Текст книги "Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса"

Автор книги: Гарднер Дозуа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 71 страниц)

На юном лице этого старика застыла жесткая ухмылка.

В итоге «Краб-отшельник» развернулся на орбите, отыскивая интерфейс червоточины, ведущей к Сатурну. А я, точнее он, на короткое время поверивший, что он и есть я, согласился на загрузку обратно в исходную личность, то есть в меня.

Он, копия моей личности, умер ради моего спасения. Вечная ему память.

Глава четвертая
Червоточина

Выйдя из анабиозной камеры, ожесточенный и злой, я решил посидеть в одиночестве. Я прошелся к краю купола, где прозрачная полусфера уходила в твердый пол. Глядя вниз, я мог видеть струи раскаленного ионизированного пара, бьющие из дюз ВЕТ-двигателя. Этот двигатель, как вы уже наверняка догадались, был одним из инженерных творений Пула. «ВЕТ» означает «Великая единая теория» – это система, описывающая фундаментальные силы природы как аспекты единой суперсилы. Это физика творения. Так люди вроде Майкла Пула используют энергии, которые некогда вызвали расширение самой Вселенной, для тривиальной задачи разгона их паровых ракет.

Вскоре «Краб-отшельник» увлек нас в жерло червоточины, ведущей в систему Сатурна. Мы влетали в нее куполом вперед, поэтому создавалось впечатление, что голубой тетраэдр падает на нас с зенита. Великолепное было зрелище, настоящая скульптура из света. Голубые ребра тетраэдра на самом деле были лучами экзотической материи, проявлением поля антигравитации, которое не давало этой дыре в пространстве-времени схлопнуться. Время от времени можно было разглядеть мерцание треугольной грани, подсвеченной золотистым светом, который мерцал сквозь тусклые чертоги Сатурна.

Треугольная рама опускалась, постепенно расширяясь, а затем накрыла нас полностью, отрезав вид на Землю и космопорт. Теперь я смотрел в нечто вроде туннеля из ярких световых полос. Это был пробой в ткани пространства-времени, а сияние его стенок возникало от этого огромного растяжения экзотических частиц и излучений. Корабль проникал в червоточину все глубже. Лучи бело-голубого света вырывались из невидимой точки прямо над моей головой и струились по стенам пространства-времени. Это порождало ощущение скорости, беспредельного и неконтролируемого ускорения. Корабль содрогался и громыхал, купол трещал, как хибара из листового железа под ударами ветра, и мне показалось, что я слышу, как старенький ВЕТ-двигатель визжит от напряжения. Я вцепился в поручень и постарался не впадать в панику.

К счастью, переход был милосердно коротким. Окутанные дождем из экзотических частиц, мы вынырнули из другого ярко-голубого жерла, и я увидел, что снова оказался в системе Сатурна, впервые за много лет.

Я мгновенно понял, что мы находимся вблизи орбиты Титана вокруг Сатурна, потому что сама планета, висящая в поцарапанном небе жилого купола, была примерно такого размера, какой я ее помнил: чуть сплюснутый шар – гораздо более крупный, чем Луна, видимая с Земли. Другие спутники виднелись сбоку от Сатурна и выглядели светящимися точками. Солнце и внутренние планеты располагались справа, поэтому Сатурн отсюда казался полумесяцем. Кольца, единственная интересная особенность Сатурна, не были видны, потому что орбита Титана расположена в той же экваториальной плоскости, что и система колец. Однако тень колец, которую создавали солнечные лучи, виднелась на поверхности планеты неожиданно четко.

Для меня в этом зрелище не было ничего романтического или прекрасного. Свет здесь был плоский и тусклый. Сатурн находится примерно в десять раз дальше от Солнца, чем Земля, поэтому светило сжимается здесь до точки, а его яркость уменьшается в сотню раз. Сатурн – туманная и сумрачная планета, от которой веет осенью. Здесь невозможно забыть, как далеко ты от дома, и если вытянуть руку по направлению к Солнцу, то накроешь ладонью всю орбиту Земли.

«Краб» развернулся, и показался сам Титан – шар, затянутый от плюса до полюса мутным коричневым облаком, еще более унылый и негостеприимный, чем его небесный хозяин. Очевидно, Майкл Пул разместил интерфейс червоточины поблизости от Титана, предполагая, что тот когда-нибудь ему пригодится.

Титан стал приближаться, заметно разбухая. Наша конечная цель была ясно видна.

Гарри Пул взял командование на себя. Он заставил нас облачиться в тяжелые и толстые экзокостюмы – таких я еще не видел. Мы сидели на кушетках, похожие на отъевшихся личинок: мой костюм был настолько толстым, что ноги почти не сгибались.

– План таков, – начал Гарри, явно обращаясь в основном ко мне. – «Краб», выйдя из червоточины, мчится прямо на Титан. Таким способом мы надеемся доставить вас вниз быстрее, чем его заметит одна из местных автоматических систем наблюдения. А если и заметит, то ничего сделать не успеет. Через некоторое время «Краб» начнет торможение и выйдет на орбиту вокруг Титана. Но перед этим мы сбросим вас четверых вниз в гондоле, прямо ко входу в червоточину. – Он щелкнул пальцами, и в полу открылся люк в другой корабль, прикрепленный к основанию купола. Он был похож на пещеру, ярко освещен, а его стены густо покрывали приборы и дисплеи.

– Сбросят нас, Гарри? – спросил я. – А как насчет тебя?

Он улыбнулся во все свое юное лицо.

– А я буду ждать вас на орбите. Кто-то же должен остаться и вытащить вас в случае чего.

– Эта гондола на вид маловата для четверых.

– Ну, здесь основное ограничение было по весу. Ваш общий вес не должен превышать тонну. – Гарри протянул мне планшет. – Теперь на сцену выходишь ты, Джовик. Я хочу, чтобы ты послал сопроводительное сообщение на контрольную базу на Энцеладе.

Я уставился на планшет.

– И что именно должно быть в сообщении?

– Профиль входа в атмосферу составлен так, чтобы имитировать автоматический зонд. Например, входить вы будете на высокой скорости – с резким торможением в конце. Я хочу, чтобы в телеметрии вы смотрелись именно так: просто очередной автоматический зонд садится для проведения небольшого исследования, или кураторской инспекции, или чем там ваши бюрократы занимаются. Добавь к сообщению подходящие разрешительные документы. Нисколько не сомневаюсь, что это тебе по силам.

Я тоже был уверен, что справлюсь. Махнув рукой, я открыл планшет, быстро сочинил подходящий профиль, дал компьютеру Гарри проверить, что я не вставил в него тайком призыв о помощи, и отправил запрос на Энцелад.

– Готово. – Я вернул планшет. – Наблюдатели вас не заметят. Я сделал то, что вы хотели. – Я махнул на приближающийся диск Титана. – Полагаю, теперь вы можете избавить меня от этого?

– Мы ведь это уже обсуждали, – ответил Майкл с легким намеком на сожаление. – И решили взять тебя с собой, Джовик, – чисто на случай, если возникнут проблемы. Твое присутствие прибавит нашей миссии достоверности. Ты обеспечишь нам дополнительное прикрытие.

– Шитое белыми нитками, – фыркнул я.

Мириам пожала плечами.

– Овчинка стоит выделки, если мы сможем выиграть немного времени.

– И даже не думай что-либо замышлять, бюрократишка. – Билл Дзик сурово взглянул на меня. – Я глаз с тебя не спущу ни по дороге туда, ни обратно.

– И вот еще что, – сказал Гарри, подавшись вперед. – Если все удастся, Джовик, ты получишь награду. Мы обо всем позаботимся. Нам это вполне по карману, в конце концов. – Он усмехнулся своей юношеской ухмылкой. – Ты только подумай: ведь ты станешь одним из первых людей на Титане! Как видишь, у тебя множество причин сотрудничать с нами, правда? – Он проверил часы на своем планшете. – Мы приближаемся к чек-поинту. Все вниз, команда.

Никому не понравились ни последнее слово, ни радостный тон человека, который сам-то оставался на корабле. Но все же мы послушно спустились через люк в компьютеризированную пещеру: сперва Мириам, потом я, а следом Билл Дзик. Майкл присоединился к нам последним – я увидел, как он довольно скованно обнял отца. Очевидно, такие проявления чувств были для них непривычны. В гондоле стояли в ряд четыре кресла, причем настолько близко, что я касался коленями Мириам и Дзика, когда мы втиснулись туда в костюмах. До корпуса было буквально рукой подать, так что я в любом направлении мог его коснуться. Скорлупка была явно тесновата. Пул закрыл люк, и я услышал гудение и жужжание: ожили независимые системы гондолы. Потом лязгнули защелки, началась такая болтанка, что у меня свело желудок. Мы уже отделились от «Краба» и, вращаясь, начали свободное падение.

Пул коснулся панели над головой, и корпус стал прозрачным. Наша четверка словно зависла в креслах, окруженная подсвеченными приборами и разными блоками – скорее всего, ВЕТ-двигателем, системой жизнеобеспечения и припасами. «Краб» над нами скользнул в сторону на фоне Сатурна, подсвеченный выхлопом из двигателя, а внизу расползался в ширину оранжевый диск Титана.

Я испуганно ахнул. Впрочем, я никогда не изображал из себя храбреца.

Мириам протянула мне прозрачный круглый шлем.

– Лета, да надень же его, пока тебя не стошнило.

Я нахлобучил шлем, он вошел в шейное кольцо костюма и автоматически защелкнулся.

Билл Дзик явно наслаждался моими страданиями.

– Думаешь, в костюме безопаснее? Что ж, вход в атмосферу – самый опасный момент. Молись, Эмри, чтобы мы прошли верхние слои атмосферы быстрее, чем закончится запас прочности у костюмов. Они не предназначены для работы в космосе, в отличие от скафандров под давлением.

– А для чего они тогда вообще нужны?

– Для термоизоляции, – чуть более сочувственно пояснил Майкл. – Давление воздуха у поверхности Титана на пятьдесят процентов выше, чем на Земле. Но этот холодный и плотный воздух буквально высасывает из тела тепло. Слушай внимательно, Эмри. Гондола маленькая, но у нее есть очень мощный источник энергии – фактически это ВЕТ-двигатель. Его энергия нам будет нужна для сохранения тепла. Вне гондолы костюм тебя защитит, потому что в его ткань встроены батареи. Но вдали от корабля ты не протянешь и пары часов. Все понял?

Его слова меня отнюдь не ободрили.

– А как насчет самой посадки? Твой отец сказал, что мы станем имитировать траекторию автоматического зонда. Похоже, садиться мы будем жестковато.

Дзик хохотнул.

– Все будет в порядке, – заверил Пул. – У нас нет полного контроля инерции, нет и тормозного двигателя, но кресла защитят нас от самых мощных перегрузок. Просто сиди и не дергайся.

Тут Пул замолчал, и они начали предпосадочную проверку всех систем. Гарри прошептал мне на ухо, что с каждого из нас только что сняли свеженькие резервные копии и сохранили их в компьютерах гондолы. Но и эта новость меня не вдохновила. Я лежал совершенно беспомощный, упакованный в костюм и пристегнутый к креслу, а гондола падала в самый центр освещенной поверхности Титана.

Глава пятая
Титан

Через пятнадцать минут после отделения от «Краба» гондола вошла в верхние слои атмосферы Титана, разреженные и холодные. Нас окутала бледная голубизна. Уже на высоте примерно тысячи километров я ощутил первое снижение скорости. Атмосфера Титана густая и глубокая, и я падал прямо в нее спиной вперед.

Первые три минуты посадки оказались худшими из всех. Мы врезались в атмосферу с межпланетной скоростью, но она стала резко падать. На высоте трехсот километров перегрузки из-за торможения достигли максимума – шестнадцать «же». Окутанный инерционным полем Пула, я ощущал лишь легкую тряску, но гондола трещала и гремела, все ее стыки и структурные элементы боролись с предельной нагрузкой. Перед нами шла ударная волна, корабль окутала раскаленная газовая шапка: рассеивающаяся кинетическая энергия гондолы превращала воздух Титана в плазму.

К счастью, этот жесткий этап посадки был милосердно коротким. Но мы все еще беспомощно падали. Черед три минуты мы оказались на высоте полутора сотен километров и вошли в густеющую оранжевую дымку – органические продукты распада атмосферного метана под действием солнечных лучей. Пул набрал какую-то команду на панели. Над головой хлопнул вышибной заряд, запустив вытяжной парашют диаметром около двух метров. Он стабилизировал нас в густеющем воздухе, развернув спинами к Титану, лицом к небу. Затем развернулся основной парашют, ободряюще раскрываясь надо мной.

Минут пятнадцать мы дрейфовали, медленно погружаясь в глубокий океан холодного застойного воздуха. Пул и его коллеги собирали информацию с датчиков, измерявших физические и химические свойства атмосферы. Я молча лежал. Мне было любопытно, но страх за свою жизнь все не отпускал.

По мере погружения в углеводородный смог температура возрастала. Парниковый эффект, создаваемый производными метана, нагревает атмосферу Титана сильнее, чем следовало бы. На высоте шестидесяти километров мы пробили слой углеводородных облаков и опустились в более прозрачный воздух, а затем, на сорока километрах, прошли тонкий слой метановых облаков. Здесь температура была близка к минимуму – всего лишь градусов на семьдесят выше абсолютного нуля. Вскоре она снова начнет подниматься, потому что водород, образующийся в ходе других реакций метана, создает иной парниковый эффект, согревающий тропосферу. Загадочный метан, которого здесь не должно быть, согревает атмосферу Титана до самой поверхности.

Через пятнадцать минут спуска основной парашют был сброшен, а взамен раскрылся маленький стабилизирующий парашютик. Очень маленький. Мы начали падать куда быстрее в этот глубокий воздушный океан.

– Лета! – воскликнул я. – Высота еще сорок километров!

Дзик рассмеялся.

– Ты хоть что-нибудь знаешь о планете, которую якобы охраняешь, куратор? Воздух здесь плотный, а сила тяжести низкая, всего лишь одна седьмая от земной. Под тем большим парашютом мы болтались бы в воздухе целый день…

Гондолу дернуло в сторону порывом ветра. Ну, зато хоть Дзик заткнулся. Но по мере нашего падения ветер ослабевал, пока воздух не стал неподвижным, как глубокая вода. Теперь мы были погружены в оранжевый нефтехимический туман. Тем не менее солнце было ясно видно отсюда – яркая светящаяся точка, окруженная желтовато-коричневым гало. Ученые начали получать информацию о спектре солнечного гало, собирая данные об аэрозолях – взвешенных в воздухе твердых или жидких частицах.

Постепенно внизу стала видна и поверхность Титана. Я развернулся, чтобы получше ее разглядеть. Кучевые облака паров этана зависли над континентами из водяного льда. На поверхности я увидел крапчатый узор, состоявший из темных и белых пятен – они раскинулись на огромных площадях. Повсюду виднелись ударные кратеры и узкие извилистые долины, оставшиеся после потоков жидкого этана или метана. Команда продолжала собирать данные. Акустический излучатель посылал вниз сложные звуковые импульсы. Мириам показала, как некоторые эхо отражаются дважды – от поверхностей и от дна кратерных озер вроде того, куда спускался один из моих зондов.

Гондола покачивалась, вися на парашюте. Пул уменьшил инерционную экранировку, и при силе тяжести в одну седьмую от земной мне стало удобно в толстом и мягком костюме. Ученые негромко перебрасывались малопонятными фразами. Кажется, я даже ненадолго уснул.

Вдруг – резкий рывок, и я мгновенно проснулся. Парашют отстегнулся и теперь медленно дрейфовал в сторону, пошевеливая стропами наподобие медузы. В плотном воздухе и при малой силе тяжести мы падали очень медленно, но все же падали!

А потом, когда Дзик рассмеялся, увидев мое лицо, над нами раскрылся новый купол – точнее, шар. Это был самый настоящий воздушный шар диаметром метров сорок или пятьдесят. Гондола висела под ним на нескольких тонких веревках. Я увидел, как из ее корпуса появился шланг и, извиваясь, проник в устье шара, который начал надуваться.

– Так вот что у вас за план! – догадался я. – Облететь Титан на воздушном шаре! Не очень-то крутое достижение для человека, который сооружает межпланетные червоточины, правда, Пул?

– Но в том-то все и дело! – вспылил Пул, как будто я усомнился в его мужественности. – Мы здесь шныряем прямо под носом у твоих кураторов, Эмри. И чем тише станем себя вести, тем лучше.

– Эту часть экспедиции разрабатывала я, – сказала Мириам. – Мы будем лететь на этой высоте, около восьми километров – заведомо выше любых проблем с неровной поверхностью, но ниже большинства облачных слоев. Так мы соберем все необходимые научные данные. Пары недель нам вполне хватит.

– Две недели провести в этом костюме!

Пул постучал по стенке гондолы.

– Вообще-то эта штуковина расширяется. Ты сможешь раздеться. Роскошных условий не обещаю, Эмри, но тебе будет достаточно удобно.

– Когда придет время, мы уйдем с этой высоты, – объяснила Мириам. – На «Крабе» нет орбитального катера, способного приземлиться, но Гарри пошлет вниз разгонный модуль, тот состыкуется с нами и поднимет гондолу на орбиту.

– Так у нас нет возможности самим выйти на орбиту?

– В гондоле такого оборудования нет, – спокойно ответила Мириам. – Из-за ограничения по массе. Нам необходимо оставаться ниже порога датчиков слежения. Если ты не забыл, нам нужно изображать из себя автоматический зонд. Не волнуйся, это не та проблема.

– Эмм… – Можете назвать меня трусом. Многие так и называли. Но мне очень не понравилась мысль о том, что мой единственный вариант эвакуации с этой чертовой луны находится в тысяче километров от меня и зависит от сложной последовательности маневров по сближению и стыковке. – А что держит нас на плаву? Водород или гелий?

– Ни то ни другое. – Пул показал на тянущийся к шару шланг. – Это шар с горячим воздухом, Эмри. Монгольфьер.

И он прочитал мне лекцию об оптимальности такого решения, если необходимо летать над Титаном на воздушном шаре. Плотный воздух и низкая сила тяжести делают Титан весьма благоприятным для воздушных шаров, а при таких низких температурах достигается сильное расширение газа в ответ на сравнительно небольшое количество тепловой энергии. Вставьте эти факторы в уравнение по выбору оптимального решения, которые так нравятся людям вроде Пула, и в результате получите для Титана монгольфьер в роли наилучшего транспортного средства с низким потреблением энергии.

– Мы сидим в шаре, а не в дирижабле, поэтому не можем менять направление полета, – сказала Мириам. – Но в миссиях вроде этой нас вполне устраивает и то, куда нас понесет ветер. Ведь мы всего лишь собираем образцы экосферы. И в определенных пределах мы все же можем выбирать курс. На Титане преобладают восточные ветры, а на высоте ниже двух километров появляется сильный западный компонент. Это приливная волна, создаваемая Сатурном в плотных нижних слоях воздуха. Поэтому мы можем выбирать направление полета, просто опускаясь или поднимаясь.

– Дополнительно при этом маскируясь, так? Ведь двигатели не нужны.

– В этом и заключается наша идея. Мы ведь прибыли утром по местному времени. Сутки на Титане равны пятнадцати земным, и мы сможем многое узнать до вечера – тем более что я намереваюсь следовать за дневным светом. Сейчас мы направляемся к южному полюсу, где стоит лето.

Даже мне было известно, что на полюсе метан и этан собираются в открытые озера – а это единственные подобные скопления жидкости в системе, если не считать Землю и Тритон.

– Лето на Титане, – ухмыльнулся Пул. – И мы передвигаемся на старейшем летательном аппарате над спутником Сатурна!

Мириам улыбнулась в ответ, и их руки в перчатках соединились.

Над нами похлопывал и раздувался шар, наполняясь горячим воздухом.

Глава шестая
Приземление

Итак, мы летели над промерзшим ландшафтом Титана, направляясь к южному полюсу. Майкл пока не стал расширять гондолу, и мы сидели в ужасной тесноте, так и не сняв костюмы, но по крайней мере без шлемов. Тем временем после входа в атмосферу команда начала новую серию проверок всех систем. Мне же делать было совершенно нечего, разве что глазеть через прозрачный корпус на ползущие по тусклому небу облака, очень похожие на земные, или же коситься через плечо на разворачивающийся внизу ландшафт.

К этому времени мы уже достаточно снизились, чтобы можно было разглядеть подробности. Я увидел, что темные области – это на самом деле длинные полосы дюн, которые ветер выстроил параллельными рядами. По грунту словно кто-то прошелся граблями, он напоминал огромный сад камней. Более светлые области, которые мы видели из космоса, оказались выходами светлых скальных пород, эти ровные плато были иссечены шрамами ущелий и долин. На этой широте открытых водоемов не встречалось, но они наверняка существовали в недавнем прошлом: это было видно по долинам и по берегам высохших озер. Этот ландшафт из дюн и ущелий испещряли круглые шрамы – вероятно, следы метеоритных ударов. Были тут и разрозненные куполообразные возвышения с кальдерами неправильной формы, вулканы. Я узнал, что все они имеют названия, которые несколько веков назад дали им земные астрономы, когда они корпели над первыми фотографиями этого ландшафта, полученными с автоматических зондов. Но поскольку сюда никто так никогда и не прилетел, эти названия, одолженные у исчезнувших мифов и мертвых богов, не прижились.

Краем уха я слышал, как Пул и остальные обсуждают научную программу. Как и на Земле, атмосфера здесь состояла в основном из азота, но содержала пять процентов метана, и этот метан был ключом к чудесам и тайнам Титана. Даже если не брать его загадочную роль в парниковом эффекте, который стабилизирует атмосферу, метан также был ключом к здешним многоступенчатым органическим реакциям. В нижних слоях атмосферы метан реагирует с азотом, образуя сложные соединения, называемые толинами. Это своего рода пластик, выпадающий на землю грязноватым дождем. Когда эти толины падают в жидкую воду – например в подогретые ударом кратерные озера, – образуются аминокислоты, а это, в свою очередь, строительные кирпичики формы жизни, подобной жизни на Земле…

Прислушиваясь к тому, как они спорят, я вдруг поразился, что никто из них, вообще-то, не начинал свою карьеру как биолог или климатолог. Пул и Берг были физиками, а Дзик – инженером и позднее руководителем проектов. Готовясь к этой экспедиции, Берг и Дзик прошли специализированное обучение на хорошем академическом уровне. Все они думали, что проживут еще долго – будут периодически получать новое образование и осваивать при необходимости совершенно иные профессии. У меня подобных амбиций никогда не было. С другой стороны, несмотря на технологии антистарения, я почему-то не предполагал, что доживу до какого-то почтенного возраста.

Но даже в эти первые часы на Титане в их разговорах проскальзывало сомнение. Их все-таки волновали этические последствия того, что они собирались сделать, и эти сомнения всплыли теперь, когда они оказались вдали от подстрекательств Гарри Пула.

– В какой-то момент придется решать вопрос о том, что делать, если мы действительно найдем здесь разумную жизнь, – сказала Мириам.

Дзик покачал головой.

– Иногда мне даже не верится, что мы здесь и ведем этот разговор. Я точно помню, что ты сказал в Печеной Аляске, Майкл: «Вся Солнечная будет стучаться к нам в дверь, чтобы это увидеть, – если только мы сможем придумать способ, как защитить экологию… А если не сможем, то просто захлопнем эту проклятую червоточину. А средства на постройку „Коши“ будем добывать каким-нибудь другим способом». Вот что ты тогда сказал.

– Черт побери, Билл, это было тринадцать лет назад, – резко ответил Пул. – Ситуации меняются. Люди меняются. И наш выбор, что и как мы хотим менять, – тоже.

Пока они спорили, только я смотрел вперед – туда, куда плыл наш шар. Я уже мог разглядеть сквозь дымку первые признаки этановых озер в полярных регионах: кляксы угольно-черной жидкости, окруженные фрактальными ландшафтами. Все это напоминало модель земной Арктики, изображенную в условных цветах. Вдруг мне показалось, что я заметил движение – что-то там поднималось с этих озер. Может, туман? Но для тумана силуэты были слишком плотные.

А потом эти непонятные тени вынырнули сверху из дымки: несомненно, они были вполне материальны – и они приближались.

Я нахлобучил на голову шлем и покрепче ухватился за кресло.

– Если вы быстренько сейчас что-нибудь не предпримете, у нас вскоре может вообще не оказаться никакого выбора, – сказал я.

Они озадаченно уставились на меня, а затем посмотрели вперед – и увидели то же, что и я.

Эти штуки были похожи на чернокрылых птиц с белыми линзообразными телами. Их крылья действительно били по плотному воздуху, когда они взлетали из полярных морей, вполне убедительно имитируя полет земных птиц в земной атмосфере. Странно, но голов у них, похоже, не было.

И они явно направлялись прямо к нам.

– Лета… Сбросить давление! – рявкнул Майкл.

Он ткнул пальцем в панель, и остальные тоже схватились за приборы, спешно натягивая шлемы.

Я ощутил, как шар просел, когда из его оболочки выпустили горячий воздух. Мы опускались – но медленно, как во сне, а птицы с каждой секундой приближались и росли на глазах.

А потом они набросились на нас. Они пронеслись над гондолой, заполнив все небо. Их черные крылья двигались абсолютно неестественно – слишком плавно, как в мультфильме, – земные птицы летают иначе. К тому же эти создания были просто огромными, метров по десять-пятнадцать в поперечнике. Мне показалось, что я их как будто слышу: сквозь плотный воздух Титана доносились хлопки и шуршание.

И вот они воткнулись в оболочку шара. Ткань была рассчитана на то, чтобы выдерживать метановые дожди Титана, но никак не на подобную атаку, и моментально разодралась в клочья. Порванные нити заколыхались в воздухе. Некоторые птицы запутались в нитях или врезались друг в друга и с шуршанием упали. Одна прямо налетела на гондолу, ее смяло, как ненужную салфетку, и птица понеслась вниз бесформенным комком.

Мы тоже стали падать следом за нашей жертвой-убийцей. С высоты восьми километров мы опускались очень долго. В плотном воздухе и при малой силе тяжести на Титане мы вскоре достигли конечной скорости падения. Нам хватило времени пристегнуться, а Пул с коллегами спешно готовили все системы к экстренной посадке. В последние секунды Пул затопил гондолу пеной, которая заполнила весь ее объем и жестко зафиксировала нас в креслах, мы сидели как куклы в упаковке – незрячие и обездвиженные.

Я ощутил сильный удар, когда мы врезались в грунт.