Текст книги "Тайная история Марии Магдалины"

Автор книги: Маргарет Джордж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 52 страниц)

Глава 37

Мария умаялась за день и была уверена, что уж в эту ночь будет спать хорошо. Вокруг царили мрак и прохлада, тепло костра и спокойствие гор согревали душу. И поначалу сон пришел легко. Мария, убаюканная окружающей безмятежностью и телесной усталостью, провалилась в беспамятство, но посреди ночи ее снова посетило видение. Столь же отчетливое, как и в случае с Иоанном Крестителем, но еще более пугающее.

Она увидела избитого и искалеченного Иоиля. Он лежал в постели. Его грудь покрывала вымокшая от крови повязка, и он слабо шевелил рукой, призывая кого-то, находившегося в комнате. Рука тоже была перевязана: кисть высовывалась из повязки, словно плавник.

– Помогите мне, – шептал он. – Я этого не вынесу!

Кто-то хлопотал над ним, вытирал лоб, поправлял подушку. Мария взмолилась о том, чтобы ей открылась более широкая картина, и ее желание исполнилось.

Человеком, склонившимся над Иоилем, оказался Илий. Рядом с ним, горестно обнимая друг друга, стояли мать и отец Иоиля. Ее мать, Зебида, держала на руках Элишебу.

Иоиль лежал на смертном ложе! Иоиль, такой молодой и здоровый! Что с ним случилось?

Мария села, и сон тут же истаял, видение пропало. Сердце ее неистово колотилось. Она ахнула и схватилась рукой за горло. Все вокруг нее мирно спали под яркими далекими звездами, светившими с ясного неба.

Это просто сон или все же видение? Если видение, она должна узнать больше!

Несколько долгих мгновений ничего не происходило, но потом образы вернулись. Иоиль в храме, входит во внутренние дворы. Иоиль и группа его спутников-галилеян приближаются к возвышениям, откуда уже виден массивный каменный алтарь, забрызганный кровью жертвенных животных. Неожиданно на них с криками бросаются солдаты. Римляне. Летят стрелы. Людей охватывает паника, они мечутся, не зная, куда бежать. Одни спасаются, другие падают на землю. Слышатся вопли раненых, крики солдат Пилата. Люди бросаются к выходу, оставляя позади мертвых и раненых. Огромная толпа, вливавшаяся во двор, сталкивается с бегущими и пытается повернуть. В воротах затор, давка, и тут подоспевшие солдаты Пилата начинают разить всех подряд, всех, кто подвернется под руку. Иоиль получает удар дубинкой по голове, потом в живот, потом по ногам – они почти перебиты. Он падает.

Появилось еще одно видение: груда раненых, мертвых и умирающих людей, ужасная, шевелящаяся гора истекающей кровью плоти во дворе храма. Солдаты приходят с носилками и выносят пострадавших за пределы храма, чтобы внешние ворота можно было закрыть на ночь. Раненые и умершие лежат вперемешку, сваленные сразу за воротами. Если это кого-то и волнует, то только не Пилата.

Помощь приходит не сразу: какие-то галилеяне доставляют искалеченного Иоиля домой, но путь был долгим, раны – тяжкими, а лечение началось поздно. Теперь он лежит в затемненной комнате и умирает.

Иоиль! Нет, этого не может быть. Никогда раньше он вообще не ходил в Иерусалим. Не мог же Господь поступить так жестоко и покарать хорошего человека мучительной смертью за попытку исполнить свой долг верующего и посетить храм.

Но как ни пыталась успокоить себя Мария, ничего не получалось – слишком уж отчетливым было видение. Нет, это не сон, это страшная правда, Она должна вернуться. И не одна, а с Иисусом. Иисус спасет его.

«Для Иисуса нет ничего невозможного, он способен исцелить любые раны» – твердила себе Мария, чтобы унять тревогу.

Эта ночь никак не кончалась. Темно-синее, усыпанное звездами небо казалось безобразным, ибо упорно не желало являть признаков долгожданной зари. Едва же забрезжил рассвет, Мария вскочила со своего ложа и, увидев Иисуса, шедшего в утренней сумраке вдоль обрыва, устремилась к нему и схватила за руку. Она не могла больше ждать.

– Иисус! – зачастила она. – Мне было явлено еще одно видение. Ужасное! Помнишь, Иуда рассказывал нам о паломниках из Галилеи, на которых в храме напали солдаты Пилата? Так вот среди них был мой муж. Он получил тяжкие раны и сейчас лежит при смерти. Мы должны пойти к нему в Магдалу, ты должен спасти его!

К ее удивлению, Иисус покачал головой.

– Я должен спасти его? Почему? Ты сама можешь пойти а нему, ты можешь помолиться о нем. Господь послушает тебя.

– Господь – да, – сказала она. – Но не Иоиль. Разве не сам ты говорил, что нет пророка в своем отечестве и среди родни его? Иоиль ни за что не будет слушать меня и не поверит моим молитвам.

– Так ведь он не верит и в меня, в мое предназначение. А исцеляет вера: у кого ее нет, тому я бессилен помочь.

– Но ведь у него не было возможности уверовать! – пылко воскликнула Мария. – Это правда. Да, когда ты пришел в Магдалу, он обратился против тебя, но ведь ему тогда не доводилось ни слышать твоих речей, ни видеть твоих чудес. О! Ты должен пойти к нему!

– Мы пойдем вместе, – согласился Иисус. – Но я прошу тебя, не ожидай слишком многого. Если он не согласится, то…

– Но он не должен умереть, не должен! Это было бы неправильно, несправедливо, незаслуженно!

– А разве то, что умрет Иоанн Креститель, правильно? Справедливо? Однако его ждет смерть.

– Иоанн Креститель – святой! – горячо возразила Мария. – Он пророк, проповедник, посвятивший свою жизнь обличению зла и прославлению Господа. Иоанн Креститель знал, что смерть всегда ходит рядом с ним. Иоиль – совсем другое дело. Это обычный человек, далекий от святости, но добрый и хороший.

– Я пойду к нему, – сказал Иисус, – и сделаю все, что смогу. Но только от самого Иоиля будет зависеть, позволит ли он Господу совершить исцеление.

Иисус велел остальным ученикам подождать несколько дней, после чего отправляться в Вифсаиду, и вместе с Марией, не откладывая, пустился в путь.

По дороге они говорили мало, хотя Марии хотелось рассказать ему о своей жизни с Иоилем, о том, что он значил для нее и как они любили друг друга. О том, что она до сих пор верит: их разлука кратковременна. Несомненно, Иоиль должен понять, что сделал для нее Иисус, и тогда он позволит Иисусу и его последователям стать частью его собственной жизни, позволит ей воссоединиться с Элишебой.

Но по мере того, как они в угрюмом молчании шли под палящим солнцем, настроение Марии менялось и на смену радужным надеждам приходили тяжелые предчувствия. Она начала трястись от страха. В этот самый момент Иоиль лежал раненый, в окружении всей семьи – всей, кроме своей жены. Думает ли он обо мне? Или я умерла для него?

«О, пусть только Иоиль будет жив, когда мы придем туда! Пусть он начнет выздоравливать!» – возносила она беззвучную молитву.

И вот улицы Магдалы, прибрежная тропка и открытая рыночная площадь, знакомые ей с детства, вновь предстали перед Марией. Дома, лавки – все здесь казалось привычным и успокаивало, словно сама эта обыденность могла отвратить беду. Впрочем, на размышления времени не было: свернув за угол и подходя к ее дому, Иисус и Мария увидели собравшуюся перед ним толпу. Стало ясно – видение не обмануло. Мария направилась прямо в гущу людей, многие из которых при виде ее разинули рты, словно она умерла и явилась им, восстав из могилы. Правда, никто не помешал ей и Иисусу пройти сквозь толпу и ступить в дом.

Там все было точно так, как в ее сне: полумрак, закрытые ставни, теснота, усиливавшая все запахи. В большой комнате стояли родные: иные, не дождавшись кончины, уже оплакивали Иоиля, когда Мария с Иисусом прошли через это помещение в спальню, никто из них не поднял глаз.

Запах болезни был столь силен, что Мария начала задыхаться. Рядом с кроватью – точно как в видении – стояла ее мать, которая держала на руках хнычущую Элишебу, и скорбно смотрела на человека в кровати. Но Мария первым делом бросилась не к нему, а к матери и Элишебе, прижав их к себе так крепко, что ее рукам сделалось больно.

– Мама! Мама! – шептала она.

– Мария? – Ее мать отстранилась и уставилась на нее, не веря своим глазам. – О Мария, неужели это ты? – Ее глаза наполнились слезами. – Ты вернулась, о дочь моя, и как раз успела.

Иисуса она не заметила.

Элишеба при виде чужой, может быть, смутно знакомой женщины сначала чуточку смутилась и оробела, потом слегка улыбнулась. Темные, казавшиеся огромными глаза смотрели на нее оценивающе, с опаской.

– Элишеба…

Элишеба потянулась к матери пухленькими ручками и обняла ее. Сердце Марии забилось от радости.

– Мама, мне рассказали о несчастье с Иоилем… – Не было нужды объяснять, кто рассказал ей и как. – И теперь я вижу, что это правда!

Мария собрала все свои силы, чтобы посмотреть на кровать. Иоиль лежал на спине, скрестив перевязанные руки на забинтованной груди и выпростав поверх одеяла перебитые ноги. Боль и слабость одолевали его настолько, что, когда у его одра появился кто-то еще, он даже не открыл глаза.

Мария опустилась на колени рядом с ним. Это был Иоиль, его дорогой знакомый профиль выглядел так, как всегда, но темные круги под глазами, впалые щеки и потрескавшиеся, бескровные губы являли собой образ надвигающейся смерти. С каждым выдохом между этими тонкими губами проступали кровавые пузырьки. Мария коснулась его лба, ожидая, что он будет горячим от лихорадки, но, к ее ужасу, он оказался ледяным. От умирающего уже веяло могильным холодом.

– Иоиль, – прошептала она, поглаживая его лоб и щеки, то-^ холодные. – Это я, Мария, твоя жена.

Она взяла его руки и стала растирать их. Иоиль не пошевелился и ничем не выказал, что чувствует ее присутствие.

– Иоиль, – повторяла Мария. – Иоиль, открой глаза! Иоиль, открой глаза!

И только тогда стоявший неподалеку Илий узнал ее. И издал негодующее восклицание.

– Ты! – вскричал он. – Ты! Как ты посмела прийти сюда? – Он схватил ее за руку и потащил прочь от кровати – Не прикасайся к нему! Как смеешь ты касаться его?

– Я его жена! – Мария сдвинула назад головной платок, чтобы все могли ее видеть.

Пусть ее видят все, и еще не отросшие волосы тоже. Не важно, что с ней было, она по-прежнему жена Иоиля, и здесь, сейчас, у нее больше прав, чем у кого-либо из них.

– Довольно! – заявил Илий. – Иоиль собирался развестись с тобой. – При этом он понизил голос, чтобы никто, кроме Марии, его не услышал.

Мария вырвала руку и громко, на всю комнату произнесла:

– На это не было оснований!

– Оснований достаточно, – прошипел Илий, – Ты опозорила и обесчестила доброе имя нашей семьи!

– Это чем? – с вызовом спросила Мария, и теперь все уставились на нее. – Может быть, тем, что была больна? Или тем, что исцелилась? Греха нет ни в том, ни в другом!

– Закон ясно гласит, что человек может развестись с женой, если находит в ее поведении что-то неприличное или недостойное. Что тебе больше по вкусу?

– Ни в болезни, ни в желании исцелиться нет ничего «неприличного» или «недостойного». Ты всегда был жестоким человеком, а Закон использовал как ширму, чтобы прятать за ним свою злобу. Теперь скажи правду: неужели Иоиль действительна прошел предписанный обряд развода?

– Нет, – признался Илий, хмуро глянув на нее. – Но он объявил, что разведется после возвращения из Иерусалима.

Мария отвернулась от него и снова склонилась над Иоилем.

– Иоиль, муж мой, открой глаза. Мне нужно, чтобы ты открыл глаза. Еще не конец. Тебе можно помочь. Я привела человека. который способен сделать это. – Она продолжала растирать ему виски.

Один глаз Иоиля, менее опухший, приоткрылся. Он не мог повернуть голову, чтобы увидеть ее, но, очевидно, он узнал ее голос.

– Помоги, – просипел он. – Помоги.

Рука его умоляюще потянулась к ней, точно так же, как это было во сне.

– Я здесь, с тобой, – заверила Мария. – Я здесь. Попробуй. Открой другой глаз. Поговори со мной, Иоиль, помощь близка.

Медленно и не шире щелки, но открылся и второй глаз. Губы раздвинулись, и послышался хриплый шепот:

– Мария?

Мария схватила его руки.

– Да! Да! Я здесь! – Она наклонилась и поцеловала его в щеку. – Все будет хорошо. Все будет хорошо.

Иоиль издал долгий глубокий вздох.

– Здесь… – повторил он. – Здесь…

Кажется, он слегка пожал ее руку, но так слабо, что она могла и ошибиться. Родственники теснились вокруг нее со всех сторон, напирая, чтобы быть поближе к постели. Марии самой было трудно дышать, что уж тогда говорить об Иоиле?

– Пожалуйста, – попросила она, – отойдите назад! Здесь слишком тесно.

Мария склонилась над Иоилем и произнесла ему прямо в ухо:

– Иоиль! Со мной человек, который может помочь тебе. Ты видел его раньше. Ты знаешь, что он исцелил меня. Это особый человек, посланный Богом. Он помог многим людям, находившимся в гораздо худшем состоянии, чем ты. Я видела это собственными глазами. Кожа прокаженных становилась здоровой, люди, неспособные ходить, поднимались и могли даже прыгать и бегать. Твой случай – пустяки по сравнению с тем, что он совершил. Позволь ему помочь тебе. – Она обернулась и протянула руки к Иисусу. – Подойди. Вот Иоиль. Он нуждается в тебе.

Иисус, до сих пор остававшийся незамеченным, теперь вышел вперед. Он встал рядом с кроватью Иоиля и посмотрел вниз, на тяжело дышавшего больного.

По выражению лица Иисуса Мария не могла сказать, надеется он на исцеление или считает этот случай безнадежным. Он так сосредоточенно вглядывался в Иоиля, что, казалось, больше ни на кого не обращал внимания.

– Иоиль! – промолвил наконец Иисус – Ты слышишь меня? Ответом было молчание. Иоиль не откликался, и Мария уже решила, что они пришли слишком поздно. Несмотря ни на что, он уходит в небытие!

Но в этот момент умирающий разлепил губы и с огромным трудом выдавил из себя:

– Да.

Тогда Иисус взял обе его руки в свои, закрыл глаза и стал молиться. Потом он сказал:

– Иоиль, твои телесные раны можно исцелить. Но только если ты полностью положишься на меня и поверишь, что я могу попросить Господа об этой милости и Господь откликнется на мою просьбу. Ведь для Господа нет ничего невозможного.

И снова Иоиль долго лежал молча, прежде чем прохрипел:

– Для Господа… ничего невозможного… знаю. – На эту фразу больной затратил так много сил, что продолжить он смог только после передышки. – Но тебе… нет, я не могу довериться тебе. – Он закашлялся и выплюнул кровь. – Я… видел тебя. Ты избавил мою жену от демонов только для того, чтобы поработить ее самому. Чтобы оставить ее себе. – Дыхание его перехватило, голос зазвучал тише. – Да, наверное… ты можешь… творить чудеса, но только с помощью Сатаны. Ты… его пособник.

Мария охнула.

– Нет, Иоиль! Ты не прав! Он враг Сатаны, а ты помогаешь Сатане своим неверием. Это он сейчас нашептывает тебе такие слова!

Каким-то образом Иоилю удалось оторвать голову от подушки и приподнять ее. Его глаза раскрылись шире, и, хотя на Марию он посмотрел с нежностью, которую она так хорошо помнила, пристальный взгляд Иоиля, устремленный на Иисуса, был враждебен.

Иисус подошел к нему поближе и снова попытался взять руки.

– Доверься Богу, – попросил он. – Молись всем своим сердцем!

Но Иоиль оттолкнул его руки и, слабо покачав головой, прохрипел:

– Не прикасайся ко мне. Ты слуга дьявола!

Мария со слезами уронила голову ему на грудь.

– Нет, Иоиль! Нет! Это твоя единственная надежда! – Она нежно погладила его лицо. – О Иоиль, не покидай меня! Не покидай Элишебу! Позволь Иисусу помочь тебе!

Он снова едва заметно покачал головой и тут же уронил ее на подушку.

– Нет. И подумать только… ты пришла к моему смертному ложу… как стервятник. Ты ничего не получишь, ничего. Вот моя последняя воля. Я знаю, ради чего ты на самом деле явилась!

– Иоиль, забудь про меня! – взмолилась Мария. – Ничего мне не давай. Это твое право. Но пожалуйста, пожалуйста, позволь Иисусу просить для тебя милости у Господа!

– Нет! – воскликнул Иоиль так громко, что это потрясло окружающих.

И откуда только у него взялись силы? Впрочем, их хватило только на этот возглас, и он бессильно откинулся на подушку.

– Все равно молись за него! – велела Мария Иисусу. – Исцели его! Придет время, и он раскается. Придет время, он поймет, что был не прав! Потом… позже… Только живые имеют роскошь отложить что-то на потом. Дай ему эту возможность!

Иисус молился, закрыв глаза, сцепив руки и, казалось, не замечая никого в комнате. Так продолжалось долго, но в конце концов он со скорбью в голосе промолвил:

– Слишком поздно. Без веры… слишком поздно.

И когда он сказал это, Мария посмотрела вниз и увидела, что глаза Иоиля закрыты и грудь, похоже, больше не колышется. Из его горла вырвался последний, дрожащий вздох – и наступила тишина.

Он умер! Иоиль умер. Мария тяжело опустилась у кровати и зарыдала, уронив голову рядом с его рукой.

Остальные люди в комнате начали причитать, голосить, но Мария ничего этого не слышала. Единственное, что она ощущала, – это отсутствие Иоиля; все, что она слышала – это его молчание, которое уже никогда не прервется.

Цоиль скончался, когда время близилось к закату солнца, а это означало, что не могло быть никаких похорон и погребения, пока солнце не взойдет на следующий день. Готовить покойного к погребению предстояло женщинам, включая и Марию, хотя она думала, что не вынесет этого.

– Иисус! – Она вцепилась в рукав того, на кого возлагала столько надежд. – Почему ты не спас его?

– Потому что он не позволил мне, – ответил Иисус, выглядевший печальнее, чем когда-либо, и, отвернувшись, утер слезу. – Делай, что должна, – сказал он Марии спустя некоторое время. – Побудь с женщинами, подготовь мужа. Я подожду.

Отец Иоиля, Иезекииль, и отец Марии, Натан, с печальными типами подняли неподвижное тело Иоиля с постели и отнесли его в комнату, чтобы подготовить к погребению. Женщины помогли уложить его на ложе из алебастра. После того как мужчины ушли, мать Иоиля, Юдифь, бережно сняла с него одежду и приготовила к омовению. Над ним стояла его сестра, Девора, за ней полукругом жены братьев Марии, Ноема и Дина, и несколько кузин, которых она смутно помнила по лицам, но не по именам. Мария вздрогнула, увидев его раны. Бока сплошь покрывали черные и синие кровоподтеки, руки переломаны в нескольких местах.

Иоиль. Красивый, хорошо сложенный Иоиль был избит до смерти. Можно сказать, убит у алтаря, как жертвенный барашек или телец. Но не священником, а Пилатом, представителем Рима!

Женщины стали поливать воду из глиняных кувшинов на его тело, начисто отмывая с ран корку засохшей крови. Казалось странным, что на человека льют столько воды, а он даже не шелохнется. Дрожащей рукой Мария осторожно прикрыла покойному глаза, пригладила волосы, потом коснулась щеки. Плоть его уж не ощущалась как плоть живого человека: стала прохладнее, неподатливее и приобрела мертвенную бледность. Не скупясь на слезы, женщины пели псалмы, растирая его тело маслом алоэ и смирной, а потом приподняли, чтобы обмотать белым полотняным саваном. Руки и ноги запеленали, а лицо прикрыли особым куском ткани, прежде чем окончательно завернуть тело в саван. После этого тело подняли и уложили на носилки, на которых его предстояло доставить к месту упокоения, алебастровое же ложе вымыли и насухо вытерли.

Покончив с этим, женщины знаками поманили Марию за собой в особую комнату, где им предстояло провести ночь отдельно от прочих, ибо соприкосновение с мертвым телом делало их нечистыми и способными осквернить других.

Они снова прошли через парадный вход дома (Мария отстраненно удивилась тому, что когда-то считала его своим), вошли в комнату, откуда уже убрали смертное ложе. Пол был выметен, а окна открыты, чтобы впустить свежий воздух. Мария опустилась на табурет. Там находились и другие женщины, которые ждали в комнате, родственницы, не участвовавшие в подготовке к погребению. Мария тупо посмотрела на них. Кто они?

Женщины сбились в кучку и говорили шепотом, как будто Иоиля все еще мог потревожить шум. Они обнимали и утешали друг дружку, но ни одна из них не коснулась Марии. Правда, поначалу она этого даже не заметила, ибо, будучи слишком расстроена, не могла ни с кем говорить. Потом постепенно до ее слуха стали доноситься перешептывания.

– Она здесь. Она действительно пришла, она оставила того безумца, с которым связалась…

– Если бы так! Она притащила его с собой, ты разве его не видела? Он осмелился выйти вперед и взять Иоиля за руки.

– У некоторых людей нет стыда.

– У кого? У Марии или у этого… человека?

«Я вдова, – подумала Мария. – Мой муж только что умер. Все эти женщины в той или иной степени моя родня. Но для них я чужая».

Там была Ева, ее тетушка; она перед свадьбой, подмигивая, вручила ей любовное снадобье, которое должно было сделать первую ночь Марии прекрасной. И другая тетка, Анна, предложившая для Иоиля зелье, способное «уподобить его верблюду». Двоюродные сестры, тогда хихикавшие и красневшие, Зебида, ее родная мать, золовки, невестки…

Мария встала, одновременно со слабостью в ногах чувствуя необходимость взглянуть им в глаза.

– Неужели у вас нет слов утешения для меня? – воскликнула она.

Женщины все разом умолкли и воззрились на нее.

– Утешение? Для тебя? – переспросила Девора, сестра Иоиля. Теперь эта девочка, так похожая на брата и так им любимая, стала взрослой женщиной.

– Да, для меня. Я потеряла мужа.

Зебида подошла к дочери и взяла ее за руку.

– Да, это большое горе.

– Неужели никто не расскажет мне о его путешествии в Иерусалим? Как вообще он оказался в этом паломничестве? – Мария заплакала. – Он никогда не ходил туда раньше!

Мать Иоиля, Юдифь, покачала головой.

– Никогда не ходил, а тут сказал, что почувствовал потребность, и, когда несколько соседских семей собрались, ушел с ними. Сказал, будто бы он призван.

Иоиль? Иоиль почувствовал себя призванным?

– В последнее время он на многое стал смотреть иначе, – подчеркнула Юдифь.

– Мой муж тоже был в том паломничестве, – сказала одна женщина, которую Мария не узнала. – Поначалу ничто не сулило беды, дурных предчувствий ни у кого не было. Потом… Пилат из-за чего-то разъярился. Из-за чего, никто толком не знает, но, наверное, из-за постоянных мятежей, которые все чаще вспыхивают в Галилее. Может быть, он решил преподать галилеянам урок. Так или иначе, после нападения уцелевшие товарищи подобрали Иоиля и привезли домой, но путь был долгим, а избили его страшно. Ему пришлось трястись на осле по жаре. Он испытывал жуткую боль, раны воспалились и загноились, и в Магдалу его доставили уже едва живым.

– Спасибо, – сказала Мария, – спасибо, что рассказала мне. Бедный Иоиль! Каким же ужасным, наверное, было это долгое, мучительное возвращение из Иерусалима в Магдалу.

– Ну а как ты? – спросила наконец одна из женщин. – Почему ты ушла от нас?

«Ушла от нас… ушла от нас… Они говорят так, будто я умерла!» – подумала Мария.

– Я…

– Мария была одержима, – громко, не считая нужным понижать голос, произнесла ее мать. – Демоны вселились в нее, овладели ею, и ей пришлось обращаться к разным людям, ища исцеления. И нашелся человек, который смог избавить ее от нечистых духов, беда только в том, что он сам оказался одержим злом и наслал на нее свою порчу. Иоиль узнал об этом и отказался признавать ее своей женой, – последние слова Зебида произнесла, стоя напротив Марии и глядя на нее со злобным вызовом, – поэтому на самом деле ты ему не вдова!

– Когда он умер, я была его законной женой, теперь я его вдова, и этого у меня никому не отнять, – возразила Мария. – Кроме того, я не ушла от вас, это вы меня изгнали!

– И правильно сделали! Можешь считать себя вдовой, но пока не покаешься и не очистишься, мне ты не дочь! – заявила мать с таким выражением лица, какого Мария у нее никогда не видела.

– Матушка, я не делала ничего плохого! – сказала она, потянувшись к ней. Но ее мать отступила назад. – Матушка!

Зебида отошла к стене и отвернулась.

– Ты говоришь, что ты его вдова, – вмешалась Девора. – Ты не была женой моему брату!

Девора всегда была ее другом, утверждала, что хочет быть похожей на нее и восхищается ею, и этот неожиданный выпад Мария восприняла как удар.

– Я… я всегда была… – Она начала оправдываться, но потом осеклась и умолкла.

– Ясно, что ты явилась сюда, чтобы прибрать к рукам дом Иоиля и его деньги, – продолжала Девора. – Да, развестись с тобой формально он не успел, но на момент его смерти ты не жила с ним и, чтобы вступить в права наследования, должна будешь очиститься: прожить праведной жизнью семь лет под присмотром родни. Твою дочь будет воспитывать Дина, которая уже забрала ее в свой дом.

Дина? Забрала Элишебу? У Марии вырвалось горестное восклицание.

– Тебе надо было подумать об этом раньше… прежде чем ты начала все это, – сказала ее мать. – Дина знала, что ей предстоит взять ребенка, поэтому воздержалась от прикосновения к мертвому телу. Она должна была оставаться ритуально чистой. Как и Элишеба. Да, она забрала девочку и будет заботиться о ней.

– Но мы хотим, чтобы ты осталась с нами, – поспешно добавила мать Иоиля Юдифь. – Мы хотим, чтобы ты вернулась к нормальной жизни. Семь лет… это не так долго. Не заметишь, как пробегут.

– Конечно, как у вдовы, у тебя будут некоторые ограничения, – снова заговорила ее мать. – Вдовы не пользуются свободами жен.

– И ты будешь под надзором… тебе от многого придется отказаться, – заявила Девора с полной убежденностью в собственной правоте. – Потом, когда ты докажешь, что…

– Есть ли тут кто-нибудь, кто вместо брани и укоров выразит мне сочувствие и разделит со мной мое горе? – Мария обвела взглядом круг суровых, враждебных лиц.

Ноема, жена Сильвана, выступила вперед, обняла ее и шепнула ей на ухо:

– Не отчаивайся. Не теряй надежды. Мы с твоим дорогим братом никогда не отвергнем тебя и не повернемся спиной. Мы поможем тебе выдержать эти семь лет.

Плотно сомкнувшееся кольцо родственниц вдруг показалось Марии зловещей петлей, готовой стянуть ее горло и удушить.

– Я должна вернуться к Иоилю! – воскликнула она, – Я должна быть с ним!

Мария вскочила и выбежала из комнаты, устремившись туда, где лежал покойный.

«Даже мертвец, и тот добрее ко мне!» – подумала она, спотыкаясь на ходу.

В комнате царил полумрак, лишь несколько тусклых ламп светились по обе стороны от похоронного ложа, но все остальное пространство было погружено в темноту и холод – умерший не нуждался в тепле. Она заняла место на табурете рядом с траурным ложем, взглянула и больше не сумела отвести взгляд от неподвижного тела, обернутого в белое полотно. Потрясение было столь сильным, что Мария не могла ни о чем думать. Она забыла об этих женщинах. Единственное, что она могла, – это смотреть. плакать и снова смотреть. Враждебность родственниц, их недобрые слова остались за порогом.

– О Иоиль! – твердила она, – О Иоиль!

Мария не услышала, как подошел Иисус. Он сел рядом с ней молча, закрыл глаза и начал молиться. Она чувствовала, что Иисус понимает больше, чем все ее родственницы, вместе взятые, испытал больше, чем они, и, может быть, сумеет поделиться с ней своим пониманием смерти и боли. Но единственное, что имело значение сейчас – это Иоиль.

Ей хотелось сказать что-то, достойное этой трагедии, но с уст ее сорвалось лишь банальное:

– Я не хочу расставаться с ним!

– Боль разлуки очень велика, – сказал Иисус. – Это самая глубокая рана. Ее не залечишь словами, ни моими, ни чьими-то еще.

– Я покинула его и теперь… теперь я никогда больше его не увижу. Он умер, не простив меня. И уже ничто не может это изменить.

Иисус потянулся и взял ее руку в свои.

– Он не простил, потому что не понял. Но любить тебя не переставал никогда.

– Они изгнали меня, – пробормотала Мария. – Эти женщины… они более жестоки, чем мужчины!

Пока они тихонько говорили, лампы, поставленные вокруг ложа Иоиля, замигали, язычки пламени заколебались, отбрасывая узоры теней на его белый саван. Как странно было говорить о таких глубоко личных делах, о нем, в то время как он уже ничего не мог услышать.

Мария снова посмотрела на неподвижное, завернутое в саван тело. В первый раз Иоиль отослал ее к Иисусу. Теперь он предоставил ей возможность начать все заново и выбрать путь снова, на сей раз самой. Она могла вернуться к семье, покаяться, пройти очищение и понести наказание за отход от того, что они считали правильным.

Однако, как бы ни страдала Мария из-за того, что потеряла Иоиля. и сколь болезненно ни переживала окончательный разрыв с семьей, возможность расстаться с Иисусом устрашала ее больше.

– Ибо тогда я действительно буду потеряна, – прошептала она так тихо, что Иисус не мог ее услышать.

Да, при всех осложнениях, привнесенных им в ее жизнь, Иисус каким-то образом стал необходим для этой жизни, превыше всего остального.

Похоронная процессия формировалась перед домом. Носилки с телом Иоиля несли его рыдающий отец Иезекииль, Натан, а также Иаков и Ездра, работники со склада. Все положенные ритуалы были соблюдены: провожавшие покойного рвали на себе одежды, посыпали головы пеплом, по щекам мужчин текли слезы.

За похоронными носилками следовали земляки усопшего, музыканты, игравшие на траурных флейтах, и женщины, певшие старинные погребальные песни. Профессиональные плакальщики, нанятые кем-то из семьи, ждали сигнала, чтобы начать причитать и завывать.

Впереди надлежало идти родственницам усопшего, и все они – Юдифь, Зебида, Девора, Ноема и кузины – заняли свои места. Однако при попытке Марии присоединиться к ним они встали плечом к плечу, не давая ей двигаться рядом с ними.

А еще она нигде не видела Элишебы, и, хотя ее внимание было приковано к носилкам с телом Иоиля, взгляд непроизвольно шарил по толпе в поисках девочки. Осиротевшей девочки, которую она, как мать и вдова, должна нести во главе похоронной процессии.

И она нашла свою дочку, нашла в задних рядах, на руках у Дины, прятавшей детскую головку под капюшоном.

Мария сорвалась с места и устремилась к ней.

– Элишеба!

Она сдвинула капюшон, и девочка с любопытством уставилась на нее темными глазками, но не узнала.

– Ты! – Дина ударила Марию по руке. – Как смеешь ты касаться ее и делать нечистой для церемонии? – Она посмотрела на собственную руку. – Теперь и я осквернилась!

– Прикоснуться к отцу в последний раз – это не осквернение, а долг и честь! – возмутилась Мария. – Когда она вырастет, она будет жалеть о том, что не смогла даже проститься с ним.

Девочка доверчиво протянула ручки к Марии, и та попыталась забрать ее у Дины, на миг ощутив ладонями нежность и тепло детского тела.

– На помощь! – закричала Дина, – Она хочет забрать ребенка!

Помощь подоспела мгновенно: к ним поспешила большая группа мужчин и женщин.

– Отпусти ее! Отпусти ребенка!

Кто-то вывернул Марии руку, кто-то забрал Элишебу.

– Прекратите это! – Иисус вышел вперед и попытался вернуть девочку Марии. – Нести дочь положено матери!

Один из мужчин – видимо, исполненный не столько скорби, сколько злобы – ударил Иисуса по лицу и отобрал ребенка.