Текст книги "Тайная история Марии Магдалины"

Автор книги: Маргарет Джордж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 52 страниц)

Глава 3

Обратный путь показался Марии короче. Караван выступил в дорогу от нависшей над Иерусалимом горы, как только старейшины убедились, что все в сборе и никто не отбился. Громыхающие повозки покатили в разных направлениях – на север, в Галилею, на запад, в Яффу, и на восток, к Иерихону. Земляки Марии двинулись по прямому, как стрела, пути обратно, к Галилейскому морю.

Пять набожных семей из Магдалы держались тесным кружком, но самой девочке вдруг захотелось познакомиться с детьми из других поселений – когда еще представится такая возможность? Рядом, как она выяснила, двигались семьи из таких прибрежных городов, как Капернаум и Вифсаида, а также из лежавшего в глубине суши Назарета. В их группе из Магдалы детей было немного: кроме самой Марии, лишь ее троюродные сестренки Сарра и Рахиль, впрочем, такие же любознательные.

– Давайте улизнем, – прошептала она им. – Сбегаем тайком к соседям, посмотрим, что у них там.

– Давай.

На мгновение Марию удивило, что старшие девочки – Сарра была старше ее на два года, а Рахиль и того больше – ее послушались, но она слишком обрадовалась, чтобы задумываться над такими мелочами. Они с ней, вот что главное.

Подныривая под скрипящие днища повозок и проскальзывая под животами хрипло дышащих ослов, девочки быстро добрались до многочисленной группы паломников из Капернаума. Люди там шли веселые, певучие, но по большей части пожилые. Детей с ними почти не было, так что Мария с подружками среди них не задержались. Капернаум являлся самым большим городом на Галилейском море, стоявшим на его северном берегу, но что это, спрашивается, за место такое, если там, судя по паломникам, живут одни старики?

Группа из Вифсаиды производила впечатление весьма благочестивой (именно тамошний раввин сокрушил найденных у дороги идолов), но для детей это особого интереса не представляло.

Когда же впереди показалась группа людей, выглядевших непривычно, а оттого особенно любопытно, Мария вдруг заметила девочку примерно ее лет, которая шла прямо за ними. Она обогнала ее, резко остановилась, развернулась и в упор уставилась на незнакомку с копной рыжих волос, которые не могли удержать никакие ленты.

– Ты кто? – требовательно спросила Мария.

Вообще-то этот вопрос следовало задать кому-то из девочек постарше, Сарре или Рахили, но раз те молчали, Марии пришлось взять инициативу на себя.

– Кассия, – спокойно ответила рыжая незнакомка, – Это означает цветок корицы.

Мария с интересом присмотрелась к ее своеобразной внешности, темно-рыжим волосам и золотисто-карим глазам. Да, имя Кассия, безусловно, к ней подходило.

– Откуда ты родом? – спросила Мария.

– Из Магдалы, – ответила Кассия.

Вот это да, из Магдалы!

– А кто твой отец?

– Вениамин.

Поскольку ни о каком Вениамине родители Марии не упоминали и его семьи не было в числе тех шести благочестивых семейств, которые вместе совершали паломничество, приходило на ум, что это люди не слишком набожные. Те, кого родные Марии считали неподходящей компанией. Надо же, в родной Магдале столько всего интересного!

– И где ты живешь?

– Мы живем в северной части города, на склоне дороги.

В новом квартале. Там по большей части селились недавно разбогатевшие приспешники Рима. И все же… если они предприняли это паломничество, значит, они не впали в римское язычество.

– Кассия, – произнесла Мария столь торжественно и серьезно, насколько могла это сделать семилетняя девочка, – приветствую тебя.

– О! Спасибо! – Девочка встряхнула пышными волосами, и Мария почувствовала прилив зависти.

«Будь у меня такие волосы, – пришло ей в голову, – мама все время бы меня расчесывала. Это точно! А так смотрит на меня, как на простушку, да оно и не удивительно. Мамины волосы и то гуще и более блестящие, чем мои. Вот бы мне такие волосы, как у Кассии…»

– На что ты смотришь? – спросила Кассия. Потом рассмеялась и протянула руку. – Ну, давай погуляем вместе.

Они направились к другой группе, которая держалась особняком, а когда выяснили, что это паломники из Назарета, старшие девочки рассмеялись.

– Ой! – пискнула Сарра. – Назаряне! Надо же, и они здесь. Кто бы мог подумать.

– А почему? Что в них такого особого? – спросила Мария, держась при этом поближе к новоприобретенной подружке Кассии, словно боясь потерять найденное близ дороги сокровище.

– Назарет – маленькая деревушка с бедными людьми, – пояснила Сарра. – Этих голодранцев никто и в расчет-то не принимает. Удивительно, что им удалось сколотить компанию, чтобы отправиться в Иерусалим.

– Но с ними множество верблюдов, – заметила Мария, резонно предположившая, что люди, путешествующие на верблюдах, не большие голодранцы, чем те, кто путешествует на ослах.

– Правильно. Пойдем и посмотрим на них, – решительно предложила Кассия, – Увидим, что они за люди.

Опасливо приблизившись к незнакомцам, девочки попытались завязать разговор, но он как-то не клеился, хотя на все вопросы о Назарете любопытствующие получали прямые ответы.

– Городок у нас тихий, спокойный, иноземцев почитай что и нет. Это особенно хорошо для детишек, чтобы росли как надо, – заявила морщинистая женщина. – Соблазнов особых нету. Живут себе семьи как семьи – взять хоть ту, Иосифа.

Она указала на большую семейную группу – приятной внешности энергичного мужчину, женщину, видимо его жену, нескольких других людей, ослика, везшего двух маленьких детишек, и замыкавших шествие юнцов.

– Иосиф – плотник, – добавил молодой человек из Назарета. – В паломничество выбирается не каждый год, недостаточно часто. Остальное время занят своей мастерской и немалым семейством, за ним глаз да глаз нужен. Говорят, у него были братья в Капернауме, так они присоединились к тем самым бунтовщикам. Иосиф, надо полагать, хочет, чтобы остальные его домочадцы не повторили их ошибки.

Сразу за Иосифом и его женой шел высокий юноша, точнее сказать, почти мужчина, с густыми темными волосами, отсвечивавшими на солнце рыжеватым отливом, и твердо очерченным подбородком. Рядом с ним шел еще один паренек, а потом беспорядочная компания других.

Неожиданно молодой человек обернулся и бросил взгляд на Марию и ее подруг. У него были темные, глубоко посаженные глаза.

– Кто это? – спросила Кассия.

– Это его старший сын, Иисус, – пояснил словоохотливый назарянин. – Любимец отца.

– А почему? Он такой искусный плотник?

Паренек пожал плечами.

– Я не знаю. Наверное, иначе с чего бы Иосиф так им гордился. Впрочем, его все старшие любят.

– Старшие? А ровесники?

– Ну… не то чтобы мы плохо к нему относились. Малый он не вредный, но больно уж… такой… серьезный. Нет, людей не дичится и дружелюбен, но, – парнишка рассмеялся, – очень любит читать и старается держать это в тайне. Оно и понятно, представьте, что будут думать о молодом парне, который – на самом деле! – любит все эти занудные пергаменты. Говорят, будто он и по-гречески читает. Сам выучился.

– Это невозможно, – возразила высокая девочка– Никто не может выучить греческий язык самостоятельно.

– Ну, значит, ему помогали, но изучал его он самостоятельно. Втайне.

– Я уверена, что это не было тайной от его настоящих друзей, – фыркнула девочка.

– Вроде тебя, что ли?

– Я не…

Мария и ее подружки решили присмотреться к этой любопытной семье поближе и пристроились за ними, что было совсем нетрудно. Патриарх Иосиф шествовал размашистым, энергичным шагом, гулко ударяя по земле посохом. Мария приметила, что посох этот искусно вырезан в виде ствола финиковой пальмы с навершием из грозди плодов.

Это замечательное изделие, как ни странно, вызвало у Марии беспокойство: стоило ли брать такой дивный посох в столь долгое путешествие? А вдруг он его потеряет?

– Какой замечательный посох, – промолвила тем временем Кассия, чтобы завязать разговор.

Иосиф посмотрел на нее и улыбнулся.

– Тебе нравится? Я сделал длинную часть, а резной набалдашник – это работа Иисуса.

– Здорово! – восхищенно промолвила Кассия, тогда как Мария, обычно бойкая на язык, вдруг ощутила странную скованность.

– Эта работа доставила мне удовольствие, – произнес юноша Голос у него был приятный, с отчетливым выговором. – Правда, я просил отца не брать с собой посох в паломничество. Вдруг он его потеряет. Я не поручусь, что смогу вырезать новый. Во всяком случае, точно повторить этот не смогу. Мне не всегда удается точно воспроизводить собственные изделия.

«Надо же! – удивилась Мария. – Это же точь-в-точь мои мысли о посохе! Но странно, почему он не может повторить то, что уже сделал?»

– Когда работаешь руками, – ответил на невысказанный вопрос молодой человек, – как ни старайся, а две совершенно одинаковые вещи у тебя не получатся, хоть в чем-то, а будет разница.

Потом он улыбнулся ослепительной, ободряющей улыбкой, обнаружившей удивительную красоту и открытость глубоко посаженных глаз.

– Откуда ты родом? – спросил он, когда Мария не ответила на его замечание о посохе.

– Из Магдалы, – ответила за нее одна из сестриц.

– Из Магдалы, – эхом отозвалась Мария.

– Как тебя зовут?

– Мария.

– Так зовут мою мать, – сказал Иисус. – Тебе нужно познакомиться с ней. Она всегда рада поговорить с теми, кто носит это же имя. – Он жестом указал назад, в сторону женщины, которая шла в окружении детей.

Мария, Кассия и сестры послушно придержали шаг и подождали. пока Мария, жена Иосифа, поравняется с ними. Она шла энергично, оживленно беседуя со спутниками.

Эта женщина была не такой видной, как ее муж или старший сын, но с девочками повела себя тепло и приветливо. Разумеется, Мария поинтересовалась их семьями и заявила, что, конечно же, слышала про Натана.

– Ну конечно, кто же не знает лучшего на побережье мастера по засолке рыбы? Ему можно позавидовать – вырастил таких замечательных сыновей, помощников в семейном деле.

Тонкие, правильные черты делали лицо жены Иосифа почти классическим, как портрет на монете или статуе, вела она себя сдержанно и спокойно. Мария сказала, что она сама или кто-нибудь из ее семьи обычно приезжает в Магдалу раз в году, чтобы купить тамошнюю копченую и соленую рыбу, другой такой нигде не сыщешь.

– В нашей семье нет рыбаков, – пояснила она, – так что приходится полагаться на других. – Жена Иосифа помолчала и добавила: – Во всяком случае, пока. Может быть, кто-то из них, когда вырастет, станет-таки рыбаком.

Женщина оглянулась на шедших неподалеку ребятишек: смуглого, задумчивого паренька лет двенадцати, невысокого, упитанного мальчугана со светлыми волосами года на два помоложе и третьего, младшенького.

– Мои старшие. Иаков, – она указала на темноволосого, – и Иуда. А самого младшего мы назвали Иосифом, как отца, но дома кличем Осией. Два Иосифа на одну семью – это порождает путаницу.

Осия улыбнулся и помахал девочкам, Иаков ограничился кивком.

– Иаков у нас домосед, – промолвила взрослая Мария без намека на осуждение. – Другим бы только гулять, а он знай сидит дома да мусолит пергаменты.

– Совсем как мой брат Илий, – улыбнулась Мария, радуясь, что нашла общую тему для разговора. Наверное, в каждой семье есть такой книжник.

– О! А он здесь? – спросила старшая Мария.

– Да, вон там, с группой из Магдалы.

– А тебя как зовут? – осведомилась женщина.

– Мария.

– Надо же, так же, как и меня! – Жена Иосифа явно обрадовалась. – Очень, очень рада знакомству! Для меня это честь.

Судя по тону, она говорила вполне искренне.

– Спасибо, – промямлила Мария, отроду не слышавшая, чтобы кто-то счел знакомство с ней за честь.

– Значит, мы дочери Мириам, – продолжила взрослая Мария, – хотя в нашем имени использована греческая форма.

Она обернулась, огляделась но сторонам, ища глазами остальных своих детей, и жестами подозвала их к себе.

– Вот Руфь, – представила она девочку повыше и постарше Марии.

Руфь наклонила голову.

– И Лия.

Ширококостная девочка примерно того же возраста, что и Мария, появилась внезапно, словно бы ниоткуда.

– Привет, – сказана Лия. – Ты не из Назарета.

Так и не поняв, спрашивает ли она или просто задирается, Мария ответила:

– Нет. Я и моя подруга, и сестры – мы из Магдалы.

Поскольку на личике Лии отразилось недоумение, Мария продолжила:

– Магдала находится на Галилейском море. Море Киннерет.

– О да! Оно как зеркало поутру и в полдень! Тебе повезло, что ты живешь рядом с ним! – Лия рассмеялась.

– Приезжай ко мне в гости и посмотри на него.

– Может быть, я так и сделаю. – Лия махнула рукой. – Ну, похоже, ты познакомилась со всеми, кроме самого младшенького. – Девочка указала на малыша, покачивавшегося на спине ослика мышастой масти; один из братьев придерживал его, чтобы тот не упал. – Это Симон.

Пока они шли так, разговаривая, ни Мария, ни Кассия, ни ее сестры не заметили, как солнце стало садиться. С семьей из Назарета было так славно путешествовать. Они – или, по крайней мере, Мария, Иисус и Лия – умели слушать собеседниц с уважительным вниманием, как будто все услышанное представляло для них чрезвычайный интерес. Их же вопросы, обращенные к Марии, каким-то чудесным образом оказывались именно теми, какие она хотела бы услышать. В этой беседе не было и намека на обычную скукотищу – так здорово!

Неожиданно вся компания начала замедлять шаг.

– Приближается Шаббат, – напомнила взрослая Мария.

Шаббат! Мария и другие маленькие путешественницы удивленно переглянулись. Надо же, они совсем забыли об этом! Теперь каравану придется остановиться здесь, прямо посреди Самарии. Пожалуй, им лучше вернуться к своей семье.

– Оставайся здесь, с нами, – предложила старшая Мария.

– Да, проведи ночь Шаббата с нами. У нас есть где разместиться.

Это сказал Иисус.

Мария посмотрела на него, гадая, искренне ли он этого хочет или просто проявляет вежливость.

– Пожалуйста. – Он улыбался, и улыбка его совершенно обезоруживала.

Но не рассердятся ли родители? Не встревожатся ли они?

– Ходить в гости и принимать гостей – это прекрасный способ отметить Шаббат, – указала взрослая Мария. – Но, конечно же, Иисус может пойти и сообщить твоей семье о том, где ты находишься, чтобы они не беспокоились.

– И нашим семьям тоже? – всполошились сестры и Кассия.

– Да, конечно.

– Спасибо!

Мария закусила губу, чтобы не выдать, как она взволнована возможностью провести Шаббат с этими незнакомцами, такими загадочными и одновременно уже такими близкими.

Они начали подыскивать место, где остановиться на ночь. До наступления Шаббата оставалось совсем немного времени, так что особо выбирать не приходилось. Семейство Иосифа обнаружило относительно ровную поляну, окруженную деревьями, к которым можно привязать животных; вскоре к ним подтянулись другие паломники из Назарета, и вокруг вырос небольшой палаточный городок.

– Давайте побыстрее, – торопила сыновей старшая Мария, – Костер! Разводите костер! – Иуда и Иаков быстро сложили перед шатром кучу валежника и поспешили разжечь огонь. – Девочки, помогите мне приготовить еду.

Она развязала узел с кухонными принадлежностями, черпаками, горшками и прочим, указывая одновременно на другой мешок.

– Там бобы. А вот хватит ли у нас времени испечь хлеб? – Женщина оценивающе посмотрела на солнце.

Тем временем Иосиф снял с ослов поклажу и попоны и повел их к маленькой речушке на водопой. Нашлось дело и для младшей Марии, ее сестриц и Кассии; им поручили вытащить из вьюков подстилки и покрывала.

– Светильники! – Старшая Мария обратилась к Руфи. – Пожалуйста. подготовь светильники для Шаббата.

Руфь принялась рыться в одном из вьюков и наконец извлекла две лампады. Наполнив их до краев оливковым маслом, она осторожно, не расплескав ни капли, поставила их на землю.

Над горящим костром подвесили небольшой глиняный горшок. в котором варились бобы, в то время как замешанное и завернутое в тряпицу тесто уже начало подниматься. Вся эта спешка была сопряжена с предвкушением праздника. Еды следовало приготовить больше, чем в обычный вечер, ибо ее должно хватить на весь следующий день до заката, поэтому, как только какое-то блюдо признавали готовым, горшок или котелок снимали с костра и на его место ставили другой.

Солнце медленно сползало по небосклону, пока не зависло над горизонтом. Тени удлинились и приобрели нежно-фиалковый цвет. Облака дыма, поднимавшиеся над множеством походных костров, тоже окаймляло синеватое мерцание, так что все вокруг казалось подернутым пеленой фиолетового тумана.

– Мы почти закончили, – с облегчением и радостью объявила старшая Мария. – Вот!

Она вынула из печи несколько свежих караваев и спешно задвинула туда последние заготовки. Воздух вокруг наполнялся дразнящим ароматом только что испеченного хлеба.

Руфь и Лия переложили бобы в глиняные миски и расставили их вместе с чашками вдоль одеяла, на котором предстояло сидеть за едой. Здесь же, рядом, стояли два светильника для Шаббата. Мальчики принесли мех с вином, а их сестры разложили на скатерти козий сыр, сушеную рыбу, миндаль и смоквы.

Солнце уже коснулось горизонта.

Теперь все оставшиеся дела требовалось завершить стремительно, иначе их пришлось бы бросить. Надежно ли закреплены веревки палаток? В Шаббат нельзя завязывать никаких узлов. Остались ли тлеющие уголья? В Шаббат нельзя ни разводить огонь, ни готовить еду. А может быть, кто-то не успел внести запись в счетную книгу? Пусть поторопится: в Шаббат нельзя делать постоянных записей – писать можно только на песке или временными чернилами, вроде фруктового сока, причем левой рукой. Если, конечно, ты не левша.

Руфь быстро заплела волосы в косы – в Шаббат нельзя делать прически. Лия нехотя вынула из волос ленты, ведь головные украшения в Шаббат запрещены. Мужчины сняли подбитые гвоздями дорожные сандалии – подбитая обувь тоже запрещалась. К костру подбежал Иисус, быстро сел и тоже снял сандалии.

– Ты нашел наших родных? – зачастила Мария, – Ты говорил с ними? Они разрешили нам остаться?

Сердечко ее сжималось: она боялась, что сейчас ей придется спешить назад, к своим.

– Да, – ответил Иисус. – Да, я нашел их всех. – Он наклонился вперед, все еще пытаясь отдышаться. – Кассия, твои родные, кажется, обрадовались тому, что тебя пригласили на Шаббат в гости. – Иисус перевел взгляд на Рахиль и Сарру. – Ваши родители особой радости не выказали, но разрешение дали. Твои… – Он посмотрел на Марию. – Мне пришлось потратить немало времени, чтобы уговорить их.

Но почему? Мария взволнованно ждала объяснения.

– Твой отец – Натан?

– Да.

– Он сказал, что это не по правилам, что мы не знаем друг друга и что он категорически против общения с менее набожными семьями.

Да, конечно. Мария знала, что так будет!

– Ему потребовалось доказательство того, что мы достойные иудеи.

– Но как это можно доказать? – не поняла Мария.

– Он подверг меня испытанию. – Иисус рассмеялся, как будто находил это забавным, а не оскорбительным, – Хотел проверить мои познания в Писании, словно это могло выявить мои недостатки.

Тут уж рассмеялась его мать.

– Нашел кого испытывать, – сказала она. – Уж наверное, раввины в Иерусалиме более сведущи в Законе Моисеевом, – Женщина повернулась к гостям. – В прошлом году Иисус задержался в Иерусалиме, чтобы состязаться в знании тонкостей Писания с книжниками и раввинами храма. Конечно, Мария, я понимаю что родители волнуются, когда их дитя вдруг остается на ночь у незнакомых людей, но если твоего отца тревожит вопрос о набожности, тут все в порядке. Никто не может потягаться с Иисусом в знании Писания.

Иисус поморщился.

– Да какое там испытание! – Он пожал плечами. – Натан спросил у меня несколько текстов, вот и все…

Хотя солнце еще не совсем зашло, все собрались вокруг расстеленного одеяла. Руфь, чью головку обвивали заново заплетенные косы, наклонилась и зажгла светильники. Все в молчании наблюдали за угасанием солнца.

Дома Мария делала то же самое каждую неделю, но сегодня ей впервые довелось встретить этот праздник не в кругу семьи. А ведь в предвкушении Шаббата сердце замирало даже в привычной обстановке. И когда наступал этот миг… да, время в каком-то смысле становилось другим. Происходило магическое преображение, и она могла сказать себе: «Это хлеб Шаббата, это вода Шаббата, это свет Шаббата…»

Откуда-то из лагеря донесся звук трубы, две ноты, повторенные три раза. Сигнал знаменовал наступление Шаббата – отсчет начинался в момент между появлением в сумеречном небе первой и третьей звезды. Традиционно первая пара нот предназначалась для работников, чтобы они откладывали инструменты, вторая для купцов – чтобы закрывали лавки, третья же призывала к возжиганию светильников. Как принято говорить: «Да воссияет Шаббат».

Взрослая Мария вышла вперед, чтобы освятить уже зажженные светочи.

– Будь благословен ты, о Господь наш, Царь Вселенной, который даровал нам свои Заповеди и повелел возжигать светильники Шаббата, – тихо промолвила она, держа руки над лампадами. Ее теплый, низкий голос придавал словам особую проникновенность.

Все опустились на одеяло и стали ждать нужного момента. Небо быстро темнело, и с каждым мгновением светильники горели всё ярче. Вокруг сияли такие же светочи, установленные возле других шатров. Царила полная тишина, нарушавшаяся лишь случайными звуками, которые издавали животные.

– Мы приветствуем наших гостей, – сказал Иосиф, кивнув в сторону Марии, ее сестер и Кассии. – Хотя мы живем не так далеко друг от друга, у нас много соседей в близлежащих городах, с которыми мы никогда не встречаемся. Мы рады, что они пришли к нам.

– Да, – подхватил Иисус, – Спасибо, что почтили нас, став нашими гостями.

– Ну а теперь пришло время вкусить плодов земных, приветствуя великолепие Шаббата. – Иосиф разломил один из хлебов и пустил по кругу.

Каждый из сидящих на одеяле взял по кусочку хлеба. За ним последовали бобы, тонко нарезанный репчатый лук, смоквы, миндаль и козий сыр, а потом знаменитая рыба из Магдалы.

Иисус посмотрел на рыбу с удивлением и сказал:

– Мы, должно быть, знали, что у нас будут гости из Магдалы.

Он взял кусочек и передал рыбу дальше по кругу.

Мария преисполнилась гордости. Может быть, эта рыба из лавки отца! Она сама выбрала кусочек и бережно положила его на ломтик хлеба.

– Рыба из Магдалы известна повсюду, – промолвил Иосиф, тоже положивший себе кусок лакомства на хлеб. – Вы прославили наш край и в Риме, и за его пределами.

– Да, – промолвил Иисус, – чужеземцы чтут нас, галилеян. Жаль, что в Иерусалиме дело обстоит несколько иначе.

Он тоже надкусил кусок хлеба с рыбой и улыбнулся, наслаждаясь ее вкусом.

– Что ты имеешь в виду? – хмуро спросил Иаков.

– Ты знаешь, что я имею в виду. Как называют Галилею? Кругом неверных. И только из-за того, что многие наши поселения расположены вне древних границ Израиля. Причем не по нашей вине, а потому, что немало земель Израиля было завоевано… – Иисус задумчиво пригубил вино. – Это интересный вопрос: кто истинные сыны Израиля и что они собой представляют? – Он рассмеялся и, указав кивком на женщин, добавил: – И дочери, конечно.

– Кто есть иудей? – неожиданно вопросил Иаков, и его худощавое лицо приобрело суровое выражение. – Может быть, ответ ведом одним лишь небесам. – Он помолчал. – Есть полуиудеи, те, чье происхождение вызывает сомнения. Есть якобы иудеи, вроде Ирода Антипы. Есть неиудеи, отвратившиеся от языческой мерзости и интересующиеся нашим Писанием, хотя и не решающиеся пока пройти весь путь обращения, включая обрезание, Вокруг нашей веры столько всего, столько разного народу… понять бы, на пользу это нам или во вред?

– Это зависит от того, радует ли Господа желание язычников хоть как-то приблизиться к народу избранному или, напротив, оскорбляет.

– Я не знаю, – признался Иаков.

– Я тоже, – вмешался Иосиф, решительно давая понять, что закрывает тему. – И вообще, пустая болтовня не пристала верующим, особенно в день Шаббата. За это нам придется держать ответ перед Богом.

– А что такое «пустая болтовня»? – неожиданно спросила Кассия, удивив Марию своей смелостью. – Все, что не свято? Но я могу упомянуть множество вещей, которые не кажутся настолько святыми, чтобы о них говорить. Например… когда решаешь, какую одежду надеть.

– На сей счет есть правила и законы, – сказал Иаков. – Главные из них даны нам Моисеем, ну а по части всего прочего можно справиться у раввинов…

– Я имею в виду потрепанную одежду или изъеденную молью, ярких цветов или тусклых, дорогую или дешевую! – Кассия торжествующе оглядела присутствующих. – Ты знаешь, что на этот счет нет законов.

– Что ж, в этом случае нужно применять общий принцип, – пожал плечами Иосиф. – Будет ли это угодно… Святому Имени? Будет ли во славу Его? Насколько твой внешний облик будет угоден Ему, а не предназначен лишь для суетного тщеславия и привлечения внимания. Понимаешь?

– Это так сложно, – пожаловалась Кассия. – Ну как я могу знать, что на уме у Господа?

И тут неожиданно вгрызшаяся в сушеный финик Руфь поморщилась.

– Мой зуб! – пискнула она больше от удивления, чем от боли.

– Корень тысячелистника, – тут же отозвалась ее мать. – Он в кожаной седельной суме… в большом вьюке…

Мария огорченно понизила голос, и всем было ясно почему. Вьюки затянули крепкими узлами, а развязывать их до самого рассвета не разрешалось. Да и будь снадобье под рукой, это мало помогло бы – врачевание в день Шаббата тоже находилось под запретом.

Руфь между тем выглядела совсем несчастной.

– А не спросить ли нам раввина? – предложил Иосиф. – Может быть, он разрешит нам развязать узлы и использовать снадобья.

Кто-то резво побежал на поиски раввина, и по прошествии некоторого времени, показавшегося очень долгим, тот появился из темноты и подошел к шатру.

– Дайте мне взглянуть на ребенка, – потребовал раввин и, направившись прямо к Руфи, велел ей открыть рот. – Не вижу ничего опасного, – заявил он, взглянув.

– Да, а зуб-то болит, – захныкала Руфь.

– Можно нам развязать узел, в котором находится порошок? – спросил Иосиф.

– Можешь ли ты развязать узел одной рукой? – вопросом отвечал раввин.

– Нет, это надежный узел, предназначенный для долгого путешествия.

Раввин покачал головой.

– Тогда и говорить нечего. Закон вам известен. – Он обратился к Руфи: – Крепись, дитя. Ночь уже движется к утру, до завтрашнего заката осталось не так уж долго. – Он обвел всех взглядом и, уже собираясь уйти, с огорченным видом добавил: – Мне очень жаль, но ведь, даже будь снадобье под рукой, пользоваться им в Шаббат все равно нельзя. Ты, Иосиф, и сам это прекрасно знаешь.

После того как раввин ушел, Иосиф подошел к дочери и сел с ней рядом, сжимая ее руку, когда она вздрагивала от боли. Так прошло какое-то время. Потом он поглядел ей в глаза, встал, подошел к вьюку и медленно развязал узел.

– Я сделаю особое подношение, чтобы покрыть этот грех, – молвил отец семейства. – Простится он мне или нет, но я не могу просто так ждать завтрашнего дня, видя, как страдает мое дитя.

Он достал лекарство и вручил его Руфи.

Вскоре посте этого все разбрелись по своим подстилкам, чтобы отойти ко сну. Гостей, Марию, ее троюродных сестер и Кассию устроили рядом, в одном углу шатра. Уже зевая, Мария развязала свой пояс, отложила в сторонку вместе с плащом и улыбнулась. подумав, как здорово иметь свою тайну. И вообще, Шаббат выдался замечательный. Оказывается, как бы ни было хорошо дома, иногда совсем не вредно оторваться от семейного очага, повидать новых людей и побыть кем-то другим. Или, может быть, не другим, а самой собой – настоящей. Ведь, по сути, она себя еще толком не знала.

Спала Мария очень крепко, общее шевеление на рассвете ее не пробудило, и, когда она наконец присела и протерла глаза, все уже встали. Поспешно одевшись, девочка выбралась из шатра.

Небо уже было ясным и голубым: полоска рассвета давно исчезла.

Усевшись в круг, паломники слегка перекусили хлебом и сыром, в то время как небо над головой становилось все ярче. Нежные запахи раннего утра сулили такой прекрасный день, какой только может обещать земля.

– Если первый день Шаббата был так же прекрасен, неудивительно, что Господь отдохнул и назвал свою работу очень хорошей, – сказал Иисус.

Он медленно жевал кусочек хлеба и озирался по сторонам с глубоким удовлетворением. Все по очереди кивнули – казалось, будто сам воздух источает умиротворение.

– Да, – мелодичным голосом отозвалась мать Иисуса и жестом, почти столь же грациозным, как у танцовщицы, передала налево от себя корзинку со смоквами.

«А ведь она красивая, – подумала Мария, – просто до сих пор я этого почему-то не замечала. Она гораздо красивее моей матери».

Последняя мысль породила у девочки чувство вины, как будто она в чем-то предала родную мать.

Остаток дня, а он мог показаться одновременно и длинным и коротким, провели в удовольствиях праздности, сочетавшихся с особыми обрядами.

Не возбранялось беседовать, петь, совершать прогулки, кормить животных и самим вкушать заранее приготовленную пищу и просто предаваться мечтам. Но кроме того, возносились особые молитвы – люди молились и сообща, и порознь. Важнейшей из них по традиции считалась древняя молитва Шема: «Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь един есть».[8]8
  Вт. 6. 4


[Закрыть]

Мария приметила, что Иисус сидит один под маленьким деревом и, судя по всему, дремлет. Однако, присмотревшись, она поняла, что он не спит, а глубоко сосредоточился на чем-то внутри себя. Не желая ему мешать, девочка попятилась, но было уже поздно – он увидел ее и жестом подозвал к себе.

– Прости, – сказала она.

– За что?

Иисус казался вовсе не раздраженным, а искренне недоумевающим.

– За то, что потревожила тебя.

– Я ведь сижу здесь, на виду у всех, на открытом месте. – Он улыбнулся. – Как можно потревожить того, кто вовсе не ищет уединения?

– Но ты был погружен в себя, – настаивала Мария. – Наверное, тебе хотелось побыть одному.

– В общем, нет, – сказал Иисус. – Скорее, я просто ждал, когда произойдет что-нибудь интересное.

– Например?

– Что угодно. Все, что происходит, интересно, если ты умеешь присмотреться к этому как следует. Как вон та ящерка, – он медленно наклонил голову, чтобы не спугнуть животное, – Которая пытается решить, выходить ей из расщелины или нет.

– Ну и что интересного в ящерке?

Мария не находила ящериц особо интересными, хотя никогда толком к ним не присматривалась. Они ведь знай снуют туда-сюда, да так быстро!

– Неужели ты не находишь ящериц удивительными? – спросил Иисус с серьезным видом. Или это и вправду его так интересовало? – У них такая необычная, бугристая кожа. А как двигаются их конечности – совсем иначе, чем у других зверушек с четырьмя ногами. Они переставляют каждую лапку по отдельности, а не парами. Должно быть, создавая их, Господь хотел показать, что существует множество способов передвижения и возможностей бегать.

– А как насчет змей? – спросила Мария. – Непонятно, как они вообще могут двигаться, причем так быстро, не имея никаких лапок.