Текст книги "Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса"
Автор книги: Гарднер Дозуа
Жанры:
Научная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 71 страниц)
Леви Тидхар
Спонтанное запутывание шнуров при встряске[6]6
«Спонтанное запутывание шнуров при встряске» («The Spontaneous Knotting of an Agitated String») – также название научной статьи, известной широкой публике, поскольку в 2008 году она получила «Шнобелевскую премию». В работе исследовалась зависимость скорости образования и сложности узлов от длины и жесткости веревки при встряске в различных емкостях. Физики математически доказали, что любая веревка (волос, нить, струна, канат) рано или поздно завяжется в узел.
[Закрыть]
Леви Тидхар родился в израильском кибуце, много путешествовал по Африке и Азии, несколько лет провел в Лондоне, на острове Вануату в южной части Тихого океана и в Лаосе. В 2003 году он стал лауреатом Международного конкурса имени Рэя Брэдбери и Артура Кларка, учрежденного Европейским космическим агентством. Тидхар выступил в качестве составителя аннотированной библиографии Майкла Маршалла Смита («Michael Marshall Smith: Annotated Bibliography») и антологий «Букварь Дика и Джейн для взрослых» («А Dick &Jane Primer for Adults») и «Лучшая книга мировой научной фантастики» («The Apex Book of World SF»). В числе других его работ сборник рассказов «Иудейский панк» («Hebrew Punk»), повести «Занятие ангелов» («An Occupation of Angels»), «Горэл и пузатый бог» («Gorel & the Pot-Bellied God») и «Пермутации облаков» («Cloud Permutations»), а также роман «Досье Тель-Авива» («The Tel Aviv Dossier»), написанный совместно с Ниром Янивом. Многочисленные рассказы Тидхара печатались в «Interzone», «Clarkesworld», «Apex Magazine», «Sei Fiction», «Strange Horizons», «ChiZine», «Postscripts», «Fantasy Magazine», «Nemonymous», «Infinity Plus», «Aeon», «The Book of Dark Wisdom», «Foitean Bureau» и других изданиях. Его произведения переведены на семь языков. Среди последних работ автора романы «Книжник» («The Bookman»), «Камера обскура» («Camera Obscura»), «Усама» («Osama») и «Марсианские пески» («Martian Sands»), В настоящее время писатель вернулся в Израиль и живет в Тель-Авиве.
Эта лирическая история рассказывает о том, как могут переплестись древние культуры, традиции и технологии.
Госпожа Понгбун, эта великая женщина и мать, эта торговка таинственными артефактами, идет по улице в сине[7]7
Син – тайская национальная одежда, вид узкой юбки.
[Закрыть] с красноватым, как на груди у нага, узором, и люди глазеют на нее, потому что такая одежда навлекает гнев Нгеук Лаенг, ужасных нагов засухи. Но госпоже Понгбун это все равно, она из всех страхов и тайных опасений свила талисман и повесила себе на шею: изящный медальон из золота, хрусталя и новейших китайских технологий.
– Покупайте мои медальоны, милые! – взывает она, и женщины останавливаются поглазеть, а дети хихикают, пока на них не цыкнут, а мужчины делаются беспокойны и задумчивы. – Сложите в них любовь и страхи и сохраните на дождливый день!
Но в сезон дождей все дни дождливы, и Меконг змеится, огромный, как наг, между лаосским и таиландским берегом: река-змей, разлучитель стран, носитель всяческого добра, он раздувается от собственной важности и от воды, что падает с неба, и от воды снегов с далеких Гималаев, которые прошли долгий путь, чтобы попасть сюда и пойдут еще дальше, до океана.
– Покупайте мои медальоны за хорошую, честную цену: трансфер драгоценных воспоминаний, хранилище нежных сердец. Только сегодня, другого раза не будет, спешите, друзья мои! Спешите, говорю вам, не то навсегда упустите случай: госпожа Понгбун пройдет мимо и уйдет своей дорогой.
Но торговля идет ни шатко ни валко, трансфер известен всем, да и не одна госпожа Понгбун, хоть она и велика и внушительна, им торгует – далеко не одна. И все же… юная девушка в черном, тщательно наглаженном сине, в белой блузке с рукавами на пуговичках, застегнутых на тонких запястьях, в туфельках на высоких каблуках из секонд-хенда, с сумочкой с Утреннего рынка Талат Сао – может быть, студентка или конторская служащая с маленькой должностью и таким же маленьким жалованием – робко подходит к госпоже Понгбун, которая, учуяв сделку еще до того, как девушка задумалась о покупке, говорит:
– Что у тебя, милая? Разбитое сердечко? Какой-то парень украл твое счастье? Ну-ка, расскажи госпоже Понгбун, королеве дам. матери детей, – не забывай, матери тоже когда-то были любовницами.
– Это?.. – начинает девушка и застенчиво умолкает, и госпожа Понгбун отходит в тень музыкального магазинчика, где лаосская группа исполняет кавер Thaitanium – Тот Yum Samurai, и девушка идет за ней и, спрятавшись от взглядов прохожих, уже не так топорщит лопатки.
– Это правда?
– Это технология, – важно говорит госпожа Понгбун, вставляя одно из немногих известных ей английских слов. Слово производит на девушку впечатление – как и должно быть, по мнению госпожи Понгбун.
– Вот, – говорит она. – Попробуй, – говорит она.
И отстегивает с пышной груди второй медальон – не тот, в котором ее несчастья. а тот, что для образца, только его. Однажды госпожа Понгбун их перепутала, и покупатель нажаловался, с тех пор она особенно осторожна, хоть и не может заставить себя отказаться от своего медальона.
– Попробуй и суди сама, милая девочка.
В медальоне код дженерик: весенний день, любовники, берег реки. – это могло случиться где угодно с двумя молодыми людьми, в любой стране мира. Образец дженерик номер два, версия ноль три запятая пять шесть, и госпожа Понгбун, пока отстегивает замочек, может подправить настройки. Спецификация: Лаос. Спецификация: мальчик-девочка (она выставляет наугад, и вы не поверите, как часто ошибается).
– Вот, протяни ладошку, маленькая мисс, маленькая мадам, сомкни пальчики, сомкни веки – чувствуешь?
(Ну, конечно, чувствует).
– Ох! – говорит девушка, и снова: – Ох!
– А положишь это сюда, – говорит госпожа Понгбун. – и как не бывало. – Она хочет щелкнуть пальцами, но от духоты вспотела, и пальцы проскальзывают, трутся друг о друга, как неумелые танцоры. – Пока не понадобится.
Это называется трансфер, конечно, так и называется, хотя, конечно, это не совсем он. У госпожи Понгбун есть похожее устройство. Да, есть, и это устройство копирует – какие умники эти заграничные китайцы! – копирует и стирает. Не совсем законное, ведь оно лезет человеку в мозг, переписывает нейроны, испускающие свои нули и единички, хуже того, переустанавливает их прямо в нежной слизи мозга, подчищает схему изнутри, – но какую цену не заплатишь за человеческое счастье?
– Скромная сумма, – говорит госпожа Понгбун и ободряюще хлопает девушку по плечу, в то же время выдергивая у нее из руки медальон. – Очень скромная сумма, и ты сможешь спрятать туда все, что захочешь.
– Это было… – говорит девушка и краснеет (она очень хорошенькая, отмечает госпожа Понгбун, хоть и простушка), – это был тот парень…
Сколько раз она это слышала! Им всегда хочется выложить ей душу. Как тем старомодным психологам, которые придумали этот термин. Но ее трансфер – научный, не какое-нибудь мумбо-юмбо, зависящее от веры. Он настоящий. А госпожа Понгбун не желает слушать ее историю. День длинный, солнце жаркое, и госпоже Понгбун хочется холодный пакет со льдом и торчащей из спрятанной в нем бутылочки пепси с соломинкой, к тому же она слышата эту историю тысячу и один раз.
– Ах ты, бедняжка, – вздыхает она, – ты как шнурок.
Девушка смотрит на нее, в ее больших круглых глазах недоумение. «Вот так же ты смотрела на него, – безжалостно говорит про себя госпожа Понгбун, – так ты смотрела на него, когда он очаровал тебя на берегу Меконга?»
– Не понимаю…
– Наука, – объясняет госпожа Понгбун со спокойным достоинством, которое легко спутать с самодовольством. – Наука говорит, что все состоит из шнуров.
– Конечно, – отвечает девушка. И госпожа Понгбун замечает, что на ее запястьях в самом деле три – или четыре? – шнурка из белого хлопка (рукава теперь чуточку вздернулись), завязанных монахом или тетушкой на обряде баси на счастье и для хранения духов семьи. Госпожа кивает, одобряя традиции и сохранение старых обычаев, и еще потому, что помнит о воспоминании (само оно хранится в серьге, спрятанной в ящике стола) о последнем шнурке, завязанном ее матерью, когда госпожа Понгбун была еще молода, пока ее мать… но этого она уже не помнит, и так лучше – иногда.
– Наука, – повторяет госпожа Понгбун и сбивается, забыв, на чем остановилась. – Шнуры, – в третий раз начинает она. – Все состоит из шнуров. Мысли, чувства, воспоминания – это шнуры, свитые из чисел в мозгу. И наука доказала, что эти шнуры – даже если кажутся совершенством (как ты, милая) – обязательно запутываются в узлы. Что ты ни делай, жизнь берет нас (так говорит великий философ, госпожа Понгбун!) и запутывает в узелки. Вот это… – она указывает на свой медальон, как фокусник на монетку, которая сейчас исчезнет, – просто научный способ распутывать узелки.
«Хотя бы на время», – думает она. И не говорит девушке, что узлы будут всегда. Это называется – она заучила фразу по-английски – «спонтанное запутывание шнуров при встряске».
– Это научный факт, – говорит она вслух.
– Сколько… сколько стоит? – спрашивает девушка, и госпожа Понгбун добродушно улыбается (радуясь про себя, что рыбка клюнула!) и называет цену, и девушка ахает, но, опомнившись, предлагает другую цену, и госпожа Понгбун горестно качает головой, но соглашается снизить свою, и девушка поднимает свою – а она не так уж глупа! – и они сходятся более или менее на той цене, на которую надеялась госпожа Понгбун – может, процентов на десять больше.
– Будет больно? – спрашивает девушка?
– Нисколько, – отвечает госпожа Понгбун. Она вытаскивает свисающие из ранца провода и прикрепляет их к вискам девушки. Девушка напрягается и тут ж расслабляется. Гель прилипает к ее коже – он движется почти как живой, потом схватывается и застывает, и…
– Просто думай об этом. Выдвини на первый план ума.
Видно, как девушка сосредоточивается, прикусывает нижнюю губу, и госпожа Понгбун почти улыбается:
– А, вижу, вспомнила…
Она нажимает кнопку. Это так просто. Девушка как будто обмякла, в ранце что-то прогудело, вот и все.
– Ушло? – спрашивает девушка и тут же улыбается и снова хмурится, и говорит: – Я… У меня был…
– Когда захочешь вспомнить, – говорит госпожа Понгбун, осторожно отлепляя гелевые наконечники, и щупальца нага памяти втягиваются в ее ранец, – просто поднеси его ко лбу.
Она щелкает крышечкой медальона, такой хорошенькой вещицы («Совсем как ты, милая!»), и протягивает его девушке.
– Можно мне… можно попробовать?
– А ты правда хочешь?
Девушка улыбается, качает головой и говорит:
– Нет. Пока – нет. – И в ее голосе слабый след сожаления. Госпожа Понгбун по опыту знает, что так бывает всегда. Девушка расплачивается, и госпожа Понгбун ковыляет прочь, пот струится по ее лицу, и думает она о ледяном пепси в пакете с торчащей наружу соломинкой – именно то, что нужно зрелой даме в трудные времена.
Госпожа Понгбун идет по улице, и поднимается ветер, и она видит, что будет дождь. Она прячется в кафе, где кормят лапшой. Запоздавшие с завтраком шумно очищают свои миски. Госпожа Понгбун заказывает пепси и, пока ждет заказа, думает обо всех этих мальчиках и девочках с разбитыми сердечками, об узлах на шнурах их спутанных судеб. Она касается своего собственного медальона и, поднеся его ко лбу слышит шум Меконга на закате, покусывающих берег волн, звуки музыки с таиландского берега. Она слышит маршевый оркестр сверчков и военный хор лягушек, слышит смех и звон пивных бокалов из свайных домиков выше по течению, и она прячет лицо на груди парня и вдыхает запах его пота и его страсти и на минуту, хоть она и зрелая женщина, торгующая мелочевкой на улицах Вьентьяна, с двумя мужьями и тремя детьми, хоронившая родителей и друзей, пережившая потери, боль и разочарования, – на минуту она чувствует себя молодой и стройной, гладким юным шнурком, на котором еще нет ни одного узелка.
Аллен Стил
Император Марса
Первая публикация Аллена Стила состоялась в 1988 году в «Asimov’s Science Fiction», и с тех пор он стал постоянным автором этого журнала, а также таких изданий, как «Analog», «The Magazine of Fantasy & Science Fiction» и «Science Fiction Age». В 1990 году Стил выпустил свой первый роман «Сокращение орбиты» («Orbital Decay»), получивший премию журнала «Locus» как лучший дебютный роман, и вскоре писателя стали сравнивать с Хайнлайном золотого века научной фантастики и считать, что он обладает не меньшим авторитетом, чем Грегори Бенфорд. В числе других книг автора «Округ Кларк. Космос» («Clarke County, Space»), «Лунное падение» («Lunar Descent»), «Лабиринт ночи» («Labyrinth of Night»), «Бремя» («The Weight»), «Альтернатива спокойствию» («The Tranquility Alternative»), «Король бесконечного космоса» («A King of Infinite Space»), «Пространство океана» («Oceanspace»), «Хронокосмос» («Chronospace»), «Койот» («Coyote»), «Восстание Койота» («Coyote Rising»), «Брызги» («Spindrift»), «Галактический блюз» («Galaxy Blues»), «Горизонт Койота» («Coyote Horizon»), «Судьба Койота» («Coyote Destiny») и «Шестигранник» («Hex»), Рассказы Аллена Стила объединены в сборники «Грубые астронавты» («Rude Astronauts»), «Секс и насилие в невесомости» («Sex and Violence in Zero-G») и «Последний писатель-фантаст» («The Last Science Fiction Writer»). В 1996 году писатель завоевал премию «Хьюго» за повесть «Смерть капитана Фьючера» («The Death of Captain Future»), а в 1998 году еще одну премию «Хьюго» за повесть «Куда мудрец боится и ступить…» («…Where Angels Fear to Tread»). Родившийся в Нэшвилле, Теннесси, в настоящее время Аллен Стил живет в Уотли, Массачусетс, вместе с супругой Линдой. Он сотрудничал со многими газетами и журналами, публикуя научные и экономические работы, но сейчас полностью посвятил себя творчеству.
В представленном ниже произведении писатель блестяще сочетает ностальгию по Барсуму с захватывающим психологическим исследованием.
У нас тут есть много способов сойти с ума. Например, можно забраться в пассажирский модуль размером с трейлер, и к концу путешествия уже будет казаться, что Вселенная существует лишь в вашем сознании. Это некий вариант солипсизма, и я видел подобное несколько раз. Можно пустить в свой модуль пять-шесть попутчиков, которые не очень-то ладят друг с другом, и спустя три месяца вы начнете класть перед сном нож под подушку. Еще можно работать в две смены, почти не отдыхая, и тогда у вас начнется депрессия. Прибавьте к этому нехватку витаминов, и вы станете страдать от апатии и смертельной усталости.
Те, кто никогда не покидал Землю, думают, что в космосе люди слетают с катушек из-за чумы, завезенной с Титана. Они ошибаются. Чума может превратить ваш мозг в кисель и сделать маньяком-убийцей, но она встречается редко. Есть много других, куда более тонких факторов, способных свести человека с ума. Я видел, как люди заводят себе воображаемых друзей и часами ведут с ними долгие, бессмысленные разговоры. Или чистят с маниакальным упорством свои скафандры, даже если не надевали их. Наблюдал, как люди отправляются на обычную, повседневную прогулку, а затем приходится умолять их вернуться в воздушный шлюз. Некоторые просто не созданы для жизни вне Земли, но понять это заранее невозможно.
Когда случается нечто подобное, я выполняю ряд стандартных процедур: прошу доктора прописать антидепрессанты, слежу, чтобы больные не подвергали опасности себя и окружающих: если могу – освобождаю их от работы и делаю все, чтобы они как можно скорее вернулись домой.
А иногда все проходит само собой. Какое-то время бедняга проявляет все признаки душевной болезни, а затем постепенно справляется со своими проблемами. Когда я встречаю его в следующий раз, он уже бродит как ни в чем не бывало по продовольственному магазину.
Обычно чокнутые доставляли мне много хлопот. Каждого двадцатого новичка мне приходилось отправлять обратно на Землю.
Однажды я видел, как безумие пошло человеку на пользу. Случилось это с Джеффом Хелбертом, и я собираюсь вам о нем рассказать. Тогда, в 2048 году, я работал генеральным директором станции Арсия[8]8
Гора Арсия – потухший вулкан на Марсе.
[Закрыть] – самой первой и самой крупной из всех марсианских колоний. Это произошло за пять лет до того, как колонии объявили себя независимыми, поэтому все шесть марсианских поселений еще контролировались теми или иными земными корпорациями. Станция Арсия подчинялась компании «КонСпейс». К тому времени на станции жили около ста человек, большая часть работала по контрактам, и лишь немногие вроде меня оставили Землю навсегда.
Джефф к числу старожилов не относился. Подобно многим, он прилетел на Марс для того, чтобы заработать приличную сумму за относительно небольшой срок. Шесть месяцев от Земли до Марса на челноке, вылетающем дважды в год, два года на планете, затем еще шесть месяцев обратного пути. Через три года парень мог получить достаточно, чтобы купить дом, открыть свое дело, играть на фондовой бирже или просто не работать довольно долго.
В былые времена такие, как он, трудились на нефтяных скважинах, вербовались во флот или строили электростанции. Ну а к середине века рискованная и высокооплачиваемая работа появилась на Марсе, поэтому отбоя от желающих тоже не было.
Джефф Хелберт относился к так называемым «марсианским мартышкам». На Арсии они занимались грязной работой, которую ученые, инженеры и прочие специалисты не могли или не хотели делать сами. «Мартышки» управляли бульдозерами или кранами на стройках, разгружали транспортники, чистили вентиляцию, чинили солнечные батареи или драили туалеты. Такие занятия не назовешь ни романтичными, ни сколько-нибудь интересными, но кто-то должен был все это делать, поэтому мальчишки вроде Джеффа ценились у нас на вес золота.
Да, Джеффа определенно можно было назвать мальчишкой. Жилистый, настолько высокий, что едва помещался в скафандре, в свои двадцать с небольшим лет он выглядел так, словно начал бриться только неделю назад. Он вырос в маленьком городке в Нью-Хэмпшире, и я не думаю, что ему доводилось удаляться от дома дальше чем на несколько сотен миль, – до тех пор пока он не бросил учебу и не нашел себе работу в «КонСпейс». Я не очень-то хорошо его знал, но мне встречались подобные люди: беспокойные, жаждущие приключений – и клада, который позволит им потратить остаток дней на что-нибудь более увлекательное, чем чистка бассейнов. Он, наверное, и не задумывался о Марсе до тех пор, пока не увидел рекламу на каком-то сайте. Впрочем, он проучился два года в колледже и подошел по своим физическим данным: этого оказалось достаточно, чтобы сначала включить его в учебную программу, а затем обеспечить ему койку на челноке.
Перед тем как покинуть Землю, Джефф заполнил и подписал все необходимые документы. Среди прочего и форму 36Б – разрешение на получение сведений о членах семьи. Компания требовала, чтобы каждый решил, хочет ли он узнавать о тяжелой болезни или смерти близких, оставшихся дома. Большинство людей, попадавших на Марс, никогда не задумывались об этом, но тем не менее должны были ответить на этот вопрос. Если вы, например, выясните, что ваш отец вот-вот умрет, вы ведь все равно не сумеете ничего сделать, потому что находитесь более чем в тридцати пяти миллионах миль от дома. Максимум, что вы можете, – послать короткое сообщение, чтобы кто-нибудь ему его прочитал. Вас не будет на похоронах, пройдет много месяцев, а скорее, несколько лет, прежде чем вы принесете розы папе на могилу.
Подписывая форму 36Б, многие размышляли в том духе, что лучше уж быть в курсе, чем оставаться в неведении вплоть до самого возвращения. Джефф тоже ее подписал, но позднее я выяснил, что сделал он это не глядя. Ну еще одна бумажка, которую надо подмахнуть, прежде чем его посадят в челнок, и отнесся он к ней так же, как к отказу от ответственности за несчастные случаи или к форме, подтверждавшей, что не страдает венерическими болезнями.
Хотел бы он, наверное, отказаться от подписи, за которую ему потом пришлось поплатиться рассудком.
Джефф провел на Марсе всего семь месяцев, когда из офиса «КонСпейс» пришло сообщение. Я узнал об этом, потому что получил копию. Едва прочитав текст, я бросил все дела и направился на второй уровень, где жили «мартышки», то есть находилась общая спальня неквалифицированных рабочих. Искать его койку мне не пришлось. Уже от входа я увидел людей, столпившихся вокруг парня, недоверчиво уставившегося в листок с факсом.
До того момента ни я, ни кто-либо еще на Арсии не знал, что Джефф оставил дома невесту – милую девушку по имени Карен, с которой познакомился еще в школе и которая согласилась выйти за него замуж примерно в то же время, когда он подал заявку в «КонСпейс». Джеффа приняли, и тогда они решили отложить свадьбу до его возвращения, даже несмотря на то что ждать придется три года. Джефф отправился на Марс, желая заработать деньги для их будущей семьи. Три недели спустя после отлета Карен сообщила ему о своей беременности и сказала, что дома его будет ждать ребенок.
Джефф сохранил это в тайне, в основном из-за того, что компания аннулировала бы его контракт, если бы стало известно, что он скоро станет отцом. Семьи Джеффа и Карен знали о ребенке и предпочли сделать вид, что Джефф все еще на Земле и просто уехал в долгую командировку. Они пообещали заботиться о Карен до его возвращения.
Месяца за три до родов семьи решили собраться на торжество в доме дяди Джеффа – из родственников он оказался единственным обладателем достаточно большого дома, вместившего всех. Родители Джеффа везли туда Карен на своей машине, когда произошла трагедия. Пьяница, научившийся отключать антиалкогольный блокатор своего автомобиля, оказался на дороге и врезался в них на полном ходу. Виновник аварии отделался растяжением шеи, но его жертвы были не настолько везучи. Карен, ее нерожденный ребенок, отец и мать Джеффа – все скончались по дороге в больницу.
Что можно сказать человеку, который только что потерял всю семью? «Мне жаль» – бессмысленно. «Я понимаю, через что тебе придется пройти» – просто смешно. «Знаю, что ты чувствуешь» – может обидеть. «Могу ли я чем-то помочь?» – бесполезно, если только у вас нет машины времени. Будь у меня машина времени, я бы одолжил ее Джеффу, дабы он вернулся на сутки назад, позвонил своим и сказал, чтобы они заехали за Карен на пятнадцать минут позже.
Люди все равно произносили все эти фразы, поскольку не знали, что еще можно сказать, а я дал Джеффу отпуск до тех пор, пока он не будет готов вернуться к работе: больше я ничего не мог для него сделать. До прибытия следующего челнока оставалось еще семнадцать месяцев, и к тому времени, когда Джефф вернется домой, с момента смерти Карен и его родителей пройдет уже два года.
На работу он вернулся уже через несколько дней. Возможно, Джефф понял, что больше ему нечем заняться, или просто устал сидеть в четырех стенах. В любом случае однажды он надел скафандр, прошел через шлюз и вышел наружу, чтобы помочь другим «мартышкам» выкопать яму под новый отстойник. Джефф уже не был тем добродушным парнем, каким его знали раньше. Он не острил, не дурачился и даже не жаловался на то, сколько часов пришлось убить на эту дурацкую яму, за которую лучше бы получить сверхурочные. Он работал, как робот, молча вгрызался лопатой в красную почву, а потом отложил инструменты и вернулся в купол, так и не проронив ни слова. Там он выбрался из скафандра и двинулся в столовую.
Прошло несколько недель, но ничего не изменилось. Джефф почти ни с кем не разговаривал, только ел, работал и спал. Все смотрел куда-то вдаль. Я бы понял, если бы он сорвался, устроил истерику, но этого не произошло. Как будто он отключил эмоции и подавил все свои чувства.
К тому времени на станции уже имелась неплохая больница, вполне достаточная, для того чтобы обслуживать все колонии, и главный психолог Арсии начал проводить с Джеффом регулярные терапевтические сеансы. Три дня спустя после того, как Джефф вернулся к работе, ко мне в офис заскочил Карл Розенфельд. Его отчет оказался безрадостным: Джефф Хелберт страдал от сильной депрессии, едва поддававшейся лечению. Хотя бедняга и не заговаривал о самоубийстве, доктор Розенфельд не сомневался: эта идея уже приходила ему в голову. Я знал, что, если Джефф захочет себя убить, ему достаточно будет просто выйти наружу, отключить подачу кислорода в скафандре и поднять забрало. Один глубокий вдох – и атмосфера Марса сделает все остальное. Джефф умрет быстрее, чем кто-нибудь успеет до него добежать.
– Хотите совет? – предложил Карл, сидя напротив меня с бокалом в руке. – Попытайтесь отвлечь его от произошедшего.
– По-вашему, я об этом не думал? Я пробовал, уж поверьте…
– Знаю, он мне говорил. Но сверхурочные не помогают. Также не помогают ни фильмы, ни игры. – Он помолчал. – Если бы я считал, что поможет секс, я бы попросил одну знакомую затащить его в постель, но от этого ему будет лишь хуже. Он никогда не любил никого, кроме своей невесты, и пройдет, наверное, немало времени, прежде чем он обратит на кого-то внимание.
– Так чего же вы от меня хотите? – вздохнул я. – Дайте хотя бы зацепку. Я пытаюсь помочь парню, но не знаю, как это сделать.
– Ну, я взглянул на график дежурств и заметил: на следующую неделю запланирована экспедиция. Куда-то на север, я полагаю.
– Хочу послать туда команду, – может, они найдут новый источник воды. А один из инженеров собирался заодно взглянуть на старый зонд НАСА.
– Так пошлите туда Джеффа. – Карл улыбнулся. – Им все равно понадобятся несколько рабочих. Путешествие поможет ему немного развеяться.
Это предложение было не хуже других, так что я открыл список, удалил из него имя какого-то рабочего и вписал вместо него Джеффа Хелберта. Я решил, что ему это не повредит, и оказался прав. Но не совсем.
Джефф принял участие в двухнедельной вылазке и отправился за шестидесятую параллель, к Ваститас Бореалис – в субарктический регион, окружающий Северный полюс Марса. Цель миссии заключалась в поиске места для нового колодца. Несмотря на то что большая часть воды на станции Арсия добывалась из атмосферного конденсата и наших парников, ее все равно не хватало. Поэтому мы бурили артезианские скважины в вечной мерзлоте северной тундры и выкачивали подземные воды в находящиеся на поверхности баки, которые, в свою очередь, собирали раз в месяц. Каждые два-три года один из колодцев истощался, и тогда нам приходилось посылать отряд на поиски нового места.
В вылазке участвовали два дирижабля – «Сэйджен» и «Коллинз». Джефф находился на борту «Коллинза», и капитан, который был начальником отряда, говорил, что он хорошо справляется со своими обязанностями. Десять дней дирижабли путешествовали по тундре, останавливаясь через каждые десять-пятнадцать миль, чтобы экипаж мог провести пробное бурение и посмотреть, что находится под красной каменистой поверхностью. В этом нет ничего сложного, и Джефф получил возможность взглянуть на северные края. Как правило, он молчал, и казалось, что эта поездка нагоняет на него тоску. Другие члены экспедиции знали о его судьбе и, конечно, пытались вытащить его из «раковины», но через некоторое время стало понятно: он не хочет ни с кем разговаривать, и его оставили в покое.
Затем, на одиннадцатый день миссии и за два дня до возвращения на Арсию, «Коллинз» нашел посадочный модуль.
Зонд НАСА «Феникс» еще в 2008 году подтвердил наличие на Марсе подземного льда. В отличие от многих европейских и американских зондов, в нем не было ровера – его заменяла роботизированная рука, раскапывавшая рыхлую поверхность и собиравшая образцы, которые затем анализировала бортовая химическая лаборатория. Зонд работал всего несколько месяцев, пока его батареи не разрядились во время долгой марсианской зимы, но он стал одним из важных шагов на пути к колонизации.
Как и ожидалось, члены экспедиции нашли его в куче нанесенных ветром песка и пыли, из которой торчала только верхняя платформа. Зонд тем не менее выглядел целым, и, хотя поднять его целиком на дирижабль не удалось, экипаж забрал роботизированную руку, чтобы доставить ее в музей. Нашли они и еще кое-что – марсианскую библиотеку.
В девяностые годы прошлого века, когда полеты к Марсу находились еще только на стадии планирования, национальному агентству предложили поместить в зонд DVD-диск с книгами, изображениями и аудиозаписями, имеющими отношение к Марсу. Делалось это под предлогом создания библиотеки для будущих колонистов, а на самом деле для того, чтобы отдать дань уважения поколениям писателей, художников и режиссеров, работы которых вдохновили человечество на исследования Марса.
НАСА одобрило эту идею – диск изготовили из кварцевого стекла, чтобы обеспечить его долговечность, и включили в план миссии. Для записи отобрали восемьдесят четыре романа, рассказы, статьи и речи, авторы которых варьировались от таких писателей восемнадцатого века, как Свифт и Вольтер, до фантастов двадцатого века вроде Нивена или Бенфорда. Также на диск записали галерею из шестидесяти изображений – от картин Боунстелла. Эмшвиллера и Уэлана до обложек комиксов. Попали на диск и четыре аудиозаписи, включая печально известную радиотрансляцию «Войны миров» 1938 года и запись дискуссии между Гербертом Уэллсом и Орсоном Уэллсом.
Диск, названный «Видения о Марсе», изначально поместили в посадочный модуль НАСА, который должен был высадиться на полюсе, но тот зонд упал в Атлантический океан, когда после запуска отказала ракета-носитель. Поэтому точную копию диска поместили на «Феникс», и в этот раз зонду удалось добраться до места. Таким образом, диск уже сорок лет лежал в Ваститас Бореалис, ожидая, пока кто-нибудь не извлечет его из «Феникса».
Вышло так, что достал его именно Джефф Хелберт.
Надо сказать, никто из участников экспедиции не знал об этом диске. К тому времени о нем позабыли, а сам факт его существования оказался погребен в недрах старых архивов НАСА, которые мне когда-то присылали с Земли, так что я не предлагал никому его доставать. К тому же экипаж «Коллинза» куда больше интересовался самим старым зондом, чем прикрепленным к нему DVD-диском. Поэтому, когда Джефф обнаружил диск и снял его с «Феникса», это не показалось членам экспедиции важной находкой. «А, ну да. здорово… отвези его домой и посмотри, что там», – примерно в таком ключе высказывались об этом участники.
Сказать оказалось легче, чем сделать. С тех пор как технология DVD устарела, минуло уже больше двадцати лет, а ближайшая барахолка, на которой можно было отыскать старый компьютер, находилась, понятно, не на Марсе. Тем не менее Джефф пошарил по кладовкам и нашел несколько мертвых компов, оставшихся с первых экспедиций. Они, конечно, не функционировали, но с помощью руководства по эксплуатации он сумел набрать достаточно комплектующих, чтобы соорудить одну работоспособную машину. Когда компьютер включился, Джефф достал из поцарапанной коробки диск и осторожно вложил его в слот. Убедившись, что все данные уцелели, он скачал их на свой планшетник, выбрал первый попавшийся пункт меню – им оказался «Путь марсиан» Азимова – и начал читать.