355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Иван Саркизов-Серазини » Забытые пьесы 1920-1930-х годов » Текст книги (страница 27)
Забытые пьесы 1920-1930-х годов
  • Текст добавлен: 18 октября 2017, 15:30

Текст книги "Забытые пьесы 1920-1930-х годов"


Автор книги: Иван Саркизов-Серазини


Соавторы: Александр Поповский,Александр Афиногенов,Дмитрий Чижевский,Василий Шкваркин,Татьяна Майская,Александр Завалишин,Александра Воинова,Виолетта Гудкова

Жанр:

   

Драматургия


сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 43 страниц)

ЛЮБА (Мите). Вот почему вы пропадаете в театре! Что вы здесь делаете?

МИТЯ. Мы… вот неожиданность… Мы здесь репетируем.

САША (Любе, тихо). Не верьте, репетируют днем.

ГРААЛЬ. Это кто?

МИТЯ. Позвольте вас познакомить: это моя жена, а это актриса Грааль-Гаремная.

ГРААЛЬ протягивает руку. ЛЮБА не подает своей.

ЛЮБА (Грааль). Он вам сказал, по крайней мере, что он нищий и женатый? Что вы в нем нашли?

ГРААЛЬ (смеется). Ах, вот вы о чем… Я нашла в вашем муже много интересного,

Берет МИТЮ и поворачивает.

Посмотрите, какой у него профиль… А темперамент! Он сейчас так страстно говорил…

МИТЯ. Зинаида Львовна, она и правда подумает… Люба, не верь, никакого профиля у меня нету.

ГРААЛЬ. Разве вы не стояли передо мной на коленях?

МИТЯ. Я в другом смысле на коленях стоял. Люба, она шутит. (Грааль.) Это даже нечестно.

ЛЮБА. Подумать только: я ждала его, из-за него волновалась. Зато теперь вы меня подождете.

 
О господи, как я несчастна…
Так вот чем артистки сильны…
Стараетесь, вижу я ясно,
Вы мужа отнять у жены…
Ах, эти интриги, кулисы.
В них счастья конец моего…
 

ГРААЛЬ. Ну где вам понять, что актрисе Искусство важнее всего…

Уходит.

МИТЯ (Любе). Кривишь ты презрительно губы…

ЛЮБА. С тобой не пробуду и дня.

МИТЯ. Постой же, жена моя, Люба…

ЛЮБА. Вы больше не муж для меня.

МИТЯ. Но, Люба, ведь это ужасно…

ЛЮБА. Ни слова я вам не скажу! (Саше.)

Меня проводить вы согласны?

САША. Конечно, я вас провожу.

МИТЯ. Ах, пью я страдания чашу!

ЛЮБА и САША. Вы жалкий, пустой человек!

МИТЯ. Все Саша, опять этот Саша,

Погиб я, мальчишка, навек!

Действие третье
КАРТИНА ПЯТАЯ

Продолжение того же вечера. Комната Сизовых.

Вбегает МИТЯ с рукописью в руках. Озирается.

МИТЯ. «Теперь вы меня подождете…» Так и есть: домой она не возвращалась. Боже мой, она пошла с Сашей… Куда? Но я бежал… Может быть, я обогнал их…

Стучит в стенку.

Товарищ Гномов, товарищ Гномов.

Входит ГНОМОВ.

ГНОМОВ. Стучали?

МИТЯ. Скажите, моя жена не возвращалась? Я очень беспокоюсь.

ГНОМОВ. Напрасно беспокоитесь.

МИТЯ. Как это – напрасно?

ГНОМОВ. Что же об ней, об такой, беспокоиться?

МИТЯ. Как вы смеете?

ГНОМОВ. А так и смею. Должен я вам глаза открыть или нет? Гномов все знает.

МИТЯ. Что вы знаете?

ГНОМОВ. Я за общественной жизнью слежу. Я знаю, чья жена с кем путается. (Вынимая Любино письмо.) Вот-с, как честный человек для вас приберег.

МИТЯ. Что это?

ГНОМОВ. Это ваша супруга своему писала, а я снести взялся.

МИТЯ берет письмо и хватает ГНОМОВА за горло.

МИТЯ. Почему же не снес, негодяй?! Прочь отсюда. Стой. Помни, что бы ни произошло – моя жена не виновата. Ни в чем не виновата.

ГНОМОВ (из-за прикрытой двери). А что здесь будет происходить?

МИТЯ захлопывает дверь и рассматривает письмо.

МИТЯ. «Саше Быстрому». Значит, она меня все время обманывала… Что ж она ему пишет.

Хочет разорвать конверт, осматривается.

Нет, останусь до конца (смотрит в словарь)… джентельменом.

Кладет письмо на стол.

Господи. До чего я благородный. Но кому теперь это нужно? Ничего у меня не осталось. Пьесу исковеркали, а я ведь над ней два месяца работал. Так сказать, труд всей моей жизни… Жена ушла… Сейчас она с этим… Нет, не могу. Довольно.

Снимает веревку, на которой сушатся носовые платки, забрасывает ее на крюк. Делает петлю. Платки свалились на пол. Митя подставляет стул. Хочет встать на него. Стул качается.

На этом стуле можно ногу сломать.

Слезает и приколачивает ножку. Вновь влезает.

Почему люди цепляются за жизнь? Ну, что у меня, например, было хорошего? Только и делал, что в чужие потолки лампочки ввинчивал. Да, это я умел. Бывало, только спросишь: где желаете свет? Здесь. – Горит. Тут. – Горит. Там? – Горит. Всюду горит.

В указанных МИТЕЙ местах зажигаются лампочки.

А теперь – потемки. Пока я людей освещал – выходило, а как начал просвещать – ни черта не получается… Эх… (Берется за петлю.) Забыл. Посмертную записку забыл написать.

Слезает, идет к столу, пишет.

Прошу в моей смерти никого не винить… Кроме Саши Быстрого, Гномова, моей тещи и других. (Идет к петле.) Скажут, драматург, а умер так (смотрит в словарь) шаблонно. Умер… Что только завтра будет?.. В обществе писателей переполох… Жалко. Я у них авансом всего десятку взял… Ага, не уберегли таланта. Теперь получай с кого хочешь. Потом вынос моего тела… В Дом печати, пожалуй, не понесут: мало написал. Зато разговоров, разговоров… «Кто это умер, какой хорошенький!» «Известный драматург Сизов». Скажут «известный» или нет? Про покойника, пожалуй, скажут. «Вы не знаете причины смерти?» – «Обыкновенная история, нечем жить и цензура». Вокруг меня народу, народу!.. Человек… двадцать. И вот сквозь толпу пробирается Люба… Убитая, полная раскаяния…

В комнату входит ЛЮБА и останавливается позади МИТИ.

Она подходит ко мне и виновато шепчет…

ЛЮБА (негромко). Негодяй.

МИТЯ. Она даже перед мертвым ругается.

Оборачивается.

ЛЮБА. Кто мертвый?

МИТЯ. Я. Завтра надо мной вся грамотная интеллигенция плакать будет.

ЛЮБА (видя веревку). Ой, веревка. Помогите! Здесь самоубийство.

Вбегают АННА ПЕТРОВНА и ГНОМОВ.

ГНОМОВ. Где самоубийство?

ЛЮБА. Митя повесился.

АННА ПЕТРОВНА. На моей жилплощади? Так-то вы о жене заботитесь. Разве не знаете, что Люба покойников боится? А платки где? Батюшки, на полу. Значит, опять перестирывать.

ГНОМОВ. Позвольте внести ясность. (Мите.) Вы покончили с собой или нет?

МИТЯ. Отчасти покончил.

ГНОМОВ (Любе). Причины вам известны?

ЛЮБА. Он в театре с актрисой целовался, а я застала.

МИТЯ. Говорите лучше о себе. Вы клялись, что Саша Быстрый больше для вас не существует.

ЛЮБА. Да, клялась.

МИТЯ (вынимая письмо). А это что?

ЛЮБА. Мое письмо. Как оно к тебе попало?

МИТЯ. Не беспокойтесь, я его не читал.

ЛЮБА. Напрасно. Ты должен знать о моих с ним отношениях.

МИТЯ. Теперь вы этих отношений даже не скрываете? Это называется… сейчас… (Смотрит в словарь.) Бесстыжий цинизм.

АННА ПЕТРОВНА. Люба, ты не так с ним разговариваешь. (Мите.) Кто вы такой? Вы муж моей дочери без отдельной площади. Что же вы себе позволяете? С актрисами, как маленький, целуетесь. Самоубийствами занимаетесь. Стираные платки на пол шваркаете. Товарищ Гномов, прошу выписать этого гражданина.

МИТЯ. Как? Значит, пожитки собирать?

АННА ПЕТРОВНА. Собирайте.

ЛЮБА. Мамочка…

АННА ПЕТРОВНА. И ты еще за него заступаешься.

МИТЯ. Люба… (Пряча письмо.) Вот все, что от тебя осталось.

ЛЮБА. Митя, прочти письмо.

МИТЯ. Я прочту, когда тебя забуду. А сейчас у меня в сердце короткое замыкание.

ЛЮБА. Митя, Митя…

АННА ПЕТРОВНА. Люба, не унижайся. Без мужа мы не останемся. Правда, гражданин Гномов?

ГНОМОВ. Не знаю-с.

АННА ПЕТРОВНА. То есть как – не знаете? Вы же сами намекали относительно ваших брачных стремлений в Любину сторону.

ГНОМОВ. Извините, наивен был. Не знал, что она мужу с посторонним мужчиной изменяет.

ЛЮБА. Гражданин Гномов, это клевета.

ГНОМОВ. Виноват-с. У меня доказательства есть. Я сам был преступным почтовым голубем и ваши любовные письма переносил.

ЛЮБА. Молчите. Как вы могли думать, что после Мити я за этого гнома выйду.

ГНОМОВ. Я тоже свой половой вопрос с вами решать не могу.

Уходит, за ним АННА ПЕТРОВНА.

Зажигаются все лампочки. В дальнейшем они гаснут постепенно.

С последней строчкой куплета становится почти темно.

ЛЮБА (поет).

 
Мы жили вместе. И тогда я
   Такой счастливою была…
   Теперь я только вспоминаю,
        Как жизнь моя была светла…
        Иную он избрал дорогу,
        Она влекла его сильней.
        И погасает понемногу
        Вся радость милых прежних дней.
   И он ушел. Теперь одна я,
   Навек одна. Всегда одна.
   Последний свет мой угасает,
   В душе ненастье, в сердце тьма.
   Последний свет мой угасает,
   В душе ненастье, в сердце тьма.
 

МИТЯ (входит). Хорошо. (Свет загорается.) Я уйду. Но когда в театре сыграют мою пьесу, вы обо мне вспомните. Я еще знаменит буду.

Входит АННА ПЕТРОВНА.

Настанет время, когда Гномов прибьет на фасаде этого дома мраморную доску: «Здесь страдал и боролся с темнотой великий Митя Сизов». А рассказ о том, как вы, Анна Петровна, выгнали меня из дома, войдет во все хрестоматии, и, когда учитель грядущих поколений спросит, кто такая Анна Петровна Благовидова, школьники ответят: «Она была… (ищет в словаре, не найдя, закрывает) …стерьва».

ИНТЕРМЕДИЯ ТРЕТЬЯ

САТУРН, ГАЛУНОВ, ЮНОНА, ГРААЛЬ, ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА, АКТРИСЫ, АКТЕРЫ.

Стол, скамья.

САТУРН (с бумагой в руках). Вот. Получен запрос. (Читает.) «Ведутся ли в театре собеседования на темы общественного значения и вообще культурно-просветительные работы». Не желая краснеть за вашу неграмотность, я до прихода инструктора хочу лично приступить к просветительной работе.

СТАРАЯ АКТРИСА. Я по возрасту от принудительных работ освобождена.

САТУРН. Здесь не принудительные работы, а просветительные, без замены штрафом.

ГРААЛЬ, которая пытается идти.

А вы куда?

ГРААЛЬ. Я не могу остаться. У меня эпидемия гриппа.

САТУРН. В порядке товарищеской дисциплины всякие эпидемии запрещены.

ПОМРЕЖ. Стыдитесь, товарищи. Я со своей стороны предлагаю, не откладывая в долгий ящик, назначить собеседование минута в минуту через полтора месяца и всех уклоняющихся…

Идет к выходу.

САТУРН. Стой, стой. Мы сегодня беседовать будем. Ну, куда ты бежишь? В буфет? А в красном уголке посидеть не можешь.

ПОМРЕЖ. Сатурн Иванович, не красна изба углами, а красна пирогами.

САТУРН. Милый, не будь мещанином, оставь пироги буржуазии. Итак, приступим.

АКТРИСА. Сатурн Иваныч.

САТУРН. Ну, что еще?

АКТРИСА. Ко мне воры залезли.

САТУРН. Где воры?

АКТРИСА. Дома у меня, на квартире. Залезли и грабят. Я пойду.

САТУРН. Откуда же вы знаете? Что вы, в контакте с ними, что ли? Сидите.

ПОМРЕЖ (как бы глядя в окно, медленно). А вот и пожарные поехали… (Сатурну.) В ваши края заворачивают.

САТУРН бежит было, но останавливается и плюет.

САТУРН. Что значит какой-то личный индивидуальный пожар в сравнении с пламенной эпохой, стоящей сегодня на повестке дня. Я говорю о французской революции. Это прекрасная тема, по поводу которой я предлагаю обменяться мнениями.

ТРАГИК. Против французской революции я ничего не имею.

ЮНОНА. Не понимаю, о чем здесь говорить. Я и так все наизусть знаю.

САТУРН. Знаете? Ничего вы не знаете. Назовите мне деятелей французской революции.

ЮНОНА. Какая невидаль. Пожалуйста. Мадам Сан-Жен, Две сиротки, Орленок{243}, Жанна д’Арк.

САТУРН. Стой, Жанна д’Арк… Жанна д’Арк была святая, а разве святая будет такими делами заниматься? Стыдитесь. Нет, уж лучше я сам сначала доклад сделаю.

СТАРАЯ АКТРИСА поднимает руку.

Ну?

СТАРАЯ АКТРИСА. Предлагаю ограничить время докладчика тремя минутами.

ВСЕ. Правильно. Правильно.

САТУРН. Тише. Приступаю к докладу. Итак, французская революция – это великое и радостное событие – стряслась… во Франции… В один прекрасный день… вечером. Ну, вот, значит, так. Тамошний народ купал тамошних спекулянтов в этой… в тамошней Неве. Ну, вот… Я вам лучше по книжке прочитаю.

Отворачивается в сторону и листает книгу. АКТЕР, сидящий сзади всех, толкает соседа и тихонько уходит. Сосед делает то же.

Один за другим уходят все. Остается один ГАЛУНОВ. САТУРН поворачивается с книгой в руках.

Ну, вот я вам прочту… Куда же все девались?

ГАЛУНОВ. Мы здесь.

САТУРН. А остальные где?

ГАЛУНОВ озирается, заглядывает под лавку.

ГАЛУНОВ. Должно, отлучились.

САТУРН. Отлучились. А ты чего смотрел? Видишь, я культработу веду. Неужто не догадался двери запереть.

Садится в отчаянии. Входит САША БЫСТРЫЙ со счетами в руках.

САША. Здравствуйте, Сатурн Иванович. Что у вас? Горе?

САТУРН. Только было просветительное собеседование наладил – разбежались.

САНТА. Ну и что?

САТУРН. Как – что? Мальчишки-статисты в театре все общественники, все знают: и Чемберлен{244}, Чан Кай-ши{245}, и Алехин{246}, а основной актерский кадр или в буфете, или в пинг-понг зажаривает.

САША. Ну и что?

САТУРН. А то, что не могу их собрать, да и только. САША. Собрать? Сюда? Это же одна минута. (Щелкает на счетах, громко спрашивает.) Уже выдают? За все три месяца? [Впускайте по одному, а то давку устроят. ТРАГИК (вбегая). Выдают?

САША. Артельщик за деньгами пошел.]

ТРАГИК. Моя первая очередь.

АКТРИСА (вбегая). Я за вами.

САТУРН. А как же воры в квартире?

АКТРИСА. Ничего, как-нибудь без меня ограбят.

Вбегают ОСТАЛЬНЫЕ, толкаясь и ссорясь, занимают места.

САТУРН. Все?

ГАЛУНОВ. Все.

САТУРН. Запирай двери.

ГАЛУНОВ запирает.

(Беря книгу.) Итак, французская революция, это великое и радостное событие, стряслась во Франции…

КАРТИНА ШЕСТАЯ

Театр. Сцена разделена на две части: «сцена» и «закулисы». На стене большая афиша «Наше горе» и т. д. Рабочие и помощник режиссера меняют на сцене обстановку. Ими руководит САТУРН. МИТЯ, очень взволнованный, мечется по сцене.

МИТЯ. Сатурн Иваныч, уже второе действие кончилось, а они не аплодируют. Неужели моя пьеса провалилась?

САТУРН. Вы не театральный человек. Второй акт кончается трагически: на сцене четыре трупа, а вы хотите, чтобы аплодировали. Просто публика затаила дыхание и переживает.

МИТЯ (прислушивается). А почему они смеются? САТУРН. Смеются? Это они так, друг на друга смеются. Да вы не волнуйтесь. [Я лично спектакль веду. Все в порядке. (Рабочим.) Ты зачем в аристократический дом самовар из Островского тащишь?

Рабочий поворачивает. МИТЕ.]

Не беспокойтесь. В третьем акте среди действия хлопать будут: вращающаяся сцена, монолог Юноны Антоновны, танец Зинаиды Львовны… еще автора вызовут. (Помощнику режиссера.) Второй звонок.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА убегает за кулисы. Звонок.

МИТЯ (глядя в отверстие занавеса). И Анна Петровна… и Люба здесь… а остальные шестнадцать человек незнакомые.

САТУРН. Сейчас начинаем.

МИТЯ уходит за кулисы, вбегает ГРААЛЬ-ГАРЕМНАЯ.

ГРААЛЬ. Сатурн, это возмутительно. Через четверть часа я должна танцевать на сцене, а серебряные туфли до сих пор не принесли.

САТУРН. Галунов.

Входит ГАЛУНОВ.

Беги в мастерскую, чтобы немедленно туфли прислали.

ГАЛУНОВ. Слушаю.

Уходит.

ГРААЛЬ. Вы что же, мсье автор. Обещали у Юноны Антоновны все монологи вымарать, а сами оставили.

МИТЯ. Один… Я всего-навсего один монолог со свечой оставил.

ГРААЛЬ. Сатурн, я не хочу, чтобы она монолог читала.

САТУРН. Зиночка, теперь об этом говорить поздно.

ГРААЛЬ. Юнону и так публика принимает.

МИТЯ. Позвольте мне как автору…

САТУРН. Ну, что вы все мешаете… (Подталкивает Митю за кулисы.) Придержите, пожалуйста, автора в буфете.

МИТЯ ушел. Входит ЮНОНА.

Юнона Антоновна, ты не находишь, что монолог затягивает картину?

ЮНОНА. Ну нет. Мне и так от всей роли только «Ах, ах!» оставили. Лучше бы прямо в программах указали, что я глухонемую играю. Монолог я прочту.

ГРААЛЬ. В таком случае…

САТУРН. Некогда, некогда. Прошу на сцену. Третий звонок.

ГРААЛЬ. Хорошо. Я вам устрою монолог со свечою.

Звонок. Грааль и Юнона идут на сцену и становятся, отвернувшись друг от друга. Из-за кулис выходит ТРАГИК в гриме «бывшего аристократа», но с очень пестрым галстухом.

САТУРН. Терентий Лукич, ну кто вам сказал, что аристократы такие галстухи носили.

ТРАГИК. Извиняюсь, я – сам аристократ.

Идет на сцену.

САТУРН. Гонг.

ПОМРЕЖ ударяет в гонг.

Рабочие открывают занавес.

На сцене ГРААЛЬ подходит к ЮНОНЕ. Нежный поцелуй.

ГРААЛЬ. Бонжур, тетя. (К Трагику.) Бонжур, дядя. Хорошо ли вы спали?

ТРАГИК. Какой же сон, моя дорогая племянница, возможен при этой скверной советской власти.

САТУРН. Правдиво играет.

ТРАГИК. Десять лет ворочаюсь я с боку на бок, не смыкая глаз.

ЮНОНА. Ах, ах.

ГРААЛЬ. Дядя, не хотите ли чаю?

ТРАГИК. Нет, по утрам я привык пить рабоче-крестьянскую кровь.

ЮНОНА. Ах, ах.

ГРААЛЬ. Дядя, не могу ли я помочь вам?

ТРАГИК. Да, можешь.

ЮНОНА. Ах, ах.

ТРАГИК хватает за руки ЮНОНУ и ГРААЛЬ и, озираясь, как заговорщик, ведет дальнейшую сцену, перебегая из угла в угол.

ТРАГИК. Слушай, твоего знакомого общественника посылают в деревню, чтобы он электрифицировал мужиков.

ЮНОНА. Ах, ах.

ТРАГИК. Я не могу допустить этого.

ГРААЛЬ. Что я должна сделать?

ТРАГИК. Ты должна увлекать его до тех пор, пока он не разложится в твоих объятиях.

ГРААЛЬ. Дядя, мне противно.

ТРАГИК. Стыдись.

Указывает на портрет Жуковского.

На тебя смотрит наш древний предок – предводитель дворянства, прославившийся усмирениями еще в тысяча восемьсот… девятьсот пятом году.

ГРААЛЬ. Ты убедил меня, я согласна.

ЮНОНА. Ах, ах.

ТРАГИК. Тише…

САТУРН за сценой нажимает автомобильный рожок.

Это пролетарий приехал.

САТУРН (Любовнику). Ваш выход.

ТРАГИК. Мы спрячемся здесь.

Увлекает ЮНОНУ.

ЮНОНА. Ах, ах.

Прячутся. Входит ЛЮБОВНИК, исполняющий роль пролетария.

ГРААЛЬ. Вы уезжаете в деревню?

ЛЮБОВНИК (бодро). Да, еду строить новую жизнь.

ГРААЛЬ. Что же вы будете делать?

ЛЮБОВНИК. Прежде всего я наметил сломать колокольню, и вообще предстоит большая стройка.

ГРААЛЬ. И вам не жаль расставаться с Москвой?

ЛЮБОВНИК. Нет, в деревне я буду окружен деревьями, здоровыми людьми, животными, я постараюсь найти с ними общий язык.

ГРААЛЬ. Неужели вам мало работы в Москве? Здесь еще есть колокольни. (Завлекая.) Останьтесь.

ЛЮБОВНИК. Зачем?

ГРААЛЬ (страстно). Для меня.

Объятия.

ЛЮБОВНИК. Я не могу понять, где в тебе кончается женщина и начинается классовый враг.

ГРААЛЬ. Забудь врагов. Я принесу из нашего родового погреба бутылку столетнего портвейна номер одиннадцать, я буду с тобой… близко, близко, только повернись спиной к деревне.

ЛЮБОВНИК. Я разлагаюсь.

Объятия.

САТУРН. Барабан.

Помощник режиссера бьет в барабан дробь.

САТУРН играет на трубе.

ЛЮБОВНИК (вырываясь из объятий). Слышишь, идут пионеры, а я… что я делаю?..

Хватается за голову, играет.

САТУРН. Психологические моменты у него хороши.

ГРААЛЬ. Неужели любить – преступление?

ЛЮБОВНИК. Пока в деревне не проведено электричество, мы не имеем права целоваться.

ГРААЛЬ (обнимая). Милый, ты ошибаешься, можно и без электричества.

Поцелуи.

САТУРН. Давай гудок.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА гудит.

ЛЮБОВНИК (вскакивая). Фабричный гудок! Он зовет нас отчитаться перед обществом в наших поцелуях. Я должен идти.

ГРААЛЬ. А я?

ЛЮБОВНИК. Идем вместе.

ГРААЛЬ. Но что скажет мой дядя?

ЛЮБОВНИК. Смело шагай через своего прогнившего дядю.

ГРААЛЬ. А тетя?

ЛЮБОВНИК. Тетя – выдумка хилой интеллигенции.

ГРААЛЬ. Ты заразил меня своей бодростью. Идем.

ТРАГИК (выходя). Нет, ты не уйдешь отсюда, несчастный.

Направляет на ЛЮБОВНИКА револьвер.

ГРААЛЬ становится перед дулом. Из-за кулис выходит ЮНОНА.

ЮНОНА. Ах, ах.

ГРААЛЬ. Убей тогда и меня.

ТРАГИК. Молчи, отступница. Подумай, что скажут портреты предков.

ГРААЛЬ. Я раскаиваюсь в аристократических предках и надеюсь личным трудом завоевать себе пролетарское происхождение.

ЮНОНА. Ах, ах.

ТРАГИК. Этого я не переживу. (Приставляя дуло к виску.) Одно движение, и фамильный револьвер избавит меня от позора.

САТУРН. Стреляй.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА хлопает доской по стулу. ГРААЛЬ зажигает свечу и ставит ее умышленно наклонно на маленький столик в головах Трагика.

ЛЮБОВНИК. Уйдем отсюда. (Вместе с Грааль уходит за кулисы.)

ЮНОНА одна около «трупа».

ГРААЛЬ жадно следит за ней из-за кулис.

ГРААЛЬ (злорадно). Послушаем «монолог со свечой».

Свеча капает на лицо ТРАГИКА, он пытается тихонько отодвинуться, но спинка дивана ему мешает.

ЮНОНА (ломая руки). Зачем, зачем ты ушел. Один… без меня… Кто позаботится о тебе на том свете.

ТРАГИК ежится и слегка покашливает.

САТУРН. Батюшки, свечка!

ГРААЛЬ смеется. Вбегает МИТЯ. Все столпились за кулисами.

МИТЯ. Ну? Как?

САТУРН. Идите вы… (Шепотом Юноне.) Свечку, свечку поправьте.

ЮНОНА (не слыша). Случилось непоправимое. Мои слова не разбудят тебя…

ТРАГИК тихонько прикрывает лицо рукой.

САТУРН. Терентий Лукич, потерпи, родной.

МИТЯ. Что же это? Что же это? Товарищи!

САТУРН. Гоните автора.

МИТЮ уводят.

ЮНОНА. Никакие силы не заставят тебя подняться.

ТРАГИК приподнимается, задувает свечку и снова ложится.

[МИТЯ (высовывается, удерживаемый актерами). Что? Что случилось?]

САТУРН. Занавес. Занавес.

Рабочие закрывают занавес.

ЮНОНА (хватаясь за занавес). Дайте же монолог дочитать. (Торопливо продолжает монолог, придерживая занавес.) Помнишь, как мы оба были молоды и прекрасны…

САТУРН. Поворачивай сцену.

Все налегают на рычаг, и сцена (самодельная вертушка) поворачивается.

ЮНОНА (скороговоркой). Помнишь ли ты…

ЮНОНУ повернули вместе со сценой.

ГРААЛЬ. А мы приготовились монолог ваш слушать.

ЮНОНА. Ах вы, сволочи.

Садится и плачет.

САТУРН (вбегая на сцену, Трагику). Что же вы теперь-то лежите? Лежать надо было раньше. Неужели потерпеть не могли?

ТРАГИК. Извиняюсь. Здесь не старый режим, чтобы актеров горячим стеарином поливать. Я еще в местком пойду, пускай двенадцать сверхурочных пятен на моем трудовом лице зафиксируют.

САТУРН. У вас, извините, не лицо, а харя.

ТРАГИК. В советской стране всякую харю уважать должны.

Гордо уходит.

ГРААЛЬ. Турочка, туфли принесли?

САТУРН. Какие туфли?

ГРААЛЬ. Для танца, серебряные.

САТУРН. Господи. Монолог. Стеарин. Местком. Туфли. Черти. Дьяволы… Не видал я твоих туфель. Устанавливайте последнюю картину.

Убегает. ГРААЛЬ за ним. Вбегает запыхавшаяся ДЕВУШКА.

ДЕВУШКА. Вот… Туфли из мастерской… для артистки Грааль-Гаремной. (Юноне.) Это вы будете?

ЮНОНА. Да, я. Спасибо, милая.

Берет коробку. ДЕВУШКА уходит.

Серебряные туфли…

Достает их из коробки.

Прекрасно. Вы их поищете.

Прячет туфли и на их место в коробку кладет свечу. Входит ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА. Устраивает на сцене стол с вином. Входит САТУРН.

САТУРН. Предка не забудь переменить.

ПОМОЩНИК РЕЖИССЕРА вешает другой портрет.

(Юноне.) Обидели тебя сегодня, Юночка.

ЮНОНА. А тебя, я думаю, каждый день обижают.

САТУРН. Трудно, трудно… (Громко.) Прошу на сцену.

Выходят и идут на сцену ГРААЛЬ и ЛЮБОВНИК, за ними ЮНОНА.

ГРААЛЬ (видя коробку). Туфли принесли!

Хочет посмотреть.

САТУРН. Некогда, некогда. Гонг.

ПОМРЕЖ ударяет в гонг.

Занавес.

На сцене ГРААЛЬ, ЛЮБОВНИК и ЮНОНА.

ГРААЛЬ. Товарищ муж, почему сегодня у нас такой буржуазный стол?

ЛЮБОВНИК. Я расскажу, но твоя тетка не выдаст нас?

ЮНОНА. Ах, ах.

ГРААЛЬ. Нет, она тоже прозрела и сквозь труп своего мужа увидела светлое будущее.

ЛЮБОВНИК. В таком случае – слушай. (Таинственно.) Сегодня. На улице. Я встретил хорошо одетого человека и нечаянно толкнул его. (Изумленно.) Вдруг он приподнимает шляпу и извиняется на чистейшем русском языке. Кто это был, по-твоему?

ГРААЛЬ. Конечно, иностранец.

ЛЮБОВНИК. Он мне тоже показался подозрительным. Мы разговорились, он выдал себя за любителя балета, тогда я назвал наш адрес и прибавил, что здесь живет известная балерина. Завлеки его разлагающим танцем и заставь проболтаться.

САТУРН гудит за кулисами.

Вот, он приехал. Помни, на тебя смотрит мой красный предок, предводитель крестьянства еще в тысяча семьсот девятьсот пятом году.

Скрывается.

ЮНОНА. Ах, ах.

ГРААЛЬ (Юноне). Тетя, займите гостя. (Убегает за кулисы.) Платье. Скорей.

САТУРН (актеру, играющему роль Балетомана). Ваш выход.

БАЛЕТОМАН идет на сцену.

ЮНОНА. Ах, здравствуйте, здравствуйте.

БАЛЕТОМАН. Могу ли я видеть балерину Завзятову?

ЮНОНА. Это моя племянница, она сейчас выйдет, прошу садиться. Не угодно ли стакан вина?

БАЛЕТОМАН. Мерси, я не пью.

ЮНОНА. Как странно… А вот и она – моя племянница. (Указывает на вход.)

ГРААЛЬ выбегает за кулисы в золотистом платье, «каскадно» смеется.

ГРААЛЬ. О-ля-ля, ля-ля-ля. Да, это я. (Тихо.) Туфли, туфли скорей.

Садится и протягивает ноги САТУРНУ. Сатурн встает на колени, открывает коробку и вынимает свечу.

САТУРН. Свечка…

ПОМРЕЖ (чиркая спичкой и зажигая свечу). Действительно, свечка.

ГРААЛЬ. А туфли?

САТУРН (шаря со свечкой). A-а туфель нет.

ГРААЛЬ. Это Юнона. За монолог. Их спрятала Юнона. Ищите, ищите скорей.

Выходят АКТЕРЫ, АКТРИСЫ, РАБОЧИЕ, ГАЛУНОВ, МИТЯ. Все ползают, ищут. Галунов хватает за ноги актрису, одетую в светлые туфли и стоящую за одной из кулис.

ГАЛУНОВ. Нашел.

АКТРИСА взвизгивает и убегает.

ГРААЛЬ. Где они?

ГАЛУНОВ. Убегли.

САТУРН. Батюшки. На сцене две минуты молчат…

Из-за кулисы.

Юночка, солнышко, поговори от себя, родная.

ЮНОНА. Ах, ах.

МИТЯ. Юнона Антоновна, мамаша, не погуби…

САТУРН. Куда вы лезете… Сами напишут, а потом… Вертите сцену.

Рабочие вращают сцену.

(Грааль.) Давай голос.

ГРААЛЬ (плачущим голосом). О-ля-ля. О-ля-ля-ля. Да это я, да это я… Я убью ее.

Бежит к сцене. САТУРН и ПОМРЕЖ удерживают ее.

Рабочие прекращают вращать сцену.

САТУРН. Зиночка. Стой, стой…

ПОМРЕЖ. Я придумал. Вы выйдете на сцену, как будто по пьесе так полагается, и спросите у Юноны Антоновны, где ваши туфли. Может быть, она сжалится.

ГРААЛЬ. Шаль!

На нее набрасывают шаль. Она бежит на сцену.

(Балетоману.) Не смотрите на меня. Тетя, милая, не видали ли вы моих новых туфель?

ЮНОНА (наслаждаясь). Дорогая племянница, прежде всего надо здороваться.

ГРААЛЬ. Бонжур, тетя.

ЮНОНА (протягивая руку). Здравствуй, милая.

ГРААЛЬ пожимает ей руку.

В хороших домах принято старым теткам ручку целовать.

ГРААЛЬ злобно фыркает, но целует руку.

ГРААЛЬ. Тетя, где мои туфли?

ЮНОНА. Ах, ах, какая ты неряха. Поди, поищи, [как следует,] посмотри, свечечку зажги.

ГРААЛЬ (топая ногами). Где мои туфли, я спрашиваю?

ЮНОНА. Ах, ах.

ГРААЛЬ (окончательно выходя из роли). Юнона Антоновна, это подло.

ЮНОНА. Что-о-о?

САТУРН. Батюшки! Сейчас подерутся.

За кулисами общее движение.

МИТЯ. В моей пьесе драки нет… я не писал про драку.

САТУРН. Уберите автора!

ГРААЛЬ. Где мои туфли?

ЮНОНА. А монолог мой где?

САТУРН. Занавес. Занавес!

Занавес опускается, но ГРААЛЬ придерживает его.

ГРААЛЬ (к публике). Граждане зрители! Я сейчас должна танцевать перед вами, я была готова положить свои ноги на алтарь революционного искусства, но эта реакционная тварь помешала мне. Сегодня она спрятала мои туфли, завтра спрячет платье, я останусь голая… и наша общественность должна это видеть.

САТУРН и другие уводят ГРААЛЬ за занавес.

Вы… Юнона Антоновна… Вы…

ЮНОНА (уверенно, угрожающе). Подойди, подойди, милая.

Направляет на ГРААЛЬ театральный револьвер.

САТУРН. Зиночка…

ГРААЛЬ (оборачиваясь). Ах, это вы, вы, вы во всем виноваты!..

Бежит к САТУРНУ, он прячется то за одного, то за другого актера. Они сторонятся.

САТУРН. Меня-то, меня-то за что? (Прячется за Юнону.) Юночка, спаси.

ЮНОНА. Я постороннего человека спасать не могу.

САТУРН. Юночка, разве ты не видишь – я к тебе вернулся. Я стучусь в твои двери.

Продолжая прятаться, тянется к руке ЮНОНЫ и целует.

ЮНОНА. А она?

САТУРН. Это было мое юношеское заблуждение.

ГРААЛЬ. Дайте мне серной кислоты.

ЮНОНА. Не бойся, Турочка, со мной тебя никто не тронет.

ГРААЛЬ. И это мужчина! Как я могла его целовать…

ПОМРЕЖ. Не знаем.

ГРААЛЬ. И вообще мне, молодняку, здесь душно. Меня давят филистерские традиции. Я ухожу и сумею найти театр, во главе которого стоит директор-гражданин, человек общественный, активный и холостой.

Гордо уходит.

САТУРН. Ну, публика разошлась. Давай занавес.

Рабочий поднимает занавес.

ЮНОНА (актерам). Может быть, вам тоже душно?

АКТЕРЫ. Нет… Что вы, Юнона Антоновна… Нам здесь ужасно хорошо…

ЮНОНА (Любовнику). Вы что же, Зинаиду Львовну не проводите? (Трагику.) А вы, Терентий Лукич? Для Грааль через собственный труп шагали?

ТРАГИК. Разок шагнул.

ЮНОНА. [(Помрежу.) А ты?

ПОМРЕЖ. А что я, Юнона Антоновна?

ЮНОНА. Зиночку такой (показывает) помнишь?

ПОМРЕЖ. Помню.

ЮНОНА. На руках носил?

ПОМРЕЖ. Не отрекаюсь, носил. Таскаешь ее, бывало, а она или интригует, или на чужих мужчин бросается.]

САТУРН. Не вспоминайте о ней. Теперь все пойдет по-прежнему.

АКТЕРЫ (подходя к Юноне). По-прежнему, по-прежнему.

ЮНОНА. Нет, дорогие товарищи, я теперь к одиночеству привыкла и без вашей дружбы как-нибудь проживу.

Идет за кулисы, за ней все остальные, кроме МИТИ, вереницей.

КАЖДЫЙ. Юнона Антоновна, мы не виноваты. Юнона Антоновна.

Один за другим скрываются за кулисами. Обошли сцену и выходят с другой стороны в том же порядке. Юнона впереди, горделива и неумолима.

Юнона Антоновна, мы не виноваты.

Бия себя в грудь, скрываются.

МИТЯ (подходит к кулисе, снимает афишу). «Наше горе» Дмитрия Сизова… Писатель… Заниматься бы мне честным трудом… Теперь в нашем переулке лучше не показывайся… Засмеют. Если бы я деньги растратил или кражу совершил – все легче: дело обыкновенное, а то я дра-ма-тур-гию совершил. Прославился.

ЛЮБА (осторожно пробираясь). Митя. Здравствуй, Митя.

МИТЯ. Поглумиться пришли. Что же одни? Вам бы Сашу, Гномова, мамашу с собой захватить.

ЛЮБА. Мама у подъезда дожидается.

МИТЯ. Зовите сюда. Срамите в два голоса – все равно… в душе все пробки перегорели.

Садится.

ЛЮБА. Я по другому делу пришла.

Садится рядом, МИТЯ отодвигается. ЛЮБА садится ближе.

Митя, пойдем домой.

МИТЯ. Нет, я человек погибший… одно слово – драматург.

ЛЮБА. Ничего, и драматурга любить можно.

МИТЯ. Любить? (Вынимает письмо.) Нет, после этого всякая любовь (как бы поворачивая штепсель) выключается.

ЛЮБА. Митя, прочти, пожалуйста. В этом письме ни одного эротического слова нету.

МИТЯ. Эх!..

Разрывает конверт, читает.

«Милый Саша…» А это не эротическое?

ЛЮБА. Это только сначала.

МИТЯ. «…ввиду моей любви к мужу прошу больше не приходить». Может, ты меня только так… (указывая на письмо), письменно любишь?

ЛЮБА. И письменно, и устно.

Поцелуй.

МИТЯ. Люба… Люба ты моя… полуваттная.

Объятия.

У меня к тебе тоже постоянный ток высокого напряжения.

ЛЮБА. Погоди, я маму сюда позову.

Убегает.

Выходит, опять в обратном порядке, вереница уговаривающих ЮНОНУ и она сама.

КАЖДЫЙ. Юнона Антоновна, мы не виноваты.

САТУРН. Юночка, они не виноваты.

ЮНОНА. Кто же виноват?

ТРАГИК. Вот настоящий виновник!

Указывает на МИТЮ.

СТАРАЯ АКТРИСА. Конечно, автор во всем виноват.

ГАЛУНОВ. Авторов в театр пущать нельзя.

САТУРН. Правильно. Хорошая пьеса должна идти без всяких ног, а он ноги на сцену вывел, потом валенки натащил, потом туфли…

ПОМРЕЖ. Товарищ, может быть, это ваша профессия…

МИТЯ. Нет, профессия у меня другая, и я ваш театр кое в чем поучить могу.

САТУРН. Например.

МИТЯ. Как у вас сцена освещается? Включил софит – и ладно. Разве так в порядочной природе бывает? В освещение надо душу вкладывать.

Освещает сцену. Соответствующая музыка.

ВСЕ. Очень хорошо.

МИТЯ. Я даже всякие пороки могу освещать. Угодно видеть подхалимство людское? Пожалуйте.

Прожектор скользит по лицам актеров, останавливаясь на каждом.

Хотите – человеческую глупость покажу?

ГАЛУНОВ (поворачиваясь и отходя). Лучше что-нибудь другое.

МИТЯ. Угодно…

Смотрит в зал.

САТУРН. Нет, больше не надо.

ЮНОНА. Нам бы в театр такого электрика.

САТУРН (восхищенно). Вам бы не драматургом, а монтером быть.

МИТЯ. Я монтер и есть.

САТУРН. Дорогой мой, полтораста целковых в месяц. Угодно? [(Вырывает листик из блокнота и пишет. Передает Мите.)] Завтра в контору пожалуйте.

[МИТЯ. Ладно. Только вы не подумайте, что монтер не может хорошую пьесу сочинить. У меня не вышло, у другого выйдет.]


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю