Текст книги "Забытые пьесы 1920-1930-х годов"

Автор книги: Иван Саркизов-Серазини

Соавторы: Александр Поповский,Александр Афиногенов,Дмитрий Чижевский,Василий Шкваркин,Татьяна Майская,Александр Завалишин,Александра Воинова,Виолетта Гудкова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 43 страниц)

Эпизод шестой

«КАК МЫШЬ С КОРАБЛЯ»

Комната студентов в общежитии. Большой стол. Висячая лампа над ним. У стен восемь кроватей. За столом сидят, читают, пишут и чертят: ВОЗНЕСЕНСКИЙ, ПЕТРОСЯН, ПРЫЩ, ЛЮТИКОВ, АНДРЕЙ, БЕСЕДА, БЕЗБОРОДОВ.

ВОЗНЕСЕНСКИЙ (наклоняясь к Безбородову). Эта линия должна идти вот сюда. Осторожней, не смажь рукавом. Тогда углы «А» и «Б» будут равны. Понял?

БЕЗБОРОДОВ. Нет.

ВОЗНЕСЕНСКИЙ. Ну, смотри сюда. (Наклоняется над чертежом.)

ПЕТРОСЯН (Лютикову). Митя, у тебя нет линейки?

ЛЮТИКОВ. На стенке висит.

ПЕТРОСЯН идет за линейкой. Пауза.

ПЕТРОСЯН. Ой!

ВОЗНЕСЕНСКИЙ. Что такое?

ПЕТРОСЯН. Кляксу посадил. На самое главное место! Снова придется чертить.

ВОЗНЕСЕНСКИЙ (тихо). Ничего, это тебе полезно.

ПЕТРОСЯН. Что ты говоришь?

ВОЗНЕСЕНСКИЙ. Жалко, говорю. Жалею тебя.

Пауза. За кулисами раздаются звуки балалайки.

Тихо напевают: «Сирень цветет…»

АНДРЕЙ. Ну, ребята, перерыв. Было условлено: каждые два часа, а мы четвертый сидим.

БЕСЕДА. Брось, хочешь перерыва, иди в коридор балбесничать.

ВОЗНЕСЕНСКИЙ. Нет, дудки! Отдыхать – так всем, а ты, уважаемый Беседа, не заставляй нас силы выматывать.

ЛЮТИКОВ. А в самом деле, ребята, зажариваем мы много, мотаем силы.

БЕСЕДА. Именно мотаем! С занятиями нашими грех один. Время уходит до черта. Сидим много – толку мало. Время использовать, организовать его – вот на столечко не умеем! Самое рабочее время – вдруг какой-нибудь обалдуй начинает на балалайке что-нибудь отмачивать. Приходится уходить. Ночи сидим, а дни спим часто.

АНДРЕЙ. Правильно! По НОТу не умеем работать. Вот в Америке студенчество – механическим путем за восемь дней все занятия вставляются в организм.

БЕСЕДА. Да ну тебя! Да… Или вот с партработой. Ну, какого черта нас нагружают? Приехали учиться. Занятий пропасть. Не знаем мы ни черта. Некультурны. А тут тебе ячейки, собрания, кружки. Ну, как сочетать?

ПРЫЩ. Да, действительно, «в одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань»^{213}.

БЕСЕДА. Что?!

ПРЫЩ. В одну телегу, говорю, не можно впрячь коня и трепетную лань.

БЕСЕДА. А при чем тут телега?

ПРЫЩ. Да вот, ты говоришь, партработа и учеба не сочетаются. Ну, я вот стихи – для ясности.

БЕСЕДА. Совсем помешался парень на стихах! Да и не лезь вообще! Тебя-то партнагрузка не касается.

ПРЫЩ. Ничего, скоро будет касаться.

ВОЗНЕСЕНСКИЙ. Ну, я надеюсь, мы не доживем до этого.

ПРЫЩ. Ну, ты-то молчи, беспартийный интеллигент!

АНДРЕЙ. Ну, знаешь, он хоть беспартийный и интеллигент, а не то что ты.

ПРЫЩ. А что же я?

АНДРЕЙ. А ты – «гнида интеллигентского вида».

ПРЫЩ. Ну и дурак, ну и осел…

БЕСЕДА. Погодите, вы опять завели. Нет, правда, правда, ведь мы когда учимся, от этого для партии польза. Зачем же отрывать?

ВОЗНЕСЕНСКИЙ. Много ты захотел, парень! Подавай тебе учение без партработы. А работать кто будет?

БЕСЕДА. Да вся организация. Мало коммунистов в Москве? Просто не могут учесть. Нагрузить не могут как следует.

ЛЮТИКОВ. А я, ребята, не так к этому вопросу подхожу. Допустим, есть кому работать. Ну а ты-то сам, что же, на шесть лет от жизни уйдешь?

БЕСЕДА. А это не жизнь? (Показывает книгу.) Что же, лучше, если я недоучкой в жизнь выйду?

ЛЮТИКОВ. Недоучкой не выйдешь: не так уж много отрывают, а отрывать тебя надо. Как бы это разъяснить получше? Ну, вот хотя бы тебя взять. Ты вот мужик. Не обижайся, в тебе мужицкое есть. Это не в вину тебе, это факт. И в учебе в тебе мужик чувствуется. Ты вот сидишь, зубришь и набираешь. Набираешь для себя. А что знания твои, которые тебе тут даются, не для тебя, это от тебя уплывает, уходит на задний план; учеба для тебя становится не средством, а целью.

БЕСЕДА. Глупости!

ЛЮТИКОВ. Нет, брат, не глупости! И начинает, понимаешь, расти из тебя специалист. Может, и хороший специалист, но не наш, не коммунистический. Особенно из тебя, мужика, хоть ты и коммунист.

АНДРЕЙ. Да ты не обижайся. Это тебе не в вину, это факт.

БЕСЕДА. [Пошел ты к собачьей матери!..]

ЛЮТИКОВ. Да ведь правда же! Ты вот от кружка отбоярился. С собрания уходишь. Когда пленум, на котором оппозицию крыли^{214}, проходил, мы все занятия бросили, не до занятий было. А ты сидел, корпел. Выйдешь из вуза инженером, а жизнь вперед ушла на пять лет. Поневоле общественником не будешь. А партия – она мудрая. «Ага, товарищ Беседа, за механикой сидишь? Хорошо! А ну-ка, оторвись-ка на часок-другой. Вали-кось на ячейку, на фабрику, погляди, какая там механика». Нет, браточек, это мудро устроено.

БЕСЕДА. Так убедил ты меня, что решил я… плюнуть на бесплодные твои разговоры… и сесть заниматься…

ВОЗНЕСЕНСКИЙ. Учись, учись, мужичок! Кулаком будешь.

БЕСЕДА. А ты учись не учись, дураком останешься.

АНДРЕЙ. Вот это отбрил!

БЕСЕДА уходит.

ПЕТР. Поверхностно ты берешь, Лютиков. Вопрос тут гораздо глубже.

ЛЮТИКОВ. В чем же дело?

ПЕТР. А во всей системе. Коммунистами остаться мы при любых условиях не сможем.

ВОЗНЕСЕНСКИЙ. Хо… хо! Это почему же?

ПЕТР. Да потому что несовместимо это вообще. Революционер-коммунист может быть только на общественной работе. А когда ее нет, когда она не основное, тогда его общественности конец. Ты посмотри на наших спецов-хозяйственников. Они превратились в хозяйчиков. От партии оторвались. Сталкиваются только с нэпманами. Только о выгоде своего предприятия думают.

ЛЮТИКОВ. Те-те-те… Эти речи мы уже слышали.

ПЕТР. Брось! Будь ты на минуту самим собой! Подумай! Кругом нас буржуазия растет. Влияние громадное. Я выхожу из вуза, делаюсь специалистом. И незаметно для себя перерождаюсь. А с другой стороны, нельзя, чтобы мы не делались специалистами. Если отдадим хозяйство не нашим спецам, это конец. Ну, и первое не лучше.

ЛЮТИКОВ. Что же, выходит, мы обреченные? Выхода нет, и всему конец?

ПЕТР. Не знаю я, что выходит… Ничего не выходит.

ВОЗНЕСЕНСКИЙ. Ну, знаешь, у тебя куда ни кинь – везде клин. Все одно, как богатырю на перепутье. Какой дорогой ни поедешь, головы не сносить. С такими теориями лучше не жить.

ПЕТР. Правда? (С усмешкой.) И я так думаю… Это ты верно сказал.

БЕЗБОРОДОВ (зевает). А-а-о-о-а.

АНДРЕЙ. Ох, чтоб ты пропал!

БЕЗБОРОДОВ. Это у меня нервное.

ПЕТР выходит из комнаты.

АНДРЕЙ. Слушай, «нервное»! Ты вот мне позавчера заявил, что мы должны поднять учителя на такую высоту^{215}, на которой он никогда не стоял в буржуазном обществе. Ты что же, теперь отказываешься от этой фразы?

БЕЗБОРОДОВ. Оставь, неостроумно уже. Я знаю, что это Ленин сказал. Не беспокойся!

Смех.

АНДРЕЙ. Я не беспокоюсь. Единственное, что меня беспокоит, так это твои нервы. Боюсь, что ты себе челюсть свихнешь.

Смех.

БЕЗБОРОДОВ. И неостроумно.

Уходит.

ФЕДОР (входит). Петр тут?

ВОЗНЕСЕНСКИЙ. Тут Петр! Погляди, не заснул ли на кровати. Нет? Значит, вышел.

ФЕДОР. У него книжка моя. (Роется в книгах.) Куда он ее задевал, шут его знает.

Уходит.

АНДРЕЙ. А с Петром что-то вообще неладно, ребята. Ходит один. Глаза ушли в живот. Такие теории развивает… Слушать страшно.

ВОЗНЕСЕНСКИЙ. В самом деле, с парнем что-то делается. Раскис он до крайности. Я вчера сплю, слышу, рядом хлюпает что-то он. Ревет. Я сделал вид, что не заметил. Ужасно паршиво сделалось.

ЛЮТИКОВ. Сволочи мы все-таки! С парнем делается что-то. Мгла у человека на душе, а никто не подойдет, просто по-товарищески. Переживай сам.

ПРЫЩ. И мне его фразочка, знаете ли, не понравилась.

ВОЗНЕСЕНСКИЙ. Какая фразочка?

ПРЫЩ. А вот ты сказал, что с такими теориями лучше не жить, а он говорит: «И я так думаю».

ЛЮТИКОВ. А ведь верно. А если он и в самом деле?..

АНДРЕЙ. Ну, уж ты – и в самом деле!

ЛЮТИКОВ. А я пойду все-таки, ребята. Разыщу его. Беспокойно мне чего-то стало.

Идет к двери. Выходит и оставляет ее открытой.

Все напряженно провожают его глазами и смотрят в открытую дверь, как бы ожидая чего-то. В комнате тихо. Только ВОЗНЕСЕНСКИЙ нервно насвистывает. Пауза. Из коридора слышны шаги…

Нервный выкрик. Все вскакивают. Шаги приближаются. Входит БЕЗБОРОДОВ. Напряжение пропадает. Некоторые облегченно вздыхают. Некоторые плюют. Смеются.

ВОЗНЕСЕНСКИЙ. Вот, будь ты неладен! А мы думали, что это… Дай-ка папироску, Прыщ.

ПРЫЩ. Пожалуйста. Ох и перепугался же я!

БЕЗБОРОДОВ. «Вечерку» купил. Фельетон о студенчестве.

АНДРЕЙ. А ну-ка, давай.

Все бегут к столу. Наклоняются над газетой.

Читай вслух кто-нибудь!

ВОЗНЕСЕНСКИЙ. Внимание! Слушайте! «Ратуйте, граждане! В этом году вновь прибывают две тысячи студентов. Если исходить из того, что на каждого студента достаточно одного квадратного вершка, то для всех прибывающих таким образом потребуется…»

В комнату ФЕДОР, ВАСИЛИЙ и ЛЮТИКОВ вносят лицом вниз ПЕТРА. ФЕДОР кричит: «Ребята!» Не поднимая головы, ему отвечают: «В чем дело? Что?» Вдруг Вознесенский видит Петра.

Вскакивает, за ним остальные. Стоят неподвижно, ошеломленные, кроме ПРЫЩА, который, закрыв лицо руками, выбежал из комнаты.

ФЕДОР. Вознесенский! Беги к доктору, к этому… через дорогу. Чтоб сейчас же был. Лютиков, сходи за Ниной. Васька, что же делать пока?

ВАСИЛИЙ. Надо искусственное дыхание. Возьми руки.

Наклонившись к ПЕТРУ, подымают и опускают его руки, как это делают с утопленниками. Входит быстро НИНА.

НИНА. Что с ним?

ФЕДОР. Повесился. Мы сняли. Жив.

НИНА. Повесился?.. А… о… доктор!

ФЕДОР. Сейчас будет. У тебя есть нашатырь или еще что-нибудь в этом роде?

НИНА. Одеколон есть. Сейчас принесу.

Входят, запыхавшись, ВОЗНЕСЕНСКИЙ и ДОКТОР. ДОКТОР наклоняется над ПЕТРОМ.

ДОКТОР. Ага, жив! Так. Выйдите все из комнаты. Вот вы двое останьтесь.

Показывает на ФЕДОРА и на ВАСИЛИЯ.

И женщина. Так.

ФЕДОР (выходящим студентам). Тихо, ребята! Никому ни слова. Если начнут болтать, подумайте, каково ему будет!

СТУДЕНТЫ уходят.

ДОКТОР. Ничего. Готово. Так. Теперь покой несколько часов, и все отлично. У меня был случай, пациент провисел семь минут – выжил. Очень ненадежный способ. Яд лучше. Особенно сильнодействующий. Так. Посидите около него. Это нужно. Ну, я ухожу. Так. Если что случится – пришлете. Так.

ФЕДОР говорит с ним тихо. ДОКТОР уходит. ФЕДОР, НИНА, ВАСИЛИЙ сидят на кровати. Тихо. Снова, как в первом эпизоде, за стеной тренькает балалайка «Сирень цветет».

НИНА. Да, ужасно. До сих пор не могу прийти в себя. Как в тумане сижу.

ФЕДОР. Он все время катился вниз.

ВАСИЛИЙ. Я не думал, что дело дойдет до этого.

НИНА. И мучился один. Мне несколько раз хотелось подойти, а потом думаешь, стоит ли навязываться, лезть в чужую душу.

ФЕДОР. Что это делается, ребята, а?

ВАСИЛИЙ. Обстановочка довела.

ФЕДОР. А ведь какой парень хороший!

НИНА. Тяжело ему было. Хотел, чтобы стало легко. Может, и вправду так лучше.

ВАСИЛИЙ. Вот погоди. Придет он в себя. Я ему скажу, как лучше… Я ему скажу.

ПЕТР (тихо, невнятно). Что же ты скажешь, Вася?

Все вздрагивают. Смотрят на него молча.

ВАСИЛИЙ. Ладно. Потом. Тебе сейчас покой нужен.

ПЕТР. Нет, говори сейчас, какой там, к черту, покой!

ВАСИЛИЙ. Хочешь сейчас? Ну что ж, я скажу.

НИНА. Вася!

ВАСИЛИЙ. Оставь. Вы только, ребята, в наш разговор не встревайте. У нас с Петькой… старые счеты.

ПЕТР. Говори.

ВАСИЛИЙ. Сволочь ты и подлец. И такую подлость сделал, что, если бы не был тебе нужен покой, я бы плюнул в твою поганую харю. Что же ты, сука, сделал? Ты думаешь, с собой покончить – твое личное дело? Думаешь, ты над собой волен? Имеешь право уходить? А те, кто с нами рядом на фронте попадал, за них кто будет отвечать? Ну пусть, хорошо, пусть ты, Петя, так раскис, что веру потерял. Додумался до того, что революция гибнет, все пропало. Так надо, как мышь с корабля, от опасности бежать, пускай другие расхлебывают? Трус. Дезертир. Тряпка… Верно, не все радужно. И сволочи много развелось вроде той, с которой ты якшаешься, так поэтому нужно все бросать – и на попятный? С революцией плохо, по-твоему, значит, бежать надо, вешаться? Скотина ты! Да за это пулю тебе в лоб мало. И подумать только: с этой гнидой я вместе на фронте был. (Пауза.) А когда меня подо Льговом ранили, помнишь, ты меня на плечах тащил, а сзади кавалерия. Я кричу: «Брось, беги, все равно порубают. Брось меня!» Ты помнишь, что ты сказал?

ПЕТР. Помню.

ВАСИЛИЙ. Ты сказал: «До конца не брошу». А сейчас ты кого в опасности бросил, а? Всех нас. Всю революцию! Ведь ежели все так побегут, как ты, тогда что? Нам, конечно, повеситься не трудно. Петля эта самая не раз на шее была. Не страшно. Привычка есть. Храбрость невелика.

ПЕТР. Сил не было. Веру потерял. Как жить, Вася, когда ни на что не годен.

ВАСИЛИЙ. Дурак ты, Петя! Подумай! Разве мы все без сомнений? Мы твердо уверены в основном – победим. Но во время борьбы разве есть такие, что на все сто процентов во всем уверены? Если найдется такой, скажет тебе: «Ни в чем не сомневаюсь», – не верь ему. Или подхалим, или просто подлец. Не дорого ему ни наше дело, ни наша партия. Все мы болеем, когда решаем что-нибудь. Ответственность на каждом велика больно. Но разве оттого, что сомнения возникают, надо предателем делаться? [Убегать надо, Петька? Вспомни, мы вместе с тобой читали Бухарина об Ильиче^{216}. Одно место запомнилось мне крепко. Помнишь, дело происходило, когда выяснилось, что Малиновский^{217} – провокатор. Бухарин приехал к Ильичу. Лег спать. Не спит и слышит, как внизу вышел на террасу Ленин. Заваривает крепкий чай и ходит. Так всю ночь. Ильич думает, мучается сомнениями, не спит. Наутро Бухарин спускается вниз, Ильич как ни в чем не бывало: «Чаю хотите? Хлеба хотите? Гулять пойдем». Весело смеется, а лицо желтое, под глазами круги. Ночь была мучительнейшая, а Ильич ни на минуту не раскис, не выдал сомнений, по-прежнему тверд и бодр. Вот, Петька… А ты что ж?]

ПЕТР. Плохо у меня, Вася. Гнилое все. Ржавчина поела.

ВАСИЛИЙ. Встряхнуться надо. На мир иначе поглядеть. Тебя мразь окружила. Ноют, воют. Слизью текут. А ты только на них и смотрел. Да ты посмотри кругом, как жизнь шагает! Каких мы делов большущих наделали! А ты на брюхе ползаешь, и, конечно, тебе, кроме грязных подошв, ничего не видать. Ты ведь по Терехину о партии судишь. В пивных новый быт ищешь. Ячейку забросил. Эх ты! Если бы не Нинка здесь, я бы тебе еще сказал.

ПЕТР. Так все навалилось… Сил и не хватило. Знаешь, Васька, учеба мне впрок не пошла. Понимаешь ты, вот когда почти ничего не знаешь, тогда все хорошо. Во все веришь, бодро идешь. Когда много знаешь, тоже хорошо, наверное, тогда все осознать можно. А вот когда посерединке: кое-чего ухватил, кое-чего понял, – тогда плохо. Сомнения забирают. Вот оппозиционные теории… Не смог я их знанием опровергнуть. А тут еще обстановка эта вся. Так соединилось вместе, и действительно кажется – конец всему.

ВАСИЛИЙ. Эх, Петька, Петька! Опозорил ты себя.

ПЕТР. Знаю. Уйду из вуза. Пойду на завод, к станку опять.

ВАСИЛИЙ. Ну вот. Опять бежать, опять прятаться. Нет, Петька, не будет этого: до конца пойдем. Выпрямись. Возьми-ка Петра Лямина в собственные руки. Всю эту сволочь брось. Университет кончи. Или уж ты совсем не человеком стал?

ПЕТР. Не знаю… Попробую… Только вот…

ВАСИЛИЙ. Что?

ПЕТР (голос его дрожит). Не бросайте меня, ребята, первое время… Трудно мне и… стыдно. (Всхлипывает.)

Занавес.

Эпизод седьмой

«КОРОЛЕВА ИЗВОЛИЛА ОТБЫТЬ»

Комната первого эпизода. Занимаются: ВОЗНЕСЕНСКИЙ, ЛЮТИКОВ, ПЕТРОСЯН, АНДРЕЙ, БЕЗБОРОДОВ, БЕСЕДА.

ВОЗНЕСЕНСКИЙ (заглядывая в книгу к Лютикову). Много осталось?

ЛЮТИКОВ. Хватит еще.

ВОЗНЕСЕНСКИЙ. Скоро думаешь кончить?

ПЕТРОСЯН. Ты тише не можешь?

Пауза.

ВОЗНЕСЕНСКИЙ. Дай карандаш. А Лёнов после истории с Петром не появляется.

ЛЮТИКОВ. А ежели и появится, я первый его отсюда налажу.

ПЕТРОСЯН. Да прекратите, ну вас к черту!

Пауза. Раскрывается дверь, появляются КРУГЛИКОВ, ФЕНЯ, МАНЯ и ПРЫЩ.

КРУГЛИКОВ (неожиданно громко). Здорово!

Все вздрагивают. Возгласы: «Ой, вот черт!» БЕЗБОРОДОВ, дремавший над книгой, вскакивает.

ЛЮТИКОВ. Вы что, с ума сошли?

АНДРЕЙ. Вид у них как будто только с зачета. Обалделый вид.

БЕСЕДА. Убирайтесь к черту! Не мешайте работать. Надо же когда-нибудь дело делать.

ПРЫЩ. Товарищи, тише. Я узнал только что, что эти граждане о вас же заботятся.

ПЕТРОСЯН. Пускай потом заботятся. А пока очистите помещение.

КРУГЛИКОВ. Дорогие товарищи, в связи с некоторыми обстоятельствами я прошу вас повременить с занятиями и организовать здесь небольшую вечериночку…

ПРЫЩ. Со спиртными напиточками.

АНДРЕЙ. Вот это дело! А деньги где?

ЛЮТИКОВ. С чего это вдруг?

БЕСЕДА. Заниматься надо.

АНДРЕЙ. Брось ты, Беседа. Какие тут занятия! Тут о деле говорят, а ты – заниматься.

ПЕТРОСЯН. Вы дадите работать или нет?

ФЕНЯ. Какая там работа, мы уже все принесли.

ПЕТРОСЯН. Принесли?

Начинает убирать книги со стола.

Это все-таки безобразие. Приходят и не дают работать. Ну, что у вас там, давайте!

БЕСЕДА. А я все-таки уйду. Работать буду.

АНДРЕЙ. Послушай, сделай мне одолжение.

БЕСЕДА. Ну?

АНДРЕЙ. Не будь дураком.

БЕСЕДА поворачивается и уходит.

КРУГЛИКОВ. Ну-ка, Феня, давай кулек.

ФЕНЯ вносит пакет. Ребята вынимают оттуда водку и закуски.

ЛЮТИКОВ. Так все-таки по какому поводу?

ПРЫЩ. По случаю торжественного сочетания Артемия Семеновича Кругликова и Фени… как твоя фамилия?

ФЕНЯ. Ладно, без фамилии сойдет.

ПРЫЩ. Нет, как же, без фамилии нельзя. И Фени, по фамилии… Ладно. Музыка, туш! Как сказано у поэта:

 
Пою в помпезной эпиталаме.
О, злато-лира, воспламеней!^{218}
Пою безумство твое и пламя,
Бог новобрачных, бог Гименей.
 

ПЕТРОСЯН. Тьфу! И откуда он выкапывает?

ЛЮТИКОВ. Все-таки в общежитии неудобно, друзья.

КРУГЛИКОВ. Дело, видишь ли, в том, что я от вас переезжаю в отдельную комнату.

ВОЗНЕСЕНСКИЙ. Вот чудеса, нашел-таки!

АНДРЕЙ. Да тебя нужно за деньги показывать. Во всяком случае – поздравляем. И вас поздравляем, и себя поздравляем.

КРУГЛИКОВ. Так вот, выходит, еще одно торжество прибавляется. Решили мы справить новоселье, а так как комната моя в Малаховке, а вас туда не затащишь, значит, свое новоселье у вас справим. Ну, новоселье мое, значит, ничего, что в общежитии… Ну вот… сейчас вернусь.

ЛЮТИКОВ. Объяснил! Да постой ты.

КРУГЛИКОВ. Я за пивом. Не смог забрать сразу… В два счета. Вы пока тут устраивайтесь.

ВОЗНЕСЕНСКИЙ (глядя на Маню). А это кто?

ФЕНЯ. А это с Покровского рабфака^{219}, Маня, подруга моя.

Здороваются.

ПРЫЩ. Я побегу за ребятами. Лизу надо позвать, Терехина с Ниной, Федора.

ЛЮТИКОВ. Ну, если Терехин с Федором встретятся, хорошего ничего не будет.

ПРЫЩ. Ничего, как-нибудь. Ну, я побежал.

Убегает.

Идет уборка стола. Через минуту входит ЛИЗА.

ЛИЗА. Здорово, ребята! (Подходит к Фене.) Значит, Феня, правда? Всерьез обкрутилась? И надолго?

ФЕНЯ. То есть как это – «надолго»? Совсем.

ЛИЗА. Не завидую.

ФЕНЯ. Чему это не завидуешь?

ЛИЗА. Ни тебе не завидую, ни Кругликову. Обоим вам. Связываетесь зря.

ФЕНЯ. Ну!

ЛИЗА. Не по-нашему это. Нужно свободно жить, а не опутывать себя. Это, по-моему…

ФЕНЯ. Не стесняйся, говори.

ЛИЗА. Да я никогда не стесняюсь. Мещанство это.

ФЕНЯ. Так! Ну, валяй сперва ты, а потом я скажу.

ЛИЗА. Что же тебе сказать?

ФЕНЯ. Что скажу, а вот что: мерзость все то, что ты болтаешь. Слушать противно.

ЛИЗА. Ну, знаешь, вам всем правду слушать противно. А ты мне вот что скажи. Ты сейчас своего хахаля любишь?

БЕЗБОРОДОВ громко зевает. Все вздрагивают.

МАНЯ. Что это с вами?

БЕЗБОРОДОВ. Это у меня нервное.

ЛИЗА. Любишь ты его?

ФЕНЯ. Конечно, люблю. Не любила бы – не сошлась. Можешь быть спокойна. Темка прекрасный товарищ: заживем с ним очень хорошо.

ЛИЗА. А если завтра ты его разлюбишь?

МАНЯ. Разлюбит, так уйдет.

ФЕНЯ. Верно.

ЛИЗА. А если не уйдешь, не вздумается? Так, значит, и будешь с ним целый век жить?

ФЕНЯ. Буду.

ЛИЗА. Вот это и есть мещанство. Рамки себе создаешь. Закабаляешься. Рабская психология женщины-самки.

ЛЮТИКОВ. Ну, это ты, милая, все у Кости переняла. Мещанство да мещанство. Терехинская работа.

ЛИЗА. При чем тут Терехин? А если у нас одни взгляды на это, тем лучше. Что важно? Удовлетворить половую потребность, а вы цепляетесь за мужчину, как за вещь: «Ах, муженек! Ах, любимый! Ах, бесценный!» Пошлость! От этого и сцены, и драмы, гадость вообще.

ФЕНЯ. Это правильно. Пошлость! Вот то, что ты проповедуешь, – пошлость. Смотрю я на тебя: где ты всего этого набралась?

ЛИЗА. Погоди, Феня, ты не ругайся. Ну, подумай! Месяц ты живешь с одним фраером, ну два, а дальше? Ведь нельзя же все время пить из одного стакана^{220}. Приедается.

ФЕНЯ. «Из одного стакана! А ты чем же хочешь быть, со своим крылатым Эросом^{221}», который с кровати на кровать перелетает, кружкой для всех?

ЛЮТИКОВ. Здорово сказано!

ФЕНЯ. Ведь когда ты этак расфуфыришься, а за тобой целый хвост – и Терехин, и Лёнов, и Прыщ, и Абрамов, и Данильский, и еще десяток, как их там, – знаешь, что это мне напоминает?

ЛИЗА. Ну что?

ФЕНЯ. Собачью свадьбу, вот что.

МАНЯ. Бросьте, ребята, что вы, право.

ФЕНЯ. Нет уж, теперь мне не мешайте. Мне вот такие, как она, поперек горла стоят. Я знаю, к чему ведут разговорчики эти. Если я хочу жить с парнем по-хорошему, вместе учиться, вместе работать…

ЛИЗА. Пацанов плодить.

ФЕНЯ. Да, пацанов плодить и из этих пацанов людей делать. Если я хочу подойти к парню не только как к самцу, а как к товарищу и к другу, так обязательно появляется вот этакая… комсомольская львица.

ЛЮТИКОВ. Ох-о-хо, львица! Вот это влепила! Комсомольская львица! Ох-о-хо!

ФЕНЯ. И начинает тут рассусоливать: мещанство, обывательщина… И ведь находятся дуры, которые верят этому. Меня на это не возьмешь. Ты что хочешь, чтобы баба проезжей дорогой была?

ЛЮТИКОВ. Верно, Феня. А на проезжей дороге трава не растет. Ну, амба, девочки. Водой вас разливать некому.

Входит КРУГЛИКОВ, нагруженный пивом.

КРУГЛИКОВ. Во! А где же ребята?

ЛЮТИКОВ. Сейчас соберутся. Ну, должен тебе сказать, что тебе с Феней скучать не придется. Берегись за жизнь.

ЛИЗА. Ругань не доказательство.

ФЕНЯ. А какие тебе доказательства нужны? Да и нужны ли тебе доказательства вообще? Ты знаешь, как [в партии] некоторые мужчины смотрят. Баба, мол, что с нее взять. А все из-за таких, как ты. Ну, действительно, что с тебя взять, кроме… ну, да ладно.

Входят ТЕРЕХИН, НИНА, ПРЫЩ.

ТЕРЕХИН (Нине). Ну, иди же!

НИНА. Иду.

ВОЗНЕСЕНСКИЙ. Наконец-то! А я под аккомпанемент сцепившихся девиц задачку тут успел докончить.

АНДРЕЙ. Ну, ребята, «что делаешь, делай скорей»^{222}. Прошу садиться!

ПРЫЩ. А Федора не нашел.

ТЕРЕХИН. И хорошо сделал… Здорово, братва. (Мане.) Ага, новое лицо. Здорово, коли не померла. Ну, как вы тут? Веселиться вздумали?

ПРЫЩ. Празднуем заклание непорочной… гм… гм… девы Аграфены в жертву богине любви.

ФЕНЯ. Ой, Прыщ, Прыщ. Выдавить тебя пора.

ТЕРЕХИН. Ну что же, пить так пить. (Наливает.) За здоровье… и так далее… Может, кто тост хочет говорить?

ВОЗНЕСЕНСКИЙ. Мы и без тоста дернем.

ТЕРЕХИН. Ну ладно. Так, значит, желаем и тому подобное. (Нине.) А ты что не пьешь?

НИНА. Не хочу.

ТЕРЕХИН. Мало ли что не хочешь. Все пьют, и ты пей! Компанию не разбивай! Обязательно надо что-нибудь выкинуть.

Втискивает ей в руки рюмку.

Итак…

АНДРЕЙ. Лехаим^{223}, бояре…

БЕЗБОРОДОВ зевает.

МАНЯ. Ой. (Испугалась.)

ВОЗНЕСЕНСКИЙ. Не беспокойтесь, это у него нервное. А хорошо бы, ребятки, спеть, в самый раз.

НИНА. Давайте тягучее что-нибудь.

ТЕРЕХИН. Тягучее? Почему тягучее? Что мы, ныть собрались? Кому невесело – может уходить.

ЛЮТИКОВ. Да брось ты!

ТЕРЕХИН. Какого черта, в самом деле?

ФЕНЯ. Оставьте, ребята. Споем лучше. Дай-ка я затяну.

Запевает «Перевоз Дуня держала»{224}.

Ей подыгрывают на балалайке. Припев поют все.

ТЕРЕХИН. Вот это здорово! Давайте-ка, братишечки, ерша выпьем. Замечательная штука – ерш. Вот перед самым вузом законопатили меня из-за склоки в Вятской губернии уездный городишко – комиссаром. Тоска! На сто верст кругом из своих ребят – никого. Кругом мещанство. Бабье такое, плюнешь дома, а это уже по всему городу известно. Возился сначала с красноармейцами. Здорово. Не помогает. Все одно – тоска. Составилась компания небольшая: учитель – чистописание преподавал, секретарь исполкома и бухгалтер из уздрава. Пили здорово. Особенно бухгалтер. Однако на ерше я первый был. Никто перепить не мог. Богатейшая, ребята, штука – ерш. Вот так смешаешь горькую с пивом, за душу берет. (Смешивает.) Ну-ка, ребята! Неужели я один пить буду?

ВОЗНЕСЕНСКИЙ. Нам жизнь дорога.

ЛЮТИКОВ. Напиваться вообще не стоит.

ТЕРЕХИН. Шляпы! (Мане.) А ты чего молчишь?

Обнимает ее. МАНЯ высвобождается.

За столом разговаривают, тихо поют.

А ты мне нравишься. Хороша дивчина, ей-богу! Еще повидаемся с тобой?

МАНЯ. Не знаю… Почему же нет?

ТЕРЕХИН (наливает ей). Ну-ка, за наше знакомство! Сразу только.

ПРЫЩ (Лизе). Посмотри-ка на Костю, Лизанька. Кажется, еще один входящий номер. А тебя, видно, Лизочка, в исходящие.

ЛИЗА. Это мы еще посмотрим! Ты на Нинку, на Нинку погляди. Нина! Нина, что это ты Костьке позволяешь у себя на глазах?

НИНА. Оставь ерунду!

ЛИЗА. Да ты только посмотри, какими глазами он на нее глядит. Неужели допускаешь?

НИНА. Оставь меня! Глупо ведь.

ТЕРЕХИН. Обязательно тебе надо сцены закатывать. Лизка шутит. Зачем голос повышать?

МАНЯ (берет Терехина за руку). Перестань!

В дверях показывается ЛЁНОВ.

ЛЁНОВ. Привет!

ЛЮТИКОВ. Я его сейчас выкину!

ВОЗНЕСЕНСКИЙ. Брось! Охота связываться.

ЛЁНОВ проходит, садится у конца стола. Пьет.

Что это ты так мрачно настроен?

ЛЁНОВ. Не лезь. О судьбах русской литературы думаю.

КРУГЛИКОВ. Совсем скапутился ты, брат. Вид паршивый. Дрянь, видно, дела.

ЛЁНОВ. Да ну их к черту! Стихи не берут. Подавай им подлинную жизнь. А когда я подлинную пишу – пессимизм, говорят. Раньше хоть старик Коробов у себя в журнале печатал, а теперь и он не берет. Я бы, говорит, взял. По-моему, хорошо, да ругать меня будут. Публика-то ведь наша известно какая. Сколько из-за этого всего поэтов гибнет.

НИНА. А по-моему, Лёнов, не из-за этого гибнут. Несчастье в том, что у нас, как написал парень двенадцать строк, так уже и поэтом себя мнит. Все бросает: работу, ячейку. А когда от жизни уходит, конечно, ничего не дает. Только по пивным шатается…

ТЕРЕХИН. Ишь ты, целая речь! Что это тебя развезло? Выпила, что ли? Ты, Лёныч, не слушай, знаешь, собака лает, ветер носит. Пиши! Выпьем вот лучше за поэзию.

ЛИЗА. Что это ты, Прыщенька, призадумался?

ПРЫЩ. Да так как-то. Одиноко одному одинокому. Мечтаю.

ЛИЗА. О чем же мечтаешь?

ПРЫЩ. Поцеловать тебя хочу, да боюсь, Терехин увидит.

ЛИЗА. Ничего, Прыщенька, ты не бойся. Ну!

ПРЫЩ наклоняется к ней, целует. В этот момент ТЕРЕХИН громко кричит: «Прыщ!» Тот теряет равновесие и падает вместе со стулом. Смех.

ТЕРЕХИН. Что это ты, Чирий?

ПРЫЩ. Это я поцеловался.

ТЕРЕХИН. Не целуйся другой раз. Да и вообще, куда тебе?

ПРЫЩ. То есть что это значит: «куда тебе?»

ТЕРЕХИН. Да вот то и значит: не умеешь ты. Женщина подхода требует, опыта. А ты лезешь прямо. Щенок еще. Всякая баба, будь она партийная или беспартийная…

ФЕНЯ. Терехин!

ТЕРЕХИН. Девица или не девица – требует техники. (Фене.) Чего тебе?

ФЕНЯ. Брось!

ТЕРЕХИН. Это почему?

ФЕНЯ. Да так, брось! Лучше будет.

ТЕРЕХИН. Ну, будет. Пьем!

НИНА (Фене). Обстановка эта мне историю с Петром напоминает. Знаешь, я после этого спать не могу. Нервы издерганы. Все время он перед глазами… и… Ой, кто это?

В дверях стоит ПЕТР.

ЛЮТИКОВ. Петр.

ПРЫЩ. Как ты себя чувствуешь, Петя?

ЛЮТИКОВ (Прыщу). Молчи, дурак!

ПЕТР. Василий тут не был?

ТЕРЕХИН. Не водится тут. Садись: видишь, выпиваем.

ПЕТР. Нет, спасибо. У меня дело есть.

Уходит.

ТЕРЕХИН. Чуждается. Как повесился, так ходит, точно выходец с того света. В глаза не смотрит и разговаривать избегает.

НИНА. Напугал он меня.

ТЕРЕХИН. Ты же у нас храбрец. Коммунистка! Выпьем, ребятки, за баб, которые не мещанки, и за скорое освобождение кое-кого из нас. Ура! И споем что-нибудь.

ФЕНЯ. От Маньки потребуйте, чтобы частушки спела. Она на вятский мотив. Новые знает.

МАНЯ. Ладно. Только много петь не буду. Голова немножко кружится.

Встает, поет.

 
У меня колечко есть
Золотое, с пробою.
Поздравляю милого
С новою зазнобою.
 

ЛИЗА (Терехину). И я поздравляю.

ТЕРЕХИН. Покорно благодарим. Ох и дура ты.

МАНЯ.

 
Неужели в самом деле,
Травушка шелковая,
Неужели тебя брошу,
Дура бестолковая?
 

ТЕРЕХИН. Вот видишь, да конца слушать надо.

ЛИЗА. Ну, смотри, а то у меня недолго, знаешь.

МАНЯ.

 
Печку письмами нагрела,
Не подкладывала дров.
Антиресно, как горела
Моя первая любовь.
 

НИНА (Фене). Ах, Фенька! Горит моя первая любовь. Горит…

ТЕРЕХИН. Подходящие частушки. Не в бровь…

НИНА. Да, правда. Некоторые очень подходят.

ТЕРЕХИН. Хоть раз согласилась. Садись, Маня!

Снова хочет ее обнять. МАНЯ освобождается.

НИНА смотрит на эту сцену, потом на ТЕРЕХИНА, встает из-за стола, отходит.

МАНЯ. Ну, мне пора.

ТЕРЕХИН удерживает ее.

ТЕРЕХИН. Куда ты? Да погоди!

МАНЯ. Нет, пойду. Меня ждут.

ТЕРЕХИН. Да брось ты! Посиди!

МАНЯ. Не могу.

ТЕРЕХИН. Я знаю, чего ты уходишь. (Смотрит на Нину.) Ну да ладно, ладно. Пока, значит.

МАНЯ уходит.

ЛЮТИКОВ. Куда это она?

ТЕРЕХИН. Э! (Машет рукой, потом, глядя на Нину.) Знаешь, ты, брат, что такое стерва? Не знаешь, ну и не надо. Давайте-ка спляшем, черт возьми.

ВОЗНЕСЕНСКИЙ. Вот это дело! Выходи! (Играет на балалайке.)

ТЕРЕХИН танцует с ФЕНЕЙ.

ЛИЗА. Нина, кажется, хорошо танцует.

ЛЮТИКОВ. Ну-ка, Нинка, ты!

НИНА. Не хочется мне, Митя.

ТЕРЕХИН. Что значит, не хочется? Танцуй, когда просят.

НИНА. Не буду. Сказала – не хочу.

ТЕРЕХИН. Нет, будешь!

ЛЮТИКОВ. Костя, брось. Вот черт меня дернул.

ТЕРЕХИН. Нет, пусть она танцует. Танцуй! Ты что же, и здесь назло, как дома? Вечер портишь. Интеллигентщину показываешь. Сволочь ты!

ФЕНЯ. Терехин, прекрати немедленно.

НИНА выходит из комнаты.

ТЕРЕХИН (кричит). Сволочь!

ЛИЗА. Королева изволила отбыть.

ФЕНЯ. Молчи хоть ты!

ЛЮТИКОВ. Что ты, Терехин, в самом деле?

ТЕРЕХИН. Ничего. Пускай не доводит.

Выходит вслед за Ниной.

КРУГЛИКОВ. Ну… Терехин этот!..

ЛЮТИКОВ. Развинченный парень.

ФЕНЯ. Нинке тяжело.

ВОЗНЕСЕНСКИЙ. Влезать в эти дела не стоит.

ПРЫЩ. Я вам, ребята, по этому поводу анекдотик расскажу…

Отводит в сторону АНДРЕЯ, ПЕТРОСЯНА, ВОЗНЕСЕНСКОГО, говорит шепотом, иногда выделяются громко отдельные фразы: «Она и говорит… РАБИНОВИЧ вынимает деньги… Боже мой…» Студенты смеются, потом снова подходят к столу.

АНДРЕЙ. Да, чуть не забыл! (Безбородову.) Слушай, дружочек, помнишь, как ты мне неделю тому назад сказал, что давно пора буржуазии политическую власть отдать.

БЕЗБОРОДОВ. Брось, неостроумно это. Я знаю, что это Ленин сказал.

Страшный хохот. АНДРЕЙ, хватаясь руками за живот, корчится и кричит.

АНДРЕЙ. Ой, не могу! Ой, убил! Ленин сказал!

Все хохочут. Неожиданно резко раздается выстрел. Все застывают, каждый в своей позе. Пауза. Издалека слышен приближающийся топот шагов. Все, толпясь, выбегают из комнаты. Из противоположной двери бежит ФЕДОР, подбегает к двери, в которую все убежали, почти сталкивается с ФЕНЕЙ. Смотрит на нее напряженно.