Текст книги "Мемуары"

Автор книги: Лени Рифеншталь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 65 (всего у книги 80 страниц)

Как я нашла Хорста

Время летело быстро, а я еще не нашла спутника. Предпринимать такую экспедицию в одиночку, как задумывалось ранее, все же было слишком сложно и рискованно. Но теперь, после накопленного опыта брать с собой команду я не хотела. В Африке зачастую бывает трудно найти общий язык даже с хорошо знакомыми людьми. Не каждый нормально переносит жару и тяжелый труд. Спутник, которого я искала, должен был обладать уравновешенным характером, прекрасным здоровьем и радоваться труду. Требовался не просто хороший водитель, но еще и человек, способный ремонтировать машину. Недостаток в деньгах не позволял взять профессионального оператора, поэтому возникала дополнительная необходимость, чтобы мой спутник что-то смыслил в кинотехнике. Такое сочетание качеств, знаний и умений стало бы идеальным. Само собой разумеется, казалось, что это лишь мечта. И тут на помощь пришел случай.

Каждый раз, когда я появлялась в копировальной мастерской «АРРИ» и интересовалась, не знают ли они ассистента оператора с навыками обращения с внедорожником, там только смеялись и говорили: «Такого человека, не существует». К сожалению, сотрудники «АРРИ» были правы, ведь я уже несколько месяцев безрезультатно расспрашивала о том же всех своих знакомых. Но однажды ко мне подошел экспедитор, работавший в той же конторе, и сказал:

– Я случайно услышал, о чем вы говорили. Думаю, что знаю человека, который мог бы быть вам полезным.

– Кто же это такой и можно ли его увидеть?

– Он частенько здесь бывает, когда приносит проявлять пленки.

– Кто он по профессии? – спросила я недоверчиво.

– Он работает ассистентом оператора, но он еще и механик, думаю, что даже автомеханик.

Я внимательно слушала.

– Не могли ли бы вы представить мне своего знакомого?

– Нет проблем. Он снимает комнату у моей матери.

Записывая имя и номер телефона так заинтересовавшего меня человека, доброжелатель проговорил:

– Это именно тот, кто нужен для вашей экспедиции.

Я позвонила через несколько дней. Трубку взяла хозяйка дома, фрау Хорн. Сын уже рассказал ей о моей просьбе. К моему разочарованию, выяснилось, что ее жилец вчера уехал в Италию в отпуск и вернется только через три недели.

– Но, – продолжила собеседница, – по возвращении в Мюнхен господин Кеттнер сразу же с вами свяжется. Сначала он все принял за шутку, но, если речь идет о настоящей экспедиции в Африку, можете на него рассчитывать.

– А что за человек господин Кеттнер? – спросила я.

Госпожа Хорн начала восторгаться:

– О, утонченный, чуткий человек, такой спокойный и скромный. У меня еще никогда не было такого жильца. Его комната всегда прибрана, он не курит и не пьет, всегда готов помочь. Я могу сказать о нем только самое лучшее.

Все выходило слишком хорошо. Получится ли из этого что-нибудь на самом деле? По меньшей мере в поездке до Хартума мне необходим спутник, которого потом, в случае чего, можно было бы отпустить. А там я найду хорошего африканского шофера. В случае необходимости для съемок приглашу суданца. Это в крайнем случае, но все же лучше, чем если провалится вся экспедиция.

Ситуация так или иначе раскручивалась. Но тут опять «холодный душ» – письмо моей подруги Урсулы Вайфер из Хартума. Я ждала его долго, а, прочитав, поразилась.

Политическая обстановка все еще неопределенная, и я не знаю, сможет ли Абу Бакр помочь тебе получить разрешение на пребывание в горах Нуба. Его арабская вежливость, не позволяющая открыто говорить, находишься ли ты еще в черном списке, скрывает истинное положение вещей. Почитателей у тебя в Судане, определенно, много, но я не думаю, что кто-либо из них станет сотрудничать со службой безопасности, чтобы обеспечить тебе возможность проведения длительной экспедиции. Конечно, нуба в противоположность динка и шиллукам, не настроены против арабов. Но в глазах основного населения страны они «примитивные» люди, и если им симпатизирует белый, то, по крайней мере, простые арабы даже представить не могут, что этих дикарей можно любить, а потому всегда подозревают за всем этим какую-то сомнительную подоплеку. Мне жаль, что мои строки противоречат твоим надеждам. Желаю, чтобы тебе хватило сил осуществить свои замыслы.

Впервые за все это время у меня появилась мысль отказаться от своих планов и все бросить. Однако вскоре настроение улучшилось, на первый взгляд, по незначительному поводу. Было уже поздно, я диктовала Инге письма, когда позвонил Хорст Кеттнер. Я между тем успела о нем позабыть. Через полчаса он приехал на Тенгштрассе. Я приветствовала немного застенчивого молодого человека, очень высокого, стройного и прекрасно выглядевшего. Его лицо с первого мгновения вызвало у меня доверие. Я осторожно попыталась что-нибудь выведать о нем. Хорст говорил на немецком с акцентом. Ребенком, имея немецких родителей, он рос в Чехословакии и только два года назад приехал в Германию. Мое имя ни о чем ему не говорило.

Хорст откликнулся на мое предложение лишь потому что интересовался Африкой. Я сразу честно заявила, что зарплату платить не смогу, только покрою расходы на дорогу и необходимые страховки. Кеттнера это не испугало. Он согласился тотчас же.

Уже через три дня мой новый помощник начал работать. Дел оказалось множество: пополнить оснащение камер, сделать пробные съемки с помощью оптики и фильтров, заказать кино– и фотопленки, но прежде всего приобрести все необходимое для машины – инструменты и запасные части.

На календаре – конец сентября. Как и перед предыдущей экспедицией, все еще нет визы, также как и разрешения на ввоз машины. Тем не менее мы сделали все необходимые прививки. Наступило время забрать из Лондона «лендровер», за которым вызвался поехать Хорст. Я рискнула передать ему деньги на машину. Парень не говорил ни слова по-английски. Поездка в Англию прошла не совсем гладко, с машиной возникли трудности: Хорст не смог получить ее сразу из-за забастовки. При поддержке английских друзей и при непосредственном активном участии моего нового помощника процесс изготовления автомобиля ускорился. Заказ выполнили на заводе «Ровер» в Солихалле. [498]498
  Солихалл – город в Англии, к северу от Бирмингема.


[Закрыть]Из-за недостатка времени, связанного с соблюдением сроков погрузки в Генуе, Хорст проехал от Лондона до Мюнхена без остановки. С выбором сотрудника мне в высшей степени повезло.

Теперь события развивались быстро. В то время когда Хорст метался в поисках необходимых емкостей для воды и надежного прицепа к «лендроверу», я поехала в Ветцлар, чтобы там у Лейтца проверить и пополнить свое фотооборудование. На следующий день я была во Франкфурте в институте Фробениуса, где показала свои слайды с нуба и переговорила с профессором Хаберландом о намеченной экспедиции. Назавтра я уже стояла в Мюнхене перед камерой, Британская телерадиокорпорация снимала обо мне 50-минутный фильм. На этот раз режиссером был Норман Сваллоу, необыкновенно симпатичный англичанин, в лице которого я приобрела настоящего друга.

Одновременно шла подготовка уже следующего фильма обо мне, опять-таки английского производства. Над ним работал американец Чэдвиг Холл, настоящий профессионал своего дела, соавтором выступала его супруга, известный немецкий фотограф Криста Петерс.

Тут случилось чудо: буквально в последние минуты прибыла виза. Я не могла в это поверить. Невероятно! От счастья я стала похожа на сумасшедшую. Разрешение на ввоз «лендровера» пока отсутствовало, однако в любом случае уже можно ехать в Судан. Дело еще больше ускорилось.

Хорст с утра до ночи был на ногах. Когда он измерил ящики, выяснилось, что весь наш багаж разместить в машине невозможно. Выход нашелся быстро. Инге и Гейнц Хиштанд, мои австрийские друзья из Велса, с которыми я познакомилась несколько лет тому назад в Южном Судане, с готовностью передали мне свой прицеп для «лендровера».

Мы составляли таможенные списки, проверяли страховки, а мой лечащий врач Цельтвангер подобрал необходимые лекарства. Нельзя ничего упустить: многих вещей в Судане нет.

Пришло время паковаться. Хорст заявил, что, по крайней мере, 40 процентов «из всего самого необходимого» придется оставить. Но что? Консервы так же важны, как и овсяные хлопья, баллоны с газом для примуса, агрегат для освещения съемок – разве можно без них обойтись? Именно в тот день вышел из строя лифт, а жили мы на пятом этаже. Хотя нам помогал Ули Зоммерлат, однако перенести полторы тонны тяжелых ящиков и мешков по лестнице было нереально. Уже в полночь я поехала к главному вокзалу, чтобы нанять работавшего там носильщика.

В полдень требовалось все закончить, а ночь, считай, уже осталась позади. Хорст загружал во дворе ящики в машину и прицеп, а я подбирала все, что возможно увезти с собой. Уже сутки мы не смыкали глаз, часы показывали четыре утра. Вдобавок пошел снег. Когда я спустилась во двор, то обнаружила: ящики, которые я непременно хотела взять, из машины выгружены. Хорст не мог найти для них места. Там были подарки для моих нуба: разноцветный бисер и бусинки, зеркальца, цепочки, платки, отказаться от которых не было сил. Я запротестовала:

– Эти вещи совершенно необходимы.

Хорст ответил:

– Тогда сломается машина.

В снежную метель мы, оба безумно уставшие, начали перебранку. В конце концов я выбросила из автомобиля часть продуктов, а Хорст распихал подарки для нуба во все уголки машины.

Погрузка завершилась только к семи часам. Уставшие до крайней степени, мы в предрассветных сумерках выехали на перегруженном «лендровере». Нас провожал также обессилевший Ули. Был гололед. Перегруженный прицеп мешал маневру машины. Хорсту пришлось быть чрезвычайно внимательным. Чтобы не заснуть, он попросил меня все время с ним разговаривать. Перерыв для сна категорически запрещался, иначе, определенно, провороним пароход в Генуе. У горы Иршенберг, между Мюнхеном и Розенхеймом, наш «лендровер» с прицепом полз в гору шажком. Соревнование со временем щекотало нервы. На австрийской таможне мы простояли свыше трех часов. Из-за обледенения трасс мы ехали вверх к Бреннеру все медленнее, двигаться можно было только на первой скорости. Хорст задумался. Он увидел в заднем зеркале пар. Мы страшно испугались. Хорошо, если это «дымятся» всего лишь задние колеса, перегревшиеся из-за бешеной нагрузки, несмотря на холод и лед. Хорст много ездил на грузовиках, но никогда в жизни не был таким усталым, как в этой поездке. Одни подготовительные работы стоили ему порядка десяти килограммов веса.

– Мне нужно вставить спички, чтобы глаза не закрывались, – сказал он.

Тогда я его трясла, пока он вновь ни приходил в себя. Только бы не заснуть – вот что нас заботило больше всего.

На таможенной границе у Бреннера – еще одна проблема… Но, вероятно, из-за сильного снегопада итальянцы проявили большую любезность, пропустив нас дальше. Надежда наверстать потерянное время на следующем отрезке пути оказалась напрасной. Плотный густой туман, минимальная видимость и непрерывный поток грузовиков делали обгон невозможным. В Боцен мы приехали только к полуночи. На следующий день в полдень наши машины должны быть уже в Генуе. Оставался ли у нас шанс?

В Боцене – по два кофе-эспрессо, и снова в путь. Мы находились на грани полного истощения. Ехать без перерыва больше не оставалось сил. Незадолго до озера Гарда обнаружилась небольшая гостиница, где можно было поспать полтора часа.

Ночью в половине четвертого поехали дальше. Уже светлело. Дорога освободилась ото льда, впервые мы смогли ехать нормальным темпом, еще надеясь добраться до цели. Езда по часам и минутам. За семьдесят километров до Генуи у нас внезапно лопнуло колесо прицепа. Когда Хорст принес инструменты, по шоссе покатились консервные банки, которые мы в последний момент рассовали в прицепе. Хорст лихорадочно менял колесо, а я собирала банки. Минуты, потерянные на смену колеса, наверстать уже невозможно. Оставалось только надеяться на чудо.

Как только мы добрались до Генуи, я уже предвидела следующее препятствие. Как найти нужный причал в таком огромном порту? Нас гоняли из одного конца порта в другой. Я спрашивала у портовых рабочих, полицейских – ответить не мог никто. Время погрузки мы просрочили на целый час. В отчаянии я схватила за руку итальянца и попыталась объяснить жестами, что умоляю его пойти с нами. Тот смотрел на меня так, как будто у меня не все дома. Я показывала на мои часы и на порт – он только покачал головой и пошел от нас. Я побежала за ним. Перед каким-то домом он остановился и знаками дал понять, что сейчас вернется. Я ждала, как мне показалось, целую вечность. Когда он вернулся, сначала его не узнала. Этот любезный человек, готовый теперь доставить нас к пароходу, был в форме полицейского. Оказалось, следовало проехать еще несколько километров, а стрелки часов неумолимо бежали. Наконец мы заметили наш пароход «Синтия». Из моей груди вырвался вздох облегчения. Сумасшедшая гонка завершилась.

Капитан заявил о готовности взять нас с собой. Таможенные и погрузочные формальности были быстро улажены. Мы добились почти всего. Когда портовые рабочие увидели, как перегружены «лендровер» и прицеп, то покачали головами и отказались их грузить. Я сначала не поняла, что они имеют в виду, тогда капитан объяснил, что машины слишком тяжелы, что нет таких крепких канатов, чтобы поднять их на борт. Мы окаменели. Пароход перед нами, и в самый последний момент все должно лопнуть? Я разрыдалась. Ревела в полный голос. Капитан сжалился. Он велел не поднимать прицеп, а с «лендровера» снять несколько ящиков. Работа началась. Приблизительно двадцать грузчиков занимались осторожным поднятием машины с помощью погрузочной сети. Нас окружила большая толпа людей, наблюдавших за этим маневром. Выдержат ли старые канаты, или «лендровер» рухнет вниз? Несмотря на мое волнение, я схватила фотоаппарат и сняла эту сцену. Сквозь объектив я видела медленно качающуюся в воздухе машину, упакованную в сеть.

«Боже милостивый, – молилась я. – Не допусти, чтобы машина рухнула». Все прошло хорошо, кран без повреждений перенес «лендровер» на палубу парохода. Смертельно уставшие, мы заковыляли в наши каюты.

Суданская экспедиция 1968–1969 годов

Вначале море штормило, было холодно. Пять дней мы могли отсыпаться. На пароходе я почти не видела Хорста: из-за морской болезни он редко покидал каюту. По мере приближения к Египту, погода улучшилась: стало тепло и солнечно. Однако наслаждаться этим я не могла – слишком беспокоилась из-за отсутствия разрешения на машину.

Когда мы сошли с парохода в Александрии, на нас с оглушительным криком набросились египетские торговцы, предлагая разнообразные товары: серебряные браслеты, цепочки и кожаные изделия. Но в первую очередь египтяне с завидным упорством старались навязать нам несколько полутораметровых верблюжьих чучел, на которых даже можно было сидеть. В то время как Хорст напрасно пытался объяснить, что места ни для живых, ни для каких-либо других верблюдов у нас нет, мы, к своему ужасу, увидели, что некоторые из торговцев карабкаются на перегруженную машину и намереваются закрепить там три больших чучела. Освободиться от этого «подарка» стоило больших усилий.

Прежде чем отправиться в Каир, следовало сначала выполнить все таможенные формальности. Прошло еще несколько часов. Тем временем стемнело, пришлось задуматься о ночлеге. К сожалению, удалось разместиться лишь в гостинице класса «люкс» недалеко от Каира. На следующее утро нам открылась великолепная картина: мы находились в непосредственной близости от пирамиды. Вот так событие после нервотрепки нескольких месяцев!

В Каире первым делом мы отправились на Главный почтамт, но там ничего для нас не оказалось: ни письма, ни телеграммы. Далее надо было разузнать, как можно доехать до Вади-Хальфы на «лендровере». Дважды в неделю от Асуана туда отходил небольшой нильский пароход, но, к несчастью, без суданского разрешения перевозить наш груз на борту своего судна капитан не брался.

Наступило мгновение, которого я так опасалась. Призвав на помощь все свое искусство убеждения, я, несмотря ни на что, попыталась купить билет на пароход. Напрасно. Мы задерживались в Каире. В конце концов я нашла некое бюро, готовое за определенную сумму продать билеты и без требуемого документа.

До отъезда в Асуан я вспомнила совет прежнего немецкого посла в Судане, господина де Хааса, – и послала наудачу телеграмму в Хартум спикеру парламента: «Прибываю в Вади-Хальфу пароходом 7 декабря 1968 года. Лени Рифеншталь».

У меня не было ни малейшего представления, кто получит эту телеграмму и будет ли от этого толк. Это значило поставить на карту все.

Мы покинули Каир. До Асуана оставалось около 1000 километров. Дороги находились в прекрасном состоянии, мы продвигались быстро. Так как пароход из Асуана отходил через четыре дня, мы побывали в Луксоре, и я исполнила свою заветную мечту – осмотрела Долину фараонов. Впечатление грандиозное. От фресок в гробницах я с трудом могла оторваться.

Когда, приехав в Асуан, мы увидели в гавани наш маленький кораблик, меня охватил страх. Это оказался не туристический пароход, а судно для перевозки апельсинов, на котором в качестве пассажиров находились только арабы и чернокожие. Где на нем для нашей машины с прицепом найдется место?

И действительно, погрузка оказалась весьма трудной. «Лендровер» выглядел слишком громоздким для этого суденышка. Прицепу на пароходе места вообще не нашлось. Требовалась дополнительная лодка с буксирным канатом. И вот, наконец, мы с Хорстом уже сидели на палубе среди апельсиновых ящиков. В первый раз мы вскрыли наши запасы, отфильтровали питьевую воду и с наслаждением килограммами поглощали великолепные вкусные апельсины. Это было плавание как будто не по реке Нил, а по большому озеру, поскольку некоторое время назад вода перекрыла плотину и затопила прибрежные районы.

На третий день мы приплыли к Вади-Хальфе. Меня охватило беспокойство и страх. В голове была только одна мысль: поплывем мы в Судан или нет? Судно замедлило движение и приблизилось к берегу. Перед нами простиралась только голая пустыня. Там, где когда-то раньше находилась Вади-Хальфа, все затопила вода. Весь город. Торчала только маковка церкви.

Песчаный берег выглядело совершенно безлюдно. Перед нами – суданская граница, где решалась судьба нашей экспедиции. Моему отчаянию не было предела. Я не могла даже представить, что случится, если нам не позволят въехать в страну. Люди на палубе готовились покинуть пароход, сгружать ящики с апельсинами и помидорами. Пристани тоже на месте не оказалось, кругом только песок. Наше судно притянули к берегу канатами и закрепили за стоящий там старый пароход. Я словно окаменела. Вдали, почти у горизонта, виднелись три машины, оставлявшие после себя глубокие следы на песке. Это могла быть полиция, подумала я, и тогда все – нашей экспедиции конец. Сердце застучало. На пароход поднялись несколько суданских служащих. Один из них направился прямо ко мне. Я задержала дыхание и смотрела в землю. Заданный по-английски вопрос, не я ли Лени Рифеншталь, остался без ответа. Подошел еще один чиновник в форме. Сердечным тоном он произнес невероятные слова: «Добро пожаловать в нашу страну».

Не насмешка ли это: мне – «добро пожаловать», той, которая месяцами не могла получить ни визу, ни разрешение для машины, – тут что-то не так. Я боялась, что опять случится какая-то неприятность. С недоверием выслушала пояснение офицера: им сообщили из Хартума о моем прибытии и просили оказывать мне всевозможные услуги. Первая из них состояла в том, что для нас уже успели забронировать грузовой вагон и два спальных места в поезде. Этим же вечером мы могли выехать в Хартум. Хорст и я не переставали удивляться.

О разрешении на въезд машины никто не спросил. Чиновники на таможне сами заполнили наши формуляры, проштамповали паспорта, даже не взглянув на огромный багаж. На протяжении месяцев я получала из Хартума только ужасные известия. Чем же можно объяснить подобную перемену? Мы были гостями окружного офицера, человека приятного во всех отношениях. Торжественная трапеза по случаю нашего прибытия состоялась в открытом помещении, под стоящей на легких опорах соломенной крышей. В арабских странах это великолепная защита от солнца. Кушанья были прикрыты легкими крышечками. Перед едой суданцы кланяются в сторону Мекки, что по арабской традиции означает – в руках нет ножа или вилки, они едят просто руками.

С наступлением сумерек нас привезли к поезду. Время пути до столицы составляло тридцать шесть часов – день и две ночи. Информация о нас передавалась на протяжении всего пути следования. На следующий день к нам пришел начальник маленькой станции и спросил, нет ли у нас лекарств для больной малярией женщины. У нас с собой оказалось достаточно резохина. Наступила вторая ночь. Было уже довольно поздно, поезд стоял. Вдруг в коридоре я услышала мужской голос, повторявший мое имя: «Лени, Лени».

Внезапно навалился страх: неужели меня пришли арестовывать? Затем постучали в дверь. Я открыла и увидела офицера. В темноте разглядеть его лица я не могла. Он приблизился, поздоровался, обнял меня. Поразительно! Это был генерал Осман, который несколько лет тому назад, при первой моей поездке в горы Нуба, подписал письма губернаторам различных суданских провинций с просьбой оказывать мне всяческую поддержку. Хорошо запомнились его темперамент и гостеприимство.

– Как прекрасно, – сказал он, – что вы снова в Судане. Из Хартума я получил уведомление, что вы здесь проездом. Мне бы очень хотелось пригласить вас на обед. Пожалуйте в мой дом.

Я удивленно посмотрела на него:

– Мы же не можем покинуть поезд.

– Не беспокойтесь, без вас поезд не уйдет, – сказал он.

Смущенная, я сошла на перрон. Когда мы вошли в дом генерала, слуга показал нам две элегантные ванные комнаты. С ума сойти, ведь с начала поездки на пароходе у нас не было возможности искупаться или принять душ…

Во время обеда, в котором участвовали также шеф полиции и другие офицеры, я узнала, что в Хартуме нас ожидает много интересного. Генерал поинтересовался, взяла ли я свои вечерние платья. Я как будто свалилась с облаков – ведь еще вчера ни о каких приемах невозможно было даже подумать.

– Принарядитесь, вас ждут в Хартуме, вы будете приняты как королева.

Постепенно мне становилось все тревожнее.

Поезд действительно по-прежнему стоял на платформе: высшие офицерские чины обладали тогда в Судане неограниченной властью. Прощаясь, генерал пригласил меня на обратном пути погостить у него еще. Мы поехали дальше в смятении и растерянности. Что все это означало?

В Хартуме нас встретили Вайстрофферы. Об оказанных мне почестях они уже знали и, так же как и мы, хотели бы узнать: что же произошло на самом деле?

Первый гала-прием состоялся в Омдурмане, в здании, напоминающем дворец. Накануне я сильно простудилась и отвечала на вопросы с усилием, хриплым голосом.

Когда гостеприимный хозяин подсел ко мне и я спросила его, как же понимать этот праздничный прием, ведь в Германии я должна была месяцами ждать визу, он, смеясь, ответил:

– Должен вам рассказать странную историю. Может быть, доля вины есть и на мне.

Я с любопытством смотрела на суданца, одетого в шелковую, черную с серебряной окантовкой амуницию. Наверное, министр или губернатор…

– Когда я, – продолжил он, – случайно увидел вашу «Олимпию» по телевидению в Нью-Йорке, то был восхищен. Потом прочитал в газете «Новости недели», что вы – друг Судана и готовите экспедицию. Позже приехал в Лондон и там во второй раз увидел ваш олимпийский фильм, его показывало Би-би-си. И теперь главное, – продолжил мой собеседник, – в программе Би-би-си следом прошел еще один сюжет, снятый как раз перед вашей экспедицией. В нем вы рассказывали о своих планах, вашем фильме о нуба и вашей любви к Африке – меня это околдовало.

Сказанное настолько потрясло меня, что слезы выступили на глазах. После небольшой паузы суданец добавил:

– Когда же я узнал, какие усилия вы прилагали, чтобы получить визу и разрешение на ввоз транспорта, я распорядился, чтобы вам ни в коем случае не чинили препятствий. К сожалению, второй документ пришел слишком поздно, вы уже уехали.

Забыв, где нахожусь, я обняла собеседника – моя радость и благодарность были безграничны. В ответ он дал мне визитную карточку: «Мубарак Шаддад, спикер парламента». Выяснилось, что именно этому человеку я посылала сомнительную телеграмму из Каира.

Теперь я расхрабрилась и спросила о причинах месяцами длившейся задержки в получении визы. Оказалось, что во время моей киноэкспедиции в горы Нуба в 1964 и 1965 годах некий суданский торговец сообщил в полицию в Хартуме, что в процессе съемок со вспышкой мы подавали световые сигналы врагам государства. И тут я вспомнила, о ком идет речь: этому человеку я тогда помогла, а теперь была обязана клеймом «враг Судана» и тем, что меня внесли в полицейские «черные списки», а мои просьбы о выдаче визы многократно возвращались обратно. Если бы мои фильмы не увидел столь высокопоставленный государственный деятель, я не получала бы суданскую визу еще годы.

Осторожно расспросив господина Шаддада о коренных жителях Южного Судана, я с радостью услышала, что он сам заинтересован в этнологическом изучении примитивных народов, среди которых провел несколько лет в Экваториальной провинции. Я спросила его, возможна ли сейчас поездка на юг.

– Почему бы нет? Вам хочется посмотреть юг? – спросил он просто.

Удивленная, я сказала:

– Да, конечно, но там, говорят, до сих пор неспокойно?

– Беспорядки уже почти прекратились, опасности больше нет. Вы сможете увидеть собственными глазами, что распространяемые о суданцах россказни – ложь.

– Вы думаете, я смогу посетить динка в Вау и лотуко в Торите?

– Вы можете ехать куда хотите, в том числе и в те области, которые долгие годы были закрыты из-за военных действий.

– А мне разрешат фотографировать и снимать фильмы?

– Естественно. Мы предоставим в ваше распоряжение подходящие машины. Скажите только, куда вы хотите направиться.

Сдерживая волнение, я спросила:

– Могу ли я снова поехать в горы Нуба?

– Почему же нет?

Я вскочила и благодарно воскликнула:

– Вы – чудо!