Текст книги "Мемуары"

Автор книги: Лени Рифеншталь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 60 (всего у книги 80 страниц)

Новая экспедиция

Мой друг Август Арнольд вселял мужество. Он без липших слов предоставил в мое распоряжение все необходимое фото – и кинооборудование без предоплаты. Спортивный дом Шустера также сообщил о готовности помочь экспедиции. Но самое главное – автомобили. При последнем путешествии в Судан я поняла, что значит отсутствие средства передвижения. Самыми подходящими для нас были машины с приводом на четыре колеса: «унимог», «лендровер» или «тойота», но получить их пока не представлялось возможным. Поэтому я подумала о двух специально оборудованных автобусах «фольксваген» и обратилась к господину Нордхоффу, хотя во времена съемок фильма «Черный груз» в подобной же просьбе он отказал. На этот раз посчастливилось. Сотрудники завода «Фольксваген» в Вольфсбурге выполнили все мои просьбы: оснастили два новых автобуса специальными приводами для повышения проходимости и, поместив в одну из машин все необходимое для комфортного ночлега, встроили во вторую охлаждающие установки для киноматериала, которые одновременно представляли собой удобные сиденья. Один «фольксваген» мне одолжили, второй продали по себестоимости. Деньги пришли от японских друзей, нашедших покупателей для некоторых моих снимков, но надо было оплатить еще и транспортировку автобусов в Судан. Цены на страхование, путевые расходы и все, что с этим связано, заставляли задуматься…

В разгар подготовки Карл Мюллер пригласил меня в Бремен в свою «Студию фюр фильмкунст». Он хотел открыть ежегодные Дни киноискусства «Неделей Лени Рифеншталь». Смелое предприятие, если учесть, что из года в год пресса не переставала говорить обо мне как о поклоннице Гитлера. Выручкой от этой акции Карл Мюллер хотел поддержать мою экспедицию. В репертуаре были указаны все фильмы, в которых я играла или которые режиссировала, кроме «Триумфа воли».

Успех был такой же большой, как и в Нюрнберге. Заполненные зрительные залы, хорошие отзывы в прессе. Наконец-то, после девятнадцати лет со времени окончания войны, я вновь пережила пару счастливых дней, связанных с моей профессиональной деятельностью. Но, видно, такова моя судьба, что за каждым поворотом к лучшему следовали удары в спину. Национальная немецкая телерадиокомпания сделала передачу, направленную против меня. Руководство компании устроило в Бремене опрос среди публики, пришедшей посмотреть мои фильмы. Зрителей спрашивали, правильно ли, что фильмы «той» Рифеншталь вновь демонстрируют. Между ответами – по большей части в мою пользу, не комментируя, показывались снимки из концлагерей. И «Ди Цайт» не отказалась от публикации злого фальшивого сообщения в красивом оформлении. Это было профессиональное убийство. Автор этой оскорбительной статьи не мог не отдавать себе отчета в том, что он клевещет. Перед публикацией он просмотрел судебные документы у моего адвоката. Но истина его не интересовала, он хотел меня «разоблачить» и воспрепятствовать возобновлению моей профессиональной деятельности. Для этой цели у определенных людей все средства оказывались хороши. Им это было просто, потому что в тот момент у них были деньги, влияние и власть.

Особенно сочувствовала я Карлу Мюллеру. Обрадованный успехом программы, еще до интервью и демонстрации пресловутых кадров, он сообщил: «Ко мне никогда еще не обращалось сразу столько кинозрителей, протягивавших для пожатий свои руки».

Возмущенный этой целенаправленной травлей, он писал своему адвокату:

Гамбургское телевидение серьезно меня разочаровало. Проводя со мной интервью, они уверяли, что речь идет о хвалебной передаче. На самом деле их позиция и позиция газеты «Ди Цайт» заключалась в том, чтобы убедить миллионы людей, будто Лени Рифеншталь – нацистская преступница, а я – ее защитник.

Атаку повели как на него, так и на каждого, кто хотел мне помочь.

В то время жизнь моей матери приближалась к концу. С большой силой воли она боролась с болезнью, отчаянно сопротивлялась смерти. А я не могла ей помочь.

Странная встреча

Приготовления к экспедиции остановились. В течение нескольких месяцев я с нетерпением ждала получения суданской визы, а ведь для моей предыдущей поездки ее выдали по первому требованию. Разрешения на въезд в Судан двух автобусов «фольксваген» также не поступало.

Это ожидание несказанно изматывало, и я с благодарностью приняла, поступившее от консула Ади Фогеля и его жены Винни Маркус приглашение отдохнуть. На их вилле Кала-Тарида на Ибице я наслаждалась покоем почти одна. Хозяева так и не приехали. Компанию мне составили только дочка Фогеля Диана и друзья этой семьи – приятная супружеская пара.

Однажды на пляже я обратила внимание на американку, купавшуюся со своими двумя детьми и няней. Немного позже мы познакомились. Она задала мне удивительный вопрос, не знаю ли я случайно кинорежиссера Лени Рифеншталь. Я посмотрела на нее пораженно, но, не желая выдавать своего присутствия, ответила, что знакома только с ее фильмами, а с ней лично – пока нет. Собеседница пришла в восторг и сказала:

– Мой муж кинорежиссер и ученый. Он работает в Гарварде и руководит там отделом кино. Совсем недавно мы посмотрели все документальные фильмы госпожи Рифеншталь. Мы были так поражены, что просмотрели их несколько раз. Супруг очень хочет познакомиться с госпожой Рифеншталь. Сейчас он пытается разыскать ее в Мюнхене.

Меня это порядком позабавило, но до поры до времени я предпочла помалкивать. И лишь когда американка с воодушевлением начала описывать отдельные сцены из моих фильмов, не преминула ей сказать по-английски:

– Посмотрите, я и есть Лени.

Она сначала не хотела верить и, казалось, даже рассердилась. Но затем, когда я, смеясь, подтвердила: «Я действительно Лени Рифеншталь. Вы не знали?» – обняла меня.

Два дня спустя новая знакомая представила меня своему супругу, который перед этим напрасно звонил в дверь моей мюнхенской квартиры. Тридцатипятилетний Роберт Гарднер сразу же, как это свойственно американцам, попросил называть его Бобом и начал увлеченно рассказывать о своей работе. Он сделал фильм о бушменах [494]494
  Бушмены – кочевой народ койсанской группы, коренные жители Южной и Юго-Западной Африки.


[Закрыть]Юго-Западной Африки, а за последние два года еще один – в Новой Гвинее. Обе ленты были отмечены премиями. И теперь он намеревался – я затаила дыхание – снимать в Южном Судане и, понятно, очень интересовался моими тамошними впечатлениями. Он не понял, почему я не смогла получить в Германии финансовую поддержку для своих проектов.

– Поезжайте в Америку, – сказал он, – там все гораздо проще. Вы должны снять фильм о нуба, но только на шестнадцатимиллиметровой пленке.

Я улыбнулась разочарованно.

– Приглашаю вас в Бостон, – продолжил он проникновенно, – у нас там красивый дом, где вы сможете жить столько, сколько захотите. Мы вас поддержим.

У меня зашумело в голове. Этот шанс нельзя было не использовать, но как это сделать? Через несколько недель наши машины будут в порту Генуи. Из предосторожности я уже зарезервировала места для автобусов и водителей на пароходе «Штернфельс». У меня до сих пор не было денег, визы и разрешения на въезд машин. Я могла рассчитывать только на двух водителей. Они вызвались сотрудничать даже без гонорара и питания.

Нужно так спланировать время, чтобы появилась реальная возможность принять приглашение Гарднеров. Перед тем как покинуть остров, я пообещала навестить их в Бостоне.

Волнующие дни в США

Дни перед моим отлетом в Америку проходили бурно. При каждом звонке в суданское посольство звучало одно: «Визы пока нет. На наши телеграммы из Хартума ответы до сих пор не пришли». Странно, оба моих попутчика, зоолог и электрик, получили визы за восемь дней. В посольстве разъяснили, что для людей творческого труда процесс получения выездных документов длится дольше.

Лечу в самолете. В голове – мысли, в какую же авантюру я вновь влезла. Авиабилет мне подарили мои друзья из Нью-Йорка, Альберт и Джой – любители кошек. Я получила приглашение и от журнала «Нэшнл джиографик», где захотели увидеть мои снимки нуба.

Официально меня вызвал Джеймс Кард из Рочестера для визита в фирму «Джордж Истмен хауз», которая приобрела для своего музея копии моих фильмов.

Но сначала я хотела навестить Гарднеров. Осталось ли их отношение ко мне таким же, как в Ибице? В Бостоне меня встретила Ли Гарднер – она была обворожительна. Мы отправились в Бруклин, городок вблизи Кембриджа, там в большом парке стоял их дом. В моем полном распоряжении оказались великолепные апартаменты с видом на старый парк, потрясающий своим осенним великолепием.

Уже на следующий день я смогла продемонстрировать в Гарвардском университете свои слайды с нуба в кругу студентов и профессоров. Их впечатление от увиденного превзошло все ожидания. Можно было бы остаться с этими людьми на долгие месяцы – столько поступило просьб перенести мою грядущую африканскую поездку. Но я уехала в Рочестер. В то время как Гарднер уже хлопотал о финансировании фильма о нуба, на новом месте меня принимали так же сердечно, как и в Гарварде. Джеймс Кард, американский историк кино, всю жизнь оставался страстным почитателем моих фильмов. Ему я многим обязана. Поначалу меня охватил страх перед всеми директорами фирмы «Кодак», пришедшими посмотреть слайды о нуба. Почти все они являлись профессионалами в фотоделе, а я пока не чувствовала себя настоящим мастером. Беспокоило еще и то, что большая часть снимков сделана на материале «Агфы». Это можно было увидеть по качеству слайдов. Моя душа ушла в пятки. Но началась демонстрация, и все пошло как в Гарварде. Зрителей, которые сначала вели себя сдержанно и не выказывали особой заинтересованности, по окончании просмотра как будто подменили. Они восторженно пожимали мне руки. Мы договорились, что позже в этом грандиозном доме-музее Кодака будут показаны все мои фильмы. Усилия Гарднера также увенчались успехом. В Нью-Йорке он подписал предварительный договор с американским продюсером Мильтоном Фрухтманом, президентом компании «Одиссей». Предусматривалось, что «Одиссей» в обмен на международные права на будущий фильм о нуба предоставит нам для работы в Судане 60 000 марок, а после окончания натурных съемок берет на себя все расходы по кинопроизводству. Прибыль делится пополам. Редкая удача.

В Вашингтоне журнал «Нэшнл джиографик» крайне заинтересовался моими фотографиями, здесь мне также сопутствовал успех. Искушенные члены редакции настолько восхитились моими снимками, что пригласили на вторую демонстрацию господ из Национального географического общества. Барри Бишоп, под руководством которого создавались многие уникальные ленты этого всемирно-известного института, пришел в восторг от моих снимков нуба. Он с удовольствием брался по поручению своего института патронировать создание будущего африканского фильма. Это предложение выглядело идеальным. Но времени оставалось все меньше. А без участия именитого ученого Общество не стало бы финансировать ни один кинопроект.

Между тем журнал «Нэшнл джиографик» решил закупить снимки нуба. Радость от этого известия затуманивала сознание. В пять часов вечера договор должен быть подписан в издательстве, а мне предстояло познакомиться с членами редакции и членами Национального географического общества. Но еще до того, как я покинула гостиницу, пришла телеграмма из Мюнхена. Мне сообщали об отказе в выдаче визы в Судан без объяснения причин. Кровь ударила в голову, я схватилась за перила. Без визы невозможны ни экспедиция, ни фильм о нуба. В мозгу лихорадочно крутилось: надо найти выход. Подумалось: а не получить ли визу в суданском посольстве в США? При любых обстоятельствах попытаться нужно. Вечером улетал мой самолет в Нью-Йорк, а на следующий день – в Мюнхен. Я смогу получить визу здесь, в Америке.

Было без десяти пять. Что делать? В пять закрывалось посольство, и в пять меня ожидали господа из журнала и Общества. Я помчалась в номер, вытащила из чемодана суданские документы и на такси отправилась в издательство, приехав туда уже через несколько минут. Очень расстроенная, я, извинившись, попыталась быстро объяснить собравшимся, почему мне немедленно следует ехать в посольство, чтобы взять визу. Ледяное молчание. Господа явно обиделись. Некоторые собрались в группки и что-то обсуждали, я с трудом сдерживала напряжение. Затем мне было сказано, что, к сожалению, подождать меня они не смогут. И тут стало ясно: неповторимый шанс упущен. Я пришла в отчаяние. Но что было делать? Мне вежливо предложили машину. И чуть позже я стояла перед зданием суданского посольства.

Было уже больше чем пять часов, посольство закрыто. Ужасно! Договор с Обществом не подписан, и вот теперь еще опоздала сюда. Здание располагалось в саду. Обежав дом вокруг и никого не обнаружив за окнами, я в приступе отчаяния забарабанила в дверь как дикарка. Внезапно за стеклами появилась какая-то тень. Дверь приоткрылась.

Я крикнула:

– Мне нужно переговорить с послом!

Мужчина с темным лицом сказал, что посольство закрыто, и предложил прийти завтра.

– Это невозможно, не могу ждать. Я должна поговорить с послом.

Араб хотел закрыть дверь. Пришлось просунуть ногу в щель. Он равнодушно посмотрел на меня и сказал:

– Я – посол.

Надежда умирает последней. Отчаянно и умоляюще я посмотрела на него и сказала:

– Разрешите войти, пожалуйста, дайте мне пять минут.

Меня впустили и провели в кабинет.

– Что вы хотите? – спросил господин посол.

Я рассказала ему о полученной телеграмме и тяжелых последствиях, которые произойдут, если я не получу визу здесь, и что сегодня я должна лететь в Нью-Йорк, а завтра в Германию. Вежливо, но определенно посол объяснил:

– Госпожа, если речь идет о визе, это продлится по меньшей мере дней пять.

Не выдержав напряжения, я заплакала и принялась умолять:

– Пожалуйста, сделайте же для меня исключение.

К счастью, я взяла с собой выданное в этом году в Судане разрешение на киносъемку и фотографирование, рекомендательное письмо шефа полиции Кордофана, а заодно – письма и фотографии членов суданского правительства.

Эти документы сделали невозможное возможным. Через полчаса у меня была виза. Но цена оказалась очень высока. Шанс увидеть свои снимки в журнале «Нэшнл джиографик», как и возможность сотрудничества с Национальным географическим обществом, я упустила.

Перед стартом

В самолете я почувствовала страшное изнеможение. Что могло бы случиться, не получи я в самый последний момент визу? Только мое страстное желание вновь встретиться с нуба совершило практически чудо. Но как же много я потеряла… Как близко я была к цели снять большой фильм, а теперь могла только организовать фотоэкспедицию. А что дальше?

Сумеет ли Роберт Гарднер заключить договор с «Одиссей-продакшн» и вовремя перевести деньги? Подобные мысли не давали покоя.

Самое трудное, что мне предстояло, это расставание с матерью. Она уже перешагнула за 84 года, и состояние ее здоровья значительно ухудшилось. Имела ли я право оставлять ее одну? Она настаивала на этом. В своем безграничном самопожертвовании моя мать желала только одного – увидеть меня счастливой.

В Мюнхене мне оставалось пробыть еще двенадцать дней. До конца октября автобусы «фольксваген» должны были отправиться в Геную. До этого требовалось сделать прививки против африканских инфекций, запастись запчастями для транспорта, получить страховку, перевести на два языка перечень налогов и, наконец, позаботиться о всевозможном провианте. Один из водителей, Вальтер, собирался получить предварительные навыки работы с кинокамерой. Ему требовалось также пройти практику при компании «Фольксваген», чтобы в случае возможных поломок суметь отремонтировать машины. Каждый свободный час я проводила у «АРРИ», где мы с доктором Арнольдом в полнейшем согласии приводили в порядок кинооборудование – оптику, фильтры, штативы и диафрагмы.

^{На приеме, устроенном Гитлером для деятелей искусств в рейсхканцелярии. Из этой группы я была знакома лишь с Лилиан Харвей и Вилли Фритчем. На снимке я третья справа.}

^{Диплом о присуждении золотой медали за фильм «Триумф воли», демонстрировавшийся на Всемирной выставке в Париже в 1937 г. Награду мне вручил тогдашний премьер-министр Франции Эдуар Даладье.}

.

^{Перед началом Олимпийских игр в Берлине. С другом и оператором Гуцци Ланчнером в поисках подходящих съемочных площадок. 1936 г}

^{Во время Олимпийских игр. Лето 1936 г.}

^{С Вальди Траутом, директором фильма «Олимпия»}

^{С оператором Вальтером Френтцем в одной из специальных ям для съемок с предельно близкого расстояния соревнований по прыжкам в длину и по легкой атлетике}

^{Оператор Лео де Лафорт специальной миниатюрной камерой снимает старт забега на стометровую дистанцию.}

^{Афиша к фильму «Олимпия». 1938 г.}

^{С оператором Вальтером Френтцем на тележке, специально сконструированной для съемок}

^{Прием, устроенный для меня в честь премьеры фильма «Олимпия» во Дворце УФА. 20 апреля 1938 г.}

^{Феноменальный легкоатлет из США Джесси Оуэнс – звезда и любимец публики во время Олимпийских игр, обладатель четырех золотых медалей}

^{Банкет в Осло, данный в мою честь норвежским правительством после премьеры в этой стране фильма «Олимпия». Август 1938 г.}

^{Перед итальянской премьерой фильма «Олимпия» Рим, август 1938 г.}

^{Датская королевская чета перед премьерой фильма «Олимпия». Копенгаген, август 1938 г.}

^{На съемках фильма «Долина» 1940 г.}

^{В «Долине» я одновременно исполняла режиссерские обязанности и играла главную женскую роль танцовщицы. Моим учителем танцев был тогда Гаральд Кройтцберг.}

^{Бернхардт Минетги исполнил в «Долине» роль жестокого помещика – дона Себастьяна де Роккабруны.}

^{Смертельная схватка между маркизом (Бернхардт Минетги) и пастухом Педро (Франц Эйхсбергер)}

^{С любимым братом Гейнцем}

^{С актрисой Джиной Лоллобриджидой в Италии на съемочной площадке фильма с ее участием «Любовь, хлеб и фантазия». 1953 г.}

^{Во время беседы с Энди Уорхолом на его предприятии в Нью-Йорке. 1974 г. Застенчивость знаменитого художника меня просто поразила.}

^{У Витторио де Сики. Рим, 1953 г. Он был готов сыграть главную роль в «Красных дьяволах». Этот кинопроект, к сожалению, так и не состоялся.}

^{В мюнхенском киноказино меня приветствует Жан Маре. Рядом со мной – госпожа Лонни ван Лаак. 1954 г.}

^{С помощью кинокамеры «Аррифлекс» в Тадоро я снимала моих чернокожих друзей. 1974 г. На юге суданской провинции Кордофан они проживают в горах Нуба.}

^{С 1962 по 1977 г. я много путешествовала по Южному Судану, где общалась со своими друзьями – туземцами из племени нуба, для чего даже выучила их язык.}

^{Юго-восточные нуба. 1975 г.}

^{Во всем мире восхищаются фотографиями их фантастических масок и ритуальных танцев.}

^{На побережье Индийского океана. 1974 г. Подводным плаваньем я начала заниматься в 72 года. С той поры оно стало моим страстным увлечением.}

^{Мой сотрудник Хорст во время киносъемок на Мальдивах. 1983 г.}

^{На острове Бандос мы сняли сенсационное шоу Херварта Фоигтмана с акулами}

^{На мюнхенском бале кинематографистов 2000 г.}

^{Роберту Шеферу, руководителю издательства Листа, я благодарна за появление моих четырех фотоальбомов.}

^{После окончания войны. Осень 1945 г. Тогда мне удалось провести несколько дней со своим мужем Петером Якобом в Кицбюэле в доме Зеебихлей. Мы находились под домашним арестом по решению французских оккупационных властей.}

^{С моей самоотверженной помощницей Ханни. Вместе нам удалось выстоять в трудные послевоенные годы.}

Деньги из Нью-Йорка так и не поступили. Что оставалось делать? Покупать все в долг? Лишь незадолго до отъезда машин я получила спасительную телеграмму:

«Договор заключен. В пути 10 000 долларов. Письмо последует.

Гарднер».

Радость длилась всего несколько часов. Другая телеграмма чрезвычайно удручила меня. В ней содержался отказ от участия в экспедиции оператора Хольштера, сотрудничавшего со мной в Африке при съемках «Черного груза», а теперь, к сожалению, заболевшего в Индонезии желтухой. Найти столь ценному сотруднику замену за короткое время было невозможно.

В это непростое время я познакомилась с юношей, которому впоследствии за многое была благодарна. С тех пор нас связывает дружба. Ули Зоммерлат, молодой студент-медик, приходил на помощь экспедиции в любое свободное время.

Мои спутники должны были отправиться без меня. У меня оставалось еще слишком много дел, главное из которых – найти оператора. Договорились встретиться в Хартуме.

Двадцать пятого октября 1964 года последние ящики погрузили в автобусы. Наступил час прощания. Я обняла Вальтера и Дитера, и под проливным дождем оба «фольксвагена» покинули двор моего дома на Тенгштрассе. Мы с Ули махали им вслед, пока уехавшие не скрылись из виду.

Усталые, но довольные, что все успели, мы с Ули поднялись в мою квартиру. Тут-то по радио и сообщили страшные новости из Африки: в Судане разразилась революция, смещено все правительство, а его члены арестованы. Только подумать – среди них находились мои знакомые и друзья, на чью помощь я так рассчитывала… Мой друг тоже заметно расстроился.

В подобных обстоятельствах наша затея с экспедицией показалась мне бесперспективной. Увы, я знала, что такое Судан. Даже в нормальных обстоятельствах поездка по этой стране была сопряжена со многими трудностями… Сразу же все отменить, остановить машины – вот какая мысль первой пришла мне в голову. А если Вальтер и Дитер не сумеют даже приземлиться в суданском аэропорту? Машины сожгут, водителей арестуют… Риск слишком велик. Но и ждать, когда беспорядки прекратятся, мы тоже не могли себе позволить…

Ули сразу же попытался связаться с посольством. Никто не ответил. Я позвонила суданским знакомым и осведомленным друзьям в Германии, никто не мог сказать практически ничего. Затем мы связались с аэропортом и узнали, что воздушное сообщение с Хартумом прекращено на неопределенное время. Ули обратился даже в агентство прессы, но и там знали не больше, чем мы. Вскоре выяснилось: никакой информации пока нет, никто не знает, возможно ли вообще добраться до Судана.

Так как же быть с нашими машинами? Мы позвонили в Геную капитану нашего корабля. Не смог бы он в случае отмены морского плавания привезти наших людей с собой обратно? Он отказался, все места были зарезервированы заранее. Если к моменту прибытия корабля в Порт-Судан с революцией еще не будет покончено, выгружать автобусы ни в коем случае нельзя – слишком велика опасность ареста… Капитан, правда, предложил в этом случае взять Вальтера и Дитера вместе с «фольксвагенами» с собой до следующей гавани в эфиопском Массауа, но дальше – нет.

О революции уехавшие члены экспедиции узнали в Генуе, оба были готовы взять риск на себя. Я же пребывала в нерешительности еще много часов.

Мы постоянно перезванивались. Когда наконец наступил момент, который уже нельзя было отодвинуть, а оба мои спутника нервно и нетерпеливо требовали от меня принятия окончательного решения, я сделала глубокий вдох и тихим голосом произнесла:

– Поезжайте. Желаю счастья, надеюсь на встречу в Хартуме.