Текст книги "Тайная история Марии Магдалины"

Автор книги: Маргарет Джордж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 52 страниц)

Глава 30

Моему дорогому брату Самуилу, а также Сильвану, или как ему будет угодно!

Сильван, милый, рассказала ли тебе Ноема о том, что случилось, когда я вернулась в Магдалу и пыталась тебя разыскать? Прямо на ее глазах они отобрали у меня Элшиебу. Мой собственный отец – твой отец! – поносил меня непристойными словами и изгнал из семьи. Илий во всем был с ним заодно, а Иоиля они запугали, пригрозив лишить его средств к существованию, если он не встанет на их сторону.

Вернувшись в Магдалу, я надеялась, что возвращаюсь домой, что родные мои обрадуются мне и возблагодарят Бога за мое исцеление от жестоких страданий. Увы, вместо того они со злобными проклятиями обрушились на спасшего меня человека, а меня обвинили в непотребном сожительстве с мужчинами, с коими я находилась в пустыне. Меня, которая была целомудренна, как Артемида, и верна Иоилю, как Пенелопа из твоих греческих книжек своему Одиссею. И что же – за все это они изгнали меня и забрали у меня дочь. Ты был моей единственной надеждой, но, когда я бросилась к тебе, тебя не оказалось дома, и для меня не осталось никакого спасения.

Помоги мне теперь! Пожалуйста, читай мои письма, и вот еще что – я буду прикладывать к ним маленькие записочки для Элишебы. Нет, ей их отдавать не надо, они просто заберут их. Прочитай их ей наедине, ведь у тебя наверняка есть возможность, не возбуждая подозрений, взять ее на время к себе поиграть с твоими детьми. Разлука с ней каждодневно терзает мое сердце, бывает, что даже руки начинают нестерпимо болеть от желания обнять ее.

Хотя меня и отлучили от семьи, я, зная, что ты беспокоишься, хочу рассказать тебе, что случилось, где я и как мои дела. Иисус, человек, который избавил меня от демонов, пришел в Капернаум, где он проповедует, учит и исцеляет. Может быть, ты уже слышал о нем. Его милосердные труды снискали ему великую славу и люди стекаются к нему отовсюду в надежде на помощь. В синагогу его больше не пускают, из-за разногласий с властями по поводу толкования Закона, поэтому он проповедует на полях и лугах, под открытым небом. Послушать его стекаются огромные толпы. Сильван, приходи и ты! Послушай его, заодно встретишься со мной. Я теперь стала одной из его помощниц. С каждым днем принявших его учение становится все больше и больше, но четверых его самых первых учеников ты знаешь. Раньше они были рыбаками и поставляли нам рыбу – это сыновья Ионы и Зеведея.

Дел очень много и теперь гораздо больше, чем когда-либо. Я занята целый день и под вечер валюсь без сил, но зато сон у меня здоровый и крепкий, ибо я знаю, что день провела, творя добро и помогая людям – людям, которые находятся в том отчаянном положении, в коем некогда пребывала я.

Кто он такой? Это неведомо никому. Неведомо и мне. Мне известно, откуда он родом, и я даже знаю его мать, братьев и сестер, но по-прежнему не понимаю, кто он такой на самом деле. В Иисусе заключена великая тайна, однако, когда ты находишься рядом с ним, он вовсе не кажется таинственным.

Все мы охвачены радостным волнением этой новой жизни, совершенно ни на что не похожей. Наши силы постоянно обновляются, и каждый день мы встречаем с нетерпеливым стремлением увидеть, что еще нас ожидает. Я и не подозревала, что такая жизнь возможна.

Но я никогда не буду счастлива по-настоящему, пока не воссоединюсь с Элишебой и пока Иоиль не поймет меня. Иисус говорит, что со временем это может произойти. Хочется верить, что и в этом он прав.

О, приезжай и послушай его сам! Приезжай и повидай меня!

Твоя любящая сестра Мария.

Глава 31

Моей дражайшей дочери Элишебе от ее любящей матери!

Твой дядя Сильван прочтет тебе это письмо, поскольку ты пока еще не умеешь читать. Но когда-нибудь ты научишься (как научилась я), и в скором времени мы снова увидимся. Я знаю, что ты будешь такой же целеустремленной, какой была я, выучишься грамоте, поскольку захочешь узнать, что написано в книгах, а тех, кто станет говорить, будто бы девочке чтение ни к чему, слушать не станешь.

Я думаю о тебе каждый день. Нет, я думаю о тебе много-много раз за день. И о чем я думаю? Я вспоминаю, как ты смеялась, как тебе нравилось, когда мои руки при свете лампы отбрасывали на стенку тени и я представляла тебе забавные фигурки. Однажды я показала кролика с длинными ушами. На самом деле это были мои пальцы, но они походили на кроличьи уши. Ты подняла свои пальчики и тоже стала что-то изображать, хотя я так и не поняла что. Ты по-прежнему любишь это делать?

Я помню забавные слова, которые ты придумывала. Вместо «му-хи» ты говорила «муши», а иногда просто «ж-ж-ж-ж». Скоро ты все это забудешь, потому что научишься говорить правильно, но я запомню эти слова навсегда и иногда буду тебе напоминать. Мы сможем использовать эти, никому, кроме нас, неизвестные словечки, когда захотим, чтобы наш разговор не был понятен другим. Этот детский язык будет нашей с тобой тайной.

Я помню, как ты любила фиговые лепешки, которые я готовила из только что собранных плодов. Бывало, сидишь с перепачканный личиком и уплетаешь их за обе щеки. Скоро снова наступит время сбора фиг. Ты по-прежнему ими лакомишься?

Я люблю тебя, моя дорогая девочка, и скоро вернусь к тебе. Скоро. Целую и крепко обнимаю тебя.

Твоя мама.

Глава 32

Новость об Иисусе и той ночи исцелений распространилась по всей округе быстрее, чем ее мог бы разнести гонец. Вскоре в Капернаум начали стекаться огромные толпы народа, и город оказался переполнен. Петр и его семья попытались залатать дыру в крыше и закрыть окна ставнями, чтобы обеспечить себе хоть какое-то уединение, но не тут-то было. В собственном доме, превратившемся в центр проповеднической деятельности Иисуса, они оказались в настоящей осаде и едва могли нормально поесть.

Первые несколько дней Мария оставалась дома с Иоанной, присматривая за ней и выслушивая ее рассказы. Теперь, когда к ним присоединилась еще одна женщина, такая же как она, Мария не ощущала себя такой одинокой.

Иисус взял за обыкновение покидать дом до рассвета, в надежде оттянуть за собой толпу и снять «осаду» с жилища Петра. Однажды утром, после того как он вместе с Петром и Андреем ушел, Мария и Иоанна выбрались на заполненные людьми улицы Капернаума. Они направились по широкой прогулочной дороге, расспрашивая о пророке – учителе и целителе – и каждый человек указывал им другое направление. Раздосадованные, они прошли весь город до самой разделительной черты между владениями двух Иродов. Там находилась ненавистная таможня.

– Ну, там их точно нет! – рассмеялась Иоанна.

Но неожиданно Мария увидела их именно там, возле здания таможни. Она указала на них Иоанне, и они поспешили за ними, успели увидать, как спина Петра удаляется в примыкающий к таможне портик, как раз туда, где презренные сыновья Алфея облегчали кошельки своих соотечественников, разумеется осуществляя этот беззастенчивый грабеж в полном соответствии с законами Рима. Там были расставлены маленькие столики, за которыми помощники мытарей отвечали на вопросы жителей, определяли размер платежа и подсчитывали монеты, в то время как их начальники восседали на покрытых коврами креслах, надзирая за процессом. Сейчас внимание толпы почему-то было приковано именно к ним. Петр и Андрей стояли снаружи, у входа.

– Петр! – Мария дернула его за рукав.

Петр обернулся, но, к удивлению Марии, вместо того чтобы приветствовать ее, жестом велел ей молчать.

Она увидела, что внутри здания Иисус ведет беседу с человеком, сидевшим на богато украшенном кресле: судя по выражению лиц обоих, они спорили. Мытарь жестикулировал и указывал на свои книги. Мария заметила, что, хотя его жесты были энергичными, лицо оставалось невозмутимым и неподвижным, как деревянная маска.

Потом она услышала слова Иисуса.

– Не так уж ты и любишь свое дело, не правда ли? Я имею в виду деньги, – Иисус наклонился и взял серебряную монету из столбика, составленного рядом с учетными книгами. – Она так… мала – Он поднес ее к глазам и осмотрел, сморщившись, как будто от нее исходил плохой запах.

– Ее ценность не имеет никакого отношения к ее размеру, – ответил мытарь, забирая монету у Иисуса.

Даже голос его казался деревянным, как будто исходил из выдолбленной трубки.

– По-моему, Левий, это не лучшее занятие для левита, – сказал Иисус, доверительно подавшись вперед. – Да, Господь действительно обещал обеспечить всех левитов за счет их соотечественников, но, по-моему, он имел в виду не это. Он имел в виду, что ваше колено сможет свободно посвящать себя служению Ему, не беспокоясь об иных источниках существования.

Левий рассмеялся, его смех печальным эхом разнесся под крышей портика.

– Вообще-то у меня нет особого желания служить проповедником в Иерусалимском храме.

– Значит, ты предпочитаешь служить не Богу, а Мамоне?

– Мамона, надо же! Ну и чудные же слова ты используешь, – Левий вновь рассмеялся, теперь уже громче и искреннее.

– А, ты не любишь иносказаний? Слова «неправедные барыши» тебе ближе?

– Они тоже звучат чудно. Откуда ты вообще взялся, приятель?

– Он из Назарета. – Знакомый голос прозвучал совсем рядом с Марией, и она увидела, как мимо нее в помещение проследовал рослый, изысканно одетый мужчина. – Но он частенько наведывается в другие места, вроде Вифании и… Капернаума. Скажи мне, Левий, чем именно ты привлек его внимание?

Мытарь доброжелательно улыбнулся.

– Иуда! Что привело тебя сюда?

– Как обычно. – Иуда пожал плечами. – Пришла пора собирать, как там… «неправедные барыши».

– Приветствую тебя, Иуда, – сказал Иисус.

– Вы знакомы? – Левий перевел взгляд с одного на другого.

– Я наслышан о нем, – ответил Иуда и кивнул Иисусу. – А теперь рад познакомиться с тобой лично. Мне давно хотелось послушать, как ты говоришь.

– Ты всегда удивляешь меня, Иуда. Все-то ты знаешь и всех, – покачал головой Левий.

Иуда отмахнулся.

– О! Уверен, что рядом с Иисусом я человек ничем не примечательный. – Он указал на стопку монет. – В общем, если тебе они больше не нужны, пожалуйста, оставь их мне.

– Оставь их, Левий, и следуй за мной, – сказал Иисус, оставив слова Иуды без внимания.

Левий уставился на него, потом посмотрел на стоявшего рядом со столиком с деньгами Иуду, потом снова на Иисуса.

– Что ты сказал?

– Я сказал, оставь все это. – Иисус смотрел Левию прямо в глаза. – Следуй за мной.

Кто-то в окружающей толпе оскорбительно захохотал, но Левий, похоже, этого не услышал.

– Хорошо, – отозвался он и встал.

Лицо Иуды вытянулось. Но не успел он сказать что-либо, как Иисус повернулся к худощавому человеку с густой шапкой кудрявых волос, сидевшему на другом стуле.

– И ты тоже, Иаков!

Иаков вздрогнул, не понимая, откуда Иисус знает его.

– Могу ли я звать одного брата без другого? – пояснил Иисус. – Мне нужны вы оба.

– Зачем? – спросил Иаков тонким голосом.

– Чтобы вы оставили жизнь грешную. А вы сами знаете, в чем согрешили.

– У меня… у меня много друзей среди грешников, – сказал Левий. – Пожалуй, сегодня вечером я приглашу их всех в свой дом. Мы с Иаковом объявим о нашем… уходе, а тебе представится возможность… поговорить с ними.

«Испытывает ли он Иисуса?» – подумала Мария.

– Хорошо, – сказал Иисус. – Я люблю грешников.

– Можно, я тоже приду? – попросил Иуда– Мне, знаешь ли, они тоже очень нравятся.

Уже стемнело, и в большом внутреннем дворе особняка Левия зажгли светильники, привлекавшие к себе тучи белокрылых мотыльков. Легкий ветерок шевелил листву на украшенных фонариками деревьях, под кронами которых к дому шествовали многочисленные гости. Концы шелковых головных платков развевались на ветру, подобно крыльям тех самых мотыльков. Приемы у Левия всегда были зрелищными. Обычно на них приглашались люди зажиточные и влиятельные, посещавшие хозяина дома, не обращая внимания на его не слишком почтенное занятие – разумеется, с традиционной точки зрения. Однако они привыкли вращаться в своем кругу и на сей раз были удивлены присутствием значительного количества незнакомцев. Появление нескольких римлян удивило богачей куда меньше: они решили, что у Левия с ними какие-то дела.

Между том сегодняшний прием был действительно необычным. Приглашали на него не накануне, а только сегодня, во второй половине дня, причем весьма странным образом. Левий расхаживал по улицам и зазывал к себе на вечер чуть ли не всех подряд. В результате собралась немалая толпа: все знали, что Левий не скупится на угощения, у него подают редкие заморские яства, а набивая желудок за его счет, гости испытывали особое удовлетворение, поскольку таким способом как бы возвращали себе часть денег, выуженных Левием из их кошельков.

Стоявшие на коленях слуги омывали ноги гостей ароматизированной водой и утирали ткаными полотенцами. Резные деревянные ширмы, что обычно разгораживали большой зал особняка, были сложены, и по освободившемуся пространству прохаживались слуги с кувшинами вина. Разумеется, самого лучшего, с виноградников горы Прамний. Повсюду на столиках располагались блюда с финиками из Иерихона и лучшими фигами из Сирии, чаши с фисташками и миндалем, а в воздухе уже висел дразнящий запах жареного барашка, которого вскоре должны были принести на блюде в обрамлении печеных яблок.

В центре зала, приветствуя гостей, стоял Левий, по обе стороны от него держались его брат Иаков и Иисус. Левий представлял Иисусу каждого, кто проходил мимо, и объявлял гостям:

– Я оставил свою должность и собираюсь уйти с этим человеком.

Первой реакцией всегда была недоверчивая улыбка. Левий начинал убеждать людей в том, что это серьезное решение. Некоторые верили и, заинтересовавшись, начинали допытываться о причинах. Другие просто смеялись и отходили к столам.

Явившись сюда с Петром, Андреем и Иоанной, Мария увидела среди гостей не только Иуду, но и Филиппа. Она обрадовалась ему – выходит, их первоначальная маленькая компания снова в сборе.

Левий нанял музыкантов, но вскоре звучание инструментов потонуло в громких голосах. Интересно, о чем так оживленно беседовали Иисус с Левием? Озирая зал, Мария углядела нескольких мужчин официального вида, которые, потягивая вино, внимательно наблюдали за гостями. Она и ее спутники направились к Иисусу и подошли как раз тогда, когда тот говорил-.

– Левий, в новой жизни тебе понадобится новое имя. Отныне я буду звать тебя Матфеем, что означает Дар Божий. Новоиспеченного Матфея, однако, этот выбор не впечатлил.

– По-моему, имя не самое подходящее, – натянуто отозвался он. – Ты же знаешь, кто я такой – сборщик податей. Мы не можем выступать в суде и даже участвовать в общих богослужениях. Ничего себе, «Дар Божий».

– Говори об этом в прошедшем времени, Матфей, – сказал Иисус. – Это раньше ты не мог. Когда был мытарем.

Матфей обвел взглядом шумных, смеющихся гостей.

– Для них я всегда останусь мытарем, – буркнул он, – Ничто не изменится.

Иисус улыбнулся.

– Я думаю, ты сам увидишь, что это не так. – Он указал на Симона. – Вот Петр – мой камень, моя скала. Ты знаешь, мне нравится давать людям новые имена. Симон говорит, что он тоже не чувствует себя твердокаменным. Но я сказал ему, что он окрепнет, закалится и станет как скала.

– Как настоящий валун, – рассмеялся Петр, похлопав себя по внушительному животу, – Судя по брюху, я на верном пути.

Группа таможенных служащих подошла к Матфею, явно любопытствуя, что же тут все-таки происходит.

– Слушай, Левий, – сказал один из них, – неужели ты и правда собрался оставить свое занятие?

– Правда, – заверил их Левий, а ныне Матфей.

– Прямо так, сразу?

Иисус положил руку на плечо Матфея, почувствовав, что тот нуждается в поддержке.

– Да, – ответил он, – Но все шло к этому долгое время. Марии пришло в голову, что Матфей, должно быть, слышал, как Иисус проповедовал в другом месте. Или, может быть, он лично знал кого-то, кого исцелил Иисус. Не мог же он принять столь серьезное решение в результате всего лишь одного короткого разговора о монете.

– А ты можешь себе это позволить? – резко спросил другой гость, по виду из мытарей. – А что скажет твоя жена? – Он обвел взглядом богато разукрашенный зал, подняв брови.

– Что чувствует облегчение оттого, что мы больше не будем изгоями, какими делало нас мое занятие, – прямо ответил Матфей. – Трудно радоваться достатку, когда люди считают, что каждый медяк, которого ты коснулся, запятнан. Такое богатство не лучше бедности. А порой и хуже.

– Нет ничего хуже, чем быть бедным.

– А, Иуда! Хоть ты ему скажи. – Мытарь кивнул в сторону Матфея.

Иуда взмахнул рукой, приветствуя всех.

– Значит, это твой прощальный пир, Левий! Или теперь тебя нужно называть Матфей? Замечательно придумано, честно тебе скажу. – Он заговорщически наклонился к нему. – А что, твоя жена действительно так считает?

Не успел Матфей ответить, как его брат Иаков обернулся и бросил гневный взгляд на группу веселящихся торговцев. Это были известные жулики, которых не раз штрафовали за использование фальшивых гирь.

– Что за бесстыдство! – воскликнул он. – Эти-то как посмели сюда явиться?

– Эх, если б они одни, – промолвил один из мытарей. – Ты туда посмотри.

Трое самых известных в городе пьяниц, заполучив в свое распоряжение целый бочонок, пили вино прямо из него, не удосужившись перелить в чаши. Компанию пропойцам составляли городские шлюхи в обычных для их профессии ярких нарядах, с обнаженными руками и множеством побрякушек. Тут же вовсю развлекались их закадычные приятели, воры, срезавшие кошельки на рынках.

Старейшины синагоги тоже заметили этих нечестивцев и тут же, шурша жесткими одеяниями, направились к хозяину дома. Подойдя, они вызывающе уставились на Иисуса, но обратились не к нему, а к Матфею.

– Значит, Левий, этот твой гость и есть тот самый человек, который объявляет себя учителем и пророком?

– Он самый, – подтвердил Матфей, – Если бы вы слышали, как он проповедует…

– О его учении мы слышали. Поэтому и пришли сюда – разобраться, что к чему. Но прежде ответь: зачем ты пригласил к себе в дом этих грешников? Ты что, с ума сошел?

При этом они лицемерно умолчали об очевидном факте: мытари считались, пожалуй, не меньшими грешниками, только другого рода.

– Это я пригласил их, – вступил в разговор Иисус, – Сказал, чтобы приходили. – Он посмотрел на Матфея. – Ты пригласил своих друзей, а я своих.

Старейшины уставились на него в хмуром недоумении.

– Зачем? Скажи нам, раз ты учитель, зачем тебе связываться с такими отбросами? Ты ведь знаешь, что грязь пятнает всех, кто с ней соприкасается. Этот принцип лежит в основе наших обрядов, всего, что касается купания и еды. И ты, конечно, не можешь не понимать, что это подрывает доверие к твоим… проповедям, что бы ты ни прооведовал.

– Я пригласил их сюда потому, что проповеди куда нужнее грешникам, чем праведникам. В лекаре нуждаются больные, а не здоровые.

Эти слова вызвали еще большее неодобрение.

– Похоже, – заявил один из старейшин, – это ты больше всех нуждаешься в лекаре. В лечении Торой. Законом!

Подошел римлянин, центурион, который вел дела с Матфеем и считался его другом. Благочестивые старейшины, подобрав полы, поспешили бочком удалиться, наградив Матфея и Иисуса злобными взглядами и досадуя, что их упреки не достигли цели.

– Как же таможня будет теперь обходиться без тебя… и тебя? – спросил римлянин у Матфея и Иакова.

– Ну, на наши места желающие найдутся, – ответил Матфей. – Обычно должности мытарей продают с публичных торгов.

– Тебя никто не сможет заменить, – посетовал римлянин.

– Ты всем так говоришь, Клавдий, – прямо, но без сарказма сказал Матфей, – Ну а я буду скучать по тебе – особенно по твоим комплиментам.

– Ты приобретаешь умного человека, – сказал Клавдий Иисусу. – Он усердный, у него прекрасная память, отлично разбирается в деталях… не знаю, правда, что ты ему собираешься поручить. Что у тебя за… организация?

– У меня нет никакой организации, – ответил Иисус.

– Значит, будет. Левий прямо-таки создан для того, чтобы все организовывать, это его стихия, – Он снова обратился к Матфею: – На таможне тебе не хватало размаха, вот в чем проблема. А вот взявшись за что-то новое, ты действительно сможешь двигаться вперед. Таким, как ты, нужно то, во что можно вонзить зубы.

– Знаешь, что мне казалось более чем курьезным? – спросил Матфей Иисуса, – Мне, как мытарю, запрещалось посещать синагогу, а Клавдию, римлянину, вообще не еврею, разрешалось.

– Это принцип лежит в основе наших обрядов, всего, что касается купания и еды, – повторил Иисус слова старейшины, – Принцип, может, и правильный, да только у этих святош все выворачивается наизнанку. Клавдий – язычник – прошу прощения! – значит, неподсуден нашему Закону, и оснований не пускать его в синагогу нет. А ты, мытарь, хоть и сын Израиля, а получается. что Закон тебе это запрещает. Глупость, конечно: кому действительно нужно быть ближе к вере, святости и учению, так это именно грешнику. Праведник и сам по себе хорош.

– Я тоже прошу прощения, – вмешался Клавдий. – Как мне кажется, эти ваши святоши делают такого рода заявления, не имея на это права. Правда, с вашими учеными и законниками трудно в чем-то разобраться, это закрытая каста, и чужаков они сторонятся. – Он рассмеялся, – Пожалуй, в каком-то смысле это и сблизило нас с Левием, для них мы оба чужаки.

Люди вокруг них напирали со всех сторон. В результате Марию и Иоанну оттеснили в сторону и конца разговора они таки не услышали.

– Должно быть, ты присутствовала на многих подобных сборищах, – сказала Мария Иоанне. Ирод Антипа постоянно устраивал пиры и прочие увеселения. – А скажи, ты видела, как происходило бракосочетание?

Антина не отказался от намеченного брака с Иродиадой, несмотря на предупреждения и обличения Крестителя.

– Нет. То есть я хочу сказать – я там была, но видеть ничего не видела.

Что имела в виду Иоанна, Мария поняла сразу: демоны не позволили ей увидеть церемонию.

– Может быть, в данном случае оно и к лучшему.

Мария машинально подумала о том, попробовали ли Антипа его невеста ее семейный гарум и понравился ли он им? Обратили ли они внимание на особую печать на амфорах?

«Надо же, когда-то все это казалось мне жизненно важным, – промелькнула у нее мысль. – А теперь все, что осталось в памяти и на сердце от прежней жизни, – это моя дочь. О Элишеба!»

Само это имя ранило ее как нож, и в этот момент Мария отдала бы все на свете, лишь бы только подержать дочь на руках.

Мария настолько погрузилась в свои мысли, что даже не заметила внезапного, стремительного движения рядом с собой, и встрепенулась, лишь услышав шум неожиданно разразившейся схватки. Трое мужчин в капюшонах, якобы направляясь к Матфею, обогнули Клавдия, а потом неожиданно набросились на римлянина и сильным толчком сбили его на пол. Клавдий тяжело упал на спину, а трое нападавших одновременно выхватили из-под одежды зловеще сверкнувшие, изогнутые клинки.

Наемные убийцы!

Весь зал разразился криками, женщины визжали, кто-то порывался присоединиться к стычке, другие устремились к выходу. На мгновение все смешалось, Мария видела лишь клубок рук и ног, наносивших беспорядочные удары, а потом поняла, что Клавдий, чья солдатская выучка не подвела, хоть его и застигли врасплох, сумел вскочить на ноги, лишив своих врагов первоначального преимущества. Теперь они наседали втроем на одного, однако их превосходство было уже не столь очевидным.

– Смерть! Смерть! – орал один из нападавших. – Убейте его сейчас!

Когда Клавдий поднялся, один из противников бросился ему на спину, словно наездник, вздумавший обуздать дикого жеребца, тогда как другой попытался ударить римлянина ножом в грудь. Клавдий искусно отразил удар, ногой выбив нож из рук убийцы. резко развернулся и через спину швырнул повисшего на нем врага с такой силой, что тот, шмякнувшись о стену, упал без сознания. Он распростерся, рука его разжалась и выпустила нож. Клавдий ударил обутой ногой по его запястью, и Мария услышала треск костей, ломавшихся, как гнилые щепки.

Однако третий из нападавших бросился на Клавдия сзади, намереваясь нанести колющий удар в спину. Кинжал не достиг цели, запутавшись в складках тяжелого плаща. Капюшон убийцы откинулся, открыв заостренное, как у хорька, лицо, которое Мария видела раньше.

Человек, который ворвался в дом Сильвана, Симон. Так его звали. Симон!

– Симон! – словно со стороны услышала Мария собственный голос. – Симон! Остановись! Остановись!

Симон был настолько поражен, услышав свое имя, что на мгновение замешкался. Но Клавдию хватило этой секунды, чтобы поймать руку нападавшего, разжать мертвую хватку на своей шее и, продолжая выкручивающее движение, сломать эту руку. Послышался треск, не столь резкий, как в предыдущем случае, но тоже неприятный для слуха. А затем вопль Симона – отчаянный и какой-то обиженный, будто это на него внезапно напали.

Мария подбежала к нему и присмотрелась. Да, это был тот самый человек.

– Это ты виновата! – выкрикнул Симон. Глаза его выкатились от боли в сломанной руке, но кривого ножа он так и не выпустил. – Отвлекла меня своим криком. Все из-за тебя!

– Что из-за меня? – выкрикнула в ответ Мария, – Ну, убил бы ты этого римлянина, но уйти отсюда тебе все равно не удалось бы. Ты умер бы на кресте – и ради чего?

– Если ты этого не понимаешь, значит, ты из числа наших врагов! – прорычал зилот, и тут его глаза сузились, – Ну конечно, так и есть. Помню тебя, как же. Я просил убежища, а меня выставили из дома… А ты при этом улыбалась и кивала. Изменница! – Позабыв о боли, он негодующе сплюнул.

Клавдий качал головой и растирал запястья, дивясь тому, каким чудом ему удалось избегнуть смерти.

– Его все равно распнут, – промолвил римлянин, кивая в сторону Симона. – Что удавшееся убийство, что неудавшееся – тут разницы нет. Разумеется, для закона, а не для того, на кого покусились. Так что конец ждет всех троих.

К тому времени их уже окружили римские солдаты. Руки Симона связали за спиной, причем он держался так, словно получал от боли удовольствие. Парня, которого Клавдий приложил об стену, который так и не пришел в себя, рывком подняли на ноги, на того, у кого римлянин выбил нож, тоже наложили крепкие узы.

– Уведите их, – приказал Клавдий солдатам.

, Симон! – Это заговорил Иисус. До сих пор он хранил молчание, но сейчас его голос прозвучал на удивление весомо.

Похожий на хорька убийца поднял на него глаза.

– Симон, – повторил Иисус.

Клавдий удивился, но подал солдатам знак подождать.

– В чем дело? – буркнул Симон. – Пусть с этим покончат, дайте мне умереть за мой народ! Не нужно мне никаких проповедей, плевал я на римский суд, а заодно и на наши власти, потворствующие захватчикам. Кончайте скорее!

– Симон! – В голосе Иисуса было что-то такое, что заставите зилота умолкнуть. – Симон. Присоединяйся ко мне.

– Что? – Лицо Матфея побледнело и вытянулось.

– Нет! – возразил Клавдий. – Он напал на представителя Рима, а это измена. Он должен умереть.

– Изменники умирают все время, – сказал Иисус. – О чем ты спросила его, Мария? «Ради чего?» Ради чего он готов умереть? Это очень глубокий вопрос. Симон, разве ты не хотел бы сделать что-нибудь, способное на самом деле приблизить Царствие Божие? Ты ведь шел на риск ради этого, не так ли?

– Я ничего не знаю о Царствии, – сказал Симон.

Лицо его уже начало сереть от боли: шок проходил, и сломанная рука давала о себе знать все сильнее.

– А я думаю, что знаешь, – возразил Иисус. – Хочешь ли присоединиться к нам и узнать о нем больше? – В ответ Симон ограничился хмурым взглядом, – Правда, для прихода этого Царствия не понадобятся ни ножи, ни убийства. Но с тебя, по-моему этого уже хватит, не правда ли?

– Этот человек арестован, – напомнил Клавдий.

– Да1 Да! Я пойду с тобой! – неожиданно воскликнул Симоц обращаясь к Иисусу. До него дошло, что это возможность избежать казни.

– Ты не можешь забрать его, – заявил Клавдий, – Кем бы ты ни был, такого права у тебя нет.

– А если я поручусь, что он больше не будет совершать убийства?

– По закону ты не можешь выступить поручителем, тем более за такого опасного преступника. За ним числится не одно сегодняшнее нападение. Нам крупно повезло, что его удалось схватить.

– Если он когда-нибудь выступит против тебя или кого-то другого, можешь наказать меня вместо него.

– У меня нет ни малейшего желания наказывать человека, который не создавал нам никаких неприятностей. Это не только несправедливо, но и бессмысленно: проблем не убавится.

– Симон, ты готов поклясться, что навсегда откажешься от насилия? – спросил Иисус.

Симон заколебался, потом кивнул, но не глядя Иисусу в глаза.

– Ты можешь начать с того, что отдашь нож, который пытаешься спрятать, – усмехнулся Клавдий.

Симон уронил оружие на пол.

– А ты, Дисмас? – спросил Иисус того зилота, которого римлянин ударил о стену.

Мятежник, услышав свое имя, опешил настолько, что потерял дар речи.

– Я к тебе обращаюсь, Дисмас, ~ повторил Иисус. Ты присоединишься ко мне?

– Нет! – испуганно воскликнул Дисмас. – Нет, ты безумец!

Без дальнейших разговоров солдаты подхватили его и поволокли прочь, пока он не передумал.

Второй зилот со сломанной рукой начал приходить в себя. Он тоже показался Марии странно знакомым: может быть, и его она видела в Тивериаде? Открыв глаза, мятежник обнаружил, что схвачен врагами.

– А ты? – спросил Иисус.

– Что? Кто ты? – Несостоявшийся убийца бросил взгляд на Симона. теперь пленника, и римлянина, который был не только жив, но и отдавал приказы, застонал от бессильной злобы и закрыл глаза.

– Меня зовут Иисус. Я приглашаю тебя присоединиться ко мне и моей благой миссии.

Пленник покачал головой.

– Единственная благая миссия, которую я знаю, – это борьба против Рима и его пособников, – сказал он. – Нет, благодарю.

– Симон сказал «да».

– От каждого человека можно ждать удивительного поступка. – Зилот презрительно скривился и пожал плечами.

– Удиви себя и присоединись к нам.

Зилот помедлил и затем отрицательно помотал головой.

– Уведите и его тоже, – распорядился Клавдий.

Теперь остался только Симон, растерянно озиравшийся по сторонам.

– Мне следовало бы быть с ними, – наконец сказал он.

– Ты уже сделал свой выбор, разве нет? – Иисус посмотрел на Клавдия. – Заверяю тебя в том, что этот человек более не опасен никому из римлян.

Центурион промолчал.

– Я тоже клянусь, – вмешался Матфей. – Я тоже готов поручиться за него.

Симон повернулся к бывшему мытарю.

– Вообще-то я собирался убить тебя, гнусного изменника своего народа, а этот римлянин просто оказался у меня на пути. Пособники захватчиков ненавистны мне даже более, чем сами римляне.

– Я знаю, – промолвил Матфей, – Долгое время мне приходилось остерегаться твоего ножа. Но это в прошлом, я больше не мытарь.