Текст книги "Книга о Боге"

Автор книги: Кодзиро Сэридзава

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 49 страниц)

В тот день дочь читала лекции в консерватории, и ее не было дома, чай подала женщина, помогающая нам по хозяйству, юноша с явным удовольствием выпил его, и профессор, как видно желая побыстрее перейти к делу, сказал:

– Ты говорил, что живосущая Родительница хочет о чем-то попросить сэнсэя? Давай же не будем медлить и обратимся к ней.

– А у вас нет японской комнаты? Там было бы лучше…

Я решил провести их в небольшую комнату на том же нижнем этаже, посвященную памяти покойной жены, и попросил подготовить ее: сдвинуть в сторону горшки и вазы с цветами и положить на освободившееся место подушки для сидения.

Юноша, помыв руки, прошел в комнату. Поскольку мне никогда не приходилось участвовать в подобном обряде и я не знал, как себя вести, то решил полностью положиться на профессора и делать все как он.

Профессор сел рядом со мной прямо на пол. Перед нами положили сиденье, юноша сначала сел сбоку от него и, обратившись лицом к западу, четырежды хлопнул в ладоши. Потом он повернулся лицом к нам, сел на сиденье и молитвенно сложил руки перед грудью.

Лицо его стремительно менялось, у нас на глазах он из юноши превратился в старуху – большие глаза ввалились, рот изогнулся в ласковой улыбке, точно так же улыбалась та женщина в алом кимоно. И вот из его улыбающегося рта полился нежный и чистый голос, проникающий прямо в душу. Я узнал его, это был голос той женщины в алом.

– Что ж, прекрасно, вот мы и снова повстречались. Вот только жена твоя скончалась… Но она ушла к Богу со спокойной душой, да, ведь обе барышни, за которых сердечко-то ее болело, пристроены и все у них ладно сложилось… Тебе теперь несладко, ведь один-одинешенек остался, зато никто мешать не станет, когда примешься за дело, возложенное на тебя Богом-Родителем… А «Жизнеописание» твое мне понравилось, просто диву даешься, до каких мелочей ты сумел докопаться… Да, написано прекрасно. Только одно меня там не устраивает…

Слушая, я поражался: все – голос, интонации, манера говорить, выбор слов – было точь-в-точь таким же, как у женщины в алом, то есть у живосущей Родительницы. И не только голос – никто, кроме нее, не знал, что моя покойная жена так беспокоилась о судьбе двух младших дочерей… Я подумал, что мой эксперимент, во всяком случае во второй своей части, вполне удался, более того, я испытал удивительное, совершенно для меня неожиданное волнение, меня била дрожь, так что я с трудом улавливал отдельные слова.

Очевидно, она хотела сообщить мне некоторые подробности, которых недоставало в написанной мной биографии. Кое-что из сказанного ею хорошо известно всем приверженцам учения Тэнри, а именно: на двадцать третий день десятой луны девятого года Тэмпо (1838) Мики заказала службу, желая помочь своему сыну Сюдзи, у которого болели ноги, когда же во время этой службы ей пришлось встать на помост для свершения обрядов, на нее снизошел Бог-Родитель. Снизойдя же, обратился к мужу Дзэмбэю и ко всем собравшимся, причем сказанное Им тогда я услышал из Его собственных уст. Все во мне сжималось при звуках пронзительного, торжественного голоса Бога-Родителя, я внимал исполненным мощи и величия словам и смотрел на лицо юноши, которое в тот миг сделалось страшным, по его лбу градом катился пот…

Я испугался за него, но еще миг – и передо мной снова возникло лицо доброй старухи. Ласково улыбаясь, она продолжила свой рассказ:

– В тот миг, когда я услышала страшное возвестив Бога-Родителя, откуда-то с небес послышался глас, зовущий: «Мики, Мики», – тело мое легкой пушинкой воспарило к небесам, и я так и не узнала, что произошло в моем доме. Потом меня опустили снова на землю, я оказалась в прежней комнате, вокруг – уж не знаю, когда они пришли, – собрались все самые главные родственники, у них были серьезные, озабоченные лица, будто они говорили о чем-то важном, атмосфера в комнате стояла тяжелая. Меня с тревогой спросили, не голодна ли я, ведь вот уже три дня у меня во рту маковой росинки не было, я с удивлением узнала, что нынче двадцать шестое число, и подумала, а где же это я, собственно, провела последние три дня? С того-то все и началось (возникло Учение)…

Из всего вышеизложенного новым для меня было одно – что Мики три дня провела на небе.

Потом Мики поведала мне о том, сколько чисто женских горестей и страданий довелось ей изведать: ведь она вовсе не стала Богом, когда на нее снизошел Бог-Родитель, наоборот, она оставалась человеком, женщиной, и, как ни усердствовала, исполняя открывшуюся ей волю Божью, ей ни на шаг не удавалось приблизиться к Нему. Всего этого, по ее словам, недоставало в моем «Жизнеописании Вероучительницы».

Рассказала мне она и о многом другом, о чем я тоже не написал, а именно, как после сошествия на нее Бога она тридцать шесть лет предавалась аскезе, после чего, уверенная, что готова стать вместилищем Бога, открыто заявила о своей решимости служить Ему, в знак чего начиная с 26 декабря 1877 года стала носить алое кимоно. Она не жалела сил, претворяя на земле волю Бога-Родителя, но в те времена и ее близкие, и верующие, которым она помогла и которые объединились вокруг нее, поклонялись другим богам – либо богу-хранителю домашнего очага Кодзину, либо местным богам-защитникам, Бог-Родитель, Великий Бог-Творец, о котором говорила им Мики, был недоступен их разумению. Они готовы были восхвалять Его только потому, что Его проповедовала Мики, не более. Поэтому хотя она не прекращала неутомимо трудиться во благо Бога в течение тридцати лет – с того момента, как облачилась в алое кимоно, и до того дня, как сокрыла от мира свое живое тело (умерла), – ее глупые присные, заботясь об одном – как бы не вступить в противоречие с весьма неопределенной религиозной политикой нового правительства эпохи Мэйдзи[21]21
  Эпоха Мэйдзи – 1868–1912 годы.


[Закрыть], – погрязали в мелких интригах, не только огорчая Мики своими действиями, но и нанося ощутимый урон учению Бога-Родителя.

Рассказывая об этом, живосущая Мики Накаяма время от времени прерывалась и напоминала, что просит о новой биографии только потому, что этого требует Бог-Родитель: сознавая нависшую над человечеством угрозу, Он жалеет людей, возлюбленных чад своих, и настаивает на том, чтобы им была немедленно оказана помощь. И действительно, бывали минуты, когда я остро ощущал присутствие Бога-Родителя. Когда она начинала говорить о Нем, ее голос приобретал совершенно иные интонации, в ее речи начинали мелькать мудреные слова, смысл которых не сразу доходил до меня, зачастую я вообще переставал улавливать, о чем идет речь… Но в какой-то момент я заметил, что профессор Кодайра записывает ее речи при помощи маленького аппарата на магнитофонную пленку, и успокоился – потом можно будет прослушать еще раз и обдумать все как следует…

В заключение невидимая Мики Накаяма ласковым голосом сказала, что, если мне будет что-нибудь непонятно, я всегда могу обратиться к ней и она все объяснит.

В тот же миг старушечье лицо превратилось в лицо юноши, юноша сошел с сиденья и, дважды хлопнув в ладоши, поклонился нам. Я проводил гостей в прежнюю европейскую гостиную, но оба были чрезвычайно молчаливы и, выпив чаю, сразу же откланялись.

Оставшись один, я почувствовал себя так, будто только что очнулся от сна. Затем я задумался. Что ж, один эксперимент так или иначе закончен, почему бы не решиться на другой? Если я не встречусь с этим человеком еще раз, мне будет трудно поверить в реальность того, что произошло сегодня.

Потом я стал терзаться досадой – зачем я, вовсе не являющийся последователем учения Тэнри, скорее относящийся к нему скептически, создал «Жизнеописание Вероучительницы»? Ведь не сделай я этого, мне не надо было бы теперь обременять себя лишними заботами.

Глава девятая

Об истории создания «Вероучительницы» я уже писал раньше, но обстоятельства вынуждают меня снова обратиться к этой теме.

Сколько же лет назад это было? Пожалуй, сорок с небольшим, если мне не изменяет память. В то время отдел культуры Ассоциации помощи трону[22]22
  Ассоциация помощи трону возникла в ходе подготовки ко Второй мировой войне. Учреждение этой ассоциации сопровождалось ликвидацией всех легально существовавших тогда политических партий.


[Закрыть] возглавлял Кунио Кисида[23]23
  Кунио Кисида (1890–1954) – писатель, драматург, переводчик, специалист по современному французскому театральному искусству.


[Закрыть], я носил тогда зимнюю одежду, так что, скорее всего, это было в конце 1941-го – начале 1942 года.

Ко мне в сопровождении двух важных особ из Центра Тэнри зашел господин О., руководивший издательскими делами Тэнри, и попросил меня познакомить его с Кисидой. О. на правах моего читателя и до этого дважды бывал в моем доме, я знал его как человека, достойного во всех отношениях, и готов был выполнить его просьбу, но сначала все-таки спросил, какое у него дело к Кисиде.

Оказалось, что руководство Тэнри, желая в это тяжелое время быть полезным родине, хотело получить у начальника отдела культуры указания относительно того, что конкретно они могут сделать. Я удивился, мне казалось верхом глупости стремление религиозной организации служить государству, однако мои гости стали с жаром убеждать меня, что в условиях войны многие религиозные догмы должны быть пересмотрены, иначе трудно даже представить себе, какие гонения могут обрушиться на учение.

Я позвонил Кисиде, и он предложил встретиться у него в приемной, куда я и повел всю троицу. Руководители Тэнри тут же изложили начальнику отдела культуры цель своего визита. Поскольку они пришли по моей рекомендации, то Кисида, сразу же заявив, что будет говорить откровенно, сказал:

– Сам я далек от учения Тэнри, но в нашем доме в течение долгих лет работала одна старая женщина, которая была связана с Тэнри. Наблюдая за ней, за тем, как она ведет себя в повседневной жизни, я преисполнился уважения к вашей религии. И мне кажется, не дело религиозной организации служить государству; в эти трудные времена у нее много других, куда более важных дел, не так ли? Если ваша религия истинна, то решить, что делать, вы можете сами, не обращаясь за советом к Ассоциации помощи трону…

Тут один из руководителей Тэнри, воспользовавшись паузой, сказал с горечью в голосе, что если Тэнри не будет служить государству, то учение подвергнется гонениям, его вообще могут запретить. На это Кисида ответил:

– А разве не лучше подвергнуться гонениям? Ведь если вы преданы вере, которую вам ниспослал Бог, вы должны быть готовы ради нее на любые гонения, пусть вашу религию запрещают, пусть пытаются ее искоренить, истинная вера всегда выстоит и только окрепнет благодаря испытаниям, разве не так? Война не будет продолжаться вечно. Она когда-нибудь закончится. Но религия, ежели она истинна, останется навечно. Мне кажется, вы не должны совершать неугодное Богу только потому, что настали тяжелые времена…

Тогда О., почтительно поклонившись, сказал:

– Вы правы, благодарю вас, – и поднялся с места.

Оба руководителя последовали его примеру, и мы вышли из приемной. Нам хотелось куда-нибудь зайти, но в городе не осталось почти ни одного кафе. Служители Тэнри, очевидно собираясь ехать по каким-то своим делам, побрели к станции, я пошел вместе с ними, поскольку тоже собирался ехать электричкой. Один из моих спутников сказал другому:

– Несмотря на все, сказанное Кисидой, я уверен: случись что, он нам непременно поможет.

А другой, обратившись ко мне, сказал:

– Надо было рассказать Кисиде, что на территории нашего Центра собираются воздвигнуть мемориал Победы, даже уже готов проект. Ведь он сказал, что война долго не продлится.

Пораженный, я воскликнул:

– Мемориал Победы? – потом тихо добавил: – Признаться, я боюсь, как бы мы не проиграли войну. Я редко об этом говорю, но… Конечно же я тоже надеюсь, что мы победим, но, судя по всему, это почти невозможно, по-моему, мы должны готовиться к поражению.

– Но ведь Япония – Священная страна. Мы денно и нощно молим Бога-Родителя, чтобы Он помог нам победить. Все будет хорошо, не волнуйтесь.

Мы уже подошли к станции, поэтому разговор на этом прервался. Если бы кто-нибудь его подслушал, нас бы растерзали за антипатриотические настроения. На станции мы расстались, О. то ли слишком устал, то ли неважно себя чувствовал, на лице его застыло мученическое выражение, и он ничего не сказал мне на прощание.

Через несколько дней я получил от него очень теплое благодарственное письмо, в котором он писал между прочим, что ему было стыдно перед Кисидой и передо мной. После этого, до самого конца войны, мы с ним не виделись, но я получил от него несколько писем. А осенью 1947 года, через два года после окончания войны, меня в моем временном пристанище на улице Мисюку в районе Сэтагая с письмом от Кисиды навестил главный редактор «Вестника Тэнри».

Он хотел, чтобы я написал биографию основоположницы Тэнри для еженедельника «Вестник Тэнри». По его словам, учение Тэнри должно использовать поражение Японии для того, чтобы, устранив вред, нанесенный ошибочным курсом японского правительства в отношении религии, вернуться к истинному учению Основоположницы, а для начала они решили попросить меня, которого считали «самым совестливым, достойным доверия писателем», написать биографию Родительницы. На самом деле обратиться ко мне с этой просьбой собирался сам О., но он был болен и, учитывая тогдашнее состояние транспорта, никак не мог приехать в Токио, за что приносил свои извинения.

Я конечно же отказался: начиная с 1943 года и вплоть до конца войны я не мог публиковаться, поэтому после войны мной овладела жажда творчества, и, почти никуда не выходя, я неустанно трудился в своей каморке на втором этаже. После этого главный редактор «Вестника» в сопровождении разных влиятельных лиц Тэнри приходил ко мне еще два или три раза с такой же просьбой. Но в моем доме негде было даже принять гостей, их усаживали прямо в прихожей, я выходил к ним и, выслушав, неизменно отказывал.

Ранней весной 1948 года вместе с редактором пришел сам О. Он был очень слаб, поэтому я не мог допустить, чтобы он ушел, даже не зайдя в дом. Я отвел его в комнату жены на нижнем этаже, чтобы он смог немного отдохнуть, и он сразу же с жаром стал уговаривать меня писать биографию Основоположницы. В его голосе звучало такое отчаяние, что мне стало ясно: он просто не уйдет, пока я не соглашусь.

Я ответил, что подумаю. Во мне вдруг поднялось что-то вроде гнева – а в самом деле, почему бы не воспользоваться случаем и не попробовать окончательно разобраться в том, что это за религия – Тэнри, из-за которой мне пришлось столько страдать в детстве и о которой я, по существу, почти ничего не знаю? Обрадованный О. распрощался со мной и, поддерживаемый главным редактором, пошел пешком до станции Мисюку, где останавливались электрички, идущие до Тамагавы. Глядя ему вслед, я печально подумал: «Интересно, придет ли время, когда у нас в Японии снова будут такси?»

Примерно через неделю ко мне пришел журналист по имени Н. из «Вестника Тэнри» с сообщением от О. Тот просил меня, прежде чем приступать к работе, заехать как-нибудь в Центр Тэнри, чтобы ознакомиться с разного рода материалами. И вскоре в назначенный О. день я отправился в Центр. Сначала Н. провел меня в комнату О., который радостно приветствовал меня, лежа в постели. Он обсудил с Н. мой распорядок дня, потом мы наскоро позавтракали у него в комнате, и сразу же после завтрака Н. отвел меня в издательство, где я стал подыскивать то, что мне было нужно.

Потом я посетил одного профессора Университета Тэнри, у которого, как мне сказали, было много ценных материалов. Так оно и оказалось, но он отнесся ко мне недружелюбно и ничего не дал. Сказал, что все хранится у симбасиры и обращаться надо к нему. Н. устроил мне встречи еще с несколькими влиятельными лицами Тэнри, но никаких материалов мне так и не удалось получить.

Ночь я провел в доме на тихой улочке в Наре, очевидно, это была чья-то дача, меня встретили там с довоенным радушием, а на следующее утро Н. снова повез меня в Тэнри, где я безуспешно пытался раздобыть какие-нибудь материалы, затем навестил О., по-прежнему лежавшего в постели, пожаловался ему на свое отчаянное положение и стал собираться в обратный путь. О. в ответ на мои жалобы пробормотал, словно про себя:

– Похоже, придется просить симбасиру, другого выхода нет, – однако не изъявил никакой готовности способствовать нашей встрече.

У меня было два пути: либо отказаться от мысли написать биографию, либо самому обращаться к симбасире. Для начала я решил добиться с ним встречи. Пока я из кожи вон лез, стараясь это осуществить, настал март 1949 года. Выяснив, когда симбасира посетит Великую Церковь в Токио, я попросил депутата парламента, который должен был его сопровождать, помочь мне получить аудиенцию. Спустя некоторое время депутат позвонил мне и сказал, чтобы я пришел на следующий день в пять часов, вошел в церковь через задние ворота и прошел в приемную. На следующий день ровно в пять я был на указанном месте и нажимал на кнопку звонка.

Меня провели в небольшую комнату неподалеку от входа. Депутат парламента, которого я видел впервые, оказался спокойным пожилым джентльменом.

– Добро пожаловать, – приветливо сказал он. – Вы взяли на себя нелегкий труд – писать биографию Вероучительницы, да и симбасира, судя по всему, о вас наслышан…

Подбодрив меня этими словами, он вышел. Через двадцать минут перегородки внезапно раздвинулись, в комнату вошел Сёдзэн Накаяма. Войдя, тут же уселся и сказал:

– Мне передали, что ты хотел увидеться со мной. Но прежде всего пообещай ни слова о Кунико Идэ, даже не произноси ее имени. Согласен?

Я имел некоторое представление о Сёдзэне Накаяме по рассказам писателя Ринтаро Такэды[24]24
  Ринтаро Такэда (1904–1946) – прозаик, основатель литературного журнала «Народная литература» («Дзинминбунко»).


[Закрыть], который учился вместе с ним в Третьем лицее, и не мог относиться к нему с тем почтением, какого заслуживал представитель Бога Тэнри. А посему беззаботно ответил:

– Конечно, согласен, – не особенно задумываясь о причинах его отрицательного отношения к Кунико Идэ.

– Говорят, ты собираешься писать о Вероучительнице. Не понимаю, зачем это нужно, ведь мой отец оставил великолепную ее биографию.

Попытавшись объяснить ему, что ко мне с данной просьбой официально обратилась редакция «Вестника Тэнри», я смущенно пробормотал:

– Как вам известно, существует несколько жизнеописаний Христа, написанных в разное время людьми разного вероисповедания. Вы не думаете, что и жизнеописаний Вероучительницы тоже может быть несколько?

– Так ты собираешься писать о Вероучительнице с таким же благоговением, как писал бы о Христе?

– Но ведь иначе бессмысленно и начинать.

– Ну и что тебе нужно от меня?

– Я хотел бы получить у вас какие-нибудь материалы. Ведь, кажется, они есть только у вас.

– Материалы? Вон оно что… Но у меня тоже ничего нет.

– Да? Ну, тогда я просто не знаю, что и делать… Не позволите ли ознакомиться хотя бы с жизнеописанием, составленным вашим отцом, его ведь нет в открытой продаже?

– Но у нас всего один экземпляр, его запрещено выносить за пределы Центра.

Что ж, судя по всему, я оказался в тупике. Я встал, собираясь откланяться, но симбасира неожиданно сказал:

– Мне хотелось бы побеседовать с тобой спокойно, без спешки, подожди здесь, а то там ко мне пришли, – и вышел из комнаты.

Я решил дождаться его. Ждал, ждал, прошло полчаса с лишним – никто не появлялся. Уходить, никому ничего не говоря, было неудобно, поэтому я продолжал сидеть в приемной. Через час мне стало совсем невмоготу, я решил потихоньку уйти и уже поднялся было, как вдруг появился депутат парламента и попросил меня следовать за ним. Пройдя по разным переходам, мы очутились в великолепной, заново обставленной просторной комнате. За столом лицом к входу сидело человек десять, еще столько же восседало с противоположной стороны.

Я остолбенел.

– Знакомься, это сын одного из наших прихожан, – сказал сидящий в центре симбасира, представляя меня своему визави – юноше лет двадцати в японской одежде. Я узнал младшего сына князя Коноэ[25]25
  Фумимаро Коноэ (1891–1945) – известный политический деятель, во время Второй мировой войны был премьер-министром. После капитуляции Японии покончил с собой.


[Закрыть], два года назад покончившего с собой.

Меня усадили на место с краю, я чувствовал себя не в своей тарелке и очень нервничал. Сменилось несколько блюд, японских и европейских, из напитков подавали саке, европейские вина, пиво. Угощение было роскошное, напоминавшее о довоенных временах, но оно не лезло мне в горло, я вспоминал о вечно голодных токийцах, целыми днями рыщущих по черным рынкам в поисках хоть какой-нибудь пищи. Оглянувшись, я увидел смиренно ожидающих в соседней комнате служителей и служительниц Великой Церкви и, подумав о том, каких неимоверных усилий им стоило обеспечить такое угощение, а главное, в какое замешательство их повергла необходимость накормить еще и меня, все-таки взял в руки палочки, но так и не смог заставить себя съесть хоть кусочек.

Симбасира постоянно обращался к сыну князя Коноэ, возможно желая как-то ободрить его, но остальные явно чувствовали себя неловко. Разумеется, я ни с кем не разговаривал и сидел как на горячих угольях. Так я с трудом вытерпел целый час, потом симбасира, сказав юноше:

– Идите за мной, я вам кое-что покажу, – поднялся с места.

Вместе с юным Коноэ и его телохранителями он исчез в переходе сбоку от гостиной, и тут же за ними последовали депутат парламента и все остальные.

Оставшись в одиночестве, я растерялся, но скоро ко мне подошла пожилая женщина.

– Симбасира просил вам передать, что задерживается… – сказала она и провела меня в прежнюю комнату. Я тут же распрощался и ушел, весь кипя от возмущения.

Выйдя на улицу, я твердо решил: никакой биографии писать не стану. «Хватит! – негодовал я. – К чему продолжать эту абсолютно бессмысленную трату душевных сил и времени?» Вернувшись домой, я сразу же сел писать письма О. и в издательство «Вестника», чтобы сообщить им о своем отказе, и тут увидел на столе бандероль, пришедшую за время моего отсутствия.

Внутри оказался новый номер «Вестника Тэнри», на первой же полосе которого красовалась моя большая фотография и анонс о готовящейся публикации «Жизнеописания Вероучительницы». От подобной наглости я пришел в еще большую ярость.

И тут-то я подумал, что мне вряд ли представится другая возможность докопаться до сути учения Тэнри и рассказать людям правду об этой религии, которой посвятили жизнь мои родители и многие родственники и из-за которой вся наша семья вынуждена была влачить столь жалкое существование. «Ну и пусть у меня нет никаких материалов, постараюсь все же что-нибудь раскопать и напишу» – разозлившись, решил я.

И в тот момент, впервые за двадцать последних лет, я вспомнил о Жаке.

«Дорогой Жак, – мысленно обратился я к нему, – мы расстались, поклявшись встретиться снова через четверть века, осталось всего пять лет, неужели мы и впрямь увидимся? Как раз сейчас я пытаюсь обрести того великого Бога, мысль о котором ты заронил в мою душу. Ты говорил, что этот Бог снизошел на Христа, а я собираюсь выяснить, не снизошел ли Он еще и на японку по имени Мики Накаяма. Помнишь, на той волшебной горе, у Скалы Чудес, ты сказал мне, что если только я брошу экономику и стану заниматься своей любимой литературой, этот великий Бог обязательно избавит меня от туберкулеза и поможет вернуться на родину. Ты много раз говорил мне о том, что литература – это дело, предназначенное мне Великим Богом. И вот я стал литератором. Но до этого дня мне и в голову не приходило, что, занимаясь литературой, я выполняю свое предназначение. Я просто забыл об нашем с тобой разговоре. И только теперь, вспомнив о тебе, я наконец это понял. И именно потому, дорогой Жак, что таково мое предназначение, мне просто необходимо написать о Мики Накаяма, а главное – выяснить, действительно ли снизошел на нее Великий Бог. Если я не сделаю этого, то вряд ли смогу встретиться с тобой через пять лет». И я глубоко вздохнул.

Вот почему, словно подгоняемый Жаком, я начал писать и сумел сдать первую часть «Жизнеописания Вероучительницы» точно в установленный «Вестником Тэнри» срок. У меня получилось что-то вроде введения, в котором я рассказал читателям о своих мытарствах, связанных с поисками материала, и обратился к ним с просьбой о помощи.

Это введение публиковалось с продолжениями в течение четырех с лишним месяцев подряд, и до меня уже начали доходить слухи, что в Центре мной недовольны, мол, когда же наконец я приступлю к биографии Вероучительницы, однако от читателей-прихожан и из некоторых подведомственных церквей я получил множество сочувственных писем и разные интересные материалы.

Тогда-то я впервые и узнал о том, как много среди простых верующих и служителей небольших приходов людей, в сердцах которых живет истинная вера, совсем не такая, как у влиятельных наставников из Центра и профессорской верхушки Тэнри. И я подумал, что, раз мои писания радуют таких людей, я должен продолжать писать, сколько бы времени это ни отняло.

Работая над «Введением» – а на него ушло месяца четыре, – я много и серьезно размышлял о том, действительно ли Бог, сошедший на Мики Накаяма, является тем самым Великим Богом, о котором говорил мне когда-то Жак. Я решил для себя: если ответ окажется отрицательным, ограничусь одним «Введением» и не стану писать дальше, сославшись на то, что мне не удалось найти нужных сведений.

Поэтому, когда я пришел к выводу, что именно Бог – Творец Вселенной сошел на Мики Накаяма, я очень обрадовался. Мне даже захотелось крикнуть неизвестно где находившемуся теперь Жаку: «Эй, послушай, я все-таки буду писать!»

Я начал с описания того дня – 26 октября 1838 года, – когда к Мики пришло божественное наитие. Приступил к работе в 1949 году (месяца и дня не помню), а закончил ее в конце 1957 года. То есть мне понадобилось около десяти лет, чтобы выполнить эту работу, и когда я наконец ее завершил, то был в состоянии полного упадка сил, к тому же мне казалось, что результат не оправдал затраченных усилий, как говорится, «много докуки, да нечего в руки».

Владелец издательства «Кадокава», которому в молодости оказал какую-то услугу прежний настоятель Центральной Великой Церкви, выразил желание непременно опубликовать «Жизнеописание» отдельной книгой, я согласился и стал переделывать рукопись, решив выкинуть «Введение» и дописать начало, в котором рассказывалось бы о том, что предшествовало божественному наитию Мики Накаяма. Я добавил первую главу, в которой описал ее жизнь от рождения (1798) до сорока лет, главу, которая в журнальной версии считалась первой, сделал второй и назвал книгу «Вероучительница». Книга вышла свет, и с тех пор я ни разу ее не перечитывал.

Когда в «Вестнике Тэнри» появилась первая глава, начинавшаяся с рассказа о том, как на Мики Накаяма снизошел Бог, я получил письмо от симбасиры Сёдзэна Накаямы, в котором он очень хвалил меня за такое начало, якобы свидетельствовавшее о моей мудрости. Видимо, он одобрительно отнесся и к продолжению, во всяком случае однажды, весной 1951 года, через два года после начала публикации (я как раз должен был ехать на Международный конгресс ПЕН-клубов, который открывался в Швейцарии, и был весь поглощен сборами), он, настроенный весьма дружески, подъехал на машине к лачуге, в которой я тогда жил.

Я провел его и сопровождающего в небольшую, выгоревшую на солнце комнату на нижнем этаже, мы разговорились и не заметили, как настало время обеда. Жена, растерявшись, поспешно приготовила какие-то булочки, омлет, салат из огурцов и подала все это вместе с черным чаем с сахаром – большой редкостью по тем временам. Симбасира остался очень доволен, говорил, что никогда не ел такого вкусного обеда, и, осыпав жену комплиментами, отбыл восвояси. И тогда и впоследствии он всегда с удовольствием встречался со мной, но стоило мне заговорить с ним о материалах к биографии Основательницы и попросить разрешения воспользоваться ими, как у него портилось настроение и он отвечал мне отказом.

В 1953 году до меня дошел слух, что симбасира загорелся желанием возродить изначальный дух учения Тэнри и теперь самолично занимается составлением «Рукописного жизнеописания Вероучительницы». Когда в очередной раз мы с ним встретились, я спросил у него, правда ли это. Оказалось, что он и в самом деле создал группу из нескольких доверенных лиц, они регулярно собираются и выполняют соответствующую исследовательскую работу. Позже он прислал мне те оттиски на гектографе, которые были переданы членам этой группы для рассмотрения, но ничего ценного я там не обнаружил, во всяком случае для той картины, которая уже сложилась в моей голове, они были не нужны.

Однако именно с того времени симбасира стал с явным интересом беседовать со мной о Вероучительнице и, приезжая в Токио, каждый раз приглашал меня либо в Великую Церковь, либо в ресторан и спрашивал мое мнение по разным вопросам, связанным с верой и с Вероучительницей, а иногда в самое неподходящее для меня время вдруг вызывал в какую-нибудь из церквей Нумадзу или префектуры Канагава.

В ходе всех этих бесед выявился один важный пункт, по которому мы с симбасирой неизменно расходились.

Он настаивал на том, что Вероучительница, Мики Накаяма, была богом с самого своего рождения, я же считал, что она была обычным земным человеком и оставалась оным даже после того, как ее посетило божественное наитие, просто она была идеальным человеком, можно сказать, образцом для подражания, ибо всегда подчиняла свою жизнь воле Бога и старалась сообщать людям о Его намерениях. Так до конца мы и остались каждый при своем мнении.

Когда в 1957 году я закончил писать «Вероучительницу», то как-то сразу утратил интерес к учению Тэнри, но это не повредило моим отношениям с симбасирой – напротив, наша дружба постепенно крепла. Со временем я понял весь трагизм его положения, осознал, сколь безысходно одиночество его души: он занимал центральное место в религии, которая называлась Тэнри, вокруг него группировались многочисленные верующие, перед которыми он должен был исполнять роль наместника Бога на земле – бремя поистине непосильное для отдельного человеческого существа. Кроме того, меня пленяло его человеческое обаяние, и я очень жалел его. Он был человеком чистым и одаренным, но, несмотря на его многочисленные таланты, паства относилась к нему с холодным почтением, как к абсолютному властителю, его сторонились, его не понимали. Иначе говоря, я бессознательно сочувствовал ему, видя в нем хотя качественно и отличную, но в общем такую же жертву религии Тэнри, какой был я сам.

До самой своей смерти он не оставлял попыток обратить меня на путь ортодоксальной веры, но так ничего и не добился. Мои интересы не ограничивались проблемами того или иного вероучения, будь то учение Будды, Христа или Тэнри, я предпочитал искать истину, оставаясь свободным от веры, и пусть этот путь вел к разрушению, мне он казался более достойным. Симбасира, возможно из сострадания, пытался соблазнить меня разными посулами, говорил, что я дряхл и стар, а потому должен думать о будущем, что после моей смерти он возьмет на себя заботы и о моих похоронах, и о благополучии моей семьи, но я каждый раз со всей категоричностью отвечал ему, что хочу быть погребенным как неверующий. Вот такая у нас была дружба.