Текст книги "Мемуары"

Автор книги: Лени Рифеншталь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 80 страниц)

6 ноября 1932 года

Вскоре пришло новое приглашение от фрау Геббельс. Я сильно опоздала и была удивлена, встретив очень мало гостей. Только тут выяснилось, что б ноября 1932 года – это особый день – выборы в новый рейхстаг. Их исход решал судьбу Гитлера. Я еще ни разу в жизни не участвовала в выборах. Почему меня пригласили, осталось для меня загадкой.

Был уже поздний вечер. По выражениям лиц присутствующих можно было догадаться, что дело плохо. Напряжение достигло предела. Когда по радио сообщили о новых потерях НСДАП и успехах коммунистов, все были подавлены. Геббельс пошел в соседнюю комнату – было слышно, как он разговаривает по телефону с Гитлером в Мюнхене, но я смогла разобрать лишь несколько обрывков фраз. Около полуночи, во время сообщения предварительных результатов у доктора Геббельса лицо словно окаменело. Он сказал жене: «У нас впереди тяжелые времена – но мы преодолевали и худшие». У меня было чувство, что он сам не верит тому, что говорит.

На следующий день я отправилась в Мюнхен. В кинотеатре «Атлантик» у Изарских ворот мне предстояло выступать перед повторной демонстрацией «Голубого света». Только я собралась запереть дверь купе, как увидела Геббельса, стоящего в коридоре. Для него это было такой же неожиданностью, как и для меня; он попросил разрешения посидеть у меня минутку. Ему надо было встретиться с Гитлером; он рассказал о своих личных заботах и борьбе за власть в партии. Когда Геббельс заметил, что я в этом совершенно не разбираюсь, то сменил тему и – странно – заговорил о гомосексуализме. Он сказал, что Гитлер испытывает крайнее отвращение к гомосексуалистам, в то время как сам он более терпим и не осуждает всех скопом.

– На мой взгляд, – высказала я свое мнение, – вполне вероятно, у всех людей в той или иной мере существуют зачатки обоих полов, особенно у артистов и художников, но это ни в коем случае не имеет никакого отношения к вине или неполноценности.

Геббельс со мной неожиданно согласился.

Когда назавтра в полдень, после проверки освещения в кинотеатре «Атлантик», я возвратилась в мюнхенскую гостиницу, мне позвонил доктор Геббельс. Он спросил, не хотела бы я сопровождать его на встречу с Гитлером. Я заколебалась. У меня мало-помалу стало возникать ощущение, что меня втягивают в политические игры, с которыми я не хотела иметь ничего общего. С другой стороны, это был удобный случай узнать мнение Гитлера о результатах выборов.

И я действительно стала свидетельницей исторического момента. Встреча проходила, как я потом узнала, в ресторане «Штернеккер», в небольшом зале, отделанном в баварском стиле. Когда мы с Геббельсом вошли в помещение, примерно восемь – десять мужчин, сидевших там за круглым столом, встали. Гитлер, лицо которого сильно раскраснелось, приветствовал меня, как всегда, целованием руки и представил мне присутствующих; из них в памяти сохранилось лишь имя Вагнера, [200]200
  Вагнер Адольф (1890–1944) – министр внутренних дел и заместитель главы Баварии с 1933 г., офицер личного штаба фюрера в Коричневом доме, с 1936 г. – министр образования и культуры Баварии, в годы войны – рейхскомиссар обороны ряда военных округов.


[Закрыть]впоследствии ставшего гауляйтером Мюнхена.

Я ожидала увидеть Гитлера удрученным – ничего подобного. Приходилось только удивляться. Он вел себя как победитель. Лица собравшихся мужчин, до того подавленные и раздосадованные, заметно посветлели. Очень скоро фюреру удалось снова вселить в них мужество и убедить, что, несмотря на сиюминутное поражение, они вскоре придут к власти.

– До следующих выборов в представительное собрание в Липпе, [201]201
  Липпе – бывшая земля на северо-западе Германской империи, с 1918 г. – свободное государство, после войны в составе земли Северная Рейн-Вестфалия.


[Закрыть]– сказал он, – мы должны зайти в каждый дом, сражаться за каждый голос – мы выиграем выборы и добьемся победы. От нас откололись только слабые, и это хорошо!

Ему удалось даже ободрить выглядевшего довольно обескураженным Геббельса. Мне еще ни разу не доводилось встречаться с человеком, который бы обладал такой силой убеждения и мог оказывать на людей такое влияние. Для меня же это стало поводом, несмотря на мощную энергию, исходившую от этого человека, по возможности избегать его близости.

Гитлер проигрывает выборы

Я вернулась в Берлин, исполненная решимости заниматься только собственными делами и не позволять никаким политическим авантюрам отвлекать себя. Я получила разные предложения, некоторые очень привлекательные. Но я была еще занята в проекте Фанка. Через несколько недель на перевале Бернина предстояло закончить съемки игровых сцен для фильма о Гренландии.

Все же благодаря случаю я в том же году встретилась с Гитлером еще раз – в необычной ситуации. По моим записям на календаре, это произошло 8 декабря 1932 года. Я была на концерте и возвращалась домой по Вильгельмштрассе. Тут я услышала выкрики продавцов газет: «Грегор Штрассер [202]202
  Штрассер Грегор (1892–1934) – нацистский партийный деятель, старший брат лидера левого крыла нацистов Отто Штрассера, одно время являвшийся заместителем фюрера, политический соперник Гитлера, застрелен во время «ночи длинных ножей».


[Закрыть]покидает Гитлера!», «Конец НСДАП!», «Звезда Гитлера закатилась!». Я набрала газет и села в холле гостиницы «Кайзерхоф», чтобы прочесть сенсационные сообщения. То, что писалось в газетах, было для Гитлера крайне унизительно. Только теперь я поняла, что мне рассказывал в поезде Геббельс – об интригах и борьбе за власть в партии. Как могло все так быстро и кардинально измениться? Еще месяц назад в Мюнхене я видела Гитлера, уверенного в победе, а теперь я узнаю о крушении его надежд.

От этих мыслей меня оторвал мужской голос:

– Что это вы здесь делаете?

Я подняла глаза. Передо мной стоял долговязый Брюкнер.

– Верно ли то, о чем пишут газеты?

Сделав пренебрежительное движение рукой, он ответил:

– Кампания в прессе, не более того. – И тут же размашистыми шагами направился к лестнице.

Я была ошеломлена и чувствовала, что происходит что-то необычное. Потом снова углубилась в чтение. Я понятия не имела ни о Грегоре Штрассере, ни о генерале Шлейхере, вообще не помню, чтобы слышала эти имена.

Теперь я видела их напечатанными крупными буквами на первых полосах. Видимо, Штрассер был соратником Гитлера, изменившим ему и заключившим договор с его противниками.

Передо мной вновь возник Брюкнер.

– Хорошо, что вы еще не ушли. Пройдемте, пожалуйста, со мной, фюрер хочет видеть вас.

Кровь ударила мне в голову. В этой критической ситуации мне не хотелось видеть Гитлера – я заколебалась, но потом с бьющимся сердцем все же последовала за Брюкнером. Мы поднялись по широкой, устланной ковром лестнице на бельэтаж, там прошли по коридору, повернули за угол, и я оказалась в салоне Гитлера. Брюкнер оставил нас одних.

Я все еще не понимала, почему Гитлер в такой драматической ситуации попросил меня прийти. Он подал мне руку и затем стал нервно ходить по комнате. Лицо у него было блеклое, волосы свисали на лоб, покрытый каплями пота. Затем его как прорвало:

– Эти предатели – эти трусы – и это незадолго до окончательной победы – это дурачье – тринадцать лет мы боролись, вкалывали и отдавали все – пережили тяжелейшие кризисы, и вот у самой цели – предательство!

На меня он ни разу не посмотрел. Снова забегал из угла в угол, остановился, схватился за голову и, как бы разговаривая с самим собой, простонал:

– Если партия развалится, я должен покончить с собой.

После короткой паузы Гитлер взволнованно продолжил:

– Но пока рядом есть такие люди, как Гесс и Геринг, мне нельзя этого делать – я не могу оставить их в беде, как не могу покинуть и многих других верных товарищей по партии. Мы продолжим борьбу, даже если нам снова придется начинать с нуля.

Гитлер с трудом дышал, стискивая кулаки. Теперь я поняла, почему он пригласил меня. Ему нужен был близкий человек, которому он мог довериться. Он разразился бесконечным монологом о своей партии и понемногу стал успокаиваться. Потом он впервые взглянул на меня, взял мою руку и сказал:

– Благодарю вас, что пришли.

Я не могла говорить – была слишком взволнована. Так и не произнеся ни слова, я вышла из комнаты.

Доктор Геббельс

По сообщениям в прессе можно было заключить, что в партии Гитлера продолжалась борьба за власть. Геббельс в качестве гауляйтера Берлина умножил свои усилия. Удивительно, как силен физически был этот человек небольшого роста. Одна яркая речь сменяла другую. Мне он не нравился, но справедливости ради должна признать, что личного мужества ему было не занимать. Когда он выступал с речью в Берлине, в Веддинге, перед рабочими-коммунистами, в него бросали пивные кружки. Он не покидал трибуну, даже когда получал ранение, ему почти всегда удавалось овладеть настроенной против него толпой и убедить ее перейти на свою сторону. Для Гитлера в Берлине он был незаменим.

Тем непонятней то, что человек, которому на завершающей стадии борьбы за власть приходилось напрягать все силы, бросился в безнадежное предприятие – любой ценой завоевать меня.

Уже через несколько дней после того, как мне довелось видеть Гитлера в отчаянии, раздался звонок Геббельса. То, о чем я догадывалась, теперь подтвердилось. Не проходило ни дня, чтобы он не напомнил о себе, иногда даже несколько раз в день, все настойчивее добиваясь встречи. Однажды во второй половине дня Геббельс оказался перед дверью моего дома.

– Извините, я только на минутку, – сказал он извиняющимся тоном, – у меня были дела поблизости.

Это было очень неприятно, но я не решилась ответить отказом. Предложила чаю – он отказался:

– Не беспокойтесь, у меня мало времени, мне сегодня вечером нужно еще успеть на собрание.

– Что привело вас ко мне, доктор?

– Я озабочен некоторыми обстоятельствами, и мне хотелось бы посоветоваться с вами.

– Не думаю, что я подходящий человек.

Геббельс игнорировал мое замечание и начал, внешне как будто бы не задетый моими словами, рассказывать о своих проблемах, прежде всего о политической деятельности. Манера, в какой он говорил об этом, показалась мне заносчивой и надменной.

Так, в частности, он заявил: «В рейхстаге я кукловод за ширмой, держащий в руках нити и заставляющий плясать всех этих марионеток».

Это прозвучало настолько цинично, что он показался мне в тот момент воплощением самого Мефистофеля. Я могла себе представить, что, если бы того потребовали обстоятельства, он стал бы так же рьяно служить Сталину. Это был опасный человек.

Хотя я попросила Геббельса больше не приходить, в его поведении ничего не изменилось. У него явно не укладывалось в голове, что женщина может отвергать его ухаживания. В конце концов, дело дошло до неприятного разговора. Я отказалась принять его. Когда же он пообещал, что придет в последний раз, я, к сожалению, согласилась – в надежде наконец избавиться от надоедливого ухажера. И действительно, Геббельс вел себя как влюбленный старшеклассник. С блестящими глазами рассказал, как уже в 1926 году, то есть шесть лет назад, стоял перед Дворцом киностудии УФА, чтобы наконец-то увидеть меня вблизи.

Если прежде я полагала, что он влюблен в меня только как в актрису, теперь же пришлось убедиться в обратном. Пока он демонстрировал мне свое обожание, взгляд его упал на раскрытую книгу – это был «Заратустра» Ницше. Он взял ее в руки, полистал и спросил, не поклонница ли я Ницше, на что я ответила утвердительно.

– Особенно я люблю его слог, – сказала я, – и больше всего лирику. Вы знаете его стихотворения?

Он кивнул и углубился в книгу. Потом, словно актер, неожиданно начал декламировать. Я была рада, что он отвлекся. Но Геббельс отложил книгу в сторону, подошел ко мне и посмотрел так, будто хотел загипнотизировать.

– Признайтесь, – проговорил он, – вы влюблены в фюрера.

– Что за чепуха! – воскликнула я. – Гитлер – феномен, которым я могу восхищаться, но не любить.

Тут Геббельс потерял самообладание:

– Вы должны стать моей: без вас моя жизнь – сплошная мука!

Сущее безумие. В полной растерянности я смотрела на стоящего на коленях всхлипывающего Геббельса. Когда же он обнял меня, чаша моего терпения переполнилась. Я отступила назад и попросила покинуть квартиру. Геббельс побледнел. Поскольку он не спешил уйти, я воскликнула:

– Что вы за человек! У вас такая чудесная жена, очаровательный ребенок! Ваше поведение просто возмутительно.

– Я люблю жену и ребенка, разве это непонятно? – сказал Геббельс. – Но я люблю и вас, и я принес бы ради вас любую мыслимую жертву.

– Идите, доктор, – настаивала я, – идите, вы с ума сошли!

Я открыла дверь и вызвала лифт. Он вышел с опущенной головой, даже не подняв на меня глаз.

Этого унижения будущий министр пропаганды не простил мне никогда.

Бегство в горы

У меня было одно-единственное желание – как можно быстрее покинуть Берлин. Мне не хотелось, еще одной встречи с доктором Геббельсом, и не только с ним, но и с Гитлером. До рождественских праздников оставалось несколько дней. Родители хотели провести сочельник вместе со мной, и потому я решила остаться в Берлине. К тому же нужно было закончить серию статей для Манфреда Георге. После возвращения из Гренландии Манфред уговорил меня записать впечатлениях от съемок. Целиком книга «Борьба в снегах и льдах» появилась в начале 1933 года в лейпцигском издательстве «Гессе унд Беккер».

Однажды, возвратившись из магазина домой, я увидела перед дверью букет цветов. На приложенной карточке было написано: «Ду-Ду, я снова тут и остановился в гостинице „Эден“». В Берлин после трехлетнего отсутствия приехал Йозеф фон Штернберг. На следующий день мы увиделись, он почти не изменился. Штернберг рассказал, что Эрих Поммер пригласил его снимать фильм.

Мы, естественно, упомянули в разговоре и Гитлера, и национал-социализм, и я рассказала ему о своих встречах. К моему удивлению, он заметил:

– Гитлер – феномен, жаль, что я еврей, а он антисемит. Когда он придет к власти, будет видно, настоящий ли у него антисемитизм или же всего лишь предвыборная пропаганда.

Кстати, Штернберг был не единственным из моих знакомых евреев, кто так думал. Подобное мнение высказывал Гарри Зокаль и многие другие. Сегодня, когда мы знаем об ужасных преступлениях гитлеровского режима, это звучит невероятно, особенно для молодежи, но это правда.

Штернберг хотел посмотреть мой «Голубой свет». Мы поехали в Нойкёльн, на копировальную фабрику Гайера, где хранилась отснятая пленка. Я со страхом ждала его оценки – знала, какой он строгий критик. Но огорчаться не пришлось.

– Фильм прекрасный, – сказал он, – а ты просто чудо. Нет больших антиподов, чем ты и Марлен, – ты в роли Юнты в «Голубом свете» и Марлен в роли Лолы в «Голубом ангеле». Я сделал из Марлен звезду, она – мое творение и известна во всем мире. Теперь я жду тебя.

– Я приеду, как только закончатся съемки фильма «SOS! Айсберг». Очень надеюсь, что весной.

На этом обещании мы и расстались вечером в баре «Эдена», засидевшись за полночь; так во второй раз, при изобилии шампанского, отметили прощание – теперь надолго.

На следующий день – это был сочельник – я готовилась к отъезду в горы Швейцарии – предстояло еще многое сделать. Съемки там должны были продлиться несколько месяцев.

Пока я упаковывала чемоданы, в дверь то и дело звонили. Посыльные приносили заказанные товары и множество подарков, которые должны были доставить до праздника. Опять звонят! Раздраженно и раздосадованно распахиваю дверь – в растерянности обнаруживаю смущенно улыбающееся лицо Геббельса. Прежде чем мне удается издать хоть какой-то звук, он выпалил:

– Простите, пожалуйста, я хотел только пожелать вам веселых праздников и передать небольшой рождественский подарок.

Я молча впустила его в квартиру. Увидев большие чемоданы, он удивленно спросил:

– Вы собираетесь уезжать?

Я кивнула.

– Надолго?

Я снова кивнула.

– Когда уезжаете – когда возвратитесь?

– Меня не будет долго. Сначала я отдохну, покатаюсь на лыжах, а потом меня ждут досъемки фильма «SOS! Айсберг».

– Пожалуйста, не уезжайте, – взволнованно сказал Геббельс.

Увидев мой отстраняющий жест, он стал умолять:

– Не бойтесь, я не буду больше надоедать, – но мне хотелось бы иметь возможность, по крайней мере, иногда говорить с вами. Я очень одинок, моя жена тяжело больна. Она лежит в клинике, и я опасаюсь за ее жизнь.

Он произнес это с таким взволнованным выражением лица, что я почти сочувствовала ему. Прежде всего меня поразило, что Магда оказалась в больнице.

– Послушайте, доктор, ваше место сейчас, больше чем когда-либо, рядом с женой. Вы должны быть с ней каждую свободную минуту.

Геббельс был очень подавлен. Он сел на кушетку, не снимая пальто.

– Скажите мне, по крайней мере, куда можно позвонить.

– Не знаю. Я буду в горах, в разных местах, и пока у меня еще нет никакого представления, когда и где начнутся съемки.

После того как ему пришлось понять безнадежность приложенных усилий, его лицо утратило выражение отчаяния и стало казаться маской. Он подал мне два пакета и сказал:

– Мое поздравление с Рождеством.

Когда дверь за нежданным гостем закрылась, я развернула пакеты. В одном лежал переплетенный в красную кожу экземпляр первого издания гитлеровского «Майн кампф» с вписанным Геббельсом посвящением, во второй оказалась бронзовая медаль с рельефом головы самого дарителя. «Что за безвкусица», – подумала я.

Вечером я отправилась к родителям. Это Рождество оказалось печальным. Дела у отца шли плохо. Ему пришлось уволить большую часть рабочих и служащих. И Гейнца в первый раз не было с нами. Он находился в Индии и должен был во дворце магараджи Индаура монтировать климатическую установку. Этот интересный заказ брат получил через знакомого архитектора Эккарта Мутезиуса. [203]203
  Мутезиус Эккарт – по всей вероятности, сын известного немецкого архитектора Германа Мутезиуса (1861–1927).


[Закрыть]

Наконец я снова в горах! В Санкт-Антоне на Арльберге я могла совершенствоваться, наверное, в самой лучшей в мире горнолыжной школе, у Ганнеса Шнейдера, и научиться новейшей технике спуска. Чувствовала я себя там как дома. Большинство тренеров участвовали в съемках наших горных фильмов, и все мы хорошо ладили друг с другом. Радость, какую доставлял этот великолепный вид спорта, заставляла забыть обо всем, что огорчало и тяготило меня. Даже мои профессиональные планы отошли на задний план.

Однажды во второй половине дня, когда я возвратилась после спуска в гостиницу «Пост», директор сообщил, что мне уже много раз звонил некий доктор Геббельс. Как это он разузнал, где я? Только-только успела переодеться, как меня позвали к телефону. Это действительно снова был он. Я раздраженно спросила, кто открыл ему место моего пребывания. Он ответил, что обзвонил несколько горнолыжных баз. Верить ли ему?

– Что вам нужно от меня?

– Я хотел только узнать, когда вы снова будете в Берлине.

Навязчивость этого человека меня просто взбесила. В ярости я воскликнула:

– Пока не собираюсь туда и прошу вас, господин Геббельс: оставьте меня в покое и не звоните больше.

Я повесила трубку. Настроение было испорчено напрочь.

На следующий день на трассе скоростного спуска появились почти все лучшие горнолыжники мира. Это отвлекло меня от неприятностей. Гонка проходила по трудному маршруту вниз до самой станции подвесной канатной дороги. Просто фантастика, в каком темпе лыжники проносились по крутому склону с многочисленными седловинами.

Отсюда в середине января я уехала в Давос. Там меня заинтересовал район Парсенн [204]204
  Парсенн – район для занятий лыжным спортом в Швейцарии.


[Закрыть]– в те времена мечта горнолыжников; место это превзошло все мои ожидания. Впервые по-настоящему меня охватила лыжная горячка. Тут были многокилометровые спуски по рыхлому снегу и такое множество трасс, одна прекрасней другой, что каждый день можно было спускаться по новому маршруту.

Тогда, в январе 1933 года, на трассе еще встречалось немного лыжников. Сейчас, когда на Парсенне их собираются тысячи, в это трудно поверить. На трассе никогда не нужно было ждать, подъемников не было и в помине, и столкновения, ставшие ныне правилом, были редкостью. От вершины Вайсфлу до Кюблиса можно было спускаться четырнадцать километров без остановки. Правда, надо было находиться в хорошей форме. Я наслаждалась пьянящим ощущением полета, которое не отпускало меня даже во сне.

На Парсенне я встретила Вальтера Прагера, с которым познакомилась в Санкт-Антоне. Тогда неожиданно для всех этот молодой швейцарец стал победителем на сложной трассе. Он предложил подготовить меня к соревнованиям по скоростному спуску с Парсенна. Спускаться вместе на лыжах доставляло мне большое удовольствие. Тренером он был первоклассным. Я каталась с каждым днем все лучше и лучше.

Между Вальтером и мной завязались дружеские отношения. Со временем они становились все теплее, так возникла связь, длившаяся более двух лет.

Странно, но я никогда не влюблялась в мужчин, сделавших себе имя в общественно-политической сфере или в искусстве или баловавших женщин дорогими подарками.

Когда мать познакомилась с моим другом, то не очень одобрила мой выбор.

– И что ты нашла в этом юноше? – спросила она. – Не понимаю я тебя – хоть бы раз пришла с толковым человеком.

Бедная мамочка! Нелегко объяснить близкому человеку, даже матери, неожиданно возникающее чувство симпатии и любви. Вальтер хорошо выглядел, но производил впечатление человека скорее незаметного. Его особый шарм, его темперамент, его суть, столь импонирующая мне, заставили увлечься без оглядки.

Начало съемок в Швейцарии по гренландским мотивам переносилось с одной недели на другую. Я ничего не имела против. Был конец января, когда я неожиданно узнала сенсационную новость: Гитлер стал канцлером. Стало быть, он добился своей цели, каким образом – мне было неизвестно. Я уже много недель не читала газет. Тогда еще не было телевидения, и день его прихода к власти и факельное шествие я увидела в старой кинохронике лишь через много лет после окончания войны.

Теперь Гитлер пришел к власти, но в качестве рейхсканцлера он был мне интересен куда меньше.

В начале февраля меня наконец пригласили на съемки в приют «Бернина». Я еще находилась в Давосе. Чемоданы были уже упакованы, и тут вдруг передо мной возник Удет.

– Что тебя сюда принесло? – удивленно спросила я.

– Прибыл за тобой, – ответил он лукаво.

– Как, – продолжала я вопрошать в растерянности, – на самолете?

– Конечно.

Ну, прямо кудесник, этот Удет. Мои громоздкие чемоданы я отправила по железной дороге, а сама села в спортивный самолет Удета, приземлившийся в Давосе на небольшом замерзшем озере.

При взлете чуть было не произошел несчастный случай. Места для разбега было слишком мало: я с испугом смотрела, как самолет стремительно приближается к сенному сараю на берегу озерка. Но перед строением Удет с присущим ему мастерством рванул машину вверх. Вскоре мы приземлились на небольшой ледовой поверхности Бернинского озера, в непосредственной близости от декораций к нашему фильму. Меня встретили с большой радостью. Кроме Фанка и его сотрудников я приветствовала «киношников», прибывших из Голливуда: Тэя Гарнетта [205]205
  Гарнетт Тэй (1892–1977) – американский режиссер, сценарист, продюсер, автор американской версии фильма «SOS! Айсберг» (1935). В кино с 1920 г. В 1941 г. снял фильм «Семь грешниц» с М. Дитрих.


[Закрыть]– режиссера американской версии и моего партнера Рода ла Рокве. [206]206
  Рокве Родла (псевд., наст.: Боб Родерик; 1898–1969) – американский актер немого и звукового кино, снялся более чем в ста фильмах, в т. ч. в Голливуде. В кино с 1914 г. Фильмы: «SOS! Айсберг» (в американской версии), «Одна романтическая ночь» (1930), «Платье и женщина» (1937) А. де Курвиля, «После Рождества» (1940) А.-Э. Сазерленда, «Встречайте Джона Доя» (1941) Ф. Капра.


[Закрыть]

Ледовые декорации были просто фантастическими, архитекторы создали для игровых сцен настоящий арктический ландшафт с большими ледяными пещерами. Рабочая атмосфера – отличная. Отношения между Тэем Гарнеттом и доктором Фанком также показались дружескими. Сниматься под руководством Гарнетта было истинным удовольствием. Вот если б в такой холод работы не затянулись на слишком долгий срок! К счастью, у меня часто бывали длительные перерывы, а наш директор картины Пауль Конер оказался вполне лояльным и позволял мне в свободные дни летать с Удетом в Давос. Я могла продолжать лыжные тренировки на Парсенне, за что была вознаграждена. В известном Парсеннском дерби, в котором приняли участие лучшие швейцарские горнолыжницы, заняла второе место.

Настал май, а съемки все еще продолжались. Лед начал таять, и нам пришлось перебазироваться выше. Так мы перебрались в седловину Юнгфрау в Бернских Альпах, лежащую на высоте 3000 метров. Там в основном это были сцены с собаками в упряжках.

Наконец, в июне, были сняты последние кадры фильма о Гренландии. И все, кто стоял на лыжах, совершили самый чудесный в Швейцарских Альпах летний спуск от седловины Юнгфрау вниз по Алечскому леднику до покрытых цветами летних лугов.