Текст книги "Чингисхан. Пенталогия (ЛП)"

Автор книги: Конн Иггульден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 133 страниц)

Он низко поклонился и стоял согбенный до тех пор, пока Чингис жестом не велел ему выпрямиться.

– Племена собрались, – заметил Чингис, вставая. – Чтобы пересечь пустыню, нужно запастись водой и кормом для лошадей. Как только все принесут клятву, нас здесь уже ничего не удержит. – Он помолчал немного и продолжил: – Мы пришли сюда как разрозненные племена, Барчук. А отправимся в путь единым народом. Не забудьте написать об этом, если вы и вправду заносите в рукописи все события.

Глаза Барчука вспыхнули, и он с восторгом посмотрел на человека, стоявшего во главе огромного войска.

– Непременно, повелитель, я сам прослежу. Я обучу грамоте твоего брата и шамана, чтобы они прочитали тебе наши рукописи.

Чингис удивленно моргнул, представив себе, как брат повторяет слова, удерживаемые на жесткой телячьей коже.

– Будет интересно взглянуть, – признал он.

Затем обнял Барчука и вышел вместе с ним из юрты, показывая всем, как высоко его ценит. За ними следовали темники. Со всех сторон доносился приглушенный гул племен, ждущих своего вождя.

В летней непроглядной тьме улус сверкал желтыми огнями десяти тысяч костров. В самом центре, вокруг юрты Чингиса, расчистили огромную площадь, куда, оставив семьи, пришли и стояли теперь плечом к плечу в мерцающих отблесках воины из сотни племен. На всех были разные доспехи – от сработанных из грубой вываренной кожи до скопированных у цзиньцев аккуратных шлемов и пластинчатых железных панцирей. На некоторых доспехах виднелось родовое клеймо; на большинстве новых не было подобного знака – отныне под великим небом существовало только одно племя. Многие воины держали недавно выкованные мечи, только что из кузниц, которые работали и днем и ночью. Мокрые от пота люди рыли огромные ямы, грузили в повозки железную руду, везли к пылающим горнам и восхищенно смотрели, как кузнецы превращают ее в оружие. Не один воин обжег пальцы, схватив неостывший меч. Никто не жаловался – о таких клинках степняки раньше и не мечтали.

Суровый ветер, обычно продувающий равнину, почти улегся в тот вечер, когда все с нетерпением ждали Чингиса. Он вышел вместе с Барчуком. Хан уйгуров спустился с повозки-помоста и встал в первом ряду воинов, окруживших сооружение на колесах из железа и дерева. Чингис на мгновение замер и оглядел многолюдное сборище, дивясь его размерам. Братья Чингиса вместе с Арсланом, Джелме и Кокэчу тоже сошли вниз и, помедлив немного, присоединились к необъятному войску, на которое падали отблески костров.

Чингис остался один. На миг он закрыл глаза и поблагодарил великого Отца-небо за то, что оказался здесь с армией, готовой следовать за ним куда угодно. Обратился мысленно к духу отца, полагая, что тот видит его. Чингис знал, что Есугэй гордился бы своим сыном, который показал народу новую дорогу, и только духам известно, где она закончится. Открыв глаза, Чингис увидел, что Бортэ привела и поставила в первом ряду всех четверых сыновей, трое из которых были еще слишком малы и беспомощны. Чингис резко им кивнул, задержавшись взглядом на старшем, Джучи, и Чагатае, названном в честь шамана из рода Волков. Девятилетний Джучи потупился, трепеща перед отцом, Чагатай глаз не отвел, хотя было видно, что он тоже волнуется.

– Мы выходцы из сотни племен, – прокричал Чингис. Он хотел, чтобы слышали все, но даже его голос, привыкший отдавать приказы на поле битвы, не мог донестись до каждого человека. Ничего, значит, те, кто услышал, расскажут остальным. – Я привел на эту равнину людей из рода Волков, олхунутов и кераитов, меркитов и джаджиратов, ойратов и найманов. Сюда пришли олеты, сойоны, уйгуры и урянхайцы.

По каждому названному Чингисом племени, точно по островку степной травы, пробегал ропот. Чингис заметил, что даже сегодняшней ночью соплеменники держатся друг друга. Да, тем, кто привык ставить честь рода превыше всего, нелегко будет смешаться с остальными, подумал он. Впрочем, какая разница? Он сумеет обратить их взоры вперед. Чингис безошибочно перечислял племя за племенем, всех, кто пришел к нему сюда, в тень черной горы. Он знал: стоит пропустить хоть один род – это не оставят без внимания, запомнят надолго.

– А еще я позвал сюда тех, у кого нет племени, – продолжил он, – но осталась честь. Они вняли голосу крови и пришли к нам с верой. Теперь я говорю вам всем: под бескрайним небом нет больше племен. Есть единый народ – монголы, и он родился здесь сегодняшней ночью.

Кое-кто из слушавших повеселел, но многие стояли с каменными лицами. Чингис смотрел на них бесстрастно, как подобает воину. Они должны понять, что его слова не несут им бесчестья.

– Мы братья по крови, которых разделили так давно, что уже и не вспомнить причины. Я хочу, чтобы все племена стали одной семьей, связанной кровными узами. Братья, я призываю вас под свое знамя. Мы отправимся в поход сплоченным народом.

Он замолчал, ожидая ответа. Хотя разговоры о единой нации велись в улусе уже давно, переходя от племени к племени, слова Чингиса ошеломили людей. Большинство не выказали радости, и Чингис с трудом сдержал раздражение. Духи знают, что он чтит их, но до чего невыносимыми бывают порой его собственные люди!

– Груды добычи, которую мы завоюем, поднимутся выше гор. У вас будут кони, женщины и золото, масла и сладости. Вы заберете чужие земли, и люди устрашатся, услышав ваши имена. Каждый станет ханом над теми, кто ему покорится.

Из толпы наконец раздались радостные возгласы, и Чингис слегка улыбнулся, довольный, что нашел нужные слова. Пусть слабые правители беспокоятся из-за честолюбия подданных. А он говорит то, что думает.

– К югу от нас лежит великая пустыня, – продолжил Чингис.

В тот же миг над сборищем повисло настороженное, почти осязаемое молчание.

– Мы перейдем эту пустыню со скоростью, неведомой в цзиньских государствах, и нападем на них, как волки на ягнят. Они погибнут под нашими мечами и стрелами. Я отдам вам их богатства и женщин, и земля содрогнется, когда я водружу свое знамя. Каждая мать узнает, что ее сыновья нашли свою долю, и возрадуется, услышав в степи громовые раскаты.

Толпа вновь одобрительно зашумела. Чингис, довольный, поднял руки и призвал к тишине.

– Мы возьмем с собой достаточно воды, чтобы пересечь засушливые земли и неожиданно напасть на врагов. А после нас уже ничто не остановит, мы поскачем во все стороны и дойдем до самого моря. Я, Чингис, говорю это, и мое слово крепче железа.

Войско громко возликовало. Чингис щелкнул пальцами – то был знак Хасару, который ждал внизу. Хасар поднял тяжелый березовый шест с восемью разноцветными конскими хвостами. При виде его люди оживленно зашептались. Некоторые узнали черный цвет меркитов, другие – красный, знак найманов. Каждый хвост прежде был ханским знаменем одного из великих племен, собранных Чингисом на равнине. Чингис принял шест, и Хасар протянул ему конский хвост, выкрашенный в синий цвет племени уйгуров.

Барчук прищурился, увидев в руках Чингиса самый убедительный символ своей власти. Впрочем, при мысли о будущем его переполнило радостное предвкушение, ведь за ним стояло огромное войско. Он почувствовал взгляд Чингиса и склонил голову.

Чингис ловкими пальцами привязал последний хвост к восьми другим и поставил девятибунчужное знамя у ног. Ветер подхватил разноцветные пучки волос, и они, словно живые, забились в воздухе.

– Я соединил цвета, – обратился Чингис к воинам. – Когда они добела выгорят на солнце, между ними не останется разницы. То будет знамя нашего народа!

Темники-военачальники вскинули мечи, а за ними и все войско. Тысячи клинков пронзили небо, и Чингис ошеломленно покачал головой. Он поднял руку, призывая к тишине, однако воины еще долго не могли успокоиться.

– Братья, клятва, которую вы дадите, скрепит наш союз. Но нет ничего крепче уз крови, которые уже связали нас. Преклоните колени.

Передние ряды повиновались сразу, их примеру последовали остальные. Чингис внимательно следил, не замешкается ли кто-нибудь. Сомневающихся не было. Он покорил всех.

Кокэчу вновь поднялся на помост, стараясь сохранить непроницаемое выражение лица. Даже самые честолюбивые мечты шамана не заходили так далеко. Тэмуге замолвил за него слово, и Кокэчу мысленно поздравил себя с тем, что сумел повлиять на юношу.

Пока племена опускались на колени, шаман наслаждался своим положением. Интересно, понял ли Чингис, что он, Кокэчу, единственный, кто не поклянется ему в верности? Хасар, Хачиун и Тэмуге стояли вместе со всеми остальными, простыми воинами и ханами.

– Мы народ под властью одного хана, – провозгласил Кокэчу над склоненными головами, его сердце бешено колотилось от восторга. Люди повторяли слова, они эхом разносились по долине и волнами возвращались к нему. – Юртами и лошадьми, солью и кровью мы принадлежим ему.

Кокэчу схватился за край повозки, услышав, как люди произносят за ним слова клятвы. Завтра все узнают о шамане великого хана. Гул голосов становился громче. Шаман посмотрел вверх. Должно быть, духи мечутся сейчас в небесах, радуясь и ликуя, и только самые могущественные, подобные ему, шаманы могут увидеть или почувствовать их. Пока многоголосая толпа нараспев повторяла его слова, торжествующий Кокэчу ощущал движение в воздухе. Наконец племена замолчали, и он с силой выдохнул.

– А теперь ты, шаман, – тихо произнес Чингис за его спиной.

Вздрогнув от неожиданности, Кокэчу упал на колени и повторил клятву. Когда он встал и присоединился к людям вокруг повозки, Чингис вытащил из ножен отцовский меч. Те, кто стоял рядом, увидели в глазах хана счастливый блеск.

– Свершилось! Мы великий народ и отправляемся в поход. Пусть этой ночью никто не скорбит о своем племени. Мы стали одной семьей, и все земли наши!

Чингис опустил руку, и толпа ответила дружным ревом. Легкий ветер разносил аромат жареной баранины, люди готовились праздновать всю ночь, пока животы не раздуются от обильной еды и питья. Еще до рассвета тысячи детей будут зачаты от хмельных воинов. Чингис подумал, не пойти ли в юрту к Бортэ, представил ее обвиняющие глаза и невольно вздрогнул. Она хорошая жена и исполнила свой долг, хотя в душе Чингиса по-прежнему занозой сидело сомнение в том, что Джучи – его сын.

Чингис встряхнул головой, отгоняя докучные мысли, и принял из рук Хачиуна бурдюк с араком. Сегодня он, хан всех племен, напьется допьяна. А утром воины начнут готовиться к переходу через выжженную пустыню Гоби – к пути, который он для них выбрал.

ГЛАВА 4

Ветер бесновался вокруг повозок, наполнял воздух мелким песком – люди без конца сплевывали и морщились, когда он попадал в пищу. Надоедливые мухи, привлеченные запахом пота, изводили людей. У каждого кожу испещряли красные следы от укусов. Уйгуры научили остальных днем защищать лицо тканью, оставляя лишь маленькую щелочку для глаз, через которую виднелась унылая местность в жарком мареве. До раскаленных шлемов и оплечий немногих одетых в доспехи воинов было невозможно дотронуться, но никто не жаловался.

Спустя неделю войско Чингиса перешло через гряду холмов грязно-ржавого цвета и оказалось на огромной равнине, покрытой зыбучими дюнами. В предгорьях люди охотились, теперь же стало жарче, и дичь почти исчезла. Только маленькие черные скорпионы сновали по обжигающему песку, разбегались от лошадиных копыт, прятались в норки. Время от времени повозки увязали, и в самую жару их приходилось вытаскивать. Изнурительное занятие. С каждым потерянным часом у монголов убывала питьевая вода.

Отправляясь в путь, они налили воды в тысячи бурдюков из козьих шкур, перевязали жилами и дали им задубеть на солнце. Пополнить запасы было негде, живительной влаги становилось все меньше, вдобавок часть мехов лопнула под весом остальных. Предполагалось, что воды хватит суток на двадцать, двенадцать из которых уже прошли. Хотя воины получали по несколько чашек теплой противной жидкости и через день пили кровь своих лошадей, они почти обессилели, стали сонными и вялыми, их спекшиеся губы кровоточили.

Чингис с братьями ехал во главе войска и пристально всматривался в слепящую даль, стараясь увидеть горы, о которых ему говорили. Уйгурам доводилось заходить далеко в пустыню, и он рассчитывал, что Барчук приведет их куда нужно. Окинув взглядом бескрайнее море желтых и черных барханов, простирающееся до самого горизонта, Чингис нахмурился. Он никогда не испытывал такой изнуряющей жары, кожа его потемнела от загара, лицо прорезали новые морщины от грязи и песка. Когда войско остановилось на первую ночевку, он почти радовался ночному холоду, однако до тех пор, пока он не стал пронизывающим. Не спасали ни меха, ни юрты. Уйгуры показали остальным, как нагревать в огне камни, а потом спать на них. Теперь у многих воинов сзади на дээлах виднелись коричневые подпалины – там, где булыжники прожгли одежду. Зато холод был побежден, и стало ясно: если удастся пережить постоянную жажду, то пустыня монголов не остановит. Во время перехода Чингис, иногда вытирая губы, перекатывал во рту камешек, чтобы выделялась слюна.

Он оглянулся и увидел Барчука, скачущего в его сторону. Уйгуры закрывали глаза своих лошадей тканью, и животные шли вслепую. Чингис попробовал проделать то же самое, но непривыкшие кони храпели и брыкались, отказываясь повиноваться, пока не снимут тряпку, а потом страдали от жары. У многих на веках запеклась беловато-желтая корка гноя, которую нужно было смазать целебной мазью, однако не раньше, чем войско выберется из пустыни. Какими бы выносливыми ни были лошади, с ними приходилось делить драгоценную воду, ведь без них новый народ наверняка бы погиб в песках.

Барчук, показав что-то на земле, несколько раз взмахнул рукой и спросил, перекрикивая ветер:

– Повелитель, видишь в песке синие крупинки?

Чингис кивнул – говорить было трудно, рот пересох.

– Они отмечают начало последнего отрезка пути до гор Иньшань. Здесь есть медь. Мы торговали медью с жителями Западного Ся.

– Далеко ли еще до гор? – спросил Чингис хрипло, не желая понапрасну обнадеживаться.

Барчук по-монгольски невозмутимо пожал плечами:

– Мы точно не знаем, но торговцы из Ся приезжают сюда вполне бодрыми, а на их лошадях почти не бывает пыли. Думаю, недалеко.

Чингис оглянулся на молчаливую массу всадников и повозок. Он привел в пустыню шестьдесят тысяч воинов и столько же их жен и детей. Хвост из повозок уходил далеко назад, очертания сливались, и самые последние казались темными пятнышками, колышущимися от дневного зноя. Вода почти закончилась, значит, вскоре придется забить скот и взять с собой столько мяса, сколько хватит сил унести, бросив остальное в песках. Барчук проследил за его взглядом и рассмеялся:

– Они много страдали, повелитель. Верь: совсем скоро мы постучимся в ворота Си Ся.

Чингис устало фыркнул. Благодаря хану уйгуров они оказались в этом унылом месте. О богатстве и плодородии государства Ся известно только со слов Барчука. Ни один из уйгурских воинов не переходил через горы, граничащие с пустыней на юге, и продумать план нападения заранее было невозможно. Чингис сердито размышлял об этом, когда очередной скорпион метнулся по песку от его лошади. Вся надежда была на брешь в обороне тангутов, но Чингис не мог отогнать мысль об огромном каменном городе, высоком, словно горы. Увидев такое чудо, его всадники, пожалуй, замрут в бессильном удивлении.

Песок под копытами коня постепенно стал синевато-зеленым, и вскоре широкие разноцветные полосы разбежались во всех направлениях. Во время привалов дети рисовали на песке и швыряли его в воздух. Чингис в отличие от них не радовался – запасы воды таяли, а от ночного холода не спасали даже разогретые камни.

Развлечений никаких не было, и вечерами люди почти сразу же забывались тяжелым сном. Дважды за двенадцать дней Чингиса звали разрешить спор между племенами: жара и жажда сделали воинов раздражительными и злыми. Оба раза Чингис велел казнить зачинщиков и дал понять, что никому не позволит нарушать покой лагеря. Он сказал, что сейчас они идут по вражеским землям. Если военачальники не справляются с беспорядками, ему придется вмешаться самому, и пощады не будет. Предупреждения хватило, чтобы удержать горячие головы от открытого неповиновения, но Чингис знал: управлять монголами всегда было нелегко, а от долгих часов молчания они стали еще упрямее и несговорчивее.

Четырнадцатый рассвет вновь принес жару, и Чингис только поморщился и сбросил одеяло, оставив развороченное каменное ложе слугам – пусть соберут булыжники для следующей ночевки. Кости ломило, все тело чесалось под коркой грязи. Сыновья затеяли возню. Когда маленький Джучи нечаянно налетел на Чингиса, тот шлепнул его с такой силой, что малыш разревелся и побежал к матери. Под раскаленным солнцем пустыни у всех сдавали нервы, и только обещание Барчука, что в конце пути их ждет зеленая долина и прозрачный поток, заставляло людей всматриваться в даль и представлять себе эту прекрасную картину.

На шестнадцатый день на горизонте показалась гряда невысоких темных холмов. Воины-уйгуры, посланные на разведку, вернулись легким галопом, их лошади поднимали клубы песка, вырываясь из его цепкой хватки. Земля вокруг стала почти зеленой от меди, кое-где торчали черные скалы, острые, словно клинки. Семьи снова увидели лишайники и чахлые кустики, которые цеплялись за жизнь в тени скал, а на рассвете охотники принесли волков и зайцев, пойманных в расставленные накануне капканы. Люди немного воспрянули духом, но все страдали от жажды и воспалившихся глаз, и потому обстановка в лагере была довольно мрачная. Невзирая на усталость, Чингис усилил дозоры и заставил мужчин упражняться с мечами и луками. Исхудавшие, почерневшие под палящими лучами, воины повиновались приказу с мрачной решимостью – никто не желал выглядеть слабым в глазах великого хана. Мало-помалу обоз стал двигаться быстрее, более тяжелые повозки оказались в самом хвосте.

Приблизившись к холмам, Чингис увидел, что они выше, чем казалось издали. Они были из черного камня, совсем как скалы, которые пробивались сквозь песок, острые и крутые. По таким не взберешься, придется искать или ущелье, или обходной путь. Повозки стали гораздо легче после того, как вода почти закончилась. Впрочем, Чингис знал: люди начнут умирать, если не найдут обещанную долину. Да, племена подчинились ему, назвали своим ханом. Но если он привел их в гиблое место, где всех ждет смерть от жары, они отомстят, пока еще есть силы. Чингис, выпрямившись и хватая воздух изъязвленным ртом, погнал лошадь вперед. За его спиной глухо роптали воины.

У подножия гор Хачиун и Хасар, щурясь, вглядывались в раскаленный воздух. Вместе с двумя разведчиками они обогнали остальное войско, чтобы отыскать путь. Наметанный глаз одного из воинов нашел между скал многообещающую расселину. И действительно, почти отвесные склоны расступились, впустив четырех всадников в узкое ущелье, где топот копыт отдавался гулким эхом. С обеих сторон скалы поднимались в небо, неприступные для людей, не говоря уже о повозках и лошадях. Самый неискушенный следопыт заметил бы на земле широкую тропу, и разведчики пустили лошадей в галоп, ожидая, что еще немного – и они смогут доложить хану, что нашли дорогу в Западное Ся.

Всадники повернули и, остановив лошадей, замерли в удивленном молчании. Выход из ущелья преграждала стена из огромных черных камней. Казалось невозможным сдвинуть с места хотя бы одну из этих глыб, да и сама стена выглядела странно и непривычно для кочевников. У них не было ремесленников, работающих с камнем. Четкие линии, гладкие поверхности свидетельствовали, что стена – дело человеческих рук. Монголы, раньше не встречавшие сооружений такого размера, могли сопоставить стену только с долинами и скалами, сотворенными природой. В самом низу находилось последнее доказательство ее рукотворности: ворота из темного железа, древние и прочные на вид.

– Вы только посмотрите, какая она высокая! – покачал головой Хачиун. – Как же нам попасть внутрь?

Разведчики лишь пожали плечами, а Хасар тихо присвистнул.

– В этом покинутом духами месте легко угодить в ловушку. Надо срочно предупредить Чингиса, пока он не привел сюда остальных.

– Ты же знаешь, брат, он захочет узнать, есть ли наверху воины.

Хасар окинул взглядом крутые склоны и внезапно почувствовал себя беззащитным. Как легко представить, что враг сбрасывает с вершины горы камни, от которых невозможно укрыться! Он подумал о двух воинах, сопровождающих его и Хачиуна. Пока Чингис не объявил все племена единым народом, они звались кераитами. Сейчас оба всадника спокойно ждали приказа, скрывая страх перед огромной стеной за внешней невозмутимостью.

– А если они построили стену, чтобы отгородиться от пустыни? – предположил Хасар. – Может, там никого и нет?

Не успел он договорить, как один из разведчиков махнул рукой, привлекая их внимание к крошечной фигурке, движущейся по краю стены. Это мог быть только стражник, и у Хасара екнуло сердце. Даже если есть другой путь через горы, Барчуку ничего о нем не известно, а вести войско в обход – значит обречь людей на медленную смерть. Хасар принял решение; скорее всего, оно будет стоить обоим кераитам жизни, но что с того?

– Скачите к подножию стены и сразу же назад, – приказал он.

Воины кивнули и обменялись бесстрастными взглядами. Разом ударили пятками и с криком «Чу!» пустили лошадей галопом. Поднимая клубы песка, всадники мчались к подножию стены, а Хасар и Хачиун следили за ними, прищурившись от солнца.

– Думаешь, доедут? – спросил Хачиун. Хасар лишь пожал плечами, пристально вглядываясь в даль.

Хачиуну показалось, что он заметил, как один из стражников резко взмахнул рукой. У кераитов хватило ума разделиться, и сейчас они скакали порознь, виляя то вправо, то влево, чтобы лучникам было труднее попасть. Довольно долго в ущелье раздавался только топот лошадиных копыт. Братья, затаив дыхание, ждали.

На стене вдруг показалась шеренга лучников, и Хачиун выругался.

– Ну, давайте же! – пробормотал он.

Дождь стрел посыпался на двух несущихся сломя голову всадников, один из которых уже достиг ворот. Ловко увертываясь, он стукнул кулаком по деревянным створкам, повернул назад. Стражников сменили другие, и почти сразу дюжина стрел впилась в лошадь и наездника. Смертельно раненный кераит закричал, конь сбился с шага, споткнулся, и еще больше выстрелов достигло цели. Человек и животное упали почти одновременно и остались лежать без движения.

Второму разведчику повезло больше, хотя он и не стал касаться стены. На какой-то миг показалось – еще немного, и он избежит опасности. Хасар с Хачиуном подбадривали его громкими криками. Вдруг он дернулся, его лошадь поднялась на дыбы, а потом упала на всадника. Животное взбрыкнуло, вскочило на ноги и, оставив на земле изломанное тело хозяина, похромало к Хасару и Хачиуну.

Хасар спешился, поднял болтающиеся поводья и молча привязал к своему седлу. Лошадь сломала ногу и уже не годилась для езды, но Хасар не собирался бросать ее здесь, когда люди в лагере голодают.

– Мы получили ответ, брат, хотя и не такой, которого я ждал, – произнес Хасар. – Как же нам пройти?

Хачиун покачал головой.

– Что-нибудь придумаем, – ответил он, оборачиваясь на темную шеренгу лучников, следивших за ними. Некоторые поднимали руки, салютуя или насмехаясь – кто знает? – Мы пройдем, даже если нам придется разобрать всю стену камень за камнем.

Заметив, что Хасар и Хачиун возвращаются одни, монголы остановились. Братья миновали небольшие отряды дозорных, которые по-прежнему наблюдали за горами, и приблизились к первым рядам конных воинов. За несколько лет Чингис и его темники многому научились, собирая разрозненные племена в единое войско, и сейчас, едва завидев братьев, посыльные галопом помчались, чтобы предупредить великого хана.

Соплеменники со всех сторон окликали Хасара и Хачиуна, те не отвечали. Мрачные и молчаливые, они ехали рысью к юрте брата, возвышающейся на повозке белым куполом. Первым с коня соскочил Хасар, бросив взгляд на человека, который подхватил поводья его лошади.

– А, Субудай! – приветливо произнес Хасар, улыбнувшись через силу. Юный воин выглядел взволнованным, и Хасар вспомнил, что обещал ему доспехи и хорошую лошадь. Да уж, выбрал время, подумал ханский брат и слегка поморщился. – Нам нужно многое обсудить с великим ханом. Приходи за своим конем в другой раз.

Лицо Субудая разочарованно вытянулось. Он собрался было уходить, но Хасар, фыркнув, схватил его за плечо. Вспомнив, как отважно Субудай ввязался в драку с олетами, он решил, что надо отплатить парню за услугу.

– Может, найдется минута и для тебя, когда мы закончим. Пойдем со мной, если умеешь молчать.

Субудай тут же снова улыбнулся, хотя было видно, что он сильно волнуется при мысли о встрече с великим ханом. Во рту у него пересохло. Юноша поднялся по ступеням повозки и вслед за ханскими братьями вошел под сень шатра.

Чингис уже ждал их. Молодой гонец, тяжело дыша, стоял рядом с ним.

– Где разведчики? – спросил хан, отметив мрачное выражение лиц обоих братьев.

– Мертвы, брат. Путь преграждает стена из черного камня высотой в сотню юрт, а может, и еще выше.

– Мы заметили человек пятьдесят лучников, – добавил Хачиун. – Как мы поняли, они не слишком искусны; впрочем, там трудно промахнуться. Стена находится в конце узкого прохода, ущелья меж крутых скал. Я не знаю, как их обойти.

Чингис нахмурился и встал. Потом прищелкнул языком и вышел из юрты на слепящее солнце. Хасар и Хачиун последовали за ним, не замечая Субудая, который не отставал от них ни на шаг.

Чингис стоял на сине-зеленом песке и смотрел вверх. В руках он держал палку, которой что-то чертил на песке.

– Покажите! – приказал хан.

Хачиун забрал у него палку и стал рисовать аккуратные линии. Хасар зачарованно смотрел, как его брат воссоздает на рисунке ущелье, которое видел несколько часов назад. В дальнем конце ущелья Хачиун изобразил стену со сводчатыми воротами, и Чингис недовольно потер подбородок.

– Можно разобрать повозки, сделать деревянные щиты, и под их прикрытием люди подойдут ближе, – неуверенно произнес хан.

Хачиун покачал головой.

– От стрел щиты, может, и прикроют, но у самых ворот тангуты наверняка забросают нас сверху камнями и разобьют дерево в щепы.

Чингис поднял голову. За многочисленными шеренгами его людей простиралась голая, без единого деревца, пустыня. Строить было не из чего.

– Тогда придется их выманить, – сказал Чингис. – Притворимся, что отступаем, будем оставлять за собой разные ценности. Я пошлю туда людей в лучших доспехах, которые не так-то легко пробить стрелами, и воины сделают вид, что бегут, громко крича от страха. – Хан улыбнулся, представив себе это зрелище. – Может, тогда они научатся смирению…

Хачиун провел носком гутула по краю рисунка.

– Хорошая мысль, но мы не поймем, когда ворота откроются, – ущелье слишком извилистое. Едва мы скроемся из виду, будет невозможно узнать, вышло вражеское войско или нет. Послать бы двоих воинов на скалы по обеим сторонам, чтобы они нас предупредили, да вот только подъем там очень трудный, а наверху негде спрятаться. Их сразу же увидят.

– Дозволь мне сказать, повелитель, – вмешался Субудай.

– Я же приказал тебе молчать! – рассердился Хасар. – Разве ты не видишь, что мы говорим о важных вещах?

Взгляды всех троих братьев обратились к юному воину. Тот густо покраснел.

– Простите. Я придумал, как узнать, что тангутское войско вышло из ворот.

– Кто ты такой? – спросил Чингис.

Субудай поклонился и ответил дрожащим голосом:

– Субудай из племени урянхай, повелитель. – Он на миг запнулся, а затем продолжил: – Из монгольского народа. Я…

Чингис остановил юношу жестом.

– Помню. Расскажи, что ты придумал.

Субудай взволнованно сглотнул и начал говорить. Его замысел был настолько прост, что братья удивились: как это им самим не пришло в голову? Чингис пристально посмотрел на юношу, тот смущенно отвел глаза.

Пока Чингис с братьями размышляли, Субудай молчал, изнывая от ожидания. Казалось, прошла целая вечность, когда великий хан наконец кивнул.

– Может, и получится, – произнес он нехотя.

Субудай, довольный собой, будто стал выше.

– Хачиун, займись, – велел Чингис. Его рассмешила ребячья гордость Субудая, и он ухмыльнулся. – А потом я сам поеду взглянуть на место, о котором ты говоришь.

Настроение Чингиса резко поменялось, когда он подумал о том, что придется разломать часть повозок, на которых монголы кочевали через пустыню. Дерева не хватало, и каждую из них, много раз чиненную, передавали по наследству из поколения в поколение. Однако другого выхода не было.

– Возьми первые десять повозок, которые попадутся тебе на глаза, и вели сделать из дерева передвижное укрытие.

Чингис увидел, что Хачиун перевел взгляд на ханскую юрту, и фыркнул.

– Начни со следующей повозки, а мою не трогай!

Хачиун ускакал исполнять приказ брата, а Чингис обратился к Субудаю:

– Я обещал коня и доспехи. Чего тебе еще?

Юноша смутился и побледнел. У него и в мыслях не было выпросить у хана еще один подарок, он только хотел помочь.

– Ничего, повелитель. Для меня счастье идти в поход со своим народом.

Чингис взглянул на него и задумчиво почесал щеку.

– Он отважен и умен, Хасар. Дай ему десять человек, когда будем брать стену.

Хан снова перевел желтые глаза на ошеломленного Субудая.

– Посмотрю, как ты поведешь в бой опытных воинов.

Подождав немного, Чингис добавил, желая остудить пыл загордившегося юноши:

– Если не справишься, тебе не дожить до заката.

Субудай отвесил низкий поклон: даже ханское предостережение не омрачило его радости. Чингис усмехнулся про себя.

– Хасар, вели привести моего коня. Пора мне самому взглянуть на эту стену и лучников, которые посмели встать на моем пути.

ГЛАВА 5

Защитники Западного Ся даже не представляли размеров войска, которое перешло пустыню, чтобы напасть на их страну. Чингис с дюжиной нукеров подъехал к стене на расстояние выстрела. Основные силы остались сзади, в извилистом ущелье. Хан решил, что не пошлет своих воинов на скалы, дабы не вызвать подозрений у людей в крепости. Дозорные на вершинах свидетельствовали бы, что у монголов имеется представление о стратегии, а весь план был рассчитан на то, что тангуты примут их за неискушенных в военном деле пастухов. Закусив нижнюю губу, Чингис смотрел на укрепленную стену. Лучники, как муравьи, сновали по ее краю. Время от времени кто-нибудь стрелял в воздух, проверяя, чем ответят враги. Чингис проводил глазами последнюю стрелу, которая воткнулась в землю в нескольких шагах от него. Его люди стреляли куда дальше, и хан презрительно сплюнул в сторону вражеских лучников.