Текст книги "Заседание рейхстага объявляю открытым"

Автор книги: Луиза Дорнеманн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 35 страниц)

«Меринг, человек цельной и глубокой натуры,– писала она в феврале 1916 года в статье, посвященной его семидесятилетию,– не мог расстаться со своими прежними политическими убеждениями и стать приверженцем новых взглядов до тех пор, пока он полностью не овладел социализмом как наукой, как теорией... С того момента, как Франц Меринг нашел в социализме воплощение своего пламенного стремления к познанию и к истине, он посвятил себя ему с верой и преданностью, которых не могли поколебать никакие бури, ни внутренние, ни внешние».

Она была права. Когда во время первой мировой войны те, кто постоянно поносил и оскорблял Меринга, перебежали в лагерь германского империализма, Франц Меринг стал одним из руководителей группы «Спартак», не испугался тюрьмы, приветствовал Великую Октябрьскую социалистическую революцию, после Ноябрьской революции 1918 года в Германии был сотрудником редакции «Роте фане», и лишь смерть помешала ему находиться среди руководителей Коммунистической партии Германии.

Круг революционных руководящих деятелей, с которыми Клара Цеткин оказалась связанной как совместной политической борьбой, так и личной дружбой, расширялся. Среди них было несколько польских соратников Розы Люксембург. Один из них – Лео Иогихес, близкий друг Розы (ее, по определению Клары, политическая совесть) , с которым во время первой мировой войны и после убийства Карла Либкнехта и Розы Люксембург Цеткин обменивалась мыслями по наиболее важным политическим вопросам.

К ним относился также Юлиан Мархлевский (Карский), проживавший в Германии в качестве эмигранта вождь польских социал-демократов, самоотверженно работавший в немецком революционном движении. С ним и с его очень красивой и высокообразованной женой Брониславой Клара была связана также и общими литературными интересами.

Очень рано начало развиваться боевое содружество Клары Цеткин и Карла Либкнехта. Оставив государственную службу и открыв в Берлине адвокатское бюро, К. Либкнехт на рубеже нового века посвятил себя работе в социал-демократической партии.

Со времени исключительного закона против социалистов Клара находилась в тесных дружеских отношениях с семьей Либкнехтов. Находясь в Берлине, она навещала родителей Карла. Карл вырос на ее глазах. Она наблюдала, как сын ее старого друга Вильгельма Либкнехта становился сознательным борцом за дело партии, как уверенно и упорно протестовал он против режима, свирепо преследовавшего его отца и его товарищей.

Клара была очень рада, когда в 1900 году Карл занял свое место в рядах партии. Еще сильнее была ее радость, когда в 1902 году на съезде партии в Мюнхене оп выступил в защиту революционной чести своего отца против ревизионистов, намеревавшихся объявить его своим сторонником. Легко можно себе представить то особое удовольствие, которое испытала темпераментная Клара, когда до нее дошла весть о том, что некоторые члены правления партии обратились к Августу Бебелю с просьбой повлиять на Карла Либкнехта и несколько унять эту «горячую голову»...

Первый совместный бой они провели в 1904 году на съезде партии в Бремене, где оба потребовали провести в партии дискуссию об использовании нового, возникшего в условиях империализма, боевого оружия рабочего класса – массовых политических забастовок. Два года спустя их свела вместе борьба за антимилитаристскую организацию молодежи.

Уже в эти годы Клара Цеткин высоко ценила Карла Либкнехта – бесстрашного организатора антиимпериалистической борьбы молодежи, непреклонного борца против милитаризма и опасности войны, революционного парламентария, превратившего в духе лучших традиций социал-демократии прусский ландтаг, а затем и германский рейхстаг в трибуну классовой борьбы, политического адвоката, перед которым трепетала реакция, появлявшегося везде, где надо было защитить право от несправедливости, и наносившего реакционной юстиции тяжелое поражение на крупных политических процессах.

После злодейского убийства Карла Либкнехта и Розы Люксембург Клара Цеткин в статье, посвященной njx памяти и опубликованной в «Лейпцигер фольксцайтунг» 3 февраля 1919 года, писала:

«Карл был доблестным, всегда идущим впереди солдатом революции. Ему был присущ необыкновенно пылкий, стремительный, бьющий ключом темперамент прирожден-лого бойца, безграничная, всегда живая и веселая отвага и в то же время железная выдержка. В его жилах текла кровь далеких старых подвижников, а в сердце жила вера, способная двигать горы. Гордый храбрец, он мог один смело выступить против полчища врагов. Он не страшился опасностей, не боялся жертв, клевета и оскорбления не могли его коснуться, запятнать его честь. Ставить на карту во имя своих убеждений всё – положение, даже жизнь – для него было делом простым и естественным. Подобно своему отцу, он был по-спартански непритязательным и простым, при этом преисполненным желания делать другим добро... Натура подлинно рыцарская, он при встрече с любой несправедливостью немедленно загорался испепеляющим гневом, и врученные ему дела слабых, обойденных и обиженных всегда был готов вести, как свои собственные дела».

Между Кларой Цеткин и Карлом Либкнехтом не было той близкой, личной дружбы, которая связывала Клару с Розой Люксембург, не было между ними того интенсивного обмена мнениями, который время от времени происходил между Кларой и Мерингами. Но их связывала прочная дружба настоящих боевых товарищей, основанная на глубоком уважении и полном взаимном доверии, сочетавшаяся, особенно в годы первой мировой войны, с обоюдной сердечной заботой друг о друге, заботой, распространявшейся Кларой также на семью Либк-нехта.

Именно в годы войны она прониклась уважением к нему как к выдающемуся революционному вождю рабочего класса, отважная борьба которого ее глубоко волновала.

«Во всех странах,– говорилось в той же статье от 3 февраля 1919 года,– социал-патриоты, находящиеся на службе империализма, апеллируют к Шейдеману и Давиду; колеблющаяся, нерешительная, робкая и послушная оппозиция присягает Каутскому. Но если во Франции, Англии, Италии, России пролетарии хотят выразить чувство солидарности с братьями по классу во всем мире, особенно со своими братьями в Германии, если они хотят во всеуслышание заявить о своей принадлежности к международному социализму, они издают боевой клич – да здравствует Карл Либкнехт!».

Рана, которая была нанесена Кларе Цеткин убийством Карла Либкнехта и Розы Люксембург, так и не зажила до самых последних дней ее жизни. Клара слишком хорошо понимала, каких выдающихся вождей потеряли в их лице пемецкий рабочий класс и международное рабочее движение.

И еще один абзац из той же статьи Клары Цеткин:

«Розы Люксембург, Карла Либкнехта больше нет! Революционный авангард немецкого рабочего класса потерял своих самых решительных, целенаправленных, смелых, энергичных вождей... Карл Либкнехт, Роза Люксембург, одни их имена – это целая боевая программа, программа международного социализма, программа не мягкотелого, усталого, лицемерного признания социализма только на словах, но программа, полная энергии, самоотверженной и беззаветной воли к действию. Их имена светят нам как алое знамя Интернационала, высоко вздымающееся над трусливым предательством, боязливым и робким отречением от своих идеалов, терзающим душу сомнением, одним словом, над всеми колебаниями, ошибками и заблуждениями, над всем смятением и хаосом, которые мировая война сбросила из своего ящика Пандоры на международный пролетариат и его социалистический авангард».

После суровых разоблачений контрреволюции, злодейски убившей Карла Либкнехта и Розу Люксембург, а также социал-демократических лидеров, соучастников этого страшного преступления, Клара Цеткин в заключение говорит:

«Нет, наши товарищи, предательски убитые из-за угла, не мертвы, Биение их сердец слышно в мерных шагах йстории, их яркий образ излучает свет, поднимающийся высоко над этими мрачными, но отнюдь не безнадежными днями. Пролетариат вступит во владение богатым наследием, оставленным ему Карлом Либкнехтом и Розой Люксембург, наследием, запечатленным в их словах и делах, в труде, которому была посвящена вся их жизнь, являющаяся для пролетариата славным примером. Нет, убитые пе мертвы, и в грядущем они одержат победу».

Но до того дня, когда острая боль утраты заставила ее паписать эти полные горечи строки, ей суждено было в течепие нескольких насыщенных событиями лет продолжать борьбу плечом к плечу со своими новыми друзьями.

«У меня выросли крылья»

Дружба с Розой Люксембург и Францем Мерингом в течение длительного времени благотворно влияла на творческую деятельность Клары Цеткин. «У меня как будто выросли крылья»,– сказала юная Клара, когда, преодолев робость и страх перед публичными выступлениями, впервые произнесла на собрании речь. Сейчас она с гораздо большим правом могла бы повторить эти слова.

На фоне довольно тусклых будней партийной жизни, утратившей под влиянием все более крепнущего ревизионизма значительную долю прежней свежести и активности, сила и политическая острота выступлений на политической арене Франца Меринга и особенно Розы Люксембург действовали на Клару Цеткин воодушевляюще, прямо-таки спасительно. В какой мере она это ощущала, видно из одного письма Францу Мерингу, в котором она указывает на возросшее значение «Лейпцигер фольксцай-тунг», ставшей благодаря его руководству и сотрудничеству Розы Люксембург центром революционных сил партии.

Письмо написано ею 2 июня 1902 года, после того, как она прочла статью Меринга «Наша программа». Клара Цеткин нашла статью «настолько же важной, насколько умной и удачной в тактическом отношении».

«Для меня,– продолжала она,– статья как бы подвела итог многому из того, что я в последние недели испытала, наблюдала, продумывала. И итог этот подведен так блестяще, как только Вы можете это сделать. Я испытываю поэтому настоятельную потребность с благодарностью пожать Вам крепко руку и сказать, сколь глубокое удовлетворение доставила мне именно эта Ваша статья. От выражения удовлетворения всего один только шаг до характеристики ситуации, сложившейся в настоящее время с «Лейпцигер фольксцайтунг». И, следуя логике, этот шаг сделать необходимо, ибо газета – а это значит Вы и Роза – сделала исключительно много для того, чтобы добиться известного поворота в партии и нового образа мыслей.

Не подлежит сомнению: положение начало медленно улучшаться в пользу марксизма. После кризиса и наряду с ним события в Бельгии, России и Швеции оказали под-линыо революционизирующее влияние на Германию. Однако то обстоятельство, что в последнее время в партии научились гораздо более последовательна и решительно делать выводы из фактов, чего явно не наблюдалось уже в течение длительного времени, несомненно, в первую очередь и в огромной степени является заслугой «Лейпци-гер фольксцайтунг». Если бы газета оперативно, используя любой повод, не делала по-новому принципиальных выводов из происходящих событий, не контролировала и не критиковала постоянно по горячим следам ревизионистов, то, я убеждена, наша печать сегодня ограничивалась бы вошедшими ныне в моду морально-эстетическими и культурными послеобеденными воскресными проповедями, которые характерны для Курта Эйснера и задающего в этом тон «Форвертса».

Статьи в «Лейпцигер фольксцайтунг» прозвучали словно трубный глас, резко нарушивший мелкобуржуазную идиллию нашей партийной жизни, зараженной парламентаризмом и журналистикой, в которой пребывают в безмятежном полусне под сенью не «32 монархов», а 58 парламентариев, часть которых заражена парламентским кретинизмом, представленным то тут, то там в его наичистейшем виде, а также под не наилучшей защитой профессиональных журналистов, больше всего стремящихся к тому, чтобы свою точку зрения сделать наиболее приличной с буржуазной точки зрения... С другой стороны, «Лейпцигер фольксцайтунг» своими статьями, их принципиальной остротой, всем содержанием и тоном, в котором опи написаны, заставила ревизионистов выйти из тумана абстрактных общих мест, под покровом которых так удобно перешептываться о «политике позитивных успехов», вынудила их определить свое истинное отношение к совершенно реальным и конкретным фактам.

В конечном счете газета заставила враждебную прессу принимать нас, социал-демократов, по-настоящему всерьез, гораздо серьезнее, нежели это имело место на протяжении длительного времени. Благодаря этим обстоятельствам большое число наших товарищей начинает лучше осознавать суть сложившейся ситуации».

Как и другие революционеры, Клара активно и мужественно вступила в избирательную кампанию 1903 года, объездила Рейнскую область, Гессен, Силезию, Саксонию.

Речи, с которыми она выступала на собраниях, отличались ясностью мысли и четкостью изложения, обладали огромной силой убеждения и еще большей, нежели прежде, мобилизующей силой. К ней тянулись массы людей, ее популярность среди работниц заметно росла.

На одном массовом собрании в Дрездене произошел примечательный инцидент. Когда в своем выступлении она заявила, что юнкеры обогащаются за счет таможенных пошлин, чиновник, наблюдавший за ходом собрания, сделал ей замечание, потребовав употребления более уморенных выражений. Она ответила: «Что ж, хорошо, перед нами факты, а они лучше всего говорят о том, кто действительно проявляет умеренность и кто неумеренность и крайность». Слушатели разразились бурными аплодисментами. Чиновник был взбешен и закрыл собрание. Ворвавшаяся полиция приказала немедленно очистить зал. В ответ на действия полиции сотни людей ответили возгласами: «Сочтемся 16 июня! Теперь-то – тем более!» Потребовалось много времени, пока полиции удалось разогнать собрание.

Второе собрание, на котором выступала Клара, прошло беспрепятственно: дрезденская полиция предпочла не вмешиваться. Что же касается жителей этого города, они сдержали свое слово: выборы в Дрездене прошли с таким же крупным успехом, как и во всей Германии.

С победой партии на выборах Клара Цеткин связывала большие надежды. Это видно из передовой статьи, опубликованной в «Гляйхайт» 9 сентября 1903 года в связи с предстоящим съездом партии в Дрездене. В статье исчерпывающе формулировались ближайшие задачи, стоящие перед партией.

«Предстоящий партийный съезд в Дрездене,– писала она,– собирается при знаменательных обстоятельствах, и важные задачи ждут на нем своего решения. Съезду предшествовала блестящая, славная победа социал-демократии. Партия классово сознательного пролетариата, за которую голосовало более 3 миллионов избирателей, стала сильнейшей партией рейха, располагающей более чем 80 мандатами. Победа и власть обязывают...

Партии предстоит проделать колоссальную работу в области социальных реформ крупного и малого масштаба, перед ней стоят коренные, радикальные задачи в области законодательной. Во всех сферах бросается в глаза необходимость глубоких перемен. Законодательства об охране труда и страховании рабочих буквально вопиют к небу, требуя прогресса. Должно быть поставлено под защиту закона право трудящихся на создание союзов, пора полошить конец полицейскому произволу и насилию предпринимателей, необходимо обеспечить единообразное регулирование права собраний и союзов всех членов общества. Настоятельно необходимы создание эффективной системы пародпого просвещения и борьба силами государства с острым жилищным кризисом.

Отсутствие средств в кассах союзных государств и в имперской казне повелительно диктует проведение налоговой реформы и наведение порядка в государственных финансах. Применение уголовного законодательства необходимо привести в соответствие с изменившимися этическими представлениями и прогрессирующим сознанием масс. Со всей энергией и принципиальностью должна и впредь вестись борьба против милитаризма и его родных братьев – строительства в огромных масштабах военноморского флота и великодержавной империалистической политики. Должны быть официально признаны законом права женщины как равноправной личности в семье, как гражданки в государстве и общине. И т. д. и т. п.».

Клара Цеткин предостерегала против новых атак реакции на демократические права трудящихся, особенно против попыток отмены всеобщих тайных выборов в рейхстаг, которые, по ее выражению, недвусмысленно показали, что «борьба классово сознательного пролетариата обостряется, все более приближаясь к борьбе за завоевание политической власти». Она призывала к «кампании за демократизацию избирательного права в империи, союзных государствах и общинах».

В заключение она категорически потребовала решительной борьбы за уменьшение влияния в партии ревизионистов и оппортунистов и укрепление классовой, революционной позиции партии. Партийный съезд в Дрездене не должен уклоняться от решения стоящих перед ним задач, напротив, он обязан «со всей ясностью и определенностью заявить, в каком качестве социал-демократия будет вести свою текущую работу и добиваться осуществления своей конечной цели: как пролетарско-револю-циоыная, классовая, боевая партия или как социал-демократическая партия реформ».

На партийном съезде в Дрездене дело действительно дошло до острой полемики с правыми, потребовавшими после победы на выборах, чтобы социал-демократическая партия открыто объявила себя партией реформ и заключила мир с кайзеровской Германией.

Подавляющее большинство делегатов заняло отрицательную по отношению к ревизионистам позицию. В первую очередь за революционный характер партии активно боролся на съезде Август Бебель. В страстной обвинительной речи он подверг резкой критике ревизионистов и потребовал от съезда предписать фракции рейхстага, в которой господствовали оппортунисты, строго придерживаться линии поведения, определяемой лозунгом: «Кто не отражает атаки противника, вылетает вон!» Свою речь, неоднократно прерываемую бурными аплодисментами делегатов, он закончил словами: «И пока я могу дышать, писать и говорить, ничего не изменится. Я навсегда останусь смертельным врагом этого буржуазного общества и этого государственного строя».

Однако ревизионисты выступали па съезде, как пикогда, резко и нагло. Они обрушились, причем в совершенно непристойном тоне, на Августа Бебеля, повели грязную атаку на Франца Мериига. Полная яростного негодования, Клара произнесла пламенную речь в защиту Мерин-га. Она попросила вторично слова для принципиального заявления по поводу ревизионизма и стоящих перед партией задач. Но по этому важнейшему пункту повестки дня съезда не удалось выступить пи ей, ни Розе Люксембург. Объяснялось это случайностью или явилось результатом интриг ревизионистов, которые умышленно тратили драгоценное время на произнесение длинных и пустых речей?

Клара Цеткин мучительно переживала то обстоятельство, что ее лишили возможности высказаться на съезде (настолько мучительно, что обмолвилась об этом па страницах «Гляйхайт»).

Хотя съезд и строго осудил ревизионистов, последние из партии исключены не были, в связи с чем Клара испытывала чувство горького разочарования. И она оказалась права. Непоследовательность, проявленная в Дрездене в борьбе с ревизионистами, оказалась роковой для дальнейшего развития немецкого рабочего движения. Она позволила ревизионистам, формально признавшим партийные решения, но фактически ничего не изменившим в своей политической позиции, продолжать свою подрывную деятельность, укреплять свое влияние в партии, профсоюзах и других рабочих организациях, все успешнее овладевать ключевыми, решающими позициями.

Клара Цеткин не выступала публично с критикой решений съезда, но от своих друзей не скрывала своего глубокого огорчения.

В том, что касается событий партийной жизни, сообщала она в одном из писем Францу Мерингу в копце 1903 года, то истекший год был для нее самым тяжелым.

Через три недели после того, как было написано это письмо, ей пришлось пережить еще одно разочарование. Игнорируя волю бастующих в Криммичау рабочих, правое руководство профсоюзов объявило о прекращении забастовки, хотя возможности бастовавших, опиравшихся на солидарность немецкого и международного рабочего класса, далеко еще не были исчерпаны. По этому поводу Клара выступила с передовой статьей в «Гляйхайт», и, как это явствует из тона статьи, таким исходом забастовки была огорчена не меньше, чем ткачи и ткачихи в Криммичау. Опа страдала вместе с бастовавшими, проявившими столько мужества и потерпевшими поражение исключительно в результате позиции, занятой правыми руководителями профсоюзов. Клара переживала горечь поражения вместе с активистами, которых жаждавшие мщения предприниматели теперь лишили работы. Она понимала, что проигранпая благодаря предательству битва в Криммичау является поражением всего немецкого рабочего класса. И в то же время ей было ясно, что мужественное поведение 9 тысяч рабочих во время забастовки свидетельствует о пробуждающемся боевом духе трудящихся и что за стачкой в Криммичау последуют новые-' крупные сражения. /I

«Выступившие со своими требованиями рабочие,– писала опа в «Гляйхайт» 27 января 1904 года,– потерпели поражение. Но так обстоит дело только в данный момент, да и сейчас они одержали моральную победу. Помимо всего прочего, их борьба не была напрасной... Борьба за десятичасовой рабочий день в Криммичау закончена, но борьба за охраняемый законом нормальный рабочий день поставлена на повестку дня! Вперед, теснее сомкнем боевые ряды! Выше голову и тверже взгляд, бойцы Криммичау, будущее за вами, несмотря ни на что!»

В конце 1908 года был в законодательном порядке введен десятичасовой рабочий день для работниц на предприятиях, насчитывающих более десяти рабочих.

В Зилленбухе

На лесистом холме к югу от Штутгарта, недалеко от городка Зилленбух, стоял небольшой загородный дом. Он был просто, но красиво отделан, чувствовалось, что проектировал и строил его художник. К дому примыкали со вкусом оформленный и хорошо ухоженный сад, большой луг и небольшая рощица. В саду находилась мастерская художника, окруженная кустами роз. Огороженный высокой деревянной изгородью дом был построен в 1903 году, и в конце того же года в нем появились его хозяева.

Местные жители увидели еще молодого, статного, несколько приземистого, темноволосого человека с резкими чертами лица, одетого в рабочую куртку художника, оживленную женщину с золотистыми волосами и двух молодых людей. Все они явно с некоторой робостью разглядывали этот уютный загородный дом.

Быстро распространился слух, что в доме поселились «красные». Особенно эта женщина, которая часто наведывается в Штутгарт, делает там газету, много разъезжает по стране и, хотя со всеми очепь любезна и приветлива, на самом деле является опасной бунтовщицей. Так, по крайней мере, утверждают руководитель местной общины и сельский полицейский.

Как случилось, что Клара Цеткин, жившая ранее в Штутгарте в скромной мансарде, стала владелицей целой дачи?

Тому предшествовала длинная история. Началась она накануне сорокалетия Клары, в штутгартской Академии искусств, студенты которой обратились к ней с просьбой помочь им организовать забастовку. Она охотно согласилась и продолжала помогать и в дальнейшем, когда два молодых студента, график Феликс Холленберг и худож-

10 Луиза Дорнсманн

ник Георг Фридрих Цундель, открыто объявившие себя сторонниками социал-демократии, подверглись суровым преследованиям со стороны руководства академии, а затем были исключены из числа ее студентов. Особенно тяжелым ударом было это наказание для Цунделя. Он отлично учился, имел при академии студию, что позволяло ему принимать и выполнять различные заказы. Теперь Цундель лишился всего этого и оказался в очень трудном материальном положении.

С помощью товарищей Клара подыскала для него другую, недорогую мастерскую и, что было еще важнее, новые заказы. И получилось так, что молодой человек стал одним из ее хороших знакомых и начал часто бывать в доме Цеткиных. Восхищение мужественной, темпераментной революционеркой и обаятельной женщиной вскоре переросло в горячую любовь. В один прекрасный день он попросил ее руки.

Клара долго колебалась. Фридрих Цундель был родом из крестьянской семьи. Четырнадцати лет переехал в город, работал у маляра учеником, бедствовал, жил впроголодь в неотапливаемой комнате, на скудные гроши пытался пополнить свое сельское образование. Еще мальчиком он тайком рисовал. Деньги, необходимые для учения в академии, Фридрих зарабатывал, рисуя театральные декорации. Он хорошо знал, что такое трудная жизнь рабочего, ненавидел угнетение и эксплуататию. Это могло быть хорошей основой для их будущей совместной жизни.

С другой стороны, Цундель – тонко чувствующий художник, скорее мечтатель, нежели боец. Сможет ли он длительное время оставаться на уровне высоких требований, предъявляемых к активным участникам классовой борьбы? К тому же он был моложе Клары. Друзья, особенно Август Бебель, хороший психолог и знаток людей, предостерегали Клару от этого шага.

Клара поступила самым необычным по тем временам образом. Она обратилась к сыновьям, «прежде всего ко мне,– рассказывал автору этой книги ее сын Максим,– старшему из нас, и спросила, даем ли мы согласие на ее брак. Свое решение она целиком поставила в зависимость от нашего согласия! Для меня не могло быть сомнений: мать должна сама решать этот столь важный для нее вопрос, мы не можем быть препятствием па ее пути. И Клара – с нашего, можно сказать, соизволения – дала согласие на брак».

Оба сына особенно охотно одобряли предстоящий шаг, когда познакомились, а затем близко подружились с Фридрихом Цунделем.

Впоследствии Клара Цеткин и ее второй муж официально зарегистрировали свой брак. Первое время они снимали скромную, но достаточно просторную и удобную квартиру в Штутгарте. В 1903 году положение семьи значительно улучшилось. Клара начала больше зарабатывать, некоторую сумму принесло издание написанных ею брошюр. Фридрих Цупдель получал хорошо оплачиваемые заказы. И тогда они смогли реализовать давно вынашиваемую мечту – жить за городом.

Клара полюбила свой новый дом, обставлеппый очепь скромно, но с большим вкусом. Значительную часть обстановки и деревянную посуду они по недорогой цепе приобрели у местных крестьян. Особую радость доставлял Кларе сад. Хотя для работы в саду у нее не было времени и этим занимался муж, она часто урывала минутку, чтобы ухаживать за цветами, нарвать букет, который ставила в дом или дарила друзьям. Порой она грелась на солнышке па лужайке. Любила играть с догом. Вообще Клару всегда, как и в детстве, окружали животные, прежде всего кошки, о которых часто упоминается в ее переписке с Розой Люксембург. Принадлежащая Розе кошка Мими была подарена Кларой.

Что касается ее нового брака, то совместная жизнь с Фридрихом Цунделем – друзья дома называли его Фри-делем, иногда «поэтом», он сам обычно именовал себя «художником» – внесла в жизнь Клары много радостей: любовь, нежность, мужскую заботу, которой она так долго была лишена, постоянное общение с умным, отзывчивым, образованным человеком, делящим с ней ее заботы, нормальную семейную обстановку, благотворно действовавшую па ее сыновей. Часы досуга и разрядки, бывшие ранее столь редкими в ее жизни, теперь наступали чаще. Правда, позднее пришло то, что предсказывали старые друзья. Ее брак с Фридрихом Цунделем оказался непроч-пым, что Клару впоследствии сильно угнетало. Но пока все это стало ясным, должны были пройти годы.

В те же времена, о которых сейчас идет речь, Клара была особенно счастлива тем, что совместная жизнь с Цуиделем затронула в ней струны, которые иногда звучали и ранее, но слишком часто должны были молчать в обстановке повседневной и трудной борьбы. Она начала интенсивно и творчески заниматься проблемами литературы и искусства и обнаружила в этой области много для себя нового и важного. Это прежде всего стало заметно по «Гляйхайт». Раздел, посвященный проблемам культуры, стал шире и значительно интереснее, чем в первые годы ее работы в редакции. Читатели этого издания получили теперь возможность гораздо лучше и глубже знакомиться как с культурным наследием прошлого, так и с современным искусством.

На страницах «Гляйхайт» печатаются «Миньон» и «Арфист» Гёте, «Силезские ткачи» и «Странствующие крысы» Гейне, работы, посвященные произведениям Шиллера и других выдающихся деятелей культуры. Редакция знакомит читателей с произведениями Йозефа фон Эйхендорфа, Фердинанда Фрейлиграта, Теодора Шторма, Готтфрида Келлера, Конрада Фердинанда Мейера, Фридриха Геб-беля, Вильгельма Раабе, Шелли, Бальзака, Гоголя, Тургенева, Льва Толстого, современных писателей Генрика Ибсена, Рихарда Демеля, Ады Кристен, Максима Горького, Эльзы Ласкер-Шюлер, рабочего поэта Отто Крилле.

Клара Цеткин сама писала статьи о Фридрихе Шиллере, Генрике Ибсене, Рихарде Вагнере и других деятелях культуры. Хотя они и не соответствуют полностью во всех деталях нашим сегодняшним представлениям, но написаны с позиций марксистского литературоведения и свидетельствуют о тонком вкусе автора.

В 1911 году была напечатана, также в «Гляйхайт», важнейшая работа Клары, посвященная вопросам искусства,– ее статья «Искусство и пролетариат». Она родилась, как сообщала Клара Францу Мерингу, из доклада, прочитанного ею на заседании штутгартского комитета по рабочему образованию. ¹ '

«Я сделала это также для того,– говорится в письме,– чтобы доставить удовольствие моему мужу, которому я столь многим обязана за все достигнутое мной в области искусства, за новые мысли и умение наслаждаться искусством...»

Разумеется, Фридрих Цундель лишь побудил се взяться за эту работу. Глубокие мысли, которые мы находим в этой статье, четко сформулированное отрицание буряхуаз-ного декадентского искусства, признание за широкими народными массами творческих сил в искусстве, твердая убежденность в том, что именно рабочий класс является хранителем культурного наследия и призван к созданию нового, социалистического искусства,– таковы основные положения статьи, принадлежащей перу убежденного и образованного марксиста Клары Цеткин.

В их совместной жизни Фридрих Цундель был для Клары хорошим товарищем. Она обо всем с ним советовалась, в ее письмах часто встречаются фразы: «Это я должна обсудить с моими мужчинами» или «Мои мужчины полагают...» «Ее мужчины» – это Фридрих Цундель, Максим и Костя. Во время болезни и упадка сил, а такие периоды в первые годы нового века случались все чаще, муж Клары заботливо за ней ухаживал, утешал, когда она волновалась из-за событий, происходивших в партийной жизни.