Текст книги "Забытые пьесы 1920-1930-х годов"

Автор книги: Иван Саркизов-Серазини

Соавторы: Александр Поповский,Александр Афиногенов,Дмитрий Чижевский,Василий Шкваркин,Татьяна Майская,Александр Завалишин,Александра Воинова,Виолетта Гудкова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 43 страниц)

Александр Завалишин
«Партбилет»

«Невзирая на лица…»

ПЬЕСА В ПЯТИ ДЕЙСТВИЯХ

Действующие лица:

СОРОКИН НИКОЛАЙ АЛЕКСЕЕВИЧ, председатель треста, 57 лет.

ТАНЯ, вторая жена его, 22 лет.

ШАЙКИН, сосед Сорокина по квартире, инвалид, беспартийный.

ШУРКА НИТОЧКИН, член партии, 27 лет.

ВОРОНИН, временный заместитель Сорокина.

КРЫМОВ, директор фабрики, из рабочих.

КРЫМОВА, его жена, партийная, из работниц.

ГАРСКИЙ, коммерческий директор.

АВДОТЬЯ ИВАНОВНА, бывшая жена Сорокина, 50 лет.

ГЛУХАРЬ, председатель Районной контрольной комиссии ВКП(б).

ЛАРЕЧКИН, рабочий, секретарь фабричного партколлектива.

ЛИЧНЫЙ СЕКРЕТАРЬ СОРОКИНА, интеллигентный молодой человек.

КУРЬЕР советского учреждения.

МАНИКЮРША.

<ПОРТНИХА.

КАССИР.>

РЕПОРТЕР.

СТОРОЖ РАЙОННОЙ КОНТРОЛЬНОЙ КОМИССИИ ВКП(б).

1-й РАБОЧИЙ.

2-й РАБОЧИЙ.

КОМСОМОЛКА.

ЛЕТЧИК.

БОРТМЕХАНИК.

1-й ПАССАЖИР, толстый.

2-й ПАССАЖИР, тонкий.

3-й ПАССАЖИР, дипкурьер.

ПОЭТ.

<ДЕЛЕГАТ от собрания беспартийных рабочих.>

МУЗЫКАНТЫ, РАБОЧИЕ, РАБОТНИЦЫ.

Действие первое

Квартира Сорокина.

ШУРКА, ТАНЯ и МАНИКЮРША, которая занимается ногтями Тани.

ШУРКА (Тане). Значит, послезавтра в шесть уезжаете?

ТАНЯ. Не уезжаем, Шура, а улетаем на аэроплане.

ШУРКА. Прямо до Берлина?

ТАНЯ. Да…

ШУРКА (вздыхает). Здорово.

ТАНЯ. Почему – здорово?

ШУРКА. Так…

ТАНЯ. То есть как – так?

ШУРКА. Очень просто.

ТАНЯ. О чем я так страстно мечтала, наконец сбывается…

МАНИКЮРША. Да, по теперешним временам трудно мечтать о загранице…

ШУРКА. А я, например, не мечтал и не мечтаю… Буржуазное окружение…

МАНИКЮРША многозначительно смотрит на ШУРКУ и переглядывается с ТАНЕЙ.

ТАНЯ. Не видевши Европы, трудно быть объективным в суждениях, Шура…

ШУРКА. Капитализм не обязательно видеть, нужно только знать его.

ТАНЯ. А я, представь, еду с наслаждением. Я волнуюсь и дрожу от одной мысли…

ШУРКА. Кого тянет – другое дело…

ТАНЯ. Я глубоко интересуюсь Западом. Мне хочется своими глазами увидеть другой мир… Я всегда не успокаиваюсь до тех пор, пока сама не испробую глазами, руками, чувством…

ШУРКА. Будто наш Кавказ, Крым, Кисловодск и разные Ессентуки хуже капиталистических курортов…

ТАНЯ. Ха-ха-ха! Мой дедушка был таким же патриотом, как ты. Мама мне рассказывала: как начнут собираться в Ниццу – дедушка бузить… Но ведь он был старым генералом, а ты, Шурка, интернационалист!

ШУРКА. Та-ак!..

МАНИКЮРША заканчивает работу над ногтями ТАНИ, молча получает деньги, складывает инструменты в шкатулку.

МАНИКЮРША. Счастливого вам пути!

ТАНЯ. Благодарю вас.

МАНИКЮРША уходит. ТАНЯ любуется ногтями.

Вы сегодня странный, Шура: загадочно «такаете»…

ШУРКА. «Затакаешь», когда… выходит не по-твоему…

ТАНЯ (резко). Бросьте глупости! Я вовсе не желаю быть вашей любовницей…

ШУРКА. Но он же вам противен!

ТАНЯ. Я прошу личности Сорокина не касаться. Вам он – старший партийный товарищ, а мне – муж… Я пошутила, а вы вообразили… Я улетаю с мужем заграницу и прошу забыть о наших шалостях.

ШУРКА (хочет что-то сказать, но, махнув рукой, смотрит на часы, сверяет с ручными). Ну, я рванусь в райком…

ТАНЯ (примирительно). Какой вы эгоист, Шура!.. Николай Алексеевич берет меня заграницу… А я…

ШУРКА. Но ведь я люблю вас, черт возьми, и жду полгода…

ТАНЯ. Мне какое дело до вашей любви? Когда я была машинисткой, никто не обращал внимания на меня. [Теперь я езжу в мужнином салон-вагоне, и вы липнете ко мне, как мухи…]

ШУРКА (гневно). Но вы к Сорокину пошли не по любви, а из расчета!.. Вы можете любить только спецов!^{280}

ТАНЯ (грозно). А вам какое дело?! (Спохватывается, нежно.) Какой ты честный, но наивный коммунист, Шура… Да. Я Сорокина иногда не выношу… до безумия!.. Особенно в постели, по ночам, когда он на кровати по газетам ползает. И шуршит, шуршит, шуршит… Ах, боже мой, как он шуршит!..

ШУРКА (резко). Ну, до свиданья!

ТАНЯ. Шура!..

ШУРКА. Мне некогда.

ТАНЯ. Одну минуту…

ШУРКА. Я должен быть в пять в райкоме на совещании, в шесть – в эм-ка-ка^{281}, в семь МОПР^{282}, в восемь – шефбюро, в девять – редколлегия, в десять – безбожник^{283}, в одиннадцать (достает памятную книжку, перелистывает)… внезапная проверка тут.

ТАНЯ. Верю, верю!.. Девять совещаний…

ШУРКА. Значит, я вернусь домой не раньше часу.

ТАНЯ (притворно нежно). Верю, милый!.. Прощай! Будь здоров! Когда вернусь… буду вся твоя!

Подходит к ШУРКЕ, порывисто обнимает его, тот опускает портфель на пол.

ШУРКА (удивленно). Таня!.. Милая!.. Любишь?

ТАНЯ (целует прерывисто). И в Берлине, и в Париже, и в Чехословакии я буду думать только о тебе! Ты не можешь себе представить, как мне хочется… взглянуть одним глазком… почувствовать…

Входит ШАЙКИН.

ШАЙКИН (тревожно). Кто из вас ходил в уборную, товарищи?

ТАНЯ и ШУРКА отскакивают друг от друга.

ТАНЯ (растерянно). Не знаю… А что случилось?

ШАЙКИН(строго). Надо свет тушить в уборной. МОГЭС, вы знаете, за это гайку как накручивает?

ТАНЯ. Я не знаю, кто ходил…

ШАЙКИН. С вашей стороны ходили…

ТАНЯ. Почему вы думаете, с нашей?

ШАЙКИН. С нашей стороны я узнаю всех по шагам…

ТАНЯ. Может быть, соседка?

ШАЙКИН. Я спрошу… МОГЭС не шутит с этим… Строжайший режим экономии.

Уходит. Слышен настойчивый стук.

ШУРКА. Кажется, заметил, как мы?..

ТАНЯ. Ну и черт с ним… Но возмутительно: до сих пор не может человек расстаться с привычками военного коммунизма… врывается без стука…

Звонит телефон.

Вероятно, Сорокин.

ШУРКА (берет трубку телефона). Алё!.. (Важно.) А кто его спрашивает? С фабрики?.. На доклад?.. Товарища Сорокина сейчас нет дома.

ТАНЯ. Скажи: мы улетаем за границу, и никаких докладов делать он не будет…

ШУРКА (в телефон). Неизвестно, товарищ, когда он вернется… Я не могу на себя взять такую ответственность… А вдруг он не приедет вовремя…

ТАНЯ. Дайте трубку. (В телефон, важно.) Алло!.. Кто спрашивает Николая Алексеевича? Ну, кто говорит со мной? Товарищ, это мне интересно… Потому что я жена товарища Сорокина. Я должна знать, кто его спрашивает. Секретарь ячейки? Так вот что, товарищ: Николай Алексеевич выступать с докладами не может… Очень просто… Послезавтра мы летим заграницу… (Кладет трубку на стол.) Бесконечные съезды, конференции, заседания и совещания! Как это однообразно…

Входит ШАЙКИН с бумагой.

ШАЙКИН. Извиняюсь! (К Тане.) Вы действительно не виноваты… Соседка свет не погасила… я ей гайку навернул… (Оглядывая Шурку.) Разве товарищ Сорокин махнул уже заграницу?

ТАНЯ (строго). Товарищ Шайкин! Я вам тысячу раз говорила: сначала нужно постучать, потом уже входить.

ШАЙКИН (удивленно). А что, у вас секреты?

ТАНЯ. Не ваше дело…

ШАЙКИН. Извиняюсь, Татьяна Константиновна… Но я заметил у вас товарища Ниточкина. Он к вам часто ходит. Мне хочется его спросить: на каком фронте он боролся в Гражданскую войну…

ШУРКА (смущенно). Я… в Сибири…

ШАЙКИН (Шурке). А я, понимаешь, присутствовал на всех боях и сражениях… (Берет Шурку за пуговицу.) И вот, понимаешь, спим однажды в хате… вдруг трах-тарарах… понимаешь, у самого окошка… Вот я тут, в воспоминаниях, слегка коснулся, понимаешь, и отметил, как наша красная дивизия вся сполошилась… Вот… (Читает.) «Ночь была мрачная, недремлющий враг подползал к нам, как гидра контрреволюции, чтоб задушить в своей пасти капитализма наши рабоче-крестьянские ряды стальных бойцов…» «Стальных бойцов…» Тут я сам не могу разобрать, что наворочал… Подожди… «Стальных бойцов…»

ТАНЯ. Товарищ Шайкин… Ему некогда вас слушать, он торопится…

ШУРКА. Да, мне надо лыжи навострить…

ШАЙКИН. Стоп! Стоп! Стоп! Подожди, товарищ! Разобрал. Я только коснусь в общих чертах, как наша красная дивизия подходила к колодцу на водопой…

ТАНЯ. Ой, какой ужас! Вы надоели со своей дивизией… Целый год вы про одну и ту же дивизию читаете.

ШУРКА. В другой раз, товарищ Шайкин…

ШАЙКИН (сердито, к Тане). Как так – надоел? Кому надоел?! У меня вот легкое просквожено – раз! Вот память Одессы – два! (Показывает шрам на голове.) Вот здесь Армавир – три! (Поднимает подол рубахи.) А вот тут Врангель^{284}…

ТАНЯ. Как вам не стыдно?

ШАЙКИН. А он, гад, стыдился, когда бил нас? Вы не присутствовали на всех боях… Последнюю юбчонку там оставили бы…

ТАНЯ. Я слышала про это… сотни раз…

ШАЙКИН. Сейчас идет строительный сезон социализьма, а еще придется вам послушать язык пушек.

ШУРКА. Брось, товарищ Шайкин… не бузи!..

ШАЙКИН. Я не бузю! Но ее родители из буржуев. И все время делали затмение массовым глазам пролетариата. Острием своим вонзали ядовитую жалу в сердце мужика!.. [Вы не сердитесь, Татьяна Константиновна! Но мы с вами классовые враги, хотя и в одном доме проживаем…] Вы гнушаетесь моих воспоминаний! И товарища Сорокина заставляете. Он голосует с вами…

ТАНЯ. Товарищ Шайкин! Я вас, честное слово, люблю, но вы – чудак…

ШУРКА. Ну ладно, иди, иди, товарищ!

ШАЙКИН уходит.

Ну и мухомор, язви его в душу!

В дверь просовывается голова ШАЙКИНА.

ШАЙКИН. Осторожность!.. Товарищ Сорокин прибыл…

Скрывается. Входит СОРОКИН с портфелем, утомленный.

СОРОКИН. Фу, наконец-то вырвался!.. Прорва всяких поручений, писем… Будто, кроме меня, никто больше не поедет заграницу…

ТАНЯ (вскрикивает). Летим?!..

Кидается в объятия СОРОКИНА, целует его, тормошит.

СОРОКИН. Ну, голубушка, довольно! Завтра еще нужно разрешение це-ка, тогда уже всё! Со служащими распрощался. Здравствуй, Шура! (Здоровается.)

ШУРКА. Трест свой сдал Воронину?

СОРОКИН. Да… Но полжизни надобно отдать на всякие формальности, бумажки и печати… ужас!.. Такой космический бюрократизм у нас! Я секретаришку своего буквально загонял… Поскакал сейчас в райком.

ШУРКА. А почему ты держишь беспартийного секретаря, Алексеич?

СОРОКИН. Меньше хлопот. С партийным – канитель. (К Тане.) Принесли лекарства из кремлевской аптеки?

ТАНЯ. Принесли…

СОРОКИН. Надо принять… Каждый год я перед заграницей развинчиваюсь, как не знаю что…

ТАНЯ (треплет по щекам). Ника, милый, ты устал? Ну, улыбнись немножечко! Добраться бы до Виши… Там ты отдохнешь…

СОРОКИН. Подогрей, пожалуйста, чайник… И нельзя ли что-нибудь подзакусить нам с Шурой?

ШУРКА. Я уж нахлестался, Алексеич… Тороплюсь на заседание.

ТАНЯ с чайником уходит.

СОРОКИН. Подожди. Мне еще необходимо передать тебе одно «пренеприятное известие»…

ШУРКА (тревожно). Какое?

СОРОКИН. Сию секунду. (Наливает в стакан капли, считает громко.) Семь, восемь, девять, десять. Стоп!.. Вот что, дорогой товарищ… Я еду за границу на три месяца, не меньше…

ШУРКА. Знаю… С Таней.

СОРОКИН. Нет, один…

ШУРКА (удивленно). Как? Разве она не едет?..

СОРОКИН. Нет.

ШУРКА (растерянно). А… она… собирается…

СОРОКИН. Я ее подготовлю к разочарованию. [Мне сейчас дали понять в верхах – неудобно вывозить ее заграницу.] Так вот, голубчик… Заходи сюда почаще… В театр, на концерты води… А через месяц помоги ей выбраться на Кавказ… Пусть отдохнет…

ШУРКА. Я не понимаю… Она…

СОРОКИН. Словом, оставляю на тебя, Шурка…

ШУРКА. Ты смеешься?

СОРОКИН. Над кем?

ШУРКА. Надо мной…

Входит ТАНЯ.

СОРОКИН. Моя бывшая супруга не заходила?

ТАНЯ. Нет. (Берет спички со стола.) Опять с какой-нибудь гадостью?

СОРОКИН. Нет… Звонила по телефону в трест.

ТАНЯ уходит.

Желает повидаться…

ШУРКА. Неужели тебе не надоело каждый год по заграницам ездить? Поехали бы лучше с Таней на Кавказ.

СОРОКИН. На Кавказ?..

ШУРКА. Да…

СОРОКИН. Я имею дерзость считать себя культурным человеком. И без заграничных впечатлений я, товарищ, не жилец.

ШУРКА (удивленно). Как это понять?

СОРОКИН. Очень просто. Хотя и не совсем… Для тебя «Запад» – пустой звук… Ты поймешь совсем не то, что я имею в виду. На Западе колоссальная техника. Последнее слово технической красоты… А здесь… Ну, как тебе попроще объяснить? Здесь я чувствую… давление громадной ответственности… А заграницей совершенно другая обстановка: я отвлекаюсь от серых будней наших, отдыхаю…

ШУРКА удивленно смотрит на СОРОКИНА и пятится.

Да, ба-тень-ка! Я таким вот… (показывает рукой) начал революционную карьеру… Когда реальное окончил, я уж был партийным дядей… Вы, молокососы, на готовенькое сели. А сами не знаете, в чем ужас самодержавия. Как мы с ним боролись. Ну, вот скажи мне: как типографский шрифт хранится в ножках стола? (Увлекается.) Или вот был случай… Однажды к нам нагрянул обыск. Я спокойненько печатал прокламации на гектографе… Слышу – рвутся. И что ж? Пришлось мне скушать весь гектограф, вместо студня!..

ШУРКА (в раздумье). Ты хочешь противопоставить культуру Запада нашему строительству? Так, что ли?

СОРОКИН (устало). Ничего я не хочу противопоставлять. Давай позавтракаем. (Декламирует.) «Вырастешь, Саша, узнаешь…»^{285}

ШУРКА. Я тороплюсь… на заседание…

СОРОКИН. Ну, торопись, голубчик… Ты еще молод… Тебе можно торопиться. Когда я был в твоих годах, я тоже торопился и не знал, за что взяться. Все было прекрасно! Какие необъятные заманчивые перспективы рисовались! Юношеский пыл окрашивал все в яркие цвета! Я чувствовал беззаветную любовь к хорошему и жгучую ненависть к дурному! А теперь? Мне торопиться уже некуда. Беззубый лев!

ШУРКА. Ты омоложенье, кажется, попробовал?^{286} Разве не подействовало?

СОРОКИН. Да, но после незначительной вспышки энергии наступило резкое и окончательное угасание… Да что об этом говорить! Жизнь есть комплекс бесчисленных и сложных законов, ухватить которые за хвост пока что трудновато. (Пауза.) Ты говоришь, сейчас в райком?

ШУРКА. Да.

СОРОКИН. Поторопи там, кого нужно, с принятием моего членского взноса… Я с секретарем послал…

ШУРКА. Я сейчас туда…

В дверь стучат.

СОРОКИН. Войдите… Да-а… A-а! Воронин? Входи!

Входит ВОРОНИН. ШУРКА уходит.

С актом о сдаче и приеме?

ВОРОНИН. Нет… Я решил поговорить с тобой начистоту, Алексеич.

СОРОКИН. Ого?! Тогда садись поудобнее… Давай поговорим начистоту…

ВОРОНИН. Я приехал доложить тебе, Алексеич, что без ревизии эр-ка-и^{287} я принимать от тебя трест затрудняюсь… Откровенно сказать: решил не принимать…

СОРОКИН. То есть?

ВОРОНИН. Ты не отсрочишь свой отъезд, помочь мне разобраться, согласовать, указать? Хотя бы в основном… Сегодня ясно стало, что с сырьем дело обстоит неважно… Необходимо внести оживление, заострить внимание…

СОРОКИН. Чепуха! Это твое личное мнение, товарищ Воронин…

ВОРОНИН. Ничего подобного! Вот данные… Придется консервировать несколько фабрик… У тебя установка была на заграничное сырье…

СОРОКИН. Дорогой Воронин! Если бы мне развязали руки… я бы к чертовой матери смел наше российское барахло! Я заменил бы все до винтика западным оборудованием… Я поставил бы гигантов… Мой коммерческий директор Гарский ежегодно ездит по заграницам… Но не одного его… я разослал бы по Европе, по Америке целиком и полностью моих спецов изучать, перенимать, закупать, ввозить западную технику… Без Запада мы чепуха! Не вылезем…

ВОРОНИН. Все это хорошо, но… на фабриках готовятся забастовки… Ты не можешь остаться на недельку?

СОРОКИН. Ни в коем случае… У меня уже билеты на руках…

ВОРОНИН. Тогда дело может… осложниться…

СОРОКИН. Как же я, товарищ, управлял три года, и не было никаких осложнений? Ты кончил институт народного хозяйства, а боишься на три месяца остаться за меня?.. Что за чепуха?! Я даю тебе гениальнейшего коммерческого директора, Гарского. Используй его, как тебе заблагорассудится… Это удивительнейший и честнейший спец западной закалки…

ВОРОНИН. Все это так, товарищ Сорокин, но мне не хочется три тысячи рабочих выкидывать на биржу труда!

СОРОКИН (резко). Что же ты хочешь от меня?

ВОРОНИН (резко). Акта о приеме треста я не подпишу, пока мы не выясним… Нужно переменить установку, тогда…

СОРОКИН. Ах, вот ка-ак?.. С этого и начинал бы, дорогой товарищ. Вышло бы по-большевистски… В лоб… Шах королю…

ВОРОНИН. Я доведу до сведения Контрольной комиссии… А там уж мы увидим…

СОРОКИН. Ха-ха-ха! Вы, молодой человек, хотите напугать меня? Я – старый большевик…

ВОРОНИН. И я не молодой.

СОРОКИН. Отказываться от приема треста, когда все целиком и полностью согласовано, называется по меньшей мере… мальчишеством… Это – мальчишество!.. Чепуха! Несерьезное отношение к делу, вы не умеете увязывать программы вуза с действительностью.

ВОРОНИН. Тогда – всего хорошего.

СОРОКИН. Всего наилучшего… Но я советую вам по-товарищески не делать глупостей… Поверьте: ничего из вашего наскока не получится… Вы же не отвечаете за мое управление, так в чем же дело?

ВОРОНИН. Я доведу до сведения контрольных органов, в каком виде застал трест…

СОРОКИН. Пожалуйста. Но это пахнет самомнением… Вас оставляют временно… Только на три месяца… Правильнее было бы вам с этой точки зрения и смотреть на дело…

ВОРОНИН. Товарищ Сорокин! Трестовские недостатки настолько значительны, что ты меня не поучал бы, если не можешь помочь…

СОРОКИН. Помощь иным бывает просто бесполезна. Вы отказываетесь – я найду другого… Только и делов… Сейчас позвоню и согласую этот вопрос.

ВОРОНИН уходит.

Какая дрянь! Он изволит понимать свое временное заместительство как постоянное… Молод еще, голубчик! (Пауза.) Что она там с завтраком? Жрать неимоверно хочется.

Выходит. Начинается радиоконцерт: «Яблочко» из балета «Красный мак»{288}. Через минуту возвращается, возбужденный.

Что еще за новость? Не понимаю! Это же чистейшей воды безобразие!..

Входит ТАНЯ с чайником и со сковородкой.

СОРОКИН. Что это значит, Таня?!

ТАНЯ. Именно?..

СОРОКИН. Почему Шурка так бесцеремонно с тобой обходится?

ТАНЯ. Как, бесцеремонно?

СОРОКИН (визгливо). Что вы, товарищ, не понимаете, о чем я говорю?..

Прекращает радиоконцерт.

ТАНЯ. Не понимаю…

СОРОКИН. Значит, он не вас обнимал на кухне, как пожарный кухарку?..

ТАНЯ (волнуясь). Он шутя, Николай Алексеич!

СОРОКИН. Такие шутники – любовниками раньше назывались!..

ТАНЯ. Но он так прощался со мной…

СОРОКИН (не слушая). Я предупреждал вас, дорогой товарищ, я стар, но буду любить вас, насколько я, что ли, способен… Но с оговорочкой, однако: при первом же вашем поползновении к другому вы механически выбываете, товарищ!..

ТАНЯ. Честное слово, он по невежеству позволил лишнее…

СОРОКИН. Ты лжешь! Я видел все!.. (Пауза.) После такой новости, конечно, ты со мной заграницу не поедешь!..

ТАНЯ. Как?! Коля! Что ты делаешь со мной? Я не виновата!..

СОРОКИН (ходит возбужденно). Безобразие!..

ТАНЯ. Неужели можно ревновать к близкому товарищу?

СОРОКИН. Какой он мне близкий товарищ?.. Мальчишка! Сын моего хозяина по ссылке! Когда он не родился, я уж в партии был!..

Входит ШАЙКИН с чертежной бумагой, завернутой в трубочку.

ШАЙКИН. Вот я, товарищ Сорокин, перед вашим отъездом принес карту показать…

СОРОКИН (сдерживая себя). Какую карту?

ШАЙКИН. Карту военных действий… (Развертывает.) Я сам ее составил. Здесь вот обозначены красными птичками те места, где я бывал на фронтах… И в империалистическую, и в Гражданскую войну. Взгляните: вся карта усеяна красными точками… От Архангельска до Одессы, потом идет к Владивостоку…

СОРОКИН. Дорогой товарищ… Нельзя ли в другой раз? Я занят…

ШАЙКИН. Я хотел спросить вашего совета… Можно ее приложить к моим воспоминаниям, для ясности? Чтоб поверили, где я бывал… Вот, например, возьмем Барановичи…

СОРОКИН (еле сдерживая себя). Товарищ Шайкин!

ШАЙКИН. Только надо прикнопить ее к стене… Я нарочно кнопки приобрел для этого… чтобы удобнее смотреть…

СОРОКИН. Товарищ Шайкин, оставьте меня… Мне очень некогда сейчас…

ШАЙКИН. Потом войти?

СОРОКИН. Нет уж: обождите с вашей картой, пока я не уеду заграницу!

ШАЙКИН растерянно смотрит на СОРОКИНА, потом уходит. СОРОКИН подходит к шкафчику, берет флакон с лекарством, наливает в стакан и пьет.

ТАНЯ. Значит, ты чувствуешь, что твоей любви недостаточно для супружеской жизни?

СОРОКИН. Почему я должен так именно чувствовать?..

ТАНЯ. Ревнуешь. Но в то же время оставляешь меня здесь одну…

СОРОКИН. Я не султан турецкий, чтобы запирать тебя в гарем…

ТАНЯ. Почему же тогда ревнуешь, как султан?..

СОРОКИН. Если я тебе напоминаю о первом пункте нашего договора, это не значит – я ревную…

ТАНЯ. А ты помнишь второй пункт нашего договора?

СОРОКИН. Конечно, помню…

ТАНЯ. Почему же до сих пор нет у меня ребенка?

СОРОКИН (запальчиво). Для чего тебе понадобился ребенок? Что может дать тебе ребенок? Алименты? Персональную пенсию после моей смерти? Ты лучше бы продолжала образование, раз вылезла из машинисток!.. Мне стыдно было хлопотать за… за… тебя!

ТАНЯ. У меня сейчас каникулы… Я собралась с вами заграницу…

СОРОКИН. А я не могу взять…

ТАНЯ. Ты злой! Ты знаешь, что это для меня так важно… И ты мучаешь…

СОРОКИН. Для чего вы год назад изъявили согласие быть моей женой? Для чего вы… (Обрывается.)

ТАНЯ. Я поняла теперь, что я ошиблась… Я с вами растеряла всех своих близких друзей… Сейчас мне открыто льстят, а тайно ненавидят… Мне невыносимо от этого ложного положения…

СОРОКИН. Лжете!.. Я ошибся, а не вы… Вы не ошиблись, голубушка! Такие, как вы, не ошибаются! Вы… для чего вы выбрали именно меня, а не молодого человека?

ТАНЯ (иронически). Конечно, со шкурными целями. Я хотела иметь от вас талантливого «пролетарского» ребенка. Я хотела пользоваться вашим положением…

СОРОКИН. Вот именно… «положением»…

ТАНЯ. Но вы не только ничего мне не дали, но и разрушили во мне прежнее уважение к старым большевикам. До замужества я представляла вас, Сорокина, в ореоле революционного величия. А сейчас убедилась: вы обычный серенький человечек… Скажите, в чем ваше величие и достоинства?

СОРОКИН (свирепо). Замолчи, девчонка!.. Я – старый заслуженный революционер! Ты не смеешь меня судить! [Меня будет судить история!]

Стучат в дверь.

ТАНЯ (с иронией). Вы – историческая личность, да, но если б вы были также личностью физической…

В дверь стучат.

Да… войдите…

ТАНЯ уходит во вторую дверь. Входит КАССИР.

КАССИР. Извиняюсь, товарищ Сорокин, кассир издательства…

СОРОКИН (ласково). A-а! Здравствуйте, товарищ! Проходите, садитесь. (Подает руку.)

КАССИР (почтительно). Я принес ваш гонорар, товарищ Сорокин. Причитается всего три тысячи пятьдесят рублей. Ваши статьи о перспективах – девятьсот рублей, седьмое издание «В ссылке» – тысяча рублей, книга «Западные впечатления» – пятьсот, сборник статей по «Семейному праву» – триста рублей и за семнадцать предисловий – триста пятьдесят… Потрудитесь получить…

СОРОКИН (просматривает ведомости). А почему так мало за предисловия?

КАССИР. Не могу сказать, товарищ Сорокин. Так выписано бухгалтерией… Вероятно, очень коротенькие предисловия…

Входит ПОРТНИХА с коробкой. Сорокин направляет ее к жене. Через минуту та выходит и перед трюмо примеряет новое платье.

СОРОКИН. Да, правильно, коротенькие: в десять-пятнадцать строк… Издательству нужно было мое имя, а не самые предисловия…

КАССИР. Потрудитесь, товарищ Сорокин, расписаться вот здесь, здесь и здесь…

СОРОКИН. У меня на этот случай штемпелек имеется. (Вынимает штемпель и прикладывает к ведомости.) Все, кажется?

КАССИР. Да, да… (Вынимает деньги.) Потрудитесь сосчитать, товарищ Сорокин…

СОРОКИН (считает). Да, да, верно… Совершенно верно: три тысячи пятьдесят. Благодарю вас, товарищ!..

КАССИР. Разрешите пожелать вам, товарищ Сорокин, счастливого пути и благополучного возвращения из заграницы!..

СОРОКИН. Спасибо, дорогой! Спасибо. (Дает руку.) Следующий гонорар мой я прошу прислать туда мне, заграницу. (Подходит к столу.) Вот вам адресок… (Дает бумажку.)

Входит ТАНЯ.

ТАНЯ. Портнихе нужно пятьдесят рублей.

СОРОКИН. Бери…

ТАНЯ расплачивается с портнихой. КАССИР берет бумажку и уходит. Входит рабочий ЛАРЕЧКИН.

ЛАРЕЧКИН (у дверей). Можно?

СОРОКИН (недовольно). Кто там? По какому делу, товарищ?

ЛАРЕЧКИН. Я с фабрики, секретарь ячейки Ларечкин…

СОРОКИН. A-а! Здравствуй, товарищ Ларечкин… (Подает руку.) Проходи, садись…

ПОРТНИХА уходит.

ЛАРЕЧКИН. Я за вами, товарищ Сорокин. Рабочие ждут.

СОРОКИН. Вы по телефону бы звякнули.

ЛАРЕЧКИН. Мы звонили, но супруга ваша…

СОРОКИН. Да, видите ли, я сейчас внезапно вызван на чрезвычайно экстренное заседание… Как быть, голубчик?

ЛАРЕЧКИН. У нас большие неполадки, товарищ Сорокин… Вы нужны – вот до зарезу…

СОРОКИН. Я это отлично понимаю. Везде я нужен до зарезу. Но, понимаете, вызван на… (берет со стола бумагу) вот, на экстренное заседание особой Коллегии высшего контроля по земельным делам… (Начинает одеваться.)

ЛАРЕЧКИН. Значит, рабочие нас разнесут!

СОРОКИН. Почему разнесут?

ЛАРЕЧКИН. Дальше невозможно с неполадками… Сырье, угроза сокращения, жилищный вопрос… Только вы…

СОРОКИН. Голубчик! Я с сегодняшнего дня уже в командировке… но у меня вечером будет ваш директор Крымов. Я заслушаю его доклад и дам необходимые директивы…

ЛАРЕЧКИН. Крымову рабочие не доверяют… Парень выпивает.

СОРОКИН. А я по ссылке его знаю – преданный член партии, рабочий от станка.

ЛАРЕЧКИН. Был рабочим, а теперь хуже чиновника.

СОРОКИН. Ну, товарищ, представьте вашу резолюцию в трест Воронину. Он там с коммерческим директором Гарским детально разберется.

ЛАРЕЧКИН (настойчиво). Рабочим нужны вы, а не Воронин и не Гарский. Если вы к нам не поедете, я скажу прямо: будет нехорошо… Там ждут вас как высшего руководителя. Вы можете успокоить, разобраться, выслушать, снять Крымова…

СОРОКИН (раздраженно). Я не могу, голубчик! У меня до сорока фабрик, и если я везде буду успокаивать рабочих увольнением директоров…

ЛАРЕЧКИН (иронически). Тогда счастливо оставаться…

ЛАРЕЧКИН уходит. Сорокин раздевается.

СОРОКИН. Ай-ай-ай! Как они любят к месту и не к месту демагогию пускать… С такими социализм строить…

Входит СЕКРЕТАРЬ.

СЕКРЕТАРЬ. Николай Алексеич…

СОРОКИН. Ну как, уплатил?

СЕКРЕТАРЬ. Нет, Николай Алексеич… вышло маленькое недоразумение…

СОРОКИН. Что – потерял мой партбилет?

СЕКРЕТАРЬ. Нет, в райкоме отобрали…

СОРОКИН. Как, отобрали? Кто отобрал?

СЕКРЕТАРЬ. Председатель Контрольной комиссии Глухарь…

СОРОКИН. Что за ерунда? Как он смел?! Глухарь?!

СЕКРЕТАРЬ. Да…

СОРОКИН. Это же безобразие!

СЕКРЕТАРЬ. Он говорит, если за целый год не уплачены членские взносы, партбилет недействителен.

СОРОКИН (взволнован). Но почему ты не звонил сюда?

СЕКРЕТАРЬ. Я звонил, Николай Алексеич… но трубка, видите, снята…

СОРОКИН. Час от часу не легче… Как же ты, такой сообразительный, товарищ Зернов, не мог догадаться, что партбилета никому нельзя отдавать?

СЕКРЕТАРЬ. Я не отдавал, Николай Алексеич. Партбилет лежал на столе, а этот взял его…

СОРОКИН (раздраженно). Ну, это не оправдание, товарищ Зернов.

СЕКРЕТАРЬ. Я употребил все, чтоб вырвать… Поднял там чуть не скандал…

СОРОКИН. Ты мне больше не нужен…

СЕКРЕТАРЬ. То есть как, Николай Алексеич?

СОРОКИН. Таких разгильдяев я иметь не желаю!

СЕКРЕТАРЬ. Но я не виноват, Николай Алексеич!

СОРОКИН (вне себя). Я, что ли, всучил Глухарю свой партбилет?! Можете уйти!

Пауза.

СЕКРЕТАРЬ (нерешительно). Я в местком обращусь, Николай Алексеевич.

СОРОКИН (твердо, но спокойно). Молодой человек! Я принял вас без всяких месткомов как родственника Тани. И уволю так же. «В местком…» За местком я боролся десятки лет… и меньше всего думал, что такие молодые человеки… будут грозить мне самому месткомом. Всего хорошего…

СЕКРЕТАРЬ уходит. Из второй двери выходит одетая ТАНЯ.

ТАНЯ (вслед секретарю). Коля! Подожди!

Проходит мимо СОРОКИНА. Тот задерживает ее.

СОРОКИН. Таня, ты куда?

ТАНЯ. А вам какое дело? (Хочет уйти.)

СОРОКИН. Танюша! Брось глупости!.. Ты нетактично поступила, я понервничал… вот и все…

ТАНЯ. Я с вами жить не буду…

СОРОКИН. Почему?

ТАНЯ. Я ухожу к Шурке.

СОРОКИН (пораженный). К Шурке?

ТАНЯ. Да…

СОРОКИН. К Ниточкину?

ТАНЯ. Да. Вы меня довели до этого позора! Я сейчас беспомощна как никогда. Вы оторвали меня от моей маленькой работы, превратили в куклу для забавы дряхлого ребенка! А сейчас толкаете на улицу или в объятия партийного недоросля. Ну что ж. Так мне и надо. Я из чуждой для вас среды. Вы – коммунист из потомственных дворян, а я – дворянка беспартийная. Вы – вождь, а я – вошь. До свиданья. (Уходя.) До свиданья!..

СОРОКИН. Что это за чепуха?! (Вскрикивает.) Таня!.. Таня!.. Два слова…

ТАНЯ возвращается.

Тогда я попрошу тебя о последнем одолжении. Будь сегодня вечером хозяйкой при гостях… Чтоб никто пока не знал о нашем этом…

[ТАНЯ. Вы скажите честно: почему вы не берете меня заграницу?

СОРОКИН. Я имею… директиву… Я…

ТАНЯ. Ну, тогда все ясно!..]

ТАНЯ уходит.

СОРОКИН (подозрительно оглядывает комнаты). Таня! Таня! Черт возьми, опять один! Один… В молодости некогда было любить, а теперь уж поздно… Теперь бы в одиночку мне!.. Как все было ясно! (Вскрикивает.) Подполье, конспирацию, кличку мою! Кротовую работу… Подрывать, подкапывать старый строй!.. (Пауза. Шепотом.) Да. А партбилет?! Нужно вырвать!.. (Торопливо одевается, хочет бежать.)

Звонок телефона. СОРОКИН колеблется, затем берет трубку.

Занавес.