Текст книги "Тавриз туманный"

Автор книги: Мамед Саид Ордубади

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 74 страниц)

Установившиеся в настоящее время добрососедские отношения между правительствами Ирана и России позволяют правительству Ирана ждать от правительства императора содействия в достижении вышеуказанной цели. Вот почему министр иностранных дел Ирана, рассчитывая на деятельную поддержку министра иностранных дел России, считает своим долгом откровенно заявить Вашему Высокопревосходительству о затруднительном положении, в которое поставлено иранское правительство, и просит его обратить внимание своего правительства на эти вопросы.

Безусловно, господину Коростовцеву небезызвестно о вмешательстве агентов русского консула в финансовые дела Тавризской и других провинций. Неоднократно устно и письменно мы обращали внимание господина министра на это беззаконие, попирающее священные права Ирана. Обращаясь к Вашему Высокопревосходительству, мы просили положить конец творимым беззакониям, противоречащим самостоятельности Ирана. Подобные действия не соответствуют заверениям, данным правительством России правительству Ирана.

Однако, несмотря на обращения иранского правительства, положение не улучшилось, наоборот, ухудшилось еще больше.

Повторение незаконных действий послужило к еще большему возбуждению общественного мнения, тогда как интересы установившихся между обоими государствами добрососедских отношений требуют успокоения общественного мнения. Правительство Ирана надеется, что оно может рассчитывать на поддержку и помощь правительства России в упорядочении финансового положения страны.

В настоящее время Иран постепенно выходит из финансовых затруднений. К сожалению, однако, вмешательство русских консулов в Азербайджане мешает этому.

Вусугуддовле настоятельно просит русского посла положить коней вмешательству русских консулов в финансовые вопросы страны и принять меры к тому, чтобы уполномоченным иранского правительства по финансам не чинили никаких препятствий при исполнении ими своих обязанностей.

Министерство иностранных дел обращает внимание господина посла на последние действия Гаджи-Самед-хана Шуджаудловле. Все его действия являются первопричиной создавшихся затруднений. Шуджауддовле открыто опираясь на русского генерального консула в Тавризе, игнорирует коронование Его Величества шаха и старается препятствовать выборам в парламент. Идя еще дальше в своих самочинных действиях, он производит незаконные поборы.

Правительство Ирана, веря в справедливость правительства России, надеется, что русским консулом будут даны официальные инструкции, и впредь такие личности, как Гаджи-Самед-хан, не смогут, опираясь на защиту консула, нарушать дружбу обеих стран.

Помимо того, министерство иностранных дел хочет напомнить господину послу об обещании, данном правительством России в связи с предстоящей коронацией шаха, вывести из Ирана русские войска..."

Прочитав оба документа, мисс Ганна сложила их и взглянула на меня.

ПОДГОТОВКА К ВОЙНЕ

Сплетенные вокруг нас сложные события были полностью распутаны. Ираида отдыхала в Тасвиче. Рафи-заде, потеряв усы, узнав о смерти Махмуд-хана и Кулусултана и страшась ареста, поспешно покинул Тавриз. Цыганки, связанные с Махмуд-ханом и Кулусултаном, также бежали из Тавриза.

Гаджи-Самед-хан, потеряв двух главнейших своих сторонников и узнав о принятии своей отставки и назначении на свое место Сардар-Рашида, снова слег в постель.

Ввиду вспыхнувших повсеместно в Азербайджане грабежей, разбоев и беспорядков, царскому консулу некогда было заниматься выяснением обстоятельств смерти Махмуд-хана и Кулусултана.

При таком положении дел и брачные проекты в отношении меня и дочери консула Ольги, Нины и Махмуд-хана отпали сами собой. Нина продолжала работать в консульстве и по-прежнему приносила мне интересующие документы.

Гаджи-Самед-хан сидел дома. С помощью собранных им вокруг себя людей он старался углубить начавшиеся в стране смуту, грабежи и самоуправство и, окончательно обессиливая ее, открывал широкую дорогу к оккупации русскими войсками Азербайджана.

Подобными действиями Гаджи-Самед-хан стремился доказать русским, что только он способен водворить мир и тишину в Южном Азербайджане. Однако Гаджи-Самед-хан не понимал весьма простой вещи, а именно, что эти беспорядки и смута на руку России. Он не хотел понять, что царская Россия под предлогом умиротворения страны и ликвидации смут и беспорядков получила санкцию держав на оккупацию Тавриза.

Война приближалась. Расквартированный в Тавризе Апшеронский полк был отослан на турецкую границу. По вопросу о замене его другими войсковыми частями между тегеранским послом, тавризским консулом и наместником на Кавказе Воронцовым-Дашковым шли переговоры.

Подобные же события имели место и в городе Хое. Расквартированные там Ширванский полк и 21 артиллерийская бригада были переброшены в районы Салмаса и Сарая и ждали приказа о вторжении в Анатолию.

В то время как велись подготовительные работы к замене отосланных к турецкой границе русских войсковых частей, Гаджи-Самед-хан подливал масло в пламя вспыхнувших в различных местах восстаний.

Непрерывным потоком шли телеграммы, получаемые консулом из Петербурга и отправляемые им послу в Тегеран, а от посла из Тегерана министру иностранных дел Сазонову в Петербург.

В телеграмме номер 351, адресованной на имя Сазонова, в копии послу в Тегеране, Воронцову-Дашкову и консулам Хоя, Урмии, Савуджбулага и Ардебиля, тавризский консул Орлов писал:

"Увод из Тавриза Апшеронского полка и подготовка к выборам явились причиной брожения умов. Ходят слухи об уходе русских войск из Ирана и о замене их иранской жандармерией.

Одной из причин распространения этих слухов является отставка Гаджи-Самед-хана и предстоящий приезд из Тегерана нового губернатора.

Существует опасность открытого выступления беспокойных элементов. В частности, подобная опасность угрожает со стороны лиц, находящихся под иностранным покровительством, и в особенности лиц, работающих в финансовых ведомствах, руководимых бельгийцами*.

______________ * Царский консул Орлов давно мечтал об отстранении от работы бельгийских финансовых советников и замене их русскими.

Слухи эти могут особенно подействовать в районах Карадага и Савуджбулага. Местные губернаторы не обладают никакими средствами для подавления таких выступлений.

Для пресечения подобных слухов и воздействия на население необходимо устроить в Тавризе военные маневры, войскам продефилировать по улицам и начать производить обучение стрельбе из гаубиц.

Кроме того, следует потребовать от Самед-хана принятия решительных мер к прекращению провокационных слухов".

Царский консул, мечтавший о создании в Тавризе новой интриги, ходатайствуя об устройстве демонстрации военных сил, собирался еще раз отомстить за восстание Амир Хашемета; ему мало было повешенных и казненных. Консул Хоя для еще большего обоснования телеграммы Орлова телеграммой номер 55 в свою очередь сообщает Сазонову:

"Слухи об уводе из Хоя Ширванского полка и 21 артиллерийской бригады и о смещении Гаджи Шуджауддовле Самед-хана взбудоражили население. Слухи эти в большинстве распространяются бельгийскими финансовыми советниками. Турки поднимаются и угрожают со стороны Урмии и Маку".

Вопрос об оккупации Маку русскими войсками давно уже обсуждался в кругу царских дипломатов. Из документов, полученных нами из русского и американского консульств, мы знали, что вопрос этот пока еще не разрешен. Теперь же он принял острую форму, ибо нахождение Маку в случае возникновения войны с Турцией в руках царской армии, имело стратегическое значение. Без захвата Маку вторжение русских войск в районе Битлиса, Алаш-керда, Адильчавара, Башкале и других городов Анатолии было затруднительно. Принимая во внимание все эти условия, царские агенты не жалели усилий для создания в крае смуты и интриг, чтобы иметь основания к вводу в Маку русских войск.

Макинский хан Муртуза-Кули-хан Икбалуссалтане понимал все эти хитросплетения царских дипломатов. Даже если он и захотел договориться с русскими, те не желали вступать с ним в переговоры, ибо им во что бы то ни стало необходимо было оккупировать Макинское ханство и прервать связь курдов с турками. Царский консул Алферов поэтому отказался вести какие-либо переговоры с макинским ханом.

Разрешить макинский вопрос и создать ситуацию, способствующую оккупации ханства, было поручено известному царскому агенту Сеид-беку. Сеид-бек совершенно открыто создавал интриги, притеснял подданных макинского хана и подготовлял почву к оккупации.

Наконец, чтобы окончательно разрешить макинский вопрос, агенты русского консула в Хое в местечке Марух напали на Сеид-бека, когда он отправлялся из Хоя в Маку, и убили его.

Сплетая эту интригу, консул Хоя в телеграмме номер 121, адресованной в министерство иностранных дел и в копиях в Тифлис Воронцову-Дашкову и консулам Тавриза, Маку и Урмии сообщал:

"По просьбе Макинского консула Алферова я предложил Сеид-беку доставить письмо в Маку. Проезжая мимо селения Марух, Сеид-бек подвергся нападению семерых лиц и был убит. Главарями убийц являются макинские курды Бахрам-ага, Мир-Абдулла и Машхур-Али-бек, считающиеся приближенными макинского хана. Все знают, что Сеид-бек направлялся в Маку по настоянию макинского консула. Макинский сардар постоянно проявляет вражду к лицам, находящимся под покровительством России".

Спустя три дня после посылки этой телеграммы я отправился к мисс Ганне.

Сегодня она была свободна, и я знал, что застану ее дома.

– Знаешь, что? – спросила она.

– Нет, не знаю!

– Рафи-заде бежал из Тавриза. За ним послали из консульства; посланный вернулся и сообщил, что он вместе с семьей выехал из Тавриза. Если б ты знал, как я обрадовалась! Вот уже сколько времени я трепетала при мысли, что он рано или поздно явится на работу.

– Так бы оно и было.

– Ах, ты не можешь себе представить мою радость. Тайна, которая могла бы погубить меня, осталась нераскрытой. Махмуд-хан и Кулусултан убиты. Подумай, какая я счастливица! Вот, не знаю только не проговорятся ли цыганки?

– Будь спокойна! Они боятся быть запутанными в дело об убийстве Махмуд-хана и Кулусултана и потому никому не откроют тайны. По-моему, они не останутся в Тавризе. Но все это прошло. Лучше скажи, есть какие-нибудь новости?

– Интересующие тебя новости?..

–Да, из политических!..

– На днях произойдут новые события.

– Какие?

– Русские войска займут Макинское ханство...

– Откуда ты это знаешь?

– Американским консульством получена копия телеграммы, отправленной из Тегерана в Петербург.

После этих слов мисс Ганна принесла и показала мне телеграмму.

"Русский посол в Тегеране Коростовцев – в Петербург министру иностранных дел Сазонову.

Копия Тавриз.

Телеграмма номер 334.

Ваша телеграмма за номером 1419 получена. Телеграфирую в Хой и Маку: "Руководствуясь этой телеграммой, сообщите сардару Маку, что, если он еще раз позволит себе вмешаться в подобные дела, он потеряет свое ханство и будет подвергнут суровому наказанию. Он должен согласовывать свои действия с консулами в Хое и Маку. И вы безотлагательно должны принять нужные меры. Полагаю, что макинского сардара можно привести к повиновению только при помощи вооруженной силы. На него можно подействовать только силой.

Коростовцев".

– Веришь ли ты мне в такого рода делах? – задал я вопрос мисс Ганне.

– Во-первых, я верю тебе, а, во-вторых, мы сами сторонники разоблачения подобных интриг при посредстве верного человека.

– Лично я весьма осторожно подхожу к подобным документам. Однако знать о них небесполезно.

– Как я говорила всегда, повторяю и сейчас: я постоянно могу снабжать тебя такого рода сведениями.

– Ты никому не рассказывала о происшедшей с тобой неприятности? спросил я, переходя к пережитому Ганной приключению.

– Нет! Клянусь тебе.

– Знает о нем служанка?

– И она ничего не знает. Я дала ей совершенно иное объяснение.

– Знает она что-нибудь об отобранных у тебя ценностях?

– Нет, я сказала ей, что сдала драгоценности в сейф американского консульства.

– Можешь поклясться, что и в будущем ты никому ничего об этом не расскажешь?

Мисс Ганна поклялась мной и всем, что ей было дорого и чему она верила.

Я нарочно старался затянуть разговор.

Было одиннадцать часов ночи. В дверь постучали. Служанка подошла к дверям.

– Там какой-то незнакомец. Он твердит, что должен видеть госпожу! доложила она, вернувшись.

Мисс Ганна замерла от изумления. Она не проронила ни слова.

– Ступайте, откройте дверь и впустите этого незнакомца! – обратился я к служанке.

Мисс Ганна была в большом волнении.

– Это он! – прошептала она, едва неизвестный перешагнул через порог. Человек, спасший меня и забравший мои ценности.

Это был Гасан-ага.

– Раз он оказал тебе добро, не бойся. Сейчас тебе следует поблагодарить его.

– Я бесконечно благодарна вам, – едва шевеля трепещущими губами, дрожащим голосом прошептала мисс Ганна. – Вы герой и вы вполне заслужили унесенные вами ценности.

– Нет, мисс! – возразил ей Гасан-ага. – Ваши вещи нам не нужны. Мы не из тех, кто отбирает подаренные вещи! – и с этими словами он положил на стол принесенный узелок.

Я развязал узелок. Все ценности мисс Ганны были налицо.

– Возьми свои вещи! Это мой брат. Чтобы защитить тебя и вырвать из рук цыганок, он в течение долгого времени по моему поручению следил за тобой. И я очень признателен ему.

Я пожал Гасан-аге руку. Мисс Ганна последовала моему примеру и пригласила его сесть к столу.

Пока Гасан-ага снимал пальто, девушка внимательно его разглядывала.

– Ну, посмотри-ка хорошенько, ведь это твой старый знакомый, – сказал я.

Снова внимательно посмотрев на него, девушка задумалась. Я пришел ей на помощь.

– Вспоминаешь ли ты двух молодых тавризцев, принятых в открытую вами в селении Паян больницу?

– Узнала, узнала! – поднявшись и вторично пожав руку Гасан-аге, воскликнула девушка. – Это Гасан-ага. О, какой это храбрый молодой человек! Одним из ценнейших воспоминаний, увозимых мной из Тавриза, будет память о вас.

ПИСЬМО ГАДЖИ-САМЕД-ХАНУ

– Отношения между Гаджи-Самед-ханом и консулом улучшились, – заметил я. – А это означает оттяжку в решении вопроса о назначении Сардар-Рашида правителем Тавриза.

– Откуда ты это знаешь? – спросила Нина. – Имеются какие-нибудь документы?

– Консул и сегодня отправился в парк Низамуддовле. Разве его частые визиты к Самед-хану, внимание, оказываемое его здоровью, не говорят о желании восстановить былую дружбу?

– Нет, вопрос обстоит иначе. Англичане все еще не отказываются от своей попытки добиться назначения правителем Тавриза Ферманфермана. Иранское правительство тоже настроено против Сардар-Рашида. Оно пользуется тем, что англичане против кандидатуры Сардар-Рашида. До урегулирования этого вопроса нужен человек, могущий выполнять приказания консула. Гаджи-Самед-хан же не желает оправляться от своей дипломатической болезни, ибо предвидит свой конец; он знает, что тегеранские послы ищут человека, могущего занять его место, почему консул и уговаривает его "выздороветь" и взять в свои руки бразды правления. Он старается уверить Гаджи-Самед-хана во вздорности и необоснованности слухов о назначении нового правителя.

Говоря это, Нина достала папку.

– Прочитай-ка это! – сказала она. – В конце апреля солдат расквартированного в Дилмане стрелкового полка Тимченко при покушении на честь одной из "туземных" женщин был избит и ранен ее мужем и родственниками. Консул Хоя Чертков, желая воспользоваться этим случаем для вмешательства в дела Ирана, раздул это дело и представил его в виде вооруженного нападения на русские войсковые части. Об этом случае путем официальных писем и телеграмм было сообщено в Тегеран, Петербург, Тифлис и всем консульствам.

После этого Воронцов-Дашков отправляет в Петербург министру иностранных дел следующую телеграмму:

"Наместник Кавказа – министру иностранных дел.

Телеграмма номер 3614.

Телеграфирую председателю совета министров.

В конце апреля текущего года в Дилмане стоявший на посту рядовой седьмого стрелкового полка Тимченко был смертельно ранен. В результате следствия, произведенного консулом Чертковым, требуется предать военно-полевому суду четырех иранцев. Главнокомандующий вооруженными силами в Иране генерал Воропонов советует то же самое. Предание суду и наказание этих иранцев производят должное впечатление на массы. Генерал Воропонов запросил мое разрешение по этому поводу.

Граф Воронцов-Дашков".

В ответ на эту телеграмму министр иностранных дел Сазонов снова, как и в прошлом, советует, чтобы смертный приговор был вынесен и приведен в исполнение местными правителями.

"Министр иностранных дел – Наместнику Кавказа графу Воронцову-Дашкову.

Телеграмма номер 1362.

Ваша телеграмма за номером 3614 получена. Полагаю, что предложение о вторичном создании в Иране нашего военно-полевого суда неприемлемо

В частности, в настоящий момент мы ведем переговоры с англичанами. Местные иранские правители покорны нам. Мы можем предать суду виновных, не принимая непосредственного участия в этом деле. Под наблюдением консулов виновные понесут достойную кару и, таким образом, не будет никаких поводов к излишним разговорам.

Обо всем вышеизложенном я сообщил и председателю совета министров.

Сазонов".

Визиты консула к Гаджи-Самед-хану, его лживые заверения и стремление вернуть его к работе преследовали одну цель: своевременно выполнить указания, данные в телеграмме Сазонова, осуществить их руками Гаджи-Самед-хана.

Консул достиг своей цели. Гаджи-Самед-хан "поправился". В первый же день, как только он явился в управление, царский консул Орлов положил перед ним указ о казни четырех дилманцев.

Я был в это время у него и был свидетелем этого преступления. Снова, как и в месяце махарреме 1911 года, достав из футляра пенсне, Гаджи-Самед-хан водрузил его на нос и подписал приказ о казни четырех несчастных иранцев.

Мы с Ниной пришли к решению написать Гаджи-Самед-хану анонимное письмо, чтобы заставить его воздержаться от новых преступлений.

Мы считали, что было бы неплохо сообщить Гаджи-Самед-хану о всех секретных дипломатических переговорах, ведущихся вокруг его имени, и послать ему документы, относящиеся к вопросу об отстранении его от работы

Безусловно, получив подобное письмо, Гаджи-Самед-хан снова начнет хворать своей дипломатической болезнью и запрется у себя дома.

Копии телеграмм были у Нины. Вот почему Нина сама должна была составить письмо.

"Генерал-губернатору Гаджи-Самед-хану.

Письмо это мы пишем от имени всех рабочих, крестьян, бедноты и революционных масс.

Ты должен внимательно прочесть его, ибо в этом письме сосредоточены все вопросы, касающиеся твоего существования.

В месяце махарреме 1911 года, проводя в жизнь указания царского военно-полевого суда, ты, не задумываясь, вздернул на виселицы лучших людей Азербайджана. И сегодня ты продолжаешь выполнять ту же обязанность. Кровь, которой не хотят обагрять свои руки царские палачи, проливается твоими руками. Несколько дней тому назад ты подписал смертный приговор четырем крестьянам из Дилмана.

Однако тебе следует знать, что они не были так низки и бесчестны, как ты. Они не побоялись вступиться за честь женщины и избили солдата, собиравшегося изнасиловать ее. В тебе же не нашлось столько мужества, ибо ты стремишься построить свое благополучие на бесчестии, трусости и бесславии.

Твори любую подлость, но знай – поздно, ты недолго протянешь в должности правителя.

Мир меняется. Близится мировая война. И в скором времени лица подобные тебе, потеряют всякий вес и значение Обагряя свои руки в крови иранских крестьян, ты приближаешь собственный конец!

В настоящее время ты потерял всякое значение в глазах царских дипломатов. Они использовали тебя, и теперь им нужен другой. Намеченный на твое место Сардар-Рашид готов отобрать у тебя государственную печать.

Если оттяжка в решении вопроса о назначении твоего преемника несколько успокаивает тебя, то это ошибка; причина временного оставления тебя во главе управления заключается в том, что еще не закончились переговоры между Англией и Россией. Если бы англичане согласились на назначение Сардар-Рашида, ты в течение одного часа был бы выброшен из Тавриза: уже предрешено, что ты будешь отправлен на курорты Северного Кавказа лечить свое разлагающееся от венерических болезней тело.

И письмо твое консулу со словами "я полагаю отложить лечение" не поможет, так как само русское правительство точно так же, как и правительство Ирана, против пребывания в Тавризе.

А теперь, чтоб удостовериться в собственной судьбе, внимательно прочти приводимые нами документы!

"От посла в Тегеране министру иностранных дел.

Депеша номер 40.

Премьер-министр Ирана Вусугуддовле просил меня оказать содействие в укреплении правления малолетнего шаха.

Я изъявил согласие в оказании помощи, в то же время заявил ему, чтобы и иранское правительство разрешило наши спорные вопросы и в первую очередь покончило бы с вопросом о предоставлении нам концессии на судоходство по Урмийскому озеру.

Что касается вопроса о Самед-хане, Вусугуддовле предлагает отстранить его. Иранское правительство, по существующему в Иране обычаю, намеревается направить в Тавриз в качестве губернатора наследника престола и назначает помощником ему принца Ферман-фермана. В ответ на это предложение я потребовал назначения Сардар-Рашида. Вусугуддовле заявил, что опасается смуты и категорически отклонил мое требование.

Коростовцев".

Господин Самед-хан! Вот первый документ о твоем предстоящем отстранении. А теперь обрати внимание на второй документ. Он для тебя особенно интересен.

"От посла в Тегеране в Министерство иностранных дел.

Телеграмма за номером 171.

Копия Тавриз.

Я вынудил Шуджауддовле выполнить указания иранского правительства. Я не встречаю никаких препятствий.

Не возражаю против его отставки и отправки на лечение. На место его следует назначить Сардар-Рашида или Урмийского правителя*.

______________ * Этимадуддовле, известный русофил

Коростовцев".

А теперь прочитай и документы, доказывающие, что ты только временно оставлен на этой должности. Вот что пишет в конце своей ноты за номером 129 министр иностранных дел сэр Эдуард Грей русскому послу в Лондоне Бенкендорфу.

"Если мы и считали нужным критиковать образ действий Шуджауддовле, то критика эта не имела целью смещение и отстранение лица, стоящего во главе правления в крае, находящегося под сферой влияния России. Что касается предложения господина Сазонова о назначении генерал-губернатором Тавриза Сардар-Рашида, то несомненно русскому правительству небезызвестна полная несостоятельность и бездеятельность, проявленные им в бытность губернатором Ардебиля; в частности, он абсолютно непопулярен среди иранских масс. Иранское правительство никогда не даст согласия на назначение подобного лица генерал-губернатором Тавриза.

До сих пор по существующей в Иране традиции Тавризом правил наследник престола. Во всяком случае мы не можем активно защищать кандидатуру Сардара-Рашида, человека с неизвестным прошлым. Назначение его высочества принца Ферманфермана было бы наиболее желательно. Он пользуется авторитетом и именем и известен как русофил. Если господин Сазонов согласен, я уполномочу нашего тегеранского посла защищать в этом вопросе точку зрения вашего посла".

Господин Самед-хан, указывая тебе на вышепроизведенное письмо, мы хотим сказать и то, что Россия твердо стоит на своем намерении поставить во главе Тавризской провинции Сардар-Рашида. И она одержит в этом вопросе победу, ибо в Иране только один Сардар-Рашид может продолжать твою гнусную политику.

Готовься! В настоящее время ты потерял всякую цену в глазах русского правительства. Правда, ты оказал огромные услуги царскому правительству. Вся область оккупирована при твоем содействии. Десятки учреждений, созданные под именем царских консульств, были организованы в городах твоей рукой. Чтобы работать на пользу царя, ты, организовав их, создал сеть шпионов, благодаря тебе царские захватчики попрали честь и достоинство иранских крестьян. По приказу царского правительства ты подвел под расстрел, вздернул на виселицы, приказал задушить в застенках и отравил сотни передовых людей страны.

Как жаль, что ты стоишь у порога смерти. Если бы ты мог прожить дольше, иранский народ с лихвой бы отплатил тебе за все твои преступления.

Иранский революционный комитет".

САРЫ-АГА-БАЛА-ХАН

Накануне Гаджи-Самед-хан говорил мне о своем намерении написать письмо в Петербург. Сегодня в десять часов утра я поехал в сад Низамуддовле.

Являться на прием к нему можно было только или к утреннему чаю, или к обеду, или к ужину. Для меня было более удобным прийти к утреннему чаю, так как это намного сокращало тяжелую, неприятную, бывшую не по душе мне встречу.

Сары-Ага-Бала-хан и Али-Кара, раньше всех натянув на себя мундиры, стояли наготове. Переночевавшие в покоях Гаджи-Самед-хана и его телохранителей куртизанки, пудря на ходу лица, торопливо покидали парк Низамуддовле.

Представители всех общественных слоев Тавриза, сидя на балконе, ждали минуты, когда смогут представиться Гаджи-Самед-хану.

Я присоединился к ним. В это время почтальон передал Сары-Ага-Бала-хану объемистый пакет, адресованный Гаджи-Самед-хану. На пакете было четыре сургучных печати. Это было отправленное нами письмо. Сары-Ага-Бала-хан прошел с письмом в покои Гаджи-Самед-хана.

Сидящие на балконе все еще оставались в беспокойном ожидании. Наконец, спустя час на балконе появился секретарь Гаджи-Самед-хана.

– Сегодня его превосходительство никого не примет, – объявил он.

Когда, подобно остальным, я поднялся и хотел выйти, секретарь подошел ко мне, пожал мне руку и попросил остаться и подождать.

Я увидел, что в комнату было вызвано много слуг, которые вскоре вышли оттуда, поспешно разошлись. Спустя немного, из комнаты вынесли Сары-Ага-Бала-хана и бросили на кирпичи террасы. Лежа на спине, как побитая собака, он таращил по сторонам расширившиеся от страха глаза. Из комнаты вышел взбешенный Гаджи-Самед-хан.

– Простите меня, подождите немного, пока я не прикажу расправиться с этим невежей, – сказал он, обращаясь ко мне.

– Ваша светлость! – взмолился Сары-Ага-Бала-хан. – Простите меня, откуда я знал, что этот сукин сын не почтальон!? Он пришел и дал письмо, а я принял и передал вам. Если бы я знал, разве я не поймал и не привел бы его к вашей светлости?!

– Начинайте! – отрывисто бросил Гаджи-Самед-хан, повернувшись к слугам. – Пятьсот розог хватит с него.

Притащили охапку айвовых прутьев и сложили их рядом с Сары-Ага-Бала-ханом. Поставили тут же особый стул для Гаджи-Самед-хана, чтобы он мог наблюдать за приведением приговора в исполнение.

У иранских правителей и помещиков существовал обычай лично присутствовать при приведении в исполнение приговоров над крупными преступниками, чтобы проверить, как они выполняются.

Гаджи-Самед-хан сел на стул и посмотрел на меня.

– Быть может, подобные вещи для вас неприятны? – осведомился он. – Если хотите, можете пройти в комнаты.

– Нет, ваше превосходительство! Я готов собственной рукой наказать лиц, провинившихся перед вами.

Гаджи-Самед-хан приказал подать стул и усадил меня рядом с собой.

Приступили к делу. Сары-Ага-Бала-хана положили ничком, сняли с него мундир и спустили кальсоны. Один из слуг уселся ему на ноги, а другой, задрав его сорочку, устроился у него в головах. Затем двое ферашей, став один по правую, другой по левую сторону и, взяв в руки заготовленные розги, принялись осыпать его ударами.

Это истязание, жестокое не только по отношению к человеку, но и к животному, не производило на меня никакого впечатления. Я не жалел этого стонущего и извивающегося у меня на глазах человека. Я вспоминал все зло, которое причинил он революционерам и чувствовал удовлетворение от стонов и воплей этого преступника. И чем больше росло во мне это чувство удовлетворения, тем ярче оживали в моей памяти преступления Сары-Ага-Бала-хана.

Перед моими глазами встал двор построенного в Шешкилане Мамед-Али-Мирзой дворца. В два часа ночи луна, не желая видеть совершающиеся под кустами сирени преступления, скрылась за строениями. Звезды светили так же тускло, как зрачки казненных. Порывы страшного ветра словно хотели донести до слуха иранцев стоны заключенных, брошенных в темницы.

Мамед-Али-Мирза, сидя перед окном вместе с Гусейн-Кули-ханом* распивал коньяк.

______________ * Гусейн-Кули-хан был двоюродным братом известного Амирбахадира-Дженг-Гусейн-паша-хана. Он приехал в Тавриз, чтобы получить головы казненных и доставить их Музафферэддин-шаху.

– Имею честь доложить его светлости наследнику престола, что Алекпер-Мир-Гезеб не найден, – отрапортовал, вытянувшись под окном, Сары-Ага-Бала-хан. – Я перевернул вверх дном районы Агджа-Набат и Сурхаб, но все напрасно.

Услышав эти слова, Мамед-Али-Мирза вылил на его голову остатки коньяку.

– Ах ты, желтая* скотина! Как же теперь быть? Ведь надо ночью же покончить с этим делом. Гусейн-Кули-хан утром должен выехать в Тегеран.

______________ * Сары – желтый; намек на имя Сары-Ага-Бала-хана.

– Ваше высочество, об этом не стоит беспокоиться, – подобострастно улыбаясь, отвечал Сары-Ага-Бала-хан. – Неужели Сары-Ага-Бала-хан не сумеет снять три головы.

Из темницы вывели сначала Мирза-Гасан-хана Хабирульмулька. Под кустами сирени ему связали руки и обезглавили. Затем по очереди разделались с Шейх-Ахмедом-Рухи и Мирза-Ага-Кирмани. Сары-Ага-Бала-хан снял с их лиц кожу и, набив саманом, уложил в ящики*.

______________ * МирзаТасан-хан, Хабирульмульк, Шейх-Ахмед-Рухи, Мирза-Ага-Кирмани и Сеид-Джемалэддин-Афгани составляли революционную группу, организованную за границей. Они вели работу против иранского правительства. Заподозренные в заговоре против Абдул Гамида, они были задержаны в Стамбуле, Сеид-Джемалэддин-Афгани убежал в Европу, а Мирза-Гасан-хана, Хабирульмулька, Шейх-Ахмед-Рухи и Мирза-Ага Кирмани турецкие власти отдали в руки иранскому правительству. В Тавризе, по настоянию Музафферэддин-шаха, они были казнены.

Пока в моей памяти оживала эта картина, Сары-Ага-Бала-хан стонал и извивался под ударами розог. Все его тело обливалось кровью.

– Ваша светлость, пожалейте моих детей! – твердил он беспрестанно.

– Гусейн-Бала бьет розгами о землю! Уложить его самого и дать ему пятьдесят ударов! – приказал Самед-хан.

Слуги бросились исполнять новое приказание. Гусейн-Балу повалили, раздели.

На одной стороне избивали Сары-Ага-Бала-хана, на другой – Гусейн-Балу. Оба они вскоре потеряли сознание. Их накрыли абой* и унесли. Принесли воду, чтобы смыть кровь, залившую кирпичные плиты террасы.

______________ * Накидка.