Текст книги "История всемирной литературы Т.4"

Автор книги: Георгий Бердников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 82 страниц)

Необходимо также учесть, что по положению своему шотландские писатели XVII столетия в абсолютном большинстве своем не являются профессионалами. На всей шотландской литературе этой поры отчетливо сказывается налет «любительства».

*ГЛАВА 7.*

ИРЛАНДСКАЯ ЛИТЕРАТУРА (Саруханян А.П.)

Английская буржуазная революция вызвала трагические последствия в жизни Ирландии. В XVII в. завершилось английское завоевание Ирландии, начавшееся еще в XII в. Покорение страны сопровождалось экспроприацией ее жителей. Восстание 1641—1652 гг. было одним из крупнейших событий в истории национально-освободительного движения Ирландии. Заговорщическая деятельность ирландской знати вылилась в общенациональное восстание, охватившее широкие массы ирландского крестьянства. К. Маркс называл его «первым национальным восстанием Ирландии» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 16, с. 467).

В середине XVII в. Кромвель жестоко подавил национальное восстание в Ирландии, в конце века страна стала ареной разорительных якобитских войн за английский престол. Английская республика при Кромвеле, в сущности, разбилась «об Ирландию», писал К. Маркс. Но и освободительное движение Ирландии было обречено на неудачу, так как страна была вынуждена выступить на стороне контрреволюции. Английские левеллеры соблазнились обещанной им землей, конфискованной у ирландских крестьян. Ирландия же стала оплотом роялистских интриг. «В этой кровавой бойне, которую учинили друг другу ирландские крестьяне-общинники и левеллеры, кроется основная трагедия Английской революции и кромвелевского покорения Ирландии», – пишет английский историк-марксист Т. А. Джексон.

Насильственное уничтожение клановой системы и насаждение феодально-капиталистических отношений, которым сопровождалось покорение Ирландии, вызвало коренные изменения во всех областях общественной жизни страны.

Перед ирландской литературой вставали новые задачи. К первой половине XVII в. относится рождение исторического жанра, что было вызвано неотложной национальной потребностью донести до потомства содержание древних рукописей, безжалостно уничтожавшихся колонизаторами. Наиболее значительные произведения этого жанра – многотомные «Анналы четырех магистров» (1632—1636) и «История Ирландии» Дж. Китинга (ок. 1640).

«Анналы четырех магистров» были составлены в Донегольском монастыре под руководством францисканского монаха Майкла О’Клери. Он происходил из рода ученых. Еще до вступления во францисканский орден он был известен как историк и антиквар. Поэтому, когда он выполнял задание ордена и собирал материал для жития святых, он не мог пройти мимо рукописей светского содержания – древних книг, хроник, исторических поэм древних бардов, на основе которых в дальнейшем была составлена история Ирландии. О’Клери изъездил всю страну в поисках древних книг и оставшихся рукописей, сохранность которых в это напряженное время была под угрозой.

«Анналы» начинаются с мифической предыстории Ирландии. Летописцы привели в хронологический порядок те эпизоды, которые издавна составляли сюжеты старинных народных сказаний. Кроме этого, в «Анналах» сообщается об основании церквей, замков, монастырей, в хронологической последовательности рассказывается о жизни святых и деятелях христианской церкви. С наибольшей подробностью в них прослеживается генеалогия королей, вождей, ученых и поэтов. Описания сражений и политических изменений, вначале чрезвычайно скупые, к концу становятся более подробными.

Почти в то самое время, когда на севере Ирландии собирался материал «Анналов», Китинг на юге писал свою «Историю Ирландии». В обоих случаях источником информации нередко служили одни и те же книги. Однако форма и характер изложения, сам язык резко различают эти произведения. Следуя за источниками, хронисты пользовались архаическим, малоупотребительным языком, понятным лишь тем, кто получил специальное образование. Китинг писал для широкого круга читателя. Его «История Ирландии» стала на долгое время образцом современного ирландского литературного языка. Она была самым читаемым произведением, распространялась в тысячах рукописных списков, тогда как экземпляров «Анналов» насчитывалось сравнительно немного.

Хотя материалом для книги Китинга послужило далекое прошлое, она адресована настоящему. Автор видит свою задачу в том, чтобы «ясно и правильно объяснить состояние страны и дать наиболее верную оценку ее обитателям». Эта задача осмысляется как задача патриотическая. В авторском предисловии сформулирован принцип уже не кланового, а общенационального самосознания. Китинг утверждает, что его свидетельство в пользу гэлов должно быть признано объективным: он хвалит их не в силу кровного родства, так как сам принадлежит англо-норманской расе. Китинг подчеркивал полемическую направленность своего произведения. Он противопоставлял его историям Ирландии,

написанным английскими писателями Э. Спенсером и Р. Стенихерстом, в которых, по мнению Китинга, отразились презрение, ненависть английских колонизаторов к ирландской нации. «Я вижу, что каждый англичанин, который говорит об Ирландии, клевещет на ее коренных жителей. По этой причине, будучи сильно опечаленным несправедливостью этих писателей по отношению к ирландцам, я почувствовал необходимость самому написать историю Ирландии». Китинг осмысляет историю Ирландии периода независимости страны с точки зрения теперешнего состояния ее народа, порабощенного и борющегося.

В «Истории» Китинга документальный стиль сочетается с красочным фольклорным. В ней в изобилии представлены сказочные мотивы, многие художественные приемы заимствованы из древнего эпоса. Традиционные сюжеты ирландской мифологической истории заново оживают в прозе Китинга. «История Ирландии» – это своеобразный сборник новелл, в котором в пестрой смеси представлены чудесные происшествия, взятые из ирландских саг, и сведения, документально подтвержденные фактами родословных. Есть основания предполагать, что Китинг относился к собиранию народных преданий как к труду, имеющему прежде всего культурную и литературную ценность. Он стремился сохранить для следующего поколения то, что было вскоре уничтожено английскими завоевателями. Сам писатель с юмором признается в сомнительной правдивости многих рассказанных им историй. Он излагает их с улыбкой, предоставляя читателю право принять их за правду или отвергнуть.

Еще одним примечательным произведением исторического характера была «Генеалогическая книга» Д. Мак Фирбиса, составленная в эпоху разорительного нашествия Кромвеля, когда изгонялись со своих земель и уничтожались древнейшие ирландские роды. Мак Фирбис, сам происходивший из семьи наследственных историков, надеялся своим трудом сохранить нации ее великие имена и славную историю их родов. По мнению многих ученых, это самая подробная книга среди существующих национальных генеалогий.

В силу изменившихся политических и социальных условий классическая поэзия бардов, имевшая за собой тысячелетнюю историю, была обречена на вымирание. На протяжении трех столетий, начиная с XVI и кончая XVIII в., происходила ломка традиционной поэзии бардов. Несмотря на жестокие преследования, школы бардов, дававшие классическое образование, в которых в течение многих лет будущие поэты обучались сложнейшим законам композиции и тренировали свою память, запоминая сотни длиннейших произведений, существовали до конца XVII в. Система образования в этих школах носила кланово-замкнутый характер. Профессия бардов передавалась по наследству, в школы допускались лишь люди, принадлежавшие к роду бардов. На протяжении почти тысячи лет традиционная, в основе своей силлабическая система стихосложения сохранялась почти без изменений. Для этой системы стихосложения была характерна крайняя сжатость, создававшая впечатление тяжелой сентенциозности, что диктовалось законами композиции, которые запрещали смысловой переход от одной строфы к другой. Каждое четверостишье носило совершенно законченный, замкнутый по содержанию характер. Рифма строилась исключительно на согласных, строго разделенных на группы, лишь внутри которых допускалась рифмовка. Строгие правила предусматривали и жесткую метрику.

Хотя эта традиционная система стихосложения начала ломаться еще в XVI в., в начале XVII в. с неожиданной силой выступила старая классическая школа бардов. Тейг Мак Дейре, главный поэт клана О’Брайенов, и поэт клана О’Доннеллов – Леви О’Клери вступили в традиционное состязание. Спор, в котором приняло участие большое число поэтов и привлекались древние источники, шел о том, род какого клана был древнее и заслуженнее. Диалог двух крупнейших поэтов привлек к себе внимание всего литературного мира Ирландии. Конфликт продолжался несколько лет, и стихи обеих партий составили том из семи тысяч строк, ставший известным под названием «Спор поэтов». Этот том еще в то время поражал архаичностью темы и стиля, однако и ему была присуща патриотическая идея, стремление поднять боевой дух вождей кланов.

С ломкой клановой структуры общества школы бардов начинают распадаться. В творчестве Дэвида О’Брудара (1625—1698) осуществился переход от бардической системы стихосложения к новой поэзии. В его произведениях предстает трагическая история исчезновения школ бардов, постепенного вымирания поэтов. Он сетует на отсутствие культурной аудитории, которая бы понимала утонченное искусство старого стиха. Новую ритмическую форму, которой сам был вынужден пользоваться, он называет «помойной поэзией». В начале 90-х годов, когда Вильгельм Оранский одержал окончательную победу над Яковом Стюартом уже на территории Ирландии, в произведениях О’Брудара усиливаются трагедийные ноты. В молодости О’Брудар пользовался почетом и покровительством именитых вождей. Умер же он в страшной нищете.

В одном из своих последних стихотворений он писал: «Я не буду петь песни для тех, кому до меня нет дела».

Высокопрофессиональная бардическая поэзия существовала совершенно независимо от развивавшейся своим путем фольклорной поэзии. Начиная с XVII в. барды все более испытывали влияние народной песенной традиции, что определялось рядом существенных изменений в их собственном социальном положении. Ученый бард, живший при дворе предводителя клана, стал бродячим менестрелем, певцом или арфистом. Поэзия бардов все более сближается с народной песней, балладой. Новая поэзия в основе своей песенная.

Центральное место в ирландской поэзии второй половины века занимает образ повстанца, героя, оказавшего сопротивление Кромвелю, а затем Вильгельму Оранскому. Объявленные вне закона, повстанцы скрывались в горах и лесах. Большинство посвященных им стихотворений написано в элегическом жанре, приближающемся к народному плачу. Но повстанец не простолюдин. Хоть он и изгнанник, акцент делается на его прошлом, когда он был знатным и могущественным вождем. Демократический герой лишь в XVIII в. из фольклорной поэзии перейдет в профессиональную.

Поэтическая реформа, которая завершилась в XVIII в., заменила согласную рифму гласной и равносложный стих акцентным. Новую поэтическую систему одним из первых использовал Китинг. В свободном строе его произведений выразился боевой патриотизм поэта. Стихотворение «Моя скорбь о гордой земле Ирландии» взывает к чувству национальной гордости ирландцев:

Из-за скорби по гордым долинам Фодлы

Не сплю всю ночь.

Страшная участь ее сыновей

Сокрушает меня.

Грозной преградой стояли они

На пути врага.

А теперь над костями героев

Растет трава.

.....................

В наши земли врывается каждый,

Кому не лень.

В золотые изумрудные долы,

Где властвовал Кобтах Коль Мбрег!

Наши замки сдаются без выстрела.

Наши поля

Чужеземным собакам

Свои отдают плоды.

(Перевод Д. Орловской)

Поэт видит свою задачу в том, чтобы пробудить волю народа к борьбе. «О, если б мой голос мог поднять всю Ирландию!» – так начинается заключительная строфа стихотворения.

Несмотря на трагические обстоятельства, в которых протекало развитие ирландской литературы XVII в., в ней отразился не только процесс порабощения страны, но и нарастающий дух народного сопротивления. Идеи освободительной борьбы, в которой все более заметную роль играли народные массы, определили дальнейший ход литературного процесса в Ирландии.

ГЛАВА 8.

НИДЕРЛАНДСКАЯ ЛИТЕРАТУРА. (Ошис В.В.)

РЕАЛИЗМВ НИДЕРЛАНДСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ XVII в. БРЕДЕРО. КОСТЕР

Нидерландская буржуазная революция, проходившая под знаменем национально-освободительной борьбы и Реформации, закончилась образованием на севере страны Республики Соединенных провинций (Утрехтская уния 1579 г.), которая по имени крупнейшей провинции называлась также Голландской. Социально-экономическая незрелость и политическая пассивность буржуазии южных провинций: Фландрии, Геннегау, Артуа и др. – помогли Испании удержать здесь свое господство. Пути общественного и культурного развития Северных и Южных Нидерландов отныне разошлись.

После заключения перемирия с Испанией (1609) Голландия, первая буржуазная республика в Европе, быстро развивалась. Рост мануфактурной промышленности, капитализация сельского хозяйства, расширение старых торговых связей, завоевание иноземных территорий превратили Голландию в крупнейшую торговую державу. В первой половине XVII в. Голландия обладала самым сильным в Европе торговым, военным и фрахтовым флотом. Голландские корабли можно было встретить в портах всех стран Европы, в том числе России, в водах Индийского океана, у берегов Америки, Африки, Австралии. Опирающаяся на торговую гегемонию широкая колониальная экспансия привела к рождению империи нового, буржуазного типа. Голландская буржуазия могла с полным основанием называть «золотым» этот первый век ее полноправного господства. Но образцовая капиталистическая страна XVII столетия строила свое могущество на разорении ремесленников и мелких торговцев, обезземеливании крестьян, эксплуатации рабочих. «Народные массы Голландии уже в 1648 г. больше страдали от чрезмерного труда, были беднее и терпели гнет более жестокий, чем народные массы всей остальной Европы» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 23, с. 763). Золотой век был также веком первых работных домов, эксплуатации женского и детского труда, самой высокой в Европе стоимости жизни, народных восстаний, первых стачек.

Стихийное движение народных масс, не принося им самим облегчения, нередко использовалось или оказывалось в роли решающего фактора в борьбе господствующих классов и политических группировок. С первых же дней существования республики столкнулись интересы провинциалистов, представителей крупной торговой буржуазии, добивавшихся неограниченной свободы торговли и автономии отдельных провинций, и унитаристов, боровшихся за централизованную власть (их поддерживали обуржуазившееся дворянство, духовенство, армия во главе со статхаудером). В начале XVII в. политическая вражда провинциалистов и унитаристов облеклась в форму религиозного конфликта арминиан и гомаристов, название и начало которому дала полемика лейденских богословов Якоба Арминия и Франса Гомара о свободе воли и предопределении, о месте церкви в государстве. Спор этот, обнажив свою политическую сущность, привел к народным волнениям и кровопролитию.

То, что демократические массы в данном случае выступили на стороне ортодоксального кальвинизма, против арминианской веротерпимости, подчинения церкви государству и свободомыслия, говорит об оппозиции народа партикуляризму купеческой верхушки, презиравшей «грязных гёзов» и не думавшей делить власть с бесправными общинами, о его стремлении к единству страны и окончательной победе над Испанией, наконец, об авторитете Статхаудера Морица Оранского, завоеванном в годы войны, и политической ловкости оранжистов (унитаристов). Сказывались также и неорганизованность народных масс, и присущие им на данном историческом этапе политические иллюзии.

Демократические завоевания Нидерландской революции, патриотизм народа в войнах с Испанией, Англией и Францией, его борьба за свои права, интересы общественного прогресса – вот что прежде всего определяет духовную ситуацию эпохи, острую борьбу нового со старым в философии, литературе, искусстве и других сферах нидерландской культуры, по сумме и значимости достижений претендующей на одно из ведущих мест в Европе XVII столетия.

Освободившись от гнета средневековой идеологии, культура Республики Соединенных провинций переживала бурный расцвет. Х. Хейгенс (или Гюйгенс) в физике, А. Левенгук и Сваммердам в биологии, Г. Гроций в юриспруденции, У. Акоста и Б. Спиноза в философии были пролагателями новых путей науки.

Новый, оптимистический взгляд на жизнь, мироощущение свободного, уверенного в себе простого человека с замечательной полнотой и редкой силой выразились в нидерландской реалистической живописи первых десятилетий XVII в., стяжавшей себе мировую известность. Шедевры ее не могли родиться на пустом месте: прочная национальная традиция возвышенного бытописания, одухотворенной простоты и внутренней глубины заурядного зародилась еще у Ван Эйка и даже раньше. Теперь же, когда революция разбудила творческие силы масс, традиция эта вобрала в себя новое богатое содержание. Социально обусловленная противоречивость его сказывается задолго до конца XVII столетия.

Рембрандт, величайший реалист XVII в., сумел, по словам А. В. Луначарского, почувствовать «страшные болезни» буржуазии, «с гениальной чуткостью воспринял наступивший буржуазный мир».

Многокрасочная картина нидерландской литературной жизни XVII в. с трудом поддается периодизации. В целом можно с определенной долей условности выделить три основных этапа: этап развития реалистических тенденций и завершения ренессансных традиций в маньеризме и раннем барокко (начало XVII в. – 30-е годы); период преисполненного трагизма творчества Вондела и одновременно морально-дидактического направления, связанного с ростом консервативных настроений (30—60-е годы); наконец, как логическое развитие литературных явлений, зарождавшихся на предыдущем этапе, – «охранительный» вариант плутовского романа и классицизирующие тенденции в литературе последней трети столетия.

Живой литературный процесс, естественно, сложнее и диалектичнее. Его противоречивость, которая выражалась в религиозно-политической борьбе тех лет, заметно проявлялась на первых же шагах становления нидерландской (голландской) литературы. Б. Р. Виппер в исследовании «Становление реализма в голландской живописи XVII века», характеризуя литературный процесс, выводит вперед его реалистическую струю (Бредеро, Костер, Стартер) как самую демократическую, близкую по своей передовой эстетике современной живописи и наиболее показательную для нового мировоззрения. По мнению советского ученого, «никто из современников не сформулировал с такой простотой и ясностью главный принцип нового реалистического искусства», как это сделал ведущий его представитель в литературе Гербранд Адрианс Бредеро (1585—1618): «Как художник, я следую правилу живописцев, которое гласит, что лучшим художником является тот, кто всего ближе подходит к жизни».

Непродолжительное и яркое творчество Бредеро вобрало в себя духовный подъем и горькое разочарование нидерландских демократических низов, неиссякающие традиции нидерландского народного театра и песни, развивавшиеся на перифериях национальной литературы Ренессанса, но вместе с ними и некоторые близкие рядовому голландцу элементы гуманистической культуры. Под влиянием своего просвещенного друга Хофта творческие поиски Бредеро начал с драмы, но принципиально, а не по причине «малой образованности» предпочел античным сюжетам увлекательную интригу рыцарских романов, знакомых зрителю по народным книгам. На первый взгляд «Роддерик и Альфонс» (1611), «Гриана» (1612), «Немой рыцарь» (закончена Я. Стартером) – не более чем подражание испанской комедии «плаща и шпаги», а их персонажи – всего лишь условные марионетки в калейдоскопе пестрых сцен. Но, несмотря на элемент барочной игры, они по сути своей свидетельствуют о самобытном реализме Бредеро.

В послесловии к «Роддерику» поэт, вдохновляемый общим пафосом утверждения нового человека, защищает народные таланты, какого бы низкого происхождения они ни были, и свободу развиваться своими путями, без помех и условностей, навязываемых им учеными литераторами. Земная, жизнерадостная натура автора, здоровое чувство комического проявляются в насмешке над рыцарскими страстями (сцена отчаяния Роддерика напоминает сцену безумия Орландо, в смешении возвышенного с низменным, фантастического с обыденным, наконец, в обрисовке второстепенных персонажей, которые по контрасту подчеркивают выспренность благородных героев. Это уже не просто тени преисполненных серьезности главных героев, а полноценные, национально окрашенные типы.

Стихия крепкого, безыскусного юмора, сочных бытовых красок, грубоватого языка царит в «Клухте о корове» (1612) и «Клухте о мельнике» (1613), словно списанных с народного средневекового фарса (клухта), который постоянно питал талант Бредеро. Но его лучшие творения – комедии «Мавританка» (1615) и «Испанец из Брабанта» (1617). Хотя сюжет обоих произведений заимствован (за основу первого взят «Евнух» Теренция, второго – один из эпизодов «Ласарильо с Тормеса»), разработка и воплощение их чисто голландское.

Гравер и живописец по профессии, Бредеро заставляет нас увидеть волновавшую его «неподдельную истину» жизни. Бурлит амстердамская улица, шатается по базару бродяга Какерлак, шествует к очередному банкроту, дону Иеролимо, важный пристав с нотариусом, болтают крестьянки, пробегает проститутка, просит милостыню голодный Роббекноль... В отличие, например, от Хофта, редко снисходившего с высот бытия до будничных забот, Бредеро весь в толще повседневного, передача которого обнаруживает его талант наблюдателя, осведомленность очевидца. Но не одно колоритное живописание «мясных рядов и рыбных лавок» или своеобразный язык героев, по-народному красноречивый, но без красивости (которой не избежал Хофт в «Простофиле»), отличают реализм Бредеро.

Уже трагикомедии Бредеро, несмотря на пародийность, несут отпечаток некоей меланхолии, сомнений, трудных раздумий автора. В комедиях мы наблюдаем дальнейшее взаимопроникновение смешного и серьезного, ничтожного и возвышенного, нищеты и благородства. Старая нянька Гертруда в «Мавританке», неудачливый и хвастливый антверпенский идальго дон Иеролимо, его слуга Роббекноль – голландский Ласарильо в «Испанце из Брабанта» – не только забавны, но и заставляют сочувствовать им, задуматься: это смех сквозь слезы. Свет и тени, суть и видимость, типическое и случайное сопрягаются здесь в живом и высоком синтезе, с помощью которого писатель, как нигде, достигает своей цели «ухватить жизнь».

Не исключено, что в этом «шекспировском» контрасте драматургу помогли утвердиться спектакли английских комедиантов, исполнявших во время частых гастролей в Голландии в конце XVI – первой половине XVII в. пьесы своего великого соотечественника и произведения Бена Джонсона. Однако пришел к этому контрасту Бредеро своим тернистым жизненным путем, ощутив на себе бурное становление нового, буржуазного уклада, наступление стяжательства.

И не вина Бредеро, что в литературе XVII в. некому (после Костера) было продолжить начатое им дело создания национальной комедии. «Мавританка» не сходила со сцены почти восемьдесят лет, а дон Иеролимо и Роббекноль стали такими же популярными фигурами, как впоследствии Дрогстоппель и Вавелаар из романа Мультатули «Макс Хавелаар». Произведения Бредеро идут и на современной сцене.

Комедии и клухты Бредеро выдерживают сравнение с лучшими жанровыми полотнами нидерландских художников, впервые поднявших тему «человека из народа», – Яна Стена (у него есть картина на сюжет «Клухта о корове»), Адриана Браувера, Адриана ван Остаде. Однако еще живее Бредеро заставляет вспомнить гения реалистической кисти Франса Хальса: та же зоркая типизация, та же правдивость и сила чувства, высокий динамизм и экспрессивность незавершенной формы, то же глубокое ви́дение противоречивой человеческой сути под любой, блестящей или потертой, внешностью. И та же щемящая нотка трагизма, как в улыбке «Мулата».

Поэзия Бредеро была собрана в «Большой книге песен», изданной посмертно, в 1622 г. Разделение песен на шуточные, любовные и благочестивые отвечает трем традиционным темам эмблематической поэзии (суета сует, розы и шипы любви, добродетель и порок), общее в их содержании главенствует над личным. Пелись эти песни на старый мотив (он указывался обычно после заглавия), однако рельефность поэтических образов, необычная искренность сообщили им новизну и популярность, в особенности лирическим песням («Прощай», «Ночью спят все звери» и др.).

Общественный деятель, врач по образованию, Самюэль Костер (1579—1665) вошел в историю нидерландской культуры как основатель и руководитель (1617—1634) Нидерландской академии в Амстердаме, ставшей колыбелью отечественного профессионального театра. При живом энтузиазме демократической публики проходили здесь премьеры пьес Хофта, Вондела, самого Костера. Драматургическое творчество Костера, по оценке Х. Хельвальда, выражало «неукротимое отвращение ко всякому деспотизму, особенно к церковному, к ханжеству попов и политиков, осуществляющих за счет народа своекорыстные планы». Прежде всего это справедливо для трагедий, преимущественно на античные сюжеты – «Итис» (ок. 1614), «Ифигения» (1617); в «Изабелле» (1618) использован эпизод из «Неистового Орландо» Ариосто. Они изобилуют выпадами против кальвинистской ортодоксии (например, в Калхасе заклеймен глава амстердамских гомаристов Смаут), пропагандируют просвещенное управление.

Пьесы привлекали сценичностью. Подобно Бредеро, Костер вводил в трагедии юмористические сцены и комических персонажей; одного из них, Яна Хена в «Изабелле», даже сравнивают с Фальстафом. Элементы реализма в характеристиках и диалоге героев, бытовом колорите находят широкое развитие в чисто национальных по истокам и грубоватой интонации клухтах: «Крестьянин Тевис» (1612), «Игра о богаче» (1615), полных злой насмешки по адресу пасторов, судейского сословия, знати. Вершиной реализма Костера-драматурга был «Тейскен ван дер Схилден» (1613) – трагикомическая история капитана, вояки и мародера, в мирное время промышлявшего разбоем, чтобы жить безбедно и оплачивать наряды жены, но попавшего на виселицу. По своей драматургической глубине «Тейскен ван дер Схилден» выходит за пределы клухта. Костер после Бредеро ближе всех подошел к созданию драмы шекспировского типа в нидерландской литературе XVII в.

Косвенно – с только что обрисованным процессом демократизации литературы, непосредственно – с беспокойным духом эпохи открытий мира и человека, идейной борьбы и исканий связано и распространение окололитературной прозы в XVII в. Непреходящий интерес представляют прежде всего путевые записи и хроники нидерландских мореходов и путешественников, захватывающие своим стихийным реализмом, неподдельностью интонаций, документальной достоверностью происходящего, наблюдательностью в этнографических и психологических деталях. Таковы «Дневник» шкипера В. Бонтеку, воссоздающий опасное плавание к берегам «Нидерландской Индии» (т. е. Индонезии) в 1618—1619 гг.; «Морские походы» Г. де Фера о первых экспедициях к Северному полюсу; большая книга «Три путешествия» Я. Стрейса (1676, русский перевод – 1935), объездившего Россию и многие страны Востока; записи судового врача А. Эксквемелина «Пираты Америки» (1678, русский перевод – 1968). В жанре путевого дневника написана назидательная аллегория гравера Б. Болсверта «Паломничество Дейфке и Веллеминке к своим близким в Иерусалим» (1627).

МЕЙДЕНСКИЙ КРУЖОКИ ПРОБЛЕМА МАНЬЕРИЗМА.

ХОФТ И ПОЗДНИЙ ГУМАНИЗМ

Традиции нидерландского гуманизма, косвенно преломившего в бурном развитии и размахе своих идей массовые исторические движения на рубеже XVI—XVII вв., развиваются, дифференцируются и опосредуются в филологических (Д. Хейнсий, Г. Фоссий), социологических и правовых (Г. Гроций, И. Алтузий), отчасти философских (Ю. Липсий) концепциях и трудах. Их воздействие на литературу осуществляется преимущественно среди наиболее образованной части писателей. Самым представительным в ней был так называемый Мейденский кружок.

Своим возникновением этот кружок, получивший название от замка Мейден – с 1609 г. резиденции правителя округа П. К. Хофта, обязан Румеру Фиссеру (1547—1619), ученому негоцианту, известному также сатирическими и юмористическими стихами (сборник «Болтун», 1614). Другой заметной фигурой был Каспар ван Барле, или Барлей (1584—1648), блестящий латинист, поэт (известна его поэма «Ной, созидающий ковчег», переведенная в конце XVIII в. на русский язык), человек ренессансной натуры, который утвердил в Мейдене стиль, больше тяготевший к языческой свободе, чем к христианской аскезе. Членами кружка были также Геррит Фос, или Фоссий (1577—1649), как и Барле, профессор амстердамского «Атенея», видный филолог, чьи работы оказали влияние на теоретическую мысль европейского классицизма; известный хирург Николай Тюлп, увековеченный в стихах Вондела, в первом «Уроке анатомии» Рембрандта, и др. На первом плане стояли фигуры Хофта и Хейгенса.

Сама увлеченность разработкой подчеркнуто светской (при пестром различии вероисповедания) гуманистической культуры словно бы «умершими для внешнего мира» (Хофт) мейденцами представляла собой духовную оппозицию реальной общественной практике, хотя и носила почти анахронический характер и была сопряжена с неизбежностью определенной самоизоляции в литературном творчестве. Данное обстоятельство на первый взгляд усугубляется активным интересом мейденцев к формальным достижениям поэтов Плеяды и маринистов. Все это, однако, не ведет к полному отрыву от родной почвы. «Отходная» ренессансным эстетическим традициям, которую справляли мейденцы (особенно второго плана – К. ван Барле, М. Тесселсхаде) в поэзии, нередко заглушается проникающими извне живыми голосами улицы, отзвуками политических распрей, эхом антииспанской войны. В свою очередь вся эта «злоба дня», если она и воспринималась мейденцами, то в предзакатном и поэтому ущербном свете уходившего гуманистического мировоззрения. Наиболее полно вместе с тем нидерландский маньеризм проявил себя в творчестве Хофта и Хейгенса.

Питер Корнелис Хофт (1581—1647), сын известного амстердамского бургомистра, представитель патрицианского слоя бюргерства, государственный деятель, вошел в историю как выдающийся поэт, прозаик и драматург. Хофт поднял культуру литературной речи, раздвинул границы отечественной прозы, пересадил на голландскую почву гуманистическую драму. Его трагедии «Ахилл и Поликсена» (1598), «Тесей и Ариадна» (1602) были первыми произведениями собственно нидерландской (голландской) драматургии.