Текст книги "История всемирной литературы Т.4"

Автор книги: Георгий Бердников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 82 страниц)

XVII век – это мост между древним и новым периодом русской литературы, перейдя через который русская литература могла считать себя уже в новом периоде. Значение этого века в истории русской культуры приближается к значению эпохи Возрождения в истории культуры Западной Европы.

*ГЛАВА 2.*

УКРАИНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА (Крекотень В.И.)

XVII век на Украине – время крестьянско-казацких восстаний против польско-шляхетского гнета, переросших в народно-освободительную войну 1648—1654 гг. Победа в этой войне привела к историческому Переяславскому акту воссоединения украинского и русского народов. Воссоединение Украины с Россией спасло украинский народ от иноземного порабощения, объединило силы украинского и русского народов в борьбе против иноземных захватчиков и внутренних угнетателей, содействовало взаимообогащению братских культур.

В результате русско-польской войны 1654—1667 гг. левобережные украинские земли, Киев и его окрестности, Запорожье закрепляются под властью московских самодержцев. Восточной Галицией, северной Киевщиной, Волынью завладевает Польша; Подолией – Турция. Южная Киевщина и Брацлавщина, разоренные военными действиями, польскими и турецко-татарскими набегами, становятся ничейной зоной, постепенно заполняющейся пришельцами из других районов. Продолжается напряженная оборона от татаро-турецкой экспансии (русско-турецкая война 1677—1681 гг.).

Вторая половина столетия характеризуется острой внутринациональной социально-классовой борьбой, изнурительными междоусобицами казацко-старшинских группировок. Освободительная война расшатала феодально-крепостническую систему, уничтожила крупное землевладение. После 1654 г. казацкая старшина, украинская шляхта, высшее православное духовенство, монастыри стремятся восстановить феодальную иерархию и феодальные формы эксплуатации. Вместе с тем расширяются промыслы, растут города, развиваются ремесло и торговля, ведется интенсивное строительство.

Это время активной идеологической и культурной жизни – богословских и церковно-политических споров, просветительной деятельности братств, школ, типографий, интенсивного творчества художников и музыкантов, а также развития устной народной поэзии.

В фольклоре по-прежнему выражаются чаяния и стремления народных масс. Продолжают бытовать и развиваться его жанры, выработанные предыдущими столетиями, но их тематика дополняется, возникают новые разновидности, изменяется поэтика. Наиболее характерны для XVII в. исторические песни и думы, происхождение и развитие которых связано с древнерусской эпической традицией, общей для всех восточнославянских народов. Они родственны с белорусскими и русскими историческими песнями, с историческим фольклором южных славян, молдаван и румын, в частности с юнацкими и гайдуцкими песнями, балладами, дойнами.

Украинские исторические песни отличаются выразительной ритмомелодикой, четким строфическим построением, правильной рифмовкой, слиянием стихии эпоса и лирики. Для них характерна историческая конкретность сюжетов и образов. Как правило, они выражают настроения масс, хотя в отдельных трактовках проявляются позиции различных социальных и политических групп.

В большинстве исторических песен воплощено стремление народных масс к освобождению от «чужих» и «своих» угнетателей, к утверждению социального, национального и человеческого достоинства. В продолжение всего XVII в. сохраняет злободневность тема борьбы народа с татаро-турецкими захватчиками, ведущая в исторических песнях XV—XVI вв. Отражают исторические песни также крестьянско-казацкие восстания XVI—XVII вв. (песня о Сулиме, Павлюке и Острянице). К середине столетия относится цикл песен об освободительной войне 1648—1654 гг., о казацких полководцах – Хмельницком, Нечае, Богуне, Кривоносе – и о рядовых воинах, олицетворяющих героизм восставшего народа. В исторические песни второй половины века входит также тема совместной борьбы украинского и русского воинства против общих врагов, в частности против турецкой и шведской агрессии, тема дружбы и единения восточнославянских народов.

Важное место в украинском фольклоре занимают бытовые – чумацкие, семейные, любовные песни, отличающиеся лиризмом, драматизмом ситуаций и богатой поэтикой. (Расцвет этих жанров приходится на XVIII и XIX вв.)

Специфическим жанром украинской устной словесности, развивающимся на грани собственно фольклора и профессионального искусства слова, остаются в XVII в. думы – эпико-лирические поэмы, исполнявшиеся народными профессиональными певцами – кобзарями, лирниками – речитативом, под аккомпанемент на кобзе, бандуре или лире. Думы отражают общественные и семейно-бытовые отношения, воспевают воинские и гражданские подвиги, высокие моральные качества, они осуждают предательство, своекорыстие, нарушение родственных, корпоративных и дружеских обязанностей. Форма дум отличается неравносложностью стихотворных строк, астрофичностью, преобладанием глагольных рифм, употреблением постоянных эпитетов, сравнений и т. п. Это оригинальный и в определенной степени уникальный жанр позднего фольклорного эпоса.

В XVII в. продолжают бытовать думы, возникшие еще в XV—XVI вв., – о казаке Голоте, Ганже Андыбере, Самойле Кошке, о Марусе Богуславке, о трех братьях. События освободительной войны порождают ряд дум на современные сюжеты, среди которых выделяется дума о Хмельницком и Барабаше. Во второй половине XVII в. думы заметно «новеллизируются» – популярность приобретают бытовые сюжеты, семейные темы, мотивы личной судьбы.

Наряду с песнями и думами в XVII в. сохраняют популярность также другие жанры словесного фольклора: обрядовая поэзия, в частности колядки и щедривки – стихи и песни на рождественские и новогодние темы, духовные стихи, пословицы и поговорки, сказки, легенды и предания, исторические анекдоты и бытовые новеллы, особенно юмористического и сатирического характера. Все эти жанры постоянно взаимодействуют с письменной словесностью, рукописной и печатной, и оказывают на нее демократизирующее влияние как в области содержания, так и в области формы.

В рассматриваемое время ослабевает литературное творчество, связанное с церковно-религиозной идеологией. Литература начинает выходить за пределы полифункциональной письменности и приобретать самостоятельное значение – развитие ее светских и эстетических функций отражается в специфически художественной тематике, в преодолении теоцентризма и постепенном переходе к антропоцентризму (ослабляется убеждение в зависимости всего сущего от божьей воли, заостряется интерес к индивидуальной человеческой судьбе, обусловленной воздействием земных обстоятельств); усиливается заинтересованность реальными явлениями; вырабатываются соответственные формы и способы изображения; определяются и укрепляются собственно художественные роды и виды литературного творчества.

Все эти процессы отражают тенденции, характерные для культуры и стиля барокко. Период с 20-х годов XVII в. до половины XVIII в. – время вызревания и расцвета в украинской литературе этого стиля. Он функционирует в сложном и противоречивом взаимодействии как с наследием предшествующих (средневековых) культурно-исторических и стилевых традиций, так и с проявлениями последующих стилей. Позднее и неполное развитие Ренессанса в восточнославянских литературах обусловило врастание его функций в эстетические и художественные формы барокко, что привело к синтезу этих систем в творческой практике ряда украинских писателей. При этом в области формы барокко в XVII в. преобладало. В пределах всего века стиль барокко – определяющий стиль украинской литературы.

Украинскому литературному барокко присущи все основные качества этого стиля: антиномичность восприятия и отражения мира, чувственная и интеллектуальная напряженность, сочетание аскетических призывов с гедонизмом, рафинированности с грубостью, абстрактной символики с натуралистическими деталями. Барокко усваивало и перерабатывало разные художественные традиции. Украинские писатели увлекаются эмблематикой и аллегорикой, разворачивают сложные метафоры и уподобления, сочетают античные языческие образы с христианскими. Их произведениям присущи риторичность и сложный метафоризм, основанный на неожиданном объединении отдаленных идей, представлений и образов. Они склонны к контрастам, к экзальтации и живописности, к экзотике и гротеску.

Украинская литература XVII в. была проводником барочных влияний для Московской Руси, особенно во второй половине столетия, когда в Московскую Русь проникают украинские рукописи и печатные издания, а в русские города переселяется множество украинцев. Литература стиля барокко выработала на украинской почве свою теорию, отразившуюся в курсах поэтики, преподававшихся в украинских школах XVII—XVIII вв. Составители школьных поэтик основывались на латиноязычных трактатах западноевропейских ренессансных и барочных теоретиков – Иеронима Виды, Юлия Цезаря Скалигера, Якова Понтана, а также на трудах Матвея-Казимира Сарбевского (1595—1640). Все они исходили из положений «Поэтики» Аристотеля и «Послания к Пизонам» Горация. Украинские теоретики вносили в свои курсы, писанные и читанные по-латыни, также собственные размышления, учитывая местные условия, вкусы местных читателей и особенности отечественной литературы.

Самая ранняя из известных нам украинских поэтик – «Книга поэтического искусства» – датируется 1637 г. Ко второй половине XVII в. относятся курсы «Кастальский источник» (1685) и «Лира» (1696). В начале XVIII в. возникает курс Феофана Прокоповича (1681—1736) «О поэтическом искусстве» (1705) и курс Митрофана Довгалевского (годы рождения и смерти неизвестны) «Сад поэтический» (1736), с особой полнотой отражающий поэтическую традицию XVII в.

Происходят изменения в составе читателей, который становится разнообразнее в социальном и культурно-психологическом отношении. К чтению и слушанию литературных произведений все шире приобщаются священники, студенты, горожане, казаки, крестьяне. Формируется прослойка «странствующих дьяков», образующаяся из числа недоученных студентов и беглых монахов и начинающая играть существенную роль как в потреблении литературной продукции, так и в ее распространении. То же следует сказать и о канцеляристах, предшественниках чиновничества. Соответственно расширяется социально-профессиональный круг авторов.

Наряду с церковнославянским (славяно-русским) и книжным староукраинским языками в украинской литературе бытуют языки польский и латинский, а к концу столетия начинает использоваться также русский язык. Применение того или иного языка зависит от стилевого регистра («высокого», «среднего», «низкого»), жанра и адресованности произведения определенной социально-культурной аудитории.

В XVII в. продолжают активно функционировать полемические жанры – трактаты, диалоги, памфлеты, послания. Полемические тенденции свойственны и другим разновидностям тогдашнего словесного творчества – проповедям, сеймовым речам, житиям, историческим сочинениям, повестям и рассказам, стихотворениям, драмам. Среди полемических произведений первой половины столетия выделяются послания Ивана Вишенского (середина XVI в. – 20-е годы XVII в.), анонимная «Перестрога» (1605—1606), «Тренос» (1610) Мелетия Смотрицкого (? – 1633), «Палинодия» (1620—1622) Захарии Копыстенского (? – 1627). В центре внимания писателей-полемистов, кроме сугубо богословских и церковно-политических вопросов, находился также такой актуальный вопрос, порожденный столкновением «славяно-византийской» средневековой традиции с новыми, ренессансными потребностями, как культурная ориентация, характер образования, необходимого для успешного противодействия польско-шляхетской католической экспансии. Побеждает позиция, четко выраженная автором «Перестроги». Он усматривает главную причину религиозно-церковного, культурного и политического упадка в том, что прежние ревнители православия, понастроив множество церквей и монастырей и накопив в большом количестве славянские книги, не создали наинужнейшего – «школ посполитых».

Мелетий Смотрицкий.

Грамматики словенския правильное синтагма

Титульный лист первого издания 1619 г.

От недостатка образованности и возникли, по его мнению, языческая грубость, раздоры, измены в среде князей, подчинение хищным соседям, ренегатство панов и упадок отеческой веры.

В литературном отношении, наряду с посланиями Ивана Вишенского (см. III т. наст. изд.) значителен «Тренос» Мелетия Смотрицкого, где звучит пламенная ламентация, исполненная патриотического пафоса, проникнутая болью за страдания отчизны и гневом по отношению к шаткому в религиозных убеждениях панству. Произведению придана форма «плача» православной церкви, олицетворенной в символичеком образе Матери, и обращенного к неблагодарным детям. Создавая этот образ, писатель использовал поэтику и ритмику народных причитаний. В стиле «Треноса» заметны черты, характерные для барокко. Аргументируя свои утверждения, Мелетий Смотрицкий проявляет основательную ученость. При этом он охотно ссылается на деятелей Ренессанса и Реформации. Упоминаются и цитируются Савонарола, Деперье, Мюнстер, Эразм Роттердамский, Петрарка и др.

Богословская полемика остается существенным идейно-тематическим направлением украинской литературы и во второй половине XVII в. Как и раньше, она порождается реальной жизнью и имеет политический подтекст. Отстаивая православие, полемисты утверждают идею единства восточнославянских народов и ее осуществление в пределах Русского государства. На Украине в это время усиливается популярность идеи антимагометанского союза христианских народов. Активными сторонниками этой идеи были церковные деятели, писатели и ученые киево-черниговского кружка.

Особенно показательны трактаты Иоанникия Галятовского «Лебедь» (Новгород-Северский, 1679) и «Алькоран Магометов» (Чернигов, 1683) – оба на польском языке. Православные полемисты второй половины XVII в., как и их предшественники, споря с католиками и униатами, затрагивают философские и социально-политические вопросы. Среди антикатолических полемических произведений второй половины XVII в. выделяется трактат Иоанникия Галятовского «Фундаменты...» (Чернигов, 1683, на польском языке), содержащий немало выразительных бытовых зарисовок, отражающих классово-религиозные столкновения на тогдашней «польской» Украине.

XVII век – время расцвета красноречия, в частности церковной проповеди. Ведущий тогда жанр ораторской прозы – проповедь, кроме собственно религиозно-церковных задач, выполняла также задачи публицистические, просветительные и, будучи формой словесного искусства, задачи специально-эстетические. Выдающимся явлением тогдашней литературной жизни было творчество Кирилла Транквиллиона Ставровецкого (? – 1646), поучения которого изданы в его книгах «Зерцало богословия» (Почаев, 1618), «Евангелие учительное» (Рахманов, 1619) и «Перло многоценное» (Чернигов, 1646).

В проповедях Кирилла часто развиваются социальные мотивы. Он обличает жизнь панов, противопоставляя ей обездоленность простолюдинов. Положительная программа автора проявляется в призывах к основанию школ, организации типографий, изданию книг, сооружению храмов. Толкуя отрывки Священного Писания буквально или аллегорически, проповедник нередко дает волю поэтической фантазии. Свободные, на грани ереси, остроумные и яркие толкования включают соответствующие места поучений Кирилла в круг явлений собственно художественного литературного творчества. Им свойственны драматизированная манера изложения, интенсивная образность, картинность в описаниях, лирические интонации. В этих чертах стиля, вообще довольно традиционного, можно усматривать проблески барокко.

Главными представителями проповедничества второй половины XVII – начала XVIII в. были Лазарь Баранович (? – 1693), Иоанникий Галятовский (? – 1688), Антоний Радивиловский (? – 1688), Стефан Яворский (1658—1722), Дмитрий Туптало (1651—1709), Феофан Прокопович (1681—1736). Многие проповеди трех последних принадлежат также русской литературе. Иоанникий Галятовский составил сборник образцовых барочных поучений – «Ключ разумения» (Киев, 1659; Львов, 1665) – и приложил к нему теоретический трактат «Наука, или Способ составления проповеди».

Тогдашние проповедники стояли на разных классово-политических позициях. Одни из них высказывали иногда потребности народа, защищали его социальные и национальные интересы (Антоний Радивиловский, анонимный автор «Слова о бездождии»), другие выражали взгляды феодальной верхушки общества, враждебно относились к простонародию (Игнатий Оксенович-Старушич). Нередко идейные противоречия проявлялись и в творчестве одного и того же автора (Лазарь Баранович, Стефан Яворский).

Все вышеупомянутые проповедники были мастерами ораторской прозы стиля барокко и уделяли много внимания литературной форме своих поучений, строя чаще всего свою проповедь на сравнении, аналогии, метафоре или аллегории. Литературные свойства барочной проповеди в значительной степени обусловливались запросами аудитории. В XVII в. заметно усилился скепсис по отношению к догматическим мудрствованиям и абстрактным моральным предписаниям христианских богословов. Сквозь призывы к христианским добродетелям, сквозь библейскую образность и фразеологию в произведениях тогдашних проповедников время от времени прорываются наблюдения и наставления, порожденные жизнью и стремлением к познанию окружающего мира.

Украинские агиографы на протяжении XVII в. приспособляют наследие XI—XVI вв. к новым идейным и стилевым потребностям. Они опираются на достижения русских агиографов XV—XVII вв., а также усваивают опыт западноевропейских и польских агиографов, в частности Петра Скарги. Переводятся и переписываются жития таких популярных святых, как Алексей-человек божий, Георгий Победоносец, Антоний Египетский, Афанасий Александрийский, Варвара Великомученица, Мария Магдалина и др. Эти жития оказали заметное влияние и на другие жанры литературы XVII—XVIII вв. – проповеди, повести, стихотворения, драмы.

Творчество украинских агиографов оживляется в 1632—1647 гг., во времена митрополитства Петра Могилы (1596—1647). С его благословения Сильвестр Коссов (? – 1657) издает «Патерикон» (Киев, 1635) – польскоязычную переработку «Киево-Печерского патерика». Вскоре «Патерикон» переводится на украинский книжный язык. Продолжается и непосредственное использование легенд «Киево-Печерского патерика», создаются его славяно-русские и украинские обработки.

На протяжении XVII в. продолжается фиксация легенд о чудесах святых, церквей, икон и различных христианских реликвий, возникает специфическая литература коротких рассказов, дающих в большинстве случаев сухую запись «факта». Наряду с материалом, заимствованным из иностранных источников, значительное место в сборниках таких рассказов отведено и местному материалу, в частности фольклорного происхождения. Во многих из легенд звучат злободневные социально-политические мотивы.

Писатели XVII в. пытаются воплотить старые сюжеты в новых формах. Создаются оригинальные переделки старых княжеских житий, среди которых выделяются жития Ольги, Владимира, Бориса и Глеба, трансформированные в своеобразные историко-беллетристические повести. Идея Петра Могилы создать украинский корпус христианской агиографии осуществилась в четырехтомной «Книге житий святых» (Киев, 1689—1709) Димитрия Туптало. Сюжетный материал для своих агиографических повестей Димитрий черпал из славянских, в том числе русских, а также греческих и латинских источников, по-своему его преобразовывая и налагая на него отпечаток своей творческой индивидуальности. Димитрий работал над житиями не столько как историк церкви, сколько как моралист и беллетрист. Главное значение для него имели поучительность и занимательность разрабатываемых сюжетов.

Усвоение новой манеры изложения житий было приспособлением к потребностям агиографии стиля барокко. Авторам присущи не только стремление убедить читателя в правдивости рассказываемого, не только поучительность, но и чувствительность, трогательность повествования. Факт для барочных агиографов – повод к морализации; отсюда – насыщенность их произведений морализующим содержанием, множество общих мест, но отсюда – и нагромождение изысканных и сложных украшений. А рядом с этим – пристрастие к «низким», «простонародным», «разговорным» выражениям.

В XVII в. развивается историческая литература. Летописание, продолжая древнерусскую историографическую традицию, сохраняет свое значение, но трансформируется в новые типы историографического творчества, более светского, менее провиденциалистского, откровенно тенденциозного, публицистически заостренного, с ярко выраженным субъективным, индивидуально-авторским началом.

Взгляды книжников XVII в. на роль истории формулирует Иосиф Кононович-Горбатский (? – 1653) в курсе риторики «Оратор могилянский» (1635). Опираясь на авторитет Фукидида, Цицерона, византийского императора Василия и др., он утверждает, что человек, не знающий прошлого, остается ребенком, что деятеля, не имеющего знаний по истории, нельзя признать не то что оратором, но и зрелым человеком, что история является «кладовой красноречия», что благодаря истории мысль отдельного человека сливается с мудростью всего человечества. Ему вторит в предисловии к своей «Хронике» (1672—1673) Феодосий Софонович: «Каждому ведь человеку необходимо знать о своей отчизне и другим, вопрошающим, рассказать. Ибо людей, не ведающих своего рода, глупыми почитают».

Исторические сюжеты и мотивы разрабатываются также в других, не собственно историографических жанрах письменности – в полемических сочинениях, ораторских произведениях, в повестях и рассказах, стихах, а также в народной поэзии – в думах, исторических песнях,

колядках и др. Используются они в школьном обучении и церковном учительстве. Все это свидетельствует, с одной стороны, об обострении писательского и читательского интереса к истории вообще, к истории отечественной в частности и, с другой стороны, об активности процесса поэтизации и беллетризации исторических сюжетов и образов.

Историография XVII в. представлена краткими летописными заметками, связанными с определенным местностями, городами, монастырями (летописи – Киевская, Острожская, Львовская, Черниговская, Межигорская, Подгорецкая, Добромильская и др.), и подробными изложениями, охватывающими большой промежуток времени или повествующими об отдельных исторически значительных эпохах и колеблющимися в жанровом отношении между формами летописи и хроники («Густынская летопись», «Хроника» Феодосия Софоновича, «Синопсис» Иннокентия Гизеля, «казацкая летопись» Самовидца).

Выдающимся памятником историографии первой половины XVII в., соединяющим в себе давнюю летописную традицию и зачатки новых форм историографического творчества, является «Густынская летопись» (1623—1627). Она начинается изложением событий всемирной истории в духе традиционных хронографов. Далее автор пересказывает летописную историю Киевской Руси, южнорусских княжеств XII—XIV вв., Литовской Руси, используя «Повесть временных лет», Киевскую и Галицко-Волынскую летописи, литовские летописи, а также польские хроники и многие другие источники. В конце «Густынской летописи» характер изложения меняется – хронику завершают три очерка о недавнем прошлом: «О начале казачества», «О введении нового календаря» и «Об унии, как она началась в Русской земле». В целом «Густынская летопись» отличается своеобразным толкованием фактов, почерпнутых из различных источников, и собственным взглядом автора на историю как предмет.

Существенным шагом вперед в развитии не только украинской, но и всей восточнославянской историографии явился «Синопсис, или Краткое собрание от разных летописцев», изданный с благословения киево-печерского архимандрита Иннокентия Гизеля (Киев, 1674, 1678, 1680). В мировоззрении и стиле составителя «Синопсиса» новое сосуществует со старым, прогрессивное – с регрессивным. В нем осуществляется переход от провиденциализма к прагматическому объяснению истории.

Составителю «Синопсиса» свойственна приверженность к феодально-монархической идее. Преувеличивая «самодержавие» киевских князей, он прослеживает историю династии Рюриковичей, а также развитие православной церковной организации у восточных славян от момента крещения Руси Владимиром до установления московского патриаршего престола.

Одна из ведущих тем «Синопсиса» – тема борьбы Руси с татаро-турецкой агрессией. Четверть книги (в издании 1680 г.) занимает рассказ о Куликовской битве. Здесь же подробно излагается история Чигиринской войны (1677—1678). Автор настоятельно пропагандирует идею единения славянских стран перед лицом иноземной опасности, идею необходимости общих усилий всех славянских стран под эгидой России в борьбе за освобождение христианских земель из-под турецкого ига. Именно этим, очевидно, объясняется его «нейтралитет» по отношению к Польше и умолчание об украинско-польской войне 1648—1654 гг. Это та же идея, которую развивали украинцы Лазарь Баранович и Иоанникий Галятовский, хорват Юрий Крижанич, русские Андрей Лызлов и Афанасий Ордин-Нащокин, поляк Шимон Старовольский и другие деятели XVII в.

В стилевом отношении «Синопсис» – это сплав древнерусской летописной традиции и попыток рассказывать об исторических событиях в барочной манере. Новый подход к источникам, тяготение к прагматическому толкованию исторических явлений, актуальность рассматриваемых вопросов, широкий временной диапазон освещаемых событий в сочетании с хорошей литературной формой – связностью, лаконичностью, живостью повествования, включением в текст сказаний и крылатых выражений, с обращением к широкой аудитории – сделали «Синопсис» одной из самых читаемых исторических книг XVII в.

Он имел большое значение и для развития исторических знаний. Об этом свидетельствуют большое количество переизданий «Синопсиса» в XVII и XVIII вв., многочисленные его рукописные копии, переводы на греческий и латинский языки, а также использование последующими историографами: на Украине – Леонтием Боболинским, Григорием Грабянкой, Самуилом Величко; в России – Василием Татищевым и Михаилом Ломоносовым; в Болгарии – Паисием Хиландарским. «Синопсис» давал сюжетный материал для литературных произведений, народных сказок и лубочных картин.

Новым явлением в украинской исторической литературе на грани XVII и XVIII вв. стали так называемые «казацкие летописи» Самовидца, Григория Грабянки (? – ок. 1738) и Самуила Величко (1670 – после 1728) – сложные историографические композиции, составленные из характеристик выдающихся деятелей, описаний важных событий и эпизодов, толкований бо́льших и меньших периодов политической жизни. Все это излагалось в форме погодных статей, хроникальных обзоров, более или менее подробных рассказов. Источниками для них служили личные воспоминания, дневниковые записи, свидетельства очевидцев, литературные произведения, сочинения других историографов. «Казацкие летописи» по хронологии описываемых явлений, содержанию и форме имеют мало общего с традиционным летописанием и даже с хрониками XVI—XVII вв. Это новый жанр историографической литературы.

Из «казацких» летописей к XVII в. относится «Летопись самовидца о войнах Богдана Хмельницкого и о междоусобиях, бывших в малой России по его смерти», которая повествует о событиях 1648—1702 гг. В форме отдельных очерков автор освещает причины и важнейшие события «войны Хмельницкого», воссоединение Украины с Россией, эпизоды столкновений между казацкой верхушкой и «чернью», междоусобные распри старшинских партий.

Самовидец создает выразительные характеристики деятелей своего времени, среди которых особое внимание привлекает образ Богдана Хмельницкого. Исходя из классовых интересов старшины, автор летописи неприязненно обрисовывает бунтующую «чернь», хотя вместе с тем порой осуждает и некоторых представителей казацкой верхушки, создает впечатляющие типы властолюбцев, стяжателей и авантюристов.

Для Самовидца характерно стремление к общественному успокоению, которое, по его мнению, возможно только при наличии сильной государственной власти. Он является приверженцем неразрывного единения Украины с Россией. Воссоздавая события и лица, Самовидец нередко прибегает к домыслу, часто используя при этом народные предания. Пишет он книжным языком, близким к живой народной речи.

В XVII в. украинские писатели продолжают пересказывать повествовательные сюжеты, возникшие на западноевропейской почве в Средние века и в эпоху Возрождения.

Большой популярностью среди читателей пользовались обработки легендарных сюжетов. Авторов интересовали морально-этические проблемы, чаще всего коренящиеся в христианском религиозном сознании, иногда же – весьма земные: неминуемость смерти («Повесть о рыцаре и смерти»), тщетность человеческой гордыни и равенство всех перед богом («Повесть о гордом царе»), торжество добропорядочности над злоумышленностью («Повесть о богобоязненном молодце»), верность слову («Повесть о царе Сонхосе») и т. п. (Названия упоминаемых повестей условны.)

Элемент легендарности нередко отодвигается в повестях на задний план, главными становятся жизненная ситуация, ставящая героя перед той или иной морально-этической альтернативой, а также приключения героя – преимущественно вполне реальные, иногда даже бытовые. При этом авантюрный элемент часто приобретает самостоятельную эстетическую ценность.

В конце XVI – начале XVII в. в Белоруссии и на Украине возрастает интерес к западноевропейской рыцарской повествовательной литературе.

Продолжает развиваться жанрово-тематическая линия, начатая в XV—XVI вв. западными версиями «Александрии» и повестей о Трое. В так называемом «Познанском сборнике» (1580) сохранились белорусско-украинские переводы романов о Тристане и Бове. В составе этого же сборника дошел до нас перевод латиноязычной венгерской «Истории об Атилле», более родственной летописным воинским повестям, чем собственно рыцарским романам. Сугубо светский, авантюрный характер этих повестей, внимание в них к чувствам (любовь, жажда славы, гнев, месть), интерес к бытовым подробностям – признаки нового, приобретавшего все большую популярность литературного жанра. В XVII в. пересказываются рыцарские романы о Петре Золотые Ключи и о кесаре Оттоне. К этой же группе переводов и пересказов следует отнести также стихотворный перепев рыцарской поэмы Торквато Тассо «Освобожденный Иерусалим».

Рыцарские повести авантюрно-куртуазного содержания больше всего импонировали верхам общества. Образованным представителям казацкой старшины приходились по вкусу описания боев и поединков, побед, поражений и других военных приключений. Иного искали в этих повестях читатели из средних и низших слоев, о чем свидетельствует сборник «Библия малая», составленный в 1660 г. шаргородским священником Григорием. Пересказывая те же сюжеты, Григорий последовательно пропускает места, отражающие феодальные рыцарские идеалы военной доблести, «великой учтивости», служения даме и т. п., и сохраняет эпизоды бытового, психологического, жанрового плана.