Текст книги "Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки."

Автор книги: Марат Нигматулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 34 страниц)

– Молли, открой окно! – крикнула внезапно Света, обращаясь к Барнаш.

Соня тут де подошла к окну и растворила его настежь.

– А теперь, Марат, – обратилась ко мне Солнцева, – делай своё дело и ори! Ори что есть мочи!

– Что орать-то?! – малость растерялся я.

– Как что? – удивлённо и даже малость как-то раздражённо переспросила Света. – Ори во всё горло: «Неограниченная власть!».

– Чего? – совсем уж было удивился я.

– Ты с дуба рухнул?! – совсем злобно обратилась ко мне Соня. – Это же девиз нашей банды! Мы всегда кричим его когда кончаем!

– А, понял! – радостно ответил я, принявшись изо всех сил за дело.

А теперь попробуйте вообразить себе получившуюся картину. Раздетый наголо пухлощёкий мальчуган занимается анальным сексом с толстой белокожей девочкой двенадцати лет, крепко вцепившись обеими руками в её жирные бока и прямо-таки подпрыгивая от удовольствия. При этом он не столько орёт во всё горло даже, но скорее утробно воет: «Не-е-ео-о-огра-а-ани-и-иче-е-енна-а-ая вла-а-асть!».

И этим счастливым мальчуганом был я. Да, в тот момент я взапрямь ощущал себя самым счастливым человеком на земле.

Чудовищный вопль разрезал холодный, влажный и очень густой, совершенно непригодный для дыхания воздух декабрьской московской ночи. Утробный стон летел над пустынными, погружёнными в кромешную темноту дворами, над крышами таких маленьких, как казалось с этой высоты, хрущёвок, уже подготовившихся к наступающей зиме и нахохлившихся точно продрогшие перепёлки. Крик летел над покинутыми корпусами заводов, над гаражами и железнодорожными перегонами, над разрушающимся западным портом, над рекой и над парком. Несясь сквозь московский воздух на чудовищной скорости, он гулко ударялся о ржавеющие подъемные краны в порту, о гигантские трубы заброшенных котельных, о стены высотных и совсем низеньких домов, разлетался эхом во всех окрестных дворах и подворотнях, наполнял собой воздух заросших диким кустарником пустырей, покинутые исполинские корпуса местных заводов и давно уже брошенные рабочими строительные площадки, где сквозь застилавшие их поверхность бетонные плиты давно уже пророс изобилии пожелтевший и стухнувший к холодам дикий бурьян.

Я занимался анальным сексом с двенадцатилетней девочкой и что есть мочи орал: «Не-е-ео-о-огра-а-ани-и-иче-е-енна-а-ая вла-а-асть!».

Сначала я горланил один. Затем Света не выдержала и тоже принялась орать всё ту же самую фразу. Потом к нам присоединилась Соня…

Когда эта последняя забралась ко мне на спину и стала тоже кричать, – мы все превратились в один сплошной комок жутко воющей белой плоти.

Я орал, изо всех сил вцепившись в жирные бока Светы Солнцевой. Я почувствовал наконец ту самую неограниченную власть.

Да, именно это было самым удивительным за весь тот день ощущением. Именно тогда, в тот самый момент, когда я занимался с девушкой анальным сексом при этом истошно кричал, – я внезапно ощутил в себе невероятный прилив сил. Этот прилив всё нарастал и нарастал до самых пор, пока не перешёл в какое-то странное чувственное наводнение. Да, именно наводнение, потоп: ведь мне казалось тогда, будто нахлынувшие чувства просто лишили меня разума, полностью поработили меня и теперь уже управляют мной так, как им вздумается, а сам я отныне уже над собою не властен. Однако де затем это чувство также исчезло, уступив место совершенно неистовству. Да, именно тогда я понял, что такое настоящее неистовство. Ведь тогда я полностью лишился контроля над собой, потерял всякую способность к рефлексии и трансформировался в какого-то жуткого сексуально озабоченного берсерка, готового изнасиловать бетонную стену. Именно в тот момент я и ощутил, что же это такое, – неограниченная власть.

В нашей школе многие любили повторять это выражение, – неограниченная власть. А Света Солнцева данное словосочетание просто обожала. Равно как и все лидеры той чудовищной банды, которую основала в нашей школе Тоня Боженко.

Знаете, что меня больше всего поражало в возглавлявших этот мрачный подземный орден людях?

Многих (и меня в том числе), конечно, удивляло то, что всё это были люди умные, талантливые, наделённые широким кругозором и глубиной мысли. Это могло удивлять. Удивлять, но не поражать.

Поражало меня в этих людях то, что они вовсе не были одержимы жаждой наживы. Помню, Юлька Аввакумова любила повторять: «Нет ничего смешнее жадного человека.».

Да, эти люди создали настоящую подпольную империю. Они развернули огромный преступный бизнес, постоянно приносивший им грандиозные прибыли. Однако же интересовали вовсе не деньги.

Тоня Боженко часто повторяла: «Я не такая дура, чтобы единственный смысл жизни искать в погоне за деньгами. Деньги интересуют меня лишь как необходимое для достижения конечной цели средство. Конечные же мои цели – немеркнущая слава и не-е-ео-о-огра-а-ани-и-иче-е-енна-а-ая вла-а-асть!».

Света Солнцева писала замечательные стихи. Притом стихи она писала не только на русско языке. Она ведь и на латинском сочиняла, и на немецком, и на французском. Впрочем, она и сейчас продолжает писать стихи. Правда, раньше она писала в основном на русском и латинском. Сейчас по большей части пишет на французском и немецком. Оно и понятно: Света нынче в Бельгии живёт. Среда всё-таки очень сильно влияет на подобные вещи.

Юлька Аввакумова тоже писала стихи раньше и продолжает это делать сейчас. Правда, она всегда писала только на трёх языках: русском, французском и итальянском. Сейчас стихи на русском она уже почти не пишет. Почти все её новые стихотворения написаны на французском.

Что интересно, и Света, и Юлька одинаково не признавали английский язык. Его они всегда считали попусту негодным для того, чтобы писать на нём стихи или даже изысканную прозу. Англосаксонское наречие по их мнению в лучшем случае годился лишь для того, чтобы писать на нём пошлые песенки и дамские романы.

Вот, помню, было у Светы Солнцевой одной хорошее стихотворение. Как и все другие её стихотворные произведения, оно было напечатано некогда в «Журнале патриотического школьника». Стихотворение это называется «Наставление». Его текст я привожу далее:

Деньги, сокровища, тачки и виллы, –

Богатства сосчитаны все до гроша.

Но вот ты стоишь у разверстой могилы:

Одна у тебя теперь только душа.

Ковёр из персидского шёлка истлеет,

Съест ржавчина быстрой «Феррари» мотор,

Счёт в банке швейцарском стремглав опустеет,

Похитит из сейфа сокровища вор.

Подвержена жизнь изменениям быстрым:

Сегодня начальник, – а завтра ты раб,

Вчера был в фаворе ты чьим-то присным,

А нынче пополнил число падших баб.

Так в жизни всегда эфемерно богатство:

Сегодня есть деньги, а завтра их нет.

Ты был господин, затем попал в рабство:

И смерти желаешь, и проклял весь свет.

На золоте счастье своё кто воздвигнет,

Будь то торгаш или знатный купец, –

Лишившись тех денег, тотчас же погибнет.

Такой человек – лишь ничтожный глупец.

Однако же есть в нашей жизни явленье,

Что смерти не знает в природе своей.

Оно как река, как огонь, как сраженье:

Над пеной возносится жалостных дней.

Это явление – слава мирская,

Что смерти не знает и вечно живёт.

Лежит капитал, понемножечку тая, –

А слава разносится, громко поёт.

Христос был бродяга в лохмотьях подранных

Но в церкви портрет наблюдаем мы чей?

В его времена жило много богатых,

Но много ли вспомним мы тех богачей?

Погибни во имя немеркнущей славы,

Чтоб имя твоё прогремело как медь,

На мраморный бюст чтоб молились оравы!

Раздумий вовеки не ведай ты впредь!

Да, всё-таки банда Антонины Боженко – была, пожалуй, самой интеллигентной по составу лидеров участников молодёжная банда России. А также, по всей видимости, одна из самых успешных.

Однако вернёмся к делу.

Я прекрасно провёл время у Светы. Конечно, матушка вовсе не была рада тому, что я пришёл домой только в восемь вечера. Но ругать меня никому и в голову не пришло. Оно и понятно: родителям я в тот лень сказал, что задержался в школе по важному делу.

С тех пор я начал посещать квартиру Светы Солнцевой регулярно. Хотя бы раз или два за неделю я обязательно наведывался в это замечательное место.

Я приходил в квартиру и раздевался до трусов. То де самое делала принимавшая меня юная хозяйка. После этого мы садились на диван и принимались за еду. Да, к Свете Солнцевой нельзя было приходить с пустыми руками. Именно поэтому всякий раз, когда я отправлялся в эту гостеприимную квартиру, – мне приходилось посещать сперва упомянутый павильон возле метро и покупать там огромное количество сладостей доя нас двоих. Это, само собой, тяготило меня финансово. Однако же подобные затраты неплохо окупались.

Да, в доме Светы Солнцевой я наслаждался отнюдь не только вкусной едой, но ещё и хорошими, подчас воистину сократическими беседами. Помню, мы со Светой часами сидели на диване и разговаривали о философии, литературе и политике, что составляют извечную предметную основу всякой подлинно интеллигентной беседы. Надо сказать, разговоры в квартире Солнцевой велись далеко не только на русском языке. Так, мы со Светой часами могли болтать на пусть и не всегда идеальном, но всё же весьма неплохом на взгляд латинском языке.

Чаще всего мы проводили время вдвоём, но подчас к нам присоединялся кто-то ещё. Так, в описанный мною день это была Соня Барнаш. Будучи близкой подругой Светы, она часто появлялась в доме последней. Если же она находилась там в одно время со мной, – то её присоединения к нашим забавам было не избежать. Впрочем, избегать его было и не нужно. Несмотря на свой крутой нрав, резкость и грубость суждений, а также явно психопатические личностные черты, – Соня была очень милой и хорошей девушкой. Пусть даже характер её и был весьма трудным.

Больше половины всех диалогов между собой лучшие подруги вели на испанском языке. Для меня такое повеление оскорбительным не было: почти всё содержание тех диалогов я понимал. Сам я иногда беседовал с Барнаш на греческом. Свету это тоже никак не раздражало, хотя греческим языком она владела хуже, чем латинским.

Знаете, я много раз пытался выяснить, сколькими де всё-таки языками владеет Света Солнцева. Сделать этого мне так и не удалось. Сама она говорила, что владеет столь многими языками, что даже не помнит их точное количество. Известно, что английским, французским, испанским, немецким и латинским языками она владела в совершенстве. Когда она совершала поездки по Европе, то во Франции её принимали за француженку, в Германии – за немку, в Англии – за англичанку. Только в Испании аборигены не принимали её за местную жительницу. Правда, связано это было вовсе не с плохим знанием языка (язык-то Солнцева знала прекрасно), но с той особенной белизной кожи, которая всегда отличала эту прекрасную девушку.

Кстати, несколько позднее Света в совершенстве овладела также итальянским языком. Правда, тогда, в тринадцатом голу, её итальянский находился ещё на весьма посредственном уровне. Однако же летом восемнадцатого года, когда она посещала Италию, – то она всюду успешно выдавала себя за уроженку Милана.

Помимо этого Света владела многими наречиями пусть даже не идеально, но в значительной степени. Так, она могла читать разговаривать и даже кое-что писать на польском, чешском, сербохорватском и греческом. До определённого времени именно на таком уровне находилось её владение языком Данте. Ко всему прочему Солнцева знала некоторые основания множества других языков.

Да, проводить время с этой девушкой было сплошным удовольствием. И наслаждался я этим самым удовольствием чуть менее двух лет.

В ноябре две тысячи пятнадцатого года я перевёлся в другое здание «Протона». Теперь на регулярной основе посещать квартиру Светы Солнцевой сделалось для меня весьма накладным. Конечно, в будущие годы я тоже изредка захаживал к этой прекрасной даме, но в этих поздних встречах уже не было той удивительной лёгкости, что была присуща нашим старым свиданиям. Эти свидания уже не сопровождались чудовищным обжорством. Да, обжорство по-прежнему было, но уже отнюдь не чудовищное. Разговоры стали менее откровенными. Сексуальные утехи приобрели приобрели несколько механический характер: теперь они уже не были такими яростными, чувственными и энергичными.

Даже не знаю, отчего это с нами произошло? Насколько мне известно, в отношениях с некоторыми другими молодыми людьми Света сохранила ту присущие ей горячность и чувственность. Но что касается наших отношений, – то они явно стали прохладнее.

Возможно, это было связано с тем жутким скандалом, в своё время расколовшим наше учебное заведение на два непримиримых враждующих лагеря.

Однако сейчас я думаю: а возможно, всё это случилось из-за того, что мы со Светой просто немного выросли?

Эх, как же всё-таки печально, что в наши убогие времена вырасти – почти всегда значит деградировать в эмоциональном, нравственном, а нередко также физическом и умственном отношении. Да, это очень печально… Прямо грусть охватывает!

           Глава вторая. Реакционный дух.

Вот именно так я и познал радость общения с девушками.

Да, именно с девушками. Притом со многими девушками. Я ведь совсем не собирался ограничивать себя лишь близким общением со Светой Солнцевой и Соней Барнаш. Не собирался и не ограничивал.

Однако же мои отношения с представительницами противоположного пола на протяжении долгого времени складывались совсем не так хорошо, как мне того хотелось бы.

Связано это было в первую очередь с моим ужасным характером. Да, характер у меня и сейчас ужасен, а ведь тогда он был во много раз хуже нынешнего. Я был очень вспыльчивым, вздорным, язвительным, заносчивым, самовлюблённым, эгоистичным, толстокожим, грубым, нетактичным, навязчивым и зловредным. Именно поэтому любили меня далеко не все.

Знаете, некоторые читатели этой книги (особенно молодые или чрезмерно романтически настроенные) могут решить, будто «Протон» – это такое идиллическое, почти сказочное место, где безраздельно властвуют возвышенные идеалы, наподобие верности, чести, любви и тому подобного. Конечно, все эти возвышенные материи занимают определённое (и подчас далеко не последнее) место в голове среднестатистического протоновца. Однако же реальная жизнь нашей школы была полна ненависти, жестокости, обмана, лицемерия, предательства, мести, коварства и всех других подобных этим явлений, неизбежно сопровождающих жизнь любого мадридского двора.

И ещё кое-что. В нашей школе было полно замечательных людей: талантливых, смелых, решительных, всегда готовых на подвиг. Но даже эти великие герои подчас оказывались порочными, развратными, алчными, жадными, двуличными и вообще крайне неприятными в личном общении людьми. О протоновцах же обыкновенных я вообще молчу.

Я, конечно, до глубины души люблю свою школу. Но лгать своим читателям я вовсе не намерен. Именно поэтому я вовсе не хочу рисовать здесь какую-то неправдоподобно приукрашенную картину. Многие протоновцы были крайне зловредными личностями. Со многими из них отношения у меня сложились весьма скверно. Некоторые из этих людей даже пытались убить меня (притом неоднократно). И да, конечно, очень многие из них были бы рады услышать однажды известие о моей гибели. Так что не будем приукрашивать действительность. Вместо этого опишем всё так, как оно было и есть на самом деле.

Эх, всё-таки реализм – это такая классная штука.

Однако же вернёмся к оставленному нами делу.

Про мои отношения с представительницами прекрасного пола я ещё успею вам поведать в будущих главах данного произведения. Сейчас же оставим на некоторое время мою половую жизнь и обратимся к более масштабным картинам. Тем более, что теперь уже пришло, как мне кажется, время поведать вам о некоторых бытовых особенностях существования двух самых привилегированных групп нашего школьного населения, а именно же господ и рабов первой категории.

Итак, приступим!

Думаю, сперва было неплохо разобраться в том, кто были эти самые господа, эти самые рабы первой категории.

Господами называли представителей самого высокого из всех ученических сословий «Протона». Это были люди, которым позволялось всё. Школьная администрация закрывала глаза на любые их действия. Директора расшаркивались перед ними. Учителя и дети их боялись. Фактически наше учебное заведение если даде и не полностью, то уж точно в весьма значительной степени контролировалось господами. Из было очень немного. В те годы, когда я проходил обучение, – на весь «Протон» было только две госпожи. Первая из них – это Тоня Боженко. Вторая же – Ангелина Летуновская. Первая возглавляла сперва собственную банду, а затем целый преступный синдикат. Другая крепко держала в кулаке довольно многочисленное и богатое польское землячество, а также контролировала деятельность целой дюжины ультраправых молодёжных банд. И хотя Боженко существенно обходила Летуновскую в отношении богатства, – по своему статусу эти две девушки были равны.

Им обеим оказывались воистину королевские, а подчас даже и папские почести.

Эх, помню, были когда-то времена, когда школьные охранники пусть и не без причитаний, но всё же как миленькие гнулись перед Ульяной-Ангелиной в земных поклонах и целовали своими засохшими от волнения губами её прелестные ножки, затянутые в туфли-лодочки на низком, почти совсем отсутствующем каблуке.

Да, девушки у нас почти все одевались в эти самые туфли-лодочки на совсем низких каблуках. Это почиталось удобным и очень изысканным.

Помню, одна время эти две девушки хотели и директоров заставить целовать им ноги в самом прямом смысле этого выражения. Увы, этого они добиться так и не сумели, несмотря на все их грандиозные усилия и немалую поддержку данной инициативы со стороны простых учеников.

Чтобы оправдать собственное имя, – господа должны были над кем-то господствовать. Господствовали они над простыми учениками. Так, все наши школьные поляки, все католики (а почти все католики у нас были поляками, хотя и не все поляки были католиками), сатанисты, разного рода сектанты, некоторые представители национальных меньшинств, почти все анархисты, многие наши ультраправые – были подчинёнными Ангелины Летуновской. Огромная масса простых русских школьников, а также учеников украинского или кавказского происхождения, многие «настоящие школьники», почти все оффники, некоторые наши ультраправые, все без исключения наркоманы, многие наркоторговцы и другие малолетние преступники почти исключительно уголовного, но не политического профиля – находились во власти Антонины Боженко.

Помню, когда знаменитый «Удар» был ещё не личной тониной спецслужбой, как сейчас, а самостоятельной политической организацией, – Летуновская пыталась оказывать на него влияние. Ничего у неё не получилось. А жаль.

Как вам уже известно, людей, подчинявшихся тем или иным господам, – в нашей школе называли рабами. Хотя означенное явление существовало в некоторых филевских школах ещё в семидесятые годы, – сам этот термин появился у нас относительно недавно. Раньше, начиная с семидесятых и вплоть до начала десятых годов этого века, – таких людей именовали в филевских школах миньонами (тогда это слово ещё не было испоганено дурацким мультфильмом, который здесь и называть-то стыдно). Потом Тоня Боженко стала именовать собственных подчинённых рабами. Довольно быстро это меткое, хотя и довольно обидное прозвище прижилось. В настоящее время так в «Протоне» называют всех, кто подчиняется власти того или иного господина (точнее, – госпожи).

Так, с господами разобрались. Скажем теперь немного о рабах первой категории. Данный термин, как вам известно, также пошёл от Антонины Боженко. Впрочем, сейчас он уже приобрёл и некоторое самостоятельное значение. Так, недавно я узнал, что в «Протоне» появились общепризнанные носители данного звания, никак не связанные с тониной корпорацией. Сама Тоня, что интересно, также признала этих людей подлинными носителями упомянутого титула.

Это что касается формальной части. Если же мы говорим о положении фактическом, то рабы первой категории – это ближайшие сподвижники господ. Модно сказать, что если господа – единоличные монархи «Протона», то рабы первой категории – придворные аристократы, укрепляющиеся возле местных правителей.

Конечно, рабы первой категории пользовались у нас огромным почётом. Им позволялось очень многое, хотя и не всё, как это было в отношении господ.

Да, считалось, что быть рабом первой категории – это очень круто. Многие простые ученики нашей школы стремились к тому, чтобы сделаться обладателями данного титула. У кого-то даже получалось осуществить эту мечту…

Как бы странно это ни звучало, но сделаться рабом первой категории было совсем непросто. Во-первых, для этого нужно было обладать совершенно определёнными личностными качествами. Во-вторых, здесь требовалось приложение воистину нечеловеческих усилий.

Опишем для начала те необходимые таланты, без которых невозможно было сделаться обладателем высокого титула.

В первую очередь всякий делающий стать рабом первой категории должен был сразу же уяснить для себя тот простой факт, что носитель этого титула обязан был обладать определённой эмоциональной устойчивостью. Если тебя пугает один вид человеческой, если ты наделён склонностью к депрессиям, если в сложных обстоятельствах ты легко подвергаешься панике, если ты не готов каждый лень рисковать собственной свободой и жизнью, – тебе никогда не сделаться носителем высокого звания. Если же ты способен вытерпеть любое психологическое давление, если ты даже в самых непростых условиях способен сохранить холодный рассудок, если тебя невозможно испугать ни трудностями, ни опасностями, – тогда у тебя есть все шансы сделаться рабом первой категории.

Однако же психологической стойкости для обретения титула было мало. Здесь требовались харизматичные и обаятельные люди, обладающие развитыми способностями ко всякого рода психологическим манипуляциям, наделённые выдающимися мыслительными способностями, глубоко образованные и при этом любопытные, готовые учиться на протяжении всей свой жизни.

Впрочем, одними способностями в погоне за заветным титулом было никак не обойтись. Для его получения требовалось прилагать огромное, подчас воистину нечеловеческое старание. Тут, кстати, обнаруживалась ещё одна необходимая кандидату черта, – огромная воля к победе, твёрдое желание всегда добиваться поставленной цели, чего бы это ни стоило.

Тоня Боженко любила повторять: «Главная обязанность раба состоит в том, что неустанно, непрерывно, семь дней в неделю, двадцать четыре часа в сутки, не останавливаюсь ни ни секунду, – изо всех сил рвать жопу за своего господина!».

Ну, а желающий стать рабом первой категории обязан был делать то же самое, что и все рабы, но только во много раз усерднее!

Рабы постоянно подвергались унижениям и оскорблениям, сносить которые всегда приходилось безропотно, им поручалось огромное количество тяжёлой и опасной работы. Те, кто лучше всех терпел господский произвол и справлялся с порученными заданиями, – поднимался в итоге по карьерной лестнице. Ну, а на самом верху этой лестницы и находился почётный титул раба первой категории.

Отбор, как вы понимаете, был жёстким.

Надо ли говорить, что лишь очень немногие счастливцы добивались в конце концов высокого звания, тогда как другие неизбежно застревали на других, не настолько высоких уровнях общественной иерархии?

До самого верха добирались только отборные психопаты, не ведающие ни стыда, ни совести люди. Да, как бы странно это ни звучало, но в той предельно конкурентной среде, где проходил отбор на высший титул, – выжить и добиться успеха мог только настоящий маньяк. Человек совестливый, пугливый или просто чрезмерно впечатлительный – здесь был обречён на поражение.

Знаете, когда Юлька Аввакумова хотела кого-то умеренно похвалить, то она просто протягивала немного томным голосом: «Он не-е-емно-о-ого манья-я-як…».

Со временем же слова «маньяк» и «психопат» во всей нашей школе стали использоваться и восприниматься исключительно как комплименты. И ведь понятно, почему. В нашем учебном заведении только психопатическая личность имела некоторые шансы на успех.

Эх, насколько же всё-таки прекрасен этот загадочный, этот удивительный мир психопатов!

Однако довольно нами уже сказано про тех, кто становился обладателями высокого звания. Поговорим теперь лучше о том, какие нравы царили среди этих людей. Тем более, что нравы эти были весьма экстравагантны, а потому интересны.

Моральный кодекс господ и рабов первой категории был довольно прост и при этом очень суров. Храбрость и верность почитались как высшие добродетели. Трусость и предательство, напротив, провозглашались тягчайшими преступлениями.

Храбрость необходимо было демонстрировать постоянно. Иначе просто уважать перестанут.

Рабы первой категории постоянно должны были подвергать свою жизнь опасности, совершая один за другим решительные поступки.

«Какие же поступки считаются решительными?» – спросите вы.

Честно говоря, ответить на этот вопрос довольно трудно. В категорию решительных могли попадать самые разнообразные действия. Проще поэтому было бы пояснить на конкретных примерах.

Переплыть Москва-реку в декабре месяце. В одиночку пойти охотиться на кабана с одним только ножом, но всё равно вернуться обратно не только живым и целым, но вместе с тушей обозначенного лесного зверя. В одиночку же угнать принадлежащий кавказскому ресторатору автомобиль «Bentley», цена которого превосходит стоимость небольшой квартиры. Заманить на пустырь двух фээсбэшников, прибить этих двоих, забрать у них деньги, документы и табельное оружие, а после вместе со всем этим добром незаконно пересечь русско-украинскую границу и поселиться в Киеве на нелегальном положении.

Вот, собственно, реальные примеры решительных поступков. Когда я здесь говорю, что это примеры реальные, то хочу сказать, что все вышеназванные поступки в разное время действительно совершались либо обладателями первой категории, либо теми, кто первую категорию хотел заработать.

Что касается дуэлей и всяческих тяжёлых преступлений, – то такого рода деяния также считались довольно решительными. Именно поэтому, собственно, рабы первой категории так часто сражались на дуэлях. Да, их пристрастие к сражением вытекало не столько из вспыльчивости или зловредности, сколько из любви к смертельному риску и необходимости постоянно

демонстрировать окружающим собственную храбрость.

Итак, относительно храбрости всё понятно. С верностью всё обстояло несколько сложнее.

Само слово «верность» здесь понималось одновременно в двух значениях. Во-первых, как верность раба своему господину. Во-вторых, как верность честного человека принесённой им клятве, данному однажды слову.

Верность господину должна была быть абсолютной. Никаких отклонений в этом вопросе не допускалось.

Раб обязан был тотчас же без колебаний выполнять любую господскую прихоть. А прихоти у господ могли быть очень разные...

Помню, Денис Кутузов рассказывал нам, как однажды Тоня Боженко позвонила ему в три часа ночи и потребовала тотчас же примчаться к ней домой по срочному делу. Денис тогда вскочил, быстро оделся, выскочил на улицу и уже через пятнадцать минут стоял у дверей тониной квартиры. Как оказалось, Боженко хотела, чтобы он помассировал ей ноги.

Впрочем, ноги – это мелочь.

Так, у любого из своих рабов Тоня в любой момент могла потребовать принести ей энное количество денег. И здесь не имело ни малейшего значения то, есть у раба эти деньги или из у него нет. Отказать госпоже в исполнении приказа раб не имел права.

Боже, на какие только отчаянные поступки ни шли получившие такого рода приказ рабы для того, чтобы принести положенные суммы в срок!

Чаще всего, конечно, они обворовывали собственных родителей. Делалось это обычно так. Молодой человек приходил домой со школы. У большинства протоновцев родители днём трудились где-то в городе, а домой возвращались лишь вечером. Именно поэтому школьник получал немного времени для того, что вынуть деньги из семейных тайников, надёжно перепрятать их, устроить в квартире кавардак, чтобы больше было на настоящее ограбление похоже, и выломать замки на входной двери. Затем оставалось лишь позвонить родителям и рассказать историю про то, что, дескать, прихожу я со школы, – а квартира ограблена.

Так поступали в том случае, если требуемая госпожой сумма была относительно невелика. Если же деньги требовались немалые, – тогда рабы пускались во все тяжкие. Они продавали вещи из дома, совершали кражи со взломом, ограбления магазинов и разбойные нападения. И всё только ради того, чтобы раздобыть деньги для любимой госпожи!

Однако же раздобыть определённую денежную сумму в оговоренный срок – это ещё не самое страшное, чего могла потребовать хозяйка. Она ведь могла приказать своему рабу совершить убийство или другое тяжкое преступление.

Впрочем, даже это ещё было не так уж серьёзно. Ведь госпожа могла приказать рабу пожертвовать ради неё своей жизнью. И раб не имел права ослушаться.

Впрочем, долгое время господа не приказывали рабам жертвовать своими жизнями. Не делалось этого, конечно, далеко не из гуманистических соображений. Просто никому это было не нужно.

Но самое интересное здесь другое.

В апреле девятнадцатого года несколько наших рабов были арестованы. С того момента их много месяцев держали в одиночных камерах и каждодневно пытали, стараясь получить ценные сведения о тониной корпорации. Много месяцев несчастные терпели мучения, не давая никаких показаний. В конечном итоге стало понятно, что продолжаться вечно это не может и что рано или поздно несчастные признаются. Тогда Боженко приказала каждому из арестованных рабов покончить жизнь самоубийством, чтобы только не выдать полицаям важных тайн. Все получившие этот приказ немедленно его исполнили.

Вот это я понимаю – верность!

Неудивительно, что выполнившие этот смертельный приказ своей госпожи невольники тотчас же были провозглашены героями «Протона». Теперь этих людей ставят в пример подрастающему поколению. Дескать, вот как надо свою хозяйку любить!

И знаете: я горжусь тем, что учился вместе с такими людьми. Они настоящие герои. Те, кем и живёт наша великая нация.

Тут, кстати, я должен сделать одно необходимое и очень важное уточнение. Абсолютная лояльность господину требовалась от всех без исключения рабов, – а вовсе не только от рабов первой категории. Считалось, что каждый настоящий раб должен при необходимости пожертвовать ради господина всем: имуществом, свободой, жизнью…

Однако же от раба первой категории требовалось нечто большее, нежели просто абсолютная лояльность.