Текст книги "Тайная история Марии Магдалины"

Автор книги: Маргарет Джордж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 52 страниц)

Глава 23

– Я не могу больше ждать, – сказал Иуда, поворачивая кусок мяса на конце палки над костром.

Он был занят приготовлением еды для себя. Очевидно, решил, что подкрепится перед дорогой и с первыми солнечными лучами уйдет. Но когда остальные вышли из палатки, Иуда, хотя и без особого радушия, предложил им разделить с ним завтрак.

– В конце концов, вы не знаете, когда вернется этот рабби, или кто он там есть. Я явился сюда, чтобы посмотреть на Иоанна Крестителя, и свое дело сделал. Увидел и услышал все, что мне было нужно. Проповедует он рьяно, но все время талдычит одно и то же, а поскольку ничего нового я уже не услышу, то и задерживаться здесь мне нет смысла.

Иуда осмотрел поджаренный кусок мяса, снял его с дымящейся палки и начал жевать.

– Нет, мы не можем сказать, когда он вернется, – признал Петр. – Да нам и самим надо определиться, что делать. Мы тоже не можем ждать его здесь бесконечно. – Петр тряхнул шапкой густых волос. – Но все-таки, Иуда Искариот, жаль, что ты не сможешь с ним познакомиться. Очень жаль, правда.

Иуда пожал плечами.

– Как-нибудь в другой раз, может быть.

– Сомнительно, что он когда-нибудь еще наведается в Иерусалим, – сказал Андрей, подходя к ним и присоединяясь к разговору. – А ты, кажется, занят в основном там?

– Да, если этот ваш Иисус местный, из Галилеи, то наша встреча и впрямь не слишком вероятна. У меня там дел почти не бывает. Как счетовод я работаю главным образом в самом Иерусалиме, а мозаики, понятное дело, мне заказывают в римских поселениях, таких как Кесария. Впрочем, кто знает. – Иуда вскинул на плечи свою торбу и, уже собираясь уходить, с неподдельной теплотой в голосе сказал: – Я желаю вам и вашему учителю всего наилучшего и хочу предостеречь. Будьте осторожны. Нынешние времена опасны для всех. Как мне кажется, скоро мы надолго лишимся возможности видеть и слышать Иоанна.

– Из-за Ирода Антипы? – спросил Петр.

– Это очевидно. Антипа заткнет ему рот. Дни его проповедничества сочтены. Так что сегодня утром или во второй половине дня, или когда на него найдет, слушайте внимательно – возможно, это в последний раз. Правда, вряд ли он скажет что-нибудь новенькое. – Иуда помахал им рукой. – Приятно было познакомиться.

Он ушел, оставив их в раздумьях о сложившемся положении, весьма неопределенном, все это признавали. Иисус, собравший их вместе, даже не намекнул на то, когда собирается вернуться, и каждому из них нужно было принять какое-то решение.

Вечером разговор на эту тему завел Петр.

– Я не хочу спешить, но мы понятия не имеем о том, когда вернется Иисус. Нас с братом привело сюда другое дело, и оно улажено. Нам пора возвращаться. Иисус сказал, что найдет нас… Приходится верить ему на слово. Я должен надеяться и верить, что он вернется к нам и действительно нас найдет. Ну а пока, поскольку никаких других указаний нет, боюсь, что нам с Андреем нужно возвращаться домой, к своим делам и к делам отца. Мария, ты пойдешь с нами? Или нам передать от тебя весточку?

О, неужели они не могут подождать еще один день? Марии очень хотелось увидеть Иоиля, Элишебу и свою семью, но и уходить, не увидев Иисуса, она тоже не хотела. Мария боялась, что в таком случае перестанет верить, будто все это произошло на самом деле. Теперь, когда она оправилась, пришла в себя, ей просто необходимо увидеть этого человека не в горестной нужде, а при обычных обстоятельствах.

– Нет. – сказала Мария. – Нет. будет лучше, если я расскажу им все сама, покажу, какое чудо произошло со мной. – она повернулась к Филиппу и Нафанаилу. – Нафанаил, ты из Каны; Филипп, ты из Вифсаиды. Это недалеко от Магдалы, Если вы останетесь ждать, тогда я вернусь домой с вами.

На лице Нафанаила отразилось раздумье.

– Задержаться я и верно собираюсь, но надолго ли, пока не знаю. Однако да, когда я буду возвращаться, ты, конечно, можешь пойти со мной.

Иоанн продолжал проповедовать, на мелководье Иордана по-прежнему толпились кающиеся грешники, дни тянулись нескончачаемой чередой. Мария каждый день выходила послушать проповедника, но – вот проклятье! – Иуда оказался прав, Иоанн не говорил ничего нового. Он все время повторял одни и те же слова, все те же призывы и увещевания. Менялись только его слушатели, и новые паломники воспринимали его пламенные воззвания и обличения как откровения пророка.

По мере того как проходили дни, Мария все больше склонялась к мысли о необходимости уйти. Теперь ей казалось, что Иисус уже не вернется. С ним что-то случилось. Они могут ждать вечно, но больше его не увидят.

Исполненная глубокой печали, женщина неохотно подошла к Филиппу и спросила, как долго он собирается здесь оставаться. К некоторому ее облегчению, его тоже мучили подобные мысли. Хочешь не хочешь, но скоро им придется уйти.

Они вошли в палатку и огляделись по сторонам, тоскливо озирая место, столько дней служившее им приютом и убежищем. Жаль, но ведь вряд ли и сам Иисус рассчитывал на то, что они пробудут здесь так долго. Пришло время собирать скудные пожитки, в число каковых у Марии входили и письменные принадлежности, возвращенные ей Петром.

Их последняя ночь была грустной. Мария, Филипп и Нафанаил сидели вокруг костра, почти не разговаривая, и даже сам огонь казался опечаленным и подавленным: горел еле-еле и то негодующе потрескивал, то жалобно подвывал.

Она вернется домой, но всегда будет помнить об этом, о самых удивительных и невероятных днях в ее жизни. Сам Всевышний посетил это место и удостоил ее прикосновения.

– Буду снова рыбу ловить, – удрученно пробормотал Филипп. – А что, нормальная жизнь, как у людей. – Его унылый тон плохо вязался с бодрыми словами. – А может быть, пошлю всю рыбу подальше и засяду за Писание. Буду изучать тексты, как наш Нафанаил.

– Но как ты будешь жить? – вырвалось у Марии. Увидев обеспокоенное лицо Филиппа, она торопливо сказала: – Я что имела в виду – изучением текстов на жизнь не заработаешь, и если твоя жена не будет проявлять сочувствия…

– Сам не знаю, – признался он, поразмыслив. – Об этом я пока не задумывался. Просто вдруг почувствовал, что тратить жизнь на лодки и неводы больше не хочу. Надо наполнить свою жизнь тем, что ты любишь, это главное, а на что прожить?.. Там видно будет.

– Я люблю свою семью так же глубоко, как самое себя, – сказала Мария – Но ясно понимаю, что они меня не поймут. И очень боюсь, что забуду обо всем и в конце концов случившееся будет казаться мне причудливым сном.

– Никакая семья вас не поймет.

Голос раздался из-за пределов света, отбрасываемого маленьким костром. Он казался знакомым, но несколько искаженным.

– Кто там? – окликнула Мария. Теперь странно звучал уже ее собственный голос.

– Я, – У грани круга света появилась фигура. – Я.

Медленно, пошатываясь – явно сказывалось крайнее утомление, – человек выступил вперед, и, как только лицо его осветилось, его мгновенно узнали.

– Учитель! – Филипп подскочил к нему и обнял, поддерживая его.

Иисус! Это был Иисус.

– О учитель!

Мария тоже устремилась вперед, желая обтереть ему лицо или хоть как-то облегчить бремя усталости. Иисус выглядел изможденным, спина его горбилась, обгоревшая на солнце кожа шелушилась и облезала, в глазах, смотревших из глубоких провалов глазниц на исхудалом, осунувшемся лице, отражалось потрясение тем, что ему довелось увидеть.

Нафанаил принес одеяло и накинул Иисусу на плечи, весь его облик, а особенно непривычная отстраненность привели учеников в замешательство – они просто не знали, чем ему помочь. Может быть, он ранен? Или просто ослаб от странствий, ночного холода и дневной жары? А может, ему пришлось столкнуться с чем-то неведомым?

Иисус тяжело опустился на землю перед догоравшим костром.

– Вы все еще здесь? – только и спросил он.

– Да, мы все еще здесь, – заверили они.

– Прошло много дней, – вымолвил Иисус после долгой паузы. – Не знаю точно сколько, но много. А вы по-прежнему здесь. – Он обвел их взглядом. – Филипп. Нафанаил. Мария.

– Да, учитель, – сказал Филипп. – Теперь тебе нужно отдохнуть.

Он попытался отвести Иисуса в палатку. Но Иисус не поднялся. По-видимому, у него не было сил встать.

– Подожди, не сейчас.

– Да. Как пожелаешь.

– Вы не знаете, сколько прошло времени? – наконец спросил Иисус.

– Нет, – подал голос Филипп, – Мы не знаем.

– Сорок дней и сорок ночей, – сказал Иисус. – Долгое время в пустыне. Но я встретил владыку зла и вступил с ним в борьбу. Она закончена.

«Кто победил?» – подумала Мария. Было видно, что Иисусу досталось.

– Я одолел его, – произнес он слабым голосом, почти шепотом. – Сатана отступил.

И оставил тебя в таком состоянии? Значит, он и впрямь могуществен.

– Да, Сатана силен, – подтвердил Иисус, словно прочтя ее мысли. – Но не всемогущ. Запомните это, держите в своем сердце. Мощь Сатаны не безгранична.

Мария смотрела на изнуренное лицо Иисуса и изумлялась, ибо, памятуя о том, с какой легкостью он изгнал ее демонов, трудно было даже представить себе ту страшную силу, которая произвела в нем эту перемену. Ее демоны, при всем их злобном могуществе, ничто по сравнению с властелином зла.

– О учитель! – Любовь и признательность переполняли ее настолько, что Мария бросилась к его ногам. Босым израненным ногам ее избавителя.

– Это было необходимо. – Иисус наклонился, взял ее за руки и заставил подняться. – Не преодолев этого, невозможно идти дальше – Он помолчал и добавил: – Вот теперь действительно можно начинать.

Они отвели его в палатку. Иисус тяжело опустился на подстилку, а спустя мгновение уже забылся сном, подтянув к груди ноги и положив голову на свернутое одеяло.

На следующее утро Иисус проснулся раньше всех. Они увидели его снаружи. Иисус сидел у костра, который снова развел, и так сосредоточенно смотрел на огонь, что ученикам не хотелось отрывать его от размышлений. Однако пришлось: они просто не могли выбраться из палатки так, чтобы он этого не заметил.

– Привет, друзья мои, – промолвил Иисус. – Есть у нас что-нибудь поесть?

Ну конечно, он же изголодался. Все принялись рыться в своих припасах, да так рьяно, что Иисус рассмеялся.

– Да не тревожьтесь вы так и не торопитесь: раз уж я за все это время не умер с голоду, то еще несколько минут вытерплю. И столько всего мне не нужно, я ведь постился, отвык от обильной пищи, и мне сейчас много не съесть. Несколько фиников да ломтик сушеной рыбы – вот и все, что я могу осилить.

Филипп вручил ему мешочек с финиками, Иисус открыл его, но без спешки, словно не был измучен голодом. С улыбкой он извлек пару фиников, оглядел их и один за другим отправил в рот.

– А где остальные? – осведомился Иисус через некоторое время.

– Петру и Андрею пришлось вернуться домой, – ответил Нафанаил. – Они рассчитывают, что ты, как и обещал, найдещь их.

Иисус хмыкнул, на некоторое время полностью сосредоточился на разжевывании финика, а потом сказал:

– Но вы вот остались и ждали.

На его лице появилась легкая улыбка, как будто говорившая: «Я рад этому».

– Здесь был еще один человек, он хотел познакомиться с тобой. но ему тоже пришлось уйти, – сообщил Филипп, и Мария мимолетно подумала о том. что умение держаться сердечно и открыто, присущее Филиппу, располагает к нему людей и побуждает их доверять ему. – Его зовут Иуда.

Иисус кивнул.

– Ну, имя весьма распространенное. А что еще о нем известно?

– Он сын Симона Искариота, что живет неподалеку от Иерусалима. Да, и он делает мозаики!

– Мозаики? – Иисус слегка поднял брови.

– А еще он ведет счетные книги. Смуглый такой, худощавый, довольно изящный. Интересный малый.

– Но ему пришлось вернуться, – констатировал Иисус как нечто естественное. – Все мы когда-то должны будем куда-то вернуться.

Ученикам, разумеется, очень хотелось расспросить Иисуса о том, что случилось в пустыне, но никто не решался. Наконец смелости набрался Филипп.

– Учитель, позволено ли нам будет поинтересоваться, куда ты ходил и с чем встретился в пустыне? – Его голос, обычно полный воодушевления, прозвучал тихо.

Иисус посмотрел на него в упор, как будто оценивая, насколько он способен понять ответ:

– Мне нужно было удалиться, дабы сделать себя мишенью для Сатаны. Я отдался в его руки. Если бы я не смог справиться с теми испытаниями, которым он меня подверг, то мне не стоило бы и браться за свое пастырское служение. Лучше сразу осознать свою неспособность одолеть предстоящий путь, чем выступить в дорогу лишь для того, чтобы ковылять и спотыкаться. Стоит ли правителю затевать строительство башни, не рассчитав, хватит ли на это его казны? Ведь будет позором, если он бросит дело, не завершив, и люди станут над ним смеяться. Какой царь начнет войну, не соизмерив силу свою с силой противника? Если враг слишком могуч, лучше вообще не помышлять о сражении, а просить о мире. Так и я, перед тем как вступить в борьбу с Сатаной, должен был понять, по плечу ли мне это.

– Но… каким образом ты испытывал себя? – спросил Нафанаил, чей взгляд был прикован к Иисусу. Его худощавое, выразительное лицо, казалось, подрагивало от волнения.

– Сатана придет и к вам, – промолвил в ответ Иисус. – Вам остается только ждать, – Он помолчал и продолжил: – Вот и я отправился в пустыню и стал ждать. И он явился ко мне, чтобы ранить в самые слабые, уязвимые места. Так он поступает всегда. Так он будет нападать и на вас. Сатана знает все ваши страхи и слабости. Остерегайтесь его! – Иисус обвел собравшихся многозначительным взглядом. – И самое главное, Сатана может удалиться, отступить с поля боя, но он всегда возвращается. Он вернется ко мне, как вернется и к вам, и мы должны научиться узнавать его, какую бы личину он ни надел. Один из признаков – он станет припоминать вам прежние прегрешения, которые уже прощены. Помните, не Бог терзает вас воспоминаниями о былых грехах, но Сатана.

– Но зачем? – спросил Нафанаил.

– Если Сатана не сможет склонить вас к новым грехам, то попытается ослабить, указывая на старые. Он постоянный противник Господа, и, если вы принадлежите к воинству Бога, он видит в вас препятствие на своем нечестивом пути и сделает все, чтобы его устранить.

Иисус поднялся, и в первый раз Мария увидела, что облик его исполнился величия. Ростом он был не выше Филиппа или Нафанаила, но тем не менее казался выше. Даже плащ, свисавший с его исхудалой фигуры, напоминал княжескую мантию.

– Сражение с Сатаной есть то, к чему мы призваны, а стало быть, каждому из вас должно удалиться в собственную пустыню, чтобы пройти испытание. Кроме Марии, которая его уже прошла.

– Нет, – возразила она. – Нет, не прошла! Они победили меня. Я готова была умереть, чтобы избавиться от них. Я пыталась умереть. Они победили!

– Они не победили тебя, – покачал головой Иисус, – Ты сама только что сказала, что хотела умереть, но не покориться. Ты подверглась самому серьезному испытанию и сохранила верность Господу.

По правде сказать, сама Мария воспринимала пережитое не как испытание, а как пытку, не говоря уж о том, что была не уверена в том, насколько оправданно и весомо суждение Иисуса на сей счет, но озвучить свои сомнения не решилась.

– Чего ты требуешь от нас? – Филипп задал вопрос, который вертелся на языке у всех, – Что мы будем делать?

Мария ожидала, что Иисус отделается неопределенным ответом. Однако он сказал:

– Мы вернемся в Галилею. Я начну мое пастырское служение. Вы останетесь со мной, и не только вы – я призову остальных. Все вместе мы бросим вызов Сатане. Вот почему мы должны начать эту борьбу, уже испытав себя.

– Но могу я спросить, учитель: что ты намерен проповедовать людям? – Чувствовалось, что Нафанаил, задавший вопрос, проникся его важностью.

– То, что Царствие Божие уже пришло и что время, к которому стремились пророки, настало.

– Уже пришло? – Филипп нахмурился. – Прости меня, но как ты можешь говорить такое? Я не вижу его. Разве не предсказывалось, что установление его грядет с раскатами грома, и никто не сможет спутать его блеск и величие ни с чем другим?

– Эти предсказания неверны, – невозмутимо ответил Иисус. – Пророки и книжники неверно истолковали то, что им открылось. Суть в том, что Царствие есть нечто таинственное, недоступное обычному взору. Оно уже здесь, время его настало, но вам пока не дано его видеть. Мне же выпало возвестить его наступление, ибо я вижу его, постигаю его и служу его посланцем.

Мария покачала головой.

– Ты хочешь сказать, что ты Мессия?

Собственно, разве не это он только что сказал?

– Я не это имею в виду. Я готов к тому, что другие объявят меня Мессией, но сам говорю не это.

– Тогда, учитель, что же ты говоришь?

– Следуйте за мной. Вот что я говорю. – Иисус улыбнулся растерянным ученикам. – Все прояснится по мере следования, хотя мы придем к пониманию, не просто прогуливаясь по дорогам. Господь говорит: «Я желаю повиновения, но не жертвы». Повиновение в данном случае означает идти так, как направляет нас Он, шаг за шагом. Только тогда мы поймем, куда движемся. – Он протянул к ним руки. – Мы идем вместе?

Это приглашение прозвучало так просто. Словно его можно было с легкостью отклонить.

Уже позже Мария подумала о том, что ведь и вправду важнейший, судьбоносный путь начинается с нескольких маленьких шагов, даже с одного шага. «Следуйте за мной», только и всего. Следуйте, пока хотите. Складывается впечатление, будто ты можешь в любой момент остановиться, повернуть назад. Но это кажущееся впечатление. Во всяком случае, для тех, кого он призвал, подобное невозможно.

Глава 24

Обратный путь в Галилею был легкой прогулкой по сравнию с путешествием Марии в пустыню. Она вспоминала этот ужасный, вынужденный поиск спасения, когда брела по дорогам, подгоняемая ветрами и демонами внутри себя, в сопровождении Петра (тогда еще Симона) и Андрея и, лишенная всего, полностью зависела от их поддержки.

«И даже волос», – подумала Мария.

Женщина машинально коснулась головы и почувствовала под пальцами пушок: волосы начинали отрастать, но пройдет еще много времени, прежде чем она сможет появиться без головного убора.

Иисус, который вел их, выглядел задумчивым и сосредоточенным. Он отвечал на вопросы учеников, но сам разговоров не затевал. На очередной стоянке, когда они разбили лагерь и готовились отдохнуть, Мария подступила к нему с давно занимавшим ее вопросом: точно ли она давным-давно, возвращаясь из паломничества через Самарию, познакомилась с ним и его домочадцами?

Вообще-то она полагала, что, если даже они и вправду встречались, этот малозначительный эпизод мог выветриться из его памяти, однако Иисус, как оказалось, прекрасно все помнил и вовсе не считал ту давнюю встречу пустяком.

– Как же, как же, – сказал он, – Ты тогда пришла к нам с сестренками, двоюродными или троюродными. Твоя семья, как и моя, возвращалась из Иерусалима.

– У твоей сестры Руфи заболел зуб, – напомнила Мария. – и как назло, в Шаббат…

– Да. Верно. Как хорошо, что ты не забыла.

– А как поживают твои родные? – поинтересовалась Мария. – у них все хорошо?

– Отец, Иосиф, умер несколько лет тому назад. Но моя матушка в добром здравии, как и мои братья и сестры. Не обошлось без трудностей, потому что из-за призвания мне пришлось оставить нашу плотницкую мастерскую Иакову, следующему в семье по старшинству. Он же был против, потому что имеет тягу к учению и рассчитывал, что я, как старший сын, займу место отца и предоставлю ему возможность строить жизнь по собственному усмотрению. Но как я уже говорил, когда Господь призывает тебя, ты более не волен в своих поступках, хотя, следуя призванию, порой приходится обременять близких тебе людей. – Он помолчал и добавил: – Вот что делает исполнение предначертанного таким мучительным.

– Расскажи мне побольше о своей семье, – попросила Мария. – Первое, что ты сказал, когда вернулся, были слова: «Никакая семья не поймет». Что ты имел в виду?

– Я знаю, что моя семья не одобрит стезю, которую я избрал.

Он догадался, в чем на самом деле заключался ее вопрос: можно ли быть учеником и продолжать вести прежнюю жизнь?

– Всю свою жизнь я чувствовал себя призванным… к чему-то, – промолвил Иисус, тщательно подбирая слова. – С самого детства я размышлял о Боге, о том, чего Он хочет от меня и как мне выяснить это. Конечно, нам дан Закон и Заповеди…

– Но твой отец, Иосиф… он нарушил священный запрет Шаббата! – перебила его Мария. – Он развязал узел, чтобы достать лечебное снадобье, хотя и завязывать, и развязывать узлы в Шаббат запрещено. Да и само лечение тоже под запретом.

Мария до сих нор не забыла тот предосудительный поступок. Иисус улыбнулся и покачал головой, как будто вызывая в памяти драгоценное воспоминание.

– Да, это правда. Смелый человек, ничего не скажешь. И он был прав. Господь никогда не имел в виду, что Шаббат должен сковывать нас железными оковами, как воображают это строгие ревнители буквы Закона. – Он помолчал и добавил: – Тот, кто ссылаясь на Шаббат, отказывает кому-то в неотложной помощи, поступает неверно. Тут и спорить не о чем.

– Ну а что касается твоего призвания… – Нафанаил попытался направить разговор к тому, о чем всем так не терпелось узнать побольше.

– Осознание того, что я призван, пришло не сразу, оно росло и крепло мало-помалу, но зато теперь я полностью уверен в своей избранности. Добавлю, решение следовать или не следовать пути может приниматься не единожды, порой к этому приходится возвращаться снова и снова. Со мной так происходило на протяжении долгих лет моего взросления. Тут сказалась и смерть моего отца, и вдовство матери, и необходимость трудов для обеспечения семьи. Но у вас, возможно, все будет по-другому, призвание настигнет вас неожиданно, – заметил он, словно желая их предупредить. – У Господа к каждому свой подход. Однако в любом случае осознать и принять это будет непросто. Для этого нужна уверенность, а искать ее надобно в наших сердцах.

Мария отметила, что Иисус сказал «в наших», как будто она, Филипп и Нафанаил следовали той же стезей и лишь немного отстали от него, поскольку пустились в путь позже. Да, она с раннего возраста ощущала себя призванной к чему-то, но ощущение это было смутным, неопределенным, а потом его и вовсе вытеснил идол, заставив ее позабыть об избранничестве.

– Ты собираешься вернуться домой? – спросила Мария.

– Да, обязательно, – ответил Иисус. – Но не в том смысле, в каком они этого от меня ожидают.

– Мы непременно должны вернуться к себе домой, – сказали все трое в один голос.

– Ну конечно, – вздохнул Иисус. – Но для вас было бы лучше, если бы вы этого не делали.

– А почему? – спросил Филипп, – Ведь не хочешь же ты, чтобы мы проявили жестокость и бросили наши семьи.

Иисус поморщился, как от боли.

– Нет, жестокость мне ненавистна. Но когда человек только-только вступил на тропу, его слишком легко убедить свернуть в сторону. Особенно тем, кого он любит. Вот почему я сказал, что ни в одной семье нас не поймут. Если только наши родные сами не присоединятся к нашей духовной семье.

– Навряд ли, – согласился Филипп, – Но моя жена! Что я ей скажу?

– Теперь ты сам видишь, что я имею в виду. Это трудно, больно, но иначе нельзя. Людям порой труднее служить, чем Богу, Бог понимает все. Люди – нет.

Он кинул несколько камешков в огонь, на минуту сосредоточив внимание на том, куда они упадут.

– Через четыре дня мы вернемся в Галилею. Сначала в Вифсаиду, и там ты, Филипп, оставишь нас и пойдешь к себе домой. Потом мы придем в Магдалу, и ты, Мария, покинешь нас и пойдешь в свой дом. Потом Кана, и ты, Нафанаил, направишься домой. Я удалюсь в холмы и буду молиться, а потом, на четвертый день, вернусь в Назарет, в мой дом. В Шаббат я буду проповедовать в синагоге, а уж после этого все начнется. Мне предстоит отправиться в Капернаум, и, если вы все еще захотите остаться со мной, в следующий Шаббат я найду вас там, в синагоге. – Иисус обвел их взглядом, его глаза задержались на лице каждого. – Если вас там не будет, я пойму. Я не буду вас искать, но буду рад, если увижу.

Марии вдруг стало обидно, что Иисус не собирается их искать. Как мог он так охотно привлечь их к себе, а потом так легко отпустить?

И снова Иисус как будто прочел ее мысли.

– Господь бесконечно любит каждого из нас, но Он предоставляет нам право самим решать, насколько мы приблизимся к Нему, – промолвил он. – И каждый, кому дано оказаться ближе, не должен останавливаться вдалеке. Нам подобает стремиться к совершенству, ибо Отец наш Небесный совершенен.

– Но мы всего лишь люди и никогда не достигнем совершенства, – возразил Филипп.

– Возможно, что Господь понимает совершенство иначе, может быть, вы уже совершенны или будете совершенными, – указал Иисус. – Совершенство человека в глазах Господа лежит в повиновении Ему.

«Хорошо бы верить в это» – подумала Мария.

– Здесь мы должны расстаться, – решительно заявил Иисус Филиппу, когда они подошли к Вифсаиде. Он не оставлял ему выбора. – Да укрепит тебя Господь в том, с чем тебе придется столкнуться.

Филипп был явно расстроен разлукой с учителем и единомышленниками, но расправил плечи и, произнеся дрожащим голосом слова прощания, двинулся в город.

Остальные продолжили путь вдоль северной береговой линии озера и подошли к Капернауму как раз тогда, когда рыбный торг был в полном разгаре и на всех причалах толпились рыбаки и торговцы, продавцы и покупатели. Мария с интересом присматривалась к Иисусу: попытается ли он хоть мимоходом разглядеть в этой толпе лица Петра и Андрея? Это было бы так естественно… Но едва она успела подумать об этом, как Иисус обернулся и поймал ее взгляд. Мария почувствовала себя так, будто ее застали на месте преступления. Но в чем ее преступление? Только в том, что она дерзнула мысленно испытать Иисуса, захотела узнать, обычный ли он человек.

Петра и Андрея не было видно. Группа продолжила свой путь по улицам, заполненным толпами отчаянно торговавшихся продавцов и покупателей: одни наперебой, стараясь перекричать друг друга, расхваливали свой товар, другие так же громко сетовали на непомерно высокие цены. Воздух полнился рыбным духом, при этом казалось, что огромные живые рыбины, бьющиеся в чанах и корытах, своими хвостами, словно веерами, нагнетают этот запах.

– Эй, господин! – Какой-то купец попытался привлечь внимание Иисуса, размахивая перед его носом охапкой легчайших шалей. – Самые лучшие! Шелковые! С Кипра!

Иисус отмахнулся, но от купца было так просто не отделаться.

– Господин! Такую покупку можно сделать раз в жизни! Их доставили из Аравии, морем, на специальном корабле! Они намного дешевле тех, которые привозят на верблюдах через пустыню. За полцены предлагаю! А посмотри на цвета! Желтые – цвет рассвета! Розовые – цвет неба над озером после заката. Господин, ты ведь знаешь этот цвет, он существует только здесь, у нас. Там, в далекой Аравии, они никогда не видели таких закатов. Не видели, но создали этот цвет силой воображения. Погляди! – Он растянул на пальцах тонкую ткань.

Иисус внимательно присмотрелся к товару, оценивающе пощупал материю и покачал головой:

– Да, вещь прекрасная. Но, к сожалению, сегодня я не могу ее у тебя купить.

– Ну а завтра ее у меня уже не будет, – вздохнул торговец.

Путники прошли мимо таможни, большого здания, где в комнатушках сидели мытари, писцы и счетоводы, занимавшиеся сбором пошлин. Капернаум находился как раз на границе между землями Ирода Антипы и владениями его сводного брата, Ирода Филиппа. Хоть они и родственники, Ирод Филипп, носивший греческое имя и правивший землями, населенными по большей части язычниками, решительно ничем не походил на правителя Галилеи. Впрочем, какова бы ни была разница между двумя царями, сборщики податей слетались в пограничный городок как мухи на мед от имени и того и другого, и торговый люд терпел от них неприятностей больше, чем от полчищ самого кусачего гнуса. Но мало того что пошлины собирались царями, римляне тоже имели в этом свою долю. Повсюду стояли будки, где на маленьких лавочках сидели мытари, взявшие на откуп сбор выплат за ввоз и вывоз товаров в пользу кесаря.

– Купи я эту аравийскую шаль, – пояснил Иисус, – мне пришлось бы еще и отстоять очередь к мытарю, чтобы уплатить пошлину на покупку привозных товаров. – Он махнул рукой в сторону длиннющей очереди перед ближайшей будкой. – Таким образом, приобретя нечто вещественное, но преходящее, пусть даже красивое, я потерял бы свободное время – великое благо, дарованное нам Господом. Разве это равноценный обмен? Нет, конечно нет.

Но люди, стоявшие в очереди и нетерпеливо тормошившие узлы с покупками, которыми им снова и снова хотелось полюбоваться, похоже, придерживались иной точки зрения. Они терпеливо выслушивали наставления коротышки, который прохаживался вдоль цепочки покупателей и пояснял, как надо заполнять бумаги.

– Алфей, – сказал, поморщившись, Нафанаил. – Неприятный человек. Как-то раз мне пришлось иметь с ним дело. Он жадный, хваткий и расчетливый. Привлек к этому делу двух сыновей, Левия и Иакова, толком я их не знаю, но, думаю, одного поля ягоды. Один из них уже выстроил себе большой особняк.

– Некоторым людям это нравится, – ответил Иисус – Для кого-то это предел мечтаний. Но, по моему разумению, Господь уготовил людям нечто большее. Они имеют иное, высшее предназначение, но чтобы прийти к пониманию своей судьбы, им нужно сначала об этом услышать.

– И ты тот, кто должен возвестить им это? – спросил Нафанаил.

– Да, – сказал Иисус. – Так оно и есть.

Нафанаил опешил.

– И мытарям тоже? Этим нечестивцам?

– В Царствии Небесном ты узришь великие чудеса, за пределами возможного, – рассмеялся Иисус. – И не исключено, что иные мытари войдут туда прежде праведников.

– Да уж, – пожал плечами Нафанаил – Если Алфей с сыновьями вступят в Царствие Небесное, это уж точно будет чудо из чудес.

Капернаум остался позади, а они, миновав причалы, вышли на пустую дорогу, что вела к следующему населенному пункту, Семи Источникам, последнему на пути перед Магдалой.

Они приближались к городу, и Марию охватывала все большая тревога. Расставшись с Иисусом и Нафанаилом, ей предстояло явиться домой, к Иоилю и милой Элишебе, к родителям, братьям и всем прочим, не имевшим о ней вестей с самого ухода в пустыню, если только Петр с Андреем не пришли и не рассказали им о произошедшем с нею. Как они обрадуются ее исцелению! Как они раскроют объятия, чтобы принять ее обратно! Но вместо радости ее наполнял страх, ибо она понимала – к ним возвращалась вовсе не та Мария, которая их покинула.

Путники направились вдоль берега озера и скоро – слишком скоро – подошли к Семи Источникам, где исторгавшиеся из недр теплые воды устремлялись в озеро. Здесь им предстояло расстаться: Иисус и Нафанаил пойдут на запад, а Мария продолжит путь в Магдалу.