это было всего лишь обещание, образ грядущего. Именно это и представляют собой видения – обещания Господни.
«Видения! То же самое, что яркие сны или нет?» – промелькнуло в голове у Марии.
Вслух же она спросила другое:
– А в наше время у людей бывают видения?
– Может быть, – ответил Вениамин. – Мы ведь не можем знать, что происходит в каждом доме.
– Думаю, в Иерусалиме на виду маячили наши друзья-римляне, – заметила мать Кассии. – А я сильно сомневаюсь в том, чтобы они присутствовали в видении Иезекииля.
– Наши друзья? – Мария была потрясена, услышав, что римлян назвали друзьями.
– Она пошутила! – пояснил Омри. – Сказала одно, а имела в виду нечто противоположное. – Он важно сложил руки на груди.
– Спасибо, Омри. Ты, я вижу, метишь в дипломаты, – с усмешкой, но без раздражения сказал отец Кассии. – Что касается римлян, то не стоит всех их огульно записывать во враги. Например, некоторые из них являются постоянными и щедрыми заказчиками, благодаря которым процветает моя мастерская. Мне кажется, что мужчина, стремящийся украсить свою жену золотыми бусами и серьгами, не может быть совсем уж плохим человеком.
Мария, привыкшая к тому, что в ее семье постоянно порицают тщеславную тягу к роскоши, не говоря уж о резких обличительных выпадах против римлян, рассмеялась. Да, в этом что-то есть. Наверное, не так уж плохо, если кто-то приведет тебя в мастерскую золотых дел мастера и предложит выбрать украшение.
С открытого внутреннего двора повеял прохладный ветерок, и Мария заметила блики на воде озера Стоявший высоко на склоне дом был расположен весьма удачно, чтобы улавливать прохладу в жаркие дни лета. Но как же зимой, когда дуют холодные штормовые ветра?
Легкий ветерок шевелил стеклянные подвески, издававшие мелодичные звуки – словно бриз перебирал струны арфы.
– Зимой мы перебираемся во внутренние комнаты, – пояснила мать Кассии. – Туда, где стены окрашены в красное и черное, по нынешней заграничной моде. Там тепло и уютно. Но кто сейчас думает о зиме?
За очередным дуновением ветерка вновь последовал перезвон стеклянных колокольчиков.
Ужасная зима вздымающиеся волны, шторма, подвергающие опасности рыбачьи суденышки, пронизывающие ветра, туман, сырость и холод, пробирающийся в каждый уголок дома… И правда что за радость думать об этом сейчас, в дивный летний день, когда озеро дружелюбно и безопасно и усеяно судами всех форм и размеров?
– Мария – такое милое имя, – сказал отец Кассии, – А как зовут твоих братьев и сестер?
Сама девочка не видела ничего особенного в своем распространенном имени, а потому восприняла услышанное как простую любезность.
– У меня два брата. Одного зовут Илий, а другого Самуил. Самые обычные имена. А маму зовут Зебида, – добавила она.
Вот это имя никак нельзя было назвать заурядным – гак звали мать одного древнего царя Иудеи.
– Я никогда не встречала ни одной Зебиды, – сказала мать Кассии.
– Ну а я до сих пор никогда не встречала ни Кассии, ни Омри, – парировала Мария.
– Кассией звали одну из дочерей Иова. Разумеется, рожденную после того, как Господь вернул многострадальному праведнику свое благоволение. Это слово означает пряность, корица. Мы с мужем решили назвать ее так, когда увидели ее рыжие волосы.
– А Омри?
Что Мария слышала об Омри? Ничего хорошего.
– Омри был правителем северного царства Израиль, – пояснил Вениамин. – Он был отцом Ахава.
Она знала это! Он был злым! Единственное, что могла сделать Мария, – это попытаться скрыть свое потрясение.
– О! Я знаю, что он считается дурным человеком, поскольку у нас принято чернить все, имеющее отношение к северному царству, но давай рассмотрим свидетельства, – сказал отец Кассии.
Мария понятия не имела, о чем идет речь, но готова была послушать.
– Он основал величественный город в Самарии, который должен был стать соперником Иерусалима. Он вернул утраченную территорию к востоку от Иордана и завоевал Моав. Он заключил мир с Иудеей, положив конец бесконечным войнам между братскими государствами. Это человек, которым стоит гордиться, кому стоит подражать!
– Мы хотели, чтобы наш сын был сильным, решительным н отважным, поэтому и назвали его Омри, – добавила мать Кассии. – Те, кому известно о деяниях Омри, нас понимают. Что касается остальных, это невежественные, нетерпимые глупцы!
«Вроде моих родных, – подумала Мария. – Они, кажется, весьма невысокого мнения о северном царстве».
– Сарра! – повысил голос ее муж. – Ты немного перегнула палку. Если люди невежественны, это еще не значит, что их следует считать глупцами.
– Если ты почитаешь нашу историю, то сам убедишься, насколько они слепы.
Она читала книги?! Она умеет читать?
Мать Кассии обратилась к Марии.
– А ты умеешь читать? – спросила она. – Кассия только что начала учиться.
– Нет, я…
«Я хочу учиться, я хочу этого больше всего на свете!»
– Хочешь заниматься вместе с Кассией? Занятия проходят интереснее, если дети учатся вместе.
– Да, пожалуйста, приходи! – подхватила Кассия. – Тебе понравится мой наставник, с ним не соскучишься.
Сможет ли она? Удастся ли ей водить родных за нос и тайком от них учиться читать? При одной этой мысли голова Марии пошла кругом от страха и волнения.
– Уроки два раза в неделю, – сказала Кассия. – В середине дня. Когда большинство людей отдыхает.
– Я… я спрошу, – тихонько промолвила Мария.
Правда, сама-то она знала, что спрашивать без толку. Ответ известен заранее.
– Может быть, мне попросить за тебя? – предложила мать Кассии. – Я могла бы послать приглашение…
– Нет! – быстро сказала Мария.
Тогда ей пришлось бы объяснять родным, как она познакомилась с Кассией, откуда знает ее семью и все остальное. В итоге ей зададут трепку, а разрешения она все равно не получит.
– Я… я сама спрошу.
– А как мы будем сообщать друг дружке то, что надо? – спросила Кассия. – Можно оставлять записки в дупле у озера. Ой… ты же не умеешь писать.
В этот момент Мария твердо решила научиться и читать, и писать – чего бы это ей ни стоило.
Я оставлю красный платок, если смогу прийти, и черный, если нет, – сказала она.
– И где ты болталась?
Мать Марии накинулась на нее, как только девочка вошла в атриум, крохотный, как ей теперь показалось.
По дороге домой Мария придумала вроде бы убедительную историю: после урока ткачества она пошла на рынок, чтобы присмотреться к цветной шерсти и выяснить, есть ли в продаже такие образцы, с какими работала мастерица. Она не собиралась задерживаться надолго, но ведь рынок такое место… загляделась на одно, на другое…
Выслушав этот рассказ, мать смерила ее подозрительным взглядом.
– Я пришла к концу урока, и тебя там не было.
– Я ушла чуточку пораньше, чтобы попасть на рынок, пока не нахлынула толпа.
Зебида одобрительно кивнула.
– Да, так и нужно поступать. Пока народу на рынке немного, торговцы не зарываются, а как только начинается толчея, тут же взвинчивают цены. А покупать товар по повышенной цене порядочным людям не пристало.
– Но что, если цена, даже повышенная, справедлива? – спросила Мария.
Поняв, что ей удалось выпутаться и тайное приключение сойдет с рук, девочка испытала нешуточное облегчение и готова была сколь угодно долго обсуждать купцов, цены и рыночные обычаи.
– Даже если так, ты не должна поощрять такое поведение, – сказала мать.
– Но что в этом плохого? Если купец видит, что у него отбою нет от покупателей, он повышает цену, а другой, у которого покупателей нет, наоборот, понижает. Я сама видела, как ты покупала по таким сниженным ценам. Если один не прав, то почему прав другой?
– Ты ничего не понимаешь.
Но Мария все отлично поняла.
– Мама, – сказала она, – мастерица собирается давать уроки для начинающих два раза в неделю…
Лето стояло дивное, с длинными, жаркими днями и прохладными ночами. Выдумка Марии сработала превосходно, и дважды в неделю, сразу после уроков ткачества, девочка спешила на холм, в дом Кассии на занятия по чтению. Родители Кассии были рады тому, что у их дочки есть подружка по учебе, так что и слышать не хотели ни о какой плате. Ну а уж с какой охотой Мария овладевала знаниями, как жадно стремилась она к тому, чтобы грамота открыла перед ней целый новый мир, трудно описать словами.
Это случилось накануне праздника Рош-Хашана, наступления нового три тысячи семьсот шестьдесят восьмого года от Сотворения мира. Мария в полудреме лежала в постели, и вдруг ей послышалось, будто кто-то шепотом назвал ее по имени.
Хотя произнесено оно было нежным, приятным голосом, девочка встрепенулась. Она присела, всмотрелась в темноту, но, разумеется, никого не увидела. Оставалось предположить, что звуки собственного имени она услышала во сне. Но едва девочка убедила себя в этом, как зов повторился.
– Мария!
Она затаила дыхание. В комнате не было слышно ни одного постороннего звука, ни вдоха, ни шороха.
– Мария.
Теперь казалось, что голос исходит откуда-то поблизости.
– Да? – тихонько отозвалась она.
Но ответа не последовало. А встать Мария так и не решилась.
Утром при свете дня она осмотрела комнату, но следов чужого присутствия не обнаружила. Может быть, это все-таки сон? Мария ломала над этим голову все утро, и неожиданно ей вспомнилась история, приключившаяся с пророком Самуилом, когда тот еще был отроком. Живя со священником Илией, он тоже услышал голос в ночи, который обращался к нему по имени, и решил поначалу, что это Илия. Но оказалось, что это Бог, и Самуилу было велено отвечать: «Говори, ибо твой слуга внимает тебе».
«Если я услышу этот голос снова, – пообещала себе Мария, – я тоже отвечу таким образом».
Ее охватило необычайное возбуждение, ведь вполне могло оказаться, что она избрана для какой-то особой цели.
Правда, поскольку предыдущая ночь прошла практически без сна, вечером Мария, едва улегшись в постель, заснула как убитая. Но и это не помешало ей в полночный час услышать все тот же зов.
– Мария, Мария. – Это был тихий женский голос. Продираясь сквозь пелену сна, Мария ответила так, как решила заранее:
– Говори, ибо служанка твоя внимает тебе.
Тишина. Потом едва слышно прозвучало:
– Мария, ты пренебрегаешь мною. Ты не оказываешь мне того внимания, что я заслуживаю.
Мария села, сердце ее колотилось. Господь… Господь говорит с ней! Что ей ответить? Но разве Господь не всеведущ, он же знает все ее слабости и недостатки?
– Я… – она с трудом подыскивала слова, – как я могу пренебрегать тобой?
Близился День Искупления… Собирается ли Бог взыскать с нее за грех недостаточного религиозного почитания?
– Ты спрятала меня подальше и не смотришь на меня. Ко мне нельзя так относиться.
Что это может означать? Господа нельзя ни увидеть, ни спрятать.
– Я не понимаю.
– Конечно не понимаешь, ибо ты глупая девочка. Тебе хватило ума сообразить, что в твои руки попало нечто ценное, и сохранить находку, но во всем остальном ты невежественна.
Голос, поддразнивающий и веселый – ничего похожего на тот грозный, суровый глас, которым, как ее учили, Бог обращался к Моисею.
– Тогда научи меня, Господи, – смиренно попросила Мария.
– Хорошо, – откликнулся голос. – Завтра та должна посмотреть на меня снова, и я скажу тебе, что делать. А сейчас спи, глупышка.
Голос отпустил ее и умолк.
Спать? Да разве она может заснуть? Мария снова легла, совершенно растерянная, сбитая с толку. Господь укорил ее – за что? Ей следовало бы гордиться, что Бог вообще снизошел до разговора с ней. но ведь она чем-то заслужила Его неодобрение.
«Тебе хватило ума сообразить, что в твои руки попало нечто ценное, и сохранить находку… Завтра ты должна посмотреть на меня снова…»
Посмотреть… посмотреть на меня…
Еще до того как в комнате стало совсем светло, Мария подскочила: она сообразила, что с ней говорил идол из слоновой кости!
Да, только так и не иначе. Это объясняло и женский голос, и жалобы на то, что ее спрятали подальше. Ведь Мария действительно запрятала статуэтку в короб с зимним плащом, стоявший в углу – как раз оттуда и доносился голос, – и вовсе о ней забыла, Девочка живо поднялась с кровати, вытащила короб, сунула руку под складки шерстяного плаща и нащупала сверток. Да, вот он. Она схватила его, вынесла на серый предутренний свет, бережно развернула и увидела лицо загадочной, улыбающейся богини.
«Как могла я забыть о тебе?» – это была первая мысль, пришедшая ей в голову.
«Ну вот, наконец».
Голос, казалось, звучал у Марии в голове. По мере того как светлело, черты очаровательного лица выступали из сумрака все более четко, так, что были видны даже умело вырезанные в слоновой кости извилистые линии, обозначавшие вьющиеся волосы, струящиеся по плечам. Мечтательно полузакрытые глаза, узор на платье и символические украшения – все наводило на мысль о могуществе, но не подавляло, а походило на видение из тех древних времен, когда языческие богини населяли землю и являли свою силу, повелевая ветрами, дождями и урожаями, рождением и смертью.
«Я родилась заново, на солнечный свет. – Прекрасное лицо смотрело прямо на Марию. – Положи меня туда, где я могу ощущать свет дня. Я так долго была погребена во мраке. В земле. Лишенная благодатного света».
Мария послушно положила изображение из слоновой кости – оно было очень тонким, всего лишь резьба на кусочке бивня – в изножье своей кровати, куда падала узкая полоска солнечного света.
– Ах!
Мария могла поклясться, что услышала протяжный нежный вздох. Она еще пристальнее вгляделась в статуэтку, любуясь тем, как дневной свет раскрывает взору изящество резьбы.
Когда солнце стало припекать, слоновая кость словно бы засветилась, вбирая в себя теплые лучи. Но туг за дверью послышался голос матери, и Мария торопливо сунула фигурку обратно под плащ и задвинула короб в угол.
– Прости меня, – шепнула она.
– С добрым утром, Мария! – сказала мать, появившись на пороге. – В такую рань ты уже на ногах? Хорошее начало для нового года!
Вскоре снова наступила ночь, Мария лежала в кровати, наблюдая за мерцанием масляной лампы, стоявшей в нише. Поднимаясь и опадая, язычки пламени отбрасывали прыгающие тени на побеленную стену. Раньше игра теней всегда создавала для девочки ощущение привычного уюта, но теперь она только пугала.
«Я не сойду с кровати, – говорила себе Мария. – Я не пойду туда. Это просто кусок слоновой кости, вырезанный человеческими руками. У него нет силы».
– Меня зовут Ашера, дитя мое, – услышала она нежный голос. – Ашера…
Голос не унимался, и Мария поняла, что это имя идола и что костяная богиня хочет, чтобы к ней обращались именно так.
Ашера. Имя было красивым, под стать самому резному изображению.
– Ашера, – послушно повторила Мария.
Трепеща от страха (могла ли Ашера читать ее мысли?), она пообещала себе: «Завтра я обязательно вынесу ее наружу и выброшу в овраг. Нет, я пойду к деревенским печам и брошу ее туда. Нет, этого делать нельзя – она может осквернить хлеб. Я пойду… я пойду».
