Текст книги "Копья летящего тень. Антология"

Автор книги: Иван Панкеев

Соавторы: Ольга Дурова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 36 страниц)

«Хозяин» молча впустил ее, даже не поинтересовавшись, где она пропадала. И Ку, заранее готовясь получить очередной нагоняй от Фео, с нарочитой неуклюжестью, расталкивая спящих, улеглась на нары и накрылась с головой колючим одеялом.

***

Каменный дом, до второго этажа увитый клематисами и ползучими розами, открытая балконная дверь, звуки шопеновского ноктюрна… Ее мир – в совершенно чужом, затерянном среди карпатских холмов городке, на незнакомой ей тихой улочке. Кто–то играл на фортепиано – не слишком профессионально, до достаточно проникновенно, и эта музыка придавала наступающему вечеру особую теплоту, интимность, одухотворенность. Жизнь, любовь, прекрасная, тихая печаль…

В этом доме жила Ильда.

Подняв с тротуара камешек, Ку бросила его на балкон. Камешек попал в стекло, музыка замолкла и на балконе показался… Ку попятилась назад, не ожидая его увидеть здесь, она не была готова к этому… Опершись локтями на каменные перила балкона, он удивленно смотрел на нее, улыбаясь краями губ.

– Заходи, – наконец сказал он, показывая рукой на калитку.

С трудом поборов в себе необъяснимое желание удрать, Ку толкнула калитку и оказалась в заросшем виноградом дворике. А он уже стоял у двери и поджидал ее.

Андраш или Петер Майер?.. Руки у Ку дрожали, слова застревали в горле.

– Привет, – сказал он, подходя поближе. – Как тебе удалось оттуда выбраться?

«Значит, это Андраш…» – без всякого облегчения подумала Ку.

– Откуда? – на всякий случай спросила она, неуверенно шагнув ему навстречу.

– Ну–у–у… – усмехнулся он, – из этой чертовой деревни Перелесок!

Не зная, что сказать, Ку молча смотрела на носки своих пыльных ботинок.

– Ладно, проходи, – сказал он, скептически посмотрев на ее выгоревшие на солнце, обтрепанные по краям шорты, старую фланелевую рубашку, давно не мытые волосы, – Ильда сейчас вернется.

Поднимаясь за ним на второй этаж по скрипучей винтовой лестнице, Ку не могла отделаться от чувства полной нереальности происходящего. Они вошли в просторную, от пола до потолка заставленную книгами библиотеку. Рядом с балконной дверью расположился кабинетный рояль, полупрозрачные занавески слегка колыхались, рядом со стопкой нот на крышке рояля стоял бронзовый подсвечник и ваза с засушенными розами. Все говорило здесь о неспешно текущей, раз и навсегда устроенной жизни. Не решаясь ступить на ковер, Ку замерла в дверях, мысленно проклиная свои пыльные ботинки и свой запущенный вид. Но ей все же пришлось сделать несколько шагов по ковру, чтобы сесть в кресло.

– Ты – Андраш? – спросила она, исподлобья глядя на него, сидящего напротив в точно таком же кресле.

– Разумеется! – с улыбкой ответил он. – А ты кто?

– Меня зовут Ку… – неохотно, словно выдавая какую–то свою тайну, ответила она.

– Ку? – повторил он и рассмеялся. – Тебе это очень идет! Но ты все–таки не ответила мне: как тебе удалось выбраться оттуда?

«Значит, все это было на самом деле… – растерянно подумала Ку, нащупывая в кармане медное колечко. – Да, так оно и было…»

– Я проснулась, лежа на земляном полу…

– Возле наглухо забитой двери? – нетерпеливо перебил он ее.

– Да.

Андраш встал, подошел к балконной двери, задернул занавески, потом сел за рояль и, положив веснушчатые руки на клавиатуру, взял несколько диссонансных аккордов.

– Со мной было то же самое, – сказал он и закрыл крышку рояля. – И я не думаю, что никто, кроме нас, не заходил в эту хибару. Мне вообще кажется странным, что эта деревянная постройка, простоявшая, как говорят, не одну сотню лет, до сих пор не развалилась. Словно кто–то заботится о ней, словно у нее есть какой–то хозяин! Впрочем, туда могли просто заходить местные пастухи… Ну так вот, я тоже очутился в конце концов на земляном полу, рядом лежал мой рюкзак, и сам я никак не мог отделаться от впечатлений, оставшихся от пережитых мной – трудно сказать, во сне или наяву – событий. Мне казалось, что я вижу самого себя, но в весьма странном виде. Я был бос и оборван, и я сидел на телеге, запряженной волами, на грязной соломе. Рядом со мной, на куче такой же грязной соломы, сидела потрясающе красивая женщина лет сорока, с длинными, светлыми волосами, закрывавшими ее жалкие лохмотья – и она смотрела на меня с такой нежностью! На телеге был еще один человек, пожилой, темноволосый мужчина, такой же оборванный, как и мы. Он лежал, закрыв глаза, совершенно без движения. Его лохмотья были в крови. Со всех сторон телегу окружала толпа. Все что–то кричали, пытаясь подойти поближе, но двое бородатых крестьян с деревянными вилами отталкивали их. Нас троих куда–то везли. И когда телега качнулась, наехав на булыжник, женщина приблизила ко мне свое лицо и шепнула: «Ты не почувствуешь никакой боли!..»

Опершись о крышку рояля, Андраш некоторое время молчал, глядя в сгущающийся сумрак комнаты.

– Я не могу забыть лицо этой женщины, – продолжал он, словно вернувшись из какого–то далека. – Не могу забыть ее рассыпавшихся по плечам светлых волос, ее голос… Я никогда не видел ничего более прекрасного! Я просто болен ею, я не знаю, что мне делать… И я сижу здесь и играю Шопена… Как бы я хотел снова вернуться туда!.. Хотя я и понимаю, что все это – просто какое–то безумье…

Он снова замолчал, уставившись в пространство комнаты.

– Я человек здравомыслящий, – продолжал Андраш, – и в свои двадцать два года я уже кое–что видел в жизни. И я говорю тебе все это только потому, что видел тебя там, у реки… Нет, я не могу в это поверить! Ведь я никогда раньше не видел тебя, и ты тогда выглядела именно так, как сейчас!..

«Это не могло быть сном, – в который уже раз подумала Ку, – но что же это тогда было?»

– Андраш, – настороженно произнесла она, вглядываясь в полумраке в его лицо, – ты знаешь, кто такой Петер Майер?

Он, казалось, не слышал ее вопроса, продолжая смотреть куда–то в полумрак. Воображение Андраша странствовало где–то за пределами погружающейся в темноту библиотеки… Осужденная на смерть светловолосая ведьма?!

В комнате внезапно зажегся свет, вернулись Ильда и Ирина.

– Привет… – изумленно произнесла Ильда. – Ты… здесь?

– Да, ты же оставила мне свой адрес… – словно оправдываясь, ответила Ку, но Ирина перебила ее радостным возгласом:

– Андраш вернулся и мы приглашаем тебя на нашу свадьбу!

Ку торопливо кивнула, втайне досадуя за что–то на Ирину. Может быть, ей самой нравился Андраш? Она пристально, исподлобья взглянула на него. Потом перевела взгляд на Ирину. «А они подходят друг другу…» – неожиданно для себя самой подумала она.

– Если хочешь, оставайся ночевать у нас, – предложила Ильда. – Родители уехали в Чоп, места хватит…

Представив себе кишащий цыганами, замусоренный автовокзал и перенаселенный номер «ночлежки», Ку согласилась. Все ее тело чесалось от блошиных укусов, ей хотелось забраться в ванну, надеть чистую ночную рубашку и халат, хотелось поесть чего–нибудь домашнего, растянуться на свежих простынях… Но самое главное, она не была уверена в своем равнодушии к Андрашу! Совершенно реальный, а не мистический, как Петер Майер, двадцатидвухлетний мужчина, будущий врач… Его невеста? Ку не покидала ничем не обоснованная уверенность в том, что Андраш не любит Ирину – и это подталкивало ее к опасной, авантюрной мысли: а что, если… Глядя на Андраша, она порой забывала, что это не Петер Майер.

Все четверо сели ужинать в столовой – небольшом и очень уютном, смежном с кухней помещении с длинным столом посредине, двумя старинными буфетами с посудой, связками красных перцев и чеснока, с большой картиной, изображавшей какое–то горное озеро. Разговор шел по–венгерски, и сидящая рядом с Ку Ильда переводила ей. Но Ку не прислушивалась к словам, неотрывно глядя на сидевшего напротив нее Андраша. Он без конца улыбался Ирине, торопливо говорил ей что–то на ухо, попутно отправляя в рот макароны и домашнее салями, но взгляд его – и это замечала только сидевшая напротив него Ку – был обращен куда–то вовнутрь, к каким–то своим беспокойным видениям. «Бедняга, – подумала Ку, маленькими глотками отпивая ледяную минеральную воду, – с ним происходит то же самое, что и со мной. И неизвестно, кому из нас теперь хуже: мне, видящей в нем Петера Майера, или ему, не находящему ни в ком черты однажды привидевшейся ему женщины…»

– Тебе нравится мой брат? – шепотом спросила Ильда, заговорщически подмигнув Ку.

Ку густо покраснела.

Ильда порывисто вздохнула.

– Ничего не поделаешь, – все так же шепотом сказала она, – Андраш просто обожает Ирину!

Ку фыркнула, оставив свое мнение при себе.

Что она могла сказать ни о чем не подозревающей Ильде? Что ее брат попался на крючок прошлого и безнадежно погиб для этого мира, как и сама Ку? Никто бы ей не поверил.

Ирина придвинулась к Андрашу почти вплотную, плечи их соприкасались; ее гладкие черные волосы щекотали его щеку, яркие губы шептали ему что–то на ухо – и он, рассмеявшись, прижал ее к себе, поцеловал, снова рассмеялся… У Ку просто голова шла кругом. Она старалась убедить себя в том, что это не Петер Майер, но у нее ничего не получалось. Каждое его прикосновение к Ирине отзывалось в ней резкой болью, словно кто–то жег ее изнутри раскаленным железом. Закрыв на миг глаза, она с такой ясностью представила себе прикосновения Петера Майера, что ей чуть не стало дурно.

А Ирина смеялась чистым, как горный ручей, переливчатым смехом, гладя затылок Андраша, прижимаясь к его руке высокой, налитой грудью.

– Я пойду спать, – решительно заявила Ку, и ее никто не стал удерживать.

Поднявшись в маленькую спальню со скошенной чердачной стеной, Ку быстро разделась и легла, накрывшись легким пуховым одеялом.

Сон моментально пришел к ней – сон без сновидений, глубокий и темный, как провал в памяти. Но вскоре она снова проснулась, скорее всего, от духоты, сбросила одеяло, уставилась, подложив руки под голову, в маленькое, залитое лунным светом окошко. В доме было так тихо, что слышался шелест ореховых деревьев в саду. Ку лежала, не шевелясь, и из глаз ее на подушку катились слезы. Боль безысходной любви. Она услышала, как внизу пробили часы, услышала смех и хлопанье дверей. И снова все затихло.

Несколько раз Ку засыпала и просыпалась. Ей снились мимолетные, неразборчивые картины, она тщетно стремилась к чему–то, старалась что–то удержать в руках… один раз перед ней мелькнула злорадная, дьявольская улыбка Петера Майера, но Ку понимала, что все это ей только снится.

На рассвете она проснулась окончательно. Где–то скрипнула дверь. Или ей это показалось? Чьи–то тихие, но уверенные шаги на лестнице, по узкому коридору мансарды… Наверху, кроме Ку, никто не ночевал.

Сев на постели, она прислушалась. Шаги приближались к ее двери. «Нет, – в страхе подумала она, – этого не может быть…»

Не успела она додумать свою мысль до конца, как в дверь кто–то осторожно постучал. Притвориться спящей или ответить? Впрочем, это мало что меняло, потому что дверь в комнате не запиралась.

Сжав в отчаянии кулаки, Ку произнесла с безнадежным спокойствием:

– Да, я не сплю.

Дверь приоткрылась, и он вошел – с растрепанными светлыми волосами, в белой, расстегнутой на груди рубашке, небрежно заправленной в спортивные брюки.

Ку задрожала. Ее расслабленная сном воля готова была изменить разуму. Тот, кто стоял теперь в нескольких шагах от нее, был для нее Петером Майером – и больше никем.

– Я не могу заснуть, – сказал он, все еще стоя в дверях, – извини, что я тебя потревожил… но я понял, что мне снова нужно попасть туда… в деревню Перелесок…

Ку печально посмотрела на него.

– Я должен найти ее!.. – сбивчиво продолжал он. – Мне нужна только она… И я не знаю, что случилось с этой женщиной после того, как… Мне кажется, ей угрожает опасность…

«Ее сожгли на костре…» – чуть было не сказала Ку.

– Я должен найти эту женщину, иначе я сойду с ума!

Подтянув к подбородку колени, накрытые одеялом, Ку неотрывно смотрела на него. И он тоже смотрел на нее, смотрел прямо в глаза, но, как ни странно, от этого взгляда ничто не вспыхивало и не загоралось в ней. В этом взгляде не было дикой, стихийной силы, исходившей от Петера Майера. Это был взгляд совершенно другого человека.

– Ты уже сошел с ума, Андраш, – печально произнесла Ку, – ведь этой женщине, как ты сам сказал, не меньше сорока…

– Ну и что, – вспылил он, – какое это имеет значение?

Прикрыв дверь, он сел на маленький диванчик, стоящий в углу.

– Андраш, – сдавленным голосом произнесла Ку, – ты знаешь только половину истины. Другая же половина истины состоит в том, что эта женщина… гораздо старше, чем ты думаешь! Она умерла триста лет назад…

Андраш долго молчал, думая о чем–то. Наконец, в упор посмотрев на Ку, сказал:

– Я с тобой говорю серьезно, а ты…

– Я тоже серьезно, – перебила его Ку.

– Но ведь я же сам сидел рядом с ней на телеге! – снова вспылил он. – И я еще тогда понял, что ей грозит опасность… Боже мой, я бы отдал все, чтобы снова увидеть ее!

Обхватив ладонями виски, Ку в отчаянии покачала головой.

– Но это был не ты, Андраш! Ты увидел картину далекого прошлого, увидел человека, в точности похожего на тебя… И ты воспринял переживания этого человека! Всех троих везли на казнь. Их сожгли на костре…

Андраш недоверчиво усмехнулся.

– Ты хочешь сказать, что мы с тобой каким–то непонятным образом попали в воронку времени? – осторожно, словно боясь, что над ним посмеются, спросил Андраш.

Ку торопливо кивнула.

Часы в прихожей пробили пять.

Андраш снова о чем–то задумался, и его молчание очень тяготило Ку. Находясь почти рядом, они не ощущали никакой общности, каждый из них смотрел мимо другого, в сознании каждого из них был запечатлен другой человек.

– Скажи мне вот что, – с внезапным воодушевлением сказал он, – ты пила что–нибудь в этой заброшенной хибаре?

– Да, – ответила Ку, – в котелке было молоко…

– Молоко! – фыркнул он. – Если бы молоко! Скажи лучше, наркотическое зелье! Как же я раньше об этом не подумал! Теперь–то мне понятно, откуда что взялось! Деревня Перелесок, толпа бородатых мужиков, телега с грязной соломой… На Говерле растут такие травы, что не приведи Бог… Народная медицина, так сказать! И какие–то мерзавцы используют эту хибару в качестве притона! Завтра же пойду и сожгу эту крысиную нору! Нет, лучше сегодня!..

Ку испуганно смотрела на него. Теперь она была совершенно уверена в том, что это не Петер Майер.

***

Утром начался дождь – мелкий, занудливый, обещающий серый, безрадостный день. Выйдя из города, Ку направилась в сторону приюта «Перелесок».

***

Капли дождя стекали по ее загорелым ногам, фланелевая рубашка промокла на плечах, волосы слиплись, но она не обращала на это внимания. На ее тяжелые ботинки налипли комья грязи, за шиворот стекали струйки воды… Но она не ощущала ни сырости, ни холода. И когда в непрерывно сгущавшемся тумане показались очертания холма, на котором находился приют, Ку резко свернула с дороги и спустилась в овраг. Не различая тропинки, она шла напрямик, через кусты и заросли высокой травы, подчиняясь только своему чутью. Снова поднявшись на холм и одолев еще один овраг, она увидела на склоне черное пятно корчмы. Она была почти у цели! И пусть Андраш думает, что хочет, ему не удастся помешать ей!

Скамья, застеленная домотканым ковром, глиняные кружки на полке, потухший очаг, дверь, ведущая куда–то… Ку заглянула в котелок – он был пуст. В дальнем углу, где находилась наглухо забитая дверь, было совершенно темно. Но земляной пол был сухим.

Только теперь, находясь под крышей, Ку заметила, что насквозь промокла. Закрыв изнутри дверь на крючок и на засов, она сняла с себя мокрые шорты и рубашку, расшнуровала ботинки и, босая, в одних трусах и в лифчике, села на скамью. В маленькое окошко непрерывно колотил дождь, на ветру жалобно скрипели ставни. Ку не хотелось никуда уходить, у нее не было никаких планов на этот день. И здесь она могла без всяких помех думать о Петере Майере. Завернувшись в истертый ковер, она закрыла глаза. И удивительный, ни с чем не сравнимый покой овладел ею.

***

Встав около семи часов, Андраш первым делом поднялся в мансарду – он еще не все сказал Ку.

Но ее в комнате не оказалось. Ее не было ни в ванной, ни на кухне, ни в библиотеке… Не сказав никому ни слова, Ку ушла.

«Что же, в таком случае мне остается только одно… – подумал Андраш, второпях допивая крепкий утренний чай. – Это займет часа два–три, не больше… Девчонки наверняка будут еще спать…»

Одевшись, он спустился в гараж, расположенный в полуподвале, и, взяв дополнительную канистру с бензином, выкатил мотоцикл, откатил его на некоторое расстояние от дома, чтобы не разбудить никого, надел шлем и рванул вперед.

Продираясь сквозь густой туман, плотно окутавший дорогу, Андраш на ходу обдумывал план действий. Все нужно было сделать быстро и расчетливо, но без суеты. Необходимо было как можно скорее покончить с безумным наваждением, вызванным – в чем он, как будущий врач, нисколько не сомневался – действием сильных наркотиков. Ведь даже теперь, окончательно приняв решение, Андраш не мог отделаться от болезненной тоски по той светловолосой женщине, которая привиделась ему в гротескном, смахивающем на реальность сне. Своим решительным, бескомпромиссным поступком Андраш хотел попросту убить в себе совершенно не вписывающуюся в его жизнь любовь.

Оставив мотоцикл в кустах, не видимый с дороги из–за густого тумана, Андраш спустился в овраг, взяв с собой канистру с бензином.

***

Ку лежала на скамье с открытыми глазами. Ее одежда почти уже высохла, и дождь готов был вот–вот прекратиться, так что скоро можно было идти дальше, к приюту.

Но Ку не хотелось уходить из корчмы. Каким–то странным образом она ощущала здесь присутствие Петера Майера. Ей казалось, что если она будет напряженно думать о нем, то он в конце концов появится… И пусть это будет иллюзия, видение – образ Петера Майера все равно был для нее реальным. Ведь если человек протягивает кому–то во сне руки, то вовсе не обязательно, чтобы тот, к кому обращен этот призыв, ни о чем не догадывался. Энергия сна может быть колоссальной и распространяться на далекие расстояния. И даже во время короткого, но наполненного интенсивными переживаниями сна человек может получить – пусть даже еле заметный, еле ощутимый – «ответ»…

***

Деловито обойдя со всех сторон корчму, Андраш разжег на пороге костер, полил все четыре угла бензином, положил туда пылающие поленья. Пламя мгновенно охватило старую деревянную постройку.

Стоя чуть поодаль, Андраш улыбался. «Вот и все, – думал он, – на этом все и кончится! Никаких безумных видений, никаких соблазнов…»

Да, его угораздило однажды переночевать в этой хибаре, угораздило хлебнуть из котелка оставленного кем–то зелья. И даже теперь, с удовлетворением глядя на доходящее до самой крыши пламя, он чувствовал болезненную тоску по той одетой в лохмотья женщине, которая таким невероятным образом запечатлелась в его сознании. Да, он и теперь вожделел к этой потусторонней красоте, но здравый смысл – спасительный здравый смысл! – оказался в нем сильнее. Он убьет в себе эту иллюзорную страсть!

Приблизившись к охваченному пламенем строению, Андраш заглянул в крохотное окошко. В задымленной комнате, опершись на скамью и готовая вот–вот потерять сознание, стояла полуобнаженная девушка.

«Ку!» – с ужасом подумал Андраш.

Ударом кулака он выбил закопченое стекло, но окошко было настолько маленьким, что туда не пролезла бы даже голова. Андраш бросился к двери, но открыть ее было невозможно. Пламя рванулось в окошко, охватив внутреннюю часть помещения…

Андраш метался, как безумный, пытаясь забросать землей пламя, потом сбегал в овраг, зачерпнул канистрой воды из глубокой лужи – но все было напрасно. Корчма пылала, словно факел, вековые бревна обугливались, оседали, распадались в прах…

***

Ощущение какого–то странного покоя не покидало Ку. Ничего не видя от дыма, она пробралась в дальний угол, к двери, и опустилась на земляной пол. Она не чувствовала ни жара пламени, ни запаха гари, она не ощущала ни страха, ни удушья, хотя все ее тело напряглось в предчувствии какой–то жестокой и беспощадной борьбы. Тяжесть, невероятная тяжесть наваливалась на нее со всех сторон, расплющивала ее, лишала сил сопротивления. Но Ку не желала уступать этой убийственной силе, не желала сдаваться. Ей нужно было двигаться вперед, вперед, она еще не достигла своей цели. И она, в смертельном напряжении всех своих физических и духовных сил, медленно – ужасающе медленно! – продиралась через густую, плотную, тягучую материю. И препятствие на ее пути становилось все более плотным, все более непроницаемым. Силы покидали Ку, воля ослабевала, и в ее угасающем сознании пронеслась мысль: «Неужели я умру?»

И тут она увидела первый проблеск света. Увидела прекрасное, обращенное к ней лицо. «Осталось совсем немного…» – произнес далекий, словно прилетевший из вечности, женский голос. Ку хотела что–то ответить, но остатки ее душевных сил ушли на последний, страшный рывок…

Она прошла через стену.

***

Снова пошел дождь, затушив тлеющие головешки, оставшиеся от деревянной постройки. Все было разрушено. Пепел. Запах гари.

Подняв с земли дубовую рогатину, Андраш – бледный, с трясущейся верхней губой – принялся осторожно разгребать остатки пожарища. Он собирался закопать где–нибудь в овраге кости, оставшиеся от… Ах, какой мучительной была для него одна только мысль об этом! Но что еще ему оставалось делать? Ведь он же не собирался никого убивать! Разве он виноват в том, что произошло?.. Скорее это нужно сделать, как можно скорее, пока все окутано туманом, пока на дороге никого нет!

Закопченый с обеих сторон котелок, почерневшие глиняные черепки, оставшиеся от лопнувших кружек, дверной крючок…

Никаких костей и тем более черепа Андраш не обнаружил. Озадаченный, он сел на влажную траву и закурил. Он долго сидел так, глядя на дымящиеся под дождем головешки. И наконец ему пришла в голову спасительная мысль: ему просто показалось, что внутри находилась Ку!

Здравый смысл никогда не изменял Андрашу.

***

В приюте «Перелесок» было пусто и тихо. «Хозяин» по привычке варил еду – для самого себя – и запасал дрова в ожидании нового нашествия туристов. Он по–своему скучал без общества и в который уже раз склонялся к мысли о том, чтобы завести собаку.

Рассеянно помешивая кашу на дне кастрюли, «хозяин» от нечего делать посматривал на дорогу, на которой уже несколько дней никто не появлялся.

Внезапно отложив деревянную ложку, он вскочил на ноги: внизу, у поворота, показались двое.

«Петер Майер! – изумленно подумал он. – И где его черти носили? И к тому же с бабой! Ишь ты, держит ее за руку!»

Подобно многим другим, «хозяин» считал Петера Майера отчаянным гулякой, чуть ли не каждый день менявшим девушек. Вот и теперь ему наверняка понадобилась комната…

Но к его изумлению Петер Майер и не думал просить ключ. Зайдя под навес, он сел на толстое бревно, посадил к себе на колени девушку и сказал:

– Я больше здесь не работаю, «хозяин».

– Уволили? – не без ехидства спросил тот, бросив на Майера насмешливый взгляд.

Петер Майер хрипло расхохотался.

«Хозяин» перевел взгляд на ту, что сидела у Петера Майера на коленях. Длинное сиреневое платье, эдельвейсы в темных, коротко остриженных волосах, радостные серые глаза. Ее загорелая рука лежала на плече бывшего инструктора.

«Черт побери, – сердито подумал «хозяин» – И где он только находит себе таких! Хотя, кажется, я уже видел ее здесь…»

– Теперь я буду жить там, – сказал Петер Майер, указывая рукой в сторону лесного озера, и добавил совсем тихо: – Вместе с женой.

«Хозяин» вытаращил на него глаза, но промолчал. Сходив в дом, он принес кое–что из своих припасов: копченый окорок, хлеб и бутылку вина.

– Так ты, стало быть, теперь лесничий? – спросил «хозяин» после того, как нос его изрядно покраснел.

Петер Майер кивнул. Девушка по–прежнему сидела у него на коленях, не испытывая никакого желания слезать.

– Ты должен помочь мне, «хозяин», – сказал Петер Майер, переходя на местный говор, – ведь ты всегда помогал мне! К зиме я должен построить дом.

«Хозяин» задумался. Налил себе еще вина, отломил кусок черствого хлеба, бросил красноречивый взгляд на девушку, глубоко вздохнул и сказал:

– Дело, как я понимаю, спешное?

– Спешное! – засмеялся Петер Майер. – Ведь жизнь такая короткая штука! Правда, Оля?

Взявшись за руки, они пошли дальше, в сторону лесничества. И когда внизу, среди вековых елей, заблестела в полуденном свете гладкая поверхность озера, они остановились, выбирая место для своего будущего дома.

1996