Текст книги "Сочинения в двух томах"

Автор книги: Григорий Сковорода

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 60 страниц)

Когда слышишь: «Изопьют все грешные земли дрожжи», разумей, что устранившиеся и бродящие по окольным околицам и наружным городским ругам[291]291
  Без раскрытия содержания символики Сковороды нельзя понять смысл его учения. Мир символов, по его мнению, должен помочь человеку познать себя и найти истинное счастье. – 281.


[Закрыть] шатающиеся но концам и хвостам с евангельским бесиым по пустым местам, по распутпям вне селений и гробовищам имущие скотское, и женское оное рассуждение: «Души мужей, женам подобных, взалчут». Все спи, ей, не вкусят сладчайшей оной сына царева вечери: «Не должен пить… Пока пью новое вино в царствии небесном». Все сии со– домляне толпятся под вечер в дом Лотов к ангелам, но не входят, а только извне обходят по лужам, окружающим стены города: алчны и жадны, труждающиеся и обреме– ненны. Главная причина сему есть подлая и прегрубая, тяжелее олова, а грубее сыра тяжесть сердца пх. Погрязают сыновья спп тяжкосердые, как олово. «Голова окружения их, труд умен их». «Прокисло, как молоко, сердце их. О Исапя!» «Узнай, как пепел, сердце их, и прельщаются». «Зачем любите суету и ищите ложь?» «Вкусите и увидите», «Как удивпл господь преподобного своего», «Возведите очи ваши…»

Что ж ты, друг мой, думаешь? Ты все, как слепой содомлянпн, одно осязаешь. Всяка тлень есть то одно. Очувствуйся. Мертв ты. Привязался ты к твоему трупу, ни о чем сверх него не помышляя.

Одно, а не двое в себе видишь и, к сему прилепляясь, исполняешь пословицу: «Глуп, кто двоих насчитать не знает». Глядишь в зеркало, не думая про себя. Взираешь на тень, не помня яблони самой, смотришь на след, а не вздумаешь про льва, куда сей след ведет. Зеваешь на радугу, а не памятуешь о солнце, образуемом красками ее. Сие значпт: одно пустое в себе впдеть, а посему и не разуметь, и не знать себя, самого себя. Разуметь же – значпт сверх впдного предмета провидеть умом нечто пе– впдное, обетованное впдным: «Поклонитесь, и увидите…» Сие‑то есть хранить, наблюдать, примечать, сиречь при известном понять безвестное, а с предстоящего, будто с высокой горы, умный луч, как праволучную стрелу в цель, метать в отдаленную тайность. Отсюда родилось слово символ [292]292
  В автографе дальше имеется не связанная с текстом диалога греческая заппсь: иЬ; яро; tov Ь>Л)лул tov -eol г: Лп ЛЬул^– «Материал для диалога о счастье». – 252.


[Закрыть]. Вот что значит взойтп на Спон, на соло– моновскую вооруженную башню, стоять на страже с Аввакумом п быть обсерватором. Так‑то блистает, как солнце, и как праволучные стрелы молнппны, ум праведных, пмущпх души своп в руке божией, и не прикоснется к ним мука. Онп, как искры по стеблпю, через всю углями их опустошаемую тлень текут, взлетают п возносятся к вечному, как стрелы сильного изощренны, вооружившие столп Давидов, в колчане тела тленного сокровенные. Сии божественные сердца и души, воскрылпвшись по– сребренными оными, Ноевой голубицы, крыльями: «Крылья ее —крылья огня», и вверх в чертог вечности устремляясь орлим [293]293
  ==========================================


[Закрыть].

Афанасий. Ей!..

БЕСЕДА 2–Я. Нареченная Observatorium specula[294]294
  Observatorium specula – дозорная башня, городская стена, место созерцания мира. – 283.


[Закрыть] по–еврейски – Сион

Что есть истинное блаженство? На чем оно твердо стоит? – Конечно, камень оный есть великий, дивный и единый. Лица: Афанасий, Яков, Ермолай, Лонги н, Григорий

Афанасий. Скажи мне, Григорий, для чего эллины назвали блаженство su&xiucma[295]295
  Счастье, довольство (греч.). Одно пз основных понятий эвдемонизма – направления в античной этике, представители которого считали источником морали стремление человека к счастью. Фпло– софско–этическое учение Сковороды является творческим развитием идей эвдемонизма применительно к условиям исторической жизни Украины XVIII в. – 283.


[Закрыть], сиречь благоразумие, а блаженного Јi>5atjia)v?

Григорий. Ты ж мне скажи, для чего евреи назвали оное ж светом? Оно не солнце. «Воссияет вам, боящимся имени моего, солнце правды…» Малахия.

Афанасий. Не для того ли, что умное око, как свет и фонарь во тьме, предводительствует нам, когда блажепства ищем? А всякое сомнение и невежество есть тьма.

Яков. Умное око есть нам вождь во всех делах. Неужели хорошая скрпница и табакерка наречется у тебя свет и благоразумие?

Григорий. Aatixajv пли Даймон[296]296
  Дух, который тайно руководит поступками человека. Это представление древних греков о существовании посредника между человеком и невидимой природой отчасти разделяет и Сковорода. – 283'.


[Закрыть], или демон – значит дух видения. Каждый же человек состоит из двоих, противостоящих себе и борющихся, начал или естеств: из горнего и подлого, сиречь из вечности и тления. Посему в каждом живут два демона или ангела, сиречь вестники и посланники своих царей: ангел благой и злой, хранитель и губитель, мирный п мятежный, светлый и темный… Справьтесь, о другп мои, с собою, загляните внутрь себя. Ей, сказываю вам, увидите тайную борьбу двоих мысленных вопнств, наипаче при начинании важного дела. Вникните только и возникните на думное сердца вашего поле, всех океанов п всяких пебес пространнейшее. В один час сколькпе тысячи перелетают пернатых, п молнии быстрейших дум ваших во все концы Вселенной, и во всю поднебесную пресмыкающихся? Нет дела, ни самого мелочного действия, которому бы не были они началом и семенем. Горнее духов ополчение немолчно вопиет: «Кто, как бог?», «Всякая плоть сено, и ничто». «Дух животворит слово божие». «Внял ли ты рабу моему Иову?» «Ты, Христос, сын бога живого…» А дольнее в бездне сердечной противоречит: «Нет бога». «Плоть и кровь все животворит». «Зря ли чтит Иов бога?» «Доходы то делают». «Христос обманывает народы…» Обе сип армии, как потоки от источников, зависят от таковых же, двоих своих начал: горнего и дольнего, от духа и плоти, от бога и сатаны[297]297
  От отца истины и от отца лжи.


[Закрыть], от Христа и антихриста. Великая и благая дума есть главный ангел, весть благая, совет правый, уста премудрые, язык ново–огпепный, благовестпе мира, слово жизни, семя благословенное, слово спасительное и напротив того. Теперь скажи, Афанасий, борются ли твои мысли?

Афанасий. Ей, отгадал ты! Одна мысль вопиет во мне, или скажу с пророком Захариею: «Апгел, говорящий во мне, – новое, не полезное возвещает Сковорода». А неприязненный ангел хитро противоречит и шепчет, как Еве, вот что: «Тонко чересчур прядет, не годится на рубаху паутпна». Я же в Исапп недавно читал сие: «Полотно паутинпое ткут», и не будет‑де им во одеяние. Говорит о ветрогонах, поучающихся тщетному, презревших полезное. И подлинно – «Лета наши, как паутпна».

Яков. Ябедник из тех же законов, как змий из тех же цветов, не мед, но яд высасывает; а дпявол в той же Библии весь вкус из своего чрева, как паук паутину из собственного своего брюха тончайше п глаже шелка, ведет, а не от божиего духа, как министр Лже–Христа [298]298
  Министр Лже–Христа – т. е. защитник дьявола. – 284.


[Закрыть], а не законного царя, которого верховный благовестник вот чем хвалится: «Мы же ум Христов имеем».

Л о н г и н. И я чувствую моих духов борьбу.

Ермолай. А во мне таков же спор тайно шумит.

Яков. Сие и дивно, и не дивно. Дивно, что мало кто усердствует заглядывать внутрь, испытывать и узнавать себя. А не дивно потому, что непрерывная сия брань в каждом до единого сердце не усыпает. Во мне самом сердечный пзбыток, или неисчерпаемый родник, от самого рождества моего не родил ни слова, ни дела, чтоб начинанию его преисподних духов с пебесными силами брань не предыграла, так как на небе борющихся ветров шум предваряет грядущую весну. Сие мне приметно не было в юношеских летах. Буйные мои мысли презирали опую притчу: «Всяк Еремей про себя разумей». Странные редкости и ветреные новости отманивали их от вкуса, как оной, так и сей общенародной речи: «Хорош Дон, но что лучше, как свой дом?» Казалось, что в доме моем все для меня равно приятели. А мне и на ум не приходило оное евангельское: «Враги человеку домашние его». Наконец, усилившаяся, как пожар, в телесном домишке моем нестройность буйности, расточенных по беспутиям мыслей, будто южный ветер потоки, собрала воедино, а мне на память и во внимание привела сказанное оное к исцелев– птему бесноватому слово Христово: «Возвратись в дом твой». От того начала, благоденствия моего весна воссияла. Итак, слово твое, Григорий, и дивно, и не дивно, и новое, и древнее, и редкое, и общее. Однак благая во мне дума, или скажу с патриархом Исааком: ангел мой похваляет слово твое, а клеветник нем.

Е р м о л а й. Апгел твой, о друг ты мой Яков, «который тебя сохраняет от всякого зла», не прельщается, по– хваляя древнюю новость и новую древность. Все то не великое, что не заключает в себе купно древности и новости. Если во времена соломоновские не едали грибов, а ныне встал изобретатель оных, сие не великое, ибо не древнее, а не древнее потому, что без сего люди живали древле блаженно. Что древнее, как премудрость, истина, бог? Все дела не для всех, а сие – всем временам, странам и людям, столько для каждого нужное, сколько для корабля компас и кормило, а для путника Товии – наставник Рафаил. Премудрость чувствует вкус во всеслад– чайшей истине, а истина скрывалась в боге и бог в ней. Сей есть едпный краеугольный камень для всех зиждущих храм блаженства, и премудрая симметрия[299]299
  Симметрию, гармонию, соразмеренность как свойства материальных вещей и явлений Сковорода считает одним из свидетельств присутствия в природе постоянного, закономерного начала, которое исключает проявление чьего бы то нп было произвола. – 285.


[Закрыть] для строющих ковчег покоя. Спя есть единая, святых святейшая, древностей древность. Но где ты мне опять найдешь сердце, управляемое компасом и телескопом веры бо– жией? Вот спя ж самая древность есть предивная редкость, новость, чудо! А хулящий ее есть пакостник плоти, ангел сатанпн. Не люди сему виною, но сердцами их овладевший хульный дух.

JI о н г п н. Да, вспомнил п я, что Христов наперсник называет закон его новым: «Новую заповедь даю вам». Правда, что истинная есть Соломонова притча: «Брат от брата помогаемый… и проч.». Есть такая же и русская: «Доброе братство лучше богатства».

Однак сей необоримый град все презирают, и дружней любви адамант блистает весьма в редких местах. Вот тебе новинка! Но опять, когда превечный сей совет есть древнейшая всех тварей симметрия и «крепка, как смерть, любовь», ревностным сострастпем, всех миров системы связавшая и обращающая, тогда он же в послании своем нарицает его ветхим. Сам богочеловек, которого не подлый дух, по праху ползущий, как змпй, но вышний оный архангел деве благовестит, нарпцается новым Адамом и ветхим днями: «Бог любви есть». И так: «Немы да будут уста льстивые», слово твое, Григорий, хулящие.

Афанасий. А мне взошли на память гордые мудрецы пышной плоти, с ругательством вопрошающие: что есть сатана, где он, подай его, проклятого, сюда, мне в руки. Много ль у него рогов?.. Не правду ли сказывает апостол: «Хуля – не разумеют»? Судпте – не они ли сами с рогами? И не забавны ли для сына Спрахова? «Нечестивый, проклинающий сатану, сам клянет свою душу». Умный в карточной пгре лабет[300]300
  Лабет – недобор взяток в карточной игре и штраф за недобор. – 286.


[Закрыть] быть может, а благой и злой дух есть для них небыль. Вот тебе преддверие в лабиринт безбожия! Уничтожив ангельские чины, легко сказать: «Нет бога». Так как затаскав по–филпстпмски живой воды потоки, сам собою становится источник неисследованным и невероятным.

Яков. Оставь филистпмов и хамов: «Всяк Еремей про себя разумей». Не люди сему виною, но овладевший сердцами их дух клеветнический. Если в тебе человеческое сердце, сожалей, а если угодно, ревнуй и гневайся, но избегая вражды и злобной гордости с ядовитою насмешкою. Кто гонит человека за веру, есть самый главный божиему человеколюбию враг, равен озлобляющему нищего за то, что не захотел Хрпста радп в мплостыпю принять одежды. Берегись, друг мой, дабы не вкрался, под светлою маскою в недро твое хитрый змий, дабы ангельская любовь к богу не преобразила тебя в дпявола для людей. Не забывай учительского оного путп: «Не знаете, какого вы духа». Ангельскими языками говори, а людей все люби. Истинная любовь не самолюбива.

Григорий. А я радуюсь о единомыслии нашем. Довлеет мне вас четырех согласие. Горные мысли в тяжко–Сердных душах не водворяются! Самый чистейший спирт небесный, нареченный у эллинов[301]301
  Называется также ald^p – эфир, aether —эфир (лат.), Coelum, quod supra nubes [Небо, которое над облаками] (лат.), В Библии: «Дух холода тонкого». «Царств[о] духа есть бог».


[Закрыть] сшра, по–римски тоже aura, не жпвет разве только выше облаков. Возвратимся ж на путь течения речи пашей. По числу ангелов разделите весь род человеческий на два рода: на вышний и нижний, на правый и левый, на благословенный и отрн– иовенный. Теперь можно всякого вопросить: «Наш ли ты или от супостатов наших?» «Какого духа ты?» Нет здесь нейтральности по двойному роду людей, вспомните евангельское распутпе: путь узкий и пространный, правый и левый. Жизнь наша есть путешествие. Левый, через триумфальные ворота, через увеселительные перспективы и цветоносные луга, низводит в преисподнюю, прямо сказать, в грусть не усыпающих в душе червей. Правый во входе жесток и стропотен, в прочем мало–помалу гладок, напоследок сладок, в исходе – сладчайший. Так как всякое благое дело в зачатии и в корне горькое, а в половах своих сладкое, и сеявшие со слезами жнут с радостию. Правым шествует род праведных, за руководством ангела мирного, верного наставника, хранителя душ и тел наших. И как сам вождь пх светел, так и род оный есть благо– умный, благодуховный, благоуханный, а жизнь их есть вот то‑то: эвдемонпя, благовоние, благовеяние, какое дышит смирна, стакта и каспя. Отсюда родилось у нас слово благоговение, отсюда у древних всякая благоспешная удача называлась диксиома[302]302
  Так древние греки называли счастливое предсказание, которое, по их представлениям, приходит справа. – 287.


[Закрыть]! Десничие, правой руки дело, а люди – сыны света и десницы, например: Вениамин – значит сын десницы. Шуйский[303]303
  Шуйский – левый. Производные от него слова символизируют нечто недостойное. Шуя – шваль. – 287.


[Закрыть] же род, или левый, во всем оному есть противен. Негодную подлость и у нас, в Малороссии, называют шуя. Без сомнения то же, что шуия и чуть ли не отсюда родилось слово сие – ленив,. Будто левпн сын, не десницын. Но я уже заврался. Вот вам для чего в эллинской древности блаженство наречено eoSaifiovta.

Афанасий. Ныне мне открылись спи Павловы речи: «Примите меня, как ангела божьего». «Христово благовоние мы». И сам таков есть всяк, к каковому ангелу прилепляется. Спи суть добрые девы. «В благовоние мира твоего течем?» Но ах! Скудно пх… Не пусто плачет, о Иеремия! «Оскудели добрые девы». Род лукавый и прелюбодейный повсюду умножается. Все спп не войдут в брачный покой чертога женихового. «Не знаю вас!»

Ермолай. Мне непрестанно в очах мечтается пску– ситель учителя нашего в пустыне. О бесстыдный! На кого не дерзнет наступить, когда козненные своп наветы не устыдился воздвигнуть на главу всех божпих мужей и пророков? «Кинься вниз». Возможно ли, дабы повалился в дольнюю грязь и подлость смрадную, сказавший истину сию: «Я от вышних». Кто свыше и в горнем рожден, никак не вмещает духов, отсылаемых в стадо свиное: «Вы от нижних». Но опять, сколь приятен был ему ангел в саду, побуждающий его к высоте терпения, по благоволению и естеству горнего отца его.

JI о н г и н. Конечно, тебе сад сей, где беседуем, навел такие мысли. И мне сии, перед нами цветущие крыны сельные, дышущие в обоняние наше фимиамом своего благоухания, возвели на сердце спдящего на гробном камне Матфеева ангела, благовествующего мпроноспцам оного единого человека: «Род же его кто исповедает?» «Я цвет полевой и крын удольный». Для стерегущих гроб ангел мой ужасен, но для мироносиц сколь красен! Светови– ден, как молния и как крын, исполнивший воздух благоухания. Не оно ли моего тайно касается обоняния, услаждая горящее во мне, с Клеопою и Лукою, сердце мое?.. «Крылья ее,. крылья огня». «Полечу и почию».

Афанасий. Нет, брат, постой! Высоко не долетишь. Дабы возмочь обонять благоухание нетленного оного человека, нужно нажить оный нос: «Нос твой, как столп Ливанский». Сим‑то носом обоняет Исаак ризы сына своего Иакова. Потеряли было сей нос п зато услышали вот что: «О несмышленные галаты!» «И косные сердцем…» Остервеневшую луну и земного человека каждое око видит. «Безумный, как луна изменяется». До небесного оного человека: «И поднимется от земли жизнь его, как первородное луны; не узрит, разве пребыстрое чувство». «Тебе подобает расти, мне же…» «Пребудет с солнцем и прежде луны». Все те были безносые, которых вопрошает Павел: «Приняли ли духа святого?» Мы‑де и не знаем, есть ли и что он значит? Хотя царедворец, однак, без носа был тогда и евнух тот, что спрашивал Филиппа: «Скажи, о каком человеке столь великолепно говорит Исапя?» Не без толку у евреев не ставили в священники безносых и кратконосых. Лишенный чувства, обоняющего Хрнстово благовоние, и не могущий похвалиться: «Знаю человека», как может показаться другим невеждам: «Се ягненок божий». Соломоновская невеста кроме похваляемого братом носа имеет голубины очи. Сими благородными чувствами не дивно, что провидит не стареющегося оленя, высоко скачущего и перескакивающего по горам и холмам: «Чувство праведных благопоспешно».

Яков. Носатых носатый хвалит. Ангел божий, схвативший вверх за волосы Аввакума и Филиппа, может и друга нашего Лонгина поднять в горнее. Неужели думаешь, что он лыс? Думаешь так, а оно не так. Дух веры не прозорливая ли есть премудрость? Не она ли есть блаженная седина и волосы оные: «Волос головы вашей не погибнет». Не он ли восхищает и хор мироносиц? Благоуханное миро божьей веры в сердце их, достаточный для благовестника повод, чтобы схватить и поднять их из ползания в горнее. Вера зрит неосязаемого человека, и он не смотрит на тлень, кроме веры: «Господи, очи твои зрят на веру». Сей благовестил сына и пречистой Марии, сей и Захарии, но при Фимиаме же веры, сей же обещает родителям израильского избавителя Самсона. Но и здесь действует не гибнущий волос веры: «Железо не взойдет на голову его». Сип же волосы и нетленные веры лучи украшали и озаряли и Моисееву голову, восхитили Еноха и всех оных с Павлом: «Поднял вас, как на крыльях орлиных, и привел вас к себе». Воплощенный ангел Павел хвалится, что и ему волосы головы помазал бог духом своим так, как и Исапи: «Помазавший нас бог…» «Дух господен на мне…» А как верует, так и благовестит ползущим: «Встань, спящий…» Так, как Исайя некоему горестному книжнику: «Что ты здесь, и что тебе здесь?..» То же, что евангельский ангел: «Что ищете, нет здесь…» «Там его узрите, о косные сердцем!» И восхищает их в горнее галилейское, где «видевшие его, поклонилися ему…» «И тот невидим был им». Тогда прямо увидели, когда стал невпден и не осязаем так, как когда исчез из глаз телесный друга моего болван, тогда осталось в моем сердце сердце его, как магнитный дух в стальном кольце: «Крепка, как смерть, любовь…» «Крылья ее – крылья огня». А когда плотская любовь столь сильно веет и гонит к смертностным вожделениям, то равно и дух божией любви жесток, как буря, шумен, как от вина, угли. ем огненным и пламенем варит, как ад, жжет сердце, воскрыляет и устремляет в горнее: «Жестока, как ад, ревность». II так мило мне, когда признался Лонгпн, что рушит сердце жало ревности божией и утробу ему так, как Луке и Клеопе. Признаться ли вам, что и мою утробу трогает тот же пламень? Часто он угашается плотским жаром. Но кто прямо вкусил красоты горнего человека, сил любви ни вода многая угасить, ни реки потопить не могут: «Ни настоящая, ни грядущая…» «Ополчится ангел господен…» Простудит Вавилонскую печь и избавит их. «Исчезнет сердце мое и плоть моя…»

Григорий. Се уже слышали мы – о двоих началах, о двойном роде ангелов и людей, о двоепутии человеческой жизни. Впрочем, ныне сами доумевайте, что от сих же источников рождается двойной вкус в Бпблнп: добрый и лукавый, спасительный и погибельный, ложный и истинный, мудрый и безумный…

Яков. Нет легче доуметь, как в сем. Змий из той же коровы сосет молоко и преображает в яд, а человек слушает притчи: «Взбивай молоко – и будет масло». Душевному человеку Лотово пьянство, Давидово и Соломоново женолюбие – смрад, яд и смерть, а духовному – благовоние, еда, нища и жизнь. Вера горняя возьмет змия и не язвится, в печи не опаляется, в море не погрязает, яд и смерть ест и пьет, и оттого здоровая, вот «знамения верующим!». Библия есть не только корова, но и ад, и змий, и лютый поглощающий лев. Но в жестокости сего льва находят с Самсоном сот сладости те: «Десница твоя примет меня…» Сей дракон для таких целительный, и дерево сладчайших райских плодов, но не тем «полижут прах, как змии, ползущие по земле». «Тот сотрет твою главу», чудо израильское! Где вера находит сладчайшую, паче меда п сота, пищу, там тяжкосердную душу кусают песии мухи и шершни: «Пошлю на них шершней…»

Афанасий. Берегись, Яков, ты уже сделал Библию древним чудовищем, мучившим древле египтян. Имя ее – Сфинкс, девичья голова, туловище львиное…

Яков. Не обынуясь, друг мой, сказываю, что она‑то есть лев, обходящий Вселенную, рычащий и терзающий, напавший на бедного читателя с левой стороны. Пропал он в адских ее челюстях. Ты же, о Израиль, не бойся Ияков! «Встретит его, как мать», укроет его от зноя, успокоит в матерном лоне, ухлебит хлебом и напоит водою. «Вода глубока – совет в сердце мужа». «Пьющий от воды сей, не вжаждется вовеки».

Афанасий. Так не она ж ли есть и блудница оная у Соломона, за которой следом волочатся буйные молодчики? Она горчайшая ада. Бегут‑де, «как олень, стрелою уязвленный в ятра». «Не знающий, что на душу свою течет». Куда опа заводит их? О лютый язык eel «Зубы его, зубы львовы, убивающие душу…»

Яков. О друг мой! Отгадал ты. Се та блудница. «Слова потопные, язык льстив сей блудницы». Она наводит всемирный потоп. Но вера с Ноем из негниющего зиждет себе безопасную храмину. Она по–римски – area, то же, что по–эллински – аруtj. Сие есть имя божие. «Покроет тебя божие начало». От сей блуднпцы спас ангел обручника: «Иосиф, не бойся». Немного не попал, мимо Рахиль, на прелоокую Лию [304]304
  См. прим. 13 к «Беседе 1–й…». – 291.


[Закрыть].

Ермолай. Не отгадаю ли и я? Не Библия ли есть оные смертоносные источники, преображаемые Елисеем в спасительные, когда их осолил солью пророк? Засорили их фплистпны.

Яков. Ты в самый центр попал. Очищает их Исаак, осоляет Елисей, освящает, погружая в них Христа, Предтеча, а сам Христос претворяет безвкусную их воду в вино новое, которое «веселпт сердце человека». А Мойсей горним жезлом разделяет и услаждает невкусную их горесть по–Павловому: «Слово ваше да будет солью растворенное». «О боге похвалю слово, о господе похвалю слово».

Л о н г и н. Дух гадания тронул п меня. Не она ли есть оный, что в Данииле, семиглавый змий, жен и младенцев погубляющий? «Змий сей, которого создал ты». Хоть он кит, хоть дракон, есть то Библия.

Яков. Не излился ли на вас, други мои, дух оный от вышнего? «Изолью от духа моего». «Старцы ваши сны узрят…» Кто силен сие разрешить, если не будет бог с ним? Дух веры все испытывает и все открывает. Сему змию в челюсти вместо соли ввергает Даниил гемолку, пилюлю или котишок. Тогда сего аспида малое отороча повести может.

Е р м о л а й. Любезный мой котишок, что значит сей шарик? Или вопрошу тебя по–еврейски: манна – что сие?

Яков. Он слеплен из смирны, из древесной шерсти и из тука. Пошел прямо в брюхо змиино.

Е р м о л а й. Говори, друг мой, поскорее, не мучь меня. «Доколе возьмешь душу нашу?»

Яков. Фу! Разве не знаешь, кто был в чреве кп– товом?

Е р м о л а й. Ах! Ты теперь пуще омрачил меня.

Яков. Веровал, тем же заговорил. Сей шарик есть присносущный центр пресвятой вечности. В храмах бо– жиих изображается так:

В центре треугольника око.

1. Альфа — всякую тварь предваряет.

2. (о – мега, после всей твари остается.

3. Вита есть рождающаяся и исчезающая середина, но по началу и концу вечная. Сия троица есть единица.[305]305
  TptY^XiOg Movsrg хз1 OOaig.


[Закрыть][306]306
  1 «Трисолнечное единство и естество» (греч.). – 292.


[Закрыть]

«Трисолнечное единство», «недремлющее око…»

Е р м о л а й. Не знаю, что‑то Афанасий все улыбается.

Афанасий. Треугольник твой, Якуша, пахнет Пифагором [307]307
  Теория числа Пифагора и числовая символика греческого философа долго приковывали внимание Сковороды. Идеи Пифагора своеобразно переплетались у пего с представлением о триединстве невидимой натуры. – 292.


[Закрыть]. Опасно, чтоб ты не накадил и духом Платоновским [308]308
  Дух Платона Сковорода считает не противоречащим истине. Как и идеи Пифагора, мысли Платона он интерпретирует в соответствии с собственным пониманием истины. – 292.


[Закрыть], а мы ищем Христова духа.

JI о н г и н. И мне кажется, будто запахли платоновские идеи.

Яков. Пифагорствую или платонствую – нет нужды, только бы не идолопоклонствовал. И Павел п Аполлос суть ничто с Авраамом. «Ибо никто не благ…»

Григорий. Дайте покой! Пожалуйста, не трогайте его. Он слово благое извлек от верующего сердца. С верою грязь есть у бога дражайшая чистого золота. Не на лица глядя судите. Вспомните вдовин пенязь[309]309
  Вдовин пенязь – вдовьина лепта. В Евангелии от Марка (гл. 12) рассказывается, как однажды Иисус, сидя против сокровищницы, смотрел, как народ кладет деньги в сокровищницу. Многие богатые клали много. Одна бедная вдова положила две лепты (полушки). Иисус сказал своим ученикам: женщина эта положила больше всех, пбо все клали от избытка своего, а она от скудости своей положила все, что имела. – 293.


[Закрыть]. Не заключайте боговеденпя в тесноте палестинской. Доходят к богу и волхвы, сиречь философы. Единый бог иудеев и язычников, единая и премудрость. Не весь Израиль мудр. Не все и язычники тьма. Познал господь сущих его. Собирает со всех четырех ветров. Всяк для него есть Авраамом, только бы сердцем обладал дух божией веры: без коей и Авраам не мог оправдаться, и никто иной. Единый дух веры оправдает и племя, и страну, и время, и пол, и чин, и возраст, и разум. Иноплеменник Наеман исцелился в Иордане, где тщетно омывался необрезанный сердцем Израиль. Куда глупое самолюбие! Кланяетесь в храмах треугольнику, изображенному не разумеющим оного живописцем, а сей же образ, у любомудрцев толком божества озаренный, ругаете. Не сие ли есть: «Кланяетесь тому, чего не знаете?» Не разжевав хлеба сего Христова, как можете претворить и пресуществовать в животворящий сок? Не сие ли есть суд себе желать и смерть, дабы исполнилось писание: «Идя, удавился?» Взгляните, слепцы, на божие хлебы, называемые просфора, сиречь приношение. Не видите ли, что на одном из семи, на верху его ложе треугольника, вырезанного копием свя– щенничьим, раздробляемого и влагаемого в уста причастникам? Священник не пророк ли есть? А пророк – не любомудрый ли, и прозорливый муж, ни министр ли и апостол божий из тех числа: «Безвестную и тайную премудрость твою явил мне ты». «Научу беззаконных путям твоим». Не хлеб сей есть, но хлеб преосуществлен– ный, он есть дух божий, тайна троицы, и не вино стихийное, не вино физическое, но вино новое нетления, вино Христовой премудрости, веселящей сердца верных. Сего премудрости духа, в хлеб сей и в вино если не вдунуть, что осталось вкусить? Разве смерть: «Смерть спасет их». «Близко ты, господи, у стен их, далече же от сердец их». Сего же ради пророк Даниил влагает в челюсть зми– иную таинственный хлебец.

Афанаспй. Какой вздор! Там хлебец в устах зми– иных, а у нас треугольник в хлебце. Не лепится что‑то, не могу согласовать.

Григорий. Куда ты, друг мой, остр и шаток в ругательствах! А в разуме пророческих тайн сердце твое коснее черепахи. Разжуй хорошенько, почувствуешь вкус.

Там хлебец в голове змппной, а здесь треугольник в хлебе. «Тот сотрет…»

Афанасий. Воля твоя, не ленится. Там в голове, будто в горшке, хлеб, а здесь, в хлебе, хлебик треугольный. Хлеб и горшок – разница.

Григорий. О косный галат, мой брат! Догадайся, что змиина голова и хлеб есть то же.

Афанасий. Боже мой! Сие невместимо для сердца моего.

Григорий. О любезное мне, простое твое, но неверное сердце!

Афанасий. Разжуй мне, тогда могу поверпть.

Григорий. Библия не змий ли есть? Вход п дверь ее, не главизна ли книжная? Семь дней не семь ли глав? Семь солнц не семь лп хлебов? Не в спп ли хлебы вкидает Даниил хлебец оный? «В солнце положил селение свое». «Тот сотрет твою главу».

Солнце зашло… Прощайте!