Текст книги "На пороге трона"

Автор книги: Грегор Самаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 46 страниц)

XXXI

Граф Сен-Жермен приехал в Петербург. Узнав от полицеймейстера, что великий чародей находится в столице, императрица приказала приготовить для него комнаты в своём дворце в Петергофе и с большим нетерпением ждала его визита. Наконец камер-фрау ввели гостя в кабинет государыни.

Елизавета Петровна с большим удивлением смотрела на графа. Она рассчитывала видеть волшебника, описываемого в сказках, в длинном одеянии, покрытом кабалистическими знаками, а между тем пред ней стоял человек, по своему внешнему виду ничем не отличавшийся от других людей. На графе был простой придворный костюм из серого шёлка, расшитый серебром. По стройной, изящной фигуре чародею можно было дать не более двадцати пяти лет, но лицо не соответствовало фигуре и казалось не моложе сорока лет. Бледная, но неболезненная физиономия возбуждала особенный интерес, приковывала к себе внимание. Неопределённого цвета глаза мечтательно смотрели из-под тёмных бровей и только изредка останавливались на лице собеседника, и тогда в них чувствовалась какая-то таинственная, магнетическая сила, а в углах губ блуждала холодная, насмешливая улыбка, производившая жуткое впечатление.

Сен-Жермен спокойно и уверенно поклонился императрице с видом человека, привыкшего к придворной жизни. Отступив на несколько шагов, он почтительно остановился.

   – Я ждала вас с большим нетерпением, – начала Елизавета Петровна. – Мне хотелось видеть то лицо, которому повинуются силы природы, пред которым бессильно даже время. Шевалье д'Эон, то есть мадемуазель де Бомон, – торопливо поправилась она, – говорила мне о вас очень много.

Граф Сен-Жермен взглянул на императрицу пронизывающим взглядом, от которого та слегка вздрогнула и поспешно потупила взор.

   – Ваше императорское величество! Вы изволите принимать эликсир, доставленный вам шевалье де Бомон, – произнёс граф спокойным, металлическим, ясным голосом. – Теперь запас эликсира приближается к концу и вы этим очень озабочены, так как знаете, что кто принимает его, не должен ни под каким видом бросать. Эликсир обладает свойством возвращать молодость и юношескую силу, но если его перестают принимать, то полное разрушение организма наступает чрезвычайно быстро. Когда знаешь всё это, то совершенно ясно понимаешь беспокойство вашего императорского величества. Я готов служить вам не потому, что вы – императрица сильной державы, что в вашей власти карать и миловать, а потому, что в вашем лице я чту великую женщину и преклоняюсь перед её уменьем управлять тем народом, который еле могла сдержать могучая сила Петра Первого.

Елизавета Петровна испуганно и смущённо смотрела на человека, читавшего её мысли, прежде чем она успела их высказать.

   – Я вам очень признательна за вашу готовность оказать мне услугу, – заметила она, – если для вас не имеют цены почести и деньги, которые вам может дать императрица, то возможно, что дружба благодарной женщины представит для вас некоторое значение.

   – И очень большое, ваше императорское величество! – поспешил уверить граф Сен-Жермен, прижимая свою руку к сердцу. – Вы, ваше величество, в моих воспоминаниях всегда будете занимать первенствующее место среди коронованных особ, удостоивших меня своей дружбой в течение тысячелетий.

Императрица с большим изумлением выслушала эти необыкновенные слова, сказанные самым простым тоном.

   – Неужели вы считаете свою жизнь тысячелетиями? – спросила Елизавета Петровна. – Разве сила вашего эликсира так велика?

   – Да, ваше величество, хотя вы, вероятно, представляете себе его действие не вполне точно. Моё средство обладает способностью противостоять времени, ежедневно восстанавливая материю в организме, разрушаемую жизнью, но оно не может дать бесконечное существование одному и тому же человеку, так как это было бы противно воле Создателя. Бессмертие каждого отдельного человека нарушило бы постепенное развитие всего человечества, что противно человеческому духу.

Императрица смущённо покачала головой, не понимая смысла слов графа.

   – Следовательно, ваше средство действительно лишь на известное, определённое время? – спросила она.

   – Нет, ваше императорское величество, вы не так поняли мои слова, – возразил граф. – Мой эликсир восстанавливает организм непрерывно, до тех пор, пока душа, заключающаяся в организме, желает этого. Но наступает момент, когда душе уже не нужна больше та оболочка, в которой она находилась до известного времени, когда она начинает тяготиться этим организмом и ищет выхода из него. Тогда наступает разрыв духа с телом. Человек, не дорожа больше своим телом, с неопределимым отвращением отталкивает от себя жизненный эликсир, и наступает быстрое разрушение, которое происходит тем быстрее, чем дольше употреблялось моё средство. В том виде, в каком я стою сейчас пред вашим императорским величеством, я нахожусь около двухсот лет. Если бы в течение двух дней я не употреблял жизненного эликсира, то мой организм в несколько часов пережил бы все фазисы старости и обратился бы в прах.

   – Поразительно! – прошептала озадаченная Елизавета Петровна. – Ваши слова могли бы показаться безумным бредом, но я на личном опыте убедилась в действии эликсира, и это принуждает меня верить вам.

   – Ведь всегда знание и мудрость кажутся на земле безумным бредом, – с насмешливой улыбкой заметил граф. – Разве кто-нибудь из людей верит в то, чего сам не видел и не испытал?

Императрице становился неприятным этот человек, сохранивший внешний вид почтительного царедворца и в то же время говоривший с ней, как с неразумным ребёнком.

   – Сколько же времени длится у души желание оставаться в той же телесной оболочке, в какой она помещена? – спросила Елизавета Петровна.

   – Это зависит от соответствия между душой и телом, – ответил граф. – Та телесная оболочка, в которой я имею честь стоять теперь перед вами, наиболее подходит моей душе, и я нахожусь в ней, как уж имел счастье вам докладывать, двести лет. До сих пор я через каждые восемьдесят лет менял своё тело. В таком состоянии, как я сейчас, я, вероятно, проживу ещё не более двадцати-тридцати лет, затем моё тело перестанет соответствовать духу, так как все способности, вся деятельность организма будет исчерпана, и мне понадобится что-нибудь новое.

   – Каким же образом вы помните то, что было тысячу лет тому назад? – спросила императрица, всё более и более изумляясь словам графа.

   – Конечно, ваше императорское величество, я не мог быть целые тысячелетия в одной и той же оболочке, но мой эликсир обладает силой сохранить в душе воспоминания о прежних периодах её существования. Моя душа не заключалась в медленно угасавшей телесной оболочке, разрушавшейся помимо её желания, она быстро сбрасывала, по собственной воле, стесняющие её оковы и потому сохранила полное и свежее воспоминание о прежней жизни.

   – Следовательно, после смерти тела душа снова возвращается на землю, вселяется в какой-нибудь организм и начинает жизнь снова? – спросила Елизавета Петровна.

   – Конечно, ваше императорское величество! – ответил граф. – Разнообразие человеческой жизни так велико, что душа не может покинуть землю, не изведав всех её разнообразных форм.

   – Но в конце концов душа всё-таки покидает землю, хотя бы после многих странствований в разных телесных оболочках? – продолжала допрашивать императрица.

   – Я в этом не сомневаюсь, ваше императорское величество, – ответил граф. – Как ни разнообразна жизнь земли, но может наступить такой момент, когда ничего нового не останется для души на этой планете.

   – Когда же наступит такой момент?

   – Во всяком случае, по нашему измерению времени, очень не скоро. Вы видите, ваше императорское величество, что, несмотря на своё тысячелетнее существование, несмотря на много раз изменившуюся телесную оболочку, несмотря на дар воспоминаний, являющийся звеном между моими отдельными существованиями, несмотря, наконец, на всё количество знаний, которое я стремлюсь охватить в каждое своё существование, я постоянно встречаю на земле много новых форм, чувств и мыслей.

Императрица вскочила со своего места и быстро прошла по комнате.

   – Вы знаете, что ваши безумные слова заставляют меня усомниться даже в том, что я раньше считала несомненной правдой! – воскликнула она, остановившись перед графом.

   – Прошу вас, ваше императорское величество, вспомнить, что я отвечаю лишь на вопросы, предложенные вами. Я очень далёк от того, чтобы высказывать кому бы то ни было свои мысли, почерпнутые во времена различных эпох моей жизни. Да меня и не понял бы тот, вся мудрость которого ограничивается одним коротким человеческим существованием.

   – Но я хочу понять и пойму! – недовольным тоном заявила императрица. – Как ни странно то, что вы говорите, однако я всё поняла. Теперь скажите мне, пожалуйста, куда девается душа, расставшись с одним телом и не переселившись ещё в другое?

   – Я не имею права, ваше императорское величество, ответить вам на этот великий вопрос, – почтительно поклонившись, произнёс граф Сен-Жермен. – Не каждый может безнаказанно постигнуть тайну Творца. Поэтому позвольте мне промолчать.

   – Но я вам приказываю отвечать! – властным тоном сказала Елизавета Петровна. – Непослушание мне строго наказывается. Я могу заставить вас говорить.

   – Ошибаетесь, ваше императорское величество! – возразил граф с насмешливым и презрительным выражением лица. – Человеку, целые тысячелетия господствующему над смертью, постигшему все тайны мира, бесстрашно стоявшему перед царём Нероном, тонувшему при Филиппе Втором и невредимо переплывшему моря и океаны, такому человеку не грозят. Ваши тюрьмы откроются передо мной, если я захочу этого, снега Сибири растают под моими ногами и вместо вечного льда, по мановению моей руки, вырастут роскошные цветы.

Елизавета Петровна заставила себя выдержать взгляд графа. Она, привыкшая повелевать, непременно хотела сломить упрямство своего гостя.

   – А что буфет, если палач отрубит язык, непокорный императрице, и бросит его к вашим ногам? – спросила она.

   – Я подниму его и положу обратно в рот, – с холодной усмешкой ответил граф, – я докажу императрице, что человек, подчинивший себе законы природы, находится вне её могущества. Воспротивиться человеческому насилию для него не труднее, чем разорвать паутину.

   – Да кто вы такой? Демон или безумный? – воскликнула Елизавета Петровна. – У меня является желание произвести опыт.

   – Не хочу доставлять вам лишнее беспокойство, наше императорское величество. Потрудитесь взглянуть сюда, – проговорил граф, доставая из кармана маленький кинжал. – Я уверен, что более острого оружия нет и у ваших палачей.

С этими словами граф всунул лезвие в ладонь левой руки, так что окровавленный конец показался на другой стороне.

Императрица вскрикнула от ужаса.

   – Ради Бога, что вы делаете? Я этого вовсе не хотела. Я сейчас велю позвать доктора.

   – Не тревожьтесь, ваше императорское величество, я настолько хорошо знаю человеческий организм, что так же легко могу исцелить рану, как портной зашивает разорванное платье.

Граф вытащил кинжал из своей руки, зажал двумя пальцами отверстия раны, немного подул на неё и затем показал императрице совершенно невредимую ладонь.

   – Невероятная вещь! – воскликнула поражённая Елизавета Петровна. – Я никогда не поверила бы этому, если бы не видела собственными глазами.

   – Я уже говорил вам, ваше императорское величество, – ответил граф, – что люди вообще верят лишь тому, что видят. Прикажете произвести ещё один опыт? – спросил он.

   – Нет, нет, – быстро возразила императрица, – он может выйти неудачным.

   – У меня никогда не бывает неудач, – проговорил граф. – Я очень доволен, если мне удалось убедить ваше императорское величество, что для меня не страшны никакие угрозы; да они и не нужны. Если бы у меня не было желания исполнить волю вашего императорского величества, я не стоял бы сейчас перед вами. Насильно меня нельзя было бы ни привести, ни удержать здесь.

   – Простите мою запальчивость, – извинилась Елизавета Петровна, протягивая графу руку, которую тот почтительно поднёс к своим губам. – Но всё то, что вы говорили, так необыкновенно, что ваши слова не могли не смутить моей души и вызвали весьма понятное желание приподнять завесу над вашей тайной.

   – Вы уж её приподняли, ваше императорское величество, – ответил граф, – с тех пор, как употребляете мой эликсир, в силе которого убедились.

   – Если я стану продолжать пользоваться вашим средством, то в состоянии ли я буду сохранить силу воспоминаний в своей будущей жизни, подобно вам? – спросила Елизавета Петровна.

   – Не думаю, ваше императорское величество, – возразил граф. – Чтобы достичь этой силы и укрепить её, необходимо отстранить телесную оболочку от всего неестественного, порочного и развращающего. Наша жизнь – это процесс горения. Пламя души поглощает тело. Чем чаще и ярче пламя жизни, тем полнее восстанавливает мой эликсир разрушенную материю. Чем больше вредных веществ находится в теле, тем больше копоти и дыма даёт горение; пламя становится тусклым, и очень трудно бывает восстановить нечистую материю.

   – Какие же элементы наиболее вредны? – снова спросила императрица. – Чего нужно избегать, чтобы заставить пламя гореть ярче и иметь возможность восстановить материю?

   – Прежде всего двух вещей, – ответил граф, – потребления в пищу мяса, а затем всех спиртных напитков. Создатель не предназначил людей питаться животными. Первобытный человек в своей совершенной красоте не убивал ни одной твари и не впускал в своё тело чужой крови. Питание мясом содействует отупению и огрублению организма, оно влияет на огонь жизни точно так же, как если бы мы влили в лампу грязное, испорченное масло. Спиртные же напитки, наоборот, слишком раздувают этот огонь, заставляя тратить избыток материала, вследствие чего пламя горит неровно, разбрасываясь во все стороны. При настоящем образе жизни человеческое существование напоминает костёр, в который бросают множество трудно сгорающих предметов и пламя которого искусственно стараются довести до высшей степени жара, чтобы всё-таки заставить перегореть этот неестественный материал. Если вы, ваше императорское величество, желаете достигнуть полного господства духа над плотью и совершенной ясности представлений, то вы прежде всего должны окончательно отказаться от потребления мяса какого-либо животного. Что касается спиртных напитков, то я должен даже просить вас, ваше императорское величество, для приёма моего эликсира совершенно избегать их. Неестественное возбуждающее свойство последних может сообщить тому жизненному огню, который даётся моим средством, такую воспламеняющую силу, что сосуды тела не могут выдержать. Флакон, который я доверил шевалье д'Эону, содержал только лёгкую смесь. Если вы, ваше императорское величество, желаете обеспечить себе действие моего средства на продолжительное время, то вы должны ежедневно принимать по десять капель того состава, который я буду иметь честь положить к вашим ногам. Вы будете принимать его в чистой ключевой воде. Но говорю вам впредь: каждый спиртной напиток представляет серьёзную опасность.

Императрица в раздумье опустила взор, а затем сказала:

   – Кровь может побороть возбуждающее действие вина, если огонь жизни, заключённый в вашем эликсире, сообщает телу чудодейственную силу. Но чтобы жить по вашему требованию, надо было бы удалиться в монастырь, отказавшись от света. А в таком случае к чему послужила бы победа над смертью, если было бы запрещено касаться губами золотой чаши жизненных наслаждений? Я подумаю об этом, – продолжала она после некоторого размышления. – Теперь же моё настоящее положение как императрицы всероссийской не позволяет мне пренебречь вашим советом. Когда я получу ваш эликсир? – живо спросила она. – Я надеюсь, что моя вспыльчивость не рассердила вас: ведь я совсем в зависимости от вашей доброй воли, – улыбаясь, добавила она, – так как никакая угроза не имеет силы над вами.

Граф вынул из своего кармана продолговато-круглый флакон из гранёного хрусталя, наполненный тёмно-пурпурной жидкостью.

   – Ваше императорское величество, вот эликсир, который я привёз для вас.

   – А на сколько времени хватит его? – спросила Елизавета Петровна, смотря на флакон с некоторым страхом.

   – На год, ваше императорское величество, – ответил граф.

   – А потом? – спросила императрица.

   – Вы, ваше императорское величество, будете постоянно получать новый флакон, как только прежний будет пуст... Вы не должны тревожиться, я никогда не забываю данного слова, и, где бы я ни был в данную минуту, аккуратно в назначенный срок мой эликсир будет в ваших руках. Я прошу вас не забыть: ежедневно десять капель в ключевой воде, полный отказ от спиртных напитков или, по крайней мере, потребление их в самом ограниченном количестве.

Императрица утвердительно кивнула головой и почти с благоговением спрятала флакон в ящичек, в кото ром она обыкновенно хранила свои самые драгоценные украшения. Затем она снова села в своё кресло и задумалась. Граф Сен-Жермен в спокойной, непринуждённой позе стоял перед ней, как бы ожидая окончания аудиенции.

Но императрице, казалось, хотелось ещё задержать его.

   – Вы сказали мне, граф, – начала она, – что сохранили воспоминания о различных эпохах, которые вы переживали на земле в самых разнообразных человеческих образах. Неужели вы откажетесь ответить мне, если я попрошу рассказать кое-что из вашей жизни, столь интересной и, несомненно, богатой опытом?

   – Конечно, нет, ваше императорское величество, – ответил граф, – я только попрошу вас предлагать вопросы, так как было бы немыслимо передать вам в последовательном порядке содержание всей моей жизни, описание которой составило бы целую библиотеку.

   – Прекрасно, – сказала императрица, – в таком случае скажите мне прежде всего, как и когда вы появились на этот свет или, ещё лучше, когда вы приобрели чудесную способность памяти, давшую вам возможность связать одно ваше существование с другим?

   – Это произошло в седой древности, – ответил граф. – Я родился с лишком три тысячи лет тому назад в цветущей местности, лежащей к югу от горы Пелион. Мои родители были богаты, они владели обширными полями и бесчисленными стадами. В моей душе жило стремление подняться выше и переступить пределы в то время крайне ограниченного человеческого знания. Религия, в которой я рос, объясняла все силы природы влиянием отдельных божеств. Они населяли воздух, землю, деревья, звёздное небо в виде главных и второстепенных богов. Главнейшие из них считали своим местопребыванием покрытые облаками вершины Олимпа, где над всеми властвовал Зевс. Уподобиться этим божествам, похитить у них бессмертие сделалось целью моих страстных юношеских стремлений. В то время по всей земле эллинов широко разнеслась слава о мудром центавре Хироне...

   – Значит, центавры существовали? – спросила императрица, с напряжённым вниманием следившая за словами графа.

   – Они существовали, – ответил граф. – Этот народ жил у самого подножия горы Пелиона и отличался отчасти своей воинственностью, отчасти своими познаниями в области природы. Сначала центавры задались целью пополнить человеческую слабость силой благородных коней, которых они ловили в долинах и приручали. Они пользовались ими при обработке полей, при перевозке фруктов в свои жилища и, наконец, заставляли их носить себя. Последнее давало им возможность с быстротой молнии появляться из гористых ущелий, нападать на своих врагов и грабить их. Вследствие этого их всюду боялись и жители окрестностей, напуганные этими шумными конскими нашествиями, стали распространять о них славу, что они – сверхъестественные существа, в которых тело человека и лошади соединено в одно. Хирон был умнейший между этими центаврами; ему были известны все тайны природы. Я пошёл к нему, желая научиться, как достигнуть бессмертия. Я никогда не видел более великолепного мужа. В нём было семь футов роста. Сильное, гармонически прекрасное телосложение вместе с благородным лицом давало полное представление о величии всемогущего Зевса. Хирону на вид было не более сорока лет, хотя он считал своими учениками Геркулеса и Тезея. Он знал происхождение и жизнь каждого растения, каждое животное, казалось, понимало его язык, и можно было думать, что вся природа повиновалась движению его распростёртой руки. Я нашёл у Хирона молодого Ахилла, который также пришёл к нему, чтобы найти путь к бессмертию, и с которым мы тесно подружились. Знаменитый сын Пелея был благородной, возвышенной натуры, но его дикий нрав, его необузданная жажда славы делали его неспособным проникнуться мудростью Хирона. Я горжусь тем, что великий Хирон нашёл меня достойным своего полного доверия. Из благороднейших растений он извлёк чудодейственную жизненную силу своего эликсира, он научил меня приготовлять этот эликсир, и я теперь мог положить его к ногам вашего императорского величества. Я имел силу исполнить условия, требовавшиеся для успешного действия напитка, Ахилл же не имел этой силы и вследствие этого не мог уйти от неизбежной смерти.

   – Я слышала, мне помнится, – сказала государыня, – что Ахилл выкупался в реке в подземном мире и что одна часть его тела, на пятке, не была омочена в воде, дававшей коже неуязвимость.

   – Таков приукрашенный миф, ваше императорское величество, – ответил граф, – на самом же деле знаменитый троянский герой, которому Хирон не доверил тайны своего эликсира, получил от своего учителя мазь, которая должна была сделать его кожу неуязвимой. Со свойственным ему легкомыслием он в день своей смерти нетерпеливо и поспешно, лишь слегка помазал своё тело, совершенно позабыв одно место на шее, а не на пятке, как об этом рассказывает Гомер. В это-то место и попала стрела Париса. Меня не было поблизости, иначе я, быть может, мог бы спасти его жизнь. Когда я пришёл, было слишком поздно. Одним из тягостнейших моментов моего существования была та минута, когда я увидел богоподобного юношу умиравшим у меня на руках.

Императрица прижала руки ко лбу.

   – У меня кружится голова, – воскликнула она, – неужели это возможно? С каким спокойствием вы рассказываете об этих неслыханных вещах!..

   – Тут нет ничего удивительного, – возразил граф Сен-Жермен, – вы, ваше императорское величество, изволили спрашивать меня – я рассказываю. Горе, испытанное мною тогда, при смерти Ахилла, смягчилось со временем; впоследствии я ещё встречал его в других образах, но у него не было способности узнать меня.

   – Вы встречали Ахилла в других образах? – воскликнула императрица. – В каких же?

   – Ещё недавно я видел его, – ответил граф. – В польском короле Августе живёт душа Ахилла. Это – всё тот же вспыльчивый, бурный, легкомысленный дух, имеющий такую силу, что, даже принимая различные физические оболочки, он всё же сохраняет сходство со своими прежними образами. Король Август напоминает сына Пелея также и по внешности, хотя он, конечно, меньше ростом и слабее. Удивительно! Когда я имел честь разговаривать с его величеством, король провёл рукой по лбу и сказал, что он уже видел меня, но только не может припомнить, когда и где.

   – А вы не напомнили ему об этом? – спросила императрица.

   – Я не имею на это право, ваше императорское величество. Когда Всемогущий Создатель захочет дать человеку память о его прежнем существовании, Он ведёт его к этому Своими путями, как Он поступил со мной. Я не имею права вторгаться в чужую жизнь, да это было бы бесполезно: я всё же не мог бы внести свет в сумерки человеческого сознания.

   – Значит, вы и меня уже видели? – спросила императрица.

   – Несколько раз, ваше императорское величество, – ответил граф, – раз при дворе царя Кира, где я занимал должность начальника над телохранителями и пользовался особенным доверием царя, затем в Иерусалиме, в день прибытия туда Христа, а в третий раз, когда я сопровождал Колумба в Америку и вступил на берег вновь открытой земли.

   – Кем же я была там? – воскликнула государыня, сжимая лоб и как бы в ужасе откидываясь назад.

   – Это я не смею сказать вам, ваше императорское величество, – ответил граф, – но и там ваш дух наложил свой отпечаток на тело, и я тотчас же узнал вас, когда имел честь вступить в эту комнату.

   – Вы были в Иерусалиме? – нерешительно спросила императрица. – Вы видели Спасителя?

   – Видел и слышал Его, ваше императорское величество, – ответил граф, – я принадлежал к Его самым пламенным приверженцам. С этою времени среди всех моих разнообразных существований на земле в моей душе живёт крепкая вера в искупление мира страданиями Спасителя. Ещё долго потом я был ревностным распространителем христианства и был в числе жертв, которых Нерон велел сжечь в виде факелов во время римских празднеств.

   – Он велел вас сжечь? – спросила императрица. – Несмотря на ваш жизненный эликсир?

   – Таково было намерение Нерона, – ответил граф, – как прочие, я был зашит в пропитанное смолой полотно и подожжён. Но, конечно, огонь не мог причинить мне вред, а когда народ разошёлся, я сбросил с себя истлевшую ткань и вернулся обратно в Рим. Но я предвидел падение Римской империи. Я прекратил своё существование, рассыпался в пепел и снова родился в Британии, где долго жил среди друидов, пытаясь проникать в тайны природы и переменив несколько существований в одиночестве лесов, пока снова возродился в среде людей другого мира. Это было в эпоху короля Артура и его Круглого Стола. Всё поминание об этом романтическом времени неизгладимо останется у меня в памяти. Затем, меняя образы, я переживал века то в Персии, то в Германии, то в Италии и Франции. Я видел всех великих мужей истории и многих знал близко.

   – Значит, вы можете по своему желанию выбирать те образы, в которых вы хотите начать новую жизнь? – спросила императрица.

   – Над этим вопросом, ваше императорское величество, – ответил граф, низко склоняясь, – я не смею приподнять завесу. Я могу говорить только о том, что пережил в видимом образе. Я не имею права вызывать воспоминания нетленного духа.

Императрица встала и несколько раз прошлась взад и вперёд, нервно ломая руки; затем она остановилась перед графом и посмотрела на него пытливым взором.

   – Так как прошедшее перед вами открыто, то не обладаете ли вы также способностью заглядывать в будущее? – спросила она.

   – Точно так же, словно бы я смотрел сквозь облако, ваше императорское величество, – ответил Сен-Жермен. – Иногда за бегущими облаками картины представляются яснее, порой они сливаются вместе, а иногда совершенно исчезают из вида.

   – В таком случае, – воскликнула императрица, – если я буду предлагать вам вопросы относительно будущего, вы ответите мне?

   – Я попытаюсь раскрыть бегущие облака перед взором вашего императорского величества настолько, насколько я буду в состоянии это сделать, – ответил граф.

   – Прекрасно, – продолжала императрица. – Скажите мне, что будет в России через двадцать лет? Даст ли мне ваш эликсир силу жить и царствовать так долго?

   – Я попрошу вас, ваше императорское величество, дать мне стакан воды, – сказал граф.

Императрица с удивлением взглянула на него, затем позвонила, и, по её приказанию, прислуга принесла хрустальный бокал, наполненный свежей водой.

   – Не словами хочу я ответить на вопрос вашего императорского величества, – сказал граф, – я хочу попытаться дать вашим глазам силу увидеть самим картину будущего. Благоволите поставить стакан на стол и, наклонившись над ним, пристально смотрите на воду.

Государыня так и поступила.

Граф отступил немного в сторону и простёр полузакрытую руку по направлению к стакану.

   – Я вижу облака, бегущие взад и вперёд, – сказала Елизавета Петровна, – то они сливаются в густую массу, то расходятся.

   – Смотрите пристальнее, ваше императорское величество! – воскликнул граф. – Сосредоточьте на своём желании все силы души!

   – Ах! – воскликнула государыня. – Становится всё светлей, всё светлей... Я вижу движущиеся фигуры... большой зал... это, кажется, зал в Зимнем дворце... но он словно другой, более блестящий, чем теперь... Множество кавалеров и дам склоняются пред троном с двуглавым орлом и, – с радостью воскликнула она, – у трона стоит женская фигура в одеянии, которое я ношу... Диадема на голове... голубая лента через плечо... золотая мантия сверху... Но она наклонила голову... у её ног лежат знамёна, на которых блестит полумесяц... Это – моя мантия... это – моя диадема!.. Но почему фигура наклоняет голову вниз? Я не могу узнать её.

   – Не напрягайте своей воли, ваше императорское величество! – торжественно сказал граф. – Лицезрение собственных черт приносит несчастье.

   – Да, да, это – я, – воскликнула императрица. – Но кто бы это мог быть другой? Я буду жить, я буду царствовать! – произнесла она, глубоко вздохнув, причём, приложив руку к сердцу, отошла от стакана. Одно мгновение, в молчании, она гордо стояла со сверкающими глазами, а затем воскликнула: – Но всё же когда-нибудь я перестану жить, перестану царствовать. Как вы сказали, в конце концов дух утомится телом. Покажите же мне, кто будет моим наследником на российском престоле?

Граф молча указал на стакан.

Императрица стала смотреть на воду, а граф снова простёр руку по направлению к столу.

   – Ах, – воскликнула Елизавета Петровна, – на этот раз облака рассеиваются быстрее... Это – он... я вижу его... это – великий князь. – Она отступила и глубоко вздохнула. – Ну, что же, – сказала она, – да свершится Божья воля!.. Одно мгновение у меня была другая мысль. Теперь ещё одно: можете вы показать мне будущее ребёнка, которого я люблю как своё собственное дитя и ради которого я всегда старалась щадить его отца?

Снова граф повелительно указал на стакан.

Государыня устремила свой взор на воду и вскоре громко и радостно воскликнула:

   – Я вижу его стоящим перед троном, среди блестящих придворных... его рука держит скипетр... царская мантия спускается с его плеч... У мужа те же черты лица, что и у ребёнка... нет сомнения, что это – великий князь Павел Петрович... Он вырастет и окрепнет... он будет императором. Благодарю вас, граф! – сказала Елизавета Петровна, осчастливленная, протягивая руку графу Сен-Жермену, – благодарю вас, я едва решаюсь сказать вам, что при моём дворе каждое ваше желание должно быть исполнено. Вы ещё не должны покидать меня, я хочу видеть ещё новые проявления вашей чудодейственной силы.

   – Я к услугам вашего императорского величества, – ответил граф, – я буду счастлив созерцать ещё некоторое время, как великая царица с мужской мудростью и силой управляет народами двух частей света.