Текст книги "Заседание рейхстага объявляю открытым"

Автор книги: Луиза Дорнеманн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 35 страниц)

Роза, моя самая дорогая и любимая, с нетерпением ожидаю твоего ответа. О множестве вещей, о которых хотелось бы беседовать с тобой до бесконечности, я умалчиваю. Прижимаю тебя крепко, крепко к своему сердцу. Твоя Клара.

Привет всем, особенно Карлу и Лео».

Это единственное дошедшее до нас письмо Клары Цеткин Розе Люксембург, написанное в дни Ноябрьской революции, проделало зловещий, мрачный путь. Один из офицеров-конногвардейцев мотопехотной дивизии, той воинской части, к которой принадлежали убийцы Карла Либкнехта и Розы Люксембург, вынул его из сумочки Розы – как «сувенир» – и сохранил. 1 мая 1969 года опр было опубликовано в газете социал-демократов ФРГ «Форвертс».

Это письмо положило начало оживленному обмену мнениями и тесному сотрудничеству между Кларой Цеткин и ее берлинскими друзьями.

18 ноября Роза Люксембург смогла наконец написать своему другу первое письмо.

«18 ноября 1918 года.

Мой адрес: Берлин, отель «Мольтке».

Моя самая дорогая, очень спешу и потому пишу всего несколько строк. С той минуты, как я сошла с поезда, я еще не побывала в собственной квартире. Все время до вчерашнего дня было бесконечно много беготни и забот, касающихся «Роте фане». Выйдет газета или не выйдет? Вокруг этого велась борьба с утра до поздней ночи. Наконец газета вышла. По отношению к ней тебе следует набраться терпения, в техническом отношении она еще не на высоте, все это постепенно наладится. В первую очередь меня интересует твое мнение по поводу содержания. У меня такое чувство, что мы будем работать полностью согласованно, и это делает меня счастливой. Все мои мысли и сердце с тобой. Если бы я могла вырваться к тебе хоть на один день!.. Пока что письма ко мне отправляй срочной почтой. Твою статью ожидаю с огромным нетерпением. Пиши очень кратко! Не загружай себя чрезмерной работой. Статью, подписанную тобой, мы хотели бы получить как можно быстрее. Может быть, это будет статья по женскому вопросу, теперь это так важно, а в этом никто из нас ничего не понимает.

Моя самая дорогая, тороплюсь, тысяча приветов, крепко обнимаю. Твоя Р.».

Легко представить себе, как счастлива была Клара, получив это письмо, первое, написанное ее другом по освобождении из тюрьмы!

В тот же день из Берлина была послана еще и телеграмма: «Немедленно вышли для «Роте фане» небольшую статейку за твоей подписью. Тема любая. Желательно о женщинах. Тысяча сердечных приветов. Роза. Отель «Мольтке»».

Через три дня последовала новая телеграмма: «Огромное спасибо за письмо и статью. С твоей точкой зрения полностью согласна... Сердечный привет. Роза».

Посланная Кларой статья, озаглавленная «Революция и женщины», 22 ноября была напечатана в «Роте фане». Верная взглядам, которые она излагала в письмо к другу, Клара обращается к женщинам, предостерегает их против собирающейся с силами контрреволюции, пытающейся средствами открытого террора, а также лицемерными фразами о «демократически» избранном национальном собрании лишить рабочий класс завоеваний Ноябрьской революции. Цеткин требует, чтобы рабочие боролись за продолжение революции и не позволили себя обмануть.

«Требование национального учредительного собрания для всего рейха и отдельных федеральных государств есть не что иное, как фиговый листок для наступления, преследующего цель отвоевать политическую власть для правящих классов. Разделение политической власти между всеми слоями и классами всего народа – насколько это внешне звучит бесхитростно и идеально, как справедливо и демократично!

Однако в овечьей шкуре скрывается волк... Разделение власти между рабочим классом и буржуазией всегда заканчивается классовым господством буржуазии – пусть иногда прикрытой и слегка смягченной, но всегда – классовой диктатурой имущих и эксплуатирующих...

Мировая война оставила человечеству руины капиталистического строя. Это диктует необходимость построения общества на социалистической основе, если рабочий класс не хочет погибнуть духовно и физически. Социализм – не как теория общественного развития, а как его практика – является велением времени».

Через два дня после опубликования этой статьи берлинские друзья высказались по поводу сделанных Кларой предложений об организации агитации среди женщин. В письме, которого с таким нетерпением ждала Клара, говорилось:

«Посылать мне письма временно надлежит на адрес Матильды (дома я все еще не была!).

Моя самая дорогая, в большой спешке вместо длинного письма, уже написанного в моем сердце, только несколько жалких строк. Самое главное, я бы очень хотела тебя видеть и с тобой беседовать. Но отлучиться отсюда и приехать на пару дней к тебе я смогла бы лишь примерно недели через две...

Теперь – об агитации среди женщин! Ее важность и срочность для нас очевидны – в равной мере как и для тебя. Уже на первом нашем заседании по моему предложению было решено издавать также газету для женщин и тебя для этой цели (или, точнее, под этим предлогом) выкрасть из лейпцигской газеты...

Во всяком случае, мы здесь, в Берлине, должны выпускать газету для женщин или в качестве самостоятельной газеты, выходящей один или два раза в неделю, или как ежедневное приложение к «Роте фане» – что придется решать тебе, мы, естественно, должны об этом договориться! А дело это такое срочное! Каждый потерянный день – непростительный грех.

Твоя идея насчет листовок, конечно, великолепна. Возникает лишь вопрос, не будет ли более практичным ежедневное приложение к «Роте фане»? Все зависит от того, где ты будешь находиться, и как сделать так, чтобы все было сосредоточено в твоих руках.

Но прежде всего нужна подробная и обстоятельная беседа. Как я сказала, у тебя смогу быть лишь через две недели. А ты хочешь приехать сюда? Можешь ли ты, действительно, так рисковать? И можем ли мы взять на свою совесть этот грех и требовать от тебя такого напряжения сил? Ведь на сегодняшний день путешествие из Штутгарта в Берлин почти что опасно для жизпи. Ответь откровенно! Ведь твое здоровье важнее всех остальных соображений. Прибыть сюда значительно раньше, чем я приеду к тебе, ты все равно не сможешь, поезда-то ведь не ходят...

Что касается вопросов тактики, между тобой и нами нет пи малейшего расхождения. Это великая радость и утешение! Несмотря на это, о столь многом необходимо побеседовать и посоветоваться...»

29 ноября следует еще одно письмо Розы, в котором она сообщает, что принято решение – отвести в «Роте фане» еженедельно полполосы для женской газеты.

«Делать ее придется тебе. Распоряжайся отведенным тебе местом так, как считаешь правильным. Мы представляем себе приложение не теоретическпм в духе приложения к «Лейпцигер фольксцайтунг», а популярно-агитационным, примерно таким, как вся «Роте фане» в целом. Материал для приложения, естественно, должна будешь подбирать ты из прессы. Мы просили бы тебя в каждом приложении давать передовицу па одну-две колонки, затем разные рубрики и сообщения пз-за границы, по стране, буржуазное женское движение, экономика и т. д. Если считаешь нужным привлечь сотрудников, пригласи их сама, но только тех, кто официально разделяет наши взгляды (например, Цгщ п М. Вурм не подходят) ».

Подходят, продолжала она, только Кэтэ Дупкер и Регина Рубен. Главную работу Клара должна будет выполнять сама. Связанные с изданием расходы, а также жалованье для нее приемлемы. Не совсем еще ясен вопрос с бумагой.

«Прежде всего немедленно сообщи,– писала затем Роза,– согласна ли ты с планом и как ты со всем этим намереваешься поступить...

Твое предложение относительно листовок в общем принято, первую ты должна написать как можно скорее. Но условие: кратко! У пас нет бумаги для двойных листовок, поэтому рассчитывай только на две страницы. Ожидаем присылки текста. Это должна быть популярная листовка о работницах и революции... Если бы ты только знала, как много нужно мне тебе рассказать! Здесь я живу как в аду! Вчера в 12 часов ночи я впервые попала в свою квартиру, и то только потому, что мы оба – Карл и я – выдворены из всех отелей этого района (вокруг Потсдамского и Ангальтского вокзалов)!

Тысяча приветов, я должна кончать письмо. Обнимаю тебя. Твоя Р.

Только что после совещания мне сообщили, что с бумагой для женского приложения все в порядке. Значит, можно за него приниматься, как только ты будешь готова!»

30 ноября последовала еще одна телеграмма:

«Пожалуйста, вышли немедленно женскую листовку – кратко, популярно, агитационно о задачах женщин в революции. Письмо сегодня отправила. Тысяча приветов. Роза».

Клара, страстно увлеченная новым заданием, счастливая, предвкушая предстоящую совместную работу с берлинскими товарищами, готовилась к поездке, планируя ее на начало декабря. Но ее болезнь нарушила эти планы и вселила тревогу в сердца близких и друзей.

«Я была так счастлива,– читаем мы в одном письме Розы Люксембург, не имеющем даты, но написанном, очевидно, в середине декабря,– получив сообщение, что ты почувствовала себя лучше. Тяжелый камень упал с моего сердца, и я смогла более спокойно приняться за работу».

К этому времени контрреволюция уже накопила силы. Развитие революции гигантскими шагами шло навстречу боям и трагическим событиям января 1919 года.

Были созданы контрреволюционные отряды «гражданской самообороны» буржуазии и студентов, объединения офицеров и унтер-офицеров, части пограничной охра-иы, корпуса добровольцев. Вокруг Берлина, что было особенно важно, сосредоточены реакционные войска, оказавшиеся вне влияния революционных сил. Все время поддерживалась связь с империалистическими дсржавами-нобедителышцами. Сорвано установление дипломатических отношений с Советской Россией. Продовольствие, посланное Советским правительством в знак солидарности и в помощь голодающему немецкому народу, не было принято.

С другой стороны, было сделано все для того, чтобы обмануть трудящихся, стремившихся к миру, демократии и социализму. Буржуазные партии перестраивались паново, всячески убеждая массы в своем «демократизме». Не было ни одной из них, которая не присвоила бы себе названия «народной» партии или по меньшей мере «демократической». «Обобществление придет, оно – дело будущего,– взывали они на все лады,– самое важное сейчас – покой, мир и порядок. Новое правительство сделает все необходимое для этого».

Все это было связано со все возрастающей провокационной травлей, направленной против «Союза Спартака», Карла Либкнехта и Розы Люксембург. Ужо в начале декабря 1918 года предприниматели обнаглели и отклоняли требования рабочих. Ответом явилась волна забастовок. Но в Берлине уже прозвучали первые выстрелы – б декабря на Шоссештрассе. Подняла контрреволюция голову и в других городах, прежде всего в Рейнско-Рурской области, где промышленные магнаты устраивали заговоры, готовя вступление войск Антанты в Рурскую область даже ценой ее отделения от Германии. Совет рабочих и солдатских депутатов, узнавший о заговоре, арестовал Эдмунда Стиннеса, Августа и Фрица Тиссеиа и других.

«Союз Спартака» прилагал огромные усилия для оказания повсеместно сопротивления контрреволюции, настойчиво требовал отставки правительства Эберта – Шейдс-мана, на все провокации отвечал – в первую очередь в Берлине – мощными демонстрациями протеста, организовал 16 декабря демонстрацию, в которой участвовало 250 тысяч берлинских рабочих, требовавших от всегерманского съезда Советов не допустить передачи власти национальному собранию и объявить о своей солидарности с братьями в Советской России.

Однако, как беззаветно ни боролись спартаковцы, как ни работали без устали над установлением связи с округами, как пламенно ни призывала «Роте фане» массы к дальнейшему углублению революции, как ни серьезны были ее предупреждения о перешедшей в наступление контрреволюции, как ни мужественно выступил созданный в конце октября Немецкий союз свободной социалистической молодежи,– несмотря на все это обнаружилось, что «Союз Спартака» слишком слаб организационно, недостаточно крепко связан с массами, чтобы противостоять большинству социалистов и лидерам Независимой социал-демократической партии. Эти серьезные противники обеспечивали свое влияние на массы гигантским, разветвленным, отлично сколоченным организационным и пропагандистским аппаратом.

Всегерманскпп съезд Советов принял решение – против голосовали левые Независимой социал-демократической партии и небольшое число присутствовавших на съезде членов «Союза Спартака» – о передаче власти Национальному собранию, когда оно будет избрано, а до этого времени – правительству Эберта – Шейдемана. Тем самым съезд высказался против углубления революции, за буржуазную республику. Обнаружилось также, что правые лидеры Независимой социал-демократической партии не собирались соглашаться с требованием о созыве партийного съезда, который, как надеялись Роза Люксембург и Клара Цеткин, предоставил бы «Союзу Спартака» возможность произвести разрыв с партией на глазах широкой общественности.

Отныне создание революционной партии стало делом совершенно безотлагательным. 22 декабря руководство «Союза Спартака» приняло решение о созыве 29 декабря общегерманской конференции в Берлине.

25 декабря, на следующий день после того как в Берлине революционная народная дивизия мореной пехоты была окружена и обстреляна реакционными войсками, а затем только благодаря вмешательству «Союза Спартака» освобождена берлинскими рабочими, Роза Люксембург, которой удалось выбраться на несколько часов в свою квартиру, сидела за письмом к самому близкому

другу:

«Клара, моя самая дорогая, сегодня впервые после Бреслау я сижу за своим письменным столом и хочу послать тебе рождественский привет. Насколько охотнее я поехала бы к тебе! Но об этом не может быть и речи, так как я прикована к редакции и ежедневно просиживаю до полуночи в типографии, чтобы прочесть верстку, кроме того, в эти бурные времена лишь к десяти и одиннадцати часам вечера поступают наиболее важные сообщения и указания, на которые необходимо немедленно реагировать. К тому же почти ежедневно с раннего утра конференции и беседы, в промежутках собрания, а для разнообразия каждые несколько дней срочные предупреждснпя от «официальных учреждений» о том, что Карла и меня подкарауливают убийцы, и потому нам не следует ночевать у себя дома, а каждую ночь искать пристанище где-либо в другом месте – пока мне это все не надоедает, и я просто иду к себе домой...

Здесь положение все больше обостряется, как во вне – по отношению к людям из окружения Эберта,– так и внутри – в Независимой социал-демократической партии. Ты ведь теперь регулярно получаешь «Роте фапе» и видишь, что мы не перестаем кричать о необходимости созыва партийного съезда. Вчера на это последовал формальный отказ... Штрёбель, Гаазе, Барт(!), «Фрай-хайт» открыто требуют «отделения от левых», то есть от нас...»

Но Клара не получала газеты «Роте фане», пе имела представления о всей сложившейся ситуации и была не в состоянии достаточно глубоко в ней ориентироваться. Едва успела Роза Люксембург отправить свое послание, как получила письмо, в котором Клара умоляла приехать к ней.

Поэтому 26 декабря вдогонку Роза посылает повое письмо:

«Моя самая дорогая, я только что получила твои строки от 23-го числа. Мне приехать к вам немыслимо, газету я не могу оставить даже па один день. Буду бесконечно рада, если ты вырвешься к нам. Здесь тебя ждут со страстным нетерпением друзья, огромное поле деятельности и мои распростертые объятия. Мой домик, конечно, к твоим услугам и ждет тебя. Отныне я сама буду ежедневно посылать тебе свежие номера «Роте фане».

Пиши как можно скорее, приедешь ли ты и когда. Я счастлива при мысли об этом...»

Но предпринять поездку в Берлин Кларе оказалось не под силу. Она не смогла присутствовать на самом значительном, историческом событии Ноябрьской революции. Только из полученной ею приветственной телеграммы созванного «Союзом Спартака» учредительного съезда Коммунистической партии Германии узнала Клара Цеткин об основании КГ1Г, ее партии. Об учредительном съезде КПГ ей подробно рассказали штутгартские товарищи, посетившие ее немедленно по возвращении домой. В сильном волнении слушала она своих друзей, засыпала их вопросами, желая знать все подробности. Какого придерживаются мнения о происходящих событиях ее ближайптае друзья, что думают по этому поводу представители крупных рабочих центров – Берлина, Саксонии, Рейнско-Рурской области, Сродней Германии? Какие доклады были прочитаны на съезде, кто выступал в прениях? Какие всплыли проблемы, обнаружились разногласия? Какие приняты решения?

Клара попросила у товарищей посмотреть их записи па съезде и внимательно их изучила, так же как и программу молодой партии, экземпляр которой товарищи привезли с собой. В программе содержались требования: разоружение контрреволюции и вооружение рабочих, создание социалистической республики, экспроприация юнкеров и монополистов, радикальные социальные мероприятия.

Это была подлинно революционная программа. Она свидетельствовала о том, что из немецкой истории и мировой войны извлечены необходимые уроки. Программа призывала к ниспровержению германского империализма и милитаризма. Распространяемым правыми лидерами Социал-демократической и Независимой социал-демократической партий реформистским представлениям о «демократическом социализме» программа противопоставила марксистскую теорию научного социализма, военной политике правящих классов Германии, ведущей страну к катастрофе,– политику борьбы за мир, демократию и дружбу между народами. Программа требовала построения совершенно нового государства, полного преобразования экономической и социальной основы общества.

«Итак, товарищи, члены партии,– заявила Роза Люксембург,– сегодня мы переживаем такую минуту, когда можно сказать: мы снова с Марксом, под его знаменем. Если мы сегодня в нашей программе говорим: непосредственной задачей пролетариата является не что иное, как – формулируя кратко – построение социализма и радикальное уничтожение капиталистического общества, то мы тем самым оказываемся на позиции, которую занимали Маркс и Энгельс в 1848 году и от принципов которой они никогда не отклонялись».

Клара Цеткин полностью разделяла принятую съездом программу. Однако она не была согласна с теми из выступавших, кто, не имея достаточного политического опыта и глубоко возмущаясь предательством профсоюзных лидеров и правого руководства социал-демократии, отказывался продолжать политическую работу в реформистских профсоюзах. Не согласна была Клара и с теми из делегатов, кто возражал против участия в предстоящих выборах в Национальное собрание. То, что такое решение, вопреки позиции руководства, было принято, ее глубоко взволновало. Тем не менее созданная Коммунистическая партия Германии была партией, которой отныне принадлежала ее жизнь.

Но один вопрос еще оставался неясным, и он был решен вместе с берлинскими друзьями. Речь шла о том, каким образом Клара Цеткин – еще редактор приложения для женщин к «Лейпцигер фольксцайтунг» и член расширенного правления Независимой социал-демократической партии Германии – объяснит свой выход из партии, в составе которой находилось большое число честных революционеров? Как сделать это с максимальной пользой для революционного движения, как добиться того, чтобы вместе с ней вышло из Независимой социал-демократической партии как можно большее количество рабочих?

Они пришли к выводу, что об официальном выходе Клары Цеткин из Независимой социал-демократической партии должно быть объявлено на ее съезде после того, кате она разоблачит перед делегатами предательскую политику правого руководства. Этот съезд должен был состояться в марте 1919 года, вскоре после учредительного съезда Коммунистической партии Германии.

21 Луиза Дорнеманн

«Хочу бороться там, где жизнь!»

Сразу же после учредительного съезда КПГ Клара Цеткип начала готовиться к поездке в Берлин, не обращая больше внимания на предостережения врачей и близких. Она уведомила Розу Люксембург о своем предстоящем приезде, одновременно высказав глубокую озабоченность решением съезда не принимать участия в выборах в Национальное собрание.

В начале января 1919 года контрреволюция нанесла удар. 4 января был смещен с поста начальника полиции полицей-президент Берлина Эмиль Эйхгорн, принадлежавший к левому крылу Независимой социал-демократической партии и верный делу рабочего класса. Рабочие Берлина ответили мощными демонстрациями и взялись за оружие. Они захватили здания ряда газет, в том числе «Форвертс», имперскую типографию, управление продовольственного снабжения, дирекцию железных дорог и многие вокзалы. В Брауншвейге, Дортмунде, Эрфурте, Галле, Хамборне, Гамбурге, Мюльгейме, Вольфенбюттеле, Цвиккау были объявлены забастовки солидарности с пролетариатом Берлина. В Дрездене, Хагене (Вестфалия), Лейпциге, Мюнхене, Нюрнберге и Штутгарте произошли вооруженные столкновения рабочих с реакционными силами. В Бремене была провозглашена Советская республика.

8 января контрреволюционные войска Носке начали наступление на Берлин. Революционные силы, поддержанные Коммунистической партией, героически защищались, но были подавлены. 14 января войска Носке полностью овладели Берлином, в пролетарских кварталах города свирепствовал белый террор, многие рабочие подверглись пыткам, многие были убиты. Началась охота за коммунистами и их руководителями.

Несмотря на все преследования, благодаря героизму и самопожертвованию коммунистов, и в первую очередь Карла Либкнехта и Розы Люксембург, «Роте фане» продолжала выходить и в эти тяжелые дни.

15 января 1919 года газета напечатала пламенный боевой призыв Карла Либкнехта «Вопреки всему!», его обращенные к немецкому рабочему классу слова, полные уверенности в грядущей победе:

«Да, это так! Революционные рабочие Берлина потер-рели поражение! Сотни лучших из них растерзаны! Верно! Многие сотни самых преданных нам людей брошены в тюрьмы!..

Но есть поражения, которые становятся победой; и победы, более роковые, чем поражения. Побежденные стойко держались во время кровавой январской недели; они покрыли себя славой, они сражались за великое дело, за благороднейшую цель страждущего человечества...

Сегодняшние побежденные станут завтра победителями. Ибо поражение послужит им уроком...

Ибо «Спартак» воплощает пламя и дух, сердце и душу, волю и действие пролетарской революции, «Спартак» воплощает все горе и всю жажду счастья, всю боевую решимость классово сознательного пролетариата. Ибо «Спартак» – это социализм и мировая революция.

Немецкий рабочий класс еще не прошел до конца свой путь на Голгофу... Волны событий вздымаются все выше и выше – нам ведь не привыкать к тому, что нас то вознесет на вершину гребня, то бросает в бездну. Наш корабль стойко и гордо идет своим курсом к намеченной цели.

А будем ли мы живы или нет, когда удастся достигнуть цели, все равно – жить будет наша программа: она станет господствующей в мире освобожденного человечества. Вопреки всему!»

Эта статья была опубликована утром того дня, когда Карл Либкнехт и Роза Люксембург были схвачены и злодейски убиты контрреволюционными войсками.

За четыре дня до этого Роза Люксембург написала Кларе Цеткин письмо, последнее, полученное Кларой от ее друга.

«Моя Клара, моя самая дорогая,– говорилось в письме,– сегодня я получила твое подробное письмо... не поддается описанию образ жизни, который веду я, все мы – вот уже на протяжении недель – сплошной водоворот, постоянная смена квартир, беспрерывные тревожные сообщения, а в промежутках – напряженная работа, конференции и т. д. и т. и. У меня буквально не было минуты, чтобы написать тебе! В своей квартире бываю лишь изредка, па несколько ночных часов. Но сегодня мне все же удастся, может быть, написать тебе письмо. Не знаю только с чего начать, так много нужно мне сказать тебе».

Потом она переходит к сомнениям, высказанным Кларой.

«Итак, прежде всего о том, что касается неучастия в выборах. Ты в огромной степени переоцениваешь значение этого решения... Наше «поражение» было всего лишь триумфом несколько ребяческого, незрелого, прямолинейного радикализма... Не забывай, что спартаковцы в значительной своей части являются представителями молодого поколения, свободными от оглупляющих традиций «старой, испытанной» партии – и все это надо воспринимать с учетом как светлых, так и теневых сторон. Мы все единодушно решили не придавать этому факту слишком большого значения... Ты расцениваешь проблему (имею в виду трагизм решения) совсем иначе, нежели мы, так как ты теперь, к сожалению, не имеешь с нами контактов в том, что касается многих деталей, вернее, ты не связана с ситуацией так, как если бы ты ощущала ее сама лично и непосредственно.

По получении твоего письма и телеграммы, в которых ты касаешься вопроса о выборах, моим первым побуждением было телеграфировать тебе: немедленно приезжай. Уверена, одной недели пребывания здесь и непосредственного участия в нашей работе и наших обсуждениях было бы достаточно, чтобы между тобой и нами установилось полное единодушие абсолютно во всех вопросах. Но я вынуждена, напротив, просить тебя задержаться несколько с приездом, пока у нас снова не наступят более спокойные времена. Жизнь в этой суматохе, ежечасной опасности, смене жилья, постоянной спешке и преследованиях – не для тебя, и особенно еще и потому, что все равно пет никакой возможности нормально работать и даже толком все обсудить...»

Когда письмо было на пути в Штутгарт, Клара уже знала о тяжелом положении друзей, находилась в постоянной тревоге за них. Газеты были полны сообщений о событиях в Берлине, подлая травля спартаковцев и их руководителей дошла до апогея. Белый террор распространился не только на Берлин, но и на все города, где рабочие вели борьбу. Пострадали от него и штутгартские коммунисты.

Многие их руководители были арестованы. О судьбе их никому ничего не было известно.

13 января Клара решила еще раз написать Розе Люксембург. Она приготовила письмо в двух экземплярах и отправила его по двум разным адресам.

«Моя самая дорогая, моя единственная Роза! Дойдет ли до тебя это письмо, моя любовь?.. И все же я пишу... Ах, Роза, какие дни! Так ясно ощущаю твое историческое величие и значение совершаемого тобой сейчас. Но понимание всего этого не может заглушить голос моего сердца. Ничем нельзя заглушить мою мучительную тревогу и страх за тебя... Меня охватывает чувство боли и стыда, что я не с тобой, не разделяю твоей борьбы... Вчера газеты принесли весть, что ты арестована правительственными бандами. У меня подкосились ноги. Вечером пришло опровержение. Я облегченно вздохнула и ухватилась за последнюю соломинку надежды... Прижимаю тебя крепко, крепко к своему сердцу. Всегда твоя Клара».

Известие об убийстве Карла Либкнехта и Розы Люксембург ей передали по телефону, вслед за тем она узнала о пем из газет. «Убиты при попытке к бегству» – так значилось в сообщениях. В это Клара не верила ни одной минуты. Позже открылась суровая правда.

Как Клара Цеткин потом не раз говорила, ей пришлось пережить самые страшные часы, которые когда-либо выпадали па ее долю. Но еще важнее, чем оплакивать погибших друзей, было для нее продолжать их дело, оберегать их наследие.

«Вчера рано утром пришла ужасная весть,– писала она 18 января 1919 года секретарю Розы Люксембург Матильде Якоб.– Накануне после обеда и вечером газеты сообщили об аресте Карла и Розы. Я предчувствовала страшное и немедленно телеграфировала Гаазе и фрау Циц с требованием предпринять все необходимое для спасения обоих... Я твердо решила, невзирая на болезнь, трудности с транспортом и то, что Роза отговаривала меня от этого путешествия, отправиться в Берлин, чтобы пустить в ход все средства для защиты обоих, моих дорогих, единственных. Потом пришли утренние газеты. Все кончено! Ах, моя дорогая Матильда, вы должны понять, что с этой минуты во мне происходит. Ибо если вы сами и не участвовали в политической борьбе, вы лично и по-человечески знали и понимали обоих лучше, чем очень многие политические деятели. Вы знаете, как с ними поступили... Не могу никак себе представить, что без Карла и Розы жизнь может дальше идти своим путем, что в небе сияет солнце... Матильда, Матильда, сможем ли мы это вынести – дальше жить без обоих, без Розы? Попытка дальнейшего существования для меня имеет смысл только в одном-единственном случае – если жизнь будет наполнена следующим содержанием: следуя заветам Карла и Розы, работать и бороться среди масс и с массами, зорко смотреть и заботиться о том, чтобы нас вели вперед их идеи, идеи злодейски убитых наших товарищей. Это мне завещала Роза.

Сюда же относится и следующее. Написанные Розой труды должны быть собраны и напечатаны. Они – драгоценное живое наследие, принадлежащее массам. Вместе с будущим развитием революционного движения они явятся памятником, который Роза заслужила у потомков, памятником более прочным, чем гранит. Я использую все мои силы для того, чтобы Розе и Карлу был воздвигнут достойный их памятник в социалистической литературе и истории пролетариата».

Так она и поступила, переплавив боль и страдания своего сердца в боевые дела.

«После того зверского преступления я много выступаю на собраниях, посвященных памяти Карла и Розы,– писала Клара Цеткин Матильде Якоб в конце января 1919 года.– Вчера грандиозный вечер в Эслингепе. Для входа в зал, вмещающий тысячу мест, было роздало две тысячи билетов, людей набилось столько, что некоторые падали в обморок и их выводили, настроена публика была замечательно. Сегодня вечером чествование памяти Карла и Розы в Штутгарте, где я должна буду выступать».

Один из участников этого собрания, Генрих Рау, рассказывал автору книги: «Боль утраты она переживала острее каждого из нас, тем не менее именно она нас всех ободряла, убеждала, что для убийц и подстрекателей может быть только один ответ: лучше, упорнее бороться за великие цели, за которые павшие отдали свои жизни».

В конце февраля Клара выехала в Берлин, чтобы принять участие в подготовке съезда Независимой социал-демократической партии, который состоялся с 2 по 6 марта.

4 марта, выступая на съезде, она полностью воздала должное правому руководству партии. В многочасовой речи Клара Цеткин раскрыла перед делегатами всю порочность и лживость политики партийного руководства, которое оказало поддержку мошенническим маневрам, направленным на срыв обобществления средств производства, допустило вооружение контрреволюции, выступало в защиту сложившегося в те бурные дни соотношения сил под предлогом сохранения якобы «спокойствия и порядка». Она убедительно показала, как правые лидеры партии удерживали массы от борьбы, скрываясь от протестующих за плотно закрытой дверью. Клара Цеткин привела яркие примеры двусмысленной позиции руководства Независимой социал-демократической партии по отношению к большевикам. Она четко охарактеризовала внутренний разлад в партии, наличие в ней революционного и оппортунистического направления и потребовала отделения от правых.