Текст книги "Сочинения в двух томах"

Автор книги: Григорий Сковорода

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 60 страниц)

Если кто узнал себя и задружил, если может сказать: «Было слово господне ко мне», «Знаю человека», может и теперь посещать сип же воды. Сии‑то источники оставляются в наследие от отца Исааку: «Паки ископал Исаак– колодцы водные, которые ископали рабы Авраама, отца его» (гл. 26). Возле сего источника раб Авраамов находит для Исаака супругу Ревекку.

Толкует обручение сие Оспя: «Обручу тебя себе вовек, и обручу тебя себе в правде, и в суде, и в милости, и в щедротах, и обручу тебя себе в вере, и узнаешь господа».

Послушайте, вот раб сына Авраамового: «Обручил вас оному мужу, деву чистую представить Христу».

Испытайте ппсания: разумей, очищайте, ройте, копайте; смотри, как роет Исаак: «Отнюдь же оттуда ископал колодец другой, а не спорпл о том, и прозвал пмя ему пространство, говоря, что ныне распространил господь наш». Разве не слышим призывающего нас живого источника? «Вжаждай, да грядет ко мне…» Бот наследие, по– коп сердца, пространство духа, утоление душевной жажды! Не дай бог пам так пить из сего источника, как спи потоки. «Юдоль же сладкая имела колодцы смачные, и побежали царь содомский и царь гоморрский и пали там, оставшиеся же бежали в горы» [360]360
  Речь идет об уничтожении городов Содом и Гоморра и о бегстве оттуда Лота (Ветхий завет. Бытие, гл. 19). – 371.


[Закрыть]. Один и тот же источник есть падение и восстание презирателей богу посвящаемых сих вод и ругателей Елисеевых, уже не сфинкс, но медведицы терзают: «И оглянулся вслед им, п видел я, и проклят я именем господним…» (4–я Царств, гл. 2). Мы не дети умом; медведица душу не тронет; я тебе скажу, какие то звери, от бога насылаемые. «Зубы зверей пошлю в них…» (Второзаконие, гл. 32, ст. 24). Приметь слово сие «в них», разумей: «внутриих»; зверя впустить во внутренность как можно? Посылает на них и шершня! Нельзя, чтоб наказывал по телу тот, который говорит: «Не убойтеся убивающих тело…»

Какие ж суть спи звери и шершни? Слушай Мойсея: «И будет, если не послушаешь голоса господа бога твоего.., проклят ты, когда входить тебе, и проклят ты, когда исходить тебе. Да пошлет тебе господь скудость и голод, а истребление па всех…» Слушай далее: «Да поразит тебя господь петлением, и огневицею, и стужею, и жжением, и убийством, и ветром тлетворным, и бедностью, п пожнут тебя, пока погубят». Слушай далее: «Поразит тебя господь неистовством и слепотою, п исступлением ума». Станем тут: довольно сего. Только не забудьте Спраховых слов о языке: «Послан будет на них, как лев, и, как барс, погубит их».

О сих грызенпях п душегубных жалах говорит и Павел: «Жало же смерти грех…» Что есть грех, если не заблуждение? Грешить в греческом языке dfiapxaveiv– значит быть беспутным, что ж бедственнее, как шествовать без дороги, жить без пути, ходить без совета? Сие поразит сердце больнее медведицы, жалчее шершней. Нет слаще и увеселительнее истины, путеведущей душу, и нет горестнее, как тьма неведения. «Будешь (там же у Мойсея говорится) осязать в полудни, как осязает слепой во тьме, п не исправит (господь) путей твоих».

Еще проще говорится у Иеремии: «Накажет тебя отступление твое, и злоба твоя обличит тебя, и узнай, и гляди, как зло и горько тебе есть, п не исправит (господь) путей твоих». Не верующий и не знающий господа уже осужден есть. Нет горестнее п мучительнее сего, и не будет никогда. Грех есть порча самого существа и разорение самой душевной исты; грех – значит заблудить от господа своего, а сие есть потерять живот и мнр сердечный. Грех – сам себе яд и казнь, а мучит паче тысячи адов. Видите, чье дело учить о мире и счастии. Библия – сему источник и основание. Правда, что многие ангелы сокровищу нашему, в вертепе родившемуся, не очень искусно и не по Давиду на библейном инструменте поют песнь: «Слава в вышних богу». Но глупость целой тысячи несмышленых живописцев не сильна у нас живописную хитрость привести в презрение, а научат нас, что сия наука есть многотрудная п из стольких своих любителей стала немногими постигаема.

Старинный друг мой Алексей Соха [361]361
  Скопорода говорит об Алексее Сохе (Коноровском), с которым он дружил и переписывался. – 372.


[Закрыть] в собрании дружеском по течении речи стал хвалиться, что общпи наш приятель Севастиан, сын Иакпнфов, лекарь, возвратил ему очи, в опаснейшем состоянии находящиеся. В сем месте нашего разговора один из собрания начал горько плакать: все мы задпвилися, что причина? «Мне тот же лекарь, – сказал с плачем слепец, – сам собою обещался было исцелить очи». Мы знали, что добродушный Се– вастиян не принимался за невозможное, для того спросили: «Для чего ж ты не отдался?» «Вот для чего, – отвечал безокий, – обманутый многими врачами, думалось мне, что все суть те же; а теперь я навеки слеп…» Достойно и праведно! Монета воровская не может унпчтожпть цену п честь монеты царской. Теперь скажу вам то же, что вначале: осторожно говорите о мире. Высокая речь есть мир. Не будьте наглы, испытывайте все опасное. Не полагайтесь на ваших мыслей паутину, помните слово сие: «Не будь мудр о себе; не мудрися излишне, да некогда изумишься. Не оправдывай себя перед богом. Почптай врача. Не высокомудрствуй, но бойся».

Презирать Бпблпю – значит мудрпться пзлпшне, будто мы что лучшее выдумали. Оправдать себя перед богом – значпт то же, будто мы упредили его новоизобретенным прямиком к счастию. Высокомудрствовать – значпт, будто в наш век родилась истинная премудрость, неизвестная древним векам п нашим предкам.

Сие есть высокостепенное сумасбродство, еслп думать, что в наши времена взошло солнце, отворился ключ здоровых вод, изобретена соль… Самонужность есть повсеместная и вечная. Бог п премудрость безначальны. А то самая дрянь, что вчера с грпбамп родилось. Изберите день и соберитесь. Я за предводительством божним и его Бпблпи мог вам, еслп меня не обманет самолюбие, показать алфавит мира пли букварь его. А теперь поручаю вас богу. Сумма всей нашей речи будет спя: чем кто согласнее с богом, тем мирнее и счастливее. Стыжуся сам своего слова. Лучше было сказать: соберемся и участно все побеседуем [362]362
  Речь идет о намерении, осуществленном со временем в диалоге «Алфавит, или Букварь мира». – 373.


[Закрыть]. Авось что–лпбо откроет тот, который близок всем, призывающим его к истине.

Афанасий. А мы пойдем в сад, а из сада домой… Скажите мне, как вам показалась речь его?

Ермолай. Мне она показалась делом. Нет вреднее, как наглость.

Яков. II мне его речь кажется небезосновательною. Может статься, что мы рассуждаем о мпре так, как древние рассуждали о ппфагоровскпх бобах[363]363
  Пифагор был вегетарианцем, но советовал не есть бобов, разделяя древние представления, будто в них переселяются души умерших. – 373.


[Закрыть]. Между многими его гадательными речениями есть и сие: «Не ешь бобов». Многие сему смеялися, а иные высосали из сих слов подлые соки, всяк по своему сновидению. Один думал, что в бобах вредный сок, рождающий бессонницу. Другой мечтал, что срамной дух имеют и фигуру. Третьему прпснплось, будто бы обращаются в кровь, если скрыть в медном сосуде, п прочпй вздор. О сем написали и кнпгп. Возможно ли, чтоб мудрый муж столь подлые мысли закрыл в своем символе? Мне кажется, те угадали, которые высосали оттуда сие Сираховское слово: «Премудрость книжника во благовременпп празднества, и умаляющийся в деяниях свопх упремудрптся». За неимением камушков употребляли древние для кандидатов белые п черные бобы. Пифагор любителей премудрости отвлекал сим словом от честолюбия, чтоб иметь вольное сердце к исследованию истины. Толкует один его спмвол Цицерон в книге своей «О старости», но весьма нехудо: древнпе мудрецы пмелп свой язык особливый, онп изображали мысли своп образамп, будто словами. Образы те были фпгуры небесных п земных тварей, например: солнце значило истину, кольцо или змий, в кольцо свитый – вечность, якорь – утверждение плп совет, голубь – стыдливость, птица бусел – богочтенпе, зерно п семя – помышление и мнение. Были п вымышленные образы, например: сфинкс, спрена, феникс, семиглавый змий и прочее. Печать кесаря Августа имела с кольцом якорь, обвитый стремптельнейшпм морским зверем дельфином с сею подписью: Festina lente, то есть спеши (всегда) исподволь. Образ, заключающий в себе тайну, именовался по– эллински еи–РХ^а, emblema, то есть вкидка, вправка будто в перстень алмаза, например изображенный гриф с сею подписью: «Наглорожденное скоро исчезает»; плп сноп травы с сею надппсью: «Всяка плоть – трава». А если таких фигур сложить вместе две плп трп, как в помянутой печати, тогда называлося cup^oXov, conjec– tura по–римски; по–нашему бы сказать: скидка, сметка. Августова печать была головою всех его советов в царствовании. Он почптал за одно скорость и исправность. Наконец, так счастливо царствовал, что народная речь спя почти обратилась в пословпцу. Августу или не должно было начинать, или переставать царствовать. Но мне кажется, что Августова печать значит и то, дабы бешенство душевных стремлений удерживать советом, зависящим от вечности. В сию мысль приводит фигура змия, в кольцо свитого, с сею надписью: «От тебя, боже, начало, в тебе же да кончится». Вечного вечность так же образовалась тремя перстнями пли кольцами, меж собою сцепленными, с надппсью: «Сии трп выше всех стихий». Сердце, устремившееся к вечному, означалося образом стрелы, вверх стремящейся к звезде, с такой подписью: «Довлеет мне одпн он». Сердце, вечностпю просвещенное, образовалось кустарником или насаждением, плодопри– несшем зерно, падающее сверху поверхности земной, с подписью: «Чаю будущей жпзнп». Изображалося и орлом, взирающим п возлетающим к солнцу, с подписью: «Горю к бессмертию». Также змием, совлекшим свою ветошь весною и обновившим юность. Я недавно написал таинственный образ. Он представляет море с берегом, с которого летит на другую сторону моря ласточка с надписью: «Зимою нет здесь для меня покоя». Таковые тайно образующие вечность фпгуры бывали у древних вырезываемы на печатях, на перстнях, на сосудах, на таблицах, на стенах храмов, по сей причине названы (иероглифпка) hieroglyphica, то есть священная скульптура или резьба, а толкователи названы hierophantes – священноявители пли mystagogi – тайноведатели[364]364
  Пероглифика– священные письмена, в которых понятия и предметы изображались в виде таинственных знаков и фигур; иерофантами назывались верховные жрецы в Древней Греции; мистагоги – служители культа у древнпх греков, которые посвящали в священные тайны. – 374.


[Закрыть]. Конечно, никто бы не мог разуметь и, видя, не видел бы, например, шар земной, изображенный с царскою короною и скипетром, но опровержен, если бы не было подписано следующее: «Дурак уповает на него». Отсюда, видно, родилася пословица сия: «Не фигура», то есть не трудно.

JI о н г и п. Мне кажется, что и самая Библия есть богом создана из священно–таинственных образов: небо, луна, солнце, звезды, вечер, утро, облако, дуга, рай, птицы, звери, человек и проч. Все сие суть образы высоты небесной премудрости, показанной Мойсею на горе; все сие и вся тварь есть стень, образующая вечность. Кто бы мог догадаться, что Ноева дуга образ есть священной Библии, если бы не сын Сираха, похваляя божественную премудрость, сказал: «Слава высоты, твердь чистоты… Солнце в явлении сжигающее горы… Луна всем… месяц по пмени своему есть… Доброта небес, слава звезд… Гляди на дугу п благослови сотворившего ее, очень прекрасна сиянием своим» (гл. 43). Всю сию неба и земли тварь сотворил вышппй в том, да прообразует она горнее начало власти божией, силу слова его и славу присносущного духа его.

«Вначале сотворил бог небо и землю». Когда вся тварей смесь проистекает из божиего источника, тогда да возвращается к тому же, кто есть начало и конец, и нас за собою ведет от смерти к жизни и от земли к небесам. Сие великое светило (Библия), сотворенное на тверди крепости вечного на то, да освящает земляные умы наши, да разлучает пам между днем воскресения и между ночью тления, которое одно нам, как видимое, так и зна– емое, да ведет своими знамениями во времена вечности, во дни спасения, в лето господне благоприятное. Оно, утвержденное в роды родов, да по крайнейшей мере некоторая частичка людей божиих в сем ковчеге спасется от змия, пзблевающего потоп, наводняющий землю безбожием. В сем ковчеге почивает наш Ной, то есть мир, всяк ум превосходящий, и кто воздвигнет его? Тут гнездится и голубица его (иона – по–еврейски), изнутри испускаемая, возводящая высокий взор свой, усматривающая превосходящего тления воду, верх гор вечных, гор правды божией, место злачное, землю пзносящую, былие травное п дерево плодовитое, день третий воскресения, и приносящая в устах своих нам милость мира и твердое надежды утверждение, говоря: «Радуйтесь! Не бойтесь! Что смущены вы? Мир вам! Идите, возвестпте братин моей».

Если бы кто вошел в покой чистой сей голубицы, и, отдохнув посреди пределов ее с Исааковым сыном, тогда бы узнал, что вся слава ее внутри находится, и признался бы, что подлинно крылья ее посребрены, что шум пх чудный, а междурамье ее сияет самым чистейшим и никому не слыханным золотом: «Золото ж земли сей доброе, и там есть анфракс (Бытие, гл. 2) и камень зеленый». Но так все закрыто фигурами и образами, так запечатлено, что весьма трудно, да и невозможно пролезть сквозь ограждающую рай сей стену: еслп с нашим соглядателем Халевом не будет в товарищах сей: «Я дверь…» Глубина спя божией премудрости, сенью образов снаружи покрытая, никоего вида, нп стройности, нн вкуса не имеет: «Земля же была невидима и неустроена, и тьма…» Такова она бывает дотоль, поколь найдет на нее дух от вышнего, как говорпт Исапя (гл. 32): «И будет: пустыня в Хермель претворится в гору Кармпль, в плодоноспп плп в ппще изобилие». «И дух божий носился вверху воды».

Сей один всесильный, сходящий от вышнего дух, как сотворил всю сию небесных, и земных, и преисподних, и морских (светила, звери, золото, жемчуг), образовав тьму, так и вывести может из мертвого жпвое, из пустыни изобилие, из обуялого вкус, из тьмы просвещение: «И сказал бог: – Да будет свет! – II был свет». Все в ней кажется просто и одинаково сказано, однако двое спе слышали. Давид говорит: «И дух двойное свое слово надвое разумеет: на образующее и на тайнообразуемое». «И разлучил бог между светом и между…»

Да не помыслим, что слово божие в самом деле есть двойное, двойное по естествам своим, двойное по тленпю и нетлению, по плотп и духу, по божеству и человечеству, по лицу же, или ппостасп, одно и то же. «И был вечер и было утро день один…»

В сей‑то силе сквозь бурю и облака спрашивает Иова бог: «Где был ты, когда основал землю? Возвести меня, если знаешь разум? Кто положил меры ее, если знаешь?.. В какой же земле вселяется свет? Тьме же какое есть место? (гл. 38, ст. 4). Вся тьма земных образов в ту цель, меру п намерение положена, да течет к своему началу… В начале было слово: «Все тем было…»

Самые спи два образа – вечер и утро, еслп бы не истинны были и не возводили куда‑то, никогда бы не сказал Давид: «Конец утра и вечера украсишь», но богодухно– венное сердце п в с–пх костях находит землю вселяющегося света и место тьмы: «И свет во тьме светится».

Таковые образы emblemata всегда заключают внутри себя нечто золотое и драгоценное, разумей: божие. «II ви– дпт бог, как добро».

Возьмите, например, сии два образа из Исапп: «Прах от колес» – п вспомните данный Иову запрос: «В какой земле вселяется свет?..»

Кто не скажет, что прах пли грязь от колеса значит тленную прпроду? Сие есть место тьме. Кто же опять не впдпт, что колесо прпосеняет вечного вечность? Сия есть земля, включающая в себя свет вечности. Знаменуемая колесом, будто колесо в колесе заключилось, в земном небесное, в тленном нетленное, как говорит Иезекппль, видевший колеса: «II дело пх было, как еслп бы было коло в колесе» (гл. 1).

Но сип колеса не простые были: «И видение колес и сотворение пх, как видение фарспса» (род драгоценного камня). Говорпт п Давпд: «Голос грома твоего в колесе…» Видите, куда сип колеса докатились?

Теперь, кажется, видно, что колесо есть образ, закрывающий внутрп себя бесконечное колесо божией вечности, и есть будто пыль, прильнувшая к ней: «Дух жизни был в колесах». Дух жизнп и вечность – одно и то же.

Мне кажется, что и сам Иезекппль то же признает, что в тварях скрывается прпосеняемая божпя истина, когда говорпт спе: «Посреди животных видение свеч…» Сип слова его по всему однп суть и те же со словами сими: «Золото же оной земли доброе, п там есть анф– ракс…»

Анфракс драгоценный есть камень, подобен блистанием огневому углю, по–гречески анфракс, то есть раскаленный уголь. Сей уголь очпстпл Исапи уста; то уже и видно, что уголь есть фигура; и не уголь очистил сердце сыну Амосову, но тайно образуемая углем горящим слава божпя: «Не был тот свет, но да свидетельствует о свете». Самые его четыре животных, что таскают за собою виденные ему колеса, кажется, то же начерчивают образ какой– либо твари, включающий в себя блистательный вид вечности: есть будто бы везущий сокровище божпе возок, по– европейскп чуть ли не херувим. Имеем же сокровище сие в глиняных сосудах.

Может статься, что спе ж значпт п то, что пророк своим животным, так как и колесам, вокруг насажал и будто алмазы вставил множество очей. Колеса пророк, умом пронпцая, услышит тайный вопль сей: «О колеса!» Но и здесь приличествует тот же вопль: «О очи!» И чуть ли сии очи не те, о которых Иеремия: «Господи, очи наши зрят на веру» (гл. 5). Спи очи п в Иове есть: «Очи твои на мне» (гл. 7). Сверх пророчих и Иововых очей есть еще господни: «И полржпл (Елисей) уста своп на уста его, и очи свои на очи его… и согрелася плоть отро– чпща» (4–ая Царств, гл. 4). А без сих очей очи пророчи болезненны, как у Лии, и слепы, и не вкусны. Затем сидящего на херувиме: «Отвори, господи (просит Езекпя), очи твои и гляди…» Не всякому сип очи отворяются, но содержатся внутри тени животных: «Отвращу очимопот вас» (Исапя). Ионе и Клеопе они отворились, но прежде и сим держатся, да его не познают. Скрыли было взор блаженных сих очей скоты полевые, и звери дубравные, поколь воссияло солнце п собрались… Вот один щенок льва, львенок Иуда… но пмеет ли очи лицо сие львово? Имеет, но для верных, вот они: «Радостотворные очи его паче вина…» (Бытие, гл. 49). А неверным, не раскусив на лице образующем, увязают. Очи господни на праведных, лицо же господне на творящих злое, видящих доброе и лукавое. Они видят доброе, но лукаво: в доброте лукавство, в истине сень, в жизни смерть, а сим самым делают доброе злым. Творящие злое. И не дивно: очи спи очень глубоки. Одна только вера на них взирает, а они взаимно на веру. «Очи твои, как озеро в. Ессевоне граде» («Песнь песней»), и очень высоко поднимаются над преддверие врат дома господнего. Они не дремлют и никогда не уснут, храня дом свой израильский, храм Библии. «Да будут очи твои открыты на храм сей день и ночь» (3, Царств). Спи очи увидели Закхея: «Воззрев Иисус…» и Вениамина: «Воззрев очами своими Иосиф». Вот же вам и телячее лпцо! Мойсей, благословляя Иосифа, называет его быком: «Первородный юнец доброта его…» (Второзаконие, гл. 33). Юнец есть ничто, но первородный лп– ца сего есть красота. Первородный и начало – все одно, «на его месте узрели начало единое, идя вслед его…» (Иезекппль, гл. 10). Много я о очах наболтал, не можно ль несколько удостоверить, что видение внешнее сих многих очей есть фигура одного недремлющего, вседержп– тельного ока божия; и когда колеса образуют голос грома его, тогда очи прпосеняют прпсносущное сияние славы его. «Слово плотью было… и видел я славу его…» Не хочу больше говорить, кроме с пророком сие же: «Иди же, если было облако, там был и дух». Облако и образ кажется одно. Но он и сам говорит: сие видение (есть) подобие славы господней. Будто ж не одно то: подобие и образ, а между колесом и оком немного разности, кольцо п то и другое. Вся Библия есть прах и земля, но усыпившая многоокое колесо вечности божией. Из сей безобразной грязи исходит свет ведения славы господней блистательной, как молния, сияющей, как золото, прозрачной, как пмитрос (янтарь), огнезрачной, как анфракс, дрбровид– ной, как фарспс. Сей свет избавляет ее от уничижения п оплевания людского. «Смиренная и колеблемая не имела ты утешения, се я уготовляю тебе анфракс, камень твой, п на основание твое сапфир» (Исапя, гл. 54). В то время веселится спя невеста. Взгляните, например, на облако, объемлющее прекрасное кольцо сияющей дуги, не жпвой ли сей образ Библии, фигурами осеняющий сияние славы божией, на горе преобразуемой? «Дугу мою полагаю в облаке…» Взгляните па пустое поле, пзносящее траву и благовонные цветы. Сей есть символ ее, рождающей из пустыни изобилие, из гнили – нетление. «Я есть цвет полевой п крын удольный».

Сие‑то поле впдел Иезекипль, полное костей человеческих, но те были слова господа бога Израплевого, виденные ему на сем поле и теперь, есть и видптся, если кто может проректи на кости сип. Из сего поля земли взял создатель, подмешав своей слюны, помазал очп слепому. Земля ничто, но подмешанный вкус божественной слюны освобождает от слепоты, открывая очп боговеде– ния. Вкус без слюны в пище не бывает. «Приложил ты премудрость п благое к сим паче всякого слуха…» (3–ья Царств, гл. 10).

Взгляните опять на вознесенного змия Мойсеевого… Если он впснт, в кольцо свитый, – есть фигура вечности, если же просто – есть образ божпей премудрости. Сей змий всех ползущих змиев пожирает. Сей пожер египетских мудрецов жезлы, вся мудрость их поглощена.,. Сей змий возносится на кресте Христа – божия сила и премудрость. «Погублю премудрость премудрых…»

Взгляните на самого Адама; припомните, что значит сей из глины вылепленный человек? Бог на глину смотреть не терппт: «Не соберу соборов пх от кровей…» Итак, спя обветшалая фигура, конечно, образует того человека, п «что есть человек, как помнишь его… Сей болван ведет за собою того мужа, который его создал, да образует тенью своею велнчпе его. Се сей стоит за стеною нашею…» «Сей был, его же назвал, который по мне прпдет, предо мною был, как прежде меня был». Сего‑то впдел за глинкою Даниил (гл. 10): «Воздвиг очи мои п впдел, п се муж один… Чресла его перепоясаны золотом светлым, тело же его, как фарсис». До сего‑то мужа мальчпков, долу ползущих, приподнимает Павел. «Вышних пщпте, где же есть Христос… О горнехМ мудрствуйте». Что больше говорить? По образу божию сотворите его. Хоть по образу, хоть вначале, да образует сень того единого мужа, какой есть начало и конец.

Теперь наш Адам вкуснее сделался: был он глпняный только, а теперь п дух жпзнп внутри его есть; был один земной, а ныне в одно лицо соединился и небесный: «Сойдет, как дождь, на руно». Затаскал было п задавпл земной.

Все роды от Адама до Христа образы п тени суть великие божпе, посему род божий называется. Каждое сего рода лицо, будто ложесна раскрывает, когда псходпт пз него первородное оное едпноначало. «Бог, велевшпй пз тьмы свету восспять…»

Иаков есть нпчто, но бог Иаковлев, стоящий за стеною его, – семя и зерно божие, распространяющееся на четыре части мира. Спе одно великое, спе одно прозябшее пз Иакового праха великим делает Иакова: твой есть день и твоя есть ночь. «II был вечер, п было утро…» II в сию– то силу пишется: «Велик был Мойсей – вышел к братьям своим». «Встав Иаков на ногн, идет в землю восточную». О сем на многих местах Исайя: «Не бойся, Иаков, малый Израиль, я помог тебе… се сотворпл тебя, как колеса колесничные новые, стирающие как ппла…» (гл. 41 и гл. 14 п 17, ст. 4).

Если орел, находясь божественною фигурою, высоко возносится в спле своей, как видно пз божиего к Иову вопроса: «Твопм ли повелением возносится орел?» Много паче сей род возвышается, о котором господь: «Поднял вас, как на крыльях орлих, и привел вас к себе» (гл. 19 Исхода).

Все сии суть селение славы его и птенцы орлпные отца сего, «как орел покрыл гнездо свое и на птенцов своих возлег…» (гл. 32 Второзакония). Имя Давид зна– чпт возлюбленный н есть тень того: «Бог любви есть…» Фарес[365]365
  Фарес – библейский персонаж, сын Иуды и Фамарп (Ветхий завет. Бытие, гл. 38). – 381.


[Закрыть] гласит разделение и есть образ того: «Разлучил бог между светом…» Даниил есть сень того: «Гортань его – сладость, и весь – желание». Енох тень того: «Возьмется от земли жизнь его». Иосиф (приложение) есть печать того: «Бог мира будет с вами».

Все сип суть чистые скоты вышнего Авраама, везущие сокровище божие, о которых Исайя: «Терпящпе господа изменят крепость, окрылатеют, как орлы, потекут и не утрудятся, пойдут п не взалчут» (гл. 40). Вот один рыкает: «Терпя, потерпел господа». Сип суть овцы божий, пасомые господом, а без него мертвы. Вот одна овца блеет: «Пасущий Израиля, внимай… Господь пасет меня». Сии овцы – все близнецов родящие, а бездетных нет среди них («Песнь песней», гл. 6). Неотмеченное рождают для Лавана, а отмеченное, то есть образуемое, – для благословенного Иакова [366]366
  Сковорода имеет в виду описанный в Ветхом завете эпизод деления скота между Иаковом и его тестем и дядей Лаваном; согласно договору, животные с отметиной достались Иакову, а неотмеченные остались Лавану (Ветхий завет. Бытие, гл. 30). – 381.


[Закрыть]. Сколько ж сих овец наш Иов, не на гноище уже вне града божия лежащий, господь восставит его, но воздвигнутый от болезненного праха, имеет? Овец 14 тысяч, верблюдов 6 тысяч… Спи суть домочадцы великого Авраама, присутствовавшие сильному мужу Гедеону протпв Мадиама [367]367
  Речь идет об одном из эпизодов борьбы израильтян во главе с Гедеоном против мадианптян (Ветхий завет. Книга судей, гл. 6, 7, 8). – 381.


[Закрыть]. Они – и люди, п скоты, и звери, и птицы, которым нацеплял Иезекпиль множество крыльев, очей п колес. II не он нацеплял, но прозрел под шестокрыльною пх тенью вечно блистающую истпну божию и едпноначало, четыре части мира исполняющее. Для того п не говорит, что животное, но говорит, как подобие четырех животных. Они только похожи на то. Давид о себе п о прочих говорпт: «Дни моп как сень…» II правда, что князья все они и сыны человеческие, в них же нет спасения. Но сия сень везет за собою вечного: «Ты же, господи, вовек пребыв…», – просит: «Изведи из темницы душу мою». Да уразумеют, что я не пустая сень, но тебя славящая, тайнообразуемого. II не дивно, что сень Петрова исцеляла. Она содержит имя господне. «Возьму его п прославлю его…» «Как время ущедрпть». Сие время провпдев, Исайя говорпт, что, конечно, по времени упасет господь сих вместе своих ягнят, волков и львов. «Вениамин – волк, хищник…», и чуть ли не сие значит конец израильский, когда имена сих людей выходят в горнюю силу начала своего: «Исперва имя твое на нас есть» (Исапя, гл. 63). Тогда‑то, кажется, исполняется на них слово Малахиино: «А пзыдите п взыграете, как тельцы, от уз разрешенные» (гл. 4). Не знаю, сие ж ли значит и переход через море? Из прежде бывшей воды открытие сухой земли явилося, а из моря Чермного путь не возбранен, и поле злачное от волнения зельного; пм же весь язык пройдет, твоею рукою покрыты, видящие дивные чудеса: «Как кони, насытились и, как ягнята, взыграли». (Премудрости Соломона, гл. 19). Но и сам Давид говорит: «Прошел сквозь… И извел ты нас в покой. От землп взошли мы к тебе, господи». «Было в мире место его…» Может быть, и апокалипсические сего отмщения просят старцы; и сюда хочет укрыться тамошняя жена с чадом от змииного потопа. «Скрываешь их в тайне лица твоего…»

Жена рождает чадо, восхищаемое к богу -и престолу его, который должен уберечь все языки; Исайя говорит то ж о себе: «Господа во чреве принял и поболел, и родил дух спасения…» «Жене даются два крыла орла великого». «Как орел покрыл гнездо свое…» И Давид крыльев желает: «Кто даст мне крылья, как голубпные?» Сие все доказывает, что они суть образы присносущие божий. А что сей многочисленный род часто в Библии известным числом ограничивается, например, Авраам счел своих домочадцев 300 и 18. Гедеон взял с собою 330 мужей и проч. Все сие сюда же служит и делается пли потому, что они все суть, как одна жена, рождающая одно твердое и известное начало, когда бесчисленного праха перечесть нельзя, или потому, что спя безобразная грязь, возвращаясь к своему началу, приемлет от него печатлеемое на себе благообразие вида и меры, а мера и число в себе заключает, или потому, что велит бог Моисею поставить в счет своих мужей. А о прочих говорит: «Не помяну имен их устами моими». А самое время когда ограничивается, тогда разумеется божие и вечное. Например: «Было в тридесятое лето, в четвертый месяц, в пятый день месяца» (Иезекииль, гл. 1). «И было утро, и был вечер день третий». Тогда значится лето господне прпятное, день радости и спасения. «И тысяча лет, как день один, как день вчерашний…» «Плоть ничто же…» Но когда спя невидимая и неустроенная плоть из ничтожности своей выходит в точное свое начало, тогда созидается из ничтожности в нечто и перестает быть ничто, то есть плотью и тьмою, в то время когда бог, исчисляющий множество звезд и нарицая несущее, как сущее, говорит: «Да будет свет».

Се вы есть, как днесь звезды небесные, множество. Правда, что бог так же по имени называет Каина, Исава, Саула п прочих таких, но они хотя не чистые, однако божпп же скоты. «Я устроивший свет, и сотворивший тьму, творящий мир, и зиждущий злое…» (Исапя, гл. 45). Онп суть место и образ тьмы, удаляющей око наше от боговпденпя, спе значит убийство Каина, Исава и Саула гонение. Все по плотп разумеющие Библию суть племя их едомское [368]368
  Племя едомское – язычппки. – 383.


[Закрыть], сей гром божий слышащие. «Если право принес ты, право же не разделил ты, не согрешил ли ты? Умолкни» (Бытпе, гл. 4). «Разлучил бог между светом…» Хотел Валаам, положившись на свое скотское разумение, проклянуть Израпля, то есть дабы онп не исходили в землю божпю, а значили бы тлень, плоть, клятву: «Исходы мои —исходы жизни». Наконец, не терпя противоречия образов, утеснен в непроходимых закоулках и приник в сокровенное меча острие, слово божие с поклонением вскричал: «Что прокляну, его же не клянет господь». Нет ворожбы в Иакове, ни же волхования в Израиле… «Сколь добры дома твои, Иаков, и кущп твои, Израиль…» «Бог выведет его из Египта…» «Возлег, почил…» «Благословя– щпе тебя благословенны, и проклинающие тебя прокляты» (Чпсла, гл. 23 и 24). Но можно ли исчислить все тьмы образов?

Одно то известно, что весь сей сеновный мпр до последней своей черты, от виноградной лозы до самой крапивы, от нитки до ремня, бытпе свое получает от вышнего: «Отвращу тебе лицо, возмятутся…» Всякая видимость есть образ, а каждый образ есть плоть, сень, идол и нпчто. «Пошлешь дух твой, п созпждутся…» Вгляните на непроходимую чащу левптскпх обрядов, колпкий вздор, однако, вся спя земленность, со всем хворостьем сгорев, в начало течет: «Сколь чудно имя твое по всей земле».

Спе все делает нашедшпй дух от вышнего, зная, что всякое дыхание и тварь ему служит: «Учпненпем твоим пребывает день, как всяческая работа тебе».

Одпн всесильный дух улавливает великого кита сего, п он‑то вопрошает Иова: «Извлечешь ли змия удкою?..» Или: «Вденешь кольцо в ноздри его? Шилом же повертишь ли уста его? Возложишь ли на него руку, господи?»

Он одпн спм змием, как дитя воробьем, играет: «Или свяжешь его, как воробья детищу?» Одну свою руку он один налагает на него, «в разуме руку своею наставпл я»; «дух твой благпй наставит меня…». «Дух все испытывает, и глубины, божип».

Сне‑то покрывало п мрак стены отводит читателей от Библии, лишая нас вкуса, да не слышим говорящего к нам сквозь бурю и облако бога и не можем сказать: «Пройду в место селения дивного даже до дому божиего… войду к жертвеннику божию…» Кроме прочппх, один Соломон для созпдания стены сей сколько натаскал материалов: спя была вещь корысти, которую принял царь Соломон на созидание храма господнего, п дому царевому, и стене иерусалимской, и все внутри Давпра покрыл златом (3–я Царств, гл. 6).