Текст книги "Мемуары"

Автор книги: Лени Рифеншталь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 80 страниц)

Двойная жизнь

Вот уже неделю я наслаждалась гостеприимством хозяйки замка. В то время мне пришлось вести странную двойную жизнь: с одной стороны – мое проживание в роскошных покоях в античном стиле с огромной современной ванной, выложенной сицилийским кафелем, а с другой – баронесса Бланк не могла не заметить, что ее гостья бедна как Золушка. Почти ежедневно, выезжая в город по магазинам или с визитами, она брала меня с собой. В Риме мы прощались, договорившись встретиться на ступеньках «Испанской лестницы» во второй половине дня. До этого времени я была предоставлена самой себе. Прогулки по выложенным камнем мостовым утомляли, передвигаться же на такси или автобусе я не могла себе позволить из-за отсутствия денег. Совсем тяжко приходилось во время обеда, когда в окнах кафе и ресторанов виднелось множество людей, поедающих пасту или наслаждающихся десертом.

Вечерами за ужином в замке – около 22 часов – я ощущала свое глупое положение с пронзительной отчетливостью. За торжественно сервированным столом, украшенным цветами и свечами, мне было неуютно. Как в кино, гостям во время трапезы прислуживал импозантный седовласый лакей в белых перчатках.

Поначалу меня безусловно очаровала подобная романтическая, пышная атмосфера, но затем все окружающее стало изрядно угнетать. Хотелось домой, к маме. Проблема заключалась в следующем: заранее купленный билет до Мюнхена был из Кортины, а не из Рима. Чтобы оплатить проезд, мне следовало раздобыть около 50 марок, но я не отваживалась их попросить.

Тут проявилось еще старое недомогание, заставившее меня провести несколько дней в постели. Мирьян – к тому времени мы перешли на «ты» – решила пригласить врача, который, по ее словам, смог бы меня вылечить.

Необычный врач

Через несколько дней меня познакомили с этим чудо-доктором. Он явился в числе приглашенных на бесподобный вечер у Мирьян. На этом приеме также присутствовали знаменитый композитор Карл Орфф, [400]400
  Орфф Карл (1895–1982) – немецкий композитор, новатор магически-культового музыкального театра, автор оратории «Кармина Бурана» на тексты средневековых поэтов.


[Закрыть]исполнивший свои новые сочинения, а также Эдда Чано, [401]401
  Чано Эдда (1910–1995) – старшая, любимая дочь Муссолини, вдова графа Галеаццо Чано, родовитого итальянского дипломата, ставшего после возвращения из Китая пресс-атташе Муссолини, а в 1936 г. министром иностранных дел. Разочаровавшись в дуче, Чано в 1943 г. бежал в Германию, впоследствии был объявлен преступником и казнен в Вероне. Эдде удалось вместе с детьми бежать в Швейцарию, где ее упрятали в монастырь, а позднее в психиатрическую клинику, затем, изъяв у нее дневник графа, опубликовали его. В августе 1945 г. Эдду передали оккупационным войскам в Италии. Издала книгу о своем муже, жертве политики дуче, написала мемуары «Моя правда» (1975). Судьба Эдды Чано стала темой для множества телефильмов.


[Закрыть]дочь Муссолини и близкая подруга хозяйки дома. Она и привезла с собой обещанного профессора, который, как мне объяснили, являлся домашним врачом итальянской королевской семьи.

Господин Штюккгольд, немец по происхождению, приехавший в Италию в 1928 году (и с тех пор ставший Стукколи), снискал здесь славу и уважение. Ранее в Берлине он имел практику на Веддинге. Тогда среди его клиентов попадались и продажные женщины, и сутенеры, и рабочие. Талантливый повествователь, он живописно рассказывал о той среде. Профессор Стукколи согласился обследовать меня, и уже на следующий день я была у него в клинике. Большое помещение с очень высокими стенами, как в библиотеке, сверху донизу заполняли книжные полки. Профессор, напомнивший мне сказочного богатыря, сидел за старинным столом. При этом ничто не указывало на то, что я нахожусь в кабинете врача, ни один предмет.

Терпеливо выслушав длинную историю моих болезней и тщательно изучив бумаги, которые я захватила с собой, Стуколли вдруг заметил выражение ужаса, появившееся на моем лице в связи с предстоящим осмотром. Ослепительно улыбнувшись, доктор успокоительным тоном принялся объяснять:

– Мне не нужно вас осматривать. Картина ясна: у вас прогрессирующий цистит, который уже не поддается лечению обычными средствами. Существует единственная возможность улучшить ваше состояние и предохранить от болезненных колик. Но этот метод довольно опасен, и только вы сможете решить, стоит ли рисковать.

Я взволнованно попросила врача развить эту тему подробнее.

Он не заставил себя ждать и продолжил объяснение:

– Одна часть вашего мочевого пузыря десятилетиями разрушалась коли-бактериями. Миллионы их расположились в глубоких складках больного органа. Вам придется вколоть лошадиную дозу лекарства. В течение двух месяцев ежедневно вы должны внутримышечно вводить себе по два кубика стрептомицина. Дело в том, что антибиотики появились совсем недавно, поэтому до сих пор вам никто и не смог помочь. Сегодня достаточно от трех до шести дней, чтобы вылечить подобные болезни, если только они не перешли в хроническую стадию. Обычное лечение в вашем случае уже бессильно.

– А в чем состоит риск? – спросила я.

Профессор Стукколи ответил:

– Вы можете оглохнуть.

Я моментально отреагировала:

– Милый профессор, уже более двадцати лет приступы раз от разу повторяются с новой силой. И у меня в связи с этим только одно желание – освободиться от чертовых невыносимых колик.

Врач открыл деревянный шкафчик, вынул оттуда несколько пачек лекарства, передал мне и сказал:

– Здесь шестьдесят доз по два кубика стрептомицина. Вам следует ежедневно, не пропуская, делать по одному уколу, желательно в одно и то же время, иначе все пойдет прахом.

– Дорогой профессор, – молвила я в замешательстве, – к сожалению, мне пока не по карману оплатить лекарство и ваши услуги.

– А вы мне ничего и не должны, – был ответ.

Я по сию пору сохранила чувство искренней благодарности к этому человеку – удивительному врачу. Назначенное лечение я стойко перенесла, и вот уже тридцать лет у меня не возникало никаких рецидивов.

Гороскоп

Теперь мой отъезд был окончательно определен. Вечером отходил поезд на Мюнхен. Секретарь Рената, которую я незадолго до этого, к счастью, повстречала, без колебаний одолжила мне денег на билет. От нее я также узнала, почему кинопроект с участием Паноне и «Кэпитал пикчерс» потерпел крах. Один из наиболее влиятельных в финансовом отношении директоров этой фирмы, швейцарский банкир, вернулся в Италию в начале того года после долгосрочного пребывания в Нью-Йорке. Когда он узнал о договоре, который подписал со мной Паноне, то, по словам Ренаты, пришел в ярость. Банкир открытым текстом заявил, что не будет финансировать никакой фильм, связанный с именем Рифеншталь. Поскольку синьор Паноне тем не менее настаивал на исполнении условий договора, говорят, банкир перекрыл все счета фирмы. Что произошло потом, Рената точно не знала, но фирма стала неплатежеспособной, а Паноне скрылся за границей, не оставив никаких координат.

Мой последний день в Риме. Поезд уходил поздно вечером, и мы решили напоследок поужинать по-домашнему. Багажа со мной не было, только маленький чемоданчик. Мирьян в тот день планировала отправиться с визитом в Рим, пригласив с собой и меня. Уже в автомобиле она сказала:

– Сегодня ты познакомишься с одним из моих лучших друзей, удивительным человеком, Франческо Вальднером, самым известным в Риме астрологом. У него экстраординарные способности, и предсказанное им, как правило, сбывается. Ты веришь в астрологию? – спросила Мирьян.

– То, что созвездия имеют большое влияние на природу, а также и на человека, это, безусловно, правда, – ответила я, – но расчеты, которые делают астрологи по расположению звезд в час рождения, мне представляются слишком сложными. Скорее поверю, что существуют люди, которые, занимаясь этим, интуитивно могут распознать определенные качества характера и судьбы людей. Но, пожалуй, не стану строить свою жизнь по гороскопу и подобным предсказаниям, как и до сих пор этого не делала.

Господин Вальднер жил в старинном доме недалеко от Тибра. Он обнял баронессу, а затем повернулся ко мне.

– Это Лени Рифеншталь, – представила меня Мирьян, – ты ее, конечно, знаешь.

– Да-да, – произнес задумчиво Вальднер. – Еще когда жил в Мерано, я видел ваши фильмы, я отчетливо помню «Голубой свет», – продолжил он оживленно, – тот эпизод, когда вы в гроте играете с кристаллами, пронизанными лунным светом.

Мы расположились на угловой софе со множеством подушек. Вся обстановка была выдержана в приглушенных тонах. Кошка потерлась о ноги Вальднера, он тем временем поставил на стол чай и печенье. Я заметила, что его глаза прикрыты, и вообще астролог выглядел немного заспанным. Может так Франческо сосредоточивался. Еще до того как я сделала глоток чая, он уже задал вопрос:

– Когда вы родились?

И тут же сам ответил:

– Определенно в августе. Вы могли быть рожденной только в конце лета.

Улыбнувшись, я подтвердила:

– Да, двадцать второго августа тысяча девятьсот второго года.

Он моментально поднялся, прошел за занавес, но вскоре вернулся.

– У вас очень необычный гороскоп, – проникновенно сказал он. – Как долго вы еще пробудете в Риме?

– Только до сегодняшнего вечера.

– Этого не должно случиться, – воскликнул астролог неожиданно взволнованно. – Вам непременно следует задержаться в Риме.

Мирьян прервала его:

– К сожалению, это невозможно, Франческо, Лени ждут в Мюнхене.

– Минутку, – произнес Вальднер и вновь исчез за занавесом. Потом он возвратился с маленькой картотекой, упал в кресло, углубился в какую-то карту, затем сказал с большой определенностью: – Если вы уедете сегодня вечером, то потеряете уникальный шанс. У меня здесь гороскоп одного из клиентов. Его луна лежит на вашем солнце. Звезды так расположены по отношению друг к другу, что лучшего партнерства и быть не может. Этот мужчина, – продолжал Вальднер, – богатый итальянский бизнесмен с творческими амбициями, можно сказать, прирожденный меценат. Если вы с ним договоритесь, это будет для вас очень благоприятно.

Мирьян попыталась его поддержать:

– Ты действительно должна подумать. Если Франческо высказывается с подобной определенностью, в этом почти всегда что-то есть. Задержись еще на несколько дней, ты же можешь переговорить со своей матерью по телефону.

Я осталась. На следующее утро господин Вальднер позвонил Мирьян. «Его» меценат назначил мне встречу на пять часов вечера в офисе на улице Барберини, 3. Им оказался профессор Эрнесто Грамацио, австрийский Генеральный консул в Риме. Точно в назначенное время я пришла по указанному адресу.

Меня провели через несколько современно обставленных комнат, в которых работали сотрудники фирмы, и попросили подождать в офисе профессора Грамацио. Здесь стены были увешаны фотографиями знаменитых деятелей искусств и политиков, под всеми фото красовались личные подписи. Я все еще ни на что не надеялась и потому сохраняла спокойствие, несмотря на то что ждала уже более часа.

Вдруг неподалеку послышались голоса, смех, затем синьор Грамацио наконец возник передо мной. Он оживленно поздоровался по-итальянски, потом по-французски и, наконец, по-английски. Выглядел профессор как итальянец из книжки с картинками: крупный, статный мужчина, очень ухоженный и модно одетый, черные густые волосы, большие карие глаза и черты лица римлянина из голливудского фильма. Была бы я юной девушкой, он бы произвел на меня сногсшибательное впечатление.

Глава фирмы извинился за опоздание и начал говорить так много и так быстро, что я едва могла за ним успеть. Все больше Грамацио казался мне актером, нежившимся в лучах славы, но не своей, а других знаменитых личностей. Он показал фотографии Марии Каллас, [402]402
  Каллас Мария (1923–1977) – греческая певица, лирико-драматическое сопрано, мастер бельканто.


[Закрыть]президента Италии, Анны Маньяни, [403]403
  Маньяни Анна (1908–1973) – итальянская киноактриса.


[Закрыть]Росселлини [404]404
  Росселини Роберто (1906–1977) – итальянский кинорежиссер, представитель неореализма.


[Закрыть]и де Сики. [405]405
  Де Сика Витторио (1901–1974) – итальянский киноактер и кинорежиссер, один из основоположников неореализма.


[Закрыть]При демонстрации каждого фото хозяин офиса пояснял, когда с ним или с ней встречался и беседовал в последний раз. Но, мне все это было не так уж и важно. На протяжении своего монолога профессор ни одним словом не обмолвился о моей работе, и я порядком рассердилась, что из-за него осталась в Риме. Дождавшись паузы в его речевом потоке, я встала, чтобы попрощаться.

Грамацио удивленно посмотрел на меня:

– Вы же не собираетесь уходить? Я полагал, мы поужинаем в приятном заведении, выпьем по бокалу вина. Мне бы хотелось поподробнее узнать о ваших планах, мой друг Вальднер меня заинтриговал.

Тем же вечером мы оказались в римском ресторане под открытым небом, где беседовали под музыку гитар. Господин Грамацио пригласил на ужин и своего сотрудника, синьора Монти, который хорошо говорил по-немецки. Как оказалось, профессор являлся владельцем фирмы, выполнявшей в Италии заказы на масштабное строительство. Места австрийского Генерального консула он добился только из соображений престижа.

Франческо Вальднер о многом умолчал. Встреча с Грамацио мне, действительно, показалась невероятно судьбоносной. Насколько профессор много болтал в своем офисе, настолько сейчас он являлся отличным слушателем. Я рассказала о содержании своих новых кинопроектов – «Вечной вершины» и фильма-элегии «Танцор из Флоренции», описала проблемы с кинолентами, арестованными во Франции, и трудности политического характера в отношении меня в Германии.

Беседа закончилась очень поздно – мы остались последними посетителями ресторана. Профессор и синьор Монти доставили меня домой. В то время когда мы ехали вверх по улице Аурелия-Антика, Грамацио произнес:

– Мы будем сотрудничать и завтра создадим фирму.

– Завтра? – спросила я ошеломленно.

– Завтра, – сказал Грамацио улыбаясь. – Когда вы придете, все необходимое уже подготовят, жду вас в двенадцать часов.

В замке все спали, но двери оставались открытыми. В темноте пришлось долго искать выключатель. Только теперь дало себя знать опьянение – я выпила за ужином несколько рюмок, а могу вынести спокойно совсем немного алкоголя. К сожалению, я очень плохо ориентируюсь на местности, что мне уже доставляло неприятности при скалолазании. Поэтому здесь путь до своей комнаты, начиная от лестницы, мне пришлось заранее на всякий случай отметить белым мелом. Таким образом, никого не разбудив той ночью, я сама нашла свою постель. До того как погрузиться в сон, перед моим мысленным взором возникли необыкновенные глаза Франческо Вальднера.

«Ирис-фильм»

На следующее утро я снова отправилась на улицу Барберини, 3. Синьор Грамацио вместе со своим управляющим уже ждали меня. В помещении витало радостное волнение. Грамацио передал мне конверт. В письме из «Народного банка Рима» сообщалось: «Настоящим удостоверяем, что от профессора Эрнесто Уго Грамацио мы получили полномочие предоставить в Ваше распоряжение с 1 мая текущего года сумму в 2 500 000 (два миллиона пятьсот тысяч) лир».

У меня перехватило дыхание. Эта сумма составляла тогда приблизительно 50 000 немецких марок.

Они следили за моей реакцией, но я лишь молча смотрела на них. Тогда Грамацио, рассмеявшись, сказал:

– Синьора Лени, мне доставляет радость передать вам письмо моего банка и пусть эта сумма явится начальным капиталом для создания новой версии «Голубого света». Я счастлив сотрудничать с вами.

Я была покорена.

В офисе нотариуса Олинто де Виты мы с господином Грамацио и нотариусом подписали договор о создании фирмы «Ирис-фильм». Соглашение предусматривало, что после выплаты основного капитала, который поступил из итальянского банка, господин Грамацио и я стали единственными компаньонами этой фирмы с местом ее нахождения в Риме. В задачи фирмы входило производство фильмов, для чего господин Грамацио и предоставил в мое распоряжение десять миллионов лир в качестве начального капитала.

Стремительный темп, предложенный Грамацио, захватил меня полностью. Во всех ситуациях профессор обставлял процесс таким образом, как я не смела и мечтать. Уже на следующий день после визита к нотариусу меня пригласил на встречу режиссер Витторио де Сика. Я восхищалась его фильмами. Он говорил о моих с таким воодушевлением, что заставил сконфузиться. В киноателье «Чинечитта» [406]406
  Киностудия «Чинечитта» – центр итальянской кинематографии возле Рима.


[Закрыть]в небольшом демонстрационном помещении он показал рабочий вариант своего фильма «Умберто Д.», в котором, как и в его «Похитителях велосипедов» и «Чуде Милана», сквозила присущая только ему гениальная интонация. Витторио поинтересовался и моими съемочными планами. Когда он узнал, что с окончания войны мне мешали работать по специальности, его это так задело, что режиссер созвал в ателье своих сотрудников, представил им меня, а затем выступил с пламенным спичем, из которого я, к сожалению, поняла только пару слов. По окончании его речи разразился шквал аплодисментов.

И Росселлини, которому меня представили на следующий день, отнесся ко мне с неподдельной сердечностью, которая, особенно в сравнении с отношением немецких «коллег», глубоко тронула меня. Он знал все мои фильмы, особое впечатление произвел на него «Голубой свет». Росселлини сказал:

– Знаете, мы, итальянцы, в чем-то вам подражали, ибо вы были первой, кто проводил съемки не в киноателье, а на натуре, даже богослужение сняли в церкви.

При таких словах сердце мое учащенно забилось.

Окрыленная, с новыми силами покидала я Рим. Возникла необходимость найти немецкого компаньона для нашей с Грамацио фирмы «Ирис-фильм».

Всё сначала

День спустя после отъезда я уже была в Инсбруке, чтобы встретиться с заявленным австрийским правительством доверенным лицом господином Вюртеле. Главным образом мы говорили о моем фильме «Долина», который еще не успели переправить в Австрию. Теперь я планировала заполучить его через фирму «Ирис-фильм». Это явилось бы хорошим началом и дополнительным шансом для успешного продвижения «Красных дьяволов».

Чиновник Земельного правительства Тироля произвел на меня хорошее впечатление. Он уже провел подробные переговоры с министром иностранных дел Австрии Карлом Грубером [407]407
  Грубер Карл (р. 1909) – австрийский политик, министр иностранных дел в 1945–1953 гг.


[Закрыть]и заручился поддержкой. Министр надеялся успешно подключить к нашим делам австрийского посла в Париже. Получив положительный ответ из Франции, господин Вюртеле лично взял на себя переправку киноматериала.

Лучше, если бы мне самой удалось поехать в Париж, поскольку господин Вюртеле не владел французским. Но получить визу в эту страну в моем случае было совершенно невозможно. Тут я вспомнила о своем новом компаньоне. Грамацио не только исполнял обязанности австрийского Генерального консула, но и великолепно изъяснялся по-французски. Хотя он и очень занятой человек, но освобождение из-под ареста моих лент для «Ирис-фильма» явилось бы чрезвычайно ценным фактором. Я письменно изложила ему свою просьбу. Совсем скоро по телеграфу пришел ответ: «Готов поехать, чтобы биться за Ваши дела». Лучше и не придумаешь.

В Тирзее, небольшом местечке близ Куфштейна, во вновь отстроенном киноателье находились, пока под арестом, мои демонстрационные машины, монтажные столы и часть аппаратуры. Я намеревалась получить обратно свое оборудование через новое доверенное лицо в Австрии – господина Вюртеле.

В то время как я жила надеждой вскоре вновь начать работать, из Инсбрука и Парижа пришли нерадостные вести. Профессор Грамацио вместе с господином Вюртеле отбыли во французскую столицу, но их планомерные усилия добиться отмены ареста моих материалов оставались безрезультатными. Они сообщали, что почти невозможно толком разобраться в парижских интригах, и каждый раз, когда посланники думали, что наконец достигли цели, таинственным образом все начиналось сначала.

Мне пришло в голову, что из остаточного материала «Голубого света», чудом позабытого американцами на берлинском складе, вероятно, можно было бы изготовить новую копию фильма. И в самом деле, он оказался вполне пригодным. Уже в июле я начала работать в Тирзее, где в двух гостиничных номерах пришлось спешно организовать монтажные мастерские. В этом меня охотно поддержал мой друг Арнольд, изобретатель знаменитой камеры «аррифлекс». До самой его смерти нас соединяла искренняя привязанность.

После почти шестилетнего перерыва я восстановила в памяти материал ленты, и меня захватила новая работа, атмосфера кинопроизводства. Джузеппе Бечче, долгое время дирижировавший оркестром берлинского Дворца УФА и сочинивший запоминающуюся музыку для «Голубого света», также прибыл в Тирзее, чтобы заняться звуковым рядом фильма. Мы арендовали рояль, так что Бечче, едва лишь блок киноленты был готов, сразу же принимался придумывать музыкальное сопровождение – по кадрам. Просто идеальное сотрудничество!

Тем временем из Парижа пришло письмо от месье Ланглуа. Текст этого послания произвел эффект разорвавшейся бомбы. Анри писал: «Имею честь сообщить, что все Ваши фильмы, включая „Долину“, находятся в „Сентр Насьональ де ла Синематек Франсез“ в сохранности, и Вы можете ими распоряжаться».

Годами я ждала этого известия. И вот наконец свершилось! Однако уже через два дня мое доверенное лицо в Инсбруке сообщило, что там тоже получено уведомление из Парижа, где говорится, что французы сняли арест с моего киноматериала, но теперь его перешлют австрийскому правительству с обязательным условием, что передача пленок мне в этом случае запрещается. Это совершенно противоречило тому, что сообщил месье Ланглуа. Необходимо было воспрепятствовать такому положению вещей: если мой материал после переправки в Австрию вновь будет арестован, то весь процесс опять затянется на неопределенное время. В данном случае помочь мог только профессор Грамацио. Я спешно вылетела в Рим. Когда я появилась перед своим компаньоном, умоляя о поездке в Париж, он с улыбкой согласился, но поставил условием, чтобы мы отправились во Францию вместе.

– Без визы это невозможно, – сказала я.

– Нет проблем, ведь я австрийский Генеральный консул, кроме того, у меня сложились добрые отношения с французским посольством, и мы сделаем вам визу в Риме.

Уже во второй половине дня все было готово. К счастью, мой паспорт, выписанный на фамилию Якоб, помог мне неузнанной вылететь в Париж.

Там первым делом мы направились в «Сетр Насьональ де ла Синематек Франсез». Господин Ланглуа в тот момент, к сожалению, находился в Швейцарии. Его сотрудница, мадам Меерсон, подтвердила, что материал всех моих фильмов, упакованный в ящики, находится у них и его осталось только забрать. Доверенность на получение может выдать только французское Министерство иностранных дел, которое до недавних пор всячески препятствовало тому, чтобы киноленты оказались у меня.

Грамацио на следующий день пригласил на ужин нескольких сотрудников МИДа и мадам Меерсон как представительницу Ланглуа. Он не скупился на траты, заказал в ресторане «Максим» праздничный стол, и там я наконец познакомилась с важными господами из Министерства иностранных дел и австрийского посольства. Особого успеха, однако, мы с компаньоном не достигли. Таким образом нам пока удалось лишь воспрепятствовать передаче моего материала в Австрию.