Текст книги "Заседание рейхстага объявляю открытым"

Автор книги: Луиза Дорнеманн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 35 страниц)

Клара была очень стеснительной, и перед публичными выступлениями даже перед немногочисленной аудиторией ее охватывала непреодолимая робость. Все попытки Осипа побороть эту застенчивость успеха не имели. Однажды он даже включил ее в список ораторов, но, когда подошла очередь, Клара смущенно и растерянно сказала, что от выступления отказывается, хотя сказать ей было что.

Но однажды случилось так, что ее, как говорят, бросили в воду и она должна была плыть. Произошло это в Лейпциге в 1886 году. Клара гостила у матери и брата, ей надо было оправиться после болезни. По приезде на родину она прежде всего навестила бывшего мастера Осипа Мозерманиа.

Клара застала его вместе с друзьями в небольшом садике подле дома. Клару буквально засыпали вопросами. Полицейский закон против социалистов привел к изоляции немецких рабочих от трудящихся других стран. И теперь им не терпелось узнать, что происходит во Франции, каковы перспективы у французских товарищей, происходят ли там забастовки, как обстоят дела у английских, итальянских и американских рабочих. На все эти вопросы Клара отвечала, как могла, и сама спрашивала о многом.

Несколько дней спустя товарищи обратились к ней с просьбой повторить свое сообщение на собрании. Это озадачило Клару, но уклониться она не могла, так как понимала, что обязана выступить перед лейпцигскими рабочими. Итак, Клара согласилась, но на первое собрание шла, объятая паническим страхом.

И действительно, с ней произошло то, что случалось со многими, впервые выступающими публично. На первых же словах она запнулась и в полной растерянности стояла перед своими товарищами. «У меня было такое ощущение,– рассказывала Клара впоследствии,– что я вместе со столом, за которым находилась, повисла в воздухе. Но товарищи по-дружески ободряли меня, я собралась с мыслями и благополучно закончила свой доклад».

После этого Кларе пришлось выступать на многих собраниях. Нелегальные встречи происходили на квартирах рабочих, в отдаленных, расположенных где-нибудь в лесу, закусочных и даже... на огородах. Она ездила туда тайно, в семье об этом не должны были знать. Часто она брала с собой детей, которые вместе с ней приехали в Лейпциг. Младшего нес обычно на руках кто-либо из товарищей. После собрания товарищи помогали ей с ребятами добраться домой.

В своих выступлениях Клара говорила о международном рабочем движении, о работе Бебеля «Женщина и социализм», которая тогда в Лейпциге часто была предметом оживленных дискуссий.

Выступления на нелегальных собраниях, несмотря на то что они маскировались под дни рождения и другие безобидные события и принимались все возможные меры предосторожности, представляли для Клары немалую опасность. Вильгельм Либкпехт, которого она посетила в Боре-дорфе, близ Лейпцига, где оп находился в ссылке, весьма опасался за судьбу молодой революционерки. Именно в эти дни было положено начало их дружбе.

Через несколько месяцев она уехала окончательно выздоровевшей и окрепшей. На вокзале ее ждал сюрприз. Сюда прибыли многие рабочие вместе с женами. Они принесли цветы для Клары, сладости и яблоки для детей. Начальник станции разводил руками, поражаясь тому вниманию, которое было оказано этой молодой женщине с двумя маленькими детьми. Когда поезд тронулся, среди провожающих раздались возгласы: «Да здравствует международная социал-демократия!»

Для Клары же это было самое чудесное время, ибо она одержала победу над собой. Ее дружбе с лейпцигскими товарищами суждено было сохраниться павсегда.

Радостная, полная планов, возвращалась Клара в Париж.

«Я не могу—не существует!»

Но вскоре над головой Клары начали сгущаться тучи. По возвращении ее в Париж Осипа окончательно свалила тяжелая и коварная болезнь спинного мозга, которая давно терзала его. Он лежал парализованный, и врачи находили его положение безнадежным. Клара страдала оттого, что вынуждена была беспомощно наблюдать, как Осип медленно угасал.

Теперь на ее плечи легла вся тяжесть борьбы за существование. Порой бывало настолько трудно, что Кларе казалось, она не выдержит. Именно в эти горестные дни она пришла к выводу, которому неуклонно следовала всю жизнь: «Я не могу – не существует!» Эти слова стали девизом для многих борющихся женщин. Благодаря огромному напряжению воли и самоотверженности ей удавалось делать невозможное: обеспечивать семью, вести политическую работу и в то же время окружить мужа самым нежным уходом. Она ощущала постоянную помощь и солидарность товарищей. Ее старый друг мадам Робин помогала вести домашнее хозяйство и еще больше, чем ранее, заботилась о детях.

Осип мужественно переносил болезнь и, несмотря на физические и душевные страдания, пытался сделать все, чтобы облегчить материальные трудности семьи. Наконец они кое-что придумали. Клара подбирала в библиотеке необходимые материалы, и они вдвоем писали статьи. Так возникла интересная серия статей об экономическом и политическом положении во Франции, а в «Берлинер фолькс-трибюн» появились публикации о жизни русских рабочих.

Клара взяла на себя также часть выполнявшейся Осипом партийной работы, вместо него выступала на собраниях. Скоро она стала одним из любимейших ораторов; слушатели чувствовали в ней подлинного революционера, выступавшего с огромным темпераментом.

Осип радовался духовному росту Клары. В середине 1888 года он сильно ослабел, дни его были срчтены. Клара была в отчаянии, и будущее представлялось ей в самом мрачном свете.

Литературные дела она теперь вела сама, без помощи Осипа. Это было тяжело не только потому, что она трудилась над первым своим довольно крупным произведением, по главным образом из-за того, что у нее оставалось мало времени для общения с Осипом. Была опубликована написанная в основном ею, хотя за подписью Осипа Цеткина – нелегко было тогда найти издателя, решившегося напечатать работу по политическим вопросам, автором которой является женщина,– серия статей о видных деятелях рабочего движения Франции – Жюле Геде, Поле Лафарге, Эдуаре Мари Вайяне и других. Статьи были написаны увлекательно. Они свидетельствовали о наличии у Клары Цеткин писательского таланта.

Первую крупную работу, посвященную женскому вопросу, Клара опубликовала под собственным именем. Как и другие ее статьи, она была напечатана в «Берлинер фолькстрибюн».

В конце января 1889 года умер Осип Цеткин. Многочисленные друзья проводили его в последний путь. У гроба выступили с речами социалисты из России, Германии, Франции, Дании, Испании и других стран. Они с благодарностью говорили о его самоотверженной жизни, целиком отданной революции. В написанном русскими товарищами некрологе, посвященном памяти Цеткина, с чувством глубокого уважения и признательности отмечались его заслуги в революционном движении.

Немецкие товарищи 9 февраля в «Берлинер фолькстри-бюн» писали: «Жертва закона против социалистов, русский революционер Осип Цеткин снискал глубокую благодарность всех немецких рабочих и всех единомышленников».

С его смертью для Клары наступили мрачные дни, которые она никогда не могла забыть. Клару очень мучило также, что Осип перед смертью долгое время был без сознания и они не смогли даже проститься. Впоследствии она вспоминала, что только еще один раз в жизни ей пришлось пережить нечто подобное – после злодейского убийства Карла Либкнехта и Розы Люксембург.

«Никогда, никогда я не забуду этот ужасный для меня день,– писала она в письме своему близкому другу осенью 1923 года, спустя 34 года после смерти ее мужа.– День этот тогда казался мне вечностью, не имеющей ни начала, ни конца. Таким же представляется мне этот день и сегодня. Осип лежал парализованный почти два года. Врач предупредил меня, что дни его сочтены... И вот наступило страшное 29 января. Всю ночь напролет я не спала – работала, ухаживала за Осипом, кормила его, давала лекарства. Около пяти часов утра я поняла, что он умирает. Я была одна с ним и двумя моими малютками. Разбудив соседку, живущую рядом, я попросила ее вызвать врача и наших русских друзей. Врач сказал – это конец, больной без сознания, его можно еще привести в чувство, но это лишь причинит ему большие физические и психические страдания. Любя его, я сочла своим долгом от этого отказаться, хотя мне было бесконечно тяжело. Я чувствовала, что должна поступить именно так... Друзья приходили и уходили, все те дни я была как во сне и понимала только одно – грозное, неповторимое: Осип умер. Мне казалось, я тоже должна умереть. Я продолжала жить тогда только ради детей и ради своей работы революционного борца за социализм».

Действительно, партия, которой очень нужна была ее работа, доверила ей серьезнейшее задание. Более важного она до сих пор не получала. В Париже должен был открыться Международный социалистический конгресс. Революционные рабочие организации, следуя традициям руководимого в свое время Марксом Международного Товарищества Рабочих, вновь стремились объединиться в

международном масштабе. Этого страстно желал и Осин Цеткин. Он так мечтал дожить до этого дня.

Клара нашла в себе силы побороть свое горе и выполняла работу, которую они бы делали вместе, будь Осип жив. Как доверенное лицо немецкой социал-демократии в Парижском подготовительном комитете, она наряду с обширными организационными функциями, выполняла большую политическую работу. Клара вела корреспонденцию, обсуждала вопросы, возникающие в процессе подготовки конгресса, использовала установленные ею в свое время вместе с Осипом контакты, писала статьи для прессы, разоблачала интриги французских оппортунистов против предстоящего конгресса и одновременно готовила большое выступление на конгрессе по женскому вопросу.

Первые крупные успехи Клары Цеткин в международном революционном движении окрылили ее, придали новые силы.

УГНЕТЕННЫЕ СЕГОДНЯ-ПОБЕДИТЕЛЬНИЦЫ

ЗАВТРА

1889

1897

Мы представляем и защищаем самую могущественную идеологию... Социалистическая идеология, изменяющая ход времени и преобразующая мир, способствовала появлению повой женщины...– социалистической женщины... Социалисткам чужды смирение и покорность.

Они борются за свержение общественного строя, цепи которого подавляют тело, а у души отнимают крылья. Камень за камнем закладывают они фундамент социалистического общества. И знают, что, поступая таким образом, обретают бессмертие.

Клара Цеткин

Мы с вами в одном строю

Несмотря на летнюю пору, жизнь в огромном Париже в июле 1889 года била ключом. Парижская всемирная выставка и только что отстроенная Эйфелева башня, которую тогда считали одним из чудес света, привлекли сюда большое число иностранцев. Народ Парижа праздновал 100-летие со дня взятия Бастилии и начала Великой французской революции.

Клара Цеткин, обычно проявлявшая большой интерес к жизни французской столицы, теперь ничего этого не замечала. Она сидела, одна из немногих женщин, среди делегатов конгресса, заседавшего в одном из парижских кафе. На стенах были развешаны красные полотнища, над трибуной, также обтянутой красной материей, сверкал написанный золотыми буквами лозунг: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Делегаты революционных рабочих Европы и Америки прибыли в Париж, чтобы основать новый II Интернационал.

Среди делегатов конгресса она встретила многих знакомых и друзей. Кроме Поля Лафарга и Жюля Геда ее сердечно приветствовали младшая дочь Маркса Элеонора Маркс-Эвелинг, товарищи из Берлина и других городов Германии, из Италии, Швейцарии, Испании, Австрии. Среди присутствующих находились Август Бебель и ее старый друг Вильгельм Либкнехт. Каждый раз, когда Клара, одетая во все черное, ловила на себе участливые взгляды товарищей, она с трудом сдерживала слезы. Как мечтал Осип быть участником такого конгресса!

В зале была слышна многоязычная речь, преобладал наряду с французским немецкий язык. Клара отметила это с удовольствием. Объяснялось это не только тем, что помимо немцев здесь присутствовали посланцы из Австрии и Швейцарии. Несмотря на исключительный закон против социалистов и полицейский террор, немецкие рабочие частично на собраниях, частично по спискам, обсуждавшимся на фабриках и заводах, в рабочих кафе, избрали на конгресс 81 делегата, собрали необходимые для их поездки деньги. Среди избранных были два представителя от шахтеров из Вестфалии, только что объявивших массовую забастовку.

Клара Цеткин, принимавшая деятельное участие в подготовке конгресса, свободно говорившая по-французски и достаточно хорошо знавшая итальянский и английский языки, была избрана одним из одиннадцати его секретарей. Работать приходилось напряженно. Когда у Клары появлялась возможность присутствовать на заседании, она внимательно слушала выступления делегатов, восхищаясь силой пролетарского интернационализма, которая на этом конгрессе нашла столь яркое проявление.

Ораторы – представители народов разных стран – рассказывали о тяжелой жизни и борьбе рабочих. С глубоким уважением вспоминали они о коммунарах, кровь которых лилась на улицах Парижа менее двадцати лет пазад. Вильгельм Либкнехт говорил о Карле Марксе, который вместе с Фридрихом Энгельсом учил рабочих международной солидарности, заложил основы создания пролетарских марксистских партий.

Август Бебель рассказал о героической борьбе немецких товарищей в период действия закона против социалистов, о подъеме, переживаемом партией в последние годы. Его речь вызвала бурю аплодисментов. Клара Цеткин с гордостью констатировала, что немецкая социал-демократия завоевала любовь и уважение трудящихся всех стран и заняла почетное место в созданном в Париже Интернационале.

Конгресс продолжался семь дней. На заседании, состоявшемся в предпоследний день его работы, председательствующий объявил: «Слово предоставляется Кларе Цеткин».

Доклад, в котором давалась яркая характеристика положения работниц при капитализме и указывался путь, ведущий их к освобождению от эксплуатации и рабства, свидетельствовал о том, что перед аудиторией выступает зрелый, образованный марксист. Но не только эрудиция оратора и содержание придавали ее речи такую силу. Здесь, с трибуны конгресса, Клара высказывала то, что она обдумывала долгие суровые годы борьбы, то, что волновало миллионы тружениц, среди которых пробуждались первые, еще недостаточно осознанные требования. И те из делегатов, которые сначала посматривали на оратора только

5 Луиза Дорисмапн

с любопытством, были теперь полностью захвачены выступлением стоящей на трибуне женщины с золотистыми волосами, в простом дешевом черпом платье. В ее речи прозвучали требования и призыв, страстная убежденность женщины, матери, борющейся не только за свое будущее, но и за будущее миллионов тружениц всего земного шара.

«Социалисты должны знать,– сказала она,– что при современном развитии экономики женский труд является необходимостью... И прежде всего социалисты должны знать, что экономическая зависимость или, напротив, независимость будут определять социальное рабство или свободу.

Те, кто на своем знамени начертали лозунг освобождения человечества, не могут обречь половипу его на политическое и социальное рабство, определяемое его полной экономической зависимостью. Так же, как рабочий угнетается капиталистом, женщина порабощена мужчиной; и она останется порабощенной до тех пор, пока не станет независимой экономически. Необходимым же условием ее экономической независимости является труд...

Работницы абсолютно убеждены в том, что вопрос о женской эмансипации нельзя рассматривать изолированно, поскольку он является лишь частью большой социальной проблемы. Они полностью отдают себе отчет в том, что в обществе – в том виде, в каком оно существует сейчас,– этот вопрос разрешить нельзя. Это возможно только после корепного переустройства общества... Эмансипация женщин, равно как и освобождение всего человечества от зависимости и угнетения, может иметь место только в результате освобождения труда от капитала. Только в социалистическом обществе женщины, как и рабочие, полностью обретут свои права».

Женщины, подчеркивала Клара Цеткин, хотят бороться за свои права в рядах социалистических партий.

Женщины, заявила она, встали под знамя социализма.

«...Сейчас они стоят под этим знаменем и здесь останутся! Под этим знаменем будут бороться за свою независимость, за признание их равноправными людьми.

Идя рука об руку со своими товарищами, объединенными в социалистических рабочих партиях, они готовы разделить все трудности и жертвы, которые уготовила им борьба. В то же время они полны решимости после победы потребовать все причитающиеся им и завоеванные права».

Речь Клары Цеткин Элеонора Маркс-Эвелинг переводила на французский и английский языки.

Выступление Клары способствовало тому, что конгресс высказался за привлечение женщин к труду на производстве и обязал партии шире втягивать женщин и девушек в революционное движение. Конгресс в своем постановлении пошел дальше предложений, выдвинутых Кларой. Под влиянием таких опытных рабочих вождей, как Август Бебель, было принято требование об установлении социального законодательства по охране труда женщин.

Клара была довольна своим выступлением. Она приобрела много новых друзей, ее лучше узнала мировая общественность.

Вскоре после конгресса Клара вместе с детьми уехала в Швейцарию, где для нее нашлась интересная работа. Расставание с Парижем далось ей тяжело. Здесь она многому научилась. Здесь родились ее дети. Здесь она была счастлива с Осипом.

Клара горько рыдала, когда в последний раз принесла цветы на его могилу.

Возвращение на родину

Учитель Артур Эйснер открыл входную дверь и в изумлении воскликнул: «Клара!», увидев ее измученную, осунувшуюся, со впалыми щеками, плохо одетую, с детьми на руках. Испуганный и растерянный ввел Артур сестру в дом.

Спустя несколько дней брат и невестка завели разговор о будущем Клары. Они советовали ей вернуться к своей профессии учительницы, заняться воспитанием своих детей. Но Клара думала по-иному. Она нужна партии, необходимо вовлечь женщин в борьбу за социализм. Таким она представляла свое будущее.

Но прежде всего Кларе необходимо было поправить свое здоровье. Брат с женой с тревогой видели, что она тяжело больна. Те несколько месяцев, которые она, уехав из Парижа, провела в деревне под Цюрихом, окончательно подорвали ее силы. Заработок, который приносили ей занятия журналистикой, оказался столь ничтожным, что

Клара, заботясь о детях, жила впроголодь. Врач обнаружил у нее туберкулез.

При содействии Августа Бебеля ее устроили в санаторий в Нордрахе в Шварцвальде, неподалеку от швейцарской границы. Санаторий, которым ведали товарищи по партии, играл определенную роль в работе «красного почтмейстера» и транспортировке литературы через границу. Мальчики жили вместе с ней и впервые начали регулярно заниматься. Уроки им давала жена заведующего санаторием, иногда сама Клара.

Казалось, сама природа, которую она любила с детства, пришла ей на помощь. Длительные лесные прогулки, прекрасный врачебный уход вернули ей силы и покой. Дети были в восторге от перемены образа жизни. Прошло около года, и Клара могла покинуть санаторий. Теперь надо было снова думать о заработке. Клара обратилась к Августу Бебелю с просьбой помочь ей получить работу, выполняя которую она могла быть полезной партии. Од-пако предубеждение против женского труда было еще настолько широко распространено даже в социал-демократических кругах, что и Август Бебель не мог предложить ей ничего лучше работы в рекламном бюро.

Тогда Клара решила заняться литературным трудом. Она переехала в Штутгарт. Здесь находилось издательство социал-демократической партии, которым руководил Иоганн Генрих Вильгельм Дитц. Помимо партийной литературы он издавал теоретический журнал «Нойе цайт». В противоположность Пруссии и большинству других земель германской империи, в Штутгарте женщины могли принимать участие к политических собраниях.

В «Нойе цайт» и в издательстве Дитца Клара получила работу, обеспечивавшую ей скромный доход. Она перевела на немецкий язык популярный в те годы утопический роман Эдуарда Беллами «Через сто лет», писала для «Нойе цайт» корреспонденции о рабочем движении за рубежом.

С помощью брата и друзей Клара нашла квартиру па окраине города. То, что их жилище находилось на четвертом этаже под самой крышей и было скудпо меблировано, мало трогало и Клару, и детей. Они радовались, что живут так близко от города и в то же время окружены зеленью садов, что совсем рядом лес. Еще в большем восторге были мальчики от расположенного вблизи их дома давно заброшенного учебного полигона. Он был любимым местом игр детворы. Земляные валы, большая площадка, окруженная тополями,– для детей это был настоящим рай. Максим и Костя со своими сверстниками – ребятами из рабочих семей – охотно проводили здесь время, увлекались игрой в футбол.

Однако помимо радостей это переселение принесло детям и множество неприятностей. В кайзеровской Германии разжигалась ненависть ко всему французскому, а мальчики носили французские плащи и шапочки и разговаривали на каком-то особом, малопонятном для непосвященных диалекте – смеси из немецких, французских, русских и английских слов. Это иногда вызывало неприязненное к ним отношение окружающих, в частности гнев одного инвалида германо-французской войны, собиравшего милостыню на углу улицы, где они жили, который бранил ни в чем не повинных детей и угрожающе размахивал палкой. Но мальчики держались спокойно и не реагировали на злобные высказывания. Этому научила их мать.

Нелегко было им и в школе. Клара хотела дать детям хорошее образование и с большим трудом добилась приема их в гимназию. Но с самого начала они столкнулись с трудностями из-за слабого знания немецкого языка. Кроме того, учителя, да и ученики притесняли их как детей «красной». С помощью матери Максим и Костя довольно быстро и хорошо овладели немецким языком и стали лучшими учениками школы. Дети чувствовали себя маленькими революционерами: ведь они лично знали героев Коммуны, а их отец был русский революционер – и были готовы перед любым выступить на защиту того дела, которому посвятила себя мать.

Клара стремилась к активному участию в работе партии. Хотя местные штутгартские власти и не были так реакционны, как, например, прусская администрация, однако они отнюдь не собирались предоставить политическую трибуну Кларе Цеткин, бывшей эмигрантке и достаточно известной революционерке. Замужество Клары дало им повод оспаривать ее немецкое подданство. Это делалось для того, чтобы иметь возможность в любой момент выслать ее как неугодную иностранку.

Но Клара приняла вызов, победила и была счастлива. «Как только вопрос о моем подданстве благополучно разрешился,– говорила она позднее,– я сразу же окунулась в гущу политической борьбы».

Борьба была упорной и трудной. В Штутгарте в организации социал-демократической партии господствовало благодушное, лишенное боевого духа настроение, и руководящим партийным товарищам было весьма не по душе, что вновь прибывшая молодая революционерка вмешивается в их дела. Так, например, один из них – это произошло сразу же после отмены закона против социалистов – принял участие в организованном властями чествовании Бисмарка. Когда Клара на партийном собрании осудила этот поступок, ей заметили, что нельзя нарушать принятые нормы приличия и не ей, молодой женщине, судить о серьезных внутрипартийных делах.

Но те, кто думал, что после такого внушения Клара стушуется и умолкнет, глубоко заблуждались. Она снова взяла слово и заявила, что социал-демократ избирался членом совета общины не для того, чтобы демонстрировать свои манеры и умение прилично себя вести, а чтобы отстаивать классовые позиции. Участники собрания встретили ее слова аплодисментами.

Это была лишь одна из многих стычек по принципиальным вопросам.

В результате ее выступлений в социал-демократической организации Штутгарта повеяло свежим ветром.

Интересная работа, более или менее обеспеченное существование, политическое признание – все это пришло к Кларе уже в первый год возвращения на родину. Многие женщины удовольствовались бы этим, но только не Клара. Ведь к решению большой задачи, которую она поставила перед собой,– организовать пролетарских женщин для борьбы за их собственные интересы – она еще не приступила.

Но тут произошло событие, сразу изменившее течение всей ее жизни.

Важная беседа

Издатель Вильгельм Дитц удобно расположился в кресле за письменным столом и внимательно разглядывал сидящую перед ним молодую женщину. Ее тонкое, умное лицо выражало напряженное ожидание. Однако жизнь научила Дитца терпению, и он молча ждал ответа своей собеседницы. Перед этим Дитц сообщил ей о своем намерении принять в свое издательство созданный Эммой Ирер журнал «Арбайтерин» («Работница»). Это должен быть руководящий орган, помогающий развивающемуся социалистическому женскому движению, придающий ему определенное, нужное направление. Но необходим редактор – способная, энергичная женщина, хорошо подготовленная в теоретическом отношении. Только при этом условии он сможет взяться за такое рискованное предприятие. И Дитц неожиданно спросил, не согласится ли она стать таким редактором.

Клара лихорадочно думала. Ей представляется возможность, может быть единственная и неповторимая, взяться наконец за то дело, к которому она всегда так стремилась. Однако в то самое время, когда Клара уже зажглась этим неожиданным и взволновавшим ее предложением и начала мысленно строить планы, как лучше организовать это новое и большое дело, она, привыкшая подвергать все добросовестной и объективной проверке, задала себе вопрос: справится ли с такой ответственной задачей? Правда, Клара была неплохой журналисткой, умела писать, но она никогда не работала в редакции.

Опытный издатель с доброжелательной улыбкой выслушал ее сомнения и тут же их рассеял: «Если у вас встретятся трудности, я здесь и всегда готов вам помочь».

Это решило исход дела.

Новая газета получила название: «Гляйхайт. Газета в защиту интересов работниц».

Клара Цеткин руководила ею двадцать пять лет – вплоть до того дня в мае 1917 года, когда правые лидеры социал-демократии, скатившиеся в лагерь германского империализма, лишили ее возможности продолжать работу в газете.

Беседа с Дитцем состоялась в конце 1891 года, и вскоре оттиски пробного номера новой газеты лежали на столе у Клары Цеткин. Она вышла в свет еще до конца года, ее читали в Берлине, Саксонии, Гамбурге, Франкфурте-на-Майне – повсюду, где женщины-социалистки стремились к объединению и созданию центра формировавшегося в ту пору социалистического женского движения.

Клара Цеткин приступила к выполнению наиболее близкой ее сердцу задачи.

«Сто сорочек за неделю!»

«Сто сорочек за неделю!»

Я глазам своим не верю.

Напечатано в газете —

Так работает швея!

«Сто сорочек за неделю,

Элегантных и красивых!»

Это чудо из чудес В наш чудесный славный век!

Сто сорочек за неделю!

И награда за труды:

Голод, нищета, болезни,

Горе, слезы униженья,

Преждевременная смерть.

(Из стихотворения рабочего поэта Роберта Зайделя, опубликованного в газете «Гляйхайт»

2 июля 1902 года)

С развитием капиталистической экономики в Германии, так же как в Англии, Америке, Франции и других странах, женский труд стал использоваться в различных отраслях народного хозяйства. В 1882 году численность работающих немецких женщин достигла 5,5 миллиона, а по данным переписи 1895 года, она возросла до 6,6 миллиона (из них 1,5 миллиона трудились в промышленности, 2,8 миллиона – в сельском хозяйстве, 0,6 миллиона – в торговле и на транспорте, 0,2 миллиона – в сфере общественного обслуживания и представители свободных профессий, свыше миллиона – домашние работницы). Работницы проклинали капиталистический строй, они трудились по 11—13, а нередко и по 16—18 часов в сутки. Их заработная плата составляла не более двух третей, а часто всего лишь половину заработка мужчины. Не существовало никакой охраны женского труда, никакой заботы о детях.

Мы листаем страницы «Гляйхайт», и бесконечной вереницей проходят мимо нас надомницы и фабричные работницы, батрачки и горничные, матери, работающие не разгибая спины вместе с мужем и детьми за домашним ткацким станком или изготовляющие детские игрушки; кельнерши, часто живущие только на чаевые и, чтобы существовать, вынужденные заниматься проституцией; продавщицы, получающие в месяц от 20 до 40 марок и покупающие себе – яа то воля шефа! – чулки-паутинку и элегантные платья; жены пролетариев – домашние хозяйки, которые на скудные заработки своих мужей никогда не в состоянии досыта накормить семью.

А вот работницы швейной промышленности, жизнь которых – сущий ад. Швейная промышленность основывалась тогда на труде надомниц, на так называемой потогонной системе, при которой швея работала для мелких хозяйчиков, в свою очередь сдававших товар крупным предпринимателям.

Женщин заставляли работать в маленьких, тесных, полутемных, душных мастерских. Из-за плохого освещения многие работницы быстро теряли зрение.

В разгар сезона рабочий день женщин и девушек длился 14—16, даже 17 часов и более, часто мастера давали еще работу на дом. Работали по воскресеньям и в праздники. Многие работницы умирали от туберкулеза и истощения.

Тяжелым было положение и работающих на дому. Замужние многодетные женщины наивно думали, что, работая дома, они смогут лучше справиться с обязанностями жепы, матери и хозяйки, нежели в том случае, когда они заняты весь день на фабрике. Им приходилось работать с рассвета до глубокой ночи, причем все члены семьи швеи – и ребенок, и полуослепшая мать. Заработки же были нищенскими.

По данным, опубликованным в Статистическом ежегоднике города Берлина за 1897 год, годовой доход белошвейки составлял 486 марок, портнихи – 457 марок, об-металыцицы петель – 554 марки. Этих денег не хватало даже, чтобы свести концы с концами.

Работницы швейной промышленности относились к той категории трудящихся, на которых не распространялось законодательство по охране труда, и их эксплуатировали без всякой меры. В таком же положении находились прачки, батрачки и домашние работницы. Батрачка работала по 14 часов в сутки в открытом поле, при любой погоде, в зной и в дождь с получасовым перерывом на обед. Ее дневной заработок составлял от одной до 1,2 марки. Батрачку можно было подвергнуть телесным наказаниям, ,а если она бросала работу, хозяева призывали па помощь полицию.

Такие средневековые порядки распространялись и на домашних работниц, тяжелой доле которых «Гляйхайт» уделяла постоянное внимание. Их рабочий день был практически неограниченным, в среднем 16 часов в сутки, а годовой заработок редко превышал 150—180 марок, то есть от 12,5 до 15 марок в месяц, или 2,5—3 пфеннига в час. Спала она, как правило, в кухне на нарах, питание было крайне скудным, приходилось довольствоваться остатками с барского стола. «Гляйхайт» справедливо писала о них, как о современных рабынях.