Текст книги "Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса"

Автор книги: Гарднер Дозуа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 69 (всего у книги 71 страниц)

Глава восьмая

Одри замедляет бег; Лукас едва не падает, натолкнувшись на нее.

– Прости, – говорит он и кладет руки ей на плечи.

– Это был ты? – спрашивает Пит.

– Нет, – отвечает Лукас.

– Как ты мог даже подумать об этом? – говорит Одри.

Лукас отпускает ее плечи, не смея поднять глаз, качает головой.

Варнер и Гатлин убежали вперед. Чувствуя, что остальные отстали, они с неохотой останавливаются, и Варнер интересуется:

– У кого-то травма?

Никто не отвечает. Шестеро бегунов стоят на осыпающейся тропе, едва не падая от усталости. Лукас поворачивается спиной к воде.

– Просто все выглядит именно так, – обращается он к Одри и ко всем остальным. – Если подумать.

– Продолжай, – говорит Пит.

Но Мастерс опережает всех. Его голос звучит резко, зло, вызывающе – таким его никто и никогда раньше не слышал:

– Уэйд был конченым придурком.

Все поворачиваются к нему.

Его лицо заливает краска, челюсти сжаты.

– Меня достало думать об этом чуваке, – говорит он. – Меня достало говорить об этом чуваке. И я не желаю больше разговаривать с этим долбаным программным обеспечением.

– Не смей, – говорит Сара. И еще раз, уже тише, повторяет: – Не смей.

На нее никто не смотрит – нет такого желания. А разглядывать психа в блестящих черных очках, из которого рвется накопившаяся злость, – самое оно.

– Побежали домой, – предлагает Одри.

Варнер и Гатлин возвращаются к группе.

– У кого-то травма? – снова спрашивает Варнер.

– Ни у кого, – отвечает Пит. – Мы просто совещаемся.

– Мы не могли, – говорит Сара. – Никто из нас не стал бы его убивать.

От этих слов Пит готов рассмеяться. Щеки его вспыхивают, он мотает головой, пыхтя сквозь стиснутые зубы. Он тычет пальцем в грудь Лукаса.

– Это был ты? – спрашивает он.

– Нет.

Тело Лукаса сводит судорогой. Одна нога непроизвольно съезжает на мягкую кромку дорожки, он делает широкий шаг вперед, чтобы восстановить равновесне и не упасть. Пит упирается ладонью в грудь Лукасу, не толкает пока, но готов его толкнуть, если тот не объяснится.

И вдруг раздается новый голос.

– У меня есть список подозреваемых, – говорит Джегер. – Может, вы наконец-то выслушаете меня?

Старый корявый дуб стоит на самом краю берега, его толстые, беспорядочно скрученные корни выпирают наружу. Под сенью этого уже обреченного дерева стоит Джегер и улыбается. Стягивает бейсболку и длинным рукавом рубашки вытирает пот, заливаюндай глаза и широкий лоб. Затем снова водружает бейсболку на голову, но больше ничего не говорит, просто продолжает улыбаться.

– Назови имена, – говорит Пит.

– Ладно. Например, ты, – отвечает Джегер. – И Варнер.

– Это почему же? – спрашивает Варнер.

– Потому что вы, ребята, подлые. Я вас обоих едва знаю и абсолютно уверен, что никогда ничего плохого вам не делал. Но вот вы здесь, преследуете меня и, судя по вашему виду, готовы башку мне снести, дай только повод. Может, Уэйд и есть этот повод. Кто знает?

Варнер матерится. Пит фыркает как лошадь.

– Потом – малыш, – продолжает Джегер. – Мистер Гатлин, насчет тебя у меня есть одно предположение. Зато очень миленькое.

– Это какое? – говорит Быстрый Дат.

– Когда ты баллотировался в мэры? Три, четыре года назад? А Уэйд помогал. Я слышал, как он давал тебе имена и номера телефонов всех бегунов в городе. Пухлые конверты, деньги сами плыли к тебе в руки. Но потом откуда-то стало известно об одной давней истории, случившейся в Огайо. Разумеется, все это было сто лет назад. Разумеется, та девица перестала сотрудничать с полицией, и обвинение рассыпалось. Но ты же знаешь, как это, когда репортеры гонятся за жареными фактами.

Гатлин открывает было рот, но тут же его закрывает.

– Ведь Уэйду было известно о том, что тебя обвиняли в сексуальном преступлении? – спрашивает Джегер. – Вдруг он и слил эту информацию, из-за которой потом разразился скандал?

Тихо и беззлобно обвиненный человек отвечает:

– Я не знаю.

Джегер смеется:

– Но это наверняка был Уэйд. Мы-то его знаем. Нравится вам или нет, но наш парень имел собственные представления о том, как должны вести себя люди, и не соответствовать его стандартам было небезопасно. Он мог быть твоим приятелем и вести себя соответственно, но если тебе пришло в голову выдвинуть свою кандидатуру на государственную должность, а наш парень заподозрил, что ты замешан в чем-то неблаговидном, он запросто шепнул бы пару слов в нужные уши, чтобы свершилось правосудие. И ни минуты бы не сомневался.

– Значит, все виноваты, кроме тебя, – говорит Пит. – Так, что ли?

Джегер подмигивает Краузу.

– Уэйду нравились симпатичные девушки. А еще больше – симпатичные замужние женщины. Что забавно, учитывая его этический кодекс. Но адюльтер – это не преступление. Любовные отношения – это соперничество, гонка по дистанции. Тут есть победитель – и есть все остальные. Вот я гляжу на тебя, Крауз, а думаю о твоей жене. Она же воплощение мечты. А жирной лягушке вроде тебя просто повезло с ней. Поверь мне: такой парень, как Уэйд, обязательно бы заинтересовался ею – а кстати, от кого она только что родила?

Крауз хочет выругаться, но у него перехватывает дыхание.

– Карл, – говорит Одри.

– Насчет тебя, дорогая, у меня нет никаких предположений, – лицо Джегера смягчается. – Возможно, у вас двоих и было что-то в прошлом. Возможно, у тебя имелся серьезный повод покалечить его и даже убить. Я слышал, твой брак распался пару месяцев назад. Любой бы сделал из этого далеко идущие выводы. Правда, меня ты никогда не пыталась убить, ни разу, а ведь я давал кучу поводов отрезать мне голову во сне.

Одри плачет.

Джегер указывает на Сару.

– А ты, – говорит он, – видел я во время соревнований, как ты болтала с мертвецом. Я не телепат и вообще не самый чувствительный человек, но и то все понял по твоим глазам. Даже если ты и не трахалась с Уэйдом, то всегда хотела этого. Возможно, ты сама не избивала, но зато у тебя есть муж. Или того хуже: у тебя есть этот долговязый тупица, который следует за тобой повсюду. Что бы сделал мистер Мастерс, если бы обнаружил, что его подруга по тренировкам изменяет своему мужу, да еще и его самого тоже обманывает?

Тяжело дыша, Мастерс упирается взглядом в затылок Саре.

– Списку подозреваемых нет конца, – говорит Джегер.

– А как насчет Пеппера? – спрашивает Пит.

– Да, его я приберег напоследок.

Лукасу становится тошно.

Пит поворачивается и смотрит на него в упор.

– Вечеринка, – говорит он.

– В доме тренера, – подхватывает Джегер. – Наслышан. Меня-то туда не пригласили, за что отдельное спасибо. Но, как утверждают мои источники, там было потреблено зверское количество спиртного. В основном одним человеком. Годы воздержания – и все коту под хвост за один-единственный вечер, а потом пьянчуга сел за руль и уехал.

Джегер улыбается; то, что он собирается сказать, явно доставляет ему удовольствие.

– И именно тогда кто-то позвонил на горячую линию. Кто-то растрезвонил на весь свет: Лукас Пеппер ведет машину, нажравшись в хлам, и вот вам его номерной знак, а вот вам его домашний адрес, а вот – номер телефона.

Лукас с трудом переводит дух.

– Ночь в камере, водительские права приостановлены, – говорит Джегер. – Но и это еще не все, было кое-что и похуже. Я это знаю из первых рук. Наутро в понедельник, когда я пересекся с Уэйдом, я спросил его о тебе, Пеппер. «Где же твой чудо-жеребец? – спросил я. – Почему он не бежит с нами в эту чертову жару?» И тогда его прорвало: он вдруг стал вопить о пьяницах, о том, как глупо тратить силы и нервы на то, чтобы удерживать таких ублюдков на беговой дорожке.

– Я повидал немало безобразных вспышек гнева, – продолжает Джегер. – Но тут он просто слетел с катушек. Именно это наблюдали те очевидцы, когда заметили нас в том парке. Они решили, что это ссора двух мужчин. Думаю, именно так оно и выглядело. За исключением того, что на месте присутствовал лишь один из ссорившихся, а я был просто свидетелем, и мне не терпелось продолжить гонку.

Уэйд рассказал мне о той вечеринке: он увидел, как ты пьешь и пьешь без передыху, и тогда он счел своей обязанностью отвести тебя к твоей машине и уже там высказать все прямо тебе в лицо. Стоя на обочине, он выложил все, что думает о тебе: что ты – неудачник или того хуже. Сказал, что махнул на тебя рукой, ничего хорошего тебя уже не ждет. И какого черта ему волноваться из-за сорокалетнего тупицы, место которому – на помойке?

И тут я его оставил. Вечер был жаркий и душный, так что у меня было оправдание. Но на самом деле я расстроился из-за тебя, Лукас. Даже и не подозревал, что способен на такое. Я повернулся и побежал домой, а Уэйд, как ни в чем не бывало, продолжил свой путь, и мне остается лишь гадать, что могло бы произойти, если бы этот чокнутый столкнулся невзначай с тобой, бегущим в одиночку.

Лукас в изумлении смотрит на Джегера, но тут краем глаза замечает какое-то движение. Что-то мелькает среди деревьев, и никто, кроме него, этого не видит.

Пит тычет пальцем в Лукаса:

– Может, хочешь нам что-нибудь сказать, а, Пеппер?

Одри, шмыгая носом, шепчет его имя.

Джегер снова снимает бейсболку, утирает лоб.

И тут из-за спины Джегера вылетает Харрис, и Лукас единственный из всех не подпрыгивает от неожиданности.

– Привет, народ, – звучит громкий веселый голос. – Наконец-то я вас нашел.

Теплым ноябрьским вечером Лукас подъехал к крытому стадиону имени Гарольда Фаркета. Он как раз убирал велосипедные фонари, когда появился Варнер.

– Должно быть, я опоздал, – сказал Лукас.

– Что ты имеешь в виду? – без смеха спросил Варнер.

Они вошли внутрь: пол-акра бетона, накрытые раковиной из изогнутых балок и гофрированной стали. По периметру сооружения проходила двухсотметровая беговая дорожка, оранжевая как тыква. Универсальные площадки для игр располагались по всему центру и до восточной стены. Офисы спортивных организаций и раздевалки примыкали к южной части конструкции. С уродливого потолка свисали баннеры, прославлявшие тех, кто занимал третьи места в финале различных соревнований. Самый большой рассказывал о единственной победе в чемпионате страны за всю историю университета Джуэл – это было двадцать лет тому назад, в беге по пересеченной местности.

Тридцать человек пришли сюда из темноты, чтобы побегать. В основном это были любители-середнячки – веселые и слегка полноватые. Мастерс и Сара делили один участок поля на двоих, разминали мышцы и сухожилия, натягивали повязки с контрольными устройствами. Одри отрабатывала собственную программу на короткой дистанции. Лукас смотрел, как она летит к нему, потом поворачивает, переходя на ленивый бег трусцой, и улыбается, пробегая мимо.

Варнер скрылся в недрах раздевалки. Лукас извлек из своего рюкзака чистую майку, сухие носки и все еще новые кроссовки. Шорты уже были на нем – под джинсами. Сбросив уличные туфли, он сменил одежду и обувь прямо здесь, у беговой дорожки. Его телефон зазвонил, и он, взглянув на входящий номер, сбросил звонок. Тут же зазвонил телефон у Одри, которая пробегала мимо, и она ответила:

– Я немного занята сейчас, мистер Таннер.

Воздух в помещении был горячим и сухим. Лукас пошел к раздевалке, наклонился и стал жадно пить из старого фонтанчика. Вода прогрелась, как в бане. Он рыгнул и отошел в сторону. Стена была увешана портретами героев. Кое-что поменялось с прошлой зимы, но самая большая групповая фотография осталась прежней: на ней – вся команда участников первенства, пятеро лучших стоят позади, остальные бегуны, не столь быстрые, присели на колени у их ног. Эйбл и его помощники пристроились по обе стороны от победителей. Самым счастливым из всех смотрелся тренер, стоящий рядом со своим главным жеребцом. Джегер, напротив, выглядел скучающим и утомленным, он едва давал себе труд изобразить некое подобие улыбки. А вот большой портрет общенационального чемпиона по бегу, воспитанника школы, со стены сняли. Трижды, но в разные годы, Карл Джегер был победителем Второго округа в беге по пересеченной местности; но сейчас этот человек сидел в тюрьме, и его место на стене занял покойник. Недавно отпечатанные фотографии Уэйда разных лет не успели выцвести, были яркими и четкими. Здесь же висели рассказы о том, как он был предан спорту и важен для всего сообщества местных спортсменов-бегунов. Возникало впечатление, что смерть Уэйда стала для многих настоящей потерей. Лукас прочитал несколько фраз и бросил это занятие. Чуть дальше на стене он заметил фото юной Одри, занявшей третье призовое место на национальных отборочных соревнованиях. На снимке у нее были длинные волосы, в остальном она почти не изменилась.

Он разглядывал фотографию не меньше минуты, когда она снова оказалась рядом:

– Хватит пялиться на молоденьких девушек. Слышишь?

– Вы указали на восток, – говорит Харрис. – Так я и побежал на восток. Хотел вас догнать. Но только там не было никого. Обычно старые пердуны стартуют медленно, но после первой мили я вас так и не увидел, вот и решил, что вы передумали.

Парнишка зол, но улыбается, довольный своей догадливостью.

– Хотел отправиться на север. Но потом я понял… – Харрис замолкает на полуслове. – Эй, Карли. А ты что делаешь в этой шайке?

Все молчат.

Здесь происходит что-то странное. Этот факт настолько очевиден, что даже мозг Харриса способен его воспринять. Улыбочка гаснет, голубые глазки моргают, и он повторяет свой вопрос:

– Что ты тут делаешь с этими ребятами, Карл?

Джегер отворачивается и бежит прочь.

На Харрисе длинные шорты и плотная желтая куртка, на черной головной повязке потеки соленого пота. Очки у него как у Мастерса, только новейшей модели, а кроссовки выглядят так, будто их только сегодня утром достали из коробки.

– Видели бы вы свои лица, – говорит он. – Бледно выглядите, ребята.

Пит отходит от Лукаса.

– Как бы там ни было, – продолжает Харрис, – я не знал, где вы находитесь, но я знал того, кто мог бы это знать. Так что я позвонил Уэйду. Он указал мне правильное направление, и я побежал по железнодорожным путям, чтобы срезать расстояние. Я едва не упустил вас из виду, но тут услышат крики.

– Заткнись, – обрывает его Пит.

– Что будем делать? – спрашивает Гатлин.

– Следовать за ним, – говорит Варнер.

Джегер уже пересекает луг, только черная бейсболка мелькает.

Пит смотрит на Лукаса, большие руки сжимаются в кулаки.

И Лукас внезапно срывается с места, расталкивая всех на своем пути.

Харрис с улыбкой произносит:

– Пеппер.

Для смеха он выставляет вперед ногу и вытягивает руку наподобие шлагбаума:

– Пароль?

Они сталкиваются друг с другом.

У юноши гибкое, сильное, тренированное тело, но Лукас двигается с ускорением, и они вместе валятся на землю. Сжав раненую руку, Лукас впечатывает кулак прямо в улыбающийся рот Харриса. Болезненно охнув, Харрис оказывается на земле, из разбитой верхней губы течет кровь.

Хлюпающий голос сыплет проклятиями.

Лукас поднимается на ноги и бежит.

Харрис трогает разбитый рот и, хорошенько подумав, говорит:

– Да пошел ты, придурок.

Лукас летит стрелой мимо дуба и через луг. Черная бейсболка пропала. Лукас держится главной тропы, вновь углубляется в лес, где она удобно поворачивает вместе с рекой. Бешеного ускорения ему хватает на пять минут. Затем он замедляет бег, глубоко дышит, приводя в порядок отяжелевшую от нехватки кислорода голову. Выпирающие из земли корни и кочки подворачиваются под ноги, словно хотят, чтобы он споткнулся. За спиной раздаются голоса, и он снова делает рывок. Кто-то окликает его по имени. Лукас не сбавляет хода. Он почти на пределе, но шаг все такой же ровный и неистовый. Тропу перегораживает ствол молодого ясеня, но ноги легко переносят Лукаса через это ничтожное препятствие. Река прямо перед ним, берег превращен в длинный безобразный склон, камни и бетонные плиты образуют мелководье, где лошадь может перейти реку вброд. Лукас сворачивает налево, выбрав более узкую тропу; она разветвляется, правую тропинку преграждает знак «ЗАКРЫТО».

Джегер ушел влево: гравий на небольшой насыпи разворочен, сразу видно, что здесь пробегал человек. Лукас бежит прямо по перелопаченной тропе. Через ямы приходится перепрыгивать. Прошлогодняя трава хлещет по ногам. Тропа заканчивается там, где берег обвалился – наверное, это случилось в последние недели, – и Лукас уходит в сторону, а затем вверх по широкому откосу, поросшему пучками травы.

Джегер уже близко. При виде Лукаса он делает рывок, а там, где тропа вновь уходит в чащу леса, прибавляет ходу. Но заметно, что он слишком низко держит голову. Длинные руки то болтаются, то прижаты к туловищу и двигаются не синхронно. Лукас тоже решается на рывок и, настигая Джегера, врезается в него головой.

Джегер влетает в кустарник, едва удержавшись на правой ноге. Оба спотыкаются и падают, молотя друг друга костлявыми руками, нанося удары до тех пор, пока и тот и другой не остаются лежать на земле – избитые, едва дыша.

Лукас поднимается на ноги первым.

Осыпая противника проклятьями, он пытается пнуть Джегера в ребра, но промахивается и врезается носком в мерзлую землю. Тогда Джегер хватает его за ногу и пытается ее сломать, выворачивая изо всех сил, но добивается только того, что Лукас снова приземляется на задницу.

Лукас тяжело дышит, хватая воздух ртом.

– Это тебе не шуточки, – говорит он.

– Лучше, чем тюрьма, – отвечает Джегер.

– Ненамного.

С вершины откоса доносится голос Гатлина:

– Я их вижу.

– Он мой, мой, – говорит Харрис.

Джегер первым встает на ноги. Затем, после минутного размышления, он наклоняется и подает руку Лукасу.

Пит появился из раздевалки, следом за ним шел Гатлин.

– Будешь стоять или бегать? – спросил Пит.

– Могу бежать, могу не бежать, – ответил Лукас.

Эти двое посмеялись и оставили его разглядывать фотографии.

Одри готовилась к очередной попытке. Теперь она уже ни с кем не разговаривала. Откуда-то объявился Харрис, побежал рядом с ней рысью – болтливый, довольный. Можно подумать, у него были с ней какие-то шансы. Что-то сказал, посмеялся за двоих, а Одри изо всех сил старалась не обращать на него внимания.

У Лукаса не было никакого вдохновения. Ему совсем не хотелось бежать, вот почему он не торопился. Прогуливаясь вдоль стены, он разглядывал фотографии волейболистов, борцов и огромную именную доску в память о Гарольде Фаркете, который, хоть и скончался тридцать лет назад, по-прежнему шикарно выглядел в пиджаке и при галстуке. А потом он дошел до пустого пятна. Голый прямоугольник стены казался слишком ярким, виднелись дырки от шурупов, на которых прежде висело нечто тяжелое. Лукасу стало любопытно, он попытался вспомнить, что здесь было раньше. Не смог. Примыкающий к стене коридор вел в канцелярию, в кабинете Эйбла было какое-то движение. Подчиняясь внезапному порыву, Лукас постучался, и тренер с улыбкой вышел ему навстречу.

– Как дела, Пеппер?

– Мне нравится, как там об Уэйде написано, – сказал Лукас.

– Да, мы решили, что это будет правильно. Рад, что тебе понравилось.

– И вы убрали Карла.

Эйбл скривился:

– Да, убрали.

– И еще кое-что сняли, – заметил Лукас. – Там, за углом, раньше висела памятная доска. Она была о Карле?

– Нет, – сказал тренер. – Пару лет назад мы просили одного выпускника выделить деньги нашему отделу легкой атлетики. Отблагодарили его банкетом и установили большую доску в его честь.

– И что же случилось?

– Джаред Уэйлс. Помнишь его?

– У меня с именами плохо, – сказал Лукас.

– Бегал он неважно, но зато был бизнесменом. До прошлого года владел одной крупной компанией, – кровь прилила к круглому лицу тренера. – Возможно, ты видел его на соревнованиях. Богатенький мальчик, на «Корветах» рассекал.

– «Стингрей‑73».

– Точно.

– Вспомнил. Парень использовал фиктивные чеки…

Лукас кивнул, в памяти стали всплывать подробности той истории.

– Говорил, что получил деньги в наследство, но это было не так. А когда пришло время платить по счетам, он уехал на автомобиле в лес и вышиб себе мозги. Тогда мы и сняли эту доску.

– Да, я знал его, – снова кивнул Лукас. – Мы с ним даже пару раз говорили. Мне нравились его машины. Я ему так и сказал. Он казался самым приятным богачом в мире, пока мы болтали о «Корветах».

– На самом деле он вовсе не был таким уж приятным, – возразил тренер.

– Я о том и говорю, – Лукас вытер губы. – Мы всегда говорили об одном и том же: о машинах, о том, как классно ездить на скорости, правда, бензина не хватает даже тем, у кого есть деньги. Хороший такой разговор. Если бы он еще не менял тему. Он каждый раз заканчивал громогласным заявлением, что берет меня на работу.

– Тебя?

– Я должен был стать его личным тренером. Должен был готовить его к участию в соревнованиях по бегу, вроде трехчасового марафона или типа того. А он собирался мне платить. Каждый раз называл цифру, и каждый раз цифра становилась все солиднее. Безумнее. А еще он должен был сбросить пять килограммов, или десять, а то и все пятнадцать. А я должен был бежать вместе с ним разные сверхмарафоны – через весь штат Колорадо или подняться на эту гору в Африке. Килиманджаро, что ли?

– Лукас Пеппер, личный тренер, – сказал Эйбл со смехом.

– Да, мистер Дисциплина. Это я, – Лукас покачал головой. – Само собой, это был просто треп. Это было всем понятно. Когда он говорил на такие темы, то всегда улыбался. Улыбка умника, который всем заправляет. Для него было главным показать, что у него достаточно денег, чтобы купить меня с потрохами. Причем в любой момент, стоит ему только захотеть. И я должен был это знать.

Тренер кивнул. Он ждал продолжения.

– В программе полно таких людей, как он, – сказал Лукас. – У анонимных алкоголиков, я имею в виду. Это пьяницы и забулдыги, которые врут почем зря обо всем на свете, лишь бы не выдать тайну и не сознаться в пьянстве. Такое у меня сложилось впечатление от этого парня на «Стингрее». От его сияющей улыбки. От того, как бегали его глаза, как он отводил взгляд, рассказывая о чем-нибудь. О чем угодно.

– Он был неисправимым лжецом.

– Наверное.

– Нет, это выяснилось уже после самоубийства. У Джареда Уэйлса была богатейшая биография, но значительную ее часть он выдумал.

– Это многие пытаются делать, – заметил Лукас.

– Но ты видел его насквозь.

Лукас пожал плечами.

– И как? Ты кому-нибудь говорил о своих догадках?

– Да, было дело, – Лукас кивнул, глядя на трек. Сейчас он готов был бежать. – Однажды я рассказал кое-кому о том, что увидел в этом парне.

Главное – это тропа. Мимо проплывают деревья, кустарники, далекие блики солнца на воде – все ничто, не имеет значения. Реальностью здесь является мокрая черная полоса плотно утрамбованной земли, которая извивается и загибается сама по себе. Главное – на что наступать и куда ставить ногу в следующий раз. Вот промелькнул указатель – желтая буква «С» перечеркнута стрелой, нацеленной на юго-запад. Тропа то сужается, то теряется, то снова расширяется: здесь земля размыта водой, и за пару шагов к подошвам липнет грязь. Бегуны немного замедляют ход. Лукас впереди. Затем тропа уходит вверх и резко влево, темп все увеличивается и увеличивается, и негромкий гортанный голос за спиной пытается сказать что-то умное, но для чего-то умного нужен воздух, а его не хватает. Джегер довольствуется невнятными жалобными ругательствами.

В двух шагах впереди Лукас легким аллюром перескакивает через выпирающие корни и гору плотной грязи. Молния на голубой ветровке расстегнута, болтается и звякает на ветру. Рукава засучены выше локтя. И вязаная шапочка, и волосы у него уже мокрые от пота, но лицо абсолютно спокойно. Он смотрит под ноги, лишь иногда бросает взгляды по сторонам и внимательно вслушивается в звуки шагов за спиной.

Джегер бежит медленнее, отстает еще на один шаг.

Ясеневая протока круто изгибается, а затем снова выпрямляется, указывая точно на восток. Русло широкой мелководной реки забито поваленными деревьями, и энергично журчащая вода течет в противоположную сторону, а тропа парит рядом – гладкая и прямая. Лукас ускоряет шаг, и вдруг журчание воды пропадает. Нескончаемый ветер все еще дует, но Лукас уже не слышит шелеста листьев на деревьях, и того, как слабеющие ноги Джегера начинают шаркать по земле, он тоже не слышит. Откуда-то возникает сильная длительная вибрация, земля сотрясается. Лукас пригибает голову и поворачивается к Джегеру, который с вопросительной интонацией произносит всего одно слово. Тогда Лукас замедляет бег – лишь для того, чтобы проорать то же самое слово в ответ.

– Поезд! – кричит он.

Река уходит вправо, почти прижимаясь к старому железнодорожному полотну. Прошлогоднее наводнение угрожало путям, и администрация железной дороги завалила черными валунами тропу до самого берега реки. Большой двуногий указатель преграждает путь к полотну: суровое предупреждение тем, кто по глупости решится посягнуть на собственность железной дороги. Лукас взбирается по камням, высоко поднимая колени, съезжает вниз вместе с парой катящихся валунов, бросает взгляд туда, где река, и видит, как солнечный свет пляшет на блестящих боках утреннего поезда.

Подрагивая, большой тепловоз преодолевает подъем. Но вот машинист замечает бегунов и подает сигнал, и все живые существа в пределах мили от этого места слышат этот пронзительный, яростный, неукротимый рев.

Лукас сворачивает на юг и увеличивает скорость до предела.

Здесь одноколейный путь. Джегер выкрикивает какое-то слово, потом еще одно, а потом перестает кричать. Адреналин возвращает его к жизни. Он уже почти наступает Лукасу на пятки, а тот оглядывается еще раз лишь для того, чтобы определить, как быстро движется поезд. Прикинув в уме, он решает, что ему хватит времени и скорости. Но тут тепловоз снова подает сигнал, тело Лукаса содрогается от рева – теперь бегун уже ни в чем не уверен. Руки работают как поршни, он еще быстрее перебирает ногами и вновь увеличивает разрыв до двух шагов. Тогда локомотив неохотно сбрасывает скорость, и Лукас, понимая, что ему уже не придется прыгать на большие черные камни, снова бежит спринт, как он привык это делать на треке жарким летом.

Между камнями проглядывает тропа, которая снова уходит в лес.

Он съезжает со склона, Джегер все так же гонится за ним, Лукас останавливается, и Джегер врезается в него, а поезд грохочет мимо. Никто из мужчин не падает. И опять, для пущего эффекта, раздается оглушительный сигнал, а из кабины машиниста на них смотрит сверху чье-то сердитое лицо. За локомотивом тянутся обтекаемые старые вагоны, за ними новые, собранные в рамках ускоренной программы. Пустые окна взирают на окружающий мир, только из одного смотрит маленький мальчик. Мальчик машет бегунам рукой и улыбается: жизнь, полная зрелищ и приключений, приводит его в совершеннейший восторг.

Лукас машет в ответ.

Джегер оседает на корточки, с трудом переводя дыхание. В воздухе висит дым тепловоза. Он хочет выругаться – и не может. Пытается встать – и не может. После недель, проведенных в тюрьме, ноги уже не те: для спортсмена за сорок длительные перерывы в тренировках – чистая смерть. Джегеру больше не выиграть ни одной важной гонки. Он это знает, и Лукас это видит, и тогда побежденный мужчина встает, дрожа всем телом.

Поезд ушел уже достаточно далеко, чтобы снова вернулись лесные звуки.

– Так это ты убил его? – спрашивает Джегер.

Лукас качает головой.

Джегер кивает. Неважно, верит он такому ответу или нет. Глядя Лукасу прямо в глаза, он спрашивает:

– И что теперь?

– Я пойду, – говорит Лукас. – А ты жди здесь остальных.

– А потом?

Внизу из-за деревьев показываются остальные участники группы – рельсы все еще гудят, когда они осторожно пробегают рядом.

– Я не знаю, кто убил Уэйда, – говорит Лукас.

– Жаль, – отвечает Джегер.

– Но я знаю, кто заплатил за его убийство.

Новость вознаграждается долгим остолбенелым взглядом.

– Сохрани это выражение лица, – говорит Лукас. – Передай всем то, что я тебе только что сказал. Посмотрим, что из этого выйдет.