355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Григорий Сковорода » Сочинения в двух томах » Текст книги (страница 42)
Сочинения в двух томах
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 05:22

Текст книги "Сочинения в двух томах"


Автор книги: Григорий Сковорода


Жанр:

   

Религия


сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 60 страниц)

В сих благочестивых мыслях прилетел Сабаш домой, а за ним вскоре с двумя своими сыновьями приспел дядя. Созваны были и соседи на сей убогий, но целомудренный пир и беспечный. В сей маленькой сторонке водворялась простота и царствовала дружба, творящая малое великим, дешевое – дорогим, а простое – приятным. Сия землица была часточка той земельки, где странствовавшая между людьми истина, убегающая во зле лежащего мира сего, последние дни пребывания своего на земле проводила и последний отдых имела, пока взлетела из дольних в горние страны.

Сабаш, отдав отцу и дяде радость и мир от Немеса, тут же при гостях возвестил все приключившееся. Гостей был сбор немал с детьми своими, отроками, и юношами, и женами. Алауда[624]624
  Алауда – по–римски значит жаворонок, a lauda – хвалю, ио–римски – laudo, лаудо; л_аудон – хвалящий.


[Закрыть]
– так нарицался отец Сабашев – был научен наукам мирским, но сердце его было – столица здравого разума. Всякое дело и слово мог совершенно раскусить, обрести в нем корку и зерно, яд и еду сладкую и обратить во спасение.

Алауда в слух многих мужей, юношей и отроков научал сына так:

– Сын мой единородный, приклони ухо твое. Услышь голос отца твоего и спасешься от сети, как серна от ловцов. Сын, если премудр будешь, чужая беда научит тебя, дерзкий же и бессердый сын уцеломудряется собственным искушением. И сие есть бедственное. Сын, да болит тебя ближнего беда! Любящий же свою беду и не болящий о чужой, сей есть достоин ее. Не забудь притчи, какую часто слышал ты от меня, сей: «Песика бьют, а левик боится».

Какая польза читать многие книги и быть беззаконни– ком? Одну читай книгу, и достаточно. Воззри на мир сей. Взгляни на род человеческий. Он ведь есть книга, книга же черная, содержащая беды всякого рода, как волны, встающие непрестанно на море. Читай ее всегда и по– учайся, вместе же будто из высокой гавани на беснующийся океан взирай и забавляйся. Не все ли читают сию книгу? Все. Все читают, но несмысленно. Пяту его блюдут, как написано, на ноги взирают, не на самый мир, сиречь не на голову и не на сердце его смотрят. Сего ради никогда его узнать не могут. Из подошвы человека, из хвоста птицы – так и мира сего: из ног его не узнаешь его, разве из головы его, разумей, из сердца его. Какую тайну закрывает в себе гадание сие?

Сын, все силы мои напрягу, чтоб развязать тебе узел сей. Ты же внимай крепко. Тетерев видит сеть и в сети еду или снедв. Он видит что? Он видит хвост, ноги и пяту сего дела, головы же и сердца сей твари, будто самой птицы, не видит. Где же сего дела голова? И есть она что то такое? Ловца сердце в теле его, утаенном за кустом. Итак, тетерев, видя едину пяту в деле сем, но не видя в нем головы его, видя, не видит: зрячий по телу, а слеп по сердцу. Тело телом, а сердце зрится сердцем. Се ведь оная евангельская слепота, мать всякой злости! Сим образом все безумные читают книгу мира сего. И не пользуются, но увязают в сети его. Источник рекам и морям есть глава. Бездна же сердечная есть глава и источник всем делам и всему миру. Ибо ничто же есть мир, только связь, или состав дел, или тварей. И ничто есть века сего бог, разве мирское сердце, источник и голова мира. Ты же, сын мой, читая книгу видимого и злого сего мира, возводи сердечное твое око во всяком деле на самую голову дела, на самое сердце его, на самый источник его, тогда, узнав начало и семя его, будешь правый судья всякому делу, видя голову дела и самую исту, истина же избавит тебя от всякой напасти. Ибо, если два рода тварей и дел суть, тогда и два сердца. Если же два сердца, тогда и два духа: благой и злой, истинный и лживый… По сим двум источникам суди всякое дело. Если семя и корень благой, тогда и ветви и плоды. Ныне, сын мой, будь судья и суди поступок тетеревов. Если прав осудишь, тогда по сему образу первый судья будешь всему миру. Суди же так.

Напал тетерев на снедь. Видишь ли сие? Как не видеть? Сие и свинья видит. Но сие есть едина только тень, пята и хвост. Тень себя не оправдывает, не осуждает. Она зависит от своей главы и исты. Воззри на источник ее – на сердце, источившее и родившее ее. От избытка бо сердца, сиречь от бездны его, говорят уста, ходят ноги, смотрят очи, творят руки. Гляди! Если сердце тетерева бдагое, откуда родилось сие его дело, тогда и дело благое и благословенное. Но не видишь ли, что змиина глава есть у сего дела? Сие дело родилось от сердца неблагодарного, своею долею недовольного, алчущего и похищающего чужое…

Сие то есть истинное авраамское богословие – прозреть во всяком деле гнездящегося духа: благ ли он или зол? Не судить по лицу, как лицемеры. Часто под злобным лицом и под худою маскою божественное сияние и блаженное таится сердце, в лице же светлом, ангельском – сатана. Сего ради, видя неволю и плен тетерева, жертвующего себя в пользу чужую, не ленись работать для собственной твоей пользы и промышлять нужное, да будешь свободен. Если же не будешь для себя самого рабом, принужден будешь работать для других и, избегая легких трудов, попадешь в тяжкие и умноженные в сто раз.

Видишь ли чью‑либо сияющую одежду, или славный чин, или красный дом, но внутри исполненный неусыпаемого червия, вспомни сам себе слова Христовы: «Горе вам, лицемеры! Горе вам, смеющимся ныне», разумей, снаружи. Видишь ли нищего, или престарелого, или больного, но божественной надежды полного, воспой себе песенку сию соломоновскую: «Благая ярость паче смеха, ибо в злобном лице ублажается сердце». Видишь ли расслабленного параличом? Избегай печального, ревностного и яростного сердца. Убежишь, если не будешь завистлив. Сотрешь главу завистному змию, если будешь за малое благодарен и уповающий на бога живого. Видишь ли не дорогую, не сластную, но здоровую пищу, воспой: «Благая ярость паче смеха». Слышишь совет, словесным медом умащенный, но с утаенным внутри ядом: «Благая ярость паче смеха. Елей грешного да не помажет головы моей». Видишь ли убогий домик, но невинный, и спокойный, и беспечный, воспой: «Благая ярость паче смеха…» Сим образом читай, сын, мирскую книгу и иметь будешь вместе утешение и спасение.

Блажен разумеющий причину всякого дела! Сердце человеческое изменяет лицо его на добро или на зло. О милые мои гости! Наскучил я вам моим многоречием. Простите мне! Се стол уже готов, прошу садиться безраз– борно. Прошу опять простить мне, что и трапеза моя нищая и созвал вас на убогий пир мой в день непраздничный.

Гости все спели притчу оную, что «у друга вода есть слаще вражеского меда».

1 Как же в день непраздничный? – сказал Алаудин брат Адоний[625]625
  Адоний по–эллински значит певца, ода—песня.


[Закрыть]
.

2 Ах, доброму человеку всякий день – праздник, беззаконнику же – не велик день… Если всему миру главою и источником есть сердце, не корень ли и празднику? Празднику мать есть не время, но чистое сердце. Оно господин есть и суббота. О чистое сердце, ты воистину не боишься ни молнии, ни грома. Ты есть божие, а бог есть тебе твой. Ты ему, а он тебе есть друг. Оно тебе, боже мой, жертвою, ты же ему. Вы двое есть и есть едино. О сердце чистое! Ты новый век, вечная весна, благовидное небо, обетованная земля, рай умный, веселие, тишина, покой божий, суббота и великий день пасхи. Ты нас посетило с высоких обителей светлого востока, выйдя из солнца, как жених из чертога своего. Слава тебе, показавшему нам свет твой! Сей день господень: возрадуемся и возвеселимся, братия!

О возлюбленный брат мой! – воскликнул Алауда. – Медом каплют уста твои. Воистину ничто не благо, только сердце чистое, зерно, прорастившее небеса и землю, зерцало, вмещающее в себе и живопишущее всю тварь вечными красками, твердь, утвердившая мудростью своею чудные небеса, рука, содержащая горстию круг земной и прах нашей плоти. Что бо есть дивнее памяти, вечно весь мир образующей, семена всех тварей в недрах своих хранящей, вечно зрящей единым оком прошедшие и будущие дела, как настоящие? Скажите мне, гости мои, что есть память? Молчите? Я ж вам скажу. Не я же, но благодать божия во мне. Память есть недремлющее сердечное око, видящее всю тварь, незаходимое солнце, просвещающее Вселенную. О память утренняя, как нетленные крылья!

Тобою сердце взлетает в высоту, в глубину, в широту бесконечно, быстрее молнии в сто раз. «Возьму крылья мои рано с Давидом…» Что есть память? Есть беззабвение. Забвение эллинами называется лифа, беззабвение же – алифия; алифия же есть истина. Какая истина? Се сия истина господня: «Я путь, истина и жизнь». Христос господь бог наш, ему же слава вовеки, аминь!

Но сем Алауда благодарственною молитвою благословил трапезу, и все воссели. При трапезе не была критика, осуждающая чуждую жизнь и проницающая в тайные закоулки людских беззаконий. Беседа была о дружбе, о чистоте и спокойствии сердечном, об истинном блаженстве, о твердой надежде, услаждающей все житейские горести. В средине трапезы объяснял Адоний сие слово: «Блаженны нищие духом, ибо тех есть царство небесное».

– Не на лица, – говорил он, поедая со сладостью бобы, – зрит бог. Человек зрит на лица, а бог зрит на сердце… Не тот нищ есть, кто не имеет, но тот, кто по уши в богатстве ходит, но не прилагает к нему сердца, сиречь на оное не надеется; готов всегда, если господу угодно, лишиться с равнодушием. И сие‑то значит «нищие духом». Сердце чистое и дух веры есть то же. Какая польза тебе в полных твоих закромах, если душа твоя алчет и жаждет? Наполни бездну; насыти прежде душу твою. Если же она алчет, то ты не блаженный оный евангельский нищий, хотя и богат ты у людей, но не у бога, хотя и нищий ты у людей, но не у бога. Без бога же и нищета и богатство есть окаянное. Нет же бедственнее, как нищета среди богатства, и нет блаженнее, как среди нищеты богатство. Если мир весь приобрел ты и еще алчешь, о, среди богатства страждешь нищету в пламени твоих хотений! Если ничего не имеешь в мире сем, кроме самонужных твоих, и благодарен ты господу твоему, уповая на него, не на сокровища твои, воспевая с Аввакумом: «Праведник от веры жив будет». О, воистину нищета твоя есть богатейшая царей. Нищета, обретшая нужное, презревшая лишнее, есть истинное богатство и блаженная оная среда, как мост между болотом и болотом, между скудостью и лишностью.

Что бо есть система мира сего, если не храм божий и дом его? В нем нищета живет и священствует, приносит милость мира, жертву хваления, довольствуется, как дитя, подаваемым себе от отца небесного, завися от промысла его и вселенской экономии. И сие‑то значит: «Ибо тех ectb царство небесное». Сие есть – они знают – промысл божий, и на оный надеются. Сего ради нищета нарицается убожеством или же, как дитя, живет в доме у бога или того ради, что все свое имеет, не в своих руках, но у бога. Не так нечестивый, не так, но, как прах от вихря, так зависят от самих себя, обожают сокровища свои, уповают на собрания свои, пока постыдятся об идолах своих. Сего ради нарицаются богатые, что сами себе суть лживые боги.

3 Возлюбленный друг и брат мой, – сказал тогда Алауда, – вкусно ты вкушал у нас бобы. Но не без вкуса разжевал ты нам и слово Христово. Насыщая тело, еще лучше мы насытили сердце. Если же оно голодное, суетна есть самая сладкая пища. Прошу же еще покушать репы после капусты и после бобов. Увенчает же трапезу нашу ячменная с маслом кутья.

В конце трапезы начал пироначальник пришучивать, а гости смеяться. Адоний, пособляя брату, забавно повествовал, каким образом древле божия дева – истина – первый раз пришла к ним в Украину: так называется страна их. Первыми‑де встретили ее близ дома своего старик Маной и жена его Каска[626]626
  Этот рассказ представляет собой своеобразную обработку мифа об Астрае и о золотом веке человечества. Любопытно, что имя Маноя упоминается в Ветхом завете (Книга судей, гл. 13): жене Маноя, которая была бесплодной, явился ангел и предсказал, что она родит сына. Сковорода сближает мифический сюжет с библейским, своеобразно переосмысливая его в соответствии с собственными философскими проблемами. – 141.


[Закрыть]
. Маной, узрев, вопросил с суровым лицом:

4 Какое имя твое, о жена?

5 Имя мое есть Астрая[627]627
  Астрая – слово эллинское, значит звездная, сие есть горняя, лучезарная.


[Закрыть]
[628]628
  Астрая (Астрея) – в древнегреческой мифологии богипя добра и справедливости. Легенда о ней связана с идеей золотого века человечества. Легенда гласит, что Астрая последней из богов оставила землю, когда на ней воцарились зло, несправедливость и войны. – 141.


[Закрыть]
, – отвечала дева.

6 Кто ты, откуда и почто здесь пришла?

7 Возненавидев злобу мирскую, пришла к вам водвориться, услышав, что в стране вашей царствует благочестие и дружба.

Дева же была в убогом одеянии, препоясана, волосы в пучке, а в руках жезл.

8 А, а! Нет здесь пребывального города, – воскликнул с гневом старец, – сия страна не прибежище блудно– стям. Вид твой и одеяние обличают в тебе блудницу.

Дева сему смеялась, а старик возгорелся. Увидев же, что Каска вынесла навстречу чистый хлеб на деревянном блюде во знамение странноприимства, совсем взбесился:

Что ты делаешь, безумная в женах? Не ведая, какого духа есть странница сия, спешишь странноприятство– вать. Воззри на вид и на одеяние ее и проснись!

Каска рассмеялась и молчала. Дева же сказала: «Так не похвали человека в красоте его, и не будь тебе мерзок человек видением своим»[629]629
  Сие слово есть сираховское. Оно тот же имеет вкус с Христовым оным: «Не на лица глядя, судите». II с оным Самупла–пророка, пришедшего помазать на царство всех братьев своих.


[Закрыть]
. После сих божиих слов старик несколько усомнился. Нечаянно же узрев на главе ее венец лучезарный и божества светом воссиявшие очи, вельми удивился. Паче же ужаснулся тогда, когда дивный дух, превосходящий фимиамы, крыны[630]630
  Крын – слово эллинское, по–римски – лилия, крына; крыны сельные, то есть дикие, полевые.


[Закрыть]
и розы, вышедший из уст девичьих, коснулся обоняния его и усладил несказанно. Тогда Маной отскочил вспять, поклонился до земли и, лежа ниц, сказал: «Госпожа! Если обрел благодать пред тобою, не минуй меня, раба твоего…» Старица, оставив лежащего старца, повела деву в горницу, омыла ей по обычаю ноги и маслом голову помазала. Тогда вся горница божественного исполнилась благоухания. Маной, вскочив в горницу, лобызал ей руки. Хотел лобызать и ноги, но дева не допустила. «Единую имею гуску, – закричал старик, – и тую для тебя на обед зарежу». Дева, смотря в окно, усмехалась, видя, что старина – господарь и господарка новою формою ловят гуску. Они бегали, шатались, падали и ссорились. Деве смешным показалось, что старик преткнулся о старуху и покатился.

9 Что ты? Ты выстарел ум что ли?

10 А у тебя его и не бывало, – сказал, вставая, старик.

Гостья, выскочив из горницы, сказала, что я прочь иду, если не оставите гуски в покое. На сем договоре вошли все в горницу. Вместо обещанной гуски в саду, в простой беседке, приняли и чествовали небесную гостью и божественную странницу яичницею и ячменною с маслом кутьею. От того времени, даже доселе, ячменная кутья в нашей стороне есть в обычае.

В сем месте встали из‑за стола все гости. Алауда же благодарил бога так: «Очи всех на тебя уповают, и ты даешь им пищу в благое время. Богатая десница твоя в сытость и нас убогих твоих исполняет твоего благоволения, Христос–бог. Будь благословен с отцом твоим и святым духом вовеки!» Гости все восшумели: «Аминь!»

Адоний продолжал повесть, что Астрая в стране их жила уединенно, Маноя и Каску паче прочих любила, посещала и шутила, пока переселилась в небесные обители. Алауда пить и петь побуждал. Он наполнил стака– нище крепкого меда. «Да царствует Астрая! Да процветает дружба! Да увядает вражда!» Сие возгласив, испразднил стакан. Прочие последовали. Они пили крепкий мед, хмельное пиво и питие, или сикеру[631]631
  Сикера есть слово эллинское, значит всякое иитье, опьяняющее, пьяное или хмельное, кроме единого гроздного вина, хлебное же (называемое) вино в том же всеродном имени заключается, сего ради пишется: «Вина и сикеры не должны иить».


[Закрыть]
, называемую в Малороссии головичник, дети же – воду и квас. Из гостей большая часть была сродна к пению. Адоний разделил певцов на два крыла, или хоры, – на хор вопросный и на хор ответный, придав к обоим по нескольку свирельщиков. Они сперва раздельно, потом пели, хор совокупивши. Песнь была такова:

ПЕСНЬ РОЖДЕСТВУ ХРИСТОВУ О НИЩЕТЕ ЕГО[632]632
  Эта песня является обработкой популярного на Украине польского рождественского стихотворения, известного в нескольких вариантах. – 143.


[Закрыть]

Из Соломонова зерна: «Благая ярость паче смеха, ибо в злобе лица ублажится сердце» (Екклезиаст).

Из Христова: «Горе вам, смеющимся ныне», то есть снаружи.

Из Иеремиина: «Втайне восплачется душа ваша».

Вопрос. Пастыри милы,

Где вы днесь были? Где вы бывали, Что вы видали?

Ответ. Грядем днесь из Вифлеема, Из града уничиженна, Но днесь блаженна.

Вопрос. Какое же оттуда несете чудо? И нам прореките Благовестите.

Ответ. Видели мы вновь рожденно Дитя свято, блаженно, Владыку всем нам.

Вопрос. Какие палаты Имеет тое,

Ах, всеблаженно Чадо царское?

Ответ. Вертеп выбит под скалою, И то простою рукою. Се чертог его!

Вопрос. Мягка постель ли?

В красном ли ложе Сей почивает Чудный сын божпй?

Ответ. В яслях мать кладет траву, Ту ж перину и под главу. Се царская кровать!

Вопрос. Какие там слуги Из домочадцев Имеет то Милое чадцо?

Ответ. Овцы и мулы с ослами, Волы и кони с козлами. Се домочадцы!

Вопрос. Какую же тот дом Вкушает пищу? Разве имеет Трапезу нищу?

Ответ. Пища в зелье,

В млеке, в зерне. Се стол ранний и вечерний В том чудном доме.

Вопрос. Музыка там ли Модна и лестна Увеселяет Царя небесна?

Ответ. Пастырский сонм на свирелках Хвалит его на сопелках Препростым хором.

Вопрос. Какие же ризы?

Мню, златотканны У сего сына Марии–панны.

Ответ. Баволна[633]633
  Баволна значит от древа рожденная шерсть; это есть слово немецкое баумволле; баум – дерево, волле – шерсть.


[Закрыть]
и лен, и шерсть;

Сим нищета предовольна В наготе своей. Хоры поют совокупно:

О нищета! Блаженна, святая!

Открой нам дверь твоего рая.

Какой бес сердце украл наше?

Какой нас мрак ослепил,

Даже чуждаться тебя?

О нищета! О дар небесный!

Любит тебя всяк муж свят и честный.

Кто с тобою раздружился,

Тот в ночи только родился,

Не сугубый муж.

Мир сей являет вид благолепный,

Но в нем таится червь неусыпный.

Се пещера убога

Таит блаженного бога

В блаженном сердце.

Ах, благая ярость есть паче смеха,.

Как в лице злом тайна утеха,

Се бо нищета святая

Извне яра, внутри златая

Во мирной душе.

Горе тебе, мир! Смех вне являешь,

Внутрь же душою тайно рыдаешь,

Украсился ты углами,

Но облился ты слезами

Внутри день и ночь.

Зависть, печаль, страх, несыта жажда,

Ревность, мятеж, скорбь, тяжба и вражда

День и ночь тебя опаляют,

Как сионский град, пленяют

Душевный твой дом.

Возвеселимся, а не смутимся!

Днесь непрестанно все христиане!

Там, где бог наш нам родился

И пеленами повился,

Хвала день и ночь!

ДИАЛОГ. ИМЯ ЕМУ – ПОТОП ЗМИИН
Беседует Душа и Нетленный Дух 1791 года, августа 16

Любезный друг Михаил![634]634
  Письмо адресовано М. И. Ковалпнскому. – 146.


[Закрыть]

Древний монах Эриратус все свои забавные писульки приносил в дар другу и господину своему, патриарху Соф– ронию [635]635
  Софропий (591—644) – иерусалимский патриарх, догматик– богослов, автор многочисленных религиозных и литературных произведений. – 146.


[Закрыть]
, а я приношу тебе.

Ты мне в друге господин, а в господине – друг. Я сию книжечку написал в Бурлуке, забавляя праздность. Она украдена. Но я, напав на список, исправил, умножил и кончил.

Потоп змиин, Ноев, божий и Библия есть то же. Если она море, как же пе потоп? Взгляните на Назо– нову картину потопну [636]636
  Речь идет о картине всемирного потопа, нарисованной в пятом стихотворении – «Потоп. Девкалион и Пирра» – в первой книге «Метаморфоз» Публия Овидия Назона (43 г. до н. э. – 17 г. п. э.), римского поэта. – 146.


[Закрыть]
. Nat lupus inter oves…[637]637
  «Плавает волк среди овец» (лат.) – это трехсотая строка из названного стихотворения Назона. – 146.


[Закрыть]

He в сем ли море обуревается вся Вселенная? Ей, в сем! Ей, вся! «Погрязли, как олово в воде…» Один мой Израиль, сию пучину перелетая, переходит. Один он уловляет жалостную ревность Варуха.

«Кто перейдет на ту сторону моря п обретет премудрость?»

Что есть Библия, если не мир? Что есть мир, если не идол деирский? [638]638
  Идол деирский – см. т. 1, стр. 478, прим. 7. – 146.


[Закрыть]
Что есть златая глава ему, если не солнце? Что есть солнце, если не огненное море? Не оно ли заступило нашу нам гавань ту: «Се сей стоит за стеною нашею и говорит: «Лицемер! Почему усомнился ты?»

Не все ли не переплывшие мучатся в огненной бездне? Не все ли блеют о пекле? И кто уразумел пекло? Не смешно ли, что все в пекле, а боятся, чтоб не попасть?

Вот точный сфинкс, мучащий не решивших гадания. «Возволнуются и почить не смогут». «Ходите в пламени огня вашего».

А мой Ной радугу видит, и потоп прекращается. Что есть прекрасная радуга? Не радость ли есть радуга?[639]639
  Согласно библейским легендам, окончание всемирного потопа было ознаменовано появлением радуги на небесах. Этот рассказ Сковорода истолковывает аллегорически, связывая его с символом обновления мира и обретения радости людьми. – 146.


[Закрыть]

Не солнце ли видит свой образ в зеркале вод облачных? Не солнце ли глядит на солнце, на второе свое солнце? На образ образуемый, на радость и на мир твердый? Не туда ли глядит сей вождь наш, не туда ли волхвов ведет?

Останься ж, солнце и луна! Прощай, огненная бездна! (Прости, западное солнце). Мы сотворим свет получший. Созиждем день веселейший. Да будет свет! И се был свет. Да станет солнце и луна! Да станет и утвердится! Да светит во веки веков! И се стало солнце и луна! Новая луна и солнце. От бога божественное.

Воспой же, о Исайя! Воспой нам песнь победную. Се Израиль перейдет море!

Не зайдет бо солнце тебе, И луна не оскудеет. Будет господь тебе свет твой. И совершатся дни твои, Дни рыдания твоего.

Воспою ж и я с тобою, любезный мой Исайя: «Дугу мою полагаю в облаках». Сие есть: мир утверждаю внутри себя.

Солнце всю тварь презирает. Взор дугою утешает. Бездна – сердце, о проснись! Будь себе друг и влюбись!

Весь тогда потоп исчезнет. Радуга же вечна блеснет. Враз отреши твои все слезы. Внутрь все упокоишь стези.

Само будь себе дугою И расстанешься с тугою. Се тварь вся не насыщает! Бездна бездну удовляет. Пустынник Григорий Bapcasa Сковорода

(Д. Мейнгард)

Insuperabili loco stat animus, qui externa deseruit. Nunquam major est, quam ubi aliena deposuit, et fecit sibi pacem, nil timendo… (Seneca, Epistola, 79) [640]640
  «На недоступном месте стоит дух, лишенный всего внешнего. Отбросив все черное и заключив мир сам с собою, дух теперь тем более не должен ничего опасаться» (Сенека. Письма, 79 – лат.). Цитата взята из «Писем к Луцилию» Луция Аннея Сенеки – см. прим. 6 к «Книжечке, называемой… Икона Алкивиадская». Названная книга писем – одно из наиболее значительных философских произведений Сенеки, по своему направлению близкое идеям раннего христианства. – 147.


[Закрыть]
.

Сие есть то же: «Разумный праведник себе друг будет» (Притчи, гл. 12–я).

Глава 1–я ПРИТЧА: СЛЕПОЙ И ЗРЯЧИЙ[641]641
  Эта притча представляет собой своеобразную обработку библейских мотивов с определенной идейно–композиционной целью. – 148.


[Закрыть]

Два пришельца вошли в храм Соломона: один слепой, другой зрячий. Слепой без пользы возводил очи и водил веки свои по стенам храма. А зрячий, видя стень, представляющую человека, зверей, птиц, горы, реки, леса, поля, цветы, солнце, звезды и драгоценные камни, и приводя во всем безизменную меру, называемую живописцами рисунок, ненасытною забавлялся веселостью. Паче же любопытною зеницею прозирал он семилампадный свечник и сень херувимов. «Я не вижу веселости в сем храме», – сказал слепой… «О бедный! – вскричал зрячий. – Пойди домой и вырой зеницы твои, погребенные в мехе твоем. Принеси оные сюда. В то время обновится тебе храм сей, и почувствуешь услаждающее тебя твое блаженство».

Глава 2–я ДИАЛОГ, ИЛИ РАЗГЛАГОЛ

Особы в разглаголе: Душа, Нетленный Дух

[Душа]. Всяка невкусность дает для меня питательный сок. Если только благоволишь, о нетленный дух, скажи мне, что значит: два пришельца?

Дух. Всяк рожденный есть в мире сем пришелец, слепой или просвещенный. Не прекрасный ли храм премудрого бога мир сей? Суть же три мира. Первый есть всеобщий и мир обительный, где все рожденное обитает. Сей составлен из бесчисленных мир–миров и есть великий мир. Другие два суть частные и малые миры. Первый – микрокосм, сиречь мирик, мирок, или человек. Второй мир символический, сиречь Библия. В обительном коем– либо мире солнце есть око его, и око сие есть солнце. А как солнце есть глава мира, тогда не дивно, что человек назван микрокосм, сиречь маленький мир. А Библия есть символический мир, затем что в ней собраны небесных, земных и преисподних тварей фигуры, дабы они были монументами, ведущими мысль нашу в понятие вечной натуры, утаенной в тленной так, как рисунок в красках своих.

Душа. Что значит вырыть погребенные в мехе зеницы?

Дух. Начало вечного Чувства зависит оттуда, дабы прежде узнать самого себя, прозреть таящуюся в теле своем вечность и будто искру в пепле своем вырыть. Сия искра – прочие миры, и сия мысленная зеница провидит в них вечность.

Душа. Разве вечность и бог есть то же?

Дух. Конечно, вечность есть твердь, везде, всегда, во всем твердо стоящая, и всю тлень, как одежду носящая, всякого разделения и осязания чуждая. Она‑то есть истина и нетление. Видишь, что свет премудрости тогда входит в душу, когда человек два естества познает: тленное и вечное. А о неразумеющих есть пословица: «Двоих насчитать не умеет».

Душа. Но скажи мне, какая польза видеть везде два естества, а не одно? И какое в сем утешение?

Дух. Сие изображу тебе подобием. Прехитрый живописец написал на стене оленя и павлина весьма живо. Сими образами сын его – младенец несказанно веселился. И старший сын взирал с удивлением. Живописец со временем стер краски, животные с виду исчезли. О сем мальчик рыдал неутешно, а старший смеялся… Теперь скажи мне причину смеха и рыдания?

Д у ш а. О, не могу сказать, но от тебя слышать жажду.

Дух. Конечно, мальчик думает, что погибли животные, того ради плачет.

Душа. Как же не погибли, если исчезли?

Дух. Ах, не называй краску образом. Она есть одна только тень в образе, а сила и сердце есть рисунок, сиречь невещественная мысль и тайные начертания, к которым то пристает, то отстает краска так, как тень к яблоне своей, и краска есть как плоть, а рисунок – как кость в теле. Сего ради не разумеющий рисунка не приложит краски. Сие старший понимает и смеется. Самые точные образы еще прежде явления своего на стене всегда были в уме живописца. Они не родились и не погибнут. А краски то, прильнув к оным, представляют оные в вещественном виде, то, отстав от них, уносят из виду вид их, но не уносят вечного бытия их так, как исчезающая тень от яблони не рушит яблоню. И тогда‑то бывает прямая пиктура, когда она согласна с вечною сущих образов мерою, а со свойством их согласны суть краски.

Душа. Верую, что слово твое не ложное, но для меня несколько темно.

Дух. Внемли же второму подобию! Напиши циркуль, сделай из дерева или вылепи его из глины. Потом опять его затри, а прочие разори… Теперь скажи мне: погиб ли циркуль…

Душа. Погиб писаный, деревянный и глиняный…

Дух. Прав суд твой! Погиб, видно, видимый, но невещественный и сущий циркуль нетленен пребывает в сокровищах ума. Сей, как не создан, так и разориться не может. Вещественные же циркули суть, но, прямее сказать, ложная тень есть и одежда циркулю истинному.

Душа. К чему же твоя речь течет?

Д у х. К тому, чтоб понять во всем два естества: божие и вещественное.

Душа. А сие понятие куда выходит?

Дух. Туда, что не может ничто погибнуть, а только тень свою теряет.

Душа. Что же далее из сего следует?

Дух. Ничего! Кроме неустрашимости, благодушия, упования, куража, веселья и благовидного вёдра, того сердечного мира, который у Павла всяк ум превосходящим нарицается. Рассуждай о теле твоем то же, что о помянутых образах и циркуле. Считай все мирское естество краскою. Но вечная мера и присносущные руки божии, как кости прильнувшую к ним плоть, всю стень поддерживают, пребывая во всем главою, а сверх непостоянной своей сени древом вечной жизни. Не на подлые, видно, кости и руки смотрит Библия словом сим: «Кость не сокрушится от него». «Не бойся, Иаков, се на руках моих написал стены твои!..» И догадался древний Платон[642]642
  Здесь и далее Сковорода при рассмотрении вопроса о двух натурах во многом опирается на идеалистическое учение Платона. – 150.


[Закрыть]
, когда сказал: вео<; «[во|хгтреГ – «бог землемерит». Не будь, душа моя, из числа тех, которые вещество за точность почитают. Они не исповедуют естества божиего. Отнимают силу и честь, бытие и славу невещественному и благому духу, а вместо его воздают мертвым и грубым стихиям. Сие‑то значит: осудить и приговорить к смерти начальника вечной жизни и всеобщего всякой твари жизнедавца. Бога, видно, убить нельзя. Но нечестивую мысль их правда бо– жия в дело ставит. Тогда отняли от бога жизнь и силу, как только присудили ее тлению. И тогда же отдали тленности жизнь, как только отняли ее от бога. Вот суд, во– царивший раба вместо господина, испросивший себе разбойника Варавву [643]643
  Речь идет о том, что, согласно евангельской легенде, когда решался вопрос о помиловании наместником Иудеи Пилатом осужденных, среди которых были Иисус и разбойник Варавва, то по наущению первосвященников и старшин народ потребовал помилования разбойника (Евангелие от Иоанна, гл. 27 и др.). – 151.


[Закрыть]
. Сии отцеубийцы и слепые стен ося– затели называются у Платона подлостью, в мрачном рве и аду сидящею, одну темную тень видящею и ничего за сущую истину не почитающею, разве одно то, что ощупать и в кулак схватить могут. Сей есть источник безбожия и сердечному граду разорения. Ползущая сия и поедающая землю подлость, прилепившись к брению, стала и сама грязью и возметаемым от вихря прахом. Прилепившие же сердце свое господу суть единого с ним духа и хвалятся с Исаиею: «Божий я», «Путь благочестивых прав», «Не падем, но падут все живущие на земле». Все три мира состоят из двух едино составляющих естеств, называемых материя и форма. Сии формы у Платона называются идеи, сиречь видения, виды> образы. Они суть первородные миры нерукотворенные, тайные веревки, преходящую сень, или материю, содержащие. В великом и в малом мире вещественный вид дает знать об утаенных под ним формах, или вечных образах. Такое же и в символичном, или биб– лейном, мире, собрание тварей составляет материю. Но божие естество, куда знамением своим ведет тварь, есть форма. Ибо и в сем мире есть материя и форма, сиречь плоть и дух, стень и истина, смерть и жизнь. Например, солнечная фигура есть материя, или стень. Но понеже она значит положившего в солнце селение свое, того ради вторая мысль есть форма и дух, будто второе в солнце солнце. Как из двоих цветов два духа, так из двоих естеств две мысли и два сердца: тленное и нетленное, чистое и нечистое, мертвое и живое!.. О душа моя! Можно ли нам в сем похвалиться и воспеть: «Христово благоухание мы…»?

Душа. О дух мой! Блаженна та душа… По крайней же мере можем о нас сказать: «В благовоние мира твоего течем». Наконец, научи меня, что значит семилампадный светильник?

Дух. Значит седмицу бытейскую, в которой весь символический мир создан.

Душа. Что такое слышу? Ты мне насказал чудное и безвестное.

Дух. Уже сказано, что солнечная фигура есть материя и стень. Семь дней и семь солнц. В каждом же солнце есть зеница: второе прекрасное солнышко. Сии солнышки из своих стеней блистают вечности светом, так, как горящий елей сияет из лампад своих.

Душа. О божественное, о любезное, о сладчайшее солнышко!.. Еще же мне скажи: что то есть херувимы?

Дух. Седмица и херувимы, то есть колесницы и престолы – то же.

Душа. О херувимах. Почему они престолы?

Дух. Солнце есть храм и чертог вечного, а в горницах тут же стулья, где субботствует. Колесница тоже, есть она дом ходящий. Ведь солнце есть огненный шар и никогда не стоит, а шар состоит из многих циркулей, будто из колес. Ибо солнце не только есть чертог и вечно бродящая авраамская скиния, но и колесница, служащая нетленному нашему Илье, могущая возить вечное наше солнышко. Сии солнечные субботы, сиречь чертоги и покои вечного, называются тоже седмицею коров или юниц и седмицею пшеничных Колосов, а у Захарии – седмицею очей. Слепые и гадательные сии очи сидящий на херувимах открывает тогда, когда из внутренностей их вечные зеницы, как из солнцев солнышки, нетленным воскресения светом блистать начинают.

Душа. Прочее: херувимская сень, что ли она есть?

Дух. Сень, тень, краска, абрис, одежда, маска, таящая за собою форму свою. Идею свою, рисунок свой, вечность свою – все то есть херувим и сень вместе, то есть мертвая внешность.

Душа. На что Иезекииль приправил им всем крылья, дабы сверх орлов быки и коровы по поднебесной летали?

Дух. На то, дабы воз летал и к единому началу, сиречь к солнышку. Он не приправил, но провидел, что они все крылатые.

Душа. Что значат крылья?

Дух. Вторые и вечные мысли, перелетающие от смерти в жизнь, от материи к форме. Вот тебе пасха, сиречь переход. О душа моя! Можешь ли от мертвых тварей и от сени херувимской перебраться к господу твоему и к осущест– вующей тебя форме твоей? «Крепка, как смерть, любовь». «Крылья ее – крылья огня».

Душа. О отец мой! Трудно вырвать сердце из клейкой стихийной грязи… Ах, трудно! Я видела написанный образ крылатого юноши [644]644
  Речь идет об Икаре, дерзнувшем вместе со своим отцом Дедалом подняться на крыльях высоко в небо, но солнце растопило воск на крыльях Икара и он упал в море. В этом образе Сковорода видит символ ограниченности возможностей человека, желания которого во много раз превосходят его возможности. Здесь речь идет, очевидно, об эмблематической картинке наподобие тех, которые воспроизведены Сковородой в диалоге «Алфавит, или Букварь мира». – 152.


[Закрыть]
. Он пялится лететь в горнее, но нога, прикована цепью к земному шару, мешает. Сей образ – мой образ. Не могу, а только желаю. «Кто даст мне крылья?..» Для облегчения, отец мой небесный, горести мои услаждающего, продолжай беседу. Открой мне: для чего Давид желает крыльев сих? Ведь ты сказал, что одни только солнца есть херувимы.

Дух. Солнце есть архитипос[645]645
  Архитипос – архпобраз.


[Закрыть]
, сиречь первоначальная и главная фигура, а копии ее и вице–фигуры суть бесчисленные, всю Библию исполнившие. Такая фигура называлась антитипос (прообраз, вице–образ), сиречь вместо главной фигуры поставлена иная. Но все они, как к своему источнику, стекаются к солнцу. Такие вице– фигуры суть, например: темница и Иосиф, коробочка и Мойсей, ров и Даниил[646]646
  Авраамова сень и гости, ковчег и Ной, колода и Иеремия, море и Израиль, Далила π Самсон.


[Закрыть]
, Далила и Самсон, сиречь солнышко, кожа и Иов, ясли и младенец, гроб и воскресший, вериги и Петр, кошница и Павел, жена и семя, Голиаф и Давид, Ева и Адам… [647]647
  Здесь имеются в впду различные библейские легенды, которые, по мнению Сковороды, являются вымыслом и смысл которых можно постичь только при помощи аллегорического истолкования их содержания. – 153.


[Закрыть]
Все сие то же есть, что солнце и солнышко – змий и бог. Краснейшая всех и мать прочим есть фигура солнечная. Она первая благословляется и освящается в покой богу. «Благословил бог день седьмой». По сей причине прочих тварей вице–фигуры, в силе ее поставляемые, все бытие свое приемлют в днях светлой седмицы, как в ней вся тварь рождается; сама же прежде всех созидается.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю