Текст книги "Чингисхан. Пенталогия (ЛП)"

Автор книги: Конн Иггульден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 133 страниц)

Одному птенцу удалось увернуться от Тэмучжина, другой – попытался его клюнуть и оцарапать. Тонкие коготки оставляли лишь легкие царапины на коже. Не обращая на них внимания, Тэмучжин поднес к лицу сопротивляющегося орленка.

– Мой отец будет двадцать лет охотиться с тобой, – шепнул он, размотал полоску ткани и начал пеленать орленку крылья и лапы. Тем временем второй птенец почти выбрался из гнезда, и Тэмучжин едва успел схватить его за желтый коготь. Орленок заверещал и стал отбиваться. Мальчик заметил, что его младенческие золотистые перышки имеют красноватый оттенок.

– Я назову тебя красной птицей, если достанешься мне, – сказал он орленку и сунул обоих птенцов за пазуху.

Прижавшись к груди мальчика, они немного успокоились, но царапать его коготками не перестали. Когда он вернется домой, думал Тэмучжин, его грудь будет выглядеть так, словно он упал на колючий куст.

И тут мальчик увидел орла в небесах: огромное черное пятно летело на него, целясь прямо в голову. Тэмучжин успел только встать и поднять руку, чтобы хоть как-то защититься. Но Хачиун с воплем метнул камень. И этот один-единствен-ный камень ударил птицу в бок и отразил атаку. Орлица яростно завопила. Тэмучжин никогда не слышал, чтобы так кричало животное, однако понимал, что перед ним не просто птица, а птица-охотник. Со смешанным чувством страха и восхищения он смотрел, как орел машет огромными крыльями, стараясь сохранить равновесие и снова подлететь к выступу. Все, что мог, Тэмучжин – это свернуться в комок, прикрыть лицо и руки от растопыренных когтей. Он слышал крики орла, чувствовал дуновение ветра от крыльев, огромных и страшных, но вдруг птица начала падать. Мальчики смотрели, как она уходит вниз – спиралью, и слушали, как она зовет, зовет гневно и с тоской. Одно крыло было расправлено, но другое странно изогнулось и хлопало на ветру. Тэмучжин выровнял дыхание и почувствовал, как успокаивается сердце. Он добыл орленка для отца, а может быть, и ему позволят растить птицу.

Бектер и Хасар уже вернулись к Тэмуге и своим коням, а Тэмучжин все еще медленно спускался вниз. Хачиун держался рядом с ним, помогая в тех случаях, когда старший брат не находил, за что ухватиться, или рисковал драгоценным грузом. Когда мальчики наконец достигли земли и посмотрели наверх, то просто не смогли поверить, что это они были на вершине, а не кто-то другой. Вершина казалась невообразимо далекой и неприступной.

– Нашли гнездо? – спросил Хасар, хотя все было понятно и так – по сияющему виду братьев.

– Ага, – кивнул Хачиун. – Два птенца. Мы отогнали самку и забрали обоих.

Тэмучжин предоставил младшему брату рассказывать, как все было, но сам-то знал, что другие все равно не поймут, каково это – сидеть, сжавшись в комок, когда у тебя под ногами весь мир, а над тобою бьет крылами смерть. Он считал, что ему самому не было страшно, испугались только тело да сердце. На вершине красной скалы он испытал невероятные ощущения, и это было слишком важно для него, чтобы сейчас об этом рассказывать. Может быть, когда-нибудь он поделится с Есугэем, когда хан будет в добром расположении духа.

Тэмуге тоже провел жуткую ночь, хотя и укрылся вместе с конями и время от времени прикладывался к кобылице – сделать добрый глоток молока. Старшим братьям даже в голову не пришло поблагодарить его за то, что малыш рассказал про орла. Ведь Тэмуге не взбирался с ними на скалу. Вместо этого Бектер, обнаружив, что за ночь мальчик досуха выдоил кобылицу, надрал ему уши. Когда братья отправились в путь, малыш ревел во весь голос, но старшие не стали жалеть его. Они обгорели и сильно проголодались. Даже Хасар, обычно веселый и доброжелательный, посмотрел на Тэмуге мрачно, словно укорял за жадность. Вскоре мальчики пошли рысью по зеленой степи, опять оставив Тэмуге далеко позади.

Отцовских воинов братья увидели задолго до того, как на горизонте появились юрты родного племени. Как только мальчики выехали из тени красной скалы, их почти сразу заметили.

Сыновья Есугэя не показывали своего беспокойства, хотя появление всадников могло означать только одно – их отсутствие обнаружили и волнуются. Сигнальные рога далеко над степью разнесли весть о том, что их нашли. Братья узнали мчащегося к ним воина. Это был Илак. И бессознательно стали держаться ближе друг к другу. На лице воина не было приветственной улыбки.

– Ваш отец велел разыскать вас, – обратился он к Бектеру.

– Мы и прежде по нескольку дней пропадали, – тут же ощетинился Тэмучжин.

Илак развернул коня, посмотрел на Тэмучжина маленькими черными глазками и провел рукой по щеке.

– Раньше вы никогда не уходили, не предупредив, и не попадали в грозу. Да еще тогда, когда ваша мать рожает, – резко ответил он, словно отчитал маленького сорванца.

Заметив, что Бектер побагровел от стыда, Тэмучжин не стал огрызаться.

– Что ж, ты нас нашел. Если отец в гневе, то это дело только его и наше.

Илак покачал головой, и Тэмучжин заметил, как в его глазах вспыхнула злоба. Мальчик никогда не любил этого воина, хотя не мог сказать почему. Когда Илак заговорил, злоба слышалась и в его голосе.

– Ваша мать чуть не потеряла ребенка – так за вас тревожилась, – рявкнул он.

Взгляд Илака требовал, чтобы Тэмучжин потупил голову, но мальчик вдруг ощутил, как в груди закипает гнев. Он знал, что отец простит им все, как только увидит орлят. Он поднял руку, чтобы братья остановились, и даже Бектер натянул поводья. Илак вынужден был развернуть коня.

– Ты не поедешь с нами, Илак. Возвращайся, – бросил Тэмучжин. Он заметил, что воин напрягся, хотя и покачал головой с показным спокойствием. – Сегодня сыновья Есугэя путешествуют только с орлами, – добавил Тэмучжин, ничем не выдавая внутреннего веселья.

Братья заухмылялись, довольные общей тайной и хмурым видом Илака. Воин бросил взгляд на Бектера, но тот смотрел куда-то за горизонт.

– Отец вобьет тебе подобающее смирение в задние ворота, – сказал Илак, скривившись от злости.

Тэмучжин спокойно смотрел на старшего воина отца. Даже конь мальчика стоял под ним совершенно неподвижно.

– Нет. Однажды один из нас станет ханом, Илак. Помни об этом. Возвращайся, кому я сказал. Мы поедем одни.

– Поезжай, – велел Бектер более глубоким, чем у братьев, голосом.

У Илака был такой вид, словно он получил оплеуху. Он опустил глаза и развернул коня. Не сказав больше ни слова и только кивнув, он уехал. Мальчики остались одни, дрожа от странного облегчения. Тэмучжин был уверен, что им ничто не грозит. Илак не настолько глуп, чтобы поднимать меч на сыновей Есугэя. В худшем случае он избил бы их и отправил домой пешком. Однако Тэмучжин чувствовал себя так, словно выиграл битву. Он всю дорогу до реки и улуса отцовского племени ощущал на затылке взгляд Бектера.

Родные юрты еще не были видны, но запах застарелой мочи в дыхании ветра сыновья Есугэя уже почувствовали. За зиму, проведенную племенем в тени Делиун-Болдаха, испражнения впитались глубоко в землю вокруг жилищ. В ночной темноте человек не осмеливается отойти далеко от юрты. Поэтому запах мочи стал запахом родного дома.

Илак спешился у юрты Есугэя. Он явно собирался насладиться приятным зрелищем. Ведь мальчишкам от отца наверняка здорово влетит. Но Тэмучжин лишь усмехался про себя и высоко держал голову. Следом за ним шли Хасар и Хачиун, а Тэмуге плелся сзади, влекомый запахом жареной баранины. Бектер, приблизившись к родительскому жилищу, погрузился в привычное надменное молчание.

Заслышав приветственное ржание коней, Есугэй вышел из юрты. На бедре его висел меч. Хан был в сине-золотом халате до колен, штаны и сапоги хорошо вычищены. Сегодня он казался выше обычного. На лице его не читалось гнева, но мальчики знали, что он умеет скрывать чувства и гордится этим умением. Такому должен обучиться каждый воин. Однако по внешнему виду сыновей Есугэй каждый раз без труда угадывал их настроение. Он заметил, что у Тэмучжина что-то за пазухой, наверняка хрупкое и ценное. Братья его тоже едва скрывают волнение. Даже Бектер в глубине души чем-то очень доволен. И Есугэю стало любопытно, что же такое они привезли.

А еще он заметил, что Илак держится поблизости, хотя и делает вид, что чистит коня. И это человек, кобыла которого всегда ходит с хвостом, полным грязи и колючек! Есугэй хорошо знал Илака и понимал, что его мрачное настроение связано, скорее всего, с мальчиками. Он пожал бы плечами, но давно привык ничему не удивляться. Как подобает истинному воину. Поэтому выбросил из головы мысли об Илаке.

Хасар и Хачиун спешились, на мгновение заслонив Тэмучжина. Есугэй присмотрелся к сыну внимательнее и увидел, что за пазухой у него что-то шевелится. От радостного предвкушения сердце отца забилось чаще. Однако он не собирался облегчать жизнь сыновьям.

– У вас родилась сестра. Роды проходили тяжело. Ваша мать чуть не истекла кровью. По вашей вине.

И тут мальчишки потупили взоры. Отец хмурился, едва сдерживаясь, чтобы не отлупить их всех. Думают только о себе.

– Мы были на красной скале, – пробормотал дрожащий Хачиун, чувствуя на себе испытующий отцовский взгляд. – Тэмуге видел там орла, и мы полезли искать гнездо.

Сердце Есугэя запело. Только одно могло шевелиться под рубахой Тэмучжина, но он едва смел на это надеяться. Никто в племени уже три поколения не заводил себе орла, с тех пор как Волки пришли с далекого заката. Эти птицы стоили больше, чем дюжина отличных скакунов, и не в последнюю очередь из-за дичи, которую могли добыть на охоте.

– Ты принес птицу? – спросил Есугэй, шагнув к Тэмучжину.

Мальчик больше не мог сдерживаться и расплылся в улыбке, горделиво выпрямившись под взглядом отца.

– Мы с Хачиуном нашли двоих, – сообщил он, шаря за пазухой.

Суровое лицо отца смягчилось, он улыбнулся, сверкнув белыми зубами на темном лице, жидкая бородка дрогнула.

Тэмучжин осторожно достал птенцов и положил их отцу на ладони. Увидев свет, орлята запищали. А мальчик вдруг почувствовал, как пусто и холодно стало за пазухой. Он смотрел на красного птенца глазами хозяина и друга, следил за каждым его движением.

От восторга Есугэй был не в силах вымолвить ни слова. Заметив, что Илак подошел поближе, чтобы посмотреть на птенцов, хан поднес их к лицу, с интересом разглядывая. Затем повернулся к сыновьям:

– Идите к матери. Все. Просите прощения за то, что ушли, и поклонитесь сестричке.

Тэмуге бросился в юрту, не дав отцу закончить фразу, и все услышали, как Оэлун закричала от радости, увидев младшего сына. Хачиун и Хасар последовали за ним, но Тэмучжин и Бектер остались стоять на месте.

– Один чуть поменьше, – сказал Тэмучжин, показывая на птенцов. Он так отчаянно хотел, чтобы отец не отсылал его от себя. – У него перья красноватые, и я назвал его красной птицей.

– Хорошее имя, – согласился Есугэй.

Внезапно заволновавшись, Тэмучжин закашлялся:

– Я думал оставить его себе, то есть красную птицу. Здесь же два орла.

Есугэй холодно посмотрел на сына.

– Протяни руку, – потребовал он.

Тэмучжин повиновался, не понимая, чего хочет отец. Есугэй оставил спеленатых птенцов на одной ладони, а другой надавил на руку Тэмучжина.

– Когда птенцы вырастут, то будут весить не меньше собаки. Сможешь удержать собаку на запястье? Нет. Это великий дар, и я благодарен тебе. Но красная птица – не для мальчика, даже не для моего сына.

На глаза Тэмучжина накатились слезы. Все утренние мечты рухнули. Казалось, отец не замечает сыновнего гнева и отчаяния. Есугэй повернулся и подозвал Илака. Его усмешка показалась Тэмучжину неприятной и глумливой.

– Ты первый мой воин, – сказал Есугэй. – Красная птица – твоя.

Глаза Илака расширились от восторга. Он почтительно принял птицу, совершенно позабыв о мальчиках.

– Ты оказываешь мне великую честь, – отвечал он, почтительно склонив голову.

– Ты служишь мне верно, и это честь для меня, – рассмеялся Есугэй. – Мы будем охотиться вместе. Сегодня вечером будем играть музыку для орлов, что прилетели к Волкам. – Есугэй обернулся к Тэмучжину. – Расскажешь старому Чагатаю о том, как вы поднимались на скалу. Пусть он сложит великую песнь.

Тэмучжин не ответил. Он не в силах был смотреть, как Илак держит красную птицу. Вместе с Бектером он нырнул в низкую дверь юрты, к Оэлун и маленькой сестричке. Мать сидела в окружении сыновей. Они услышали, как отец зовет воинов посмотреть, что привезли ему наследники. Вечером будет пир. И все же почему-то неловко было смотреть друг другу в глаза. Радость отца много для них значила, но красная птица по справедливости должна была достаться Тэмучжину.

Вечером племя собралось вокруг костра. Горел кизяк, на огне жарилась баранина, кипели большие котлы. Сказитель Чагатай пел о том, как на красной скале были найдены два орленка, и его голос то поднимался до пронзительного визга, то падал до гортанного гудения. Молодые мужчины и женщины племени сопровождали песнь радостными криками, а Есугэю приходилось показывать всем любопытным птиц снова и снова, а те пищали, тоскуя по утраченному родительскому гнезду.

Мальчики, покорившие красную скалу, пили черный арак чашу за чашей, сидя в темноте у костра. Хасар стал бледным и молчаливым после второй, а Хачиун – после третьей – хрюкнул и медленно повалился на спину, чаша покатилась по траве. Тэмучжин смотрел на пламя, пока не перестал видеть все вокруг. Он не слышал, как подошел отец, да ему уже было все равно. Арак разогрел кровь, и Тэмучжину казалось, что по его венам течет радуга.

Подогнув под себя сильные ноги, Есугэй сел рядом с сыновьями. Халат, подбитый мехом, был надет на голое тело. Черный арак согревал Есугэя, к тому же он всегда говорил, что хану холод нипочем.

– Слишком много не пей, Тэмучжин, – сказал он. – Ты уже доказал, что достоин считаться мужчиной. Завтра я выполню отцовский долг – отвезу тебя к олхунутам, к племени твоей матери. – Тэмучжин бросил взгляд на отца, но тот не понял выражение золотистых глаз сына. – Мы посмотрим их дочерей, самых прекрасных на свете, и найдем ту, что согреет твою постель, когда у нее придет первая кровь. – И похлопал сына по плечу.

– И я останусь у них, пока Илак не вырастит красную птицу, – ответил Тэмучжин пустым холодным голосом.

Его дурное настроение перебило пьяное благодушие Есугэя.

– Ты сделаешь так, как говорит тебе отец, – отрезал хан и отвесил Тэмучжину крепкую затрещину, возможно, более крепкую, чем намеревался.

Мальчик качнулся вперед, затем выпрямился и в упор посмотрел на отца. Но тот уже потерял к нему интерес. Он повернулся к Чагатаю и поддержал его одобрительными криками, когда старик пустился в пляс, взмахивая руками, как орел – крыльями. Чуть позже Есугэй заметил, что Тэмучжин все еще смотрит на него.

– Я пропущу курултай и скачки, – борясь со злыми слезами, сказал Тэмучжин, когда их взгляды встретились.

Лицо Есугэя было непроницаемым.

– Олхунуты тоже поедут туда. У тебя есть Белоногий. Возможно, они разрешат тебе скакать за них против твоих братьев.

– Я бы предпочел остаться здесь, – произнес Тэмучжин и приготовился получить очередную оплеуху.

Но отец, казалось, не слышал его.

– Ты проживешь у них год, – проговорил он. – Как Бектер в свое время. Этот год будет для тебя нелегким. Но останется и много хороших воспоминаний. И конечно, не стоит тебе напоминать, чтобы ты примечал, сильны ли они, каково их оружие, сколько у них воинов.

– У нас нет вражды с олхунутами, – заметил Тэмучжин.

– Зима – пора долгая, – пожал плечами Есугэй.

ГЛАВА 4

На рассвете Есугэй и Илак вьючили коней. У Тэмучжина гудела голова. Оэлун хлопотала вокруг мужчин, положив спящую девочку за пазуху. Мать тихо переговаривалась с Есугэем, и в какой-то момент он вдруг наклонился и уткнулся лицом ей в шею. Это была нежность, которую они редко проявляли друг к другу, но мрачное настроение Тэмучжина ничуть не улучшилось. Этим утром он ненавидел отца так, как может ненавидеть двенадцатилетний мальчик.

В мрачном молчании Тэмучжин смазывал сбрую жиром и проверял все узелки и ремни на недоуздке и стременах. Он не даст отцу повода корить его на глазах у младших братьев, хотя их и не было поблизости. В юртах после хмельной ночи было тихо. Птенец золотого орла пищал и требовал еды, и Оэлун нырнула в юрту, чтобы дать ему кусок свежего мяса. Она будет кормить орленка, пока Есугэя не будет дома. Но Оэлун быстро вернулась, так как должна была удостовериться, что у мужа в поездке будет все, что может ему понадобиться.

Лошади фыркали и ржали, приветствуя друг друга и радуясь новому дню. На фоне этой мирной картины Тэмучжин был похож на строптивого жеребенка, готового сорваться по малейшему поводу. Мальчик не хотел жену, подобную покорной телушке. Он хотел укрощать коней и мчаться с красной птицей по степи, быть славным воином и внушать врагам страх. То, что его отсылали к олхунутам, он считал наказанием. Конечно, старший брат побывал там и вернулся довольный. Когда и Тэмучжину придет пора возвращаться, нареченная Бектера наверняка уже будет жить в юрте брата, а он, Бектер, будет мужем среди воинов.

Старший брат и был одной из причин дурного настроения Тэмучжина. Он уже привык посмеиваться над Бектером и старался, чтобы отец не относился к своему первенцу как к любимчику. Тэмучжин понимал, что в его отсутствие старший будет считаться наследником. А за год, проведенный в чужом племени, его собственные права будут почти забыты среди сородичей.

Но что он может сделать? Он знал, как Есугэй относится к непослушным сыновьям. Если он откажется ехать, его наверняка изобьют, а если будет продолжать упираться, совсем изгонят из племени. Есугэй частенько угрожал сыновьям изгнанием, когда они чересчур шумели или слишком жестоко дрались друг с другом. Он никогда не улыбался, произнося угрозы, и мальчики понимали, что отец не шутит. От одной мысли о том, как тяжко быть безродным скитальцем, Тэмучжина пробирала дрожь. Незавидная доля. Никто не будет следить за стадами, пока ты спишь, никто не поможет тебе взобраться на скалу. Одиночка обречен на голод, а если он попытается украсть еду, его почти наверняка убьют.

Самые ранние детские воспоминания Тэмучжина были полны веселой возней в юртах и перебранками с братьями. В его племени все жили вместе, и трудно было представить, каково это – оказаться одному. Тэмучжин тряхнул головой, отгоняя печальные мысли, и стал смотреть, как отец вьючит коней. Мальчик знал, что нельзя показывать чувства и что лицо его должно оставаться бесстрастным. Он слышал, как покряхтывают Есугэй и Илак, туго затягивая ремни. На этот раз в поездку брали не слишком много тюков.

Тэмучжин подождал, пока они закончат, а потом прошел мимо Илака и еще раз проверил за ним все узлы на сбруе своего коня. Отцовский воин напрягся, но Тэмучжину было наплевать на его оскорбленные чувства. Есугэй часто говорил сыну, что мужчине не следует полагаться на умения других. И все-таки Тэмучжин не осмелился проверить узлы, затянутые Есугэем. У отца был слишком уж непредсказуемый нрав. Он мог рассмеяться, найдя это забавным, а мог и затрещину отвесить за наглость.

Подумав о том, что придется ехать с отцом вдвоем, без братьев, с которыми можно было скоротать дорогу за болтовней, Тэмучжин нахмурился, а затем пожал плечами. Вытерпит и это. Это всего лишь очередное испытание. Он вытерпит гнев и Есугэя, и Отца-неба. Ведь пережил он голод и такую жажду, когда хочется укусить самого себя, чтобы напиться крови. Пережил он и суровые зимы, когда скот замерзал, а он сносил все тяготы без жалоб. Пережил и знойное лето, когда солнце обжигало кожу до волдырей. Его отец переносил такие тяготы без единого намека на слабость, показывая только бесконечную выдержку. Это воодушевляло всех вокруг него. Даже кислая физиономия Илака светлела в присутствии Есугэя.

Тэмучжин стоял рядом с лошадью, напряженный и бледный, как росток серебристой березы. Подошла Оэлун и обняла сына. Он почувствовал, как шевелится младенец у ее груди, уловил запах молока и бараньего сала. Когда мать разжала объятия, девочка проснулась и запищала. Личико раскраснелось от крика. Оэлун сунула ей сосок в голодный ротик. Тэмучжин не смел смотреть в глаза матери. А она наблюдала за горделивым и молчаливым Есугэем, взгляд которого был упорно устремлен куда-то вдаль. Оэлун вздохнула.

– Прекрати, Есугэй, – громко сказала она.

Муж ее вздрогнул, на щеках проступил румянец.

– Что-о? – начал он.

– Ты прекрасно понимаешь, про что я говорю, – перебила его Оэлун. – Ты не сказал сыну ни одного доброго слова. Ты что, хочешь ехать в молчании три дня?

Есугэй нахмурился, но Оэлун продолжала:

– Ты забрал у мальчика птицу и отдал ее своему мерзкому первому воину. Ты думал, что он обрадуется и поблагодарит тебя за это?

Побледнев, Есугэй переводил взгляд с Илака на сына – хотел понять, что они сейчас думают, слыша эти слова.

– Тэмучжин слишком мал, – пробормотал он.

Оэлун зашипела, как раскаленная жаровня:

– Он того и гляди женихом станет. К тому же он юн и слишком горд, как и его упрямый отец. Он так на тебя похож, а ты даже не замечаешь этого!

Есугэй не стал отвечать жене, а Тэмучжин не знал, что и сказать матери, когда та снова посмотрела на него.

– Он слышит, хотя и не хочет, чтобы мы это знали, Тэмучжин, – прошептала она. – В этом вы схожи. – Она взяла сына за подбородок своими сильными пальцами: – Не бойся людей моего племени. Они добрый народ, хотя среди молодых воинов тебе придется опускать взгляд. Они станут испытывать тебя, но ты не должен бояться.

– Я не боюсь, – отрезал он, и его желтые глаза сверкнули. Мать подождала, пока упрямое лицо сына смягчится снова.

– Хорошо. Я буду слушаться, – сказал Тэмучжин.

Оэлун кивнула и достала из кармана мешочек сладких творожных катышков, сунула ему в руку.

– В седельной суме есть бурдюк с черным араком, чтобы согреться в холод. Это тебе на дорогу. Расти сильным и будь добрым к девушке, которую выберут для тебя.

– Добрым? – спросил Тэмучжин.

Впервые с той минуты, как отец сообщил, что они уезжают, он ощутил в животе холодок. Где-то его ждала незнакомая девушка, которая будет ему женой, нарожает детей. Тэмучжин совсем не представлял, какой она может быть, и даже не понимал, хочет ли на самом деле жениться.

– Надеюсь, она будет похожа на тебя, – задумчиво добавил он.

Улыбнувшись, Оэлун на мгновение прижала сына к себе. Его сестренка недовольно заверещала.

– Ты хороший мальчик, Тэмучжин. Ты станешь добрым мужем, – сказала Оэлун.

К своему изумлению, он увидел слезы на лице матери. Она смахнула их, но мальчик почувствовал, что и у него в глазах защипало. Его стойкость плавилась. Тэмучжин увидел в глазах Оэлун не только слезы, но и страх. Ведь плакать, обнявшись с матерью, на глазах Илака и Есугэя – это унижение. Мужчина, собираясь к невесте, не должен плакать.

Легонько потрепав сына по затылку, Оэлун отвернулась, шепнула несколько слов мужу. Хан Волков вздохнул, не скрывая облегчения, кивнул в ответ и сел в седло. Тэмучжин ловко вскочил на своего коня.

– Тэмучжин! – позвал его кто-то.

Он улыбнулся, легонько двинул поводом и развернул Белоногого. Братья наконец-то проснулись и вышли попрощаться. Тэмуге и Хасар стояли у его стремени и с восхищением глядели на старшего брата. Хачиун жмурился от солнечного света, но успел быстренько осмотреть побитое переднее копыто. Мальчики собрались вокруг Тэмучжина шумной веселой стайкой, и он почувствовал, что боль в груди начинает ослабевать.

Из юрты вышел Бектер. И хотя его лицо было бесстрастным, Тэмучжин, бросив взгляд на брата, заметил искорку торжества в его непроницаемых глазах. Бектер наверняка думал, что без Тэмучжина ему станет намного легче жить.

Трудно было заставить себя не беспокоиться за младших, но мальчик не стал подвергать сомнению их способность выжить в сложных условиях. Он так и не сказал им, чтобы они берегли себя, хотя очень хотелось. Кости брошены, каждому выпала своя судьба. Сильный муж может склонить Отца-небо на свою сторону – но только для себя одного. Тэмучжин об этом знал. У каждого своя дорога.

Он поднял руку, прощаясь с матерью, и пустил Белоногого рысью рядом с конем отца. Тэмучжин чувствовал, что не сдержится, если обернется, потому и не стал оборачиваться. Звуки пробуждающегося племени и ржание лошадей стали еле слышны, а вскоре и совсем затихли. Слышались только топот копыт и позвякивание сбруи. Их племя осталось позади.

В небе поднималось солнце. Есугэй ехал молча. Племя Оэлун сейчас расположилось ближе, чем три года назад. Им с сыном придется провести в дороге всего несколько дней. К концу поездки будет понятно, способен ли мальчик управлять племенем. Способности Бектера Есугэй оценил уже к концу первого дня. В старшем сыне нет дикого огня, это верно, но племени нужна твердая рука, а Бектер, судя по всему, превращается в настоящего мужчину.

Размышляя о чем-то, Есугэй хмурился. Глаза его следили за окружающим, высматривая зверя или врага. Он никогда не терял дороги, помнил расположение холмов, а по клейменым ушам скота мог определить, какое племя живет поблизости.

Поездки с Бектером доставляли Есугэю огромное удовольствие, хотя он никому об этом не говорил. Трудно сказать, как из маленького мальчика вырастает настоящий вождь, но в одном хан был уверен: распускать и баловать мальчишку нельзя. Хан поднял глаза к Отцу-небу и подумал о толстячке Тэмуге, оставшемся в юртах родного племени. Если бы у малыша не было сильных братьев, Есугэй оградил бы его от влияния матери, может, даже отдал бы на воспитание в другое племя. Наверное, по возвращении он так и сделает.

Есугэй поерзал в седле. Рядом с Тэмучжином мысли в его голове не могли, как обычно, спокойно сменяться одна другой. Мальчик слишком живо и открыто интересовался окружающим, вертел головой туда-сюда. Бектер в отличие от него был спокойным спутником. А в молчании Тэмучжина отца что-то раздражало.

Путь к олхунутам пролегал рядом с красной скалой, и Есугэй невольно стал думать, как сын добывал птенцов. Он ощутил на себе взгляд Тэмучжина, когда осматривал крутые склоны, но упрямый мальчишка продолжал молчать. Есугэй раздраженно хмыкнул, не понимая, почему в такой ясный, светлый день у сына дурное настроение.

– Тебе повезло, что ты добрался до гнезда на такой высоте, – сказал Есугэй.

– Это не было везением, – ответил Тэмучжин.

Есугэй выругался про себя, а сын ощетинился, как колючий куст.

– Тебе повезло, что ты не свалился, мальчишка, пусть тебе и помогал Хачиун.

Тэмучжин прищурил глаза. Похоже, отец слишком много выпил и не слушал песнь Чагатая. Говорил ли он с Хачиуном? Тэмучжин не знал, что ответить отцу, а потому и не сказал ничего.

Есугэй внимательно посмотрел на сына, покачал головой и подумал об Оэлун. Ради нее надо попытаться разговорить мальчишку. Это ведь последняя возможность услышать, как закончилась история.

– Я слышал, это был славный подъем. Хачиун сказал, что орел чуть не сбросил тебя со скалы.

Мальчик чуть смягчился, пожал плечами. Как ни крути, а приятно, что отцу интересна его жизнь. Впрочем, на лице Тэмучжина этих чувств видно не было.

– Он сбил его камнем, – сказал он.

Это была тщательно отмеренная благодарность брату. Тэмучжин любил Хачиуна намного больше остальных, но к двенадцатому году жизни научился скрывать от других свою приязнь и неприязнь.

Хан замолчал, и Тэмучжин задумался, о чем бы еще поговорить с Есугэем.

– Твой отец тоже отвозил тебя к олхунутам? – наконец спросил мальчик.

Есугэй фыркнул, окидывая сына взглядом.

– Думаю, ты уже достаточно взрослый, и я могу тебе кое-что рассказать. Нет, я встретился с твоей матерью и двумя ее братьями, когда пошел в набег. Я заметил, как она красива и сильна. – Он вздохнул и облизал губы, погрузившись в прошлое. – Она ехала на прекраснейшей кобылке цвета бурной воды на рассвете. У нее были босые и очень смуглые ноги.

Тэмучжин раньше никогда не слышал эту историю. Он подъехал поближе.

– Ты украл ее у олхунутов? – спросил он.

Однако мальчик понимал, что этому не следует удивляться. Отец любил охотиться и ходить в набеги, и глаза его сияли от воспоминаний о битвах. Если время года было теплое, а еды имелось в изобилии, то он отсылал побежденных домой пешком. Те возвращались в свое племя, покрытые красными рубцами от ударов мечом. Зимой, когда еды было мало, приходилось убивать. В темные месяцы жизнь слишком трудна, а потому нельзя быть милосердным.

– Я отогнал ее братьев, как пару козлят, – похвастался Есугэй. – Я только-только вошел в возраст, когда начинают ходить в набеги, но взмахнул над головой мечом и закричал на них.

Погрузившись в воспоминания, он запрокинул голову и заулюлюкал, а потом рассмеялся.

– Видел бы ты эти лица! Один из них попытался напасть на меня, но я был сыном хана, Тэмучжин, а не каким-нибудь щенком, которого можно напугать и обратить в бегство. Я всадил стрелу ему в бедро, и он убежал. – Есугэй вздохнул. – То были славные дни. Я тогда думал, что холод никогда не одолеет меня. Я понимал, что в жизни ничто не приходит само, что все нужно брать своим разумом и силой. – Он посмотрел на сына, и во взгляде его засветились воспоминания, которыми хан почему-то не стал делиться. – То было время, мальчик, когда я сам бы полез за птицей на красную скалу.

– Если бы я об этом знал, то не полез бы сам, а вернулся бы и рассказал тебе о находке, – начал Тэмучжин, пытаясь понять этого огромного, как медведь, человека.

Но Есугэй только помотал головой и снова рассмеялся:

– Теперь не то время! Я слишком тяжел, чтобы лазать по узким выступам и трещинам. Да если бы и попытался, то наверняка упал бы вниз, словно звезда с неба. Зачем иметь сыновей, если они не растут сильными и боятся попытать свою отвагу? Когда мой отец бывал трезвым, то всегда говорил мне об этом. Отвага – это не гадальные кости в мешке. Ее нужно показывать снова и снова, становясь сильнее раз от разу. Если думаешь, что ее можно придержать до времени, когда она будет нужна, ты ошибаешься. Я говорю тебе о твоих силах и способностях вообще. Если забудешь о них, мешок опустеет именно тогда, когда они понадобятся тебе больше всего. Нет, ты имел право вскарабкаться на скалу к гнезду, а я имел право отдать красную птицу Илаку.

Внезапное отчуждение Тэмучжина не скрылось от Есугэя, и он издал разочарованный гортанный звук.

– Он мой первый воин, страшный воин, мальчик, верь мне. Пусть лучше Илак будет рядом со мной. Он стоит пятерых любых наших воинов – или десяти олхунутов. Его дети не будут править племенем. Его меч никогда не будет лучше моего. Ты понимаешь? Нет, тебе только двенадцать лет. Что ты можешь понять?

– Что ты должен был его как-то наградить, – откликнулся Тэмучжин. – Ты об этом говоришь?