Текст книги "Храни нас пуще всех печалей (СИ)"

Автор книги: Ирина Чернова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 48 страниц)

– Вам нечего бояться, миледи, – покровительственно кивнул герцог в ответ на мои раздумья. – Пока что я один владею этой тайной, а уж хранить ее я буду лучше, чем что бы то ни было. Она – моя козырная карта в будущей борьбе за... – он осекся и замолчал, а я сделала вид, что ничего не поняла. Уж не за трон ли Альветии он собирается бороться с Харришем? Ставка настолько высока, что любые методы здесь уместны, а раз уж он сам имеет королевскую кровь... может быть, потому я и смогла быть Магнусу амплификатором Силы, что он королевского рода? Тогда получается, что ... что любому из этого рода амплификатора можно чуть ли не по наследству передавать? Он же сам упоминал, что даже разговор о смене династии считается изменой и даже думать об этом нельзя... получается, что тот маг, что завязывал вызов амплификатора на короля, имел в виду не личность на троне, а единственный род, который и надо усилить этим вызовом, а уж кто коронуется, дело второе? Тогда логически рассуждая, для чего амплификатора по всяким причинам король желает привязать лично к себе? Да потому что совершенно другой маг, противник первого, решил, что надо обрубить возможность передачи этой палочки-выручалочки другому члену правящего рода. Кто его знает, что там происходит с беднягой-амплификатором после привязки насильно к королю? Может, он помирает вскорости, или тупит по-страшному, а это хорошая возможность для бунта на корабле и замены власти. Ох ты, чего в голову-то лезет...

– Миледи, вы так заинтересовались моим рассказом, что никак не можете отрешиться от него? – насмешливый тон супруга, уже достаточно разгоряченного воспоминаниями пятидесятилетней давности, сегодняшним спором с отцом настоятелем и вином, выпитым за ужином, выдернул меня из рассуждений. – Не ожидал от вас такой впечатлительности. Или в вашей голове бродили совершенно другие мысли? Что вы мотаете головой? Пожалуй, я закончу этот вечер воспоминаний, раз они так плохо влияют на вас. Дорогая моя леди Вейра, – протянул он тоном, не оставляющим сомнений в его дальнейших намерениях, – нас с вами ждет впереди еще много времени для подобных воспоминаний, но я все-таки хочу напомнить вам, что вы моя супруга. Может быть, вы и сейчас хотите потихоньку убежать из столовой, оставив меня здесь одного, как вы делали до этого?

– Милорд, я слишком взволнована ... вашим новым обликом... – я попыталась увильнуть от неприятного разговора, но Магнус только рассмеялся в ответ.

– Ваши уловки, миледи, трогают меня до слез... особенно сейчас, – супруг уже стоял рядом со мной, осматривая сверху хозяйским глазом доставшееся ему сокровище. – Вы до сих пор боитесь меня? – проникновенным шепотом спросил он на ухо, попутно щекоча горячим дыханием шею. – Разве вы сами не признали, что я человек из плоти и крови?

Герцог подхватил меня на руки, попутно раздевая одним только взглядом. Декольте оказалось на уровне его губ и он не преминул воспользоваться этой возможностью.

– Сожалею, что наша первая брачная ночь несколько подзадержалась, – он пинком распахнул дверь в мою комнату, – но обещаю, что вы запомните ее надолго ... дорогая моя...

Я проснулась неожиданно, как будто всплыла из глубины, где не хватало воздуха и теперь глотала его полной грудью от души. За окном было темно, в такое раннее время я никогда не просыпалась... что же случилось? Память услужливо промчала передо мной воспоминания вчерашнего сумасшедшего дня – помолодевший Магнус утром, схватка с ним у озера, Магнус за ужином и потемневшие от страсти глаза лорда в постели... Во рту пересохло, я облизала распухшие от поцелуев губы и повернулась на бок, задев за того, кто лежал рядом и моментально отдернула руку.

– Милорд... милорд, что с вами? Милорд, вы слышите меня? Магнус, ты жив?

Пересилив в себе первый страх, я придвинулась к мужу, ощупывая его руками в темноте. Свеча давно погасла и понять, что случилось, было невозможно. Пока я себя помнила, он был совершенно нормальный, не теплый, а даже такой горячий, что я вполне обоснованно боялась ожогов, а теперь рядом со мной лежал холодный... нет, только не это, Творец Всемогущий, избавь меня от такого! Где же эта проклятая свеча?

Стукая камешками друг о друга, я трясущимися пальцами подкладывала крошечные кусочки мягкой коры, служившие здесь в качестве бумаги, раздувала зарождавшийся огонь и переносила его на фитиль свечи, все еще боясь обернуться на смятую постель. Но нельзя прятать голову в песок, Творец, помоги мне... и ему...

– Милорд, вы живы? Хвала Творцу, я так испугалась... но что с вами? Милорд! – я положила руки ему на грудь, как делала все эти полгода. Магнус дышал, грудь вздымалась ровно, но вот кожа была просто ледяной на ощупь.

– Миледи... – холодная рука легла поверх моих ладоней, – не старайтесь, это не поможет. – Эдгар оказался прав... Творец не принял этого обряда... Помогите мне сесть... я чувствую, как жизнь утекает и не хочу, чтобы вы были свидетелем этого. Пока я еще не изменился, – потемневшие глаза и высокий лоб в холодном поту заставляли сжиматься сердце от жалости... только вот оскорблять его этой жалостью нельзя, здесь этого не понимают, – поцелуйте меня, миледи, только от души, как будто вы меня любите...

Я прижалась к холодным губам, постараясь делать это как можно нежнее, согревая ладонями холодеющие с каждой минутой широкие плечи.

– Спасибо, миледи, – он гордо вскинул голову, отстраняя меня повелительным жестом. – Я не жалею ни о чем, что произошло, хоть и проиграл в этот раз. Поклянитесь мне, леди Вейра, не в знак любви... я понимаю, что каждый из нас преследовал свои цели этим браком... в знак благодарности за то, что я не дал Харришу сломать вас... поклянитесь, что не будете проклинать меня после моей смерти!

– Клянусь...– прошептала я едва слышно и слезы от чужой боли потекли сами.

Магнус требовательно смотрел мне в глаза и было уже заметно, что он держится из последних сил, чтобы не упасть перед женщиной, чтобы не потерять лицо и остаться в памяти таким, каким я привыкла его видеть.

– Я ухожу, миледи. Не идите за мной, я хочу, чтобы вы запомнили меня таким, каким я был с вами вчера... прощайте, и помните о клятве.

Мягко хлопнула и притворилась дверь в его спальню, отрезая от меня герцога Одьерского навсегда.

Следующие дни прошли для меня так, как будто я наблюдала за всем происходящим вокруг со стороны и не могла испытывать никаких эмоций. Хорошо, что в замке я была не одна и люди, снующие вокруг, постоянно выдергивали меня из скорлупы, куда я постоянно пыталась забраться. Было не горе от потери близкого человека, а какая-то ... обида на то, что я осталась одна и совершенно не знаю, что делать дальше.

С самого утра всех разбудил неистовый вопль Калье, которым он перебудил всех не только в жилой части Тройдена, но и на половине ордена беарнитов. Меньше чем через полчаса посланец оттуда уже знал о смерти герцога и в его комнату были присланы те, кто должен был заниматься телом до момента его похорон в фамильной усыпальнице. Топот ног за стеной и глухо слышные слова сменились тяжелым молчанием. Скорее всего, они увидели труп, что и произвело на всех тяжелейшее впечатление.

Фрида прибежала ко мне с какой-то вонючей дрянью, предполагая, что я лежу в обмороке, но замерла на пороге от неожиданности, раскрыв рот.

– Миледи... простите, я думала, что вы... вы уже знаете о смерти милорда?

– Да, Фрида, – деревянным голосом проскрежетала я. – Принеси мне воды, я хочу пить. Его уже унесли? Куда?

– Да, пришли храмовые служители и унесли тело. Творец Всемогущий, как мне жалко, – запричитала она, теряя слезы на повязанной косынке вокруг шеи. – Милорд мог еще жить и жить, он прямо помолодел рядом с вами, а тут такая напасть... как мне жалко...

– Да, Фрида. Мне тоже жалко, что все закончилось так... смерть милорда была слишком неожиданна... сожалею... Наверное, его будут отпевать в храме?

– Да, конечно! – радостно восликнула служанка, для которой, как и для любого деревенского жителя, похороны являлись поводом для развлечения в однообразной жизни. – Его должны переодеть и положить в церкви, чтобы святой отец читал над ним заупокойную, потом все, кто захочет проститься с милордом, придут к нему, чтобы проводить его в последний путь и пойдут следом за теми, кто понесет его туда, где лежат его родители. Да, надо напомнить Андре, что он может вешать портрет милорда в галерее рядом с портретом леди Джентеры, как он и наказывал. Миледи, – она вдруг со страхом уставилась на меня, – а как же вы... ой, вы же должны... или вы откажетесь, но тогда вас могут обвинить ...

– Ну-ка хватит говорить одними ойканьями! – разозлилась я. – Чего еще я не знаю? Гроб надо караулить ночью?

– Миледи, не гневайтесь, – затараторила Фрида, предусмотрительно отодвигаясь от меня подальше, – вы уж простите меня, но я же не со зла, а вы не все наши обычаи знаете, что в Альветии приняты! Как гроб с телом вашего супруга в храме поставят, святой отец начнет читать заупокойную, а вы должны будете всю ночь провести рядом, даже если святой отец отойдет. Считается, что раз ближе супруги никого у покойного не было, то и провожать она должна, читая молитвы всю ночь, а Творец будет внимать ее словам, взвешивая на весах жизнь и деяния усопшего. В эту ночь нельзя проклинать умершего, нельзя поминать его недостойные поступки и темные дела, если вы хотите, чтобы его душа очистилась от всего темного, что было в ней при жизни. Потом уж ругайте его, сколько вам угодно, а вот если в эту ночь только словечко плохое скажете про него, то его душу заберут Темные силы и он может после смерти появиться на земле хоть упырем, хоть призраком!

– Конечно, как портрет рядом вешать, так его первой жены, – исключительно из вредности проворчала я, – а как ночь рядом с покойником сидеть, так я... и еще не ругнуть от души! За что мне такое наказанье?

Совсем черного платья у меня не было, но ушлая Фрида быстренько соорудила мне черную накидку и даже черные розы из обрезков, которые воткнула в волосы, собранные в прическу.

– Нельзя в храм распустехой идти, не положено, – уговаривала меня служанка, подбирая отросшие пряди. – Это в Тройдене да верхом скакать вы можете, как угодно, а в храме да еще у гроба супруга – ни в коем случае. Ну и посмотрите на себя в зеркало, премиленько получилось, все мужчины глаза потеряют, глядя на вас!

От такого комплимента у меня начался истерический смех, на который прибежал Андре, Калье и случившийся рядом монах. Один брызгал на меня водой, другой держал, как китайскую вазу, а я все заходилась и заходилась, не в силах остановиться. Конец всему положила пощечина, которую влепил мне беарнит.

– С-спа-сси-бо... – выдавила я, успокоившись. – Прошу простить меня... слишком большое потрясение... Андре, проводите меня в храм. Святой отец уже наверняка ждет меня. И дайте мне что-нибудь теплое, мне всю ночь еще сидеть.

Есть не хотелось, кусок не лез в горло и я тянула одну воду, приводя в отчаяние Андре и Майру.

– Потом, потом будем есть. Сейчас я не хочу, не лезет ничего.

– Миледи, да вы же высохли совсем! – запричитала было Майра, но я подхватила толстую накидку и быстро вышла.

В храме было ожидаемо холодно, гроб с телом Магнуса стоял на возвышении, окруженный горящими свечами. Святой отец стоял в ногах и что-то быстро бубнил себе под нос речитативом, не обращая ни на что внимания. По стенам висели тускло чадившие лампады, озаряя пространство нервно дергающимся светом, от которого тени плясали по углам, как живые. Подойдя к гробу герцога, я постояла и, собравшись с силами, осторожно заглянула в него. М-да... понимаю, почему даже мужики притихли, узрев покойника... Вид у него был такой, будто он вдруг высох и превратился в мумию, покрытую желтой пергаментной кожей. Заострившиеся черты некогда красивого лица вызывали дрожь, только совершенно седые вьющиеся волосы были красиво разложены вокруг головы, да блестел на высохшей руке большой перстень...

– Леди Вейра, переоденьте обручальное кольцо на другую руку, как положено вдове, – прошелестел за спиной голос святого отца. – Негоже провожать супруга в последний путь, не сняв кольца. Вы будете бдить до утра?

– А... сколько надо? – глупо поинтересовалась я, зябко передернувшись под толстой накидкой.

– Сколько вам душа подскажет, миледи, – почтительно ответил святой отец и отошел к своему возвышению.

Пристроившись к невысокому столику, я встала на колени, подложив под них подушечку, как объясняла Фрида, и еще раз вспомнила ее добрым словом за это. Простой я хоть час на холодном полу, болячки были бы обеспечены, а так еще и под накидкой глядишь, не заболею. Как там молятся? Изобразим похожее, а слова я и про себя могу произносить...

Прикрыв глаза, я позволила мыслям неспешно понести меня туда, куда они считают нужным. Воспоминания, сперва капающие отдельными образами, постепенно переходили в струю, сменяя друг друга. Вспоминалась мама, лицо которой я уже стала забывать, как живое перед внутренним взором возникло лицо Берты, деловое и озабоченное, без своего постоянного кашля. Знахарка что-то говорила, но ветер относил ее слова, не давая расслышать ни одного. Я тоже не могла ничего ответить ей, потому что меня бы услышали те, кому эти слова совсем не предназначены и принялась в ответ махать ей рукой, показывая, что вижу ее, а слышать не могу. Она сложила руки рупором и ветер, стихший на долю секунды, позволил мне услышать только короткое "жди", завыв потом с новой силой. Я поблагодарила ее кивком и она ушла, пропав в туманном мареве. При жизни она так часто повторяла мне это слово, что я ничуть не удивилась услышанному. Мы все чего-то ждем всю жизнь, вопрос в том, чего дожидаемся! Вихрь принес неразборчивые голоса, вычленяя поочередно то графа Сорбеля с безумно веселыми глазами и внешностью Джонни Деппа, то Клауса, глядящего с залихватским прищуром и нагло посылающего мне воздушные поцелуи, то брата Дира, с его теплой улыбкой и светлыми чистыми глазами, к которым хотелось прижаться губами. Я дернулась было к нему, но он покачал головой и прижал палец к губам, призывая к молчанию и кивнув в сторону, медленно ушел в туман вслед за Бертой. Новый вихрь вынес мне навстречу совершенно незнакомого человека с сухим аскетичным лицом и глубоко посаженными глазами фанатика, горящими даже издали, как огоньки. Тоже ни слова, только жесты... кто их поймет, тех, кто давно уже покинул этот мир, что они хотят передать нам? Но мужчина был упрям и не хотел уходить в туман, не передав то, что он счел нужным. Непонятные жесты ладонями, как будто он .... перелистывает ... книгу... книгу? Он кивнул и сделал еще один жест, напоминающий чирканье спички о коробок... огонь...сжечь книгу? Он улыбнулся и показал большой палец, мол, молодец, что поняла и только когда его спина скрылась в тумане, до меня дошло, кто это приходил... Он не хотел, чтобы его ошибки повторяли другие, кого толкали вперед непомерное тщеславие и гордыня. Я сожгу ее, обещаю тебе, неизвестный маг! Вихрь вновь выносил и выносил лица, но это была уже буря тех, кто по разным причинам попадался мне на жизненном пути, они пролетали мимо, даже не задерживаясь... Не было только Магнуса, но наверное ему и не положено было приходить, раз я сижу около его гроба? Постепенно видения сошли на нет и перед внутренним взором воцарилась сплошная серая мгла, в которую я и погрузилась, время от времени стукаясь лбом о крышку молельного столика, чтобы проснуться и опять уйти в небытие...

Процессия, следующая за гробом герцога Одьерского, была не слишком велика и многообразна. Основную массу составляли беарниты, следующие за мной и слугами. Рядом со мной выступал святой отец, то и дело поддергивая длинноватую сутану, а во главе беарнитов следовал отец настоятель, склонив голову в знак скорби и горя по своему ушедшему другу. Траурная процессия втянулась в ворота и по широкой лестнице спустилась в подвалы Тройдена, постепенно переходящие в обширные подземелья. В саму же усыпальницу мы вошли совершенно с другой стороны, нежели я пыталась пробраться когда-то и, пройдя по широкому проходу среди утопленных в стенах саркофагов, подошли к последнему, стоящему с открытой крышкой.

Беарниты, несшие гроб, опустили свою ношу на каменное ложе и отошли в сторону, чтобы позволить проститься тем, кто это должен сделать. Похоже, что первая в этом списке должна быть я...

На постаменте было достаточно места, чтобы поставить ноги и я наклонилась над мертвым лицом, последний раз вглядываясь в него. Я не проклинаю тебя, я прошу у тебя прощения за то, что была с тобой не так открыта и дружелюбна, как тебе бы этого хотелось. Мы слишком мало прожили вместе, чтобы стать хотя бы друзьями, но все равно я чувствую за собой вину, потому что признала тебя мужем только после того, как ты совершил обряд омоложения. Признала... и сразу же потеряла... осталась только память о тебе, один-единственный день, когда сдвинулось время и позволило нам быть наравне друг с другом. Теперь я герцогиня Одьерская, но мне нет нужды в громком титуле, я бы предпочла живого мужчину, кем бы он ни был по местной иерархии, а ты стремился взять реванш и стать королем... зачем мне титул королевы, Магнус? Но ты из тех людей, которые будут упорно идти вперед, несмотря ни на что и даже на плаху пойдут с гордо поднятой головой... тебя уже не изменить. Прощай, лорд Магнус...

Я поцеловала покойника в ледяные губы и мне показалось, что рука с обручальным кольцом дрогнула и сжалась в кулак. Зашумело в ушах и сознание покинуло меня.

Как сказала Фрида, только я встала после прощания с герцогом, во весь рост на постаменте, как повалилась как куль и меня едва успели поймать те, кто стоял рядом. Провалявшись в постели весь следующий день, я перебирала в памяти все, что было связано с лордом Магнусом с того самого момента, когда он только приехал в замок Корина по приказу короля. Конечно, я его совершенно не знала, да и не особо стремилась это сделать, предполагая, что брак между нами невозможен в принципе. Знала бы я тогда, как ошибалась... Кто знает, как могла бы сложиться наша с ним дальнейшая жизнь? Возможно, что я бы и притерпелась к герцогу, а там бы дружба переросла в привязанность, как было у его родителей, но нельзя дважды войти в одну и ту же реку и теперь я осталась совершенно одна в этом мире. Покрутившись в постели, я прилегла поудобнее и принялась размышлять, что я имею и что мне надо. Получалось, что мое положение не настолько уж плохо, как я тут жалилась. В моем распоряжении часть замка, который находится достаточно далеко от королевской резиденции, и если себя особо не афишировать, то король до меня и не доберется вовсе. Есть небольшой штат слуг, которые не кинутся доносить монарху о смерти герцога, у меня хорошие отношения и с местным святым отцом... как бишь его зовут-то? Вот ворона, хоть бы поинтересовалась именем, а то невежливо получается! Ну и беарнитов тоже нельзя сбрасывать со счетов, отец настоятель не последний человек в местной иерархии и его расположение мне только на пользу. Да и Харриша он не особо жалует, так что стучать на меня не станет... пока, во всяком случае, а дальше либо осел сдохнет, либо падишах, либо я. Но лучше все же, если осел или падишах!

Примерно за месяц до описываемых событий. Королевская резиденция в Морреле.

...– Что вы принесли мне, де Серре? – его величество король Альветии Харриш нетерпеливым жестом указал на стул рядом со своим столом. – Коротко перечислите, что там еще за проблемы?

– Посольство в Дарнию скоро будет готово выехать, ваше величество, – пожилой толстяк с маленькими колючими глазами пододвинул к королю несколько листов бумаги. – Здесь полный список тех, кто туда направляется согласно вашего решения. Подчеркнуты те из свиты, кто будет возвращаться назад с наступлением лета, когда дороги просохнут.

– Это сколько же времени они будут находиться на территории Дарнии? Четыре, нет, пять месяцев? – повернулся к окну Харриш. – Не слишком ли долго?

– Нет, ваше величество. Сейчас они уедут по зимним дорогам, а весной возвращаться через горы опасно, пока не закончится таяние снегов. К лету – самое время для прохождения через перевалы, – пояснил де Серре.

– Хорошо, пусть отправляются... Из Тройдена новостей не поступало? – деланно равнодушным тоном произнес король и только дернувшаяся щека выдала его отношение к этому.

– Пока ничего, ваше величество, – развел руками толстяк. – Без изменений...

– Когда же они будут, эти изменения? – прошипел Харриш. – Обыграл меня старый лис и ушел в свою нору... сколько еще он будет там отлеживаться? И сделать-то ничего с ним нельзя... У вас есть люди, чтобы их можно было послать в Тройден? – обратился он к советнику.

– Незнакомые вызовут опасения, а просто так в гости туда не ездят, – развел тот руками. – Но я уже думал над этим и осмелюсь предложить следующее... – он кинул вопросительный взгляд на его величество и продолжил, – почему бы кое-кому из тех, кто вернется из Дарнии, не сделать крюк, чтобы заехать в Тройден через перевал? Погостят, заодно и новостями разживутся... Я бы предложил сделать это ... вот ему... ему... и ему...

– Согласен...– прочитав отмеченные имена и титулы, заключил король. – Только вот его, – ноготь ткнул в бумагу, прорвав ее до дыры, – замените. Нужен кто-то помоложе и покрасивее...ну-ка...ага, вот этого пошлите! Пусть расскажут откуда едут, ничего особо не скрывая, новости очень ценятся в таких глухих углах, а заодно и посмотрят, как там живет чета герцогов Одьерских, вдруг они захотят покинуть замок и порадовать двор своим появлением? – злобная гримаса перекосила лицо короля, превратив его на секунду в маску и де Серре отвел глаза в сторону, предпочитая делать вид, что не заметил этого.

Между мощной стеной замка и контрфорсом, выходящими на сторону полуденного солнца, оставалось еще достаточно места для того, чтобы там можно было не только стоять, но и, при желании, даже загнать лошадь. Этот уголок начал рано прогреваться и в то время, когда еще в многочисленных углах и распадках еще лежал плотный слой слежавшегося снега, здесь уже зеленела первая трава и показались веселые солнышки мать-и-мачехи. У самого подножия стены земля и вовсе просохла до каменного состояния, что позволяло там стоять, не погружаясь каблуками сапог в грязь. Чтобы забраться в этот теплый уголок, надо было выйти из ворот Тройдена, повернуть налево и, пройдя вдоль стен по отрезку дороги, идущей с перевала, преодолеть некое подобие рва глубиной около двух метров и затем взобраться по пологому склону к самой стене. Выходя из ворот, чтобы пройтись или проехаться верхом по подсохшей части тракта, я поглядывала на этот уголок, прикидывая, что постоять там на весеннем солнышке было бы очень неплохо. Впрочем, и посидеть тоже. Если вынести туда кресло из тех, что полегче, да еще постелить в него шкуру или толстый суконный плащ, то можно покайфовать вдали от слуг, исподволь наблюдающих за каждым шагом. Любопытные глаза виделись мне отовсюду, а здесь я была предоставлена самой себе до тех пор, пока кто-либо не пройдет или проедет в сторону перевала, что в настоящее время было практически исключено. Жиль затянул привычную песню о непонимании им, таким умным и красивым, моих действий, но я уже привыкла не обращать внимание на его нытье и только подтолкнула в спину, прихватывая суконную накидку со странного вида рукавами – короткими и широкими. Кресло было не настолько тяжелым, чтобы лентяй мог столько вздыхать и охать и я могла запросто оттащить его сама, но ... "герцогине не пристало самой выполнять работу слуги", как говорила Майра.

Кое-как пристроив кресло в прогретом углу, я приказала парню прийти за ним с наступлением сумерек и, расправив складки на толстом сукне, с удовольствием откинулась на удобную спинку. Солнце припекало, ветра почти не чувствовалось и очень скоро дремота одолела так, что сопротивляться ей было совершенно бессмысленно. Пусть даже отваливается челюсть, здесь все равно никого нет, кто бы потом рассказал любопытным селянам, как герцогиня Одьерская спала, открыв рот!

– Ты рот-то прикрой, а то муха залетит!

Мне на лицо упала тень и я подскочила на месте от неожиданности, отметив про себя, что незнакомец увидел меня в таком непривлекательном виде. Фигура мужчины, вставшего напротив, скрадывалась длинным одеянием наподобие плаща или узкой накидки с капюшоном, закрывавшим почти все лицо. Виднелись только губы да неясные очертания подбородка, которые из-за яркого солнца за его спиной было плохо видно.

– Вы... кто? – оправившись от неожиданности, я все же попыталась выяснить, кто это пришел ко мне в гости. Кто-то из беарнитов? Не похоже, они сами бы сюда не пошли, а послали слуг, чтобы передать приглашение о встрече. Гость с граничного перевала? Пешком пришел?

– Считай, что я гость, только не вскакивай, чтобы пригласить меня в Тройден – я туда все равно не пойду. Здесь хорошее место, – пояснил незнакомец, даже не оглядываясь по сторонам, – народ лишний не ходит и некому будет глазеть на нас. Надеюсь, ты не боишься меня?

– Пока нет, – подчеркнуто вежливо ответила я, сделав ударение на первом слове.

– Ну и хорошо, я не кусаюсь, – он ответил мне также вежливо. – Не надоело тут?

– А у меня есть выбор? – удивление скакнуло выше макушки. Чего это он интересуется? Под капюшоном может скрываться кто угодно, от самого Творца до его вечного оппонента. Для того, чтобы понять, что ко мне не папаша Барни пожаловал из деревни, много ума было не надо. – Чем дальше я нахожусь от его величества Харриша, тем мне спокойней на душе. А с чем ко мне вдруг пожаловали вы, таинственный незнакомец? С чего такая честь?

– Че-есть? – удивленно протянул он. – Ну, пусть будет честь, коли не шутишь. А что касаемо выбора, так он у тебя был. Никто тебя силой в храм Творца не тащил, когда Харриш объявил собравшимся об обязательном условии...

– Ага, – со злостью подтвердила я, когда вспомнила все события, связанные с королевским судом в замке Корина, – конечно, мне предлагался совершенно добровольный выбор как тому путнику на пустой дороге – между кошельком и веревкой, то бишь между лордом Магнусом и Харришем. Я предпочла первого.

– Ну и не жалуйся тогда, – равнодушно бросил собеседник, пожимая плечами. – Что вы, женщины, за народ? Вечно ноете, жалуетесь и ни в грош не цените то, что имеете, пока не лишитесь этого... потом, правда, опять жалуетесь и требуете вернуть то, ненужное... Где логика? – он опять пожал плечами. – Ну да вас не переделаешь... такими уж вы уродились, такими и помираете.

– Я никому не жаловалась, не ныла и не просила вернуть ненужное.

– Да ладно, – усмехнулся капюшон. – Могу хоть сейчас привести кучу примеров, когда ты даже не замечала этого! Разве мы любим вспоминать свои ошибки, а?

– Не любим, но зато учимся на них! – парировала я.

– О-о, – под капюшоном явно заулыбались, – приятно слышать! Учиться и делать выводы никогда не поздно?

– Никогда, – подтвердила я, видя, что собеседник ожидает ответа.

– В детстве надо учиться, это понятно, но дети вырастают и они должны в дальнейшем учиться сами, чтобы использовать свои силы и возможности, данные им при рождении. А они не хотят делать этого... они привыкли, что их ведут за руку, им всегда помогают и охраняют от всего, могущего помешать их спокойной жизни. Родители, воспитатели, учителя – все чуть что кидаются на помощь и защиту, вырабатывая тем самым уверенность, что все дела их детей – правильные и по-другому никогда быть не может. Нет у ребенка способностей петь, а все вокруг убеждают его, что он имеет ангельский голос и поди ж ты – ребенок вырастает полностью уверенным, что он талантлив и поет лучше всех. Потом его ждет трагедия, крах внутреннего мира, но и тут бдительные родители-учителя хотят подстелить соломки и с помощью магии улучшают его хилые способности. Возможно, некоторые и начинают ... петь, но многим эта помощь только вредит, поскольку способностей нет с рождения, амбиций – море, а собственного труда не вложено и на медяк. Это несправедливо, потому что не даст прорасти настоящему таланту, который вложил Творец в его соседа и который слышит музыку и душой и телом. Ладно бы, дело было только в желании ребенка, но за его спиной стоит семья, которая и слышать не хочет о том, что их ребенок НЕ может быть певцом. Нет, ни в коем случае, мы же все поем, значит, и наш отпрыск должен петь, чего бы нам это ни стоило! Вот и призываются маги, должные увеличить его таланты и способности... а всем вокруг уже рассказывают, что он гениален и годится только в певцы. Что тогда делать?

– Ограничить магическое вмешательство, от которого идет непроизвольный рост способностей, – подумав, решила я.

– Но если вокруг тебя живут маги, которые вольны делать подобное и законом их деятельность нельзя ограничить? – незнакомец требовательно уставился из темноты капюшона. – Если они сами и пишут этот закон, как его обойти?

– Наверное, надо искать лазейки в нем. В нашем мире юристы только этим и занимаются и надо сказать, что им это неплохо удается. Они выискивают слабые стороны в законах и, опираясь на них, умудряются разбить самую прочную защиту, вводят так называемые поправки, которые по объему превышают сами законы. Конечно, они выворачивают все так в угоду деньгам клиента, а не на пользу страны, получая за это бешеные гонорары...

– Поправки это те же условия, которые бывает невозможно перешагнуть, – спокойно согласился он. – Значит, я был прав, ограничивая бездумную деятельность тех, кто в угоду своей семье до сих пор ведет за ручку своих потомков наверх, независимо от того, достойны ли они этого! Теряются способности, идет вырождение и деградация, уже давно пора сойти со сцены тем, кто не получил от Творца никакого божественного таланта, но они упорно цепляются за старый закон, принятый слишком заботливым предком! Интересно, видит ли он сейчас, что натворил и к чему привела его чрезмерная опека? В семье уже рождаются дебилы и шизофреники, это говорит о том, что пройдет еще пара-другая поколений и древний род угаснет, как задутая свеча. Творец много лет назад не запретил то, из-за чего сейчас может рухнуть целая страна, привыкшая во всем полагаться на своего короля.

– Уйдет одна династия, придет другая, более молодая и сильная – это нормальный исторический процесс, – попыталась я вставить слово. – У нас в некоторых странах династии менялись через три поколения, менялись границы, росли и исчезали города, целые народы уходили на новые места обитания и возрождали империи, которые потом рассыпались в прах. Только одну семью пытаются проследить уже две тысячи лет – потомков Иисуса Христа, которому поклоняются у меня в мире, да и то многое там притянуто за уши, если посмотреть со стороны. Всю нашу историю сопровождают сплошные войны, революции и смены власти, а чем вы хуже? Слабых и неспособных сметет, как пену, останутся у руля те, кто может и должен вести страну вперед, думая о ее благе, а не о собственном кармане. На них и ляжет бремя власти с ответственностью за содеянное...