Текст книги "Копья летящего тень. Антология"
Автор книги: Иван Панкеев
Соавторы: Ольга Дурова
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 36 страниц)
Поставив недопитое молоко на скамью, Ку настороженно спросила:
– Где Петер?
Помешивая в котелке деревянной ложкой, корчмарь, не оборачиваясь, бросил через плечо:
– Он пошел домой.
– Домой? – изумленно и разочарованно произнесла Ку.
«Значит, он просто бросил меня здесь, в этом так называемом ресторане! Потому что у него нет недостатка в девушках, и вообще…»
– В деревню Перелесок, – добавил корчмарь, поворачиваясь к ней. – Если хочешь, я могу проводить тебя до дороги, а до приюта ты дойдешь сама…
«Деревня Перелесок?.. – растерянно подумала Ку. – Но ведь поблизости нет никакой деревни!»
Одно она знала наверняка: она не желала больше ни минуты оставаться в этой жуткой корчме! Прочь из этого дьявольского места!
Она решительно шагнула к двери, но, вспомнив вдруг о своем мимолетном знакомстве с венгерками, остановилась и спросила:
– Скажи, сюда не заходил Андраш… с желтым рюкзаком?
– Андраш? – насмешливо и, как показалось Ку, ехидно спросил корчмарь. – Ты хочешь увидеть Андраша?
«Что значит, хочешь?.. – с недоумением подумала Ку. – Можно подумать, что… Значит, он все–таки был здесь?»
– Его ищут сестра и невеста, – уклончиво ответила Ку.
Корчмарь кивнул и молча процедил сквозь зубы:
– Он ночевал здесь.
– И… что потом? – не без любопытства спросила Ку. – Он пришел сюда, в этот, так сказать, ресторан «Три дуба»…
– Ничего! – сердито оборвал ее корчмарь. – Ты и так слишком много знаешь! Или я провожу тебя до дороги, или возвращайся в приют одна!
***
Когда Ку уже во втором часу ночи подошла к приюту, дверь была заперта. Она тихо постучала, и через некоторое время ей открыл «хозяин» и, не сказав ни слова, впустил. Пройдя в «спальню», она неслышно улеглась на нары. Рядом ворочалась Фео, то и дело просыпаясь от укусов насекомых. Обнаружив, что Ку вернулась, она приподнялась на локте и недовольно прошептала:
– Ты была с ним? В его комнате?
Ку долго молчала, не зная, что ответить. В конце концов она решила тоже пойти в атаку.
– С чего ты это взяла? – запальчиво спросила она подругу. – Я просто гуляла, ведь сегодня полнолуние…
– Ты можешь говорить о полнолунии сестричкам Ли–Ли, они охотно развесят уши! – высокомерно отпарировала Фео. – Я же сама видела, как ты вошла к нему…
Ку упрямо молчала.
– У тебя с ним что–нибудь было? – продолжала свой допрос Фео.
Сев на нары и обхватив руками колени, Ку устало произнесла:
– Да, было. Все было…
Фео тоже села и, с облегчением вздохнув, сказала:
– Теперь я понимаю, что у тебя с ним ничего не было! И слава Богу! Разве ты не видишь, что это самый заурядный бабник? Сегодня ночью одна, завтра другая, благо, что баб здесь всегда хватает. Значит, ты улизнула от него?
«Это он улизнул от меня!..» – с сожалением подумала Ку.
Положив голову на жесткую подушку, она закрыла глаза. Ей не хотелось ни о чем говорить. Она думала о странном исчезновении Петера Майера, о его обжигающе–дьявольских поцелуях, о его странно ассиметричном лице… И мрачная, удушливая, словно черный дым, тоска поднималась из доселе безмолвных глубин ее существа, превращая ее тело в сплошной крик, вопль и стон…
***
На следующее утро «хозяин» повел группу на Говерлу.
Все шли вразброд. Впереди, непрерывно матерясь и бренча на гитаре, шагали юнцы школьного возраста, позади тащились подтянутые, спортивного вида пенсионерки. «Хозяин» шел последним, будто бы даже сам по себе, покуривая на ходу короткую трубку.
Из разговоров, возникавших то здесь, то там, Ку поняла, что многие неприятно удивлены отсутствием Петера Майера. Ведь он как–никак был их инструктором. Большинство считало, что он спит, закрывшись в своей комнате, в стельку пьяный. И «хозяин» не опровергал эти домыслы.
Сестры Ли–Ли сплетничали. По их мнению, на нарах в женской «спальне» ночевало двое сопляков – из тех, кто бренчал впереди на гитаре. Фео только фыркала, искоса посматривая на Ку, которая шла, опустив голову. «Где же все–таки сейчас Петер Майер? – в отчаянии думала она. – Неужели я больше… никогда… его не увижу?»
Пологие склоны Говерлы разочаровали даже пенсионерок. Зато сверху открывалась панорама Карпат. Внимательно глядя по сторонам, Ку так и не увидела поблизости ни деревни, ни хутора, ни дома. Кроме приюта «Перелесок» поблизости ничего не было.
Крестьянка в пестром гуцульском наряде собирала на склоне лечебные травы. Ку рассеянно наблюдала за ней, потом подошла и спросила:
– Вы не знаете, где находится деревня Перелесок?
Сидя на корточках, крестьянка запрокинула голову и посмотрела на Ку веселыми, хитрыми глазами.
– Перелесок? – засмеялась она. – Это нужно у стариков спрашивать, только они, может быть, еще помнят…
«Значит, корчмарь обманул меня! – возмущенно подумала Ку. – От меня хотели просто отделаться! Но зачем же тогда…»
– На, возьми эту травку, – весело продолжала крестьянка, протягивая Ку несколько стеблей с перистыми листьями. – Она растет только на Говерле…
Без всякого интереса взглянув на пучок травы, Ку поблагодарила крестьянку. А та шепотом добавила:
– Если милый твой далеко, пожуй ее и станет легче…
Ку густо покраснела. Неужели каждый встречный может разгадать ее тайну? Поспешно отвернувшись, она побежала вниз.
***
К обеду все вернулись в приют. «Хозяин» разложил в алюминиевые миски оставшуюся от завтрака кашу. Большинство разбрелось, кто куда, с прихваченными из Рахова бутылками. Сестры Ли–Ли, неизвестно как затесавшиеся в компанию «сопляков», совершенно не жалели о том, что сделали от Синевира такой большой крюк. Они решили пройти с этой группой до конца маршрута. Фео сидела в столовой в окружении пожилых вязальщиц и читала американские журналы по лазерной технике! Осенью она собиралась поступать в аспирантуру.
Ку в одиночестве побрела на дорогу. Голубоватый лунный свет, полузакрытые глаза Петера Майера, призрачная красота его ассиметричного лица… Какая тоска! Какое одиночество!.. Ку чувствовала себя потерявшей хозяина собакой. Она шла и шла по дороге, не чувствуя ни усталости, ни течения времени. Белая, глинистая, каменистая дорога спускалась вниз, к Рахову, где была турбаза, где должны были что–то знать о Петере Майере. Солнце светило Ку прямо в лицо, и она, ослепленная воспоминаниями ночи, шла и шла, не сбавляя темпа, пока внизу не показались трубы и корпуса городской картонажной фабрики.
Она пришла в Рахов.
Найти турбазу оказалось нетрудно. Поднявшись на второй этаж, она направилась прямо в кабинет начальника базы.
Мужчина лет сорока пяти, в прошлом комсомольский вожак, вежливо привстал за своим старомодным двухтумбовым столом и предложил Ку сесть. Пристроившись на края стула и стыдливо пытаясь прикрыть локтем свои загорелые ноги в коротких шортах, Ку сказала первое, что пришло ей в голову:
– Зимой здесь можно покататься на лыжах?
Начальник просиял.
– Конечно! – с воодушевлением ответил он. – К нам приезжают из разных мест, в том числе и из России. Добро пожаловать!
– Видите ли… – неуверенно начала Ку, не зная, как ей лучше подойти к делу. – Мне бы хотелось узнать…
Начальник был весь внимание. Для российских граждан путевка стоила вчетверо дороже, чем для украинских, русский рубль был на Украине валютой.
– …да, мне бы хотелось узнать… – сбивчиво продолжала Ку, – …будет ли работать лыжным инструктором Петер Майер.
Сказав это, Ку опустила глаза.
– Петер Майер? – строго, но не без усмешки, спросил начальник турбазы. – Зачем вам Петер Майер?
Такого вопроса Ку не ожидала. В самом деле, зачем он ей?
Взяв со стола пачку сигарет, начальник встряхнул ее и протянул Ку. Но она только покачала головой. Тогда он закурил сам, задумчиво глядя в окно.
– Петер Майер работает у нас инструктором, – выпуская мимо Ку дым, сказал он, – и зимой тоже. Но я бы не советовал вам… попадать в его группу.
Ку вопросительно посмотрела на него. Что он имеет в виду?
– Дело в том, что… – уже без всякой усмешки продолжал он, – …что Майер… как бы вам это сказать… не совсем правильно ведет себя. Жалоб на него пока не поступало, но нам известно, что он… использует, так сказать, в своих личных целях молоденьких девушек и…
«Знаю… – мысленно оборвала его Ку. – Мне это самой известно!»
– …и нередко самовольно уходит куда–то, никому ничего не сказав, бросив группу на попечение сторожа приюта или другого инструктора…
– И куда же он… может уходить? – осторожно спросила Ку.
Начальник турбазы пожал плечами
– Нам самим хотелось бы это узнать. Он словно сквозь землю проваливается! А потом так же внезапно появляется…
«А вдруг он уже вернулся? – тревожно подумала Ку. – Хотя раньше завтрашнего утра группа не сможет покинуть приют…»
– Никто никогда не видел его пьяным, – продолжал начальник турбазы, – хотя многие поговаривают, что… – он затянулся сигаретой, не закончив свою мысль, – иногда он бывает груб с людьми и даже жесток…
Ку беспокойно заерзала на стуле. Втайне она подозревала, что Петер Майер мог быть жестоким, неумолимым, даже злым по отношению к кому–то, но когда так думали о нем другие… нет, никто не имел права думать так о Петере Майере, потому что… Потому что в нем было нечто такое, что перевешивало жестокость, злобу и нетерпимость!
– Впрочем, – продолжал начальник турбазы, – о Майере рассказывают всякое. Однажды он, к примеру, тащил на себе пожилую женщину, растянувшую сухожилие на ноге, потом сам, уже в приюте, делал ей массаж, наложил тугую повязку… Но есть вещи просто ужасающие…
Докурив сигарету и раздавив в пепельнице «бычок», он выразительно посмотрел на Ку и приглушенным голосом, словно боясь, что его кто–то подслушает, сказал:
– Петер Майер – просто садист!
Нахмурившись, Ку молчала.
– Однажды во время похода, неподалеку от хутора, группа наткнулась на двух дохлых собак. Одна из них была повешена и болталась на суку, другая была сожжена, у нее было распорото брюхо и выпущены внутренности. Оставив группу на поляне, возле реки, Майер по своему обыкновению исчез и появился только поздно вечером, когда в группе началась уже настоящая паника, потому что никто не знал дороги. И знаете, чем занимался Петер Майер во время своего отсутствия? Он искал на хуторе тех, кто убил собак. И он нашел их! Ими оказались двое подростков. Хитростью заманив их в лес, Майер связал им руки и ноги, надел на шею петлю, забил рты тряпкой и стал «поджаривать» с помощью горящей головешки. При этом он совершенно хладнокровно твердил им, что нельзя мучить животных. Он запугал бедных ребят настолько, что те, разумеется, основательно наложив в штаны, поклялись и побожились, что никогда больше пальцем не тронут четвероногих, но этот садист не отпускал их до тех пор, пока бедняги не упали в обморок от страха и боли. И только после этого он развязал их, положил на грудь каждому из них дохлую собаку и ушел.
Ку молча кусала губы.
Потоки человеческой глупости, злобы, сладострастия, ненависти, зависти – и дикий, потусторонний хохот призрачной фигуры, освещенной вспышками молний… «Я люблю его… – с изумлением подумала Ку, – люблю больше всего на свете…»
Это открытие настолько ошеломило ее, что на глазах у нее выступили слезы. Да, она не только чувствовала это, но и осознавала: она любила Петера Майера!
– Но самое интересное, – продолжал начальник турбазы, – что ни сами эти подростки, ни их родители не стали жаловаться на Майера. Иначе мы давно бы уволили его. И теперь, проходя по этому маршруту, он каждый раз заходит на хутор и о чем–то разговаривает с мальчишками. Просто уму непостижимо! А вы, собственно, откуда знаете о нем?
Ку заерзала на стуле. Что она могла сказать?
– Наша самодеятельная группа случайно присоединилась к группе туристов, в которой он был инструктором… Но потом Петер Майер куда–то исчез…
– Вот–вот, – кивнул начальник турбазы, – вот и вы говорите то же самое… Кстати, вы не припомните, при каких обстоятельствах он исчез?
Ку внимательно посмотрела на него. Сытое, спокойное, ничего не выражающее лицо, бесцветные чиновничьи глаза, безвольный рот, толстая шея, упирающаяся в воротничок рубашки… Могла ли она доверить свою тайну этому бюрократу? Во всяком случае, ей нужно было как–то ответить на его вопрос.
– Сначала он пошел в ресторан «Три дуба», – торопливо, словно заученный урок, произнесла она, – а потом отправился в деревню Перелесок…
Несколько секунд начальник турбазы смотрел на нее, потом громко расхохотался.
– Кто вам сказал такую чушь? – сквозь смех произнес он. – Сказать, что кто–то отправился в «Три дуба» или в деревню Перелесок означает в наших краях то же самое, что у вас, в России, «к черту на кулички!»
Почувствовав себя наивной дурочкой, попавшейся на самый заурядный крючок, Ку окончательно сникла. Ей нечего было делать в этом кабинете, в Рахове, в Карпатах. Ей нужно было просто собрать рюкзак и ехать автобусом до Львова, а оттуда лететь самолетом в Россию. Ей следовало выбросить из головы нищенскую экзотику «корчмы» и приюта, забыть о гуцульском пастухе и о странном, скорее всего сумасшедшем, инструкторе…
– Спасибо, – не поднимая головы, сказала Ку, – вы во многом помогли мне разобраться…
Она встала и шагнула по затертой ковровой дорожке к двери.
– Эй, послушайте! – позвал он ее. – Присядьте на минутку!
«Ну, что еще?» – угрюмо подумала Ку, неохотно садясь на первый попавшийся стул.
– Думаю, вам будет интересно услышать местное предание…
Зазвонил телефон, и начальник пустился в долгий, занудливый разговор о счетах и накладных.
Ку скучала, посматривая на часы, висевшие на стене напротив нее, прикидывая, успеет ли она вернуться к ужину.
Наконец он положил трубку и, взяв новую сигарету, начал:
– Лет триста назад здесь была деревня Перелесок, в которой жила редкой красоты девушка, дочь местного корчмаря – и она отказывала всем сватающимся к ней парням. Говорили, что она путалась с самим Сатаной. И вот у нее родился сын, такой же красивый, как и она. Через много лет все семейство – мать, взрослого сына и деда–корчмаря – обвинили в колдовстве и казнили. Но после этого ни одна женщина в деревне не могла забеременеть, а те, кто пытались сделать это на стороне, таинственным образом исчезали. Постепенно вся деревня вымерла, а оставшиеся постройки сгорели во время пожара. Так что никакой деревни Перелесок больше не существует, – уверенно заключил он и встал из–за стола, тем самым давая Ку понять, что разговор окончен.
***
Дойдя до окраины города, Ку вышла на ведущую в горы дорогу. Стараясь ни о чем не думать, она шла и шла, глядя себе под ноги и равнодушно наблюдая, как перекатываются под загорелой кожей крепкие мышцы ног. Механическое движение тоже было формой жизни.
«Если милый твой далеко…» – вспомнила она слова крестьянки и, засунув руку в карман, нащупала пучок увядшей травы. Оторвала листок, пожевала. Трава была очень горькой – как и любовь, заканчивающаяся разлукой.
Но ощущение горечи постепенно перешло в нечто иное: язык и полость рта у Ку словно одеревенели, потеряли всякую чувствительность. Идя вверх по каменистой дороге, Ку замечала, что тело ее становится все легче и легче, словно ее несло вперед каким–то током воздуха, словно ноги ее, обутые в тяжелые ботинки, вовсе не касались земли. Ощущение тоски сменилось нетерпением, воодушевлением в преддверии чего–то желанного, до конца еще не понятного. Все окружающее постепенно уходило на второй план. Сама того не замечая, Ку улыбалась, в ее серых глазах снова засветилась жизнь, на загорелых щеках появились пятна лихорадочного румянца. Поворот, голубые холмы до самого горизонта, заросший кустарником овраг, быстрая, прозрачная речка, высокие скирды сена, пятнистые коровы, сочная зелень травы… еще один поворот, свежий ветер в лицо, поросший черникой склон, туманный силуэт Говерлы… Откуда взялась эта внезапная радость?.. Еще один поворот, знакомый спуск в овраг, подъем на склон холма, снова спуск, а там…
Тропинка, по которой она шла лунной ночью с Петером Майером, темное пятно бревенчатой корчмы… Там!.. Запыхавшись, она рванула на себя скрипучую дверь, вошла, замерла у порога…
В «корчме» царил полумрак и было совершенно тихо. Никого. Никаких признаков жизни. Словно уже много–много лет сюда никто не заглядывал. Черные от копоти стены из толстых бревен, земляной пол, скамья, дверь, за которой…
Ощущая легкое головокружение, Ку шагнула к скамье. После долгой ходьбы, смахивающей на бег, ей хотелось пить. Над потухшим очагом висел котелок – и он был не пустой! Взяв с полки глиняную кружку, она зачерпнула наугад в полумраке, сделала глоток, и это опять было молоко, но только с примесью какого–то травяного настоя. Выпив все, что было в котелке, Ку поднялась со скамьи и неуверенно шагнула к внутренней, низкой, бревенчатой двери. Ни ручки, ни замка, ни замочной скважины. Скорее всего, эта дверь никуда не вела, будучи наглухо забитой.
Головокружение становилось все сильнее и сильнее, ощущение легкости в теле усиливалось, к нему примешивалось ощущение невесомости, как это бывает на качелях, и от прежних мыслей, тревог и сомнений не осталось и следа, все было поглощено потоком ослепительного света.
Лежа на земляном полу возле наглухо закрытой двери, Ку улыбалась чему–то…
***
Она видела темное, продымленное помещение, где за грубо сколоченными столами сидели странного вида люди. В широких домотканых рубашках и кожаных: безрукавках, длинноволосые, с грубыми, загорелыми, обветренными лицами, они разговаривали на совершенно непонятном ей языке. На столах стояли глиняные кружки, похожие на те, из которых она пила молоко. В помещении пахло лепешками, жареным мясом, подгоревшим жиром, восковыми свечами, пивом.
Корчма!
Между столами прошла поразительно красивая молодая женщина с длинными, светлыми волосами, в старинном гуцульском костюме. Ее лицо показалось Ку очень знакомым.
И она сразу узнала корчмаря – того, который кипятил в котелке молоко. Вид у него был такой же мрачный, густые черные брови почти сходились на переносице, торчащие во все стороны волосы были стянуты на лбу бечевкой. Пройдя мимо Ку, корчмарь пристально посмотрел на нее.
Остальные, казалось, ее вовсе не замечали.
Видение медленно угасало, и Ку вскоре оказалась в полной темноте – но только на миг. И в следующее мгновенье ее ослепил яркий солнечный свет. Она стояла среди густой, сочной травы, а чуть поодаль росли три мощных, раскидистых дуба. «Три дуба?» – удивленно подумала она и огляделась по сторонам. Сзади нее, на высоком бревенчатом крыльце, стоял корчмарь.
На склоне пологого холма виднелась деревня. Низкие деревянные дома, бревенчатые изгороди, высокие скирды сена, овцы на лужайках; людей почти не было видно, только у колодца стояли две девушки в гуцульской одежде, а по дороге на возу с сеном ехал какой–то старик. «Куда я попала?» – удивленно подумала Ку и, услышав гул колоколов, доносившийся из деревянной церквушки, пошла туда. Возле церкви было маленькое кладбище, и Ку невольно обратила внимание на старинные, темные деревянные кресты. Среди молодой дубовой поросли переливчато пели дрозды. Ку не любила посещать кладбища и свернула в сторону, направляясь вдоль бревенчатой ограды к реке.
За кладбищенской оградой было несколько могил. Там лежали отверженные – те, кому церковь отказала в достойном погребении. Ради любопытства Ку подошла к одной из могил. Годы жизни умершего, выбитые на каменной плите, относились к шестнадцатому веку! «Странно, – подумала Ку, – могила выглядит довольно новой…» Она подошла к следующей могиле. На каменной плите, более широкой и массивной, были выбиты еще более озадачивающие цифры: конец 1500–х годов, середина 1600–х… Никогда в жизни Ку не поверила бы, что такое возможно: это был пласт подлинной истории! Подойдя к следующей могиле и будучи готовой увидеть столь же ошеломляющие даты жизни, Ку испуганно отпрянула назад. На темно–сером камне латинскими буквами была выбита надпись: «Петер Майер». А рядом были обозначены годы жизни: «1663—1687».
«Если я не сошла с ума, – с ужасом подумала Ку, – то что же это такое?»
Спросить об этом у кого–нибудь из жителей деревни? Но они вели себя так, будто бы и не видели ее. И к тому же они наверняка не понимали по–русски.
Совершенно сбитая с толку, Ку пошла к реке. Спустившись к самой воде, она сняла тяжелые горные ботинки и шерстяные носки, опустила босые ноги в холодную, прозрачную воду. Почти у самого дна, развернувшись головой против течения, неподвижно стояла форель. Ку не видела в карпатских речках такой крупной рыбы! Яркий солнечный свет слепил ей глаза, и она, прищурившись, огляделась по сторонам. Маленькая деревня, корчма на окраине, возле трех кряжистых дубов, повозка, запряженная волами… Никогда в жизни Ку не видела волов!.. Взгляд Ку скользнул вдоль берега, и вдруг… Нет, это было просто невероятно!.. Она увидела палатку!
Самая обыкновенная двухместная палатка, возле которой лежал на траве… желтый рюкзак! Не веря своим глазам, Ку торопливо надела носки и ботинки, поднялась и пошла.
Возле палатки были разбросаны мелкие походные вещи, в закопченом котелке плавала живая форель, рядом горел костер. Но самое главное – у входа, прямо под висящей на веревке выстиранной рубашкой, сидел белокурый парень в одних шортах и зашивал с помощью шила и толстой иглы ботинок на высокой шнуровке.
«Петер Майер!..» – моментально подумала Ку, остолбенев от удивления.
Она подошла поближе, и парень, подняв голову, отчужденно посмотрел на нее, словно не узнавая.
Да, это был он! Тонкое, слегка ассиметричное лицо, сплошь покрытое веснушками, пепельно–белокурые волосы, ярко–синие, чуть раскосые глаза…
– Привет! – сказала Ку, останавливаясь возле него.
В его настороженном взгляде появилось удивление, красиво очерченные губы дрогнули в незнакомой Ку, немного жеманной улыбке.
– Привет… – неуверенно ответил он, оглядывая ее с ног до головы.
Воцарилось неловкое молчание. Ку надеялась на более теплый прием. «Неужели он мог забыть меня так скоро?» – разочарованно подумала она.
– Ты не знаешь, что это за деревня? – спросила она, просто чтобы нарушить молчание.
Он пожал плечами, проколол шилом дырку в подошве и с полнейшим безразличием ответил:
– Понятия не имею.
Озадаченная, Ку села на траву. Разве Петеру Майеру не были известны близлежащие деревни?
Он продолжал молча зашивать ботинок. Он не хотел даже разговаривать с ней!
– Петер, – тихо произнесла Ку.
Отложив в сторону ботинок, он раздраженно произнес:
– Какой я тебе Петер? Меня зовут Андраш!
– Андраш… – ошеломленно произнесла Ку, уставясь на него. В его внешности не было ничего такого, что отличало бы его от Петера Майера. Разве что в его улыбке и во взгляде не было той едва уловимой дьявольщины, что у Петера, и голос не был хриплым… Но это могло зависеть от настроения и от случая. И Ку казалось просто невероятным, что два человека могут быть так похожи друг на друга. Не случайно же Ильда и Ирина, бросив на поляне вещи, побежали за пастухом… За Петером Майером? Или за Андрашем?
– Если ты действительно Андраш… – начала Ку, но он оборвал ее, не дав договорить до конца.
– Что значит, «если действительно»? И вообще, что тебе от меня нужно?
– Тебя ищут Ирина и Ильда, – глядя на него исподлобья, снизу вверх, сказала Ку.
Он с интересом посмотрел на нее
– В самом деле? – уже более мягко спросил он. – Где ты их видела?
– Мы были вместе на Синевире…
Он долго молчал, обдумывая что–то.
– А ты случайно не знаешь, как выйти на дорогу? – уже без всякого раздражения спросил он. – Я уже много дней пытаюсь это сделать, я обошел все окрестности, иногда мне казалось, что я вижу дорогу, но всякий раз, приближаясь к ней, я каким–то чертовским образом оказывался здесь, возле этой дьявольской корчмы!
– Ты разговаривал с кем–нибудь из местных жителей? – спросила Ку, к своему огорчению замечая, что этот Андраш – в силу своего потрясающего сходства с Петером Майером – начинает ей нравиться.
– С ними поговоришь! – фыркнул Андраш. – Они делаю вид, будто не замечают меня!
Ку задумалась. Что все это могло значить? Но как ни старалась она связать события предыдущего дня со своим неожиданным появлением в этой загадочной деревне, у нее ничего не получалось.
– Но как ты попал сюда? – спросила она, подозревая, что и он совершенно запутался в происходящем.
Андраш растерянно пожал плечами.
– Я заночевал в старой, заброшенной хибаре, но утром оказался совершенно в другом месте…
Обдумывая его слова, Ку уставилась на торопливо бегущую, прозрачную до самого дна речку. И тут видение исчезло…
Она снова была в полутемном, продымленном помещении, на этот раз совершенно одна. В углу тихо и жалобно попискивал сверчок. Через маленькое окошко пробивался розоватый вечерний свет. Снаружи не доносилось никаких звуков.
Ку сидела на скамье, за столом, рассеянно перекатывая по истертой, выщербленной поверхности оставленное кем–то медное колечко. Она думала об Андраше. Она знала, что он был где–то рядом, у реки, и ей хотелось пойти туда, но у нее не было сил даже подняться. Сгущающиеся сумерки, тишина, изредка прерываемая слабым писком сверчка, ощущение полной заброшенности, полной потери связи с окружающим миром – все это вызывало у Ку чувство тоски и тревоги. Она понимала, что ей нужно вырваться из этого душевного оцепенения, разыскать Андраша, вместе с ним найти дорогу, ведущую в Рахов или к туристскому приюту. Но она ничего не могла поделать с собственным бессилием.
И когда в помещении стало уже совсем темно и ее безмолвное отчаяние переросло в леденящий страх, она услышала, как кто–то тихо позвал ее:
– Оля…
Хриплый, преисполненный тепла и какой–то особой мягкости голос… С трудом очнувшись от оцепенения, она оглянулась.
В нескольких шагах от нее стоял Петер Майер.
Лица его не было видно в темноте, но Ку знала, что это был он. От кого еще мог исходить такой ток тепла и уверенности?
– Петер! – радостно воскликнула она, – Где ты был все это время?
Он шагнул к ней, сел рядом на скамью, обнял ее за плечи, провел ладонью по ее щеке, по волосам, коснулся горячими, сухими губами ее виска, нашел ее губы… Жар, исходящий от его тела, вернул ее к жизни. Его волосы пахли травой, она слышала возле самого своего уха его хрипловатый шепот, зарываясь лицом в ворот его рубашки…
– Тебе хорошо со мной? – дразнящим шепотом произнес он.
– О, да!.. – переполняясь изнутри обжигающим светом, ответила она. – Мне так хорошо с тобой!
Он вдруг резко отстранился от нее.
– Но я не хочу забирать у тебя половину твоей жизни, – сухо произнес он и отвернулся.
– Ты можешь забрать всю мою жизнь! – воскликнула она, беря его за руку.
Взяв ее ладонь в свои руки, Петер Майер мягко, но решительно, возразил:
– Нет, девочка, твою жизнь я забирать не хочу.
Ку огорченно опустила голову.
– Ведь тебе нравится Андраш, не так ли? – с усмешкой спросил он.
Ку быстро вскинула на него глаза. Петер Майер ревновал? И вообще, откуда он знает, что она разговаривала с Андрашем?
– У Андраша есть невеста… – не глядя на него, ответила Ку.
– Невест может быть много, а жена одна, – с усмешкой сказал он, кладя ей на плечо руку. – Тебе не кажется, что Андраш похож на меня?
– Похож? – воскликнула Ку. – Да он просто твоя копия! Не понимаю, как такое могло получиться…
Петер Майер отвернулся, вздохнул и с оттенком какой–то непонятной Ку меланхолии сказал:
– Андраш – праправнук моего праправнука или что–то в этом роде.
– Что ты хочешь этим сказать? – не поняв, куда он клонит, спросила Ку.
– Только то, что Андраш похож на меня в силу кровного родства, – серьезно ответил Петер Майер.
– То есть?..
– Завтра ты пойдешь в Рахов, – словно не слыша ее слов, продолжал он, – найдешь его дом, и все будет в порядке…
– Петер, я ничего не понимаю, – жалобно произнесла Ку.
Он снова взял ее за руку, коснулся губами кончиков ее пальцев и сказал:
– Ты мне очень нравишься, девочка, и ты достаточно чиста душой, чтобы узнать всю правду… Все дело в том, что я умер триста лет назад!
Внутренне содрогнувшись от его слов, Ку вспомнила могилу за церковной оградой. Значит, рядом с ней был призрак?
– Не надо думать, что я обыкновенный призрак, – как бы в ответ на ее мысли сказал он, – я реально существую… – достав из кармана складной нож, он царапнул себя по руке. – Видишь? Это настоящая человеческая кровь! И все остальное у меня тоже настоящее, – с усмешкой добавил он, – вот только…
Он замолчал и снова отвернулся.
Ку смотрела на него расширенными от изумления глазами.
– Да… – словно возвращаясь откуда–то издалека, продолжал он. – Ко мне переходит половина жизни того, кто меня любит. А любили меня очень многие!
К своему немалому удивлению Ку почувствовала ревность. Пятна крови на простыне, девственницы… Много, много девушек до нее…
– И как же… – дрогнувшим голосом произнесла она. – Как же к тебе переходят эти… жизни?
Петер Майер пожал плечами, опустил голову, долго сидел молча, не глядя на Ку.
– Я сам не знаю… – наконец ответил он, – Когда–нибудь я спрошу об этом моих родителей… Моя мать была колдуньей, а отца я никогда не видел…
«Эта светловолосая красавица в корчме, так похожая на него…» – подумала Ку.
– Мой дед, корчмарь, – продолжал Петер Майер, – тоже был колдуном. Теперь он – самое обычное привидение, слоняющееся по ночам в тех местах, где раньше стояла его корчма. И он как–то сказал мне, что если я встречу девушку, которая сможет пройти через стену, я заберу у нее половину ее жизни, а остальную половину проживу с ней в любви и умру – на этот раз окончательно – одновременно с ней.
Сказав это, Петер Майер захохотал с оттенком какого–то дьявольского злорадства.
– Вот такой получается семейно–строительный институт! – язвительно произнес он и тут же серьезно добавил: – Но я не хочу впутывать тебя в это. Ведь я знаю, что ты можешь пройти через стену…
– Через стену? – удивленно спросила Ку.
– Да. Через стену времени.
***
Ку очнулась от холода, лежа на земляном полу.
Все тело ныло от неудобной позы, плечо упиралось в наглухо закрытую бревенчатую дверь, ноги сводила судорога.
Усилием воли сбросив с себя остатки сна, Ку встала и, шатаясь, подошла к окошку.
Была уже глубокая ночь. Было так тихо, что Ку на миг показалось, будто она умерла, что в пространстве между землей и звездами странствует лишь ее немощная в своем одиночестве мысль.
Ей казалось, что увиденный ею сон был самой реальностью, настолько яркими и осязаемыми были пережитые ею картины. Да, это была реальность! Ведь в руке она крепко сжимала кольцо! Подойдя к полосе лунного света, она увидела позеленевшую от времени медь с разноцветной эмалью. Значит, все это было на самом деле!
Холод не позволял Ку долго оставаться без движения. Решительно толкнув дверь, она вышла наружу и побежала через освещенный лунным светом овраг к дороге.