Текст книги "Мемуары"
Автор книги: Лени Рифеншталь
Жанры:
Культурология
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 80 страниц)
Следующая большая премьера состоялась в Париже. Но за несколько дней до отъезда во Францию возникли проблемы, которые едва не сорвали мою поездку. Стало известно, что от французских прокатчиков требуют либо вовсе отказаться от демонстрации фильма, либо показать его с купюрами. Так, надлежало вырезать эпизоды с Гитлером и некоторыми немецкими спортсменами-победителями. В свое время я не стала убирать сцены с Джесси Оуэнсом и другими чернокожими атлетами, как того требовал Геббельс, поэтому и сейчас не согласилась что-либо менять. Положение обострилось, и на «Тобисе» мне посоветовали не ехать в Париж. Но я была убеждена, что в личных переговорах с французскими прокатчиками смогу все уладить. Я помнила о горячем приеме французами «Триумфа воли» год назад и трех золотых медалях Всемирной выставки и еще ничего не знала о начинавшемся бойкоте гитлеровского режима.
В Париже меня вежливо приняли директора кинофирм. Я поселилась в элегантном номере из нескольких комнат с ванной в отеле «Георг V» и сразу же отправилась смотреть ночной Париж. Этот мир блеска и огней приводил меня в восторг. Чего стоил один только вид писаных красавиц в иллюстрированных журналах. Мне еще никогда не доводилось лицезреть столь дорогой обстановки и столь фантастических костюмов, но больше поражало изобилие изобретательно инсценированного очарования.
В этой атмосфере, с морем шампанского, мои французские хозяева надеялись, что смогут переубедить меня. С доброжелательной улыбкой я выслушивала их предложения и аргументы, но не сдавалась. Милые господа были в отчаянии. За несколько остававшихся до премьеры вечеров, посвященных изучению достопримечательностей Монмартра, им так и не удалось добиться уступок. Наконец, они стали бесцеремонно угрожать, что вообще не покажут фильм во Франции. В это я не верила, поскольку знала, что фирме «Тобис» уже переведены крупные суммы в качестве предоплаты. Я не собиралась отказываться от принципа – всюду показывать фильм только в неизменном виде. Если даже Геббельсу не удалось переубедить меня, то не добьются этого и французы.
Настал день премьеры в Париже. О фильме извещало множество афиш. Демонстрировались не обе серии сразу, как в Берлине, а только одна; вторая должна была сменить первую спустя несколько недель. За некоторыми исключениями так делалось везде.
В полдень, за несколько часов до начала показа два директора из конторы кинопроката принялись заклинать меня все-таки сделать купюры. Я заявила о готовности пойти лишь на небольшой компромисс: вырезать две сцены – ту, в которой на торжественном открытии Игр показаны Гитлер и итальянский наследный принц Умберто, [283]283
Умберто II (1904–1983) – король Италии с 1946 г., в том же году после провозглашения Италии республикой покинул родину.
[Закрыть]приветствующие итальянскую команду фашистским приветствием, и еще одну, где чествовали победителей-немцев, при флагах со свастикой.
Теперь окончательно стало ясно, что фильму «Олимпия», который французы назвали «Боги стадиона», в этот день предстоит премьера во Франции, правда, лишь во второй половине дня, в виде пробного показа и без участия официальных лиц. Мне посоветовали не присутствовать там. Как и раньше, опасались протестов.
Но любопытство пересилило страх. До начала сеанса я прогуливалась по Елисейским полям – в темных очках, чтобы меня не узнали. Хотелось увидеть собственными глазами что произойдет. Билеты оказались полностью распроданы, и поэтому незамеченной пробраться в кинотеатр можно было лишь после начала фильма. Когда билетерша провожала меня в зал, пришлось открыть свое лицо. Женщина, взглянув и с удивлением узнав меня, принесла банкетку.
Во время сцены, где последний спринтер с факелом олимпийского огня пробегает по берлинскому стадиону, неожиданно раздались аплодисменты. После этого они то и дело повторялись, в том числе, к моему величайшему изумлению, и в сценах с Гитлером. Где они, протесты, которых так опасались? С облегчением вздохнув и освободившись от давящего груза, я осталась до конца. Пока публика бурно аплодировала, я попыталась незаметно покинуть зал, но меня узнали и через несколько секунд окружили толпы зрителей. Счастливая, я отвечала на своем почти забытом школьном французском на множество вопросов и раздавала автографы.
Затем французские прокатчики устроили и блестящую вечернюю демонстрацию фильма, на которую было приглашено множество знаменитостей. Картина шла с триумфом, подобным тому, который в прошлом году сопровождал фильм о партийном съезде на Всемирной выставке в Париже. Меня обнимали, целовали и заваливали вопросами.
Вопреки опасениям парижская пресса превзошла самое себя по количеству хвалебных отзывов. Мне хотелось бы здесь процитировать несколько фраз, написанных пятьдесят лет назад. Такие изобилующие чрезмерными похвалами отклики встречаются редко.
«Журналь»:
Боги стадиона дали Земле свой второй Завет – вечность.
«Ордр»:
«Олимпия» – больше и лучше, чем просто фильм. Это череда пламенных кадров, наполненных светом и жизнью, картина не имеет возраста и почти лишена национальности.
«Фигаро»:
Олимпийский огонь создал такую благоприятную для мира атмосферу, какой никогда еще до этого не было.
«Марьянн»:
Хотелось бы заполучить копию этого фильма, чтобы вечно хранить в архивах.
«ЛИБЕРТЕ»:
Фильм «Боги стадиона» исполнен такого величия, такой поэзии, что даже те из нас, кого труднее всего растрогать, уходили из зала под сильным впечатлением… Благородство, если позволительно использовать это слово, картины таково, что люди, которые посмотрели ее, становятся лучше.
После этого сказочного успеха мне нужно было присутствовать на премьере фильма в Брюсселе. И здесь также пришлось сначала преодолеть некоторое недоверие. Посольство Германии сообщило фирме «Тобис», что показ ленты зависит от предварительного просмотра ее представителями бельгийского королевского дома. Мы с нетерпением ожидали результата. Он оказался положительным, но немецкое посольство тем не менее посоветовало мне не присутствовать на премьере, ибо, дескать, ожидались протесты.
Воодушевленная успехом в Париже, я все же отправилась в Брюссель. Устроители встречали меня сердечно, – кажется, снова ложная тревога. Говорили, что на премьеру, по-видимому, прибудет даже бельгийский король. Поскольку у меня не было опыта в придворном этикете, пришлось в спешном порядке учиться делать книксен.
За несколько минут до начала торжественного показа фильма во Дворце изящных искусств появился Леопольд Ш в сопровождении премьер-министра Спаака [284]284
Спаак Пауль Генри (1899–1972) – политик-социалист, неоднократно занимавший пост премьер-министра Бельгии и министра иностранных дел этого государства.
[Закрыть]и немецкого посланника барона фон Рихтхофена. Я приветствовала короля Бельгии настоящим «придворным» поклоном. Когда мы вошли в центральную ложу, зал встретил монарха продолжительным ликованием. Мне было предложено занять место слева от главы государства, по правую руку села некая графиня, позади нас разместился Анри Спаак.
После того как ликование улеглось и в зале медленно погас свет, мной вновь овладели сомнения, но, как и в Париже, я почувствовала, что фильм увлек зрителей. Когда на экране в первый раз появился Гитлер, неожиданно раздались аплодисменты, повторявшиеся при каждой сцене с ним. Не было ни протестов, ни попыток помешать показу. Художественные достоинства картины победили все предрассудки. «Олимпию» увлеченно смотрели более двух тысяч зрителей. После завершения показа аплодисменты продолжались несколько минут. Как и во Франции, пресса захлебывалась от восторга. В одной из лучших статей, опубликованной в «Вентьем» было написано: «Этот фильм – триумф поэзии, чувственной и чистой лирики. Он несет на себе печать трепещущей страсти, технического мастерства и непоколебимой веры – в этом заключена триединая тайна его сказочного величия».
На следующий день Спаак устроил завтрак с шампанским. Мне представили бельгийских деятелей искусства, дипломатов и известных журналистов. Я чувствовала себя счастливой от всеобщего восхищения и симпатии.
Далее было турне по Скандинавским странам, в котором меня сопровождала мать. Сначала мы прибыли в Копенгаген. На торжественной демонстрации фильма присутствовала королевская чета Дании, а перед показом, в первой половине дня Кристиан X [285]285
Кристиан X (1870–1947) – король Дании в 1912–1947 гг., встретил вторжение вермахта без сопротивления.
[Закрыть]дал мне аудиенцию. Монарх, производящий впечатление симпатичного и скромного человека, более часа беседовал со мной, в основном о проектах моих будущих картин.
Как и в Берлине, Вене, Париже и Брюсселе, победное шествие фильма продолжилось. Приведу здесь цитату из датской газеты «Берлингске тиденде»: «Трудно писать деловую статью, если в глубине души ты увлечен тем, что нужно рассматривать, и мы открыто признаемся, что фильм об Олимпийских играх нас очень захватил. Это масштабная драма, произведение высокого искусства, это поэма в образах».
Подобные же отзывы встречались в прессе и после премьер в Стокгольме, Хельсинки и Осло. В Стокгольме меня принял шведский король Густав V Адольф, [286]286
Густав V Адольф (1858–1950) – король Швеции в 1907–1950 гг. В его правление Швеции удалось избежать участия в Первой и Второй мировых войнах.
[Закрыть]удивительно хорошо осведомленный о международном успехе фильма. Примечательно, что написала газета «Свенска дагбладет» всего лишь за год до начала Второй мировой войны: «Будет несказанно жаль, если дух международного братства, которым пронизан фильм „Олимпия“, не сможет разрушить барьеры политических антипатий».
В Лунде, одном из старейших университетов Швеции, я прочитала доклад о своей работе, бурно встреченный студентами. За торжественным ужином в большом зале Академического союза они оказали мне особую честь: поднялись с мест и пропели гимн «Германия превыше всего». Несколько месяцев спустя вслед за этим я получила шведскую «Полярную премию».
Никогда не забуду чудесные дни, проведенные в Финляндии. Там мы с мамой были гостями бургомистра Хельсинки господина фон Френкелля, который нашел время, чтобы лично показать нам красоты своей родины. Какая великолепная страна!
В столице Финляндии произошло самое необычайное событие за все мои зарубежные поездки. В день торжественной демонстрации фильма я посетила чемпионат страны по легкой атлетике, который для финнов был чем-то вроде национального праздника. Расположившись на трибуне, я следила за соревнованиями, как вдруг ко мне подошел один из спортивных чиновников и попросил пройти с ним. Он вывел меня на арену стадиона, взял рупор и что-то прокричал в него по-фински – в произнесенных с энтузиазмом словах я уловила свое имя. Соревнования прервались, зрители на переполненном стадионе поднялись с мест и запели финский национальный гимн. Такая честь – это уж слишком, мне не удалось сдержать слез. Когда гимн отзвучал, я все еще в полной растерянности стояла посреди стадиона и совершенно растрогалась, получив большой букет красных роз.
На следующий день мы попрощались с финскими друзьями и уже собирались садиться в самолет, когда в самую последнюю минуту один спортсмен, запыхавшись от бега, вручил мне прощальный подарок, который я храню по сей день, – книгу в кожаном переплете с официальным отчетом финнов об Олимпийских играх в Берлине. За время моего короткого пребывания в Хельсинки в ней расписались все финские участники Олимпиады, в том числе и те, что жили на крайнем севере страны. Свою подпись поставил даже чудо-бегун Нурми.
Последней нашей остановкой в Скандинавских странах был Осло. Конечно, от сдержанных норвежцев вряд ли следовало ожидать столь же сильного воодушевления, как в Финляндии. Такого же мнения придерживались и на фирме «Тобис» и потому вновь рекомендовали мне не ехать на премьеру. Норвегия, говорили они, несмотря на высокую популярность короля, слишком «красная», да и от норвежского правительства можно ожидать чего угодно, только не дружелюбного отношения к немцам. Я было заколебалась, но мой оптимизм опять победил. Что значит «красная»? У меня нет предубеждения к политическим инакомыслящим.
Свой фильм я старалась сделать таким, чтобы его можно было показывать во всех странах, – не напирала на множество неожиданных побед немцев и даже не упомянула о том, что Германия завоевала наибольшее число медалей. Мне не хотелось, чтобы мы как хозяева-устроители Игр чванились нашими успехами и тем самым принижали другие страны, чьим атлетам повезло меньше. Потому-то я и показывала прежде всего медалистов из небольших стран, например, единственного новозеландца Лавлока.
Немецкое посольство в Осло не слишком обрадовалось моему приезду, но я была уверена в успехе. Еще в поезде, на пути к норвежской столице, меня посетил репортер газеты «Афтенпостен». Сейчас, читая его статью, я понимаю, что ошибалась, думая, будто норвежцы – народ сдержанный. Это настоящее «стихотворение в прозе». После такой «увертюры» я ощущала себя в некоторой степени подготовленной к возможным нападкам.
Но опасения и здесь оказались напрасными. Уже в первый день меня, к величайшему изумлению немецкого посла, пригласили на аудиенцию к норвежскому королю Хокону. [287]287
Хокон VII (1872–1957) – норвежский король с 1905 г., в годы оккупации Норвегии – в 1940–1945 гг. находился в Великобритании.
[Закрыть]С ним я беседовала значительно дольше, чем с другими скандинавскими монархами. Король оказал мне честь, присутствуя со своей семьей на праздничной премьере фильма в «Колизее». Там он сидел в окружении почетных немецких гостей, что поразило даже самих норвежцев.
Показ ленты, как всегда, сопровождался овациями. В Осло, как до этого во всех европейских столицах, при появлении на экране Гитлера раздавались аплодисменты. Кто не хочет этому верить, может убедиться, полистав подшивки старых газет. Позднее я часто размышляла, почему в Европе всего за год до начала войны так симпатизировали Гитлеру.
В Осло я почувствовала огромную терпимость норвежцев. Премьер-министр за день до показа фильма устроил в мою честь ужин в празднично украшенном зале в стиле рококо. Этот раут, на котором присутствовали все министры и представители правительства – около трехсот персон, – был довольно необычным. За роскошным столом сидели только мужчины во фраках, единственными женщинами оказались моя мать и я.
Некоторые присутствующие высказались за культурное сотрудничество с Германией, а премьер-министр похвалил мою работу и назвал картину «Олимпия» «посланцем мира». Крупнейшая газета Норвегии «Афтенпостен» писала: «Фильм об Олимпиаде – это произведение, которое, несмотря на все то, что с нами происходит, позволяет верить в лучшее будущее человечества».
Венецианский кинофестивальПосле утомительных поездок на премьеры фильма перед фестивалем мне хотелось немного отдохнуть. Я решила провести отпуск на море вместе с моим другом Германом Шторром, которому из-за чрезвычайной занятости уделяла слишком мало внимания. Недалеко от Венеции, близ Лидо, есть небольшая рыбацкая деревушка, где мы и уединились.
Всего в нескольких километрах от нас уже начало свою работу жюри, мы же с Германом продолжали наслаждаться жизнью в местечке, где меня никто не знал и можно было без помех принимать солнечные ванны в песчаных дюнах. В здании, где проводился фестиваль, я появилась в самый последний момент. В немецкой делегации и оргкомитете фестиваля уже сильно волновались, ведь ни у кого не было ни малейшего представления о том, где же я нахожусь. «Олимпия» входила в число главных претендентов на получение премии. Нашими конкурентами были «Белоснежка и семь гномов» [288]288
«Белоснежка и семь гномов» – фильм У. Диснея, вышедший в 1937 г.
[Закрыть]Уолта Диснея, английская лента «Пигмалион» [289]289
«Пигмалион» – фильм по пьесе Б. Шоу, был снят английскими кинорежиссерами Э. Эсквитом и Л. Ховардом (он же исполнитель роли Хиггинса) в 1938 г.
[Закрыть]и «Набережная туманов» Марселя Карне. [290]290
Карне Марсель (1909–1996) – французский кинорежиссер. Фильм «Набережная туманов» был им снят в 1938 г. при участии оператора из Германии О. Шюфтана.
[Закрыть]
Ко всеобщему изумлению и недовольству, итальянский губернатор Ливии маршал Бальбо, [291]291
Бальбо Итало (1896–1940) – итальянский фашист, летчик. В 1929–1933 гг. являлся министром авиации Италии. В 1933–1940 гг. – генерал-губернатор Ливии, убит в г. Тобрук.
[Закрыть]друг дуче и министр авиации, неожиданно прилетел в Венецию и изъявил желание на торжественных мероприятиях сидеть рядом со мной. Руководство фестиваля отказало ему, поскольку по протоколу я должна была сесть рядом с итальянским министром Альфьери и немецким послом фон Маккензеном. [292]292
Маккензен Август фон (1849–1945) – немецкий офицер и дипломат.
[Закрыть]Бальбо был оскорблен и в тот же день покинул Лидо. Меня огорчил этот инцидент, поскольку из-за него было поставлено под вопрос фантастическое предложение, сделанное маршалом. Для съемок запланированной мною «Пентесилеи» он обещал предоставить тысячу белых коней с всадниками-ливийцами для сцен с битвами – сражения между амазонками и греками намечалось снимать в пустыне Ливии.
В Венеции успех «Олимпии» достиг своей кульминации. Картина получила «Золотого льва», оставив позади фильмы Уолта Диснея и Марселя Карне.
На вручении премии я встретила своего старого знакомого, Карла Фолльмёллера, пятнадцать лет назад открывшего меня как танцовщицу для Макса Рейнхардта. Фолльмёллер жил теперь в Венеции в палаццо Вендрамин, в котором провел последние дни Рихард Вагнер. В этот старинный дворец на Большом канале [293]293
Большой канал (с мостом Риальто) находится в Венеции. На его берегах расположен ряд дворцов и церквей.
[Закрыть]Карл пригласил меня на ужин. Здесь при свечах за бокалом великолепного вина я провела свой последний вечер в Венеции.
Перед съемками «Пентесилеи» мне хотелось сделать большой перерыв. Я должна была снова собраться с силами после огромного напряжения, связанного с «Олимпией». Работа над этим фильмом отняла у меня три года жизни.
Лучшим отдыхом я считала скалолазание, которым тогда была просто одержима. Лишь тот, кто занимается этим видом спорта и любит его, способен понять, насколько страстно им можно увлечься.
Ганс Штегер уже выбрал интересные маршруты, а под конец хотел вместе со мной совершить второе восхождение по маршруту Диретгиссима на восточной стенке Розенгартена. Когда-то Ганс поднялся по ней первым вместе с бельгийским королем Альбертом, отцом Леопольда III. Я часто стояла в восхищении перед этой гигантской стеной, вздымающейся в высоту на тысячу метров, и не представляла себе, что смогу когда-нибудь вскарабкаться на нее. Тогда это казалось невыполнимой задачей.
Предварительные тренировочные восхождения становились все труднее. Когда я снова набрала хорошую форму, Штегер предложил сначала, в качестве испытания, покорить северную стенку Розенгартена. Эта мрачная, почти черная отвесная стенка, расположенная напротив башен Вайолетт, выглядела неприступной. Штегер размышлял, какую трассу выбрать – Пиаца или Золледера. Остановились на втором варианте.
Мы прошли стенку за рекордное время – три часа, несмотря на то что нас неожиданно застала начинающаяся вьюга. До этого мне еще никогда не приходилось преодолевать столь длинные траверсы. Потом в хижине Вайолетт мы отогревались горячим молоком и коньяком.
Моя мать Берта Рифеншталь (урожд. Шерлах)
и отец Альфред Рифеншталь, 1902 г. – год моего рождения.
С моим братом Гейнцем. Ему здесь шесть лет, мне – девять.
Четырехлетним ребенком я начала записывать свои первые стихотворения.
Макс Рейнхардт пригласил меня в свой Немецкий театр выступить с вечерами танца. 20 декабря 1923 г. я впервые танцевала на этой всемирно известной сцене. «Сказочный цветок» – так назвала я этот танец.
«Этюд под гавот» – один из самых удачных из придуманных мною танцев. После более чем семидесяти выступлений на родине и за рубежом травма колена вынудила меня отказаться от успешной карьеры танцовщицы.
В роли танцовщицы Диотимы в фильме «Святая гора». 1926 г.
В роли танцовщицы Диотимы в фильме «Святая гора». 1925–1926 гг.
Кадр из фильма «Святая гора». Сказочное видение изо льда, созданное режиссером А. Фанком на замерзшем озере в Ленцерхайде
Снявшись в своей второй главной роли – цыганской пастушки Гиты – в фильме А. Фанка «Большой прыжок», я окончательно решаю отказаться от карьеры танцовщицы и стать киноактрисой
С «партнершей» по фильму «Большой прыжок» – козой Пиппой. 1927 г.
В роли Марии в картине режиссеров А. Фанка и Г.-В. Пабсга «Белый ад Пиц-Палю». 1929 г.
Густав Диссль – мой партнер по фильму «Белый ад Пиц-Палю» – в роли альпиниста Крафта.
С партнером Эрнстом Петерсеном в фильме «Белый ад Пиц-Палю». Ночные съемки.
Неделями работали мы над этим фильмом при температуре ниже 30 градусов по Цельсию, получая тяжелые обморожения. Но и картина пользовалась успехом во всем мире.
Попали в беду!
Густав Диссль, исполнитель главной роли в фильме «Белый ад Пиц-Палю», и я в отчаянии пытаемся обратить на себя внимание спасательного самолета, ищущего нас в ледяных расселинах горного массива.
В роли Юнты в «Голубом свете». 1931–1932 гг.
Этот фильм стал моей судьбой. И не только потому, что тут я впервые успешно выступила в качестве продюсера и режиссера. Картина получила серебряную медаль на Международном кинофестивале в Венеции в 1932 г., демонстрировалась без перерыва 14 месяцев в Париже и 15 месяцев в Лондоне. Гитлер также пришел в восторг от этой ленты и впоследствии настоял, чтобы именно я снимала документальный фильм о съезде партии в Нюрнберге. Так возник «Триумф воли».
Знаменитый кадр из фильма «Голубой свет». Юнта в Гроте кристаллов
Рабочий момент: на большой высоте в горной цепи Брента в Доломитовых Альпах выбирается место будущей съемки фильма «Голубой свет»
В «Голубом свете» я должна была, играя Юнту, взбираться вверх по скале без страховки. Поскольку скалолазание всегда являлось моей страстью, мне никогда не требовался дублер.
Фильм «Буря над Монбланом», снимавшийся много месяцев в районе этой колоссальной вершины Западных Альп, – один из самых рискованных горных фильмов режиссера Фанка. Со страхом преодолевала я по лежащей горизонтально лестнице глубокую ледниковую расщелину. Труднее всего пришлось операторам и исполнителю главной роли Зеппу Ристу: от них потребовались невероятные усилия. 1930 г.
Кнут Расмуссен, некоронованный король эскимосов, сопровождал нашу съемочную группу в Гренландию во время съемок совместного германо-американского фильма «SOS! Айсберг». 1932–1933 гг.
На вершине айсберга. Я в роли летчицы, ищущей своего мужа, пропавшего без вести в Арктике.
Арнольд Фанк, руководитель экспедиции и режиссер фильма «SOS! Айсберг»
Съемки фильма «SOS! Айсберг», проходившие в Гренландии, трудно забыть. Они стали одним из ярчайших эпизодов в моей жизни.
В роли летчицы Геллы в фильме «SOS! Айсберг», 1932 г.
Полет Эрнста Удета во время съемок фильма. Его лихачество в воздухе часто переполняло меня страхом.
Эскимосы спасают меня, после того как я упала в море с расколовшегося айсберга.
Для меня, по настоянию Альберта Шпеера, к массивному флагштоку прикрепили крошечный лифт (тогдашняя стоимость подобного устройства – 600 рейхсмарок), благодаря чему появилась уникальная возможность снимать происходящее со значительной высоты.
Германия – страна музыки
Плакат Лотара Хайнемана. Ок. 1935 г.
Знамена со свастикой и истребители в небе Нюрнберга во время съезда НСДАП
Последняя отчаянная попытка просить Гитлера о моем освобождении от съемок фильма о партийном съезде. Нюрнберг, 1934 г.
Я оказалась единственной женщиной, которой было поручено снять фильм о VI съезде НСДАП. Нюрнберг, сентябрь 1934 г.
На съемках фильма «Триумф воли». 1934 г.
Афиша к фильму «Триумф воли». 1935 г.
Титульный лист «Berliner Illustrierte Zeitung»
Один из партийных митингов в Луитпойльдхайне
Теперь Ганс заговорил о Диреттиссиме. Главная сложность этого маршрута по восточной стенке Розенгартена – не огромная высота, а многочисленные выступы.
С опозданием на час – хозяин хижины забыл разбудить нас вовремя – мы начали восхождение. Первые метры каната прошли хорошо, но вскоре я почувствовала усталость. Пришлось много раз подтягиваться на руках, а они у меня не такие крепкие, как ноги. Утомляло и выбивание большого числа крюков, которые потом пришлось тащить с собой. Но делать это было необходимо, так как Диреттиссима – стенка очень высокая и трудная.
Уже после первой четверти трассы мне казалось, что дальше карабкаться не смогу. Руки болели, ладони стерты в кровь. Но пути назад не было. Я и не предполагала, что восхождение окажется таким трудным. Подъем по скале впервые не доставлял радости, хотелось только одного – скорей добраться до вершины. Мы провели на стенке уже больше десяти часов, солнце давно зашло, начинало смеркаться. Но вершина все не появлялась – лишь головокружительная бездна под нами. Стало еще темнее, мы могли карабкаться вверх только совсем медленно. Ганс поднял руку и показал мне три пальца. Я поняла: нам оставалось пройти всего лишь три длины каната. Но темнело так быстро, что уже почти ничего не было видно.
Мне казалось, мы спасены, когда Ганс дал знак, что до вершины осталось подняться всего лишь на длину одного каната. Однако ему пришлось признать, что эти последние двадцать метров слишком трудны, чтобы одолеть их в темноте. Мы вынуждены были устроить бивак на маленькой площадке. Ганс обмотал меня канатом и закрепил на крюке. Так, будто находясь в крохотном гамаке, я и повисла половиной корпуса над пропастью глубиной в тысячу метров. Внизу виднелся слабый свет, лившийся из окон хижины. Как хорошо сейчас там, подумалось мне, – я завидовала даже собаке, у которой есть теплый угол. Стало очень холодно: мы оделись слишком легко, поскольку на бивак не рассчитывали. Чтобы добраться до вершины, нам не хватило того самого часа, который мы проспали.
Но рядом был ангел-хранитель. Еще не успели скрыться звезды, как мне показалось, будто я слышу голоса, кто-то прокричал наши имена. На вершине стояли спасители – Тита Пиац, известный проводник-альпинист, с помощниками и друг Ксавер, который наблюдал за нашим подъемом в бинокль и сообщил ему о нас. Пиац случайно оказался в хижине Вайолетт и быстро собрал небольшую спасательную команду, которая за считанные часы достигла вершины с обратной, более легкой для подъема, стороны горы.
Теперь все пошло очень быстро. Нам сбросили канаты, которыми мы обвязались, и подняли наверх. Я с благодарностью обняла друзей.
В качестве награды на следующий день во время прохождения другого маршрута мне доверили быть ведущей. Это было восхождение на кромку Делаго башен Вайолетт и одновременно мое прощание с Доломитовыми Альпами.
