355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Гарднер Дозуа » Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса » Текст книги (страница 19)
Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса
  • Текст добавлен: 17 мая 2019, 11:00

Текст книги "Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса"


Автор книги: Гарднер Дозуа



сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 71 страниц)

– Всему можно научиться, – заметила мамонтиха. – Если тебе не хватит информации по стаду в парке „Глейшер“, ты всегда можешь исследовать наших ближайших сородичей – слонов. Если не спасти наш вид, погибнут бизоны – не думаю, что у индейцев тогда много шансов выжить. Белые люди – ненормальные. Они не понимают, что нельзя возделывать высокие равнины так же, как их родные земли, что здесь невозможно выращивать европейский скот. В нашей стране для этого чересчур сухой и холодный климат. Конечно, белые люди могут и дальше пасти на наших прериях слишком много скота, осушать реки или загрязнять их ядами, строить шахты и вырубать священные Блэк-Хилс[29]29
  Блэк-Хилс – Черные холмы (англ.). Один из старейших горных хребтов в мире. Являлись частью резервации сиу и считались священными, населенными духами.


[Закрыть]
. В итоге они уничтожат этот край, и им придется либо покинуть его, либо жить, подобно падальщикам, среди руин. Сохранить земли можно, лишь сохранив бизонов и нас.

Не сложно догадаться, внучка, что мамонтиха была рассержена. Мамонты, как и их сородичи-слоны, способны испытывать горе и таить злобу.

Роуз нельзя было назвать дурочкой. Она понимала: ей приснился необычный сон. Белый мамонт – это какой-то дух. Поэтому она согласилась исполнить просьбу зверя. Как выходец из племени лакота, с дипломом колледжа она сумела получить работу в парке „Глейшер“. Все происходило в тысяча девятьсот одиннадцатом году, когда парк только открыли для посещения и еще даже не построили знаменитые домики для туристов.

Роуз провела три года в „Глейшере“. Работа приносила одни расстройства. Численность стада не увеличивалась. Особи уходили далеко, вероятно желая спрятаться от туристов, которым нужны были лишь снимки великолепных и застенчивых животных. Стоило мамонтам покинуть пределы парка, их отстреливали рейнджеры: они утверждали, будто мамонты распугивают скот. Да и в самом заповеднике звери временами становились добычей браконьеров и даже рейнджеров, охранявших парк. Обычно в периоды муста, когда особи, особенно самцы, демонстрировали агрессию, вызванную высоким уровнем тестостерона в брачный период.

Мамонты производили меньше потомства, нежели слоны. Роуз не смогла установить, связано ли это с различиями между двумя видами или причиной стали инбридинг и стресс. Каждый раз, когда им удавалось, звери срывали и топтали камеры, что позволяло предположить стресс источником проблем хотя бы отчасти. Однако Роуз не удалось убедить администрацию парка запретить съемку.

И вот, когда она окончательно разочаровалась и подумывала сменить работу, ей приснился очередной сон. К ней явилась женщина в белом платье из кожи оленя. Средних лет, она несомненно принадлежала индейскому племени, что выдавали темная кожа и прямые черные волосы. Ее наряд по плечам украшали белые бусины. Белые мокасины, как и платье, были вышиты белым бисером. Женщина носила длинные серьги из слоновой кости.

– Разве так работают? – укорила она Роуз.

– Знаю, – согласилась та.

– Нам нужен новый план, – продолжала женщина. – Слышала ли ты о вмерзших в лед мамонтах, найденных в восточной части России?

– Да.

– Узнай о них как можно больше. Они умерли тысячи лет назад, но в холоде их шкуры и плоть хорошо сохранились. Как знать, может, однажды их удастся воскресить. Белые люди невероятно изобретательны, особенно когда речь заходит о том, чтобы творить противоестественные вещи.

Собеседница умолкла. Роуз моргнула, и женщина обернулась мамонтом с белым мехом и голубыми, похожими на льдинки, глазами. Мамонт взмахнула хоботом из стороны в сторону, словно дирижер, руководящий оркестром. Казалось, она вглядывается в далекие дали. На этом сон оборвался».

Бабушка встала, сходила в ванную, затем принесла с кухни холодный чай, в который заранее добавляла лимонный сок, сахар и мяту из собственного сада. Налив нам обеим по стакану, она вновь опустилась в кресло-качалку. Бивень мамонта сейчас висел на стене рядом с остальными реликвиями – фотографиями, в том числе портретами моих родителей, открытками с видами различных мест в Блэк-Хилс. Среди них не было горы Рашмор, зато имелись снимки каньона Спирфиш, Нидлз-роуд[30]30
  Нидлз-роуд – живописная дорога в горах в Южной Дакоте.


[Закрыть]
и Мемориала Неистового Коня. А еще на гвоздике висело ожерелье из серебряных бусин. Крохотная, изящно вырезанная из катлинита[31]31
  Катлинит – «трубочный камень», горная порода красно-коричневого цвета, легкая в обработке. Чаще всего индейцы делали из катлинита трубки.


[Закрыть]
фигурка мамонта с бирюзовыми глазами довершала украшение.

Мы пили чай. Бабушка качалась в кресле.

«Что было дальше?» – спросила я.

«С Роуз? Она отправилась в Россию, через Китай, так как разразилась Первая мировая война. Луис Хилл спонсировал поездку. Он тоже беспокоился за судьбу мамонтов из парка „Глейшер“. Конечно по-своему, как предприниматель, которому необходимо обладать тем, что он любит, и по возможности делать из этого деньги. А Луис любил своих черноногих и мамонтов.

В конечном счете Роуз оказалась в городке в Сибири. Название вертится на языке, но сейчас я его не вспомню. Может, позже. Старость не радость, Эмма! Она приходит ко всем. Даже генная инженерия не способна повернуть время вспять! Дома в том городе были деревянные, на улицах – грязь. Роуз рассказывала, что место очень походило на Дикий Запад, только на востоке. Там жили вечно пьяные русские и темнокожие местные, внешне схожие с индейцами и эскимосами. Легко догадаться, откуда в Америку пришли индейцы, говаривала Роуз. Местные племена тоже выпивали. Такое вот проклятие кочует в районе Северного полюса и среди всех коренных народностей.

Город окружал сосновый лес. Огромные темные стволы уносились ввысь, заслоняя небо. Больше всего в Сибири, делилась Роуз, ей не хватало неба. Оджибва прогнали нашу родню из сосновых лесов. Дакота до сих пор злы на них за это. Однако, по мнению Роуз, то была невелика потеря, а вот о сахарных кленах и озерах с зарослями дикого риса сожалеть стоит.

Большую часть военного времени она провела в Сибири, работая совместно с русским ученым – экспертом по замерзшим во льдах мамонтам. Он был еще молод, но из-за обморожения потерял большие пальцы на ногах, отчего хромал и ходил с палкой, а потому оказался непризывным. Как рассказывала Роуз, ростом он не вышел – не выше ее самой, сухопарый, с волосами цвета соломы, раскосыми зелеными глазами над острыми скулами, как у индейцев. Сергей Иванов.

Об этом периоде жизни Роуз рассказывать сложнее всего, – заметила бабушка. – В Сибири я никогда не была, а Роуз особо не распространялась о том, как ей тогда жилось. Я представляю себе следующую картину: деревянный дом, разгар зимы, за окном непроглядная темень, в ярком свете ламп они склонились над тканями мамонта, которые удалось обнаружить. Оборудование Сергей привез с Запада, поэтому они могли окрашивать образцы и исследовать их под микроскопом.

Сергей и Роуз сумели установить – учитывая, что наука тогда находилась еще в зачаточном состоянии, – что все ткани были повреждены. Скорее всего, причиной послужили попеременное замерзание и оттаивание. Лед достаточно твердый и обладает меньшей плотностью по сравнению со своим жидким состоянием. Замерзая, вода в клетках мамонтов расширялась и разрушала стенки – ломались хрупкие, заложенные природой механизмы, да так, что восстановить их не представлялось возможным.

Война почти не затронула их жизни. Транспортное сообщение между городами было нарушено, но они не собирались путешествовать. Сергей хотел приобрести новое оборудование, но ему не хватало средств. Роуз написала письма Луису Хиллу с просьбой выслать денег. Ответа она так и не получила. Роуз не знала, дошли ли письма до адресата. В 1917 году в России произошла революция. Это случилось далеко на западе, в местах вроде Санкт-Петербурга. До их городка долетали лишь слухи. Охотники и звероловы поговаривали, будто царь Николай мертв и его сменил новый царь по имени Ленин-Троцкий.

Однажды вечером прибыли солдаты на лошадях. Сергей и Роуз слышали, как приближался отряд, как военные кричали что-то друг другу.

Сергей сказал: „Спрячь наши записи, а с ними я разберусь“.

С охапкой бумаг в руках Роуз метнулась за дом. Стояла зима, валил снег. В сарае лежала туша мамонта, умершего тысячи лет назад. Вся дрожа, девушка спряталась среди костей под шкурой. Ей послышались голоса, приглушаемые метелью, хотя наверняка сказать она не могла. Вдруг тишину разорвали два громких резких звука, как будто кто-то со всего размаха хлопнул дверью.

„Ай…“ – прошептала Роуз. Про себя она молилась Богу своих приемных родителей, которые принадлежали епископальной церкви. Дверь сарая распахнулась. Мужчина заговорил на языке, которого Роуз не знала, – на русском.

Они с Сергеем общались исключительно на немецком, языке науки, или французском, языке цивилизации.

Мужчина, однако, не стал заходить, а двинулся в другом направлении, оставив дверь сарая открытой. Внутрь ворвался ледяной ветер. Роуз съежилась внутри мамонта. Внезапно ее накрыло видение: она была в хижине. Стены сделаны из челюстей мамонта. Вместо балок – бивни. На грязном полу разведен огонь из прессованного навоза. По другую сторону очага сидела пожилая женщина с длинными седыми волосами в сальном закопченном платье.

– Побудь здесь, – молвила она. – Пока солдаты не уйдут.

– Кто они? – спросила Роуз.

– Красные, белые – какая разница? Все они невежественные и отчаявшиеся. Царь Николай мертв, его сын никогда не взойдет на трон. Царю Ленину-Троцкому не дано достичь тех прекрасных целей, о которых он мечтает. Все станет еще хуже, пока ситуация не выправится.

Эти речи пришлись Роуз не по вкусу, но она так и осталась сидеть в мамонтовой хижине, где казалось теплее, чем в ее сарае. Пожилая женщина подбросила сухого навоза в огонь. Глаза ее были мутно-голубыми. Может, она слепа? Роуз не бралась утверждать.

Наконец старуха заговорила:

– Останешься здесь – замерзнешь насмерть. Солдаты ушли. Поднимайся и возвращайся в дом.

Роуз послушно встала и зашагала к двери хижины, завешенной шкурой мамонта. Она уже подняла руку, чтобы отодвинуть занавес, как женщина заговорила:

– Запомни одно.

– Да?

– Благодаря холоду тела моих родичей отлично сохранились. Но – подобно революции, которая себя уже не оправдывает, – холод не сумел довести дело до конца. Подумай, Роуз, что можно улучшить. Не сдавайся! Продолжай работу! Рассуждай!

Роуз обернулась и хотела задать несколько вопросов, но женщина исчезла. Еще мгновение перед глазами Роуз стояла пустая хижина. Затем очаг с прессованным навозом растворился, и она оказалась на морозе перед входом в сарай с мамонтом, вся дрожа от холода. Шел снег, обжигая ледяными поцелуями ее щеки. Роуз не чувствовала рук и едва могла передвигать ноги. Спотыкаясь, она доковыляла до двери в задней части домика.

Внутри царил полный хаос – разбросанные повсюду книги, перевернутая мебель. Сергей лежал на полу в луже крови. Слава богу, в печи не погас огонь. Красные языки пламени потрескивали за дверцей, и в комнате было тепло. Роуз присела подле Сергея. Его лицо заливала кровь, сочившаяся из раны на лбу. Тщательно выглаженная белая рубашка оказалась вся перепачкана кровью. Пенсне Сергея валялось на полу подле тела, одно стекло разбилось.

– Ах, Сергей!.. – запричитала девушка.

Он приоткрыл зеленый глаз.

– Роуз, – прошептал мужчина, – они тебя не нашли.

– Нет, – ответила она с облегчением.

Роуз осмотрела Сергея – в него стреляли дважды. Одна пуля попала в плечо. Вторая оцарапала лоб. Солдаты так жаждали поскорее забрать добычу, что даже не стали проверять, жив ли он. Баночка с их небольшими сбережениями, замечательные инструменты Сергея из меди и стали, украшения Роуз и большая часть теплой одежды – все перекочевало к солдатам. Половину книг солдаты сожгли, чтобы обогреваться, пока они обыскивают дом.

Как только Роуз перевязала раны Сергея, он заявил:

– Это конец. Мы отправляемся в Китай. Наши записи при тебе?

Роуз поспешила в сарай с телом мамонта и отыскала тетради, сватенные среди огромных костей и фрагментов меха. Странно – бумаги пропахли дымом, как будто в сарае разводили огонь. Роуз отнесла записи обратно в дом. Они с Сергеем упаковали оставшиеся вещи, надели лыжи и отправились в ближайший город.

Путь до Китая оказался долгим и тяжким. Однако, несмотря на все трудности, они добрались целыми и невредимыми. В Пекине Роуз и Сергей расстались – каждый отправился своей дорогой: Роуз улетела обратно в Америку, а Сергей остался изучать ископаемые, обнаруженные в Китае. Именно он вместе с Тейяром де Шарденом обнаружил останки синантропа[32]32
  Синантроп – «пекинский человек», подвид рода люди, близкий к питекантропу, однако более поздний и развитый. Был обнаружен в Китае. Жил около 600–400 тыс. лет назад, в период оледенения.


[Закрыть]
и вывез драгоценную находку, когда в Китай вторглись японцы.

Роуз больше никогда его не видела. Но она привезла с собой памятный подарок. Знаешь, что это было, Эмма?»

«Нет».

«Подумай!»

Я нахмурилась и стала перебирать в памяти русские вещи.

«Самовар?»

Бабушка рассмеялась.

«Ребенка. Когда Роуз вернулась в Америку, она знала, что беременна, хотя Хиллу об этом рассказывать не стала. И правильно сделала, ведь он придерживался жестких моральных принципов.

Догадываешься, кем был тот ребенок, Эмма?»

Я понимала, что вопрос с подвохом, и задумалась.

«Твоя мама?»

«Именно. Ее отцом был Сергей. Зеленые раскосые глаза тебе достались именно от него. Если повезет, унаследуешь и часть его ума и трудолюбия».

«Ого!»

У моей бабушки было всего два дедушки, что довольно необычно. Большинство людей, которых я знаю, могут похвастать тремя-четырьмя дедушками. Первый прапрадедушка жил в резервации Роузбад. У меня есть несколько его фотографий. На одной – высокий юноша с коротко стриженными черными волосами в белых одеждах, он выглядит зажатым, растерянным. На других прапрадедушка стоит рядом со своими родителями в традиционных индейских нарядах и шерстяных одеялах, накинутых на плечи. Есть у меня и снимки, на которых прапрадедушка запечатлен со своей симпатичной молодой женой: она смешанной расы, и оттого у нее светлые глаза – это заметно даже на старой фотографии. Бабушка рассказывала, что из их детей выжило лишь двое.

У меня имеется лишь один снимок моего второго прапрадедушки – пожилого человека с седыми волосами и аккуратно подстриженной белой бородой.

«На фото он совсем старый», – заметила я.

«Сергей? Да. Снимок был сделан много позже, когда он получил Нобелевскую премию по медицине. Роуз вырезала его из журнала».

«Он так никогда больше и не написал?» – любопытствовала я.

Бабушка долгое время ничего не отвечала, а потом сказала:

«Мне так и не довелось узнать. Роуз не любила распространяться на этот счет.

Вернувшись в Монтану, Роуз отчиталась перед Луисом Хиллом. В то время он был серьезно обеспокоен. В цирке братьев Ринглинг от хвори умерли все мамонты. Ни ветеринар при цирке, ни приглашенные ученые не сумели установить природу заболевания, хотя предполагали, что мамонты могли заразиться от цирковых слонов: на тот момент недуг свалил несколько индийских слонов, а один даже скончался. Сейчас нам известно, что причиной стал вирус герпеса, переносчиком которого являлись африканские слоны. Для них он совершенно неопасен, зато у индийских слонов способен вызвать серьезное расстройство. Сегодня у нас есть вакцина, но, прежде чем ее разработали, болезнь всегда приводила к летальному исходу среди мамонтов.

На тот момент, как сообщил Хилл моей бабушке, это был единичный инцидент. Тем не менее он принял меры предосторожности. Цирковые поезда не пускали по той части Северной Тихоокеанской железной дороги, что проходила через парк „Глейшер“. Сотрудники парка получили распоряжение не нанимать людей, в прошлом работавших в цирке; судебных служащих близлежащих городов обязали сообщать администрации парка обо всех гастролирующих цирках. Но Хиллу этого показалось недостаточно. Он нанял элитную группу специально обученных смотрителей за мамонтами, заплатив из собственного кармана: в их задачи входило наблюдать за животными и следить за тем, чтобы туристы не подходили слишком близко. Истории о смотрителях естественно попали на страницы газет и журналов – гениальный маркетинговый ход Хилла. Был даже снят фильм с Томом Миксом в главной роли о том, как преступник пытается начать новую жизнь в качестве смотрителя. Кажется, он назывался „Том Сейджбраш и мамонты“.

Однако Хилл никак не мог успокоиться. Что, если какой-нибудь крохотный передвижной цирк сумеет обойти его меры предосторожности и окажется рядом с парком? Зараженный слон может вырваться на свободу и забрести в парк, или же мамонт наткнется на стоянку цирка. Что будет, если инфицированный турист подойдет близко к мамонту? Закрыть парк для посетителей не удастся, а проверить каждого просто невозможно. Не исключено, что заболевание подобно бешенству и воздействует на разных млекопитающих. Слоны могут заразиться от лосей или луговых собачек. Всего не предугадаешь!

Бабушка считала, что Хилл чересчур переживал. Ее больше беспокоили темпы размножения в стаде и опасность близкородственного разведения. Мамонты, как и слоны, очень долго вынашивают плод. Самка производит на свет одного детеныша. Период детства также очень продолжительный. Все это означало, что прирост стада в парке „Глейшер“ происходил очень медленно, а из-за угрозы заражения они не могли привести новых особей и тем самым разнообразить генофонд. Но она и словом не обмолвилась об этом. Роуз молча и безучастно стояла, глядя, как Хилл расхаживает взад и вперед в своем персональном вагоне, и выслушивая его опасения. Электрический свет отражался от полированного красного дерева, играл бликами на темном бархате, восточных коврах и позолоченных рамах. Картины были средненькие. В отличие от Дж. П. Моргана, знатоком Хилл не являлся.

Он производил впечатление угрюмого человека с аккуратно подстриженной белой бородой. Бабушка говорила, он немного напоминал ей Сергея на той фотографии, где ему вручают Нобелевскую премию. Даже приезжая в парк „Глейшер“, Хилл всегда надевал жилет на пуговицах, хотя здесь, на Западе, он менял брюки и ботинки на бриджи и высокие сапоги. На стуле, рядом с плащом вроде тех, что носили погонщики скота, лежала потертая ковбойская шляпа. На носу – пенсне в золотой оправе.

Наконец Хилл остановился и попросил рассказать о поездке. Роуз отчиталась, но значительную часть информации скрыла.

– К каким вы пришли выводам? – поинтересовался он. – Узнали что-нибудь полезное? Или я впустую потратил деньги?

Всю дорогу до Америки Роуз обдумывала свои находки.

– Мне кажется, ключ к спасению мамонтов – заморозка.

Хилл нахмурился.

– Объяснитесь, мисс Стивенс!

Набрав полную грудь воздуха, Роуз продолжила:

– Если повезет, вы сумеете сохранить стадо в парке „Глейшер“. Однако поголовье здесь незначительно, да и популяция мамонтов на планете мала. Болезнь же для особей смертельна. Нам нужен запасной план на случай, если худшие опасения оправдаются.

– Что вы предлагаете?

– Подумайте вот о чем. Предыдущее столетие оказалось невероятно плодовитым – сколько открытий было совершено, сколько всего люди узнали о мире! Пастер и Эдисон – лишь два гения, которые изменили наш мир и сделали его таким, каким мы его знаем. Несомненно, нынешний век ознаменуется не менее важными находками и изобретениями.

Хилл резко кивнул:

– Продолжайте.

– А теперь вспомните, как прекрасно сохранились мамонты в Сибири и в течение какого длительного времени, даже несмотря на неидеальные условия. Я считаю, что постоянный процесс обледенения и таяния разрушил ткани сибирских мамонтов и восстановить их не представляется возможным. Но должен быть более эффективный способ замораживать клетки, чем ледник! Если нам удастся найти такой метод и замораживать образцы тканей, при этом не нарушая хрупкие механизмы внутри клеток, если нам удастся поддерживать постоянную температуру образцов и избежать оттаивания и повторного замерзания, которое разрушило ткани сибирских мамонтов, тогда однажды – спустя какое-то время, но уже в этом замечательном новом веке – нам удастся запустить механизмы клеток и оживить животных, подвергшихся заморозке.

– Бред! – воскликнул Хилл.

Он прошел в другой конец вагона, взял стек, вернулся к Роуз и стегнул девушку по ботинку. Щелк! Щелк! Щелк!

– Я нанял вас для того, чтобы вы предоставляли мне объективные научные результаты, а не эту научно-фантастическую белиберду! Ваш план словно сошел со страниц романа господина Герберта Уэллса. А вот серьезным ученым и практичным бизнесменам так думать не пристало.

– Тогда задумайтесь, насколько выгодным для вашего бизнеса станет рефрижераторный вагон. Вы сможете доставлять фрукты с запада – свежие, неподпорченные, в отличном состоянии! – в Чикаго и на Восточное побережье…

Хилл замер и положил стек на стол из красного дерева. Еще несколько раз он пересек вагон. Наконец мужчина остановился перед стеклянным куполом, под которым лежала пара расшитых бисером мокасин. Он легонько постучал по нему сверху.

– Столько усилий приложено, но в глубине души я знаю, что мои черноногие обречены. Нельзя остановить прогресс. Любого, кто встанет у него на пути, сметет, как бизона, замершего на железнодорожных путях, раздавит приближающийся экспресс. Будущее за цивилизацией англо-американцев. Черноногие, бизоны, мои мамонты – все они принадлежат эпохе, которая подходит к концу, а может, уже завершилась. Что же касается добротного рефрижераторного вагона и его пользы, тут вы правы. Современная наука должна создать нечто лучшее, чем набитые сеном или кусками льда товарняки. Я воспользуюсь вашим советом и инвестирую средства в технологии замораживания, а вы, мисс Стивенс, можете продолжить изучать ткани мамонтов. Я сделаю все, что в моих силах, для мамонтов.

– Да, сэр! – Роуз разулыбалась.

Почему он так любил мамонтов? – спросила бабушка. – На этот вопрос я так никогда и не нашла ответа. Может, все дело в их грубой силе и напористости? А может, в том, что мамонты выжили и, как и сам Хилл, перекочевали из прошлой эпохи? В конечном счете он был ребенком двадцатого века, но сыном яростного предпринимателя девятнадцатого столетия. Чем бы Хилл ни руководствовался, он открыл исследовательский институт, посвященный изучению процессов замораживания. Ты наверняка его видела. В Сент-Поле. Прекрасный образец архитектуры в стиле ар-деко. Особенно выделяется фасад, отделанный плиткой с изображениями трубящих мамонтов.

Пока возводили здание института, Роуз отправилась к родственникам в резервацию Стендинг-Рок. Там родилась моя мама. Вернувшись в науку, Роуз оставила Клару у своих родных из племени лакота. Решение далось нелегко, но Роуз знала, что Хилл не одобрит внебрачного ребенка, равно как и работающую мать среди своих ученых. Однако от исследования отказаться она не могла. С ней говорили мамонты. Она не станет игнорировать их советы.

Религиозной Роуз назвать было нельзя. Вера, в которой ее воспитали, со временем перестала для нее существовать, а замены ей она так и не нашла. Однако сны Роуз воспринимала серьезно, хотя и не могла с уверенностью сказать, откуда они к ней приходили. Видимо, причина крылась в бессознательном, как утверждали Фрейд и его последователи, или дело было в коллективном бессознательном, как говорят другие психологи. Так или иначе, Роуз не сомневалась, что во сне ее может настичь озарение, которое подтолкнет к решению научной проблемы. Человек, открывший структуру бензина, – черт побери, никак не вспомню его имя – увидел формулу во сне».

Бабушка поднялась с кресла, снова прошествовала в ванную, затем в очередной раз наполнила наши стаканы холодным чаем. Свет теперь падал сквозь тюлевые занавески под меньшим углом и стал насыщенного золотистого оттенка, как бывает, когда день клонится к закату. Я утомилась. Но меня воспитывали так, что, если старшие говорят, нужно слушать. Здесь, в Форт-Йейтсе, я могла узнать то, чему ни за что не научат в экспериментальной школе.

Бабушка вернулась в свое кресло-качалку.

«Роуз переехала в Сент-Пол и устроилась на работу в институт Хилла. Ее внешность выдавала в ней индианку. Кроме того, она была женщиной. У нее начались проблемы на работе и в городе. Неприязнь к индейцам глубоко укоренилась в этом регионе, а в те времена многие в Миннесоте еще помнили Великое восстание сиу тысяча восемьсот шестьдесят второго года. Двадцать девять наших сородичей из племени дакота повесили, как сопричастных, хотя не все из них принимали участие в бунте. В общем, событие стало самой крупной массовой казнью за всю историю США.

К Роуз относились с предубеждением, и порой приходилось нелегко. Однако в двадцатых слово Луиса Хилла многое значило, а он ручался за Роуз. С его помощью ей удалось пережить все невзгоды.

Роуз так никогда и не вышла замуж. Может, потому что она была индианкой. Белые мужчины неохотно брали таких в жены, а индейцев, которые могли похвастаться столь же хорошим образованием, можно было перечесть по пальцам. Дочка Роуз по-прежнему жила в Стендинг-Рок. Роуз при любой возможности навещала Клару, твою прапрабабушку, но они так и не сблизились. Девочка считала одну из кузин Роуз своей настоящей матерью, мамой по сердцу. Уже в совсем преклонном возрасте Роуз призналась, что ее это очень печалило.

Хочешь еще холодного чая?»

«Нет, спасибо».

«В двадцать девятом году произошел обвал фондового рынка. Ты должна знать об этом, Эмма. Вы ведь проходите историю».

«Да, бабушка».

«И чему вас научили?»

«Никогда не покупать акции с маржей».

«Верно отчасти, – кивнула бабушка. – Однако двадцать девятый преподал нам куда более важный урок, как ты поймешь позже. В период биржевого обвала Луис Хилл инвестировал значительные средства. Он хотел получить контроль над железнодорожным сообщением на Западном побережье, чтобы расширить границы отцовской империи и охватить Калифорнию. К тому моменту он владел лучшими в мире рефрижераторными вагонами и собирался перевозить в них калифорнийские продукты.

Хиллу повезло. Он не обанкротился, несмотря на крах рынка. Однако и ему приходилось нелегко вплоть до начала Второй мировой войны. Он был вынужден сосредоточиться на спасении Великой Северной железной дороги и резко сократить финансирование института, а также проектов в парке „Глейшер“. Исследования прекратились. Роуз перевели в специалисты по техобслуживанию: теперь в ее обязанности входило следить за тем, чтобы двери были заперты, свет выключен, а морозильники с образцами тканей мамонтов включены. Средств на то, чтобы оплачивать счета за электричество, пока хватало. Все-таки Луис Хилл не забыл про институт полностью.

Однажды я спросила Роуз, не потеряла ли она тогда всякую надежду. На что она отвечала: „У меня была работа, чем могли похвастаться немногие в то время, и возможность присматривать за образцами тканей“. Роуз была мужественной женщиной и скрытной. Надо полагать, потому что жила между двумя мирами. С кем женщина, индианка по происхождению и белая по воспитанию, может поделиться своими переживаниями?

В какой-то мере я понимала, каково это, ведь мой папа тоже был смешанной расы. Однако я знала, что в двадцатом веке ситуация обстояла куда хуже.

В тридцать восьмом году, в самый разгар Великой депрессии, стадо в парке „Глейшер“ подцепило вирус, который уничтожил мамонтов в цирке братьев Ринглинг и Линкольн-парке. До сих пор никто не знает, каким образом инфекция попала в заповедник. Тогда миллионы людей мигрировали в поисках работы. Многие отправлялись на поезде, а кто-то разбивал палатки в „Глейшере“. Рейнджеры выдворяли людей. Но парк огромен, а времена тогда были тяжелые. Отследить всех бродяг оказалось не под силу. Конечно же, эти люди не возили с собой слонов, и, как позже выяснила Роуз, никто из них не вступал в контакт с мамонтами.

Много лет назад, когда у меня выдалась пауза между исследовательскими проектами, я тоже заинтересовалась данным вопросом. При помощи одной из эпидемиологических программ Центра контроля и профилактики заболеваний я сделала поисковый запрос по бродягам и мамонтам. Роуз подобными возможностями, естественно, не располагала. Программа не установила эпидемиологической связи, но мне удалось найти вот что».

Бабушка с трудом поднялась из кресла и подошла к компьютеру, стоявшему на деревянном приставном столике. Монитор походил на цветок из стекла, украшающий изогнутую синюю ножку. Клавиатура лежала в стороне, поскольку до этого бабушка работала на экране. С ее приближением дисплей загорелся. Она легонько дотронулась до монитора своим костлявым пальцем.

«Тебя должно заинтересовать, Эмма, ведь твой отец играет блюз. Запись сделана Управлением общественных работ[33]33
  Президент Ф. Д. Рузвельт создал данное независимое федеральное агентство с целью повысить занятость населения, отправляя безработных на выполнение общественных работ, к примеру на строительство зданий, дорог и т. п.


[Закрыть]
в тридцать шестом году в Канзас-Сити. Единственный раз, когда Фрайпэн Чарли Харрисон оказался на пленке, как, собственно, и сама песня».

Бабушка дважды коснулась экрана. Зазвучала гитара. Старинный кантри-блюз. Потрясающая вещь, но исполненная на ужасном инструменте. Я могла определить по звуку. Отец такую гитару даже не взял бы в руки. Бабушка присела.

Словно издалека донесся тонкий надтреснутый голос. Запел мужчина:

«Трудные времена. Я не знаю, как мне выбраться. Трудные времена. Я не знаю, как мне выбраться. Словно огромный мамонт наступил на меня.

Поезд мчит меня вдаль. Может, там меня ждет работа. Поезд мчит меня вдаль. Может, там меня ждет работа. Но этот гигантский мамонт извечно на моем пути.

В небе кружит черный дрозд, сверкая опереньем на солнце. В небе кружит черный дрозд, сверкая опереньем на солнце. Он не успокоится, пока не наступит мой последний день».

Далее шел гитарный проигрыш, после чего песня заканчивалась. Монитор погас.

«Можно было улучшить качество звука, – заметила бабушка. – Современные технологии способны превратить Фрайпэна Чарли в куда лучшего исполнителя блюза вроде Роберта Джонсона или кого-нибудь из современных певцов, Дели Джона Патела к примеру. Но эта запись из Смитсоновской коллекции. Поэтому она звучит точно так же, как если бы ее проиграли в тридцать шестом, сразу после того, как она была сделана. В комментариях сказано, что „гигантский мамонт“, скорее всего, обозначал частную полицию, нанимаемую железнодорожными компаниями в девятнадцатом и двадцатом веках. Хотя не исключено, что речь идет об экономической системе, которая оказалась столь несправедлива к Чарли. Песня, конечно, не о животных, которых исследовала Роуз, но она мне нравится. Больше нам ничего не известно о Чарли. В других записях он не встречается».

Какое-то время бабушка молчала. Ее костлявые руки лежали на коленях. Взгляд ярко-голубых глаз, казалось, проникал сквозь стену и устремлялся на просторы Уэст Ривер[34]34
  Уэст Ривер – часть территории штата Южная Дакота к западу от реки Миссури.


[Закрыть]
. В моей жизни не было другого такого человека, как бабушка, и после смерти никто так и не сумел ее заменить.

«Мне особенно нравится куплет про черных дроздов. Напоминает о краснокрылых черных дроздах, когда по весне их можно встретить на болотах, еще до того, как те зазеленеют. Самцы находят самые высокие сухие ветки и показывают себя во всей красе. „Вот он я, – щебечут они. – Я здесь. Пою свою личную песенку“.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю