Текст книги "Савроматы. Ранняя история и культура сарматов"

Автор книги: Константин Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 40 страниц)

Несмотря на ряд ошибочных положений В.И. Абаева, связанных с влиянием на него лингвистической школы Н.Я. Марра, для скифо-сарматской проблемы имеют исключительную ценность его исследования в области «скифского» языка на основе сравнительно-исторического метода, научное значение которого отрицалось последователями и учениками Н.Я. Марра. В.А. Абаев отмечает условность термина «скифский язык», употребляемого им «как общее название для всех иранских скифо-сарматских наречий и говоров, которые существовали на территории Северного Причерноморья в период от VIII–VII вв. до н. э. до IV–V вв. н. э.»[117]117
  Там же, стр. 147.


[Закрыть] Скифы и сарматы «в языковом отношении не были какой-то бесформенной, хаотической массой, находящейся в периоде этно-языкового становления. Мы имеем дело с вполне определившимся языковым типом, который занимает свое определенное место в сравнительной грамматике иранских и индоевропейских языков»[118]118
  Там же, стр. 241.


[Закрыть]. В.И. Абаев признает, что из всех теорий об этнической принадлежности скифов и сарматов (иранской, монгольской, тюркской, славянской, кельтской, кавказской) только иранская обставлена солидной научной аргументацией.

Так же, как С.П. Толстов, В.И. Абаев относит «скифский» язык, бытовавший некогда на обширном пространстве от Дуная до Каспийского моря, вместе с сакским, согдийским и хорезмийским к одной, северо-восточной (или скифо-сарматской), группе иранских языков. В этом общем «скифском» языке было много наречий и диалектов. Наиболее значительным было, вероятно, различие между языками скифов и сарматов, поскольку Геродот четко проводил различие между скифами и савроматами. Исследуя древнеиранские основы в осетинском языке, В.И. Абаев приходит к бесспорному выводу о северном пути движения далеких предков осетин – сарматов – из Средней Азии (общей родины иранских народов) через волжско-уральские степи в Южную Россию и на равнины Кавказа.

Научно аргументированное В.Ф. Миллером и В.И. Абаевым родство сарматского и осетинского языков дает новый лингвистический материал в дополнение к археологическим и скудным письменным источникам для изучения экономической жизни, социального и политического строя, религиозных представлений сарматов, а также их взаимосвязей со своими непосредственными соседями, особенно с угро-финскими племенами на северной границе сарматского расселения на Волге и в Южном Приуралье.

Возникшая в 1960 г. лингвистическая дискуссия, вскрывшая научную несостоятельность «нового учения» о языке, подорвала теорию о сарматах-яфетидах и их кавказском происхождении. Иранская теория, обоснованная путем сравнительно-исторического метода в языкознании, стала общепринятой в советской науке.

Археологические исследования, широко развернувшиеся в 50-е годы на великих стройках Волги в Дона, открыли новый огромный материал по савроматской культуре.

В 1951 г. во время раскопок курганов Волго-Донской экспедицией Института истории материальной культуры на Цимлянском водохранилище А.А. Иессен исследовал погребения савроматского времени у хуторов Попов и Соленый, а И.И. Ляпушкин – у хут. Карнауховский[119]119
  Иессен А.А. Раскопки курганов на Дону в 1961 году. – КСИИМК, 53, 1954; Ляпушкин И.И. Курганный могильник близ Карнауховского поселения. – МИА, № 62, 1958.


[Закрыть].

Куйбышевская экспедиция в 1952 г. исследовала два наиболее северных погребения в Среднем Поволжье: одно – в курганной группе у с. Комаровка на левом берегу р. Уса в Самарской луке[120]120
  Алихова А.Е. Курганы эпохи бронзы у с. Комаровки. – КСИИМК, 59, 1955.


[Закрыть], другое, переходного времени VIII–VII вв. до н. э., – у с. Ягодное[121]121
  Мерперт Н.Я. Материалы по археологии Среднего Заволжья. – МИА, № 42, 1954, стр. 51, 52.


[Закрыть].

Больших успехов в открытии новых савроматских памятников Заволжья достигла экспедиция, проводившая своя исследования по левому берегу Волги в пределах Саратовской и Волгоградской областей, отчасти в Западном Казахстане – в зоне (Волгоградского водохранилища и по трассе запланированного к постройке канала между Волгой и р. Урал. В экспедиции работали в 1951–1955 и 1957 гг. несколько отрядов, которые возглавляли И.В. Синицын, В.П. Шилов и я.

За это время в степном Заволжье были вскрыты целиком или почти целиком многие курганные группы с разновременными могилами и в них исследованы 140 погребений переходного и савроматского времени (VIII–IV вв. до н. э.)[122]122
  Синицын И.В. Археологические работы в зоне строительства Сталинградской ГЭС. – КСИИМК, L, 1953; он же, Археологические исследования Заволжского отряда Сталинградской экспедиции. – КСИИМК, 55, 1954; он же, Работы Заволжского отряда Сталинградской археологической экспедиции. – КСИИМК, 63, 1956; он же, Итоги археологического изучения древней истории Нижнего Поволжья. – Ученые записки СГУ, т. 68, вып. исторический. Саратов, 1959; он же, Археологические исследования Заволжского отряда (1951–1953 гг.). – МИА, № 60, 1959; он же, Древние памятники в низовьях Еруслана (по раскопкам 1954–1956 гг.). – МИА, № 78, 1960; он же, Ровненский курганный могильник. – КСИА АН СССР, 84, 1961; Шилов В.П. Раскопки Калиновского курганного могильника. – КСИИМК, 59, 1955; он же, Калиновский курганный могильник. – МИА, № 60; Смирнов К.Ф. Работы первого Нижневолжского отряда Сталинградской экспедиции. – КСИИМК, 55, 1954; он же, Курганы у сел Иловатка и Политотдельское Сталинградской области. – МИА, № 60; он же, Быковские курганы. – МИА, № 78; Мерперт Н.Я., Смирнов К.Ф. Археологические работы в зоне строительства Сталинградской ГЭС (к итогам работ экспедиции 1951–1957 гг.). – КСИА АН СССР, 84.


[Закрыть].

Большинство этих погребальных комплексов уже подробно опубликовано в двух томах «Древностей Нижнего Поволжья» (МИА, № 60 и 78). В своих публикациях И.В. Синицын, В.П. Шилов и я на основании конкретного материала касались различных сторон истории и культуры сарматов, начиная с раннего этапа их истории в Поволжье.

Савроматские погребения, исследованные нами в период работы Сталинградской экспедиции, представляют главным образом погребения рядового населения с небогатым инвентарем или вовсе без него. Более богатые погребения в обширных могилах подвергались в древности значительному ограблению. Несмотря на невыразительный на первый взгляд материал из этих погребений, погребальный обряд, инвентарь и стратиграфия дали много нового для определения относительной хронологии савроматских памятников, позволили выделить погребения переходного времени (VIII–VII вв. до н. э.), важные для решения проблемы происхождения савроматов.

Кроме археологического материала, Сталинградская экспедиция, как и Куйбышевская, получила большой палеоантропологический материал, в том числе и по савроматам Поволжья. Значительная часть его уже обработана антропологами и опубликована[123]123
  Герасимова М.М. Савроматский череп из Нижнего Поволжья. – Советская антропология, 1958, № 1; Гинзбург В.В. Этногенетические связи древнего населения Сталинградского Заволжья (по антропологическим материалам Калиновского могильника). – МИА, № 60; Глазкова Н.М., Чтецов В.П. Палеоантропологические материалы Сталинградской экспедиции. – МИА, № 78; Фирштейн Б.В. Савроматы Нижнего Поволжья (по антропологическим материалам из раскопок в низовьях р. Еруслан Волгоградской области). – Антропологический сборник, т. III. Труды ИЭ АН СССР, новая серия, т. LXXI, 1961.


[Закрыть].

Этот материал служит дополнительным источником для вопроса о происхождении савроматов и о племенных передвижениях в евразийских степях.

В.П. Шилов, возглавивший с 1956 г. Астраханскую экспедицию Института археологии Академии наук СССР, исследовал савроматские погребения в курганах по р. Ахтуба и в курганном могильнике на правобережье у с. Старица.

Для разрешения вопроса о расселении савроматов в предкавказских степях и об их связях с населением Северного Кавказа были важны исследования Северокавказской экспедиции под руководством Б.И. Крупнова. В 1948 и 1955 гг. впервые были обнаружены погребальные комплексы савроматского типа в междуречье Кумы и Терека у селений Ачикулак и Бажиган Ставропольского края[124]124
  Крупнов Е.И. Археологические работы в Кабарде и Грозненской области. – КСИИМК, XXXII, 1950, стр. 97, 98; он же, Первые итоги изучения Восточного Предкавказья (по материалам экспедиции 1952 и 1966 гг.). – СА, 1957, № 2, стр. 165–169; он же, Древняя история Северного Кавказа. М., 1960, стр. 151–154.


[Закрыть].

В 1955–1956 гг. были возобновлены раскопки курганов в Южном Приуралье.

В 1955 г. В.С. Сорокин исследовал несколько савроматских погребений в курганах у с. Ак-Жар и на р. Каргала близ Актюбинска[125]125
  Сорокин В.С. Археологические памятники северо-западной части Актюбинской области. – КСИИМК, 71, 1958.


[Закрыть].

С 1956 г. начала свою работу под моим руководством Оренбургская экспедиция Института археологии Академии наук СССР совместно с Оренбургским областным музеем и Государственным историческим музеем. Одна из основных задач экспедиции заключалась в изучении савромато-сарматских памятников Оренбуржья. За последние годы было исследовано значительное число савроматских и равнепрохоровских (IV в. до н. э.) погребений в курганах по рекам Бузулук[126]126
  Смирнов К.Ф. Новые сарматские памятники на Бузулуке. – КСИА АН СССР, 89, 1962.


[Закрыть], Илек, Урал и Суундук.

В 1956 г. Оренбургская экспедиция во время разведочных работ по левому берегу р. Илек на участке между хут. Веселый I и с. Тамар-Уткуль зафиксировала много курганных групп, среди которых выделяются большие курганы до 5–6 м высотой на возвышенных местах в глубине степей. В течение трех последующих полевых сезонов мы сосредоточили свое внимание на раскопках нескольких илекских курганных групп на землях колхоза «Заря».

В 1958 г. в верховьях р. Суундук М.Г. Мошкова исследовала у с. Аландское погребения V–IV вв. до н. э. В 1958–1959, 1962 гг. она же производила раскопки большой курганной группы у с. Новый Кумак под Орском, где были обнаружены погребения того же времени[127]127
  Мошкова М.Г. Сарматские курганы в Оренбургской области. – КСИА АН СССР, 83, 1961; она же, Ново-Кумакский курганный могильник близ г. Орска. – МИА, № 115, 1962.


[Закрыть].

Оренбургская экспедиция получила очень яркие комплексы савроматской и раннепрохоровской культур. В курганах Тара-Бутана, Мечет-Сая и особенно Пятимаров на земле колхоза «Заря» обнаружены богатые погребения савроматской племенной военной и жреческой аристократии, материалы из которых позволили по-новому поставить вопрос о социальном строе и внешних сношениях савроматов Южного Приуралья в V в. до н. э., глубже изучить прикладное искусство (главным образом звериный стиль) этих племен. Экспедицией добыт новый материал для изучения проблемы сложения прохоровской культуры в IV в. до н. э.

В Башкирии до последнего времени не были известны савроматские погребения, хотя отдельные вещи савроматской культуры поступали оттуда уже давно. Для решения вопроса о заселении сарматами южных районов Башкирии оказались важными работы Г.В. Юсупова в 1953–1956 гг. на древних городищах Гафурийского р-на, расположенных в бассейне р. Белая у сел Курмантаево, Михайловка и Табынское[128]128
  Юсупов Г.В. Археологические разведки в Башкирии. – КСИИМК, 64, 1956; он же, Древнейшие поселения Гафурийского района БАССР. – Башкирский археологический сборник. Уфа, 1659.


[Закрыть].

На этих городищах обнаружены отдельные вещи савромато-сарматского типа и особенно керамика, близкая керамике оренбургских курганов IV–III вв. до н. э.

Совсем недавно, в 1962 г., М.Х. Садыкова в степных районах Башкирии исследовала несколько савроматских и ранних сарматских погребений – у сел Юрматы, Еметбаево и Елембетово.

Наконец, в последние годы савроматские курганные погребения стали известны в восточных областях Южного Приуралья. Одно из них (IV в. до н. э.) было раскопано геологами в 1954 г. у с. Буруктал. Найденные вещи были переданы Оренбургскому музею. Другое очень интересное погребение с коллективным трупосожжением V в. до н. э. исследовано в 1960 г. археологической экспедицией Челябинского музея под руководством В.С. Стоколоса южнее г. Троицк в курганном могильнике близ с. Варна и ж.д. станции Тамерлан[129]129
  Стоколос В.С. Археологические исследования Челябинского областного музея. – ВАУ, вып. 2. Свердловск, 1962, стр. 21–26.


[Закрыть].

Итак, в настоящее время мы располагаем солидным археологическим материалом по савроматской культуре, накопленным за 75 лет. Я учел в этой работе более 450 погребений и кроме того много отдельных находок савроматской культуры, большая часть которых также происходит из курганных погребений (рис. 1). Учтены места поселений и кратковременных стоянок на р. Маныч и в Поволжье, главным образом на развеянных дюнах, где находили отдельные черепки савромато-сарматской посуды и бронзовые наконечники стрел. Бо́льшая часть савроматских погребений (около 270) обнаружена советскими археологами в послевоенные годы в связи с активизацией археологических исследований в Поволжье и Южном Приуралье.

Из работ по скифо-сарматской археологии, вышедших в последние годы и касающихся общих вопросов истории и культуры савроматов, следует указать статьи Б.Н. Гракова, в которых он рассматривает савроматскую культуру как одну из самостоятельных культур скифского типа в Восточной Европе[130]130
  Граков Б.Н. Основные культуры скифского времени в Причерноморье и в лесостепной зоне. – Докл. VI научной конференции ИА АН УССР. Киев, 1953, стр. 167; Граков Б.Н., Мелюкова А.И. Об этнических и культурных различиях в степных и лесостепных областях Европейской части СССР в скифское время. – ВССА, стр. 92.


[Закрыть], некоторые мои работы[131]131
  Смирнов К.Ф. Итоги и очередные задачи изучения сарматских племен и их культуры, стр. 133–148; он же, Вопросы изучения сарматских племен и их культуры в советской археологии, стр. 195–219; он же, Проблема происхождения ранних сарматов. – СА, 1957, № 3, стр. 3-19; он же, Вооружение савроматов. – МИА, № 101, 1961; он же, Производство и характер хозяйства ранних сарматов. – СА, 1964, № 3 (в печати).


[Закрыть] и статью Е.К. Максимова[132]132
  Максимов Е.К. О хронологии сарматских памятников Нижнего Поволжья. – Труды СОМК, вып. III. Саратов, 1960, стр. 90-132. Оценка этой статьи дана мною в рецензии «Археологические статьи в трудах Саратовского областного музея краеведения», вып. 1–3 (СА, 1962, № 4, стр. 272).


[Закрыть], где автор дает краткую характеристику сарматской культуры Поволжья и хронологию ее некоторых памятников.

В докладе на сессии Отделения исторических наук АН СССР в марте 1962 г.[133]133
  Толстов С.П. Скифо-сарматская проблема и ее место во всемирном историческом процессе. – Тезисы докладов на заседаниях, посвященных итогам полевых исследований 1961 г. АН СССР. М., 1962.


[Закрыть] С.П. Толстов в общих чертах осветил скифо-сарматскую проблему как определенное звено во всемирном историческом процессе, обратил внимание советских историков и археологов на необходимость усилить исследование конкретных вопросов этой большой темы. Одним из таких вопросов является изучение формирования и историко-культурного развития крупной группы древнего населения нашей Родины – сарматов.

Глава вторая
Хронология памятников савроматской культуры

Хронологическая канва – основа исторического построения. Без нее невозможно проследить развитие древнего общества и его культуры.

Первые исследователи памятников савроматской культуры, как правило; или вовсе не ставили перед собой цели хронологического определения открытых ими памятников, или не имели достаточных материалов для правильной датировки. В этом отношении их работы утеряли какое-либо научное значение.

Разработка хронологии началась с общих исследований М.И. Ростовцева по истории и культуре скифов и сарматов. В трудах М.И. Ростовцева известные ему памятники Поволжья и Приуралья были включены в группу скифских памятников VI–III вв. до н. э.[134]134
  Ростовцев М.И. Курганные находки Оренбургской области эпохи раннего и позднего эллинизма. – АР, № 37, 1918; он же, Скифия и Боспор. Пг., 1925, стр. 591–617; Rostovtzeff M. Iranians and Greeks in South Russia. Oxford, 1922.


[Закрыть] В ряде случаев, особенно для оренбургской группы, он определял хронологию отдельных погребений несколько раз, исправлял ее. При уточнении дат в более поздних работах[135]135
  Rostowzew M. Skythien und der Bosporus. Berlin, 1931, стр. 477–484; Rostovtzeff M. The Sarmatae and the Parthians. – САИ, v. XI, 1936, стр. 91-104.


[Закрыть] М.И. Ростовцев использовал и более точные хронологические определения П.Д. Рау и Б.Н. Гракова. Исследования Б.Н. Гракова были учтены и М. Эбертом при выделении древнейших скифских памятников на Нижней Волге и по Уралу, которые он относил к V–IV вв. до н. э.[136]136
  Ebert M. Südrußland. – RV, Bd. XIII. Berlin, 1929, стр. 97 и сл.


[Закрыть]

Основными эталонами для датировок М.И. Ростовцеву служили привозные вещи, довольно редко встречаемые в савроматских погребениях, и аналогии погребального инвентаря и обряда из Скифии, в ряде случаев не совсем верные. Поэтому и датировки не всегда были верными; так, например, первоначально он определил дату покровских курганов на р. Илек III в. до н. э.[137]137
  Ростовцев М.И. Скифия и Боспор, стр. 612.


[Закрыть]

М. Эберт, возражая против датировки скифского периода на Волге и Урале в пределах VI–IV вв. до н. э. (по Б.Н. Гракову), ошибочно ограничил этот период двумя веками (V–IV вв. до н. э.), хотя уже были известны савроматские погребения и более раннего времени.

П.С. Рыков, раскопавший и изучивший большое число погребений древних кочевников Нижнего Поволжья, в основном правильно выделил среди них «скифские» погребения как наиболее ранние (VI–IV вв. до н. э.)[138]138
  Рыков П.С. Очерки по истории Нижнего Поволжья по археологическим материалам. Саратов, 1936, стр. 77–92.


[Закрыть], но сделал он это лишь после опубликования трудов Б.Н. Гракова и П.Д. Рау. В первых работах П.С. Рыков основывался на своей ошибочной хронологической классификации, которая была им предложена при публикации Сусловского могильника[139]139
  Рыков П.С. Сусловский курганный могильник. – Ученые записки СГУ, т. IV, вып. 3. Саратов, 1925.


[Закрыть]. Эта классификация, в основу которой положены форма могильной ямы и некоторые черты погребального обряда, совершенно неприемлема. Так, ряд раскопанных савроматских погребений под г. Энгельс, в Сусловском могильнике и по р. Торгун он первоначально отнес к II–I вв. до н. э. и первым векам нашей эры[140]140
  Rikow P. Oeffnug eines Grabes der römisch-sarmatischen Epoche bei Pokrowsk im Sommer 1923. – В журнале «Unsere Wirtschaft», № 23. Pokrowsk, 1923; Рыков П. Археологические раскопки и разведки в Нижнем Поволжье и Уральском крае летом 1925 г. – Известия Краеведческого ин-та изучения при СГУ, т. I. Саратов, 1926, стр. 92–96.


[Закрыть]. При дальнейшем обосновании даты того или иного погребения мы уже не будем возвращаться к его работам.

После М.И. Ростовцева первое место в разработке хронологической классификации принадлежит П.Д. Рау и Б.Н. Гракову. П.Д. Рау в основу датировки положил классификацию бронзовых наконечников стрел[141]141
  Rau P. Die Gräber der frühen Eisenzeit im Unteren Wolgagebiet Pokrowsk, 1929.


[Закрыть], которая до сих пор не потеряла своего научного значения, несмотря на ряд ошибок и неточностей, о чем я уже писал при анализе савроматских стрел[142]142
  Смирнов К.Ф. Вооружение савроматов. – МИА, № 101, 1961, стр. 37 и сл.


[Закрыть]. Кроме стрел, П.Д. Рау учитывал и другие категории погребального инвентаря. Метод хронологического определения Б.Н. Гракова близок к методу П.Д. Рау, хотя, может быть, и шире: Б.Н. Граков учитывал весь комплекс погребальных инвентарей, приводил многочисленные и убедительные аналогии из хорошо датированных памятников Скифии, принимал во внимание особенности погребального обряда[143]143
  Grakov B. Monuments de la cuiture scythique entre le Wolga et les monts Oural. – ESA, III. Helsinki, 1928, стр. 25–62; Граков Б.Н. Курганы в окрестностях пос. Нежинского Оренбургского уезда по раскопкам 1927 г. – Труды секции археологии РАНИОН, т. IV. М., 1928, стр. 145–156; Grakov B. Deux tombeaux de l’époque scythique aux environs de la ville d’Orenburg. – ESA, IV. Helsinki, 1928, стр. 169–182; Граков Б.Н. Пережитки матриархата у сарматов. – ВДИ, 1947, № 3, стр. 100–121.


[Закрыть].

Оба исследователя отнесли всю группу савроматских погребений в основном ко времени VI–IV вв. до н. э.; многие из памятников получили более детальную датировку. Иногда, даты П.Д. Рау и Б.Н. Гракова не совпадают, на чем я остановлюсь подробнее ниже. В большинстве же случаев эти даты могут быть приняты за основу более дробной хронологической классификации, которую я предлагаю читателю.

В 40-50-е годы исследователи сарматской культуры раскопали и опубликовали много новых савроматских памятников. Как в моих публикациях, так и в работах И.В. Синицына, К.В. Сальникова, В.П. Шилова, А. А. Иессена, В.С. Сорокина, А.Е. Алиховой, М.Г. Мошковой, Е.К. Максимова и других, приводятся датировки вновь открытых савроматских погребений. Мое отношение к этим датировкам будет высказано по мере хронологического анализа отдельных погребений.

В предлагаемой мной классификации учтено около 500 погребальных комплексов и отдельных случайных находок, большинство которых также происходит из погребений. Разрабатывая эту классификацию, я учитывал всю совокупность различных археологических фактов. Самое важное значение для определения хронологии савроматских памятников имеют вещи, вернее, комплекс погребального инвентаря, а в нем такие предметы, как наконечники стрел, мечи, предметы конского убора, зеркала. Они чаще всего встречаются в погребениях, часто совпадают по форме и имеют многочисленные аналогии в одновременных памятниках Скифии, Кавказа, Урала, Сибири, Средней Азии и даже Переднего Востока. Среди инвентаря имеются импортные вещи, большинство которых надежно датировано. Однако их не всегда можно принимать в расчет при датировке, так как они могут встречаться в комплексах заведомо более поздних, чем время изготовления этих вещей.

Особое значение для датировки приобретает керамика как массовый материал из курганных погребений. При корреляции форм глиняных сосудов с формами оружия и конского убора выделяется группа сосудов, одинаковых не только по форме, но и по составу глиняного теста, обработке поверхности и другим технологическим признакам. Следовательно, определенные типы савроматской керамики становятся датирующим эталоном даже и в том случае, когда в могиле нет другого погребального инвентаря.

Наряду с вещевым материалом я постоянно учитывал особенности погребального обряда, особенно такие признаки, как поза погребенных, иногда их ориентировка, остатки погребальной пищи и пр. Так, например, покойники в скорченном положении в подавляющем большинстве встречаются в могилах с наиболее ранними вещами. В ряде случаев ранняя дата этих погребений, сохраняющих пережитки эпохи бронзы в погребальном обряде и инвентаре, подтверждается курганной стратиграфией: они бывают нарушены более поздними, савроматскими же погребениями. Стратиграфия позволяет отнести к савроматской эпохе в целом многие безынвентарные, ограбленные или разрушенные, погребения лишь по одному из признаков савроматского обряда, если такие погребения нарушены или перекрыты более поздними, чаще всего сарматскими могилами.

В одном кургане часто встречается по нескольку савроматских погребений. Как правило, эти погребения друг друга не нарушают, имеют одинаковые детали обряда, а иногда одинаковый состав инвентаря. Такие группы погребений представляют погребения сородичей или членов одной семьи и хронологически близки друг другу. Достаточно присутствия датирующего инвентаря в одной из подобных могил, чтобы отнести всю группу погребений к одному времени.

Учитывая все сказанное выше о принципах датировки, я выделил четыре хронологические группы в пределах от VIII до IV в. до н. э.

§ 1. Археологические памятники VIII–VII вв. до н. э.

Археологическая культура савроматов окончательно складывается лишь к концу VII в. до н. э. Однако уже значительно раньше в степях Поволжья и Южного Приуралья появляются погребения, связанные с савроматами. В инвентаре и обряде этих погребений сочетаются черты, свойственные памятникам эпохи бронзы, с качественно новыми чертами, присущими савроматской культуре. Такие погребения мы называем переходными. Кому они принадлежали? Значительная часть их, конечно, оставлена прямыми потомками местного населения эпохи бронзы. У нас нет оснований полностью отождествлять это население с савроматами Геродота, правильнее его связывать с кочевниками – протосавроматами, которые составляли часть большой группы племен ираноязычного «скифского» мира юга Евразии накануне сложения археологической скифской культуры. Не исключено, что в эту эпоху борьбы скифов и киммерийцев, и походов скифов в Переднюю Азию кочевое население Поволжья приняло участие в военных и политических событиях Северного Причерноморья, а часть протосавроматов вошла в племенные объединения собственно скифов, установивших свое господство в степях Северного Причерноморья после изгнания оттуда киммерийцев.

На территории расселения савроматов я выделяю 46 погребений переходного типа и несколько случайных находок отдельных вещей, относящихся к VIII–VII вв. до н. э. На одно из погребений, пожалуй, самое выразительное, обратил в свое время внимание П.Д. Рау. Это погребение «f» в кургане 1 у станции Лебяжья на р. Иловля, раскопанном А. А. Спицыным (рис. 2, 2). Костяные наконечники стрел, найденные в погребении, как правильно отметил П.Д. Рау[144]144
  Rau P. Die Gräber der frühen Eisenzeit…, стр. 35.


[Закрыть], относятся к типам стрел эпохи бронзы Поволжья. Это дало основание Л.Д. Рау отнести погребение у станции Лебяжья ко времени, предшествовавшему VII в. до н. э. Другие костяные изделия из погребения «f» (пластина и пронизка от колчана) с геометрическим орнаментом, характерным для срубной культуры, также говорят об архаическом времени данного погребения. Форма глиняного горшка отсюда находит себе прямые аналогии среди керамики позднесрубной культуры Поволжья, Нижнего Подонья и Нижнего Поднепровья. Однако это погребение нельзя датировать временем ранее VIII в. до н. э., так как в погребальном обряде четко выделяются савроматские черты: костяк был вытянут в большой прямоугольной яме головой на запад, кисть правой руки покоилась на тазовых костях. В отличие от типичных савроматских больших могил в погребении у станции Лебяжья еще не было большого количества заупокойной пищи в виде разрубленных туш барана, лошади или коровы. Здесь лежали лишь ребра лошади и несколько костей овцы, что свойственно погребениям срубной и андроновской культур.

Близки по времени описанному погребению три поволжских погребения с лепными горшками, аналогичными упомянутому сосуду. К ним относятся погребение в кургане 2 у с. Гуселки (рис. 2, 8), погребение 8 в кургане 4 у Быково I (рис. 62, 5) и погребение 1 в кургане 94 II Бережновского могильника (рис. 62, 1). Горшки из них тождественны сосудам из погребений и поселений позднесрубной культуры Поволжья и Украины (рис. 62, A II–VI). Погребение у с. Гуселки совершено, как и в кургане у станции Лебяжья, в большой прямоугольной яме, где костяк лежал в вытянутом положении на спине головой на восток на подстилке из травы. Такая подстилка очень типична для больших прямоугольных могил срубной культуры Поволжья. В погребения у с. Гуселки еще нет разрубленных туш животных, и лишь на материке, около края могилы, лежали отдельные кости какого-то крупного животного, вероятно, коровы. Эта деталь обряда хорошо известна в погребениях срубной культуры.

В кургане 94 II Бережновского могильника костяк ребенка лежал над основной могилой срубной культуры в скорченном положении на левом боку. Поза покойника позволила И.В. Синицыну отнести погребение 1 к срубной культуре[145]145
  Синицын И.В. Древние памятники в низовьях Еруслана (по раскопкам 1954–1955 гг.). – МИА, № 78, 1960, стр. 96 и рис. 34, 12 на стр. 91.


[Закрыть]. Однако глиняный горшок, найденный в этом погребении (рис. 62, 1), тождествен горшку из погребения 8 кургана 4 Быковского могильника I (рис. 62, 5).

Архаичность быковского погребения подтверждается, кроме формы горшка, и тем, что оно было нарушено другим переходным погребением 7.

К группе погребений VIII–VII вв. до н. э. по типу горшка относится и погребение 7 в кургане 17 у с. Быково (рис. 2, 7). Горшок, близкий по форме сосудам из описанных выше погребений, но отличающийся от них более широким устьем и орнаментом из глубоких ямок по шейке (рис. 2, 7а), также находит себе аналогии среди керамики позднесрубной культуры. Обряд погребения архаический: костяк лежал на спине головой на северо-запад с подогнутыми ногами, кисть левой руки положена на таз.

На левом берегу Дона у слободы Владимировская в Острогожском уезде В.Н. Тевяшов в 1900–1901 гг. исследовал несколько курганных погребений, из которых три можно отнести к переходному времени. В нарушенном впускном погребении в кургане 12 находился горшок (рис. 62, 4), тождественный по форме и орнаменту горшку с глубокими ямками по шейке из быковского погребения. Вариант горшка того же типа найден в грунтовом погребении кургана 8 (рис. 62, 2), где костяк лежал на спине с согнутыми ногами головой на север с некоторым отклонением к западу. Северная ориентировка покойников не типична для савроматов и является характерной чертой погребений срубной культуры. В другом, впускном, погребении в том же кургане, нарушенном в древности, обнаружена грубо вылепленная плошка (рис. 61, 1), которая похожа на баночные сосудики с расширяющимися к устью боками, относимые к концу эпохи бронзы. Костяк в этом погребении лежал на спине головой на северо-запад; детали позы не установлены, так как погребение было нарушено. Все три сосуда из курганов у слободы Владимировская, как отметил В.Н. Тевяшов[146]146
  Тевяшов В.Н. Отчет о раскопках в Острогожском уезде в 1900–1901 годах. – Труды ВУАК, вып. 1, 1902, стр. 93-112.


[Закрыть], тождественны по цвету, глине и отличаются от найденных в этих же курганах типичных сосудов развитой срубной культуры.

Того же времени, вероятно, погребение мужчины, вытянутого на спине головой на северо-восток в кургане у с. Мазурки, раскопанном С.Е. Зверевым в 1899 г.[147]147
  Шоков А.Ф. Первые раскопки скифских курганов в бассейне Среднего Дона. – Известия Воронежского пед. ин-та, т. XV, 1954, стр. 139–141, рис. 4; Архив ЛОИА, ф. ИАК, 1899, д. № 66.


[Закрыть] Покойник лежал ниже костяка лошади и медного литого котла раннескифского времени (рис. 70А, 5). При костяке найдены костяная бляшка с отверстием посредине, череп собаки и фрагменты глиняного горшка с геометрическим орнаментом, свойственным срубной культуре.

Два заволжских погребения отнесены мною к погребениям переходного типа по форме баночных горшков с довольно узким и выступающим дном, широким устьем и орнаментом ниже бортика в виде ряда глубоких ямок (рис. 61, 2, 3). Оли снабжены по краю носиком-сливом. Их форма типична для керамики поздней срубной культуры, на последнем этапе которой появляется подобный орнамент. Среди посуды из позднесрубных погребений Нижнего Поволжья и бассейна р. Молочная (рис. 61, А II) встречаются также горшки со сливом. Заволжские погребения с подобными горшками еще сохраняют черты обряда, свойственного эпохе бронзы. Таково погребение в необычной для этого времени подбойной могиле у с. Максютово в бассейне р. Иргиз (курган 2, погребение 6): костяк лежал на спине с согнутыми ногами головой на восток, руки согнуты в локтях, их кисти лежали на животе[148]148
  Синицын И.В. Памятники родового общества степей Заволжья. – Ученые записки СГУ, т. LXVI, вып. исторический. Саратов, 1958, стр. 295, рис. 7, 4, стр. 297, 299, рис. 8, 3.


[Закрыть]. Положение рук не характерно для типичных погребений срубной культуры, но встречается в группе переходных погребений (рис. 2, 6). Второе погребение, с горшком, тождественным максютовскому, обнаружено в группе курганов у с. Боаро (Бородаевка) (курган 7, погребение 3)[149]149
  Синицын И.В. Археологические раскопки на территории Нижнего Поволжья. Саратов, 1947, стр. 112 и табл. V, 4.


[Закрыть]. Костяк ребенка лежал в скорченном положении на левом боку головой на северо-запад. Оба погребения И.В. Синицын относит к эпохе поздней бронзы. Форма и орнамент горшков позволяют датировать их временем сложения савроматской культуры, может быть, VIII в. до н. э., так как подобный же горшок, найденный в раннем савроматском погребении 1 кургана 22 Калиновского могильника (рис. 61, 4), отличается лишь тем, что орнаментирован жемчужинами, а не ямками.

К двум описанным заволжским погребениям примыкает по времени погребение 3 в кургане 2 у хут. Соленый на Дону. В нем найден лощеный острореберный горшок с носиком (рис. 60, 3). Типологически он связан с группой низких острореберных сосудов срубной культуры, но отличается от них обработкой поверхности. Лощение появляется на сосудах бассейна Дона и в Поволжье лишь в самом конце эпохи бронзы. Этот сосуд стоял в могиле, судя по дневниковым данным А.А. Иессена, между двумя скелетами, один из которых лежал в скорченном положении на левом боку, другой был вытянут; оба головой ориентированы на северо-восток.

Почтя тождественно с максютовским погребение 3, совершенное в подбойной могиле кургана 4 II Бережновского могильника. Костяк мужчины лежал в скорченном положении на левом боку головой на восток; правая рука была согнута, ее кисть лежала перед лицом; левая – согнута в локте, а кисть ее находилась под локтем правой руки (рис. 3, 4). В могиле стоял горшок с выпуклыми боками и отогнутым венчиком (рис. 61, 8), типологически связанный с керамикой срубной культуры. Около горшка лежала кость барана – передняя нога без лопатки. И.В. Синицын относит это погребение к срубной культуре[150]150
  Синицын И.В. Археологические исследования Заволжского отряда (1951–1953 гг.). – МИА, № 60, 1959, стр. 55, рис. 9, 4, стр. 64, 65, рис. 13, 1.


[Закрыть]. Основанием для сужения такой датировки приблизительно в пределах VIII в. до н. э. служит то обстоятельство, что по обряду оно близко максютовскому. При этом надо учесть, что в самом конце эпохи бронзы в степях Северного Причерноморья и Поволжья часто хоронили покойников в сильно скорченном положении на боку головой на восток. Кроме того, горшок, подобный бережновскому, обнаружен в раннем савроматском погребении 2 в кургане 95 II Бережновского могильника (рис. 61, 9). Того же профиля горшок, венчик которого не сохранился (рис. 61, 6), найден в погребении 2 кургана 1 у с. Новая Молчановка. Костяк лежал на спине, склоненный на правый бок, головой на запад, ноги подогнуты (рис. 3, 5). С правой стороны около черепа находились кости овцы: часть хребта и кости двух ног. По всем этим признакам погребение можно датировать периодом в пределах VIII–VII вв. до н. э.

К переходному времени следует отнести впускное погребение 3 в кургане 1 у пос. Кордон Деркульский. Костяк лежал слегка наклоненным на левый бок с вытянутыми конечностями головой на восток; у левого плеча покойника стоял маленький баночный сосуд, характерный для позднейших погребений срубной культуры[151]151
  Рыков П.С. Археологические раскопки и разведки в Нижнем Поволжье и Уральском крае…, стр. 108.


[Закрыть].

Три погребения левобережья Дона и Поволжья следует отнести к переходному времени по наличию в них лощеной посуды, распространенной в Северном Причерноморье и на Северном Кавказе в предскифское время. На левом берегу Дона это – впускное погребение 20 в кургане 1 у хут. Соленый. Костяк женщины был вытянут на спине головой на юго-запад. В могиле стоял чернолощеный сосуд грушевидной формы с тремя налепами по тулову (рис. 60, А). А.А. Иессен относит это погребение к «VI, если не VII в. до н. э.»[152]152
  Иессен А.А. Раскопки курганов на Дону в 1951 году. – КСИИМК, 53, 1954, стр. 75, 76.


[Закрыть].

Форма сосуда скорее говорит о рубеже VIII–VII вв. до н. э.

Более раннего времени, может быть, VIII в. до н. э., погребение «h» в кургане 6 у с. Норка. «Покойник положен в яму небрежно», головой на северо-запад[153]153
  Архив ЛОИА, д. № 79 (из дневника А.А. Спицына).


[Закрыть]. В головах стояло два сосуда. Один из них не сохранился, другой – лощеный, с плоским дном, бомбовидным туловом и узким горлом; он украшен красивым орнаментом из мелко заштрихованных полос, зигзагов и треугольников (рис. 60, 1). О.А. Кривцова-Гракова датирует это погребение самым концом хвалынского этапа срубной культуры[154]154
  Кривцова-Гракова О.А. Степное Поволжье и Причерноморье в эпоху поздней бронзы. – МИА, № 46, 1955, стр. 39, 42.


[Закрыть]. Подобные сосуды и особенно орнамент типичны для конца эпохи бронзы на Нижнем Дону и для предскифского времени на Северном Кавказе.

К тому же времени я отношу погребение 6 в кургане 63 II Бережновского могильника. Скелет взрослого человека лежал на левом боку, был сильно скорчен, головой обращен на восток, руки согнуты в локтях, кисти находились перед животом. В могиле стоял лощеный сосуд темно-серого цвета, почти тождественный по форме сосуду из кургана 6 у с. Норка (рис. 60, 2). Он отличается орнаментом в виде короткого косого налепа на тулове, похожего на налепы сосуда из соленовского погребения. Я не могу согласиться с датировкой И.В. Синицына, который относит это погребение к сарматскому времени[155]155
  Синицын И.В. Древние памятники в низовьях Еруслана…, стр. 67, 68 и рис. 24, 3 на стр. 64.


[Закрыть]. О раннем времени этого сосуда говорят не только форма, орнамент и обработка поверхности, но и состав глины с примесью песка, характерный для всей лощеной посуды Поволжья переходного и раннесавроматского времени. Раннее время этого погребения подтверждается и погребальным обрядом. В кургане 63 было несколько погребений[156]156
  Там же, стр. 65–68.


[Закрыть], причем во всех сарматских могилах-покойники лежали в вытянутом положении на спине. По обряду погребение 6 связывается с впускными погребениями позднесрубной культуры этого кургана, где костяки были скорчены на левом боку с согнутыми руками, кисти которых находились перед лицом. В погребениях найдены сосуды баночной формы. По времени и культурной принадлежности погребение 6 нельзя оторвать от этих погребений. Среди них оно наиболее позднее, судя по сосуду и положению рук покойника, так как у ряда погребенных переходного и раннесавроматского времени руки были согнуты в локтях, а кисти их лежали на животе, если покойник был погребен на спине, или перед животом, если покойник лежал на боку.