Текст книги "Тайная история Марии Магдалины"

Автор книги: Маргарет Джордж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 52 страниц)

– У этой женщины нет такого права! – заявил он, направился к Дине и с торжествующим видом вручил ей девочку, расхныкавшуюся из-за всей этой возни.

– Элишеба! – крикнула Мария.

Женщина, стоявшая рядом с Диной, толкнула ее.

– Не мешай! Займи свое место в процессии!

Все уже собрались, и длинный хвост горожан змеился следом за плакальщиками. Светило солнце, поблескивала гладь озера. Плакальщики будут выть и стенать, флейты будут играть, и Иоиль будет погребен в могиле, вырытой в склоне холма неподалеку от Магдалы.

– Мы с ним не выбрали места для могилы, – сказала Мария Иисусу дрожащим голосом. – Думали, что впереди у нас еще много лет.

Она посмотрела на длинную процессию. Для нее не было там места, она потеряла это место, когда отправилась в пустыню.

– Пусть мертвые хоронят своих мертвецов, – сказал ей Иисус, указав на похоронную процессию.

И действительно, провожающие покойника люди сами показались ей мертвыми: странно, что она никогда не задумывалась над этими словами, но сейчас они как нельзя лучше соответствовали действительности.

– Что ж, идем, – предложил Иисус. – Нас не хотят видеть, мы здесь не нужны. Предоставим мертвецов друг другу.

Марии и самой очень хотелось уйти, она понимала, что это уже не ее дом. И единственным возражением, нашедшимся у нее, стали слова:

– Но с этими мертвецами остается моя дочь.

– Она вырастет среди них, но Господь предоставит ей возможность услышать и другие голоса. И если она скажет им «да», значит, сможет обрести и другую жизнь.

– Но я хочу сама дать ей возможность услышать этот другой голос! – воскликнула Мария. – Хочу, чтобы это был мой голос!

Иисус повел ее из города к тропе, идущей вдоль воды. На озере покачивались лодки, рыбаки забрасывали и выбирали сети – жизнь шла своим чередом. Плач и причитания похоронной процессии здесь уже не были слышны: тут царили обычные, повседневные дела.

– Пока еще твой голос звучит не слишком отчетливо, – указал Иисус. – Тебе нужно многому научиться и многое испытать, прежде чем ты сможешь говорить тем голосом, которым должно вешать о Господе. Голосом, к которому прислушается Элишеба.

«И я непременно сумею поговорить с ней, – пообещала себе Мария. – Я не брошу ее. Она услышит мой голос теперь, даже до того, как я наберусь мудрости! Мудрость для матери не обязательна, хватит и любви!»

Глава 38

До дома Петра, в котором его сейчас не было, Мария добралась совершенно опустошенной, хотя путь от Магдалы до Капернаума не так уж и долог. Ныне ее душу переполняли иные чувства, чем на пути, когда ее терзали демоны или когда ее впервые изгнали из Магдалы. Мария не могла по-настоящему разобраться в своих ощущениях, слишком много на нее навалилось. Она знала, что никогда не примирится с создавшимся положением, но бороться сейчас у нее не было сил.

Мара приняла их хорошо, но держалась с опаской: ведь именно эти люди, Иисус с Марией, увели из дома ее мужа, соблазнив какой-то странной жизнью. Мара даже не знала, где сейчас Симон (она ни за что не хотела называть его Петром) и что с ним. Но сейчас Марию не трогали чувства Мары, она радовалась возможности рухнуть на предложенный ей соломенный тюфяк и забыться. Ложась, она выпила целый кувшин разбавленного вина, надеясь, что это подарит ей сон без сновидений.

Увы, этого не случилось. Во сне к Марии явился Иоиль, который обрушился на нее с суровыми укорами. А потом Элишеба пыталась приблизиться к ней, но не могла преодолеть преграждавшую путь мраморную стену, подобную стене храма, отделявшей иудеев от нечестивых язычников.

Ясный свет утра не развеял ужаса. Иоиль был мертв. Элишеба потеряна. Страшный сон, который, однако, не кончился с уходом ночи. Мара накрыла на стол, и Мария попыталась поесть, зная, что это требуется ее телу, хотя совершенно не ощущала вкуса пищи. Мара спрашивала о Симоне, о миссии Иисуса, но она почти не слышала ее вопросов.

– Твой муж не ушел, просто его призвали к другим обязанностям.

Были ли это слова Иисуса? Это ли говорил он ей?

За дверью послышался шум, и Мара извинилась. Она посмотрела на Иисуса, пытаясь подать ему сигнал глазами. Прежде чем тот успел отреагировать, в комнату вошел рослый незнакомец в головном уборе, закрывавшем нижнюю половину его лица. Должно быть, это был набатиец, торговец пустыни.

– Господин? Кто ты и что тебе угодно? – спросила Мара.

Гость снял свой головной убор, и Мария с удивлением узнала в нем Сильвана.

– Вот, захотел с тобой повидаться, – просто сказал он. – Мне удалось выяснить, где останавливался Иисус в Капернауме, и я двинулся прямо сюда, в расчете, что, куда бы ты потом ни направилась, на обратном пути ты здесь побываешь.

Мария, все еще не веря своим глазам, встала и обняла брата.

– О Сильван! – только и смогла вымолвить она, прижав его к себе. – Ты пришел! Наконец-то я тебя вижу! – Она отступила выпустив его. – Со времени моего первого посещения Магдалы… и потом, на похоронах… ты получил мое письмо?

– Да, – сказал он. – Получил.

– Итак, ты знаешь. Ты понял.

– Я знаю. Но я не понял.

– В письме всего не расскажешь. Но теперь ты сам все поймешь, когда поговоришь с Иисусом.

Она указала на Иисуса, и мужчины обменялись взглядами.

– Меня не интересует его миссия, – равнодушно заявил Сильван. – Мне давным-давно нет дела до самозваных пророков и посланников высших сил, прошлых и нынешних. Но я очень беспокоюсь о тебе. – Он снова обнял ее, – Ты моя дорогая сестра, и мне небезразлично все, что тебе довелось пережить… Чем я могу тебе помочь?

Значит, он не хочет слушать Иисуса. Что ж, пусть так. Как там говорил Иисус? «Приходят те, кого привлекает Отец мой..» Ладно, зато он готов выслушать меня. Это очень важно.

– Элишебу забрали и отдали Дине, – сказала Мария, – Дине! Тут, конечно, приложил руку отец, не обошлось без Илия, наверное, без женщин нашей семьи. Но уж раз так случилось, я, по крайней мере, должна знать, что с ней все в порядке, что о ней заботятся и за ней приглядывает кто-нибудь, кому небезразлична я. Об этом в первую очередь я и просила тебя в письме – стать моим посредником. Без тебя я пропаду, потому что потеряю ее окончательно.

– Я… – Было видно, что Сильвана терзают сомнения, – я сделаю, что смогу. Но ты должна понять, что этого может быть недостаточно.

Мария спросила Мару, где они могут поговорить с братом с глазу на глаз. Та указала им на маленький внутренний дворик. Они вышли туда, под росшее посередине дерево, и повели негромкий. но долгий разговор: им было что сказать друг другу, ведь с их последней встречи произошло немало событий.

Сильван рассказал ей о гневе и обиде Иоиля, об осуждении, высказанном Илием, о недоумении их родителей.

– До нас дошли слухи об этом человеке, Иисусе. Его слава распространяется. Мы слышали о том, что он успел сделать в Капернауме, пока толпы не увеличились настолько, что ему пришлось уйти оттуда. И о свиньях в Гергесе! О! Об этом все говорят!

– Сильван, ты не поверишь, но ты помнишь зилота, который ворвался в твой дом и использовал слово «свинья» как пароль? Он тоже последовал за Иисусом.

– Быть того не может! – рассмеялся Сильван. – Да, а еще и этот пресловутый сборщик податей. Мы слышали о нем и о нападении на римского центуриона в его доме. Как вообще столь разные люди могут уживаться в одной компании?

– Сама не знаю, – ответила Мария. – Наверное, дело в том, что все они изменились, стали другими.

– Иисус привлекает внимание людей и более высокого положения, – заметил Сильван. – Я слышал, что им весьма заинтересовался сам Ирод Антипа. – Он помолчал, – Итак, сестра моя, похоже, что ты ввязалась в большую авантюру. О твоем приятеле Иисусе нынче толкуют на каждом углу. – Все это Сильван говорил с любопьтством, но без зависти. – Это, конечно, дело твое, но согласись и с тем, что бродячая жизнь не для Элишебы, девочка слишком мала. Это ты, надеюсь, понимаешь?

Брат взглянул на нее, словно ожидая подтверждения, и ей пришлось сказать:

– Да, понимаю.

– Вот и хорошо. Девочку у тебя все равно забрали бы, закон на их стороне. Они подготовили документ, где говорится, что до завершения семилетнего срока очищения и официального признания тебя полностью вменяемой и здоровой тебе нельзя доверить растить ребенка, ибо это небезопасно для Элишебы. Они мотивировали свою просьбу исключительно заботой о благе Элишебы и власти с их доводами согласились. Теперь у них есть постановление, дающее им право разрешать тебе видеться с ней только в присутствии Илия, ее законного опекуна.

– Но после семи лет…

– На эти вопросы можно отвечать по-разному. И вот что еще должен тебе сообщить: они норовили прибрать к рукам и твое наследство. Уж как они старались убедить умирающего Иоиля передать или завещать свою собственность Илию, но тут у них ничего не вышло. Он умер, не оставив завещания, а без завещания, по закону, Илию ничего не причитается. Я говорил с отцом Иоиля, Иезекиилем, и он согласился: деньги, доля Иоиля в семейном деле – все отходит тебе. Он знал сердце Иоиля и что тот, какие бы горькие слова ни сорвались с его уст, хотел тебе только добра. Когда Иезекииль увидел тебя в доме, увидел, что ты исцелилась и по-прежнему предана Иоилю, он был тронут. Он хочет, чтобы ты была обеспечена. Если пожелаешь, я могу продать твою долю. Тебе решать, но все это по праву твое.

Сильван достал шкатулку, внутри которой находились документы и мешочек с золотыми монетами. Мария ахнула, когда увидела это. На ее глаза навернулись слезы.

– Мы отмели все их притязания, поскольку, раз вы не были разведены и он не захотел написать завещание в чью-то еще пользу, спорить не о чем.

– Спасибо, Сильван, – сказала Мария. – Спасибо за то, что ты по-прежнему мой брат.

– Я всегда буду твоим братом.

– Сильван, дорогой, помни, что я всегда думаю о тебе и молюсь о вашем с Ноемой благополучии. А тебя умоляю: проследи, чтобы с Элишебой все было хорошо, и расскажи ей обо мне и моей любви.

– Улучу момент, когда Илий не услышит, – пообещал Сильван.

Перед уходом Сильван задержался и кратко поговорил с Иисусом. Под предлогом ни к чему не обязывающего обмена приветствиями ее брат внимательно изучал лицо Иисуса, пытаясь понять, что в нем есть такого, побуждающего людей оставлять ради него свои сети, рыбачьи лодки и семьи, в чем заключается его пресловутая сила.

Проводить Сильвана Мария вышла на улицу.

– Что все-таки влечет тебя к этому человеку? – спросил Сильван.

– Неужели ты этого не чувствуешь? – задала встречный вопрос Мария. – То, что у него великая сила?

– Нет, – признался Сильван. – Да, спору нет, человек приятный. но ничего выдающегося, такого, чтобы захотелось куда-то за ним помчаться, я, уж не обессудь, не увидел.

На прощание Сильван обнял ее, прижав к себе. Такая близость с родным человеком, ощущение почти забытое, породила в ней тысячу воспоминаний. Она зажмурилась, чтобы удержать слезы, но это ей не удалось.

– Дорогая сестра, – вздохнул Сильван, – я предоставляю тебя его попечению. Но не могу быть спокоен за тебя, потому что оставаться рядом с тем, кем заинтересовался Ирод Антипа, небезопасно.

– Обо мне не беспокойся, береги Элишебу. Ради меня. Обещай.

– Обещаю, – сказал на прощание Сильван. – Обещаю.

На рассвете, почти не отдохнув, Иисус с Марией покинули Капернаум. Свежесть ясного утра, сулившая солнечный день с легким, нежным ветерком, воспринималась Марией как насмешка судьбы. Иоилю уже не суждено было ни погреться на солнышке, ни ощутить дуновение ветра. На фоне радостной безмятежности дня мрак и холод могилы казались еще страшнее. Как это может быть, чтобы Иоиль, такой молодой и жизнерадостный, вдруг оказался там? Но если он там, значит, и она может… Даже мысль о собственной смерти, о возможности уйти в никуда, в небытие и бесчувствие, ужасала до крайности.

– Иисус, – неожиданно спросила Мария, – ты когда-нибудь играл в похороны?

Он замедлил шаг и посмотрел на нее.

– Я не понял.

– Я хочу сказать, когда я была маленькой девочкой, как-то раз мы с подружками играли в похороны.

– И как же вы это делали? – спросил он, покачав головой. Потом рассмеялся и добавил: – И зачем?

– Кто-то в городе умер. Мы этого человека толком не знали, но наблюдали за похоронной процессией и видели плакальщиц и слышали погребальные песни. Я помню, что видела тело на украшенных цветами носилках, в саване, похожее на статую. А мы, глупые детишки, как раз думали, во что бы новенькое поиграть, – вот и додумались. По игре я «заболела и умерла», а мои подружки завернули меня в плащ, положили на самодельные носилки – одеяло на двух шестах – а потом отнесли в сад, к «месту погребения». О! То был самый пугающий момент. На меня набросали груду одеял, как забрасывают землей могилу, и я оттуда, из-под этих одеял, слышала, как подружки причитают, произносят стихи из Писания и клянутся, что никогда меня не забудут. Потом на гору одеял упали цветы – я почувствовала легкий толчок.

Иисус остановился и слушал, внимательно глядя ей в лицо.

– А потом?

– А потом стало тихо. Очень тихо. Так тихо, что я смогла ощутить удаляющиеся шаги. И я осталась одна. Одна в удушливой темноте. Мне захотелось поскорее встать, игра-то закончилась, но не тут-то было. Меня так придавило тяжеленными одеялами, что я не могла пошевелиться. Порывалась кричать – одеяла заглушали мой голос. Вот тогда-то я действительно подумала, что умираю, и это была такая жуть… – Мария умолкла и судорожно вздохнула. – С тех пор я страшно боюсь смерти.

Иисус взял ее руки в свои, повернул лицом к себе, долго смотрел в глаза и наконец сказал:

– Мария, смерть – она не такая.

Это прозвучало так успокаивающе! Но Мария подумала: откуда он знает? Как это можно знать? Иоиль теперь знает. Но он не может мне сказать.

– А какая? – тихонько спросила она.

– Это не конец, – пояснил Иисус. – Ты не останешься в душном мраке, душу вообще невозможно удержать там. Такова воля Господа. – Потом, как будто спохватившись, что сказал слишком много, он спросил: – Как же ты тогда выбралась?

– Мои подруги вернулись. Они отошли недалеко, когда спохватились – сообразили, что я их так и не догнала. Они откинули одеяла и… «вернули меня к жизни». – Мария рассмеялась. – Да, мы тогда разыграли все так, как будто это произошло на самом деле.

– Ты будешь скорбеть об Иоиле много дней, – сказал Иисус, понимая, в чем заключается ее невысказанный вопрос. – Не надо пытаться с этим бороться. Ты будешь думать о могилах, духах и своей вине, но в конце концов все это будет снято с твоей души, как та груда одеял. – Он снова посмотрел ей в глаза. – Это я тебе обещаю.

Дело уже шло к вечеру, когда они добрались до Вифсаиды, снова оказавшись за пределами владений Ирода Антипы, на земле его брата Филиппа. За стенами располагались рыболовные причалы и набережная – как во всех поселениях у Галилейского моря, хотя это примыкало не к самому озеру, а к лагуне. Городок выглядел весьма мирно, светясь в теплых лучах заходящего солнца.

– Пожалуй, нам стоит пойти на рыночную площадь, – сказал Иисус. – Хотя торговля уже закончилась, это естественное место сборищ. Всякий, кого мы хотим найти, придет туда.

Улицы были заполнены зажиточными с виду людьми, которые опускали ставни лавок, несли еду и воду себе на ужин, вели вьючных животных на отдых. Магдала тоже процветала и богатела, но там больше чувствовалось деловое оживление, а здесь – размеренное довольство собственной жизнью.

Шагая по нешироким улочкам, Иисус и Мария обратили внимание на то, что многие дома обнесены колоннадами и поблескивают новыми фасадами из известняка, а в перспективе одной из улиц обнаружили даже строящийся дворец.

– Похоже, они задумали устроить здесь маленькие Афины, – заметила Мария.

Иисус кивнул.

– Нам с тобой стоило бы посетить настоящие Афины, чтобы сравнить.

Оба рассмеялись, настолько это показалось невероятным.

В конце концов они вышли на рыночную площадь, прошли мимо последних торговцев, которые вели домой ослов, нагруженных корзинами с нераспроданными за день товарами. Сама площадь имела неряшливый вид: кругом разобранные лотки и прилавки и накопившийся за день мусор – раздавленные фрукты, затоптанные бобы и луковицы. Несколько скучающих поденщиков топтаись на месте, бросая на прохожих пренебрежительные взгляды. При появлении на другой стороне площади Марии и Иисуса они уставились на них, но быстро утратили всякий интерес. «Похоже, ждать придется долго» – подумала Мария.

– Они найдут нас, – заверил ее Иисус. – Или мы их найдем. Праздношатающиеся наконец убрались прочь, очевидно, никто не собирался нанимать их в столь поздний час. На другой стороне площади остался лишь один нашедший работу – энергичный малый, который с жаром орудовал метлой, насвистывая и не обращая внимания на вздымаемые им тучи пыли, а заодно и мух, и вспугнутой мошкары. Он без устали перемещался по периметру площади, наводя чистоту, и уже в сумерках добрался до того места, где стояли Мария и Иисус. Под натиском широких взмахов метлы им пришлось отступить.

– Прошу прощения. – Уборщик отмахнулся от мух, образовавших жужжащий ореол вокруг его головы.

– Как тебя зовут? – спросил Иисус.

– Можешь звать меня Веельзевул, – заявил он.

Вместо того чтобы улыбнуться, Иисус серьезно ответил.

– Я никогда бы не стал так называть никого, кроме того, кому действительно принадлежит это имя.

– Я просто хотел сказать… что я Повелитель Мух, – пояснил паренек, указав на облачко вокруг себя. – Во всяком случае сейчас.

– Будь ты истинным Повелителем Мух, ты мог бы приказывать им, – заметил Иисус. – Они слушаются тебя?

Паренек рассмеялся:

– А что, похоже на то?

– Нет, и это должно тебя радовать. А теперь скажи, как тебя зовут на самом деле.

– Фаддей, – ответил он, опустив метлу, словно озадаченный интересом незнакомца к его скромной персоне.

– Ты грек? – спросила Мария.

– Нет. Просто мои родители любили все греческое.

На сей раз рассмеялась Мария.

– Распространенная болезнь. – Она вспомнила о Сильване.

– Хорошо, – сказал Иисус. – Потому что, не будь ты сыном Авраамовым, я не смог бы пригласить тебя присоединиться к нам. – Он повернулся к Марии и для нее, а не для Фаддея добавил: – Проповедь моя для всех, но в ученики я зову лишь детей Израиля.

– Что? Присоединиться к вам? Что ты имеешь в виду?

Фаддей насторожился. Вот что случается, когда ты теряешь бдительность и вступаешь в разговоры с незнакомыми людьми. Он схватился за ручку метлы и отступил назад.

Вместо того чтобы ответить, Иисус спросил:

– Чем ты занимаешься? Я имею в виду, когда не подметаешь рынок?

– Я продаю раскрашенные горшки и кувшины и, когда кому-нибудь нужно, копирую на заказ фрески. Иногда, – он произнес это с вызовом, – я даже копирую статуэтки Артемиды, Афродиты и Геракла для клиентов.

– Значит, греческие вещи нравятся не только твоим родителям?

– Да. Мне они тоже нравятся.

– Это меня не удивляет. Особенно с учетом того, что ты вырос в их окружении. Только слепец не оценил бы их красоту. – Иисус помолчал, – Но если ты пойдешь за мной, я дам тебе другие глаза, чтобы увидеть красоту в разных вещах.

– Например, в чем? – спросил юноша, сжав покрепче черенок метлы.

– Например, в тех безработных поденщиках, которые ждали здесь до заката солнца.

– Что? Эти бездельники? Да они просто болтаются по рынку и раздражают людей, – проворчал Фаддей.

– Людей – да, но не Бога, – сказал Иисус. – Он видит их иначе.

Иисус отошел от Марии и приблизился к Фаддею.

– Давай я расскажу тебе притчу о Царстве Божием. Его можно уподобить богатому человеку, который, придя поутру на рыбную площадь, нанял работников, но потом выяснил, что работы в его хозяйстве больше, чем они могут сделать, вернулся на площадь и нанял новых. Наконец, в очень поздний час – примерно в то время, когда наши неудачливые поденщики покидали площадь, – он вернулся и нанял еще людей. Вечером он заплатил им всем одинаково. Те, кого наняли раньше, стали жаловаться, но богатый человек сказал: «Разве я не заплатил вам то, о чем мы договаривались? Если я хочу быть щедрым и переплатить кому-то другому, какое вам дело?» Так оно и в Царствии Божием. Господь великодушен и наградит нас сверх заслуг, и людей Он выбирает по своему усмотрению. В том числе и таких, как эти поденщики.

– Что-то я не улавливаю в этом никакого смысла, – честно признался Фаддей.

– Присоединись ко мне и со временем все поймешь.

Неожиданно на лице Фаддея изобразилось узнавание.

– Я знаю, кто ты. Тот человек из Назарета. Тот знаменитый человек из Назарета, который произносит странные проповеди. И совершает исцеления и изгоняет бесов. Да! Не отрицай это! – Он указал пальцем на Иисуса. – Но ты исчез после того, как свиньи свалились с утесов Гергесы. Где гы был? Что ты делаешь теперь?

– Набираю работников для сбора плодов Царства Божия, сказал Иисус. – Скоро начнется обучение, а потом и служба. Неужели ты не присоединишься к нам?

– Я… я подумаю об этом, – пробормотал Фаддей, пятясь. Мои родители… что они подумают?

– Спроси их.

– Они скажут, что это слишком опасно, – уныло промолвил Фаддей. – Мой тезка, местный пророк, лет сорок тому назад утверждал, что заставит воды Иордана расступиться и переведет своих последователей через него, как Иисус Навин. Кончилось тем, что его голова оказалась на колу в Иерусалиме, а его последователей перебили. Память об этом слишком свежа. А теперь еще и Иоанн Креститель.

– Он схвачен и заточен, – сказала Мария. – И я видела его в темнице.

– Он мертв, – уточнил Фаддей.

Иисус отступил на шаг, как будто от удара.

– Мертв? – переспросил он.

– Обезглавлен, – серьезно ответил Фаддей.

– Когда? – спросил Иисус очень тихим голосом.

– Давайте присядем здесь, – предложил Фаддей – Мне не хочется говорить об этом громко. – Он указал на одну из временных скамеек, поставленных ушедшим торговцем.

Они втроем уселись, и тогда Фаддей повернулся к Иисусу. У него было очень молодое, привлекательное лицо и волосы настолько светлые, что он казался иноземцем, выходцем из какой-нибудь северной страны.

– Это случилось всего два дня назад.

«В тот самый день, когда умер Иоиль, – подумала Мария. – Вот почему мы ничего не знали. К тому же в тот день мне было бы все равно».

– Ирод Антипа велел его казнить! – печально произнес Иисус, – С того момента, как он был взят под стражу, такой конец казался неизбежным.

– Но Антипа, похоже, боялся его. Сам-то он, скорее всего, вечно держал бы Иоанна в темнице, а на казнь согласился, чтобы угодить своей падчерице, Саломии. Она танцевала перед Иродом на банкете по случаю его дня рождения, и он, восхитившись, пообещал ей в награду все, что она попросит, вплоть до половины его царства. Она же попросила принести ей на блюде голову Иоанна.

Мария перевела взгляд с взволнованного лица Фаддея на потрясенное лицо Иисуса.

– На блюде? – переспросила она.

– На большом серебряном блюде, – подтвердил Фаддей. Когда Мария попыталась представить себе эту картину, ее чуть не стошнило. Были ли его гневные, обвиняющие глаза закрыты или же смотрели в упор с этого блюда?

– Отрубить голову, чтобы вознаградить девушку за танец, – пробормотал Иисус. – Это… это… – Похоже, даже у него не нашлось слов.

– Так что теперь не самое подходящее время следовать за пророком, – заключил Фаддей, – Прошу прощения, но я знаю, что они охотятся и за тобой. Кроме того, тебя разыскивают зилоты, хотят, чтобы ты их возглавил. Они намерены провозгласить тебя царем.

– Царем? – изумился Иисус. – Царем чего?

– Царем… царем земли Израиля, наверное. Они подберут подходящий титул. Сражающийся Сын Давидов, Сын Человеческий, Сын Звезды, Мессия… я не знаю. Тут не в имени дело, подойдет любое, я полагаю.

Иисус встал.

– Побудь с Марией, – попросил он. – Мне нужно… Прости, я должен побыть один. – Напряженно держа спину и втянув голову в плечи, он завернул за угол и пропал из виду.

Фаддей и Мария повернулись друг к другу, чувствуя неловкость.

– Я уверена, что он скоро вернется, – сказала Мария. – Просто он ошеломлен этим страшным известием.

– Жаль, что мне пришлось стать вестником беды, но уж не обессудь, – промолвил Фаддей. – А зачем… что вы с ним делаете здесь?

– У нас здесь назначена встреча с несколькими единомыщ. ленниками. Мы разделились… по личным причинам, – Говорить незнакомому человеку об Иоиле она не могла, да и смысла в этом не было, – Договорились встретиться здесь, в Вифсаиде. Один из нас, Филипп, родом отсюда.

Фаддей недоуменно приподнял брови, но лишних вопросов задавать не стал. Мария мысленно поблагодарила его за молчание. Говорить ей было невыносимо трудно. Даже чтобы просто сидеть или ходить, Марии приходилось напрягать все силы. Глубоко внутри укоренилась боль, которая порой ощущалась как тяжесть, а порой как ноющая пустота. Чтобы слушать, и то требовались немалые усилия, и даже слова утешения Иисуса не проникали так глубоко, чтобы унять горе.

Иисус вернулся после отсутствия, показавшегося ей очень долгим. Он выглядел настолько потрясенным и раздавленным горем, что Марии самой захотелось его утешить, но ее собственная утрата была слишком велика.

Начинало темнеть, и Фаддей поднялся, чтобы идти домой. Когда он взваливал на плечи метлу, на площадь, озираясь по сторонам. вышел Иоанн, сопровождаемый другими учениками. В сгущавшемся мраке им было трудно разглядеть что-либо на другом краю площади, но Иоанн все-таки заметил Иисуса.

– Учитель! – воскликнул он. – Учитель!

Он подбежал к нему, а следом за ним и остальные.

Бледные щеки Иоанна раскраснелись, а головной убор соскользнул с кудрявых волос. Он схватил Иисуса за руки.

– Мы видели человека который изгонял демонов от твоего имени, прямо на окраинах города! Какой наглец! Никто из нас его прежде в глаза не видел, поэтому пришлось его остановить. – Иоанн светился гордостью, – Ты бы видел его лицо!

– Ты лучше на свое посмотри, – усмехнулся Иисус. – Не самое приятное зрелище.

– Вот тут нашего Иоанна и осадили, – вступил в разговор его брат. – Он ведь с детства привык слышать, что приятнее его физиономии не сыскать, – Иаков Большой улыбнулся, словно гордился этим, но тут же добавил: – Но, учитель, тот человек… он заслуживал того, чтобы его остановили.

– Ты не понимаешь, – сказал Иисус. – Тот, кто не против нас, тот за нас. Вам надо было оставить его в покое.

_ Но… как же можно! – вознегодовал Иаков Большой. – Мы Просто… просто…

– Иаков, неужели ты не хочешь просто спросить о муже Марии? – Иисус посмотрел на него с печалью.

– Ах да, конечно, я хотел…

Очевидно, Иаков либо позабыл, либо считал само собой разумеющимся, что Иисус исцелил Иоиля.

– Он умер, – сказал Иисус.

Ученики растерянно умолкли: такого они не ожидали. Иисус отправился в Магдалу и…

Первым заговорил Иуда.

– Мария, я глубоко сожалею. Прими мои искренние соболезнования. – Он выступил вперед, чтобы подойти ближе к ней.

Остальные тоже окружили ее, протягивая руки, чтобы обнять, словно это могло умерить ее горе.

Мария плотнее завернулась в плащ. Все слова сочувствия, сколь бы искренне они ни произносились, казались лишь пеной, скользящей над поверхностью моря, в то время как боль кроется в самых его глубинах.

Поднялся ветер, напомнив им, что наступила ночь и им некуда идти.

– И где мы будем ночевать? – прозвучал вопрос практичного Андрея.

– Я не осмеливаюсь просить мою жену приютить… ее соперников. Я боюсь, что это относится ко всем вам, – вздохнул Филипп.

– Можете переночевать у меня, в моем доме, – подал голос Фаддей, который еще не ушел с площади.

– Кто это? – спросил, как всегда, недоверчивый Симон.

– Друг, – сказал Иисус. – Человек, с которым мы только что познакомились, поджидая вас.

– Он присоединится к нам? – спросил Симон.

– Нет. Я пригласил его, но он отказался. Однако, Фаддей, твое приглашение весьма своевременно и великодушно. Мы от него не откажемся.

Дом родителей Фаддея находился в верхней части города, оттуда открывался прекрасный вид на наполовину построенный дворец Ирода Филиппа. Указав на него, Фаддей сказал, что правителю так нравится Вифсаида, что он строит этот роскошный дворец, чтобы там наслаждаться жизнью.

– Поговаривают даже, будто он собирается поменять название города на Ливия или Юлия в честь жены покойного императора, – сказал Симон, который любил прислушиваться к сплетням.

– А она еще жива? – удивившись, спросил Иоанн, – Старый император умер так давно.

– Очень даже жива, – живо ответил Симон, обрадовавшийся возможности поговорить о политике, – И по-прежнему обладает огромным влиянием, действуя из-за спины своего сына, императора Тиберия. Говорят, она вовсю использует это влияние. Оно и понятно, не зря же она убила столько людей, чтобы сделать своего сына императором. Жаль, что именно такие люди обладают властью и наслаждаются ею.

– Сколько ей лет? – спросил Петр, – Она уже, должно быть, сущая мумия.

– Семьдесят, – сказал Симон, который знал всю подноготную сильных мира сего. – В Риме сейчас в очередной раз обострилась политическая борьба. Сеян убедил Тиберия…

– Хватит, Симон, – неожиданно оборвал его Иисус. – У нас есть дела поважнее. Антипа казнил Иоанна Крестителя.

– Что? – воскликнул Симон, – Когда?

– На праздновании своего дня рождения, – вступил Фаддей, – Состоялся пир, и… – Он пересказал всю печальную историю, которую ученики выслушали в молчании.

– Давайте помолимся о нем, – наконец выговорил Нафанаил. В его голосе не было ничего, кроме безбрежной печали. В этот миг он позабыл даже о виновниках трагедии – Антипе, Иродиаде, ее дочери Саломии – и помнил лишь об Иоанне и его мученической смерти.

– Отец Небесный, услышь плач наш об Иоанне, – начал Филипп, – Призови его к себе, и да пребудет он в благости в лоне Твоем.

– Ты Господь Праведный, – молвил Иаков Большой. – Не попусти же злодеям, воздай им за слугу Твоего Иоанна в полной мере.

– Защити его душу и утешь нас, – тихонько сказал Иуда.

– Сейчас мы остались одни, – сказал Иисус. – От нас зависит, нести ли нам дальше это бремя, продолжить ли труды Иоанна.

Ученики растерянно переглянулись. Любой, вздумавший продолжить дело Иоанна, в нынешних обстоятельствах неминуемо навлекал на себя гнев сильных мира сего.

– А… разумно ли это? – спросил Матфей. Даже его флегматичная невозмутимость поколебалась, – Разве мы не можем достичь большего, работая тихо, обучая, наставляя и…

– Прячась? Ты это слово подыскиваешь? – спросил вдруг Иуда. – Ну что ж, скрытность – это лучшее, что можно сейчас посоветовать. Многим великим людям довелось таиться от врагов – тому же Илии, Давиду, Моисею. В этом нет ничего постыдного.

Тут заговорил Фома, знаток Торы:

– Право же, Иуда, не стоит прятать собственную трусость за Священным Писанием. Все эти трое были готовы выступить открыто в любой момент, как только их призовет Господь.