Текст книги "Книга о Боге"
Автор книги: Кодзиро Сэридзава
Жанр:
Классическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 38 (всего у книги 49 страниц)
– Не будем больше об этом… Лучше вернемся к еврейской проблеме. Так вот, я не еврей. Но на родине моего отца, в Голландии, евреев было еще больше, чем во Франции. В частности среди школьных друзей отца. Да и среди друзей моего детства тоже. Я хорошо представляю себе их жизненный уклад, их устои. Наверное, поэтому французы, узнав о том, что в годы войны я, пытаясь эмигрировать в Америку, выехал в Голландию и был там убит, сочли меня евреем. Ничего удивительного. И мне не в чем упрекать Мориса.
– Но что, собственно, произошло? Я ведь ничего не знаю. Расскажи обо всем поподробнее, Жак!
– Ладно… Ты знаешь, что я стал французом из любви к Франции. Я ее любил до самого конца, считал, что там все лучшее в мире – природа, люди, культура. Ты мне веришь?
– Конечно…
– После того как в мою Францию вторглись немецкие нацисты, я не жалел сил, чтобы защитить ее. Я работал в тылу, в лаборатории, вместе с коллегами проводил исследования, необходимые для того, чтобы побыстрее выгнать полчища варваров с нашей родной земли. Да… Однако, как это ни печально, пришло время и мне отправляться на передовую. Но, как тебе известно, я пацифист и не могу участвовать в военных сражениях. После мучительных размышлений я решил эмигрировать в Америку. Это тогда тоже было непросто, но я узнал, что эмиграция возможна через Голландию. Вот я и отправился в когда-то покинутую мной Голландию, чтобы ждать там благоприятного момента. А через три дня в Голландию вошли фашистские войска, и я, не способный оказать никакого сопротивления, был убит вражеской пулей.
– Вот, значит, как было дело… А я ведь верил, что ты живешь где-нибудь в эмиграции… Да, ужасно. Это выше сил человеческих… – И я невольно заплакал.
– Сейчас-то я понимаю, каким был дураком. Мне надо было тогда, получив приказ о мобилизации, немедленно отправляться на фронт. А там, даже оказавшись один на один с врагом, не убивать его, а стрелять в воздух. И даже если бы меня убили, я бы, пролив кровь за любимую Францию, смог мирно уснуть в ее земле… К тому же если бы я стрелял в воздух, а не целился во врага, возможно, и вражеские пули в меня бы не попали… Таков ведь закон Великой Природы….
Я молча слушал его, не в силах вымолвить ни слова.
– В то роковое время, когда любимая страна нуждалась в защите, бегство (не важно по какой причине, оправдание ведь всегда можно найти) расценивалось как подлое предательство, считалось, что на это способны только евреи – таково было общее мнение, и я не могу никого винить…
– Бедный Жак… Пувр Жак…
– Морис сокрушался, что именно поэтому мои труды так и остались неопубликованными. Ты не можешь ему передать, что ничто из мною сделанного не пропало? Мои работы еще при жизни были встречены с пониманием и моими коллегами, и моими последователями, они использовали все мои выводы в собственных исследованиях. И я очень им за это признателен. Так и скажи Морису.
– Ладно. Просто замечательно! Как я рад! Я всегда верил, что твои гениальные труды не пропадут даром. И все же, Жак, где ты теперь обитаешь?
– А разве я не здесь? Вот же я, говорю с тобой.
– Да нет. Твоя плоть умерла, но сам-то ты, твоя душа где? В Истинном мире? И чем ты там занимаешься?
– Вот что тебя интересует?.. Это очень серьезный разговор, Кодзиро, а мне пора возвращаться. Я снова приду к тебе, может быть, даже завтра… Тогда и поговорим.
При этих его словах мне удалось приподняться. Но Жака нигде не было. Словно пытаясь догнать его, я распахнул окно и вышел на балкон. Над головой нависало затянутое серыми тучами небо. И что же, преодолев эту облачную преграду, он исчез, растворился в небесном мире? Я долго стоял, вглядываясь в небо. Голос Жака еще звучал в душе, странно, что его самого не было видно…
Не обращая никакого внимания на дзелькву, которая прямо перед моим окном раскрыла три прекрасных белых цветка и явно пыталась заговорить со мной, я вернулся в комнату, сел за стол и попробовал припомнить все, что рассказал мне Жак. Он говорил о простых, вполне очевидных вещах… Я решил сразу же написать письмо Морису, ведь Жак просил меня сообщить ему о нашем разговоре.
Я уже взял ручку, но тут меня одолели сомнения: «А поверит ли мне Морис, если я напишу ему, что душа Жака не во сне, а наяву явилась ко мне из загробного мира и говорила со мной? Не решит ли он, что я просто повредился в уме?» Мне надо было написать так, чтобы Морис поверил – мой разговор с душой Жака был реальностью, по-японски я мог так написать, но вот по-французски это было слишком трудно. И моя рука, сжимавшая ручку, застыла над листом бумаги.
Вспомнив, что Жак, покидая меня, пообещал прийти завтра и поговорить со мной, я с утра лег в постель и постарался достичь состояния полной отрешенности, но Жак так и не появился. В начале третьего я повторил попытку, но его не было. На следующий день мои усилия тоже не увенчались успехом.
Придя в отчаяние, я стал гадать, почему он не приходит, и наконец понял. Хотя я и делал все, чтобы достичь состояния отрешенности, его вряд ли можно было считать полным, ведь я все время напряженно ждал появления Жака. Поэтому после обеда, приступив к процедурам, я начал с того, что постарался изгнать из своего сердца все мысли о Жаке и достичь состояния покоя и полной отрешенности. И вот, проведя в этом состоянии целых два часа, я очнулся, услышав голос Жака:
– Друг мой, вот я и здесь. Это Жак. Узнаешь?
– Конечно узнаю. Я ждал тебя.
– Ты, кается, основательно подзабыл французский, мне трудновато с тобой говорить. Хочешь, я перейду на японский?
Последнюю фразу, к моему величайшему изумлению, он произнес по-японски.
– Не надо, не поднимайся! Я понимаю твое удивление, но у нас в Истинном мире, к счастью, не существует разделения на языки. Да, можно и так сказать. Каждый говорит на своем языке, но и для тех, кто слушает, он звучит как родной. Когда я, француз, говорю по-французски, японцы воспринимают мою речь как японскую. Тут у нас полная свобода, никаких языковых барьеров!
– Поразительно!
– Ты живешь в Мире явлений и обременен плотью, поэтому я боялся, что законы и обычаи Истинного мира у вас не действуют. Но ты по воле Бога-Родителя Великой Природы уже начал проходить курс обучения, к тому же уже имеешь некоторое представление об Истинном мире и Мире явлений… С этого момента, с соизволения Бога-Родителя, то, что я говорю, будет звучать для тебя по-японски. Мы должны быть благодарны за это Богу-Родителю. Ну как, ты понимаешь меня?
– Не устаю поражаться… Ты говоришь по-японски безукоризненно.
– Вот и прекрасно. Поскольку твой французский теперь далеко не так хорош, как в прежние времена, я до сего дня избегал говорить с тобой о важных вещах.
– Мне стыдно. Но я рад, что мы можем говорить по-японски… Такого я и вообразить не мог… А о чем ты избегал со мной говорить?
– Честно говоря, там, где я нахожусь, это уже не имеет значения… Я имею в виду проблему еврейства. Ты теперь знаешь, что меня лично она не касается, но хорошо бы докопаться до причин, почему цивилизованные люди просто так, без всяких на то оснований, питают антипатию к евреям и подвергают их остракизму. Я уже говорил тебе, что у меня было много знакомых евреев. Я с детства невольно наблюдал за ними и должен сказать, что они ничем не отличаются от французов. Это прекрасная, замечательная раса. Единственное их отличие в том, что они исповедуют иудаизм. Поэтому я хочу, чтобы и ты, и Морис, живущие в мире обычных людей, постарались освободить человечество от предвзятого взгляда на евреев.
– А, вот в чем дело… В последнее время я много думал об этом.
– Что касается иудаизма… В сущности и иудаизм и христианство – учения, полученные от одного и того же Небесного отца, они различаются только обрядами. Помню, как я удивился однажды в раннем детстве, когда, играя со своими еврейскими друзьями, заметил на их половых органах странные шрамы. Я стал приставать к отцу с расспросами и узнал, что по законам иудаизма новорожденному через несколько дней после рождения делают обрезание. Меня это поразило. Возможно, в иудаизме есть и другие обряды, которые католикам могут показаться дикими. Не исключено, что именно этим и объясняется их антипатия по отношению к евреям… По-моему, евреям следует отказаться от этого странного обычая. Боюсь только, что это не просто, ведь религия есть религия, в любой можно найти нечто иррациональное, порой, как это ни нелепо, верующие готовы ценой собственной жизни защищать самые бесчеловечные обряды. Мне кажется, сейчас важно направить усилия на решение двух проблем: во-первых, надо искоренить предвзятое отношение к евреям, во-вторых, пересмотреть все мировые религии, так чтобы они отвечали требованиям Великой Природы и помогли обеспечить человечеству счастливую жизнь. По-моему, в настоящее время это самое главное… Наверное, я придаю этому такое значение еще и потому, что так до конца и не выполнил свое земное предназначение… Впрочем, теперь уж ничего не изменишь…
– Жак, ты знаешь, в последнее время я тоже стал сознавать чрезвычайную важность этих проблем. Вот закончу работу, порученную мне Богом-Родителем, и займусь их основательным изучением, – вдруг сказал я, охваченный какой-то странной грустью.
– Вот как? Это вполне в твоем духе… Спасибо… Знаешь, здесь, в лоне Бога, я усердно учусь и достиг уже второй ступени. Когда мне удастся подняться еще на одну-две ступени, я, ежели будет на то соизволение Бога-Родителя, передам все знания, накопленные мною по этим двум проблемам, всю энергию в Мир явлений, надеюсь, это поможет людям найти верное решение. Вот тогда мы с тобой сможем объединить свои усилия. С нетерпением жду этого момента.
Понимая, что он готов оставить меня, я быстро сказал, чтобы его задержать:
– Жак, у меня к тебе просьба. Ты не можешь мне рассказать поподробнее о своих духовных упражнениях?
– Ну… Начинать придется с рассказа об Истинном мире, а это займет довольно много времени. К тому же здесь не самое подходящее место для такого разговора. Иногда ты уезжаешь отдохнуть на лоно Великой Природы… Вот там, если представится возможность, мы об этом и поговорим… Сегодня же я расскажу очень коротко о самом главном, чтобы ты не чувствовал себя неудовлетворенным. А то, боюсь, работа, порученная тебе Богом-Родителем, еще долго не сдвинется с места… Так вот, учиться в Истинном мире тоже весьма нелегко. Поднимаешься от ступени к степени, примерно так же, как в мире людей: из начальной школы – в среднюю, потом лицей, университет и так далее. На каждой ступени к человеку приставлен ангел – его личный наставник… В процессе обучения человек прежде всего избавляется от пыли, грязи – всего дурного, что накопилось в его душе за время жизни в телесном обличье, и возвращает душу свою к тому состоянию, в каком она была дарована ему Великой Природой… То есть, если говорить языком мира людей, ты словно постоянно моешься в ванной… Не помню уже, сколько лет мне потребовалось, чтобы одолеть первую ступень… Когда я перешел на вторую, наставник похвалил меня за то, что я довольно быстро превзошел все премудрости первой ступени… Послушай-ка, но ведь рядом с тобой все время находится великая Мать всего сущего, госпожа Родительница, она пестует и поддерживает тебя, как возлюбленное чадо свое… Ну конечно же, тебе надо именно ее расспросить об Истинном мире! Этот мир гораздо сложнее человеческого, там все кипит жизнью, и для такого новичка, как я, в нем еще слишком много непонятного…
– Почему же новичок, ведь ты ушел в этот мир давно, не помню, сколько десятков лет тому назад…
– В Истинном мире иная скорость времени. Мне кажется, будто я пробыл там всего несколько дней. Слушай же внимательно, что я сейчас тебе скажу. Ты, хотя и существуешь еще в телесном обличье, уже замечен Богом Великой Природы и помогаешь ему на земле в Его великом начинании. Это самая большая честь, какая может выпасть на долю человека. Ты должен всегда помнить об этом. Тебе ведь известно, что Бог-Родитель с прошлого года приступил к Великой Уборке Земли, ибо исполнились сроки, намеченные Им миллиарды лет тому назад. И в этом начинании Ему с великим энтузиазмом помогают бесчисленные души, и среди них первая – живосущая Родительница, которая вместе с Богом-Родителем постоянно шествует по Земле, добираясь до самых дальних ее уголков. Несмотря на свою крайнюю занятость. Родительница, выполняя волю Бога-Родителя, неотлучно находится рядом с тобой, она наставляет, воодушевляет тебя и блюдет твои дни. Ты и сам это прекрасно знаешь и тем не менее продолжаешь обманываться, легкомысленно считая себя безбожником! Ты говоришь себе, что ты позитивист, а поскольку Бог-Родитель и госпожа Родительница незримы и их нельзя коснуться, то ты не можешь поверить в их существование, так ведь? На самом деле ты совсем другой. Нельзя допускать, чтобы скромность, которая всегда была твоим достоинством, делала тебя слабым и порождала душевные колебания! Поклянись мне, что ты прямо сейчас обретешь уверенность в себе, поверишь в существование Бога-Родителя и станешь активно помогать ему в Его начинании. Ты и представить себе не можешь, какую поистине неоценимую поддержку ты оказываешь мне тем, что помогаешь на Земле Богу-Родителю. Ну так как?
– Да мне и клясться не нужно, я уже года два тому назад поверил в Бога-Родителя и охотно выполняю все, о чем Он меня просит. Просто по своему слабодушию я не решаюсь заявлять об этом во всеуслышание. Впредь я буду внимательнее, не беспокойся.
– Вот он, тот Кодзиро, в которого я всегда верил! Желаю тебе не сдаваться, жить долго и еще много лет успешно претворять в слова душу Великой Природы! Пока ты жив, и я ощущаю свою связь с миром людей. Я надеюсь на тебя. Будем вместе держаться до конца!
В этот миг я приподнялся, но Жака нигде не было. Я еще не обрел свободу движений, но чувствовал, что глаза мои увлажнились и по щеке скатилась слезинка.
При мысли о том, что, как это ни невероятно, я разговаривал с Жаком по-японски, у меня голова пошла кругом, я долго не мог прийти в себя. Пытаясь успокоиться, я попробовал мысленно повторить все, что рассказал мне Жак. Ничего мудреного вроде бы он не сказал, но я изо всех сил старался понять, что именно он хотел сообщить мне, какой истинный смысл вкладывал в свои слова.
Что касается еврейской проблемы, важность которой он подчеркивал, то я серьезно заинтересовался ею после того, как сначала получил письмо от Мориса, а потом познакомился с госпожой Котани… Может, он хотел дать мне понять, что этой проблемой непременно нужно заняться, если хочешь счастья всему человечеству?.. Вторая проблема, проблема религий, тоже очень интересовала меня, тем более что и госпожа Родительница часто затрагивала ее в последнее время. Вот, к примеру, что она сказала мне несколько дней тому назад.
В наши дни религии стали чем-то вроде университета или приходской школы, в которой людей учат, как правильно жить. Их родоначальники – Иисус, Шакьямуни, Мики Накаяма и прочие, все, кого называют вероучителями, получили в свое время откровение Великой Природы, они были избраны, чтобы передать людям весть о любви к ним Бога и наставить их на истинный путь. Они ни в коем случае не создавали объектов для поклонения. Как только вероучитель уходил из мира, все наиболее влиятельные верующие объединялись в организацию, которая и закладывала фундамент той или иной религии. Как только религия оформлялась организационно, центр тяжести переносился на поддержку и развитие самой организационной структуры, не имевшей никакого отношения к вере. Люди, возглавившие религиозную организацию, вне зависимости оттого, была ли в их сердцах вера или нет, руководили верующими в качестве представителей Бога, причем более всего их заботило расширение и развитие самой организации, в результате на первый план выходили их эгоистические интересы и стремление к власти, и они начинали вести себя совершенно бесстыдно. Желая покрасоваться своей властью и своей религией, они создали идолы, ставшие объектом религиозного поклонения, для этих идолов один за другим воздвигались соперничающие друг с другом в пышности кумирни, церкви, храмы. В наши дни во всех уголках мира существуют и сохраняют свое влияние роскошные здания, статуи и прочие идолы, ставшие символами той или иной религии – некоторые появились почти сразу же после ее возникновения, другие – спустя века, все они убедительно свидетельствуют о том, что религии по-прежнему процветают. Но очень часто во главе различных конфессий стоят безнравственные люди, которые равнодушны к указаниям великого Бога и стремятся только к власти и к удовлетворению собственных желаний. Таким образом, вероучения, кичащиеся своими помпезными постройками и своими идолами, не имеют ничего общего с истинной верой, как я уже говорила ранее, они превратились в нечто вроде учебных заведений, где людей обучают тому, как они должны жить. Но даже в самых престижных тебя мало чему научат, уровень в большинстве заведений примерно как в приходской школе… Нетрудно представить, как страдает, глядя на это, Бог-Родитель. Но среди обучающихся в этих заведениях верующих есть истинные дети Бога, чьи сердца открыты Ему, которые стремятся к Богу всеми силами души. И из любви и сострадания к этим чадам своим Бог-Родитель, хотя и исполнились сроки, все не начинает Великую Уборку религий, все откладывает ее…
Так что я и без объяснений Жака знал, сколь важна проблема религий. Но тогда для чего он мне все это сказал? Я погрузился в размышления, но вдруг, подскочив, воскликнул про себя:
«Понял! Он пытался подтолкнуть меня к мысли о том, что я еще не обладаю той душевной простотой, тем смирением, о которых неоднократно говорил мне Бог-Родитель! И именно поэтому не всегда покорно выполняю указания Бога, оправдывая себя то собственным безбожием, то позитивизмом…»
Осознав это, я уселся за стол и положил перед собой бумагу. Спустя некоторое время пришла дочь и сказала, что пожаловала госпожа Родительница. Но я еще не был душевно готов к встрече с ней…
Когда я наконец спустился, госпожа Родительница уже беседовала в гостиной с обеими моими дочерьми. Я тихонько сел позади. Госпожа Родительница говорила, обращаясь к моей младшей дочери, Рэйко. Возможно, потому, что до сих пор ей не случалось разговаривать с Рэйко, ее голос звучал ласковее и теплее обыкновенного, он был полон всепоглощающей любви…
Кажется, она говорила ей о долге жены, о том, что этот долг повелевает ей непременно ехать вместе с мужем, в какое бы неблагоприятное по климатическим условиям место его ни послали, что она должна быть опорой для мужа и во всем помогать ему… Потом она сказала, что назначение ее мужа в Судан – замысел Бога-Родителя, что Он будет ограждать их от всех несчастий, поэтому оснований для беспокойства нет, они могут отправляться к месту назначения без всякой опаски, что сама она, госпожа Родительница, постоянно будет стоять у них за спиной, защищая их и помогая им…
Я слушал госпожу Родительницу, как завороженный, растроганный силой любви, звучащей в ее словах, и вдруг она позвала меня:
– Кодзиро, подойди ближе!
Я приблизился.
– Бог доволен тобой, за эти два года ты усвоил столько, сколько другой человек не усвоил бы за десять, а то и за двадцать лет… В результате тебе понемногу стало открываться, что такое Истинный мир. Но это лишь начало, ты все еще только стоишь у врат. Об Истинном мире не расскажешь ни за пять, ни за десять дней, настолько он сложен и огромен. Умом человеческим не охватить. Я буду рассказывать о нем понемногу, по мере необходимости, тебе не стоит проявлять нетерпение и пытаться понять все сразу…
Услышав это, я вспомнил, как расспрашивал Жака об Истинном мире, и удивился про себя: неужели госпожа Родительница уже успела об этом проведать? Она между тем заговорила о другом:
– Вы, люди, в последнее время стали на диво неприветливы. Встав утром, угрюмо занимаетесь каждый своим делом, наскоро запихнув в себя завтрак, принимаетесь за работу. Ни одного ласкового слова от вас не услышишь… А ведь – и я не раз об этом говорила – Бог подарил язык только людям, Своим возлюбленным чадам, дабы говорили они друг другу о любви и познали счастье… Досадно, что вы не используете Его дара, забываете о нем… И это в первую очередь касается японцев. Я что-то не замечала, чтобы муж с женой или родители с детьми говорили о любви… Знаю, знаю, вы считаете – зачем говорить об этом, когда и без того все понятно? Чаще всего рот открывают только для того, чтобы пожаловаться или чтобы высказать друг другу свое недовольство: все, что скопилось в душе, разом выплескивается наружу, человек уже не в силах остановиться, он совершенно не думает о чувствах собеседника и больно ранит его душу… В последнее время только и видишь вокруг сплошные несчастья – разводы, разрыв отношений между родителями и детьми… Чаще всего даже оснований-то никаких серьезных нет, так, пустяки – просто люди забыли, как пользоваться языком. Да, это очень огорчает Бога…
Ты вот в молодости жил на Западе, во Франции. И видел, как бережно там относятся к языку люди, как умело им пользуются… Я уже не говорю о взаимном дружелюбии, помнишь, какие задушевные беседы велись за столом? А когда хозяйка приглашала к обеду гостей? Она, конечно же, заботилась об угощении, но не только о нем, она заранее старательно обдумывала, что бы такое рассказать, как развеселить гостей, какую тему поднять, чтобы вовлечь всех в разговор… Помнишь, как ты мучился в первое время, когда тебя куда-нибудь приглашали? Не знал, о чем и как говорить… А ведь если человек ест молча, значит, ему не нравится угощение, такого больше и не пригласят в дом. Кроме того, тебе часто приходилось быть свидетелем жарких споров между друзьями, супругами, родителями с детьми. Помнишь, как ты боялся, что перепалка между друзьями закончится их окончательным разрывом? Но получалось иначе: спор лишь открывал в собеседниках новые достоинства, спорящие в какой-то момент разражались смехом и их дружба становилась еще крепче. Ты неоднократно бывал тому свидетелем. То же самое в отношениях между супругами и в отношениях между родителями и детьми… Право же, жители той страны полностью оправдали ожидания Бога, которые Он возлагал на людей, наделяя их даром речи. Он ими доволен. Как знать, не потому ли этой стране удалось создать такую замечательную культуру? Что скажешь?
– В Японии считается, что молчание – золото и говорить во время еды – неприлично. Везде свои обычаи. Это совершенно новая проблема, – невольно вставил я.
– Ну, теперь мир стал так тесен, что люди могут жить все вместе, ощущая себя детьми Бога. Какая разница, в какой стране ты живешь, от дурных обычаев надобно избавляться всем. Японцы хранят верность правилу «молчание – золото» и поэтому придают большое значение обходным путям. Возьми, к примеру, те случаи, когда крупные бизнесмены заключают соглашения о совместной работе с иностранцами… Иностранцы обо всем говорят открыто, а японцы свои истинные намерения держат при себе, стараясь быть предельно лаконичными… Это приводит к недоразумениям, возникают разные неприятные инциденты… Да ты, наверное, и сам знаешь… Молчание – золото? Да нет, это тяжкое бремя, тяжелее железного лома… Послушай-ка, Кодзиро, я так долго говорила об этом потому, что у меня к тебе просьба… Прошу тебя, если рядом с тобой окажутся люди, которые молчат, будто язык проглотили, старайся сам заговаривать с ними. Они ведь, может быть, молчат потому, что считают тебя глухим и не решаются обратиться к тебе, даже когда им хочется, а ежели ты заговоришь с ними сам, будут только рады: «А, значит, сэнсэй вовсе и не так уж плохо слышит». В результате ты сможешь поделиться с ними опытом своей долгой жизни, и это им будет на пользу. Когда видишь человека, настолько поглощенного собственными неприятностями, что у него окаменело сердце, не молчи сам как каменный, пытайся его разговорить, не жалей ради этого ласковых слов. Тогда этот человек постепенно забудет о своих неприятностях и сам станет стремиться к общению с тобой…
Я невольно опустил голову.
С того дня, как семья дочери со всем своим многочисленным скарбом свалилась мне на голову, зять, замкнувшись в себе, не произносил ни слова, он словно вдруг окаменел, и общаться с ним было очень трудно, в результате я и сам невольно окаменел и не мог заставить себя заговорить с ним. Я, конечно, догадывался, что он чувствует себя потерянным, нервничает из-за своего нового назначения, но не мог снять с его души это бремя, не мог никак его утешить – и только молча страдал, сокрушаясь о собственном бессилии.
Не в силах смотреть на это, госпожа Родительница нарочно пришла ко мне, со свойственным ей тактом долго говорила о разных посторонних вещах, стараясь незаметно подвести меня к этой важной мысли: я должен стремиться к душевной простоте.
Но ведь и Великий Бог-Родитель совсем недавно присылал сюда Жака, чтобы дать мне точно такой же совет! При этой мысли я устыдился, ощущая себя нерадивым учеником, недостойным такого внимания.
Около месяца тому назад Бог-Родитель, стараясь поднять мой дух, похвалил меня, сказав, что мне удалось всего за два года пройти то, на что обычно человеку требуется десять, а то и двадцать лет, а я, как это ни печально, до сих пор не могу достичь душевной простоты и смирения. И я твердо решил, что отныне стану покорно следовать всем указаниям Бога-Родителя…