Текст книги "История всемирной литературы Т.4"

Автор книги: Георгий Бердников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 82 страниц)

В условиях османского ига в Болгарии и Сербии и Контрреформации в Словении литература развивалась медленно: литературно-художественное начало проявлялось в произведениях религиозных (жития, похвалы, молитвы, гимны, проповеди) и документальных (хроника, исторические сочинения). Лишь в западных, приморских, относительно независимых и богатых торговых землях Хорватии (Дубровник, Далмация) литературная жизнь была богатой и разнообразной. Активность литературной деятельности в Дубровнике и Далмации объясняется предшествующим подъемом поэзии, прозы и драмы, традициями Ренессанса, исторически более благоприятными условиями для художественного творчества.

В этот период у южных славян интенсивно развивался фольклор. В связи с расширением гайдуцкого движения и крестьянских восстаний фольклор приобретает социальный, бунтарский характер. Фольклору этих народов присущи общие черты – идеализация национального исторического прошлого, популярность легенды о Золотом веке (в Болгарии – время царя Ивана Шишмана, в Сербии – Душаново царство, в Хорватии и Словении – «славная» эпоха короля Матиаша), исторический оптимизм, вера в победу над поработителями.

Начиная с XVII в. возникают предпосылки для национального возрождения южных славян, постепенного формирования их национального самосознания и национальных литератур. Хронологически этот процесс в различных странах протекал неравномерно. Вместе с тем эта эпоха во многом продолжала литературные традиции предшествующего периода, тесно связанного со средневековым бытованием межнациональных, крупнозональных литератур, пользовавшихся прежде всего либо разновидностями церковнославянского языка, либо языком латинским. Именно на этой основе как в XVI, так и в XVII в. письменность и литература объединялись рядом общих моментов и по своей жанровой структуре, и по общему составу произведений и даже по манере письма и орфографии.

К письменности на кириллице и к литературе православного южнославянского населения примыкала и кириллическая литература боснийских католиков-францисканцев (в XVII в. у них появляется и латиница), которая по своей лексике и стилю довольно близка к народно-разговорному языку. Латинская традиция для Хорватии и входивших в ее состав или примыкающих земель – Далмации, Истрии, Словении, частично Боснии – не была единственной. Параллельно с ней существовала в рассматриваемый период и литература на народном языке (с латинской азбукой), и старая глаголическая письменность, близкая генетически и тематически, а также по составу ряда литературных памятников традиции кириллической. Таким образом, литературы южнославянских народов могут рассматриваться как некое целое. В то же время каждой литературе южных славян присущи свои яркие специфические особенности и, чтобы подчеркнуть их, необходимо остановиться вначале на фольклоре южных славян, который в XVII в. имел особое значение в жизни и культуре этих народов.

УСТНОЕ НАРОДНОЕ ТВОРЧЕСТВО ЮЖНЫХ СЛАВЯН(Кравцов Н.И.)

Фольклор каждого из южнославянских народов отличается историческим и поэтическим своеобразием, однако ему свойственна и определенная идейно-тематическая и жанровая общность. Так, в XVII в. активно бытовали произведения традиционных жанров: календарные и обрядовые песни, сказки и предания, пословицы, народный песенный эпос. Народная поэзия в большей своей части развивалась в условиях феодального османского гнета. Османские власти разрушили крепости, разорили политические и культурные центры Болгарии (Тырново, Видин и др.), но не могли уничтожить духовные силы народа, которые находили свое образное выражение в устном поэтическом творчестве.

Развиваются новые жанры – исторические баллады, исторические и гайдуцкие песни, в которых воссоздается положение болгарского народа под османским владычеством. К этому времени можно отнести возникновение новых пословиц типа: «Турецкая сила – болгарская неволя», «В горах волки – в селах турки», «Напали, как делибаши», «Крестьянская скотина на турецком вертеле» и др. Народ прославлял своих защитников: «Пока голова на плечах, юнака под турком не увидят». Пословицы говорили о тяжелой гайдуцкой жизни и борьбе:

«Гайдук матери не кормит», «Верная дружина – крепкая твердыня», в них выразилась народная вера в освобождение: «Хоть сила и сильна, да не вечна», «Правда победит кривду».

Трагизмом и состраданием к жертвам османского произвола отмечены исторические баллады об угоне в полон, о разлуке с родиной и семьей. Есть основание относить к XVII в. баллады «Рабыня и Стара планина», «Три рабыни», «Янычар тоскует по родине».

Исторические песни близки к балладам по строению, сюжетам и трагической окраске, но отличаются от них обращением к конкретным событиям (Чипровское восстание 1688 г., поражение турок под Веной и др.). Песня «Хан Татар и Тодорка» имеет в виду крымского хана Селима Гирея, вассала султана. Песня «Отуречивание владыки» связана с реальным фактом – истязанием воинами султана смолянского епископа Виссариона.

XVII век – время значительного усиления гайдучества, и в этот период одним из самых популярных жанров болгарского фольклора становятся песни о гайдуках. Гайдуки так определяли цели своей борьбы:

Землю свою освободим,

Детей своих выкупим,

Жен своих возвратим,

Отцов своих помянем,

За матерей своих отомстим.

Гайдуцкие песни запечатлели социальную направленность гайдучества – и против захватчиков, и против болгарских чорбаджий (богатеев) – их пособников в угнетении народа. Эти песни развивали традиции юнацкого эпоса. В то же время в новых условиях изменялись и образы самих юнаков. Так, Момчил и Марко стали наделяться чертами гайдуков: Марко живет не в богатых палатах, а спит в лесу на «сырой земле», подложив камень под голову и укрывшись овчинным кожухом.

Гайдуцкие песни во многом использовали поэтику юнацких песен, они динамичнее, а их структура более простая. Иным выглядит состав персонажей. Борьбу с врагами родины ведет в них уже не один юнак (богатырь), а гайдуцкий воевода с дружиной, в борьбе этой принимают участие даже женщины – гайдутки. У героев гайдуцких несен нередко имеются реальные прототипы. Воспеты, например, жившие в XVII в. Чавдар, Лалуш и Стоян (последний связан с Тырновским антиосманским восстанием 1686 г.). Особенности сюжетов, носящих приключенческий характер, воспевание отважных гайдуков, поэтизация их быта, олицетворение природы, которая помогает и сочувствует героям, – все это придавало песням романтическую окраску.

Жанр гайдуцких песен широко распространен у всех балканских народов. Но есть и специфика в песнях каждого народа. У сербов и хорватов гайдуцкие песни ближе к юнацким, чем болгарские. В них не встречаются образы женщин-гайдуток. В песнях выступают свои герои – Алия Бойчич, Стоян Попович и др., хотя есть и персонажи, общие для болгарского и сербскохорватского фольклора, – Старина Новек, Груица.

В сербском и хорватском фольклоре XVI—XVII вв. сложился особый цикл песен об ускоках, которые укрывались на Далматинском побережье, т. е. за пределами захваченной турками территории, и оттуда совершали набеги на турецкие гарнизоны. Герои этих песен – Иво Сенянин, Тадия Сенянин, Стоян Янкович. Широко известен как предводитель ускоков Байо Пивлянин, погибший в битве с турками в 1685 г. У хорватов создаются также песни о борьбе местных банов с турками и Габсбургской монархией (например, песни «Бан Бериславич и Франкопан в бою с турками», «Неудачный поход графа Франкопана», «Плен и освобождение бана Зриновича»). В песнях Петар Зринский и Фран Франкопан (казнены императором Леопольдом I в 1671 г.) выступают как герои.

В песнях Черногории черты реально-исторического эпоса – сохранение конкретных имен, отзвуки действительных происшествий – сочетаются с сюжетной и стилевой традиционностью и одновременно заключают в себе элементы художественных новаций. Так, гибель сына кнеза Перы (исторические источники знают такой факт) развита в сюжет мести за гибель брата, с эмоционально насыщенными диалогами героя и врага («Перович Батрич»). Историчны имена персонажей в песне «Три пленника» (например, Селак – один из организаторов восстания 1614 г. против турок). Художественная суть повествования состоит в изображении героического избавления из неволи – «старой матери на радость и на счастье дружины». Эта часть песни контрастна первой – трагической, повествующей о расправе над пленниками.

В словенском фольклоре своеобразно переплетаются мотивы социального и национально-освободительного протеста против феодального и национального гнета. Ряд произведений исторической тематики связан с борьбой против турецких набегов. Деятели культуры сохранили образцы фольклора: Вальвасор напечатал гравюру «Колядовщики» (1689), а Аласия в 1607 г. опубликовал колядку «Взошла светлая звезда», песни «Рождество Христово и три короля», «Великая ночь», «Троицын день». В похоронных причитаниях, записанных Вольвасором, жена оплакивает мужа:

Зачем же ты умер?

Что же ты думал? Что же?

Ведь была же у тебя жена,

Добрая, красивая, приветливая, верная!

Любимый мой, скажи тогда,

Зачем же ты умер?

Как же ты плохо сделал, что умер!

У словенцев были популярны старинные эпические песни о короле Марко и короле Матиаше, боровшихся с турками. Первые из них, вероятно, пришли от сербов и хорватов, вторые – возникли в самом словенском фольклоре. Итальянец М. Николетти в конце XVI в. отметил, что словенцы поют песни о Матиаше. Своеобразна песня о рыцаре Ламбергаре и его борьбе с иноземным великаном Пегамоном. Историки Шёнлебен и Вальвасор в конце XVII в. отмечали популярность этой песни у крестьян.

В словенском фольклоре XVII в. складываются песни о сражениях с турками. Эти песни связаны со старыми эпическими песнями, одновременно в них заметно влияние баллад. Наряду с индивидуальными образами (Равбарь) в них предстает собирательный образ народа (краньцы, дунайцы).

Песни крепостных крестьян, составляющие отзвук крестьянских восстаний XV—XVI вв., имели форму баллад, в них рассказывалось обычно о гибели крестьянина, решившегося на протест. Трагический характер приобретали и семейно-бытовые баллады, в которых также звучали мотивы социального бесправия (например, баллада «Сирота Ерица»).

В период Контрреформации значительно возросло влияние католицизма. В фольклоре это проявилось в развитии религиозных тем и сюжетов, в проповеди смирения и терпения. Ощутимо это воздействие в легендах и духовных песнях. Традиционные прозаические легенды отражали славянские мифологические представления. В них люди сталкивались с дивами, вурдалаками, колдунами, ведьмами. Известны легенды, где действует «дивонина» – существо, рожденное женщиной, но имеющее облик змеи. В новых легендах выступают христианские святые, появляются сюжеты «чудес». Это относится и к песням религиозного содержания. Как и легенды, эти песни в значительной мере обязаны своим появлением не только духовным лицам, но и бродячим музыкантам-певцам, учащимся, часть их создана в крестьянской среде.

Однако в народе продолжали бытовать жизнерадостные песни и рассказы, сатирические и юмористические сказки. Вальвасор, например, опубликовал гравюру «Пляшущие горенцы» и привел текст плясовой песни «Кружись, кружись, хоровод».

В словенском фольклоре быстрее, чем у других славянских народов, стали отмирать обрядовые песни, а исторические песни и предания развивались менее интенсивно. Исторические песни были ближе к балладам, чем к героическому эпосу.

БОЛГАРСКАЯ ЛИТЕРАТУРА (Кравцов Н.И.)

Условия литературного развития в Болгарии в эту эпоху были менее благоприятными, чем в других южнославянских странах. В XVII в. болгары еще не знали книгопечатания, и литература у них существовала лишь в рукописной форме. Очагами развития литературы, как и в предшествующие века, были монастыри, в том числе афонские: болгарский Зографский и сербский Хилендарский, где также было немало болгар. В Болгарии сожженные турками монастыри постепенно возобновляли свою деятельность (Рильский монастырь разрушался и восстанавливался несколько раз). Некоторые из них сыграли особо важную роль в сохранении и развитии письменности (например, Бачковский, Рильский, Этропольский и другие монастыри). При монастырях и церквах действовали келийные училища. В XVII в. они начали возникать при ремесленных мастерских и в частных домах. Мастер обучал своих подмастерьев не только определенному ремеслу, но и чтению, письму, счету и церковному пению.

В Болгарии в условиях османского гнета окрепло чувство народного самосознания. Не только книжники-монахи, но и народные массы смотрели на средневековую славянскую рукописную книгу как на святыню, высоко ценили произведения, в которых что-либо говорилось о Болгарии, родном народе, его истории и языке. Весьма любимы были жития славянских первоучителей Кирилла и Мефодия, болгарских культурных, политических и церковных деятелей: ученика Мефодия – Наума, Ивана Рильского и др. Пользовались популярностью и средневековые рукописные повести, в которых героями выступали болгары (например, «Чудо с болгарином», XI—XII вв.).

Болгарские книжники переписывали и подновляли такие широко распространенные средневековые произведения, как повести о Троянской войне и об Александре Македонском. Болгарам в них особенно была близка тема героической борьбы.

Но в Болгарии возникали и произведения нового типа. Это были так называемые дамаскины, сборники религиозно-поучительного содержания. В конце XVI в. был переведен изданный в Венеции в 1558 г. сборник «Сокровище» – собрание поучительных слов и произведений греческого писателя Дамаскина Студита. Болгарские книжники, многократно переписывая этот сборник, вносили в него произведения других писателей, делали собственные вставки. Книга послужила стимулом к составлению сборников смешанного содержания, в которые входили и части из произведения Дамаскина, и другие рассказы. Вскоре последние почти вытеснили «слова» и «жития» Дамаскина. В сборники смешанного содержания включались рассказы о событиях всемирной и болгарской истории, нравоучительные притчи. Постепенно в этих сборниках совершенствовались приемы увлекательного рассказа, все чаще вводились описания быта, картины природы, авторы все шире использовали выразительные средства народной речи. Дамаскины и особенно сборники смешанного содержания были любимым чтением у болгар. Они способствовали формированию народного самосознания, помогали развитию художественно-повествовательного начала в литературе.

Религиозные православные представления глубоко укоренились в болгарском общественном сознании того времени. Библейские притчи и примеры, поучительные сцены из житий святых были основой эстетических представлений и соперничали в популярности с народно-поэтическими сюжетами и образами. Но постепенно дамаскины и сборники смешанного типа начинают приобретать светские черты. Модифицируются образы святых (Николая, Иоанна Крестителя), которые становятся помощниками и защитниками бедных, прежде всего крестьян.

Так начался в Болгарии процесс демократизации письменной литературы, который проявился в обращении к живому языку, в отборе жизненного материала, связанного с чаяниями народа. Все чаще в сборниках стали встречаться рассказы и притчи обличительного характера. Скупцы, расточители, жестокие люди осмеивались. При этом делались попытки создания психологических, а иногда и социально-психологических типов, пока еще с помощью традиционных изобразительных средств – риторических вопросов, восклицаний, обращений, прямых определений черт характеров. Преследовались в основном религиозно-морализаторские цели. Однако постепенно в такие притчи и рассказы начинают проникать и черты болгарского быта, и отзвуки социальных отношений.

Своеобразный процесс переживали и документальные записи летописного характера. В них усиливались повествовательные элементы, оформлявшиеся порой в самостоятельные рассказы. Возникали записи событий в форме небольших повестей. Таков, например, скорбный рассказ попа Мефодия Драгинова о насильственном обращении жителей села Чепино в магометанство. Рассказ написан в народной повествовательной манере, но отличается вместе с тем эмоциональностью и умением автора передать трагизм событий, страдания притесняемого болгарского народа. Болгар, которые отказывались принимать магометанство, турки убивали. Часть болгар бежали в горы и леса. Детали самого отуречивания в рассказе правдивы и натуралистичны. Выразителен и рассказ попа Петра из села Мирково Пирдопского края о турецко-австрийской войне 1690 г. В центре повествования – события политического характера.

Таким образом, в болгарской литературе параллельно со средневековыми традициями начали зарождаться и некоторые новые формы творчества. Однако эти процессы происходили медленно в силу невероятно тяжелых условий, в которых находилась страна в этот период.

СЕРБСКАЯ ЛИТЕРАТУРА (Кравцов Н.И.)

Литературное развитие в Сербии протекало почти в таких же условиях, как и в Болгарии. Завоеватели-османы подавляли духовную жизнь народа, разрушали монастыри. Очагом письменности оставался лишь Хилендарский монастырь на Афоне. С середины XVI в. возродился монастырь Милешева. В конце XVII в. из-за невыносимого иноземного гнета часть сербов переселились за Дунай, где возникли новые культурные центры.

Сербии, однако, удавалось поддерживать некоторые политические и культурные связи с западноевропейскими странами (Венецией, позже – Австрией), и это создавало относительные возможности сохранения собственной культуры. В сербских землях создавались типографии, которые содействовали развитию культурной и литературной жизни. Они обычно существовали недолго и печатали религиозные книги. Наиболее длительное время работала сербская типография в Венеции – с конца 70-х годов XVI в. до 1638 г. В 1597 г. было выпущено два букваря, по которым долгое время учились сербские дети. И во время существования типографий, и после закрытия венецианской типографии продолжалась рукописная традиция. Яркую характеристику двух монахов-книжников дал в своем труде «О сербских царях и о войне царя турецкого с царем христианским и о опустошении земли сербской» дьякон Атанасий в конце XVII в. Эти монахи – Авраамий и Ананий – «книги писали» и были «искусны в письме», они смело защищали перед турками свою веру и свой язык.

Сербская литература носила в основном средневековый характер. Она представляла собой письменность религиозного или историографического типа. Ее основными видами были богослужебные книги, жития, хронографы и летописи. Однако и в этой письменности художественное начало проявлялось в приемах повествования, характеристиках и портретах.

Наиболее видным автором житий был патриарх Паисий (середина XVI в. – 1647), деятель с широким культурным кругозором. Он собрал и сохранил немало ценных рукописей. Его «Житие царя Уроша» (1642) – живой легендарно-биографический рассказ, в котором, кроме характеристики самого Уроша, нарисована картина жизни Сербского государства того времени (XIV в.). В отличие от предшествующей житийной литературы Паисий использует не только памятники письменности, но и народные предания и легенды (псевдоисторическая легенда об убийстве Уроша его соперником, кралем Вукашином). Повествование о жизни и смерти Уроша перебивается отступлениями, в которых Паисий осуждает убийцу, действовавшего по «наущению дьявола». Житие носит ярко выраженный патриотический характер, что проявляется в описании величия древнего сербского Душанова царства, в восхвалении согласия вельмож, в осуждении мятежей и феодальных раздоров, в которых автор видит одну из причин поражения сербов в битвах с турками. Другой причиной завоевания Сербии он считает божье наказание за «грехи». Такое наказание понес и Вукашин: его войска были разбиты турками на реке Марице (1371), а сам он утонул. Для жития свойственны обычные мотивы «чуда» на могиле праведника, наказания его убийцы. Литературный талант Паисия наиболее ярко проявился в описании битвы на Марице. Картина битвы выразительна, драматична, полна движения. Турки, перепуганные встречей с большим войском Вукашина и Углеши, готовы платить им дань: они посылают послов и просят оставить их в мире. Но послы, увидев в стане сербов разгул, пьянство и разногласия, сообщают об этом «своему начальнику», и турки разбивают сербов. Такого рода сцены выходят за пределы традиций житийного жанра. Паисию принадлежат также житие Стефана Первовенчанного и «похвалы» в честь Уроша и Стефана.

Другим жанром, в котором развивалось повествовательное начало, были летописи и родословы. Они представляли собой обычно краткие перечисления исторических событий и лиц (так же как «похвалы» были кратким восхвалением «святого»), отличались обилием восклицаний и риторических вопросов. Произведения этих двух жанров послужили своеобразной школой для графа Георгия Бранковича (1645—1711), автора «Славяно-сербской хроники» в пяти томах. Человек сложной судьбы, живший в Венгрии, России, Турции и Румынии, Бранкович сумел убедить австрийского императора Леопольда I в том, что он потомок сербской династии Бранковичей (каковым не был) и сможет поднять восстание сербов против турок. Он отправился в Сербию, но после попыток подготовить восстание (независимо от Габсбургов) был заключен в тюрьму, где пробыл до самой смерти – 22 года. Там он и написал свою хронику.

В хронике Бранковича соединились черты старого летописания и возникающей историографии. Он начинает повествование от сотворения мира и доводит до 1705 г. События он объясняет «волей божьей», главную роль в них отводит феодалам, некритично использует источники. Вместе с тем он стремится обосновать историческими материалами свое повествование, излагает историю сербского народа в связи с историей соседних народов. В хронике Бранкович использует такие литературные приемы, как вымысел, экспрессивные описания, лирические отступления, патетические характеристики исторических деятелей. Все это было подчинено патриотическому духу хроники и содействовало развитию национального самосознания сербского народа.

Поэзия в сербской литературе носила религиозный характер и была связана со средневековой традицией. Это были главным образом акростихи и панегирики. Так, в «Службу царю Урошу» (1642) включены акростих и шестистишие, в котором автор восхваляет Уроша как правителя «отечества своего», представителя «царского колена» (династии Неманичей), славит его ум и благочестие.

В религиозных стихах существовали две идейно-тематические линии. Первую из них представляют стихи о покаянии грешника (стихи Йована Светогорца, монаха Петрония, особенно Киприана Рачанина). Такого рода стихи иногда приобретали религиозно-философский характер, как, например, у Михаила Смедеревского (первая половина XVII в. – 1711 г.):

...Рука нечистая и грешная Ныне здравствует, заутра недужит,

Ныне радуется, заутра печалится,

Ныне во младости, заутра в старости,

Ныне во славе, заутра в бесчестии,

Ныне в голоде и жажде, заутра в объядении и пиянстве.

Ох, ох, лютое горе мне.

Основные темы второго типа стихов – патриотические чувства: авторы обращались с просьбами к богу и святым помочь им в победе над «иноплеменными». Патриотические мотивы усилились к концу XVII в. в произведениях Киприана Рачанина, для которого религиозная образность служила традиционным средством выражения его идей. В стихах о князе Лазаре он просил этого «святого» «отечество твое сохранить от всякого измаилитского нападения».

На вторую половину XVII в. приходится деятельность сербского переводчика, украинца по происхождению, Самуйло Бакачича. Он переводил книги с церковнославянского и греческого языков, в том числе церковно-полемические сочинения украинского писателя Иоанникия Галятовского.

Стихотворные произведения XVII в. построены на средневековой православно-религиозной образности, для них характерен панегирический тон. В стихах соединялись особенности силлабического восьмисложника и свободного стиха, основой которого служило синтаксическое членение речи.

В сербской литературе значительной была традиционность, устойчивы связи со средневековой византийской письменностью. То новое, что проявлялось в сербской живописи и архитектуре под итальянским и дубровницким влиянием и напоминало стиль барокко, еще не затронуло литературы.

ХОРВАТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА (Кравцов Н.И.)

Хорватские земли в XVII в. входили в состав различных государств: империи Габсбургов, Венеции, часть хорватских земель была завоевана Османской империей. Экономический и культурный уровень развития разных хорватских земель, степень их национальной самостоятельности и характер религиозной жизни были далеко не одинаковыми. Духовная культура хорватов в различных землях в разной степени испытывала влияние чужеземных культур. В литературных произведениях, написанных на языке, близком к народному, использовались три довольно отличных друг от друга наречия – штокавское (южные и восточные области), кайкавское (северо-западные) и чакавское (Адриатическое побережье и острова). Все это затрудняло процесс создания общего для хорватов литературного языка. Вместе с тем традиционная близость хорватской литературы (в особенности дубровницкой и далматинской) литературе итальянской и в XVII в. благоприятно сказывалась на ее развитии.

Многие хорватские писатели, главным образом аристократы, получали превосходное образование в итальянских католических университетах, у хорватской молодежи пользовалось большим успехом творчество таких прославленных итальянских поэтов, как Л. Ариосто, Т. Тассо, Дж. Марино. Многие писатели использовали художественный опыт Тассо и Ариосто, что проявлялось и в композиции поэм, и в развитии сюжета, и в строфике и стиле. Лирика В. Менчетича, О. Джурджевича тематически, но в большей мере по характеру образности, поэтической фразеологии и ритмики близка лирике Марино.

Под воздействием итальянской литературы в хорватскую проникал стиль барокко, расширяя ее творческие возможности. Правда, барокко было более популярно в архитектуре и в живописи Хорватии. Писатели барокко были представителями аристократии, и это находило свое отражение в их творчестве, в своих произведениях даже святых они делали выходцами из знатных родов. В то же время эти писатели, разрабатывая патриотические темы и идеи, в известной степени были обращены к народу, воспевали любовь, создавали новые выразительные средства, отличавшиеся характерными для стиля барокко повышенной экспрессивностью и метафоричностью.

Искусство Дубровника и в некоторой степени Далмации оказывало влияние на художественную жизнь Южной и Северной Хорватии. Этому способствовали торговые связи, а также победа в дубровницком литературном языке штокавского наречия, самого распространенного в хорватских и сербских землях. Крупным очагом хорватской культуры и литературы становится Загреб, который во второй половине XVII в. приобретает значительное влияние.

В литературе этой эпохи под воздействием Контрреформации стали особенно интенсивно распространяться религиозные идеи и темы, широкую популярность приобретали религиозные стихи, поэмы и драмы, а в прозе – проповеди и жития святых. Немало произведений церковного характера было переведено с латинского. Переводились драмы, инсценирующие эпизоды из житий святых. В своем оригинальном творчестве писатели также разрабатывали церковно-поучительные темы. Было создано немало поэм на библейские сюжеты и сюжеты житийной литературы. Такие же сюжеты господствовали и в прозе. Особой известностью пользовались сочинения Юрая Габделича («Первый отца нашего Адама грех», 1674).

Вместе с тем, разрабатывая традиционные религиозные жанры и сюжеты, писатели нередко стремились выразить собственные идеи и свое отношение к действительности, иногда сатирическое. Герои литературных произведений наделялись гуманистическими и патриотическими чертами.

Настроения этого времени отражены в поэзии Орасио (Горацио) Мажибрадича (1565—1641), который считал, что человек бессилен изменить действительность и поэтому он должен безропотно переносить все беды. Одновременно поэт воспевал людей, которые, несмотря на все несчастия, обрушившиеся на них, отстаивают свою честь и гордость.

Трагический характер имело и творчество Франьо Крсто Франкопана (1643—1671). Его литературное наследие было обнаружено спустя 200 лет после смерти поэта в государственном архиве Вены среди произведений о заговоре, в котором он участвовал. В его сборнике «Сад забав» представлены стихотворения различных жанров и настроений: анакреонтическая поэзия, идиллия, стихи-раздумья, религиозная лирика. В сочинениях Франкопана проявилось свойственное поэзии барокко сочетание привязанности к земным благам и религиозных устремлений. Во многих стихотворениях сборника поэт отдает дань маринизму. Стихи поэта изобилуют метафорами, необычными сравнениями, игривы, а иногда и грубоваты. Однако порой чувственность уступает место платоническому восхищению женской красотой. Близость Франкопана к народному творчеству яснее всего ощутима в сборнике «Песни молодецкие».

Патриотические чувства, обращение к историческому прошлому своей страны содействовали преодолению пессимистических настроений. Лирика была исполнена размышлений о судьбах родины, горестных раздумий по поводу ее тяжелого положения и в то же время прославления свободы. Юний Палмотич в стихотворении «Сколь каждый предан родному месту» называет любовь к отчизне «великим долгом». По словам поэта, человек должен беречь родину, как свою голову. Счастье человек обретает в борьбе:

Но за общую свободу Пасть в бою против напасти Лучше, чем со всем народом Быть под игом лютой власти.

Постепенно ослабление Османской империи (поражение турецких войск в 1593 г. под Сиском, в 1621 г. и 1673 г. под Хотином, в 1683 г. под Веной) рождало надежды на освобождение от ига, стремление к объединению сил славянских народов. Дубровницкий поэт Владислав Менчетич (ок. 1600—1666) в поэме «Труба словинская» (1665) воспел хорватского правителя (бана) Петара Зринского, переводчика поэмы «Сигетское бедствие», который прославился своими победами над турками. За такими героями, заявлял поэт, должен пойти весь «славянский мир». Петар Зринский (1621—1671) известен также как переводчик произведений своего брата Николы Зринского (М. Зрини), и прежде всего его поэмы «Сигетское бедствие» (о ней см. в главе «Венгерская литература»).

Хорватская эпическая поэма развивалась в определенной мере под влиянием итальянской поэзии (особенно Т. Тассо), но вместе с тем она насыщалась историческим содержанием и приобретала ясно выраженный патриотический характер. Кроме поэмы Н. Зринского, можно назвать такое крупное произведение, как «Взятие Сигета» Павла Риттера Витезовича (1652—1713). Поэты восхваляли исторических деятелей и историю родных городов («Дубровник возрожденный» Якеты Палмотича).