Текст книги "Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса"

Автор книги: Гарднер Дозуа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 71 страниц)

Дэмиен Бродери
Под лунами Венеры

Австралийский писатель, редактор, критик, футуролог, а также старший научный сотрудник Школы культурных коммуникаций при университете Мельбурна Дэмиен Бродерик опубликовал свой первый рассказ в антологии Джона Карнелла «Новые научно-фантастические произведения – 1» («New Writings in SF 1») в 1964 году. В последующее десятилетие благодаря устойчивому потоку фантастических, документальных, футурологических и критических работ автор многократно становился лауреатом премий Дитмара и «Ауреалис». В 1970 году был напечатан первый роман Бродерика «Мир колдунов» («Sorcerer’s World»), а его доработанная версия вышла в Соединенных Штатах под названием «Черный Грааль» («The Black Grail»). Среди других сочинений автора следует отметить романы «Спящие драконы» («The Dreaming Dragons»), «Мандола Иуды» («The Judas Mandala»), «Передатчики» («Transmitters»), «Полосатые дыры» («Striped Holes») и «Белый абак» («The White Abacus»), а также книги, написанные совместно с Рори Барнсом и Барбарой Ламар. Многочисленные рассказы Бродерика вошли в сборники «Человек возвращается» («А Man Returns»), «Темнота между звезд» («The Dark Between the Stars»), «Кости дяди. Четыре научно-фантастические повести» («Uncle Bones: Four Science Fiction Novellas») и «Двигатель. Научно-фантастические рассказы» («The Quilla Engine: Science Fiction Stories»), Кроме того, его перу принадлежит классическая футурологическая работа «Скачок. Как стремительно развивающиеся технологии преображают нашу жизнь» («The Spike: How Our Lives Are Being Transfoimed by Rapidly Advancing Technology»), критический обзор научной фантастики «Чтение при свете звезд. Постмодернистская научная фантастика» («Reading by Starlight: Postmodern Science Fiction»). В качестве составителя Бродерик выпустил нон-фикшн-антологию «Годмиллионный. Наука на дальнем краю знания» («Year Million: Science at the Far End of Knowledge»), научно-фантастическую антологию «Земля – всего лишь звезда. Экскурсии через научную фантастику к далекому будущему» («Earth Is But a Star: Excursions Through Science Fiction to the Far Future») и три сборника австралийских авторов: «Машина духа времени» («The Zeitgeist Machine»), «Странные аттракторы» («Strange Attractors») и «Матильда со скоростью света» («Matilda at the Speed of Light»). В настоящее время писатель живет в Сан-Антонио, штат Техас.

За последние несколько лет Бродерик в своем творчестве отдал дань уважения Кордвейнеру Смиту, Роджеру Желязны и Филипу Дику. Каждое из этих его произведений обладает множеством достоинств, чтобы, их рекомендовать к прочтению, но я считаю, что опубликованный ниже рассказ – дань уважения Бродерика покойному Дж. Г. Балларду – пока лучший из них, если судить по справедливости. В нем Бродерик сумел осмыслить влияние Балларда на него самого и встроить это в свой рассказ со всей присущей ему силой, естественностью и чувственностью, а не создать некую стилизацию под Балларда, который ничего подобного бы не написал, – но и Бродерик не написал бы такого, не прочитав Балларда.

1

Долгим жарким и влажным днем Блэкетт упорно измерял шагами наружные размеры большого храма Петры, сравнивая их с черным асфальтом заброшенных автостоянок и пытаясь отыскать тропинку обратно на Венеру. Бледные прямоугольники, простираясь во все стороны наподобие уравнений какой-то оккультной геометрии, всё еще отмечали, где зарезервированы места для персонала, давно покинувшего кампус. Позднее, когда тени потянулись через почти заброшенный индустриальный парк, он снова оценил вероятность того, что угодил в капкан заблуждений или даже психоза. На краю разросшегося высохшего газона попалась раздавленная банка из-под «Пепси», из которой еще торчала желтая пластиковая соломинка. Блэкетт лениво пнул жестянку.

– Беркли был неправ, материальное существует, – пробормотал он, едва заметно улыбнувшись.

Банка крутанулась и упала обратно на траву. Он увидел, как побег вьюнка обхватил ее сплющенную талию. Потом зашагал обратно к разваливающемуся дому, присвоенному им после кого-то из прежних богатых директоров, и, взглянув на пилотские часы «IWC Флигер Хроно», сделал себе мысленную пометку, что должен вернуться домой за десять минут до ежедневного сеанса с терапевтом.

2

Спокойная, в леденяще дорогом бледно-голубом летнем платье от Милы Шён, с яркими карминовыми ноготками, выглядывающими из открытых сандалий «Феррагамо Пенелопа», Клэр оценила его взглядом – прелестная, стройная, профессионально сочувствующая. Она сидела напротив него на переднем крыльце старого дома, плавно раскачиваясь на подвесных качелях.

– Твоя проблема, – сказала психиатр, – у нас называется отсутствием аффекта. Ты отключил и блокировал свои эмоциональные отклики. Ты должен знать, Роберт: это вредно для здоровья и неприемлемо.

– Конечно, я знаю, – ответил он, слегка раздраженный ее снисходительным тоном. – Иначе зачем бы я ходил к тебе на консультации? Хотя пользы от них и немного, – язвительно добавил он.

– Нужно время, Роберт.

3

Позднее, когда Клэр ушла, Блэкетт уселся возле безмолвной аудиосистемы и налил себе на два пальца бренди «Хеннесси ХО». Это было лучшее, что он смог отыскать в почти опустошенном супермаркете, – или, во всяком случае, наименее негодное для употребления внутрь. Он глотнул и ощутил, как по горлу побежал вниз жидкий огонь. Несколько месяцев назад удалось отсыкать единственную бутылку кокосового бренди «Мендис» в подвале огромного загородного дома, но та уже кончилась. Он посидел еще немного, встал, почистил зубы, сходил в туалет и выпил полный стакан солоноватой воды из-под крана. Отыскал компакт-диск Филипа Гласса, скормил проигрывателю и лег в кровать. Повторы и старомодность Гласса вскоре убаюкали Блэкетта. Проснулся он в три часа ночи, с колотящимся сердцем. От абсолютной тишины. Он выругал себя за то, что забыл нажать на проигрывателе кнопку автоматического повтора, и Гласс замолчал вместе с остальным человечеством. Блэкетт коснулся лба. Пальцы увлажнились от пота.

4

Утром он пришел на аэродром индустриального парка, выкатил из ангара «Сессну‑182» и заправил ее баки. Как ни удивительно, электрический насос и прочие системы все еще действовали, получая энергию от черных панелей солнечных батарей, ориентированных на юг и восток и поворачивающихся в течение дня вслед за солнцем. Почти не задумываясь, он с легкостью эксперта выполнил предполетную проверку и машинально включил радио, но услышал только шум несущей частоты. В башне управления никого не было. Блэкетт вывел самолет на слегка потрескавшийся асфальт и взлетел навстречу свежему бризу. Он летел над полями, ждущими посева и прекрасно видимыми в кристально чистом воздухе. Время от времени пролетали стайки птиц, стараясь не пересекать его курс. На дорогах внизу движения практически не было. Две или три машины подняли пыль на неухоженном шоссе, да проехал грузовик, доверху загруженный мебелью и постельными принадлежностями. Такое показалось Блэкетту абсолютной бессмыслицей – почему бы не выбрать себе подходящий дом, как это сделал он сам, и не обходиться той обстановкой, что есть?

Еще до полудня он приземлился на заброшенной авиабазе на острове Матагорда, в нескольких сотнях метров от океана. Он посидел немного, слушая, как потрескивает остывающий мотор, и разглядывая два разваливающихся биплана «Стирман», брошенные ржаветь в соленом морском воздухе. Самолетам было не менее ста лет, и когда-то их с любовью отреставрировали для авиационных шоу и воздушной акробатики. Теперь обтягивавшая их ткань обвисла, а с фюзеляжа и крыльев, раскрашенных красными и зелеными полосами, облупилась краска. Самолеты просели в горячий асфальт, когда резиновые шины сгнили из-за разъедающего океанского воздуха и безжалостного солнечного ультрафиолета.

Свой самолет Блэкетт оставил на взлетном поле, не намереваясь задерживаться здесь надолго. Он прошел до конца взлетной полосы и вышел на длинную ленту травы, простирающуюся до океана. Носки и штанины вскоре покрылись цепкими репейниками. На песчаный пляж он вышел, когда солнце стояло прямо над головой. Когда он прошагал вдоль берега около полумили, жалея, что не догадался прихватить шляпу, на пляж выбежал пес и затрусил рядом.

– Ты Блэкетт, – сказал пес.

– Говорящий пес?

– Я предположил, что это наверняка ты. Сейчас здесь редко встретишь человека.

Блэкетт промолчал. Он взглянул на пса, не испытывая желания разговаривать. Животное выглядело вполне здоровым и упитанным – рыжий сеттер с длинной шерстью, распушившейся в соленом воздухе. Лапы оставляли на белом песке цепочку следов, параллельную следам Блэкетта. Нет ли какого оккультного значения и в этой простейшей из геометрий? Если есть, то океан вскоре сотрет его, когда надвинется на берег, побуждаемый солнечным приливом, и вычистит пляж ленивыми языками волн.

Вдоль кромки застойной воды протянулась полоса водорослей, темно-зеленых и вонючих. Запыхавшись, Блэкетт сел и безутешно уставился вдаль, за медленные и плоские волны отлива. Пес подбежал и улегся на песок поблизости. Блэкетт знал, что никогда не осмелится сидеть здесь после заката, в темноте, оживленной тысячами ярких звездных точек и парочкой планет, но без Луны. Ее больше не будет никогда. Однажды он отважился прийти сюда на закате и невысоко над темно-индиговым горизонтом ясно увидел четкий голубой диск Венеры, а по бокам от него – два спутника планеты. Ганимед, сохранивший тонкую атмосферу, остался бледно-коричневым. Луна с такого расстояния выглядела яркой точкой. Земной наблюдатель уже никогда не увидит невооруженным глазом ее изрытый оспинами лик, скрытый под новой, невероятно плотной, атмосферой из углекислого газа.

Он заметил, что пес настороженно подкрадывается, помахивая хвостом и отведя глаза, лишь иногда бросая на него быстрый взгляд.

– Послушай, – сказал Блэкетт, – я предпочел бы побыть один.

Пес сел и лающе хохотнул. Затем посмотрел по сторонам, подозрительно разглядывая раскаленный пустой пляж.

– Знаешь, приятель, я бы сказал, что твое желание уже исполнилось, даже более чем.

– Кроме меня, сюда никто не приплывал уже много лет. Тут есть старая авиабаза, ее закрыли уже…

Блэкетт смолк. Это не было ответом на то, что подразумевая пес. Только признанием, что обычно в это время года другие, более доступные, пляжи кишели вопящими детьми и их мамашами, которые прогуливались или жарились на солнце, обмазанные защитными лосьонами; толстяки перекусывали возле деловито торгующих лотков, а головы энергичных пловцов мелькали среди увенчанных белыми барашками волн. Теперь же на туристические пляжи, как и здесь, наползали пустые волны, похожие на плоские отравленные валы на месте крушения танкера «Эксон Вальдес», случившегося через двадцать лет после того, как человек впервые ступил на ныне отсутствующую Луну.

– Я не это имел в виду, – ответил он.

Но пес был прав: изоляция была для него более подходящей. И все же страстное желание присоединиться к остальному человечеству на Венере жгло ему грудь, словно сердечная боль.

– Так я тебя и не виню, приятель. – Пес наклонил изящную голову. – Слушай, мне следовало представиться. Я Спорки.

Блэкетт кивнул в ответ.

– Так ты полагаешь, что это катаклизм сингулярности? – осведомился пес, помолчав.

Блэкетт встал, стряхнул песок с ног и брюк.

– Уж руку Иисуса я здесь точно не подозреваю. И не думаю, что меня Оставили Позади.

– Эй, не уходи так сразу. – Пес вскочил и последовал за ним на безопасном расстоянии. – Знаешь, это могли быть и инопланетяне.

– Слишком много говоришь, – сказал Блэкетт.

5

Приземлившись позднее в тот же день и все еще ощущая себя освеженным после часа, проведенного в воде, он увидел сквозь колышущуюся завесу горячего поднимающегося воздуха довольно грязную полицейскую машину. Она проехала через неохраняемые ворота и покатилась по взлетной полосе к ангарам. Блэкетт медленно подвел самолет к ангару, затормозил и открыл дверцу. Сержант выбрался из своего «Форда Краун Виктория», снял фуражку и принялся обмахиваться, остужая раскрасневшееся лицо.

– Увидел, как вы подлетаете, док, – пояснил Джейкобс. – Решил, что не станете возражать, если я вас подвезу. Чертовски жарко сегодня, не лучшая погода для прогулок.

С этим было не поспорить. Блэкетт защелкнул красную буксировочную штангу на переднем колесе, завел самолет задним ходом в ангар и с гулким рокотом задвинул металлические двери. Потом уселся в холодную кабину «форда». Кондиционер у Джейкобса работал на полную катушку, а в динамиках ядовито завывало какое-то кантри или вестерн. Увидев, как гость нахмурился, полицейский широко улыбнулся и приглушил звук.

– Вас дожидается гость, – сообщил он, и его ухмылка стала почти непристойной.

Джейкобс проезжал мимо его дома дважды в день, выполняя возложенные на себя обязанности и проверяя, все ли в порядке среди драматически уменьшившегося населения. По какой-то причине он проявлял особый покровительственный интерес к Блэкетту. Возможно, опасался за собственное здравомыслие в этих ужасных обстоятельствах.

– Она ожидаемый посетитель, сержант. – При наличествующем полицейском персонале Джейкобс был по старшинству, вероятно, уже капитаном, а то и начальником полиции всего региона, но сейчас Блэкетт решил не повышать его в почетной должности. – Высадите меня в начале улицы, хорошо?

– Можно и до двери довезти.

– Мне надо размять ноги после полета.

В слабеющем закатном свете он разглядел на крыльце своего одолженного дома Клэр. Почти в тени, она медленно раскачивалась в кресле-качалке, подобно прекрасному обломку, болтающемуся на волнах умирающего прилива. Она кивнула с улыбкой Джоконды, но ничего не сказала. Сегодня вечером на ней были белая блузка, вышитая белыми же нитками, и шорты из «ливайсов» 501‑й модели, обрезанных почти до паха и выцветших от долгого пребывания на солнце. Она молча качалась, раздвинув колени и открывая бледные фонари бедер.

– Ты снова пытаешься меня обольстить, доктор, – сказал ей Блэкетт. – Как по-твоему, о чем это нам говорит?

– Это говорит, доктор, что ты снова стал жертвой интеллектуализированной сверхинтерпретации. – Она была явно раздражена, но не повышала голоса и не сдвигала ног. – Ты ведь помнишь, что нам говорили в университете.

– Худшие пациенты – это врачи, а худшие пациенты врачей – психиатры.

Он сел на старый, плетенный из тростника стул, переставив его так, чтобы сидеть под прямым углом к ней и лицом к массивному бронзовому дверному молотку на двери из красного дерева. Молоток изображал какого-то змея – возможно, китайского дракона. За глазами у Блэкетта запульсировала легкая головная боль, и он сомкнул веки.

– Ты снова был на берегу, Роберт?

– Я встретил на пляже пса, – сказал он, не открывая глаз. На крыльцо дохнул прохладный бриз, принеся с собой аромат последних цветков розовой мимозы с клумбы возле сухой и умирающей лужайки. – Тот предположил, что мы пережили катаклизм сингулярности. – Он вдруг резко подался вперед, повернулся и поймал взгляд ее голубых глаз. – Что думаешь об этой теории, доктор? Возбуждает?

– Ты разговаривал с собакой, – ровно и небрежно произнесла она.

– Это было генетически измененное животное, – раздраженно пояснил он. – С модифицированной челюстью и гортанью, с увеличенной корой головного мозга и зоной Брока.

Клэр пожала плечами. Ее внутренний мир не допускал таких новинок.

– Я уже слышала эту гипотезу насчет сингулярности. Майя…

– Вот только не надо этой эзотерической чуши! – Он ощутил неожиданный и непривычный для него гнев. Почему он вообще разговаривает с этой женщиной? Из-за сексуального интереса? Интерес был, но очень слабый. Безразличие к ней весьма удивляло его самого, но что есть, то есть.

Блэкетт снова взглянул на ее бедра, но она уже скрестила ноги. Он встал.

– Мне нужно выпить. Пожалуй, нам лучше отложить сегодняшний сеанс, я не в лучшей форме.

Она шагнула к нему, легко коснулась прохладной ладонью его обнаженной и покрасневшей на солнце руки.

– Ты все еще убежден, что Луна исчезла с неба, Роберт? Все еще утверждаешь, что все люди отправились на Венеру?

– Не все, – отрезал он и убрал ее ладонь. Затем показал на целую улицу темных домов. С дерева доносились трели пересмешника, но не гудели воздуходувки для уборки листьев, не проезжали мимо подростки в грохочущих рэпом спортивных машинах, не пахло дымком или подгоревшим стейком от жаровен барбекю, а в занавешенных окнах не мерцали отсветы телеэкранов. Он отыскал в кармане ключ, подошел к двери, но не стал ее приглашать.

– Увидимся завтра, Клэр.

– Доброй ночи, Роберт. Надеюсь, тебе станет лучше. – Психиатр спустилась по ступенькам легкой, почти детской подпрыгивающей походкой, на миг задержалась в конце дорожки и подняла руку, то ли прощаясь, то ли предупреждая. – Хочу дать совет, Роберт. В астрономическом альманахе значится, что сегодня полнолуние. Восход Луны – чуть позже восьми часов. Ты сможешь ясно увидеть ее из своего сада на заднем дворе через несколько минут, когда она поднимется над деревьями.

Он посмотрел, как ее силуэт скрывается за разросшейся и неухоженной растительностью, окаймляющей бывшее жилище богача. Покачав головой, он вошел в дом. За прошедшие после кражи Луны месяцы Клэр возвела онтологическое отрицание в центральный принцип ее картины мира, в Weltbild. Женщина, считающая себя его терапевтом, была безнадежно безумна.

6

После сборного ужина из консервированных артишоков, ломтиков ананаса, отварного молодого картофеля, маринованного угря и довольно сухих солоноватых пшеничных крекеров, запитых калифорнийским шабли из холодильника, Блэкетт переоделся в чуть более формальную одежду для еженедельного визита к Кафеле Массри. Этот тучный библиофил жил в трех улицах от него, в доме баптистского приходского священника напротив региональной библиотеки. Время от времени, отправляясь пополнить свои запасы, Блэкетт обшаривал доступные продуктовые магазины в поисках провизии, которую он оставлял в пластиковых пакетах у ворот дома Массри, создавая для того повод выйти из дома хотя бы на пару минут. Этот человек целыми днями спал и редко выбирался из несвежей постели даже после заката, разбрасывая по голому полу опустошенные консервные банки и пластиковые бутылки. Насколько Блэкетт мог судить, Массри еще не дошел до того, чтобы мочиться прямо в грязное постельное белье, но его еженедельные визиты всегда начинались с опустошения нескольких кувшинов, которыми толстяк пользовался по ночам вместо горшков. Он споласкивал их под струйкой воды из кухонного крана и возвращал в спальню, а там собирал пустые банки и бутылки в мешки и выносил на заросший сорняками задний двор, где бродили или валялись в тенечке вездесущие паршивые коты.

Массри сидел, опираясь на три или четыре подушки.

– У меня появились. Новые мысли, Роберт. Онтология становится. Более податливой. – Он говорил отрывистыми последовательностями хриплых вздохов, как больной раком легких, потому что масса разбухшего тела безжалостно сдавливала готовые разорваться альвеолы. Пальцы Массри подергивались, словно касаясь невидимой клавиатуры, а глаза вновь и вновь обращались в сторону мертвого компьютера. Поймав непонимающий взгляд Блэкетта, он пожал плечами; одна из подушек выскользнула и упала. – Без моего любимого Интернета я. Охромел. Моя пре-е-елесть. – Его толстые губы изогнулись. Он порылся в складках одеяла, нашел работающий на батарейках инженерный калькулятор «Хьюлетт-Паккард». Пальцы нажали на клавиши, засветилась зеленая полоска дисплея. – К счастью. У меня все еще есть. Это. Моя. логарифмическая линейка.

Он разразился хриплым смехом, перешедшим в приступ мучительного кашля.

– Давай-ка я принесу тебе стакан воды, Массри.

Блэкетт принес полстакана воды – если принести больше, то библиофил прольет ее на просторную и грязную ночную рубашку. Вода помогла справиться с кашлем. Они посидели рядом, пока египтянин восстанавливал дыхание. Повинуясь командам пухлых пальцев, маленькие зеленые цифры непрерывно мелькали на экранчике, то появляясь, то исчезая наподобие боргезианского доказательства нестабильности реальности.

– Ты понимаешь. Что Венера. Вверх ногами?

– Они ее перевернули?

«Они» обозначало в их разговорах то самое существо, или силу, или космическую причуду природы, что перенесла две луны на орбиту вокруг второй планеты, украв их у Земли и Юпитера и мгновенно отправив к Венере. Во всяком случае, именно об этом голосили буйные интернет-кликуши по всей Земле, прежде чем большая часть человечества также была перенесена на обновленную планету. Конечно, Блэкетт не заметил, что планета перевернулась с ног на голову, но он пробыл на Венере менее пяти дней, прежде чем его против воли вернули в центральный Техас.

– Наоборот. Она всегда. Вращалась. Ретроградно. В обратную сторону. Северное или верхнее полушарие вращается. Против часовой стрелки. – Массри перевел дыхание, пошевелил распухшими, покрытыми пятнами руками. – Никто этого не замечал до конца прошлого. Столетия. Плотная атмосфера, сам понимаешь. И облака. Непроницаемые. Высокое альбедо. Теперь оно исчезло, конечно.

Может, теперь это уже вообще другая планета? Они уже обсуждали это. По мнению Блэкетта, какая бы сила ни сделала новую Венеру подходящим обиталищем для человечества, это случилось очень давно, в какой-то параллельной или альтернативной реальности. Книги, наваленные вокруг грязной кровати, подтверждали эту догадку. Миры простираются в бесконечность, и каждый из них слегка отличается от соседнего, расположенного в миллиарде других измерений. Он знал, что Земля еще во младенчестве столкнулась с протопланетой размером с Марс, и в результате легкая земная кора была выброшена на орбиту, где ее обломки после миллионов лет столкновений образовали Луну, ныне вращающуюся вокруг Венеры. Но если в какой-то другой призматической истории сама Венера пострадала от межпланетной бомбардировки подобного масштаба, из-за которой образовалась ее чудовищная, удушающая атмосфера из углекислого газа, забурлила магма и начались прежде неизвестные тектонические поднятия, то где тогда венерианская Луна? Может, ее тоже переместили в пока еще неизвестную альтернативную реальность? Блэкетт даже устал представлять эти метафизические ландшафты, уходящие в бесконечность, хотя они при этом словно смыкались вокруг него, образуя психическую нулевую точку удушающего отмирания.

Кафеле Массри застенчиво нарушил молчание.

– Роберт, я никогда прежде. Не спрашивал об этом.

Он помолчал, затягивая неловкую паузу. В соседней комнате тикали старинные часы.

– Хочу ли я туда вернуться? Да, Кафеле, хочу. Всем сердцем.

– Я это знаю. Нет. Как всё это. Выглядит?

В его словах чувствовалось нечто вроде страдания. Сам он не бывал на Венере, даже на мгновение. Возможно, как он однажды пошутил, для такого перемещения имелось ограничение по весу, а денег на дополнительный багаж на его счету не оказалось.

– Ты становишься забывчив, друг мой. Конечно, мы это обсуждали. Там огромные деревья с зелеными листьями, кристально чистый воздух, высоко в кронах деревьев летают странные яркие птицы, а огромный океан…

– Нет. – Массри помахал массивными руками. – Не это. Не образы из фантастического фильма. Не обижайся. Я имел в виду… Аффект. Тяжесть или легкость. На сердце. Восторг от. Пребывания там. Или. Не знаю. Ощущение недоразумения. Отчаяния?

Блэкетт встал.

– Клэр сказала, что у меня проблемы с аффектом. Более плоский, она сказала. Или «уменьшенный»? Типичное размахивание руками при диагностике. Если бы она практиковала столь же долго, сколь я…

– О, Роберт, я не подразумевал…

– Конечно, нет. – Он неловко склонился над телом лежащего старика, похлопал его по плечу. – Пойду приготовлю нам ужин. А потом ты расскажешь о своем новом открытии.