Текст книги "На пороге трона"

Автор книги: Грегор Самаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 46 страниц)

   – А ты также веришь этому? – спросила императрица, приподымаясь и пытливо смотря на Шувалова.

   – Шевалье Дуглас – личность, заслуживающая полного доверия. Я убедился в этом после того, как испытал на себе привезённое им средство.

   – А ты пробовал привезённое им средство? – спросила Елизавета.

   – Я выпил несколько капель эликсира, добытого им у графа Сен-Жермена.

   – И что же ты почувствовал? – спросила императрица, глаза которой всё больше оживлялись.

   – Необычайный подъём жизненных сил, духовных и телесных, – ответил граф. – Мне казалось, словно я стал моложе на многие годы, а во всем теле ощущался чудесный прилив жизненной энергии.

   – Странно... странно! – заметила государыня, проводя рукой по лбу, словно хотела отогнать какую-то неприятную мысль. – Странно! Неужели это возможно?

   – Вашему величеству стоит только приказать и убедиться в истине моих слов.

   – У шевалье Дугласа есть тот эликсир, о котором ты говоришь? – спросила государыня.

   – Он говорит, что снабжён им на долгое время, – ответил Шувалов, – для приёма достаточно ведь нескольких капель.

   – И он здесь? – продолжала Елизавета. – Ты привёз его с собой?

   – Дуглас и его эликсир к услугам вашего величества, – сказал Шувалов.

   – Приведи его сюда, приведи его сюда! – воскликнула императрица. – Ты прав, даже если он – фокусник и шарлатан, он развлечёт меня, это будет мне забавой. Приведи его!..

   – Я был уверен, – сказал граф, целуя руку государыни, – что вы, ваше величество, согласитесь на мою просьбу; я убеждён, что вы будете благодарить меня. Я буду счастлив, – добавил он с лёгким укором, – доказать моей государыне, что моё сердце предано ей и что моей единственной мыслью может быть только желание видеть главу возлюбленной монархини вечно озарённой лучами радости. Через несколько минут мои иностранцы будут здесь.

Граф ещё раз склонился над рукой Елизаветы, а затем быстро удалился.

«Неужели это возможно? – подумала она. – Заворожить духа молодости, заставить его победить старость, избавив от разрушительных уколов жала этой змеи? О, если бы существовала такая тайна, господство ныло бы за мной, настоящее господство и могущество. Так как будущее принадлежало бы мне! А Шувалов верит в это, он говорит так убеждённо, так уверенно!. Ему ведь надо верить; его будущее связано с моим, а восходящее солнце, на которое устремлено так много взоров, не шлёт ему приветливых лучей. А всё-таки, – продолжала она думать, печально качая головой, – может ли это быть? Возможно ли, чтобы Создатель дал возможность простому смертному существу проникнуть в Его тайны?»

Она глубоко вздохнула, но в её оживлённом взоре светилась надежда, когда она, прислушиваясь, выжидательно устремила взор на тенистую дорогу.

IV

Из золотистой зелени аллеи выступил граф Иван Иванович Шувалов под руку с дамой, причём по другую его сторону шёл господин с той уверенностью, которую даёт привычка бывать при дворе. При некоторой непринуждённости в нём проглядывало настроение высокой почтительности, выказываемой в присутствии высочайших особ. Дама, которую Шувалов вёл с рыцарскою изысканностью, представляла собой явление, которое всюду должно было привлечь на себя всеобщее внимание. Её изящная фигура была облечена в элегантное придворное платье из светло-зелёного шёлка, покрытого роскошными тонкими кружевами. Оно было сшито по последней парижской моде, только вырез не был так глубок, как было в обычае носить в то время. Тонкие и правильные черты лица отличались детской нежностью, хотя полные, красиво очерченные губы выражали энергию, а в больших, ясных и умных глазах светилось так много мужества и огня, что их гордый взор, казалось, скорее мог бы принадлежать молодому мужчине, чем нежной, миловидной девушке.

Шевалье Дуглас, шедший по другую сторону Шувалова, был человек лет тридцати. Он был одет в тёмно-серый придворный костюм, отличавшийся изысканной простотой. Его лицо было узко и бледно и носило выражение сдержанного спокойствия светского человека; только маленькие, тёмные, живые глаза зорко и пытливо смотрели кругом.

За несколько шагов до входа в беседку Монплезира граф Шувалов быстро отделился от своих спутников, встал у подножия оттоманки императрицы и представил ей обоих иностранцев, низко поклонившихся ей, ещё стоя на пороге. Всё это граф совершил так торжественно, словно присутствовавшие находились у трона, в большом зале для аудиенций, в Зимнем дворце.

Несколько мгновений Елизавета с пытливостью внимательно смотрела сначала на Дугласа, а затем на его спутницу. Последняя стояла в робкой позе, слегка наклонившись, но её взор так настойчиво, так испытующе был устремлён на Елизавету, что государыня, удивлённая, почти смущённая, опустила веки.

   – Вы – англичанин? – спросила императрица Дугласа.

   – Моя фамилия шотландского происхождения, ваше величество, – ответил он, – но я – француз и радуюсь, что имею счастье выразить чувства глубокого почтения и удивления, которые мой народ проявляет по отношению к великой русской государыне, и в то же время передать о той громадной симпатии, которую Франция питает к благородному русскому народу.

   – До сих пор я видела мало доказательств этих высоких чувств, – строго, с лёгким оттенком иронии заметила Елизавета. – Дипломаты вашего двора не особенно старались обнаруживать эти симпатии по отношению к России.

   – Ваше величество! Нельзя делать ответственными короля и французскую нацию за неловкость отдельных дипломатов, – ответил Дуглас. – Самые выдающиеся умы Франции с восхищением взирают на мощный молодой русский народ, успевший так быстро встать в ряды первых европейских держав, и, – добавил он с почтительным поклоном, – на повелительницу его, которая ведёт его на славный и великий путь. Господин Вольтер, от которого я имел честь передать письмо графу Шувалову, при нашем последнем свидании в восторженных выражениях высказал те же мысли.

   – Аа! – произнесла государыня, сдвинув брови. – Господин Вольтер, поклонник прусского короля? Мне действительно кажется, – продолжала она язвительным гоном, – что вы особенно желали польстить мне, сообщив, что я разделяю его восхищение вместе с прусским королём.

   – Господин Вольтер, – сказал граф Шувалов, всё время нетерпеливо ждавший возможности дать разговору другой оборот, – выказывает особенный интерес к академии, которую я основал по приказу вашего императорского величества, и пишет мне много любезностей но поводу этого события, хотя я только исполнил веления государыни.

   – Это было вашей мыслью, граф Иван Иванович, – сказала императрица, причём её лицо снова просветлело. – По справедливости вы можете приписать славу и себе. – Затем она обратилась к молодой девушке и сказала, глядя на неё с некоторой благосклонностью. – А вы, что привело вас в мою северную столицу? Я не могу думать, что вы, подобно Вольтеру, интересуетесь моей академией.

   – Я приехала, – мягким, но звучным голосом ответила молодая девушка, – чтобы посмотреть на женщину, которая управляет громадным государством, которая владычествует над мужчинами не посредством хитрости и лести, как это происходит и в других странах, а силой и непреклонной волей, которая победоносно заставляет забыть приговор о женской слабости и служит доказательством того, что дух сильнее плоти.

При этих словах молодая девушка смотрела на государыню такими искрящимися глазами, словно из них исходили магнитные лучи.

Снова могущественная повелительница опустила веки перед взором почтительно стоявшей около неё девушки, но слова последней самым ощутительным образом польстили её гордости, и она с милостивой улыбкой наклонила голову.

   – Граф Иван Иванович сказал мне, что в Париже вы видели графа Сен-Жермена и были свидетелями его удивительных опытов, – заметила она, обращаясь к Дугласу.

   – Я имел это удовольствие, ваше величество, – ответил Дуглас, – точно так же, как и мадемуазель де Бомон, и должен признаться, что от критики перешёл к восхищению, от сомнения к вере.

   – Граф утверждает, что он бессмертен? – спросила императрица.

   – Не бессмертен, ваше величество, – возразил Дуглас. – Бессмертие – преимущество, которым наделяются божества во всех религиях. Граф Сен-Жермен не говорит, что он бессмертен, но он утверждает, что обладает средством останавливать разрушительный процесс возраста, приводящий к окончательному результату – смерти. Он считает возможным продлить человеческую жизнь до бесконечных пределов, если препятствием не является какая-нибудь особенная разрушительная сила.

   – Значит, граф Сен-Жермен обладает средством возвращать молодость? – быстро спросила государыня, причём её пальцы нервно задвигались.

   – Собственно не средством возвращать молодость, – возразил Дуглас, – а, что гораздо важнее, средством противодействовать разрушительному влиянию возраста или старости.

   – И вы владеете этим средством? – спросила государыня так нетерпеливо, так живо, что её тон показался резким.

   – Граф Сен-Жермен, – ответил Дуглас, – питает особенное чувство почтения и восхищения к мадемуазель де Бомон. Он находит в ней необыкновенное сходство с испанской королевой Изабеллой, которую он признает идеалом красоты и изящества и которая пользовалась его рыцарским поклонением.

Императрица внимательно посмотрела на лицо молодой девушки, которая на этот раз скромно опустила взор.

   – Так, значит, вы обладаете чудодейственным средством графа Сен-Жермена? – допытывалась она.

   – С разрешения графа, – ответила молодая девушка, – я передала также шевалье Дугласу часть чудодейственной эссенции. И это было необычайной любезностью с его стороны, так как он очень редко кому доверяет своё средство. Я побожилась на распятии, что никому не передам этого средства и не открою секрета его применения.

   – Применение его также составляет секрет? – удивилась Елизавета.

   – Да, тайну, – ответил Дуглас, – так как малейшая неосторожность может повлечь за собой опасность для жизни.

   – А если бы я, – спросила государыня, – захотела испробовать это средство, которое, надеюсь, – боязливо добавила она, – не заключает в себе какого-нибудь богопротивного колдовства?

   – Если вы, ваше величество, пожелаете испробовать это средство, мы готовы исполнить ваше приказание, – ответил Дуглас. – Что же касается вопроса о колдовстве, то вы, ваше величество, можете быть совершенно спокойны. Граф Сен-Жермен не верит ни в какое колдовство, его могущество – в знаниях, которые он черпает в законах природы и которые скрыты от остальных людей.

   – Хорошо, – сказала государыня, – это очень интересует меня. Даже если последствия не скажутся, то всё же это – забавная игра. Можете вы тотчас же испробовать на мне чудодейственную силу вашего эликсира?

   – Вашему величеству достаточно мне приказать, – ответил Дуглас.

   – Прекрасно! Начнём! – нетерпеливо воскликнула Елизавета, покидая свою ленивую позу. – Что мне делать?

   – Вы, ваше величество, кушали сегодня что-нибудь?

   – Нет, – ответила Елизавета. – Вы видите, до всего этого я не дотронулась; я выпила только немного токайского вина, любезно присланного мне венгерской королевой.

   – Это ничего, – заметил Дуглас. – Благородный напиток будет лучшим проводником чудесного эликсира в кровь вашего величества. Могу я просить о разрешении прослушать пульс вашего величества?

Императрица протянула ему руку. С минуту Дуглас внимательно слушал неровные и резкие удары её пульса, затем взял бокал, наполнил его до половины золотистым вином, почти с религиозным благоговением вынул из кармана хрустальный флакон и отошёл в сторону, чтобы незаметно для присутствующих влить в него несколько капель тёмно-красной жидкости.

Елизавета с напряжённым вниманием следила за всеми его движениями. Своеобразный резкий запах распространился по всему помещению, хотя широко раскрытые двери давали полный доступ свежему воздуху.

Тогда шевалье Дуглас приблизился к императрице и, почтительно кланяясь, подал ей бокал, содержимое которого приняло красновато-опаловую окраску.

В глазах государыни мелькнул мрачный огонь.

   – Подождите, – сказала она, отстраняя бокал, – если ваш напиток действительно оказывает такое чудесное действие, то в нашем обществе была бы нарушена гармония, если бы я одна испробовала его. Выпей это, Иван Иванович! – приказала она почти грубым тоном, схватив бокал и протягивая его графу Шувалову.

Граф поднёс бокал к своим губам.

   – Остановитесь! – боязливо воскликнул Дуглас. – Граф Шувалов крепкого телосложения, для него доза была бы велика.

   – В таком случае выпей половину, – сказала Елизавета. – Так будет хорошо?

   – Но не больше, – заметил Дуглас.

Граф Шувалов быстро, не колеблясь, выпил приблизительно половину жидкости.

   – Теперь вы, – приказала Елизавета Дугласу.

Тот взял бокал из рук графа и выпил остаток эликсира.

   – А мадемуазель де Бомон? – государыня обернулась к молодой девушке.

Дуглас приготовил новую порцию и протянул её своей спутнице, которая тотчас выпила всё залпом.

   – Теперь, – приказала государыня, – приготовьте порцию для меня!..

Елизавета ни на минуту не отрывала взора от Дугласа, всё время державшего флакон в своей руке. Он взял салфетку, заботливо вытер бокал, снова наполнил его вином до половины и опять нацедил в него несколько капель эликсира.

Государыня взяла бокал и быстро выпила его содержимое.

   – Ах! – воскликнула она. – Это освежает; кажется, словно всё тело наполняется каким-то ароматом.

   – Это – жизненная сила, – заметил Дуглас, – в несколько мгновений она распространится до сердца, и оттуда разольётся по всем жилам в теле; тогда начнётся работа восстановления жизненной энергии.

Елизавета Петровна откинулась на подушку и закрыла глаза, словно хотела сосредоточить всё своё внимание над наблюдениями за действием чудесного напитка. Через несколько минут с её лица исчезли красноватые пятна, уступив место ровному, естественному румянцу; поблёклые щёки словно наполнились и посвежели; губы слегка раскрылись для глубокого, здорового дыхания, выражение мрачной горечи в чертах сменилось счастливой улыбкой, она свободно двигала членами своего тела, даже руки казались полнее и приняли нежный вид вместо прежней сухости и желтизны. Елизавета медленно открыла глаза, и все увидели, что те изменились ещё поразительнее, чем лицо. Пропали окружавшие их синяки, провалившиеся глазные впадины приняли прежний вид, зрачки утратили свой беспокойный, лихорадочный блеск и радостно светились, словно в них отражались голубое небо и свежая весенняя зелень деревьев.

   – Какое удивительное ощущение! – восхищённо воскликнула государыня. – Мне кажется, словно предо мной раскрылся новый мир, словно с каждым мгновением новая жизнь проникает во все атомы моего тела.

   – Да, это так, ваше величество, – сказал Дуглас, – это – квинтэссенция, возбуждающая все жизненные силы, извлечённая графом Сен-Жерменом из всех плодов природы, мельчайшие атомы которых соединены в этом эликсире.

Елизавета Петровна встала, широко раскинула руки и сияющим взором окинула море.

Граф Шувалов встал и выпрямился. В его очах горел огонь, его улыбающееся лицо блистало изумительной красотой. Такая же перемена произошла и с шевалье Дугласом – всё в нём, казалось, стало более благородным, мужественным и идеальным; мадемуазель де Бомон казалась ещё более изменившейся; её глаза блистали так, как будто она, как царица Ипполита, хотела встать во главе войска амазонок, чтобы вести их в бой; нежные черты её лица, не теряя своей мягкости, получили выражение такой огненной силы, что императрица с полным изумлением смотрела на это удивительное лицо, на это удивительное существо, в котором было столько истинно женской мягкости и грации и вместе с тем просвечивали совершенно мужские сила и мужество.

   – Вы были правы, шевалье, – воскликнула Елизавета Петровна, – беру свои слова обратно; эликсир графа Сен-Жермена подтверждает всё, что вы о нём говорили.

   – Я это знал, – гордо и самоуверенно ответил Дуглас.

   – И моя повелительница не доверяла этому! – мягко укорил граф Шувалов, подходя очень близко к императрице. – Вы могли бы вполне положиться на меня! – шепнул он ей на ухо.

Императрица вздрогнула, когда его горячее дыхание коснулось её щеки.

   – Благодарю тебя, – тихо сказала она и пожала ему руку, посмотрев быстрым, полным страсти взором в его пылающие глаза. – Но, – воскликнула она, – этот весенний воздух заставил меня проголодаться. Я была недостаточно справедлива к этому завтраку – в действительности же я должна похвалить моих поваров, они не заслужили невнимательного отношения к своим произведениям.

Она разрезала золотым ножом огромный, величиною чуть ли не с кулак, трюфель и с величайшим наслаждением начала есть половину этого гриба. Вторую же половину она на кончике ножа протянула графу Шувалову. Он с благодарностью поцеловал руку императрицы и с восторгом принялся за трюфель.

   – Кушайте, мадемуазель, – сказала императрица, – кушайте, шевалье! На вашей родине не найдётся трюфелей лучше этих.

Затем она с большим аппетитом съела кусок стерляди.

   – Но я забываю, – воскликнула она, между тем как цвет её лица становился всё свежее и глаза ярко блестели, – я совсем забыла, что здесь накрыто только для меня... Поторопись, Иван Иванович, распорядиться, чтобы сюда принесли всё, что только есть на моей кухне хорошего; нужно подать также и того токайского, которым я обыкновенно ни с кем не делюсь. Гости, которые принесли мне такое сокровище, заслуживают того, чтобы я угостила их самым лучшим, что только у меня есть.

Граф Шувалов уже исчез. Выйдя из аллеи, он легко свистнул в маленький золотой свисток, висевший на цепочке у него на шее, и через секунду показалось несколько лакеев. Граф раздал им приказания, и не прошло и десяти минут, как под деревьями уже был накрыт маленький столик. На нём собраны все редкие съедобные вещи, которые могли доставить Европа и Азия. Посредине в хрустальных графинах сверкало на солнце токайское вино.

Сок венгерских лоз заставил ещё ярче блистать все взоры, и разговор, поддерживаемый самой императрицей, делался всё оживлённее и непринуждённее. Дуглас был неистощим и рассказывал массу остроумных вещей и тонко льстил императрице. Мадемуазель де Бомон рассказывала анекдоты из жизни французского двора, которые едва ли были уместны в устах молодой девушки, особенно в присутствии императрицы. Но Елизавета Петровна смеялась и аплодировала тем громче, чем легкомысленнее были эти рассказы. Если бы кто-либо взглянул на этот маленький столик, то наверно был бы убеждён в том, что видит пред собой какой-либо увеселительный пикник вчетвером в Париже; конечно, подобному наблюдателю не пришло бы в голову, что он находится при дворе могущественной государыни, к каждому слову и намерению которой относительно мировых событий с трепетом прислушивались все европейские кабинеты.

Веселье делалось всё непринуждённее; императрица была счастлива тем, что перестала чувствовать боль в теле, влиявшую и на её настроение. Она приказала графу Шувалову распорядиться, чтобы принесли замороженного шампанского. Когда снова скрылись лакеи, с необычайной быстротой исполнившие это приказание, она подняла свой бокал и воскликнула:

   – Когда вы будете писать графу Сен-Жермену, шевалье Дуглас, то передайте ему, что русская императрица пила за его здоровье. Передайте ему также, что при моём дворе его ждёт такой приём, которого ещё не удостаивался ни один иностранец.

   – Граф будет в восхищении от милости вашего величества, – ответил Дуглас. – И я не сомневаюсь, что он, как только ему будет возможно, с разрешения вашего величества, лично представится вам и милостивое внимание вашего величества дороже ему всех почестей, так как граф любит тишину и мрак, для того чтобы всё глубже погружаться в тайны природы.

   – Он должен приехать... он должен приехать сюда... Он здесь найдёт всё, чего желает, – воскликнула императрица, – потому что, испробовав его искусство... – она вдруг смолкла и её лицо омрачилось. – Да, да! – сказала она, смотря вокруг себя широко раскрытыми глазами. – Ведь это – только проба, а я уже чувствую победу над всесокрушающим временем! Как продолжительно действие этого средства? – спросила она Дугласа.

   – Его нужно употреблять ежедневно, ваше величество, – ответил он, – это средство должно каждый день восстанавливать те силы, которые пожрал огонь жизни.

   – Итак, если у человека нет этого средства и он не может употреблять его ежедневно, – спросила императрица, слегка вздрагивая, – то он, после быстрого вознесения в область бессмертных, снова будет должен подпасть под власть времени, которое разбивает сердце и медленно отнимает жизнь? Какую цену хотите вы за ваш эликсир? – быстро спросила она, порывисто дыша.

   – Имею честь заметить вашему величеству, – ответил Дуглас, – что как я, так и мадемуазель де Бомон должны собственноручно давать эликсир, доверенный нам графом де Сен-Жерменом.

   – Вы в России! – воскликнула Елизавета Петровна, сверкая глазами. – И я в своём государстве не привыкла считать что-либо невозможным, если я этого хочу или требую!

Граф Шувалов испуганно обернулся к Дугласу, для того чтобы вступить в разговор, но шевалье, не проявляя ни малейшего испуга или тревоги, ответил:

   – Мой эликсир, ваше величество, не имеет цены. На всём земном шаре, в недрах всей земли не найдётся достаточного количества золота, чтобы заплатить за одну каплю этой жизненной влаги, и нет такой силы, которая могла бы вырвать её у меня. Меня можно уничтожить, но до этого будет разбит и флакон с этой драгоценной жидкостью, – продолжал он, в то время как императрица слушала его, склонив голову, с дрожащими губами и полуиспуганно, полуугрожающе посматривала на него. – Насильственный захват эликсира не может принести пользы, так как без знания необходимой дозы приёма, которая меняется сообразно особенностям каждого человека, это лекарство может привести к смерти. Но, – продолжал Дуглас, – не нужно никакой другой силы, кроме воли вашего величества, для того чтобы сила моего эликсира была к вашим услугам. Моего запаса хватит надолго, но кроме того, я уверен, что граф Сен-Жермен возобновит его, как только это будет нужно. Но если я не осмеливаюсь предложить вашему величеству свои ежедневные услуги, то мадемуазель де Бомон беспрепятственно и не обращая на себя ничьего внимания может приближаться к вам во всякое время, для того чтобы поддерживать и возобновлять при посредстве верного употребления эликсира драгоценные для России и всей Европы силы великой государыни.

   – Это так... это так, – оживлённо воскликнула императрица. – Но что вы на это скажете, мадемуазель? – продолжала она, обращаясь к молодой девушке.

   – Во Франции, ваше величество, – ответила молодая девушка, – моим главнейшим желанием было видеть великую государыню, которая как достойная дочь и наследница Петра Великого только благодаря своему уму и воле получила огромное русское государство и слово которой одинаково властно звучит как в Европе, так и в Азии. Моё желание исполнилось, и это исполнение превзошло все мои самые пылкие мечты и возбудило во мне страстное желание посвятить себя служению великой государыне.

   – Добро пожаловать! – воскликнула императрица, которая была совершенно счастлива. – Я принимаю вас в число моих фрейлин, но вы будете мне ближе, чем другие; вы должны быть моею подругой.

Мадемуазель де Бомон встала и поспешно подошла к императрице, чтобы, низко склонившись, поцеловать её руку; но Елизавета Петровна нежно обняла её, подняла и поцеловала в обе щеки.

Когда её губы прикоснулись к нежному личику молодой девушки, глаза которой с каким-то странным огнём заглянули в глаза императрицы, казалось, что электрическая искра пробежала по телу Елизаветы Петровны; она вздрогнула, и её лоб и виски покрылись ярким румянцем. Она, как бы побуждаемая какой-то силой, поцеловала ещё раз девушку в губы и медленно выпустила её из своих объятий.

   – Я сейчас же отдам приказание, – сказала она слегка сдавленным голосом, – чтобы готовили вам помещение рядом с моими комнатами... Вы туда переедете сегодня же... И вы никогда не раскаетесь в том, – нежно добавила она, – что вручили мне ваше счастье и будущность.

Мадемуазель де Бомон высоко подняла полный бокал шампанского и воскликнула:

   – А я прошу позволения осушить мой бокал за здоровье величайшей, могущественнейшей и добрейшей государыни... Да испытывает ваше сердце вечную юность!.. Вечно новая слава да окружит вашу главу и да поникнут у ваших ног все ваши враги, особенно те, которые, будучи мучимы завистью, хотят низменными шутками уменьшить ваше величие.

   – Где эти враги? – воскликнула Елизавета Петровна, гордо поднимая голову. – В моём царстве для них нет места!..

   – Самый свирепый и непримиримый враг вашего величия, государыня, – ответила мадемуазель, прямо и пристально смотря на императрицу сверкающим взором, – тот, кто в это же время принадлежит к врагам Франции и моего короля: король Пруссии, который своими недостойными шутками задевает всё святое и высокое и который, – продолжала она, возвысив голос и с удивительной твёрдостью глядя в загоревшиеся гневом глаза императрицы, – который и в вашем царстве ослепил и обманул души некоторых... Пусть будет он покорен и низвергнут к ногам вашего величества!

Молодая девушка осушила бокал. Оба мужчины последовали её примеру, и граф Шувалов воскликнул с величайшим одушевлением:

   – Это должно быть так, и недостойные эпиграммы, которые позволяет себе создавать этот маркграф бранденбургский относительно русского престола, должны молнией упасть на его голову!

Императрица несколько времени сидела, серьёзно задумавшись, затем встала и, бросив гордый, властный взгляд на море, сказала:

   – Туман окружал мою голову и затемнял мой дух и мою волю... Сегодня этот туман исчез... Прежняя сила оживляет моё сердце, и моя рука может взяться за меч и поднять знамя России... Благодарю вас за ваше пожелание, мадемуазель... Я о нём подумаю, и мы ещё поговорим... Теперь же поторопитесь: самые быстрые лошади должны отвезти вас в Петербург для того, чтобы вы ещё сегодня вернулись сюда и заняли ваши комнаты... Шевалье Дуглас, я всегда буду рада видеть вас при своём дворе!

Она милостиво поклонилась и, взяв под руку графа Шувалова, рядом с ним направилась ко дворцу. Её упругий шаг в это время, казалось, приобрёл прежнюю юношескую силу и лёгкость.

   – Довольна ли мной моя дорогая повелительница? – спросил граф Шувалов. – Позволит ли она мне победоносно направить солнечный луч против нависших туч?

   – Благодарю тебя, – сказала императрица, взглядывая на него и крепче прижимая к себе его руку, – благодарю тебя! Я снова нашла две звезды, которые, казалось, уже скрылись было с моего горизонта... славу и любовь, – тихо шепнула она ему.

Граф поднёс её руку к своим губам и быстро пошёл вперёд, выводя её из-под тенистых деревьев и направляясь к дворцу. Дуглас и мадемуазель де Бомон следовали за ними на некотором расстоянии.

   – Всё идёт хорошо, – торжествовала молодая девушка, – победа наша.

   – Минутная победа, – серьёзно ответил Дуглас, – которая снова может быть отнята у нас.

   – Её стоит удержать... и я её удержу, – воскликнула девушка. – Эликсир графа Сен-Жермена сделает нас надолго необходимыми для императрицы, да, кроме того, у меня ещё есть другое средство!.. Положитесь на меня... Наш король будет доволен, и, верьте, не пройдёт слишком много времени до тех пор, пока русские войска перейдут прусскую границу.

   – Вы смелы! – заметил Дуглас.

   – Смелость города берёт! – воскликнула молодая девушка, сверкая глазами.

Она взяла под руку своего спутника и направилась с ним к дворцу.

Их ждал камергер императрицы. Сейчас же вслед за этим к крыльцу была подана лёгкая карета, запряжённая четвёркой самых быстрых украинских лошадей – редкая честь, которую оказывала императрица обоим чужеземцам.

С быстротой ветра мчались Дуглас и его спутница в Петербург, для того чтобы получить вещи мадемуазель де Бомон, а уже через несколько часов она заняла, как фрейлина императрицы, целый ряд элегантных комнат, соединявшихся отдельной дверью с покоями самой императрицы.