Текст книги "Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки."

Автор книги: Марат Нигматулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 34 страниц)

Жлоб, конечно, существо не слишком-то приятное. Однако же он простой, сермяжный, в доску свой. Настоящий русский мужик! Наш, родной мужичина! Тот самый Жак-простак, широкая спина которого всё выдержит.

Но в последнее время появились у нас и другие мещане.

Живут они преимущественно в Москве и Петербурге.

Обитают эти уроды в недавно отстроенных собянинских домах, будние дни проводят в чудовищных гламурных офисах, а на выходные выбираются за город в свои специальные якобы элитные резервации для богатеньких, в эти омерзительные коттеджные посёлки, высокими стенами отгороженные от мира нормальных людей. Они привыкли каждый день жрать говядину марки Black Angus и отдыхать на Мальдивских островах. Они любят просматривать унылые новостные ленты в социальных сетях, листать глянцевые журналы, пялиться на убогую порнуху в «Инстаграме», часами просиживать в омерзительных кофейнях, наподобие «Старбакса». И да, конечно, эти гады просто обожают молоть вздор про дауншифтинг, веганство, полиаморию, базовый основной доход, трансгуманизм или сингулярность! Вот ещё недавно появилась у этих пидорасов новая забава, – так называемое «датское хюгге».

Короче, ma belle, ты понял, о ком я говорю.

Эти омерзительные твари, хипстеры, как они сами себя привыкли называть, – в бессчётное число раз хуже традиционных российских обывателей, хуже жлобов.

Жлоб – он хоть и мерзавец, но всё-таки наш, родной, мерзавец.

Хипстер – совсем другое дело. Это не просто взбесившийся обыватель, – это ещё и обыватель прозападный. Хипстер – это и есть тот самый Мальчиш-Плохиш, который готов Родину за бочку варенья да корзину печенья продать.

А теперь смотри, ma claire! Все эти омерзительные хипстеры просто в экстазе бьются от этого самого Навального. Как думаешь, почему?

Ответ, разумеется, весьма прост: этот уродец выражает их донельзя примитивные интересы.

А какие же интересы у этих так называемых хипстеров?

Интересы у них просты, будто пятикопеечная монета.

Они хотят как больше потреблять и как можно меньше пользы приносить обществу. Они хотят отменить военный призыв, потому что сами они боятся идти в армии. Они мечтают об отмене единого государственного экзамена, поскольку их тупоумные дети оказываются подчас не в силах этот экзамен сдать. Эти уроды хотят возвратить Крым украинцам лишь для того, чтобы добиться отмены западных санкций против России. Что понятно, ведь от санкций страдают в первую очередь именно хипстеры. Ты ведь помнишь, belle ami, какой гвалт они подняли из-за того, что в связи с санкциями в магазинах пропал столь ценимый этими обжорами хамон?

Знаешь, и ведь не просто так все эти существа теперь повально увлечены этой вздорной мещанской идейкой о «датском счастье хюгге»!

Ведь эти мерзкие твари только и мечтают о том, как бы поскорее уничтожить всё русское и превратить нашу страну в одну циклопическую Финляндию. Ну, или другую скандинавскую страну.

Им претит всё здоровое, естественное и самобытное, что есть в нашей стране. Именно поэтому они хотят, чтобы все наши традиции, все наши устои как можно скорее полетели в тартарары.

И ведь понятно, откуда берётся такое умонастроение.

Его источник – это чёрная зависть, которую хипстеры питают по отношению ко всем нормальным людям. Конечно, на подсознательном уровне эти сволочи прекрасно понимают, несколько они ущербны. Однако же сознание собственной ущербности вовсе не толкает из к тому, чтобы исправиться. Напротив, это осознание заставляет их багроветь от злости. И злость эта общается ими ко всему подлинному и прекрасному.

Да, эти люди ненавидят всё замечательное. Они испытывают к нему ту самую ненависть, какую в известной сказке жаба питала по отношению к розе.

Как только хипстер видит нечто, что возвышается над его убогими мещанскими представлениями, – он тут же приходит в бешенство. В бешенство же он приходит из-за того, что на фоне подлинно прекрасного начинает особенно ярко проявляться его собственная ущербность. Ну, а поскольку же всякий хипстер есть эгоист, то ему никак не хочется, чтобы другие осознавали его убожество. И уж тем более не желает он это убожество осознавать самостоятельно.

Как и всякий мещанин, хипстер желает обеспечить себе комфортное существование. Правда, для того, чтобы сделать свою жизнь комфортной, – этому гаду надо ни много ни мало разрушить, разломать, уничтожить и вытоптать всё прекрасное, что есть в этом мира. И хипстер, конечно, пойдёт на это. Пойдёт потому, что он, как я уже говорила, по самой сути своей – законченный эгоист.

Эти проклятые хипстеры всю нашу страну желают превратить в грандиозную механическую диораму, в ту самую огромную Финляндию.

Дай только этим гадам волю, – и тогда они снесут наши любимые панельные дома, уничтожат овраги и пустыри, а на их месте возведут чудовищные сооружения из бетона и стекла, будто бы созданные на основе декораций к фильмам немецких экспрессионистов. Эти сооружения сами хипстеры лицемерно называют «урбанистическими парками». Само название – уже прекрасно! Между бесформенными железобетонными блоками протянутся велосипедные дорожки, вдоль которых откроются десятки новомодных арт-кафе, где бородатые буфетчики будут подавать таким де бородатым посетителям бутерброды из чёрного как смоль хлеба и кофей с корицей.

Честно сказать, как подумаю обо всём этом, – просто блевать хочется!

Эти уроды хотят превратить Россию в нормальную европейскую страну.

Этого нам совсем не нужно!

Хипстеры желают, чтобы в нашей стране не было коррупции. Это всё потому, что эти сволочи устали уже тратиться на взятки для военкоматов, отмазывая своих малахольных сыновей от армейской службы. Они потому против коррупции, что теперь находят слишком накладным пристраивать за деньги своих тупоумных детишек в лучшие московские вузы.

Конечно, хипстеры вовсе не желают равенства. Напротив, равенства они боятся. Для хипстера нет ничего страшнее социализма.

Эти сволочи выступают против коррупции лишь потому, что сами не хотят раскошеливаться на взятки.

Тебе будет непросто в это поверить, но все они свято убеждены, что они – особенные, не такие как все, что они на много порядков превосходят окружающее их повсюду быдло. И они полагают, будто всё человечество обязано им хотя бы потому, что они все такие из себя исключительные.

Именно поэтому они и выступают против коррупции. Они хотят, чтобы всё то, что теперь достаётся им за деньги, – доставалось им просто так.

Эти уроды сами говорят, что единственная цель у них – жить так, как живут их братья по разуму в Европе. У них одна главная мечта – потреблять как можно больше! Жить и жрать, не думая о других!

И притом жрать именно за наш с тобой счёт!

Ну, и за счёт всей остальной России, конечно.

Но скажи, ma cher: разве мы хотим, чтобы Россия превратилась в большую Швейцарию? Или Норвегию? Или Швецию? Или Финляндию?

Нет, этого мы точно не желаем! Нам такого европейского счастья даром не надо!

Согласись, ma belle, ведь нас вовсе не интересуют ни легализованные притоны Амстердама, где продаются всякие глючные растения и грибы, ни пивные ресторанчики Праги, где гостям наливают столь ценимое хипстерами крафтовое пиво?!

Прогнившая до основания буржуазная Европа нас не интересует! Нам нужно кое-что другое... И ты понимаешь, о чём я говорю, ma ami!

Да, ты тоже подумал об этом! Признайся! Ты, как и я, понял, что необходимо нам, подлинным аристократам духа, единственным настоящим хозяевам России!

Да, нам нужна именно она! Нам нужна неограниченная власть!

Да, мы вовсе не хотим, чтобы Россия превратилась в «нормальную европейскую страну»! Нет, мы хотим, чтобы здесь установился режим абсолютного правления. Нашего правления!

Хипстеры могут идти в задницу! Нам нахуй не нужно это их «правовое демократическое государство»! Нам нужна диктатура ножа и автомата!

Нашего ножа и нашего автомата!

Знаешь, некоторые особо мерзкие либералы, вроде Латыниной, любят повторять будто мантру: нам нужен русский Пиночет!

А я говорю: не нужен нам никакой Пиночет!

Для нас, настоящих аристократов, даже Пиночет – и тот коммунист!

Сейчас мы, настоящие люди, люди в подлинном смысле этого слова, – ведём войну на много фронтов. С одной стороны нам противостоит сегодняшний преступный режим! С другой стороны – возглавляемая господином Навальным разъярённая толпа вонючих хипстеров. С третьего фронта нас атакуют безбожные коммунисты. С тыла же по нам наносят свои удары буржуазные ультраправые.

О святой бог, мы одни во Вселенной! Однако же это вовсе не значит, что мы теперь обязаны сложить оружие. Напротив, мы будем бороться до самого конца. До тех пор, пока нас всех не уничтожат или пока мы не победим.

Проклятые хипстеры могут сколько угодно молиться своим унылым божкам. Нам плевать на них! Пусть себе и дальше поклоняются Пиночету, Рейгану, Тэтчер и другим тому подобным гадам.

Для нас же Пиночет – ничтожный мещанин! Тэтчер – хабалка, базарная торговка да ко всему прочему ещё и феминистка! Рейган – тупой паяц, актёришка и лицедей!

Ты спросишь, какими примерами вдохновляемся мы сейчас? Отвечу тебе, ma ami.

В сегодняшние времена тяжёлой борьбы и великих испытаний мы питаемся примерами героической борьбы вандейцев и шуанов, карлистов и кристерос, ихэтуаней и последних самураев Сацумы.

O, belle ami, пойми уже наконец! Политическом отношении (да и не только в политическом, честно говоря) хипстеры представляют глубоко реакционную общественную силу.

Итак, все хипстеры по самой своей сути – природные реакционеры.

Но ma ami, – ведь мы тоже реакционеры! Так скажи, в чём состоит противоречие между нами с одной стороны и всей этой чавкающей обывательской массой – со стороны другой? Ведь на первый взгляд между нами вовсе нет ничего общего!

Не ломай голову, ma chérie, – она тебе ещё понадобится. Я дам тебе ответ на этот вопрос.

Да, хипстеры все – глубокие реакционеры. Однако и мы – реакционеры тоже. Так в чём же заключается разница?

А разница, belle ami, заключается в том, что хипстеры (насколько бы радикальны эти сволочи ни были) представляют собой реакцию буржуазную.

Тогда как мы воплощаем в себе реакцию феодальную!

Запомни это навсегда, ma claire! Понимание этого фундаментального противоречия даст тебе ключ к пониманию всех тонкостей нашей политической программы.

А программа наша очень отличается от либеральной. Более того, она не просто отличается от этой последней, – но и пребывает с ней в антагонистическом противостоянии.

В первую очередь нам необходимо восстановить абсолютную монархию и сословное деление общества. Естественное неравенство между людьми должно быть закреплено юридически. Клириков должен судить специальный церковный трибунал, а вовсе не гражданский суд. Дворян вовсе должны быть неподсудными неприкосновенны.

Дворяне полностью освобождаются от уплаты налогов, а также от всех повинностей, кроме одной. Эта единственная вносимая ими повинность есть служба в государственной армии. Все без исключения дворяне обязаны проходить службу в войсках. Срок этой службы равен двадцати пяти годам. После истечения данного срока дворянин получает право уйти на пенсию.

Государство обязано полностью содержать всех дворян за казённый счёт. При этом они имеют право владеть землёй и промышленными предприятиями.

В собственных владениях они имеют право устанавливать собственные законы, чеканить свою монету и вершить суд. Дворяне также могут формировать свои собственные частные армии.

Исключительные права католической церкви должны быть закреплены законодательно. Все другие религии кроме католической требуется запретить. Епископы должны обладать светской властью в своих епархиях. Необходимо также безвозмездно передать церкви огромные земельные угодия, заводы и фабрики. Разумеется, клирики полностью освобождаются от всех налогов и повинностей.

Военный призыв должен быть заменён рекрутским набором. Забранные в армию рекруты обязаны служить не один год, как сегодняшние призывники, – но двадцать пять лет, как это было в старые времена. В армии должны быть возрождены телесные наказания в виде битья шпицрутенами.

Для пополнения казны необходимо также ввести дополнительные налоги. В первую очередь речь идёт о налогах на различные товары: на хлеб, на соль, на сахар, на вино и так далее. Необходимо также восстановить внутренние таможни и внутренние пошлины. За вывоз товаров из одного региона в другой должны взиматься деньги. За ввоз товаров из одного региона в другой – также должны взиматься деньги. Все простые жители страны два месяца в году обязаны безвозмездно трудиться на государственных предприятиях или же строительных работах. Дворяне и монастыри в своих владениях также имеют право устанавливать собственные налоги и повинности для проживающего там населения. Государственные должности должны продаваться всем желающим за установленную плату. Взяточничество также необходимо легализовать. С каждой взятки чиновник (если он не дворянин, конечно) обязан платить в казну налог.

Что касается продажи дворянских титулов, – то её необходимо запретить. Эта практика разлагает высшее сословие.

Необходимо также законодательно закрепить существование монополий. Так, если некий торговец захочет получить право монопольной торговли тем или иным товаром в определённой области и на определённое время, – он сможет купить себе монопольную грамоту и свободно торговать, не зная никакой конкуренции.

Некоторые виды экономической деятельности должны быть переданы в государственно-дворянскую монополию. Только государству и дворянам должно быть разрешено заниматься ростовщичеством,производством оружия и торговлей последним, изготовлением и продажей наркотических веществ, работорговлей, содержанием публичных домов и некоторыми другими подобными промыслами.

Что же касается тяжёлой промышленности, – то она полностью передаётся в руки государства. Даже дворянам следует запретить заниматься ею.

Полагаю, учреждение монополий поможет нам добиться того, чтобы промышленность в стране развивалась не слишком буйно и притом всегда в нужном направлении. В нашей стране должны развиваться только лишь некоторые отрасли промышленности: металлургия, станкостроение, машиностроение, судостроение, добыча и переработка нефти и других полезных ископаемых, производство оружия, изготовление наркотических веществ (в том числе алкоголя и табака), работорговля, некоторые отрасли сельского хозяйства (выращивание зерновых культур, к примеру), а также лесная промышленность.

За невозвращение долгов, неуплату налогов, некоторые виды мошенничества и некоторые другие преступления – людей необходимо обращать в рабов. При этом такое рабство должно быть наследственным: так, если человек взял кредит и не сумел возвратить его в положенный срок, – он рабом делается не только он сам, но и все его прямые потомки до скончания веков.

Пенитенциарная система также должна быть реформирована. А то уж очень хорошо живётся бандюганам в наше время. В наше время заключённых распихивают по колониям и тюрьмам, где эти сволочи только жрут в три горла, бездельничают и вообще никакой пользы государству не приносят. Особенно это касается тех местечек, где содержатся бывшие полицаи. Эти последние вообще живут нынче в условиях, больше напоминающих санаторий, чем тюрьму.

Именно поэтому все существующие в стране исправительные учреждения необходимо закрыть. Вместо заключения в колонии и тюрьмы осуждённых следует посылать в отдалённые регионы страны для выполнения самых тяжёлых, воистину каторжных работ. Платить за работу заключённым не следует. Эти сволочи должны быть нам благодарны уже за то, что мы никого из них не убили.

Разумеется, бывшие полицаи должны содержаться вместе со всеми простыми уголовниками. Если же кого-то из них эти уголовники прирежут или изнасилуют, – виноват здесь будет только сам бывший полицай.

За отказ от выполнения каторжных работ – преступников тут же необходимо вешать безо всякого суда и безо всякого следствия. Подобные казни, разумеется, должны осуществляться на глазах у других заключённых для устрашения оных.

Оказывать медицинскую помощь каторжникам не следует. Чем большее количество этих уродов передохнет, – тем лучше. По этой же причине вовсе не следует бороться с происходящими среди заключенных самоубийствами. Впрочем, вести пропаганду суицида в арестантских массах также было бы неправильно.

Хорошо было бы также легализовать в стране пытки. Думаю, надо разрешить следователям применять их во время допросов. Ну, и тюремщикам тоже, разумеется.

Вся поступающая через открытые источники информация должна в обязательном порядке проходить предварительную цензуру. При этом необходимо помнить, что в этой сфере никак нельзя ограничиваться только одним надзорным органом. Напротив, чем больше будет цензурных органов, – тем лучше! Пусть помимо гражданской у нас ещё будет церковная и военная цензура. Помимо цензуры общегосударственной – региональная и местная.

Необходимо также ввести обязательную перлюстрацию военными цензорами всей переписки между простыми жителями. От подобного досмотра следует освобождать лишь письма дворян и священников.

Образование необходимо реформировать. Единую школу необходимо упразднить. На её месте должны возникнуть многочисленные народные школы, предоставляющие среднее образование общего характера, элитные классические и натурфилософические гимназии, кадетские корпуса, духовные семинарии, ремесленные училища и церковно-приходские школы.

Хотя учебные программы во всех этих учебных заведениях будут различаться, – основными предметами средней школы повсеместно должны сделаться классические языки: латынь и древнегреческий. Что де касается русской словесности, – то её курс должен быть повсеместно сокращён. Изучение русской литературы в средней школе должно быть не только прекращено, но и прямо запрещено.

Высшие учебные заведения также необходимо реформировать. Вся учебная деятельность там должна полностью перейти на латинский язык. Лекции должны читаться исключительно на языке древних римлян. На нём же будут проводиться семинары. Во время экзаменов студенты будут отвечать на латыни. На латыни де они будут сочинять все свои промежуточные, курсовые и дипломные работы. Защита означенных работ также будет проводиться на языке Вергилия и Цицерона. Это же касается и учёных трудов. Все учебники, монографии и диссертации должны составляться исключительно на латыни. На ней же должна проходить защита кандидатских и докторских работ.

Вдобавок ко всему прочему необходимо разрешить в стране дуэли (и вовсе не только для дворян, но и для всех сословий), разрешить потребление всех наркотических средств, отказать в признании международному патентному и авторскому праву, легализовать педофилию и разрешить открывать бордели.

Что касается оружия, – то здесь надо быть осторожнее. Носить его должны только дворяне и военные. Простолюдинам давать в руки оружие не следует вовсе.

Ну, и ещё всякая мелочь в том же духе. Короче, ты понял меня, ma chérie!

Понял?!

Ну и славно!

Значит я и впрямь неплохо разъяснила тебе суть нашей программы. Как видишь, программа наша довольно умеренна.

И заметь: во всём этом нет ни расизма, ни национализма!

И это замечательно, cher ami! Ведь согласись, национализм – это так мелочно, так некрасиво, так буржуазно…

Да, национализм – это уродливая помесь страха и ненависти, возникающая в убогой душонке рыночного торговца.

Я ведь сейчас чистую правду говорю!

Вот стоит себе на базаре какой-нибудь Ванька. Папиросы продаёт. Рядом появляются кавказцы. Тоже начинают папиросами торговать. Нехорошо, – думает Ванька. Конкуренция…

Однако же тупой Ванька не понимает, что конкуренция. Он рассуждает в иных категориях: чурки, мол, понаехали, и вообще, бей жидов (ну, или кавказцев), спасай Россию! Вот и становится Ванька националистом.

Вот и начинает этот урод вонять: русских девушек кавказцы насилуют, русские вымирают миллионами!.. Ну, ты понимаешь, о чём я говорю. Тебе этот националистический бред прекрасно известен.

Всё-таки правы марксисты, когда говорят: национализм – социализм для дураков.

Националисты действительно дураки. Все поголовно.

Впрочем, если бы этим и ограничивалось, – их бы ещё можно было терпеть.

Но нет! Они ко всему прочему ещё и обыватели.

И притом тоже все поголовно!

А знаешь, что я на это скажу? Пусть себе насилуют кавказцы русских девушек! Мне до них никакого дела нет, – что до девушек, что до кавказцев. Не меня же они, в конце концов, насиловать будут…

Конечно, попытку они такую сделать могут (попытка никому не возбраняется), но вряд ли для них это дело закончится хорошо… Уж поверь, пистолет у меня в руке не дрогнет.

Как там в кафешантанной песенке было?

А девушка сурово

Достала пистолет,

Пальнула снова, снова, –

И хулиганов нет!

Да, всё-таки национализм – явление исключительно буржуазное.

Посмотри, ma chérie, на всех этих купчиков, лавочников, офисных клерков. Эти существа настолько убоги, что им даже гордиться-то нечем. Вот и придумали они себе эту свою национальную гордость и носятся с ней, аки с писаной торбой.

Понимаешь, эти люди хотят найти оправдание своему убожеству.

Вот какой-нибудь офисный клерк батрачит себе в конторе с утра до вечера, жрёт в перерывах, потом домой возвращается, перед телевизором сидит, опять жрёт, пьёт баночное пиво, а потом заваливается спать.

И этот клерк такой жалкий, такой убогий…

И он ведь сам осознаёт хотя бы подсознательно собственное убожество. Но вместо того, чтобы с этим убожеством бороться, – он начинает выдумывать себе невесть что. И выдумывает он себе какое-то бульварное фэнтези про то, что существует, дескать, великий русский (ну, или же украинский, или немецкий, или еврейский, или американский) народ. Он к этому самому народу якобы принадлежит. И это-то как раз его и спасает! Ведь раз он принадлежит к великому народу, – то это значит, что сам этот клерк уже не такой жалкий и унылый. Да, теперь этот обыватель может спокойно жрать и бухать сколько вздумается! Ведь он принадлежит к великому народу, – а это значит, что ему всё простительно.

Ну, а если кто-то начинает нашему клерку задавать лишние вопросы про то, как представитель такого великого народа дошёл до жизни такой, – тот вздыхает и отвечает, что, дескать, мешают всему его великому народу (и ему лично, разумеется) какие-то ужасные враги: американцы, русские, евреи, коммунисты…

Вот и понимаешь, откуда на земле берется шовинизм.

А нам, аристократом, она на что?! У нас поводов для гордости и без того хватает. И нам не нудны все эти дурацкие побасенки про богоизбранный народ и исключительную нацию.

Что такое эта их национальность? Полная дрянь, сущий вздор!

Я – родился в Москве, ты – родился в Магадане. У меня родители – олигархи, у тебя – алкаши. Но мы же родились в одной стране, а значит мы оба – русские!

Вот, что такое эта их национальность!

Всё это так иллюзорно, так надумано, честно говоря…

Эх, всё-таки личные качества гораздо важнее этой мифической национальности! Национальность – это миф, а личные качества они реальные, осязаемые…

Вот поэтому все мы и против национализма. Личные качества стоят выше так называемых национальных особенностей. Влажные мечты о богоизбранном народе оставим унылым мещанам.

Возможно, ты посчитаешь мою речь уж слишком сумбурной и многословной. Возможно, она и впрямь такова.

А ты у нас хочешь некоего краткого и вместе с тем исчерпывающего выражения нашей политической программы. Ведь так, ma claire?

Если так, то я готова дать тебе и такое краткое, но вместе с тем совершенно полное выражение. Оно чрезвычайно просто для понимания и вне всякого сомнения крепко осядет в твоей памяти.

Мы хотим, чтобы Россия раком стояла, а мы её в жопу трахали! Хотя… Да что там Россия! Весь мир!

Да, только это нам и нужно!

Короче, вот такое кратчайшее изложение нашей политической программы.

Тебе нравится, ma chérie?!

Ну, если нравится, – то и хорошо! Давайте уже наконец выпьем!

Pour Dieu et le Roi!

Пусть погибнет всякое равенство!

Юлька тяжело вздохнула, залпом выпила вино, а после снова плюхнулась на стул в притворном изнеможении, но весьма радостная. Солнце к этому времени окончательно скрылось за горизонтом, хотя остатки дня ещё виднелись на чуть светлеющем бирюзовой голубизной западном крае московского неба.

Я засобирался домой. Мы попрощались, я накинул себе на плечи лёгкую куртку, обулся в кроссовки и вышел в мрачный подъезд.

Через минуту я оказался на улице.

Сумерки наступали именно так, как они и наступают обычно в такие вот ясные летние дни.

Знаете, когда погода облачная, то тебе кажется, будто тьма обволакивает небо, постепенно поглощает его, а затем наступает ночь. Когда же погода ясная, то небо как будто постепенно тухнет, подобно огромной лампочке.

Пространство над головой было такое же чистое, как и до этого. Правда, теперь из голубого оно стало насыщенно-синим. Только у самого западного горизонта его оттенок был немного более светлым, каким-то бирюзовым.

Казалось, будто я стою под сенью огромного хрустального купола, накрывающего и меня, и наш город, и весь мир. Утром сквозь этот купол светило солнце. Теперь оно ушло, и купол погас. Лишь редкие всполохи суетных городских огней отражались в его блистающих сквозь сумерки сводах.

Я разглядывал звёзды. Для нашей местности они были какими-то необычно яркими. Грустно и равнодушно светили с неба эти белые хрусталики, напоминавшие по форме снежинки.

И на душе мне стало тогда так грустно, что даже и словами-то толком не передать. Внезапно захотелось просто взять, пойти к Москва-реке, и тихо свести там счёты с жизнью. Я чувствовал себя в тот момент таким жалким, таким ничтожным, настолько зависящим от обстоятельств, что мне не хотелось более жить. Теперь я остро осознавал всё убожество собственного существования, его полную ничтожность перед могуществом и невероятной, завораживающей красотой вселенной.

И мне казалось, будто мой разум уже навеки поработило то странное чувство, идущее как бы из космоса, но при этом поднимающее из твоей собственной груди. Это было странное чувство. Чувство абсолютной покорности, но покорности спокойной, добровольной. Такой, с какой и следует повиноваться жестокой, совершенно неумолимой очевидности.

Это чувство внезапно вызвало во мне острое желание смерти. Я хотел погибнуть умереть, навеки сгинуть, погрузиться в небытие.

Одновременно с этим во мне снова пробудилось ужасающее, совершенно дикое чувство эротизма. Казалось, я готов был прямо сейчас же совершить изнасилование, затем убийство, возможно, даже не одно…

Подумав обо всём этом, я ещё острее захотел убить уже самого себя.

Не потому, конечно, что устыдился собственных мыслей, но потому лишь, что подумал ещё раз: чем, в сущности, убийство отличается от суицида? Ведь в любом случае ты лишаешь кого-то жизни. Этой жалкой, пошлой, отвратительной жизни.

И тут я ещё больше захотел убивать. И вместе с тем ещё сильнее захотел умереть сам. А ещё мне страшно, просто невыносимо захотелось секса.

Лишь две вещи манили меня теперь: смерть и секс.

Да… До много можно додуматься, если долго смотреть на вечернее небо.

Мне, во всяком случае, для появления таких мыслей хватило десяти минут.

Я быстро зашагал по улице.

Подобно смертоносным шаровым молниям вспыхивали в ночных сумерках круглые, закрепленные высоко на столбах фонари. Их спокойное белёсое свечение медленно распространялось в душном прозрачном воздухе. Казалось, будто оно восходит к самому потухающему сапфировому небу, отражается в нём, и его преломлённые свет возвращается на щемлю снова, но уже каким-то другим, – не белым, а синим, мертвенным.

Таинственно и жутко смотрелись эти фонари на фоне мерцающего где-то в невыразимой дали хрустального неба. Они казались грустными и недобрыми живыми созданиями, с наступлением сумерек вылезшими из своих укрытий.

Во влажном горячем воздухе пахло акацией и жасмином. Запах был таким сильным, что от него становилось трудно дышать.

Я брёл по ночным улицам и думал.

Думал о том, что мне сказала перед этим Юлька.

«Боже, это какой-то чудовищный манямир!» – подумал я и сразу же оборвал эту мысль.

Я попытался найти другой, более точный термин для того, что мне пришлось услышать в тот вечер. Однако же другого более подходящего названия для всего этого мне так и не удалось.

Слово это мне никогда не нравилось. Не нравилось потому, что оно сильно искажает суть дела.

Знаете, многие люди в наше время совсем уже разучились вопринимать вещи всерьёз. Особенно это касается наших интеллектуалов, которые всё на свете пытаются обратить в шутку.

Вот только появляется человек с необычными политическими (впрочем, не обязательно политическими) взглядами.

Так тут же кто-нибудь обязательно укажет на жтого человека палтцем да как заорёт: «Кринж! Манямир!».

И все смеются.

А тут не кринж и не манямир. Тут серьёзные вещи делаются.

Современное общество насквозь пропиталось цинизмом. Особенно это касается нынешних интеллектуалов.

Самое смешное здесь то, что эти дураки на полном серьёзе думают, что цинизм – признак взрослости, умудрённости опытом и, не побоюсь этого слова, мудрости.

Впрочем, последний термин эти уроды не используют. Они вообще считают, что любые представления о мудрости – это так, глупые побасенки. Наивные сказки, заслуживающие осмеяния.

Таких вещей как мудрость они не понимают.

Эти сволочи готовы признавать только жизненный опыт. Да и то лишь тогда, когда он согласуется с их собственным мнением.

На самом деле, конечно, цинизм – это признак незрелости. Притом незрелости стыдливой.

Когда ребёнок хочет казаться взрослым, – он становится циником.

Да, по правде сказать, наши интеллектуалы – настоящие дети.

Часто в наше время бывает так, что человек вроде бы и вырос уже, и образование какое-никакое получил, и на работу вроде бы приличную устроился, – а поди же, продолжает смотреть «Симпсонов» и «Южный парк»! Да ещё и сериалы идиотские любит…

Впрочем, от детей наши интеллектуалы кое в чём отличаются.

Дети по природе своей всегда интересны.

Тридцатилетние же хипстеры – люди удивительно пустые и скучные. Эту свою пустоту они пытаются скрыть при помощи смеха.

Они говорят, что ни к чему не относятся серьёзно, ни во что не верят, и смеются надо всем на свете.

Это, конечно, неправда.

К своему собственному комфорту они относятся серьёзней некуда, во всякие глупости верят с остервенением фанатиков, а смеяться толком не умеют. Не умеют потому, что сами они – тупые и узколобые мещане, а потому их юмор не может подняться выше тупых анекдотов и мемов.

Эти люди считают, что они свободны от идеологии. Они полагают, что раз у человека есть в жизни идея, – он просто безмозглый фанатик.