Текст книги "Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса"

Автор книги: Гарднер Дозуа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 71 страниц)

Если Саймон ничего не будет знать, значит Джеки жива. И так будет до тех пор, пока он в состоянии выносить холодную безграничную пустоту космоса вокруг и звук собственного тяжелого судорожного дыхания.

Макемаке

– Пожалуйста, сэр. Прошу вас. Что вам великодушно предложить? У меня есть изумительные чаи, крепкие и сладкие, а также слабые и изысканные.

– Что-нибудь изысканное.

– Еще раз прошу прощения за мое неожиданное вмешательство, сэр. Я бесконечно признателен вам за то, что вы тратите свое время и терпите убытки.

Саймон кивнул и ласково улыбнулся хозяину, ни о чем не спрашивая. Сурикаты были умными и общительными существами, они славились своими церемониями и инстинктивной вежливостью. Ответы не заставят себя долго ждать. Саймон был достаточно знаком с этим народом и понимал: ему не слишком понравится то, что он скоро узнает.

Чай подали холодным, в крохотных церемониальных пиалах.

– Вы по-прежнему делаете для нас великолепную работу, сэр.

– А я о вас слышал много хвалебных слов, – ответил Саймон. – Умы более возвышенные, чем я, утверждают, что никогда прежде наша группа не имела удовольствия работать со столь квалифицированным и ответственным шефом службы безопасности.

Тонкие черты шефа выразили удовольствие. Однако все его четыре руки слишком крепко сжимали пиалу, царапая длинными черными ногтями белый костяной фарфор.

Саймон допил свой напиток и отставил в сторону пустую пиалу.

Шеф сделал то же самое, а затем произнес зловещим тоном:

– Возможно, вы слышали о транспорте с беженцами, который прибыл вчера. Конечно, слышали, кто же не слышал? Одна тысяча и девять спасшихся, каждый из них – жертва чудовищной войны, и в данный момент все они находятся в карантине в обычном месте.

Наверху, в ста километрах над их головами, стоял небрежно замаскированный и чрезвычайно грязный ледяной купол – в такой же помойке, похожей на тюрьму, Саймон прожил первые три месяца после прибытия на Макемаке.

– Это моя проблема, – начал было шеф, но тут в его блестящих черных глазках появилась улыбка, и он поправился: – Наша проблема.

Довольно прямое напоминание о гражданской ответственности каждого.

– Более одной тысячи разумных существ желают обрести убежище среди нас, но, прежде чем это случится, мы должны выяснить все о каждом из этих индивидов. Возможно, политический климат и улучшается, однако раздражение и недоброжелательство по-прежнему сильны. Мы сохраняем нейтралитет дорогой ценой…

– Кто же наша проблема?

Шеф был доволен тем, что Саймон его прервал. По крайней мере, он, кажется. вздохнул с облегчением, глядя на существо в два раза крупнее его и старше кого бы то ни было в этом мире.

– Мы выявили военную преступницу, – признал шеф. – Весьма разыскиваемую личность, которая, как я полагаю, в прежние времена являлась вашей коллегой. По сообщениям надежных источников, она была замешана в марсианском геноциде, являлась консультантом в случае двух массовых убийств на Земле; также тщательно задокументирована ее роль в ганимедских побоищах.

– Мы обсуждаем Наоми?

Маленькое личико склонилось в смущении, длинное вытянутое тело опустилось на пол, покрытый ковром.

– Это одно из ее имен, да. Она пыталась скрыть свою личность, но то, что было умной, тщательно продуманной маскировкой в день, когда она покинула Титан, устарело и стало тривиальным.

Сурикаты были милыми существами, с густой шерстью мягче соболиной, а слой подкожного жира и фантастический обмен веществ позволяли им уютно чувствовать себя в ледяных туннелях. Шеф снова поднялся, беспокойно трогая считыватели и переключатели; хвост его энергично шевельнулся, подчеркивая важность того, что собирался сказать сурикат.

– Мы совершенно уверены. Это та самая печально знаменитая Наоми. В наших руках оказался атум – возможно, с самой дурной славой из всех ныне живущих.

– Из Синего Лагеря, – добавил Саймон.

В начале войны существовало восемь Лагерей. Из-за истощения ресурсов, потерь и в силу политической необходимости поле боя сократилось до двух Лагерей, и Синий официально прекратил свое существование.

– Что касается позиции нейтральных государств пояса Койпера, для нас не существует никаких Лагерей, – вежливо, но твердо предостерег его шеф. – Есть мы, и есть Война. Мы никогда не принимали ту или иную сторону в этом нелепом конфликте, а это означает, что нам никого не следует поддерживать и что мы должны воздерживаться даже от самых условных союзов.

Иными словами, чтобы сохранить мир, они вынуждены быть жестокими.

Саймон кивнул.

– Почему сюда?

– Простите, сэр?

– Мне понятно, почему Наоми предпочла сбежать. Разумеется, она постаралась улизнуть. Но женщина, которую я знал, обладала способностью угадывать, куда повернет туннель в следующий момент. Бросить все ради долгого полета на окраину системы, к самым границам обитаемого пространства… проделать весь этот путь ради того, чтобы оказаться на Макемаке, – шаг в лучшем случае отчаянный. В худшем – внушающий подозрения.

Нежелательный вопрос был задан. Отвечая на него, шеф определенно вспомнил о своем положении; он напряг хвост и сжал кулаки.

– Отчаяние – вполне нормальная реакция ныне. Сэр, вы не видите разведывательных сводок, которые я вынужден терпеть. Вы не изучаете детально разработанных имитаций и прогнозов продолжающихся бедствий. По меньшей мере девяносто процентов населения Солнечной системы уничтожено. Это самое меньшее. Миры разрушены, будущее уничтожено – но, конечно, здесь, где мы бережно сохраняем мир, вы и представить себе не можете, насколько жалки, безумны и больны эти умы… эти немногие истерзанные существа, которым удалось дожить до сегодняшнего дня.

– Согласен, – доброжелательно откликнулся Саймон. – Я действительно не знаю, каково это.

Шеф вздохнул. Сожалея о собственной резкости, он признался:

– К вам я испытываю только уважение, сэр. Уважение вкупе с благодарностью. Что бы мы делали без ваших талантов? Что, если бы ваш путь привел вас к другому миру Койпера… скажем, к Варуне? Сейчас у них был бы великий атум, творящий чудеса с ограниченными ресурсами, а нам бы пришлось отказывать всем страждущим из-за нехватки места, еды и драгоценного воздуха…

На Варуне произошла катастрофа. Слишком много беженцев для мира, где едва началось терраформирование. Однако Макемаке, и в особенности сообщество сурикатов, пережило этот кошмар без особых потерь.

Саймон знал правила игры.

– Вы бы прекрасно справились и без меня, – с притворной убежденностью возразил он. – Вы удивительный, бесконечно изобретательный народ.

Его хозяин заулыбался. Пожалуй, он улыбался даже дольше, чем следовало.

– Могу я задать еще один вопрос?

– Да, сэр, – откликнулся шеф службы безопасности.

– Зачем я здесь? Вы ведь уже установили личность пленницы. А поскольку я не видел ее по меньшей мере восемьсот лет…

– Девятьсот пять марсианских лет, – поправил его шеф.

– Я не понимаю, какова моя роль во всем этом. – Саймон погладил короткую седую бородку, скрывавшую половину его вполне человеческого лица. – Если только, конечно, вы не хотите, чтобы я давал показания в суде.

– Нет, – выпалил шеф.

Саймон ждал, его терпение было на исходе.

– Суд закончился несколько часов назад. Судьи уже вынесли приговор. Осталось только казнить заключенную.

– А, – кивнул Саймон. – Так вы вызвали меня сюда в порядке любезности?

Черные глаза смотрели на него, и в них читалась надежда, что больше ничего говорить не придется.

Однако, хоть атум и прожил много десятков лет среди этих существ, он никак не мог собрать воедино все подсказки. То, что было бы очевидно любому местному жителю этого холодного уединенного мира, для него оставалось тайной. Наконец с искренним смущением Саймон признался:

– Я не знаю, чего вы хотите.

– Этого хочет арестованная.

– Чего именно?

– Наоми выучила наизусть наши законы, – признался шеф. – И она каким-то образом узнала, что вы здесь живете.

Атум почувствовал себя не в своей тарелке.

– Она апеллировала к редко применяющемуся закону и назвала имя своего палача.

– Я не стану этого делать, – сказал Саймон.

Сурикаты – существа в высшей степени общественные. В их гражданском кодексе нет такого понятия, как право выбора. Их преданность своему городу и миру безупречна. Такого же поведения они ждали и от тех, кто жил в их соборах из льда и прозрачного воздуха.

– Если вы откажетесь от этой чести, – без экивоков заявил шеф, – мы будем вынуждены начать процедуру депортации.

Саймону потребовалось некоторое время, чтобы переварить услышанное.

– Она хочет, чтобы ее убил я, – тихо пробормотал он.

– На мой взгляд, – чопорно ответил шеф, – эта женщина уже мертва. Своими действиями вы лишь подведете черту.

Во множестве разных мест, в том числе в памяти по крайней мере одного атума, имелись точные и эффективные планы трансформирования этого маленького мира. Макемаке был назван в честь полинезийского бога-создателя, точнее, в честь божества, которому поклонялись жители изолированного острова Пасхи, – а в те времена, когда человек только начинал осваивать новые земли, остров этот был, вероятно, самым удаленным клочком суши, заселенным представителями человеческой расы. Трансформация Макемаке уже должна была бы начаться, если бы в прошлом столетии не разразилась война. Пока Марс в очередной раз умирал, сюда была доставлена дюжина новых искусственных солнц. Они находились на орбите, терпеливо ожидая приказа зажечься. Сделать первый шаг было несложно: превратить метановые снега в тонкий слой атмосферы, окружающий небесное тело вполовину меньше Плутона. Но даже этот скромный шаг таил в себе опасность. Зачем превращать свой мир в приманку для далекого, но оттого не менее грозного врага? Восемь десятилетий беспрецедентной борьбы опустошили и более богатые миры, и если бы не тоненький ручеек беженцев, которым, пусть с трудом, но все же удавалось добраться до этого холодного, темного мира, здесь царило бы полнейшее затишье.

Высокопоставленный атум поразмыслил на эту серьезную тему и решил, что ему чрезвычайно повезло: он не только сумел выжить в Войне, но и обнаружил форму жизни, наделившую его властью и привилегиями, о которых он прежде и не мечтал.

Прогулки по поверхности обычно доставляли Саймону удовольствие. Царство холода и бесплодного льда дышало величием. В черном небе не было ни движущихся огоньков, ни пролетающих кораблей, и это бесконечно привлекало Саймона. Не было вспышек и отблесков от залпов гигантских орудий. На сегодня ни один из выживших Лагерей не был способен на такие чудовищные действия. А потому целеустремленный разум Саймона мог забыть обо всем. Можно было смотреть на тлеющий уголек Солнца, на тусклую точку Юпитера и верить во что угодно, только не в ужасающую реальность, в которой почти все живое было уничтожено, а все миры, включая Землю, сделались практически необитаемыми.

– Ты что делаешь? – спросил резкий, нетерпеливый голос.

– По мере возможности – ничего, – признался он собеседнице.

– Сосредоточься, – потребовала она.

– Надо бы.

– Ты ведь совсем не изменился, правда, Саймон? Все так же избегаешь неприятной работы.

– Это мой лучший недостаток, – ответил он.

Наоми проигнорировала шутку. Ее собственная сосредоточенность была непреклонной, проницательность – неослабевающей, а взгляд, как всегда, был устремлен лишь к одной важной для нее цели. Внезапно остановившись, она сказала:

– Я выбрала тебя не только потому, что мы некогда были друзьями и коллегами. Нет, Саймон. Я выбрала тебя потому, что ты, вероятно, самый последовательный человек из всех, кого я когда-либо знала.

– Что тебе надо, Наоми?

– Пока не скажу, – поддразнила его Наоми и решительно зашагала в направлении небольшого, неприметного кратера, где вот уже несколько лет казнили пленников вроде нее.

Наоми и Саймон были одинаковых размеров, плюс-минус несколько граммов. Но ради того чтобы добиться расположения своего Лагеря, ныне потерпевшего поражение, она уже давно отказалась от всего, что выдавало бы в ней человека. Теперь эта женщина напоминала скорпиона, оснащенного суставчатыми конечностями и изящным, невероятно элегантным хвостом, который был сейчас свернут внутри скафандра. Ее панцирь мог выдержать воздействие жесткого вакуума, но только не холод. Скафандр был снабжен подогревом, а простая система рециркуляции постоянно насыщала кислородом ее зеленую кровь. Если вывести из строя хотя бы одно устройство из двух, она умрет, медленно и неотвратимо. Шеф и привлеченные эксперты советовали Саймону отключить обе системы сразу и тем самым ускорить финал. Но ледяные кристаллы и удушье – это было очень жестоко, пусть и на клеточном уровне. У Саймона имелись свои взгляды на то, как совершить убийство; пусть ему это и отвратительно, он приведет приговор в исполнение так, как считает нужным.

Скорпион бежал по льду, не выказывая признаков страха.

Стороннему наблюдателю могло показаться, что приговоренным здесь был Саймон. За их передвижениями действительно наблюдало множество глаз. Ради такого исключительного события были распакованы и активированы камеры, предоставленные обоими Лагерями. Аппараты выступали свидетелями: с Солнечной системой их соединяли обеспеченные специальной защитой радиационно-устойчивые линии связи. В принципе ни у кого не могло возникнуть сомнений относительно того, что должно произойти, – разве что кому-то хотелось до последнего не расставаться с заблуждениями.

Саймон прибавил шагу и догнал заключенную почти на самом краю кратера.

Движения Наоми внезапно замедлились, словно у нее вдруг закончился адреналин или то, что его заменяло. Пугающе человеческие глаза взглянули на Саймона снизу вверх.

– Ты мне всегда так нравился, – сказала она по закрытому каналу.

Он был изумлен, но виду не подал.

– Я понимаю, как это звучит, и знаю, что ты мне не веришь. Но с самой нашей первой встречи я прониклась огромным уважением к твоим способностям.

– Где это было? – спросил он.

– Первая встреча?

– Я стар, – признался он. – Напомни мне.

Она не просто упомянула о Венере. Вдаваясь в удивительные подробности, Наоми описала скучное совещание между членами команды, занимавшейся воздушным планктоном, – одно из обычных, ничем не примечательных событий, о которых Саймон, как правило, забывал через неделю, а то и раньше.

– Ты делал скептические замечания о нашей работе. Сейчас-то мне ясно, насколько проницательными и толковыми они были.

– И это тебя впечатлило?

– Странно, но ты казался спокойнее и увереннее нас всех. Ты был честнее и менее всех нас настроен пачкать руки политикой.

Он пожал плечами, не говоря ни слова.

– Уверена, что ты это заметил: я кокетничала самым бессовестным образом, когда мне нужно было расположить к себе людей. А уж амбиций в те времена у меня было столько, что не снилось и десяти Саймонам.

– Наверное, – признал он.

– Ты хотел со мной переспать?

– Нет, – солгал он.

Но ей, похоже, было все равно: она прикрыла глаза, печально склонила жесткое лицо:

– Если бы я обратила на тебя внимание… если бы позволила себе учиться у тебя… моя жизнь, наверное, сложилась бы намного лучше.

Может, жизнь и стала бы другой, а может, и нет. Саймон давно уже понял: каким бы творческим и хорошо информированным ни был человек, он не сможет прозревать будущее и видеть последствия даже мудрейших решений. Неведение было прозрением и несло с собой освобождение от сожалений.

Они добрались до кромки кратера вместе – два крохотных существа на краю изящной плоскодонной чаши. Внезапно Саймон оказался впереди; железа, появившаяся у него совсем недавно, вбрасывала в кровь псевдоадреналин.

– Ты назвала мое имя, – сухо и напряженно заговорил он. – Ты утверждаешь, что на то есть причина. И если ты ее не назовешь, я буду счастлив.

– Но я должна тебе сказать, – возразила Наоми.

– Я не могу тебе помочь, – предупредил он. – Если ты думаешь, что у меня здесь есть связи и власть, это не так. Если считаешь, что у меня не хватит духу сделать это, что я откажусь и тогда Сурикаты не станут больше пытаться тебя казнить…

– Я не жду от тебя ни помощи, ни слабости, – перебила она. – У тебя доброе сердце. Но выбрала я тебя не из-за этого.

– Доброе сердце, – повторил он; эти слова неожиданно вызвали мучительный отклик в его душе.

– Мы оба с тобой, Саймон, – продолжала Наоми, – мы, атумы, много разного повидали за свою уникальную карьеру.

Он высоко подпрыгнул и опустился на ровный участок водяного льда, твердого как камень.

– Полагаю, что да.

– Моя карьера… – начала она.

Он заставил себя двигаться медленнее, поглядывая вверх, на камеры, висевшие в небе, где царила вечная ночь.

– Быть атумом – это благословение свыше, и я чувствую себя избранной. Я знаю, как это выглядит сейчас – то безумие, которое привело нас в Лагеря. Мы использовали свои знания о строительстве миров для того, чтобы убивать миры. Но подумай об истории, свидетелем которой я была. О гениях, которых я знала, о нашей важной работе и о глупых трагедиях тоже… обо всем, что влечет за собой преобразование миров, о десятках и сотнях миров, больших и малых, которым мы дарили жизнь…

– О чем это ты, Наоми?

– Я вела дневник, – негромко сказала она.

– Многие так делают.

– Но мой дневник гораздо подробнее, – настаивала она. – С самого начала я использовала только лучшие методы, самые совершенные приемы. Это не просто текст и изображения, Саймон. Я подвергала свой мозг сканированию, загружала в дневник свои воспоминания, все без исключения. Все. А потом я использовала искусственный интеллект армейского образца: он стал и наблюдателем, и голосом. Там моя жизнь – все, что было в ней прекрасного и ужасного. Не думаю, что хоть кому-то удалось достичь того же, что и мне.

– А в чем моя роль?

– Я расскажу тебе, где я его спрятала, – сказала она. – Ты хороший, порядочный человек, Саймон; ты способен понять всю ценность такого рода свидетельств. Когда пройдет десять тысяч лет, разве люди не захотят понять нас – тех, кто творил их историю, кто первыми колонизировал Солнечную систему?

Саймон посмотрел на Солнце, на еле заметный пояс пыли, двигавшийся по эклиптике, – последствия чудовищных взрывов и разрушительных столкновений.

– Ты уверена, что к тому времени еще останутся слушатели и зрители?

– Мы ошибались, – призналась она. – Но эта война закончится. И разве мы не должны преподать нашим потомкам все уроки, какие только возможно? Не делайте, как мы, – вот что мы им скажем.

– Я не делал ничего ужасного, – заявил он.

У Наоми внезапно иссякли все похвалы для своего палача. Пресекающимся голосом она произнесла:

– Нет, ты виноват не меньше меня, Саймон.

– Несмотря на мои благие мотивы?

– Миллион умных идей ничего не решает, если тому, кто их высказывает, не хватает убедительности, чтобы изменить хотя бы одно деяние.

Они находились рядом с центром кратера: место казни было обозначено аккуратным черным кругом, воронками от выстрелов и закоченевшими телами. Стоит только дойти до черты – и закрытый канал перестанет работать. Они смогут говорить друг с другом только по открытой общей связи. Саймон почувствовал, как кровь приливает к его лицу, – и это было лишь слабым отголоском охвативших его глубоких, противоречивых чувств. Он старался держать эмоции в узде, но голос его звучал напряженно и жестко:

– Время пришло, Наоми. Сейчас я отключу подачу кислорода и подогрев, и остаток пути мы пройдем вместе.

– А мой дневник?

– Твой панцирь – прекрасная изоляция, – сказал он вместо ответа. – Если я прав, у нас будет еще несколько минут, прежде чем ты сделаешь последний вздох.

– Но ты же спасешь мой дневник, правда? Я скажу тебе, где он, и ты сможешь им пользоваться по своему усмотрению. Если хочешь, как историческим документом…

– И все только по этой причине, – пробормотал он.

От волнения она дрожала, но при этом вид у нее был довольный.

– Я делала все в точности, как ты, Саймон, – сказано было так, словно они – два заговорщика.

Он коснулся устройства управления на ее спине и отключил обе системы.

– И ты присутствуешь здесь как близкий мне человек, – призналась она. – Если девушке суждено умереть вот так, рядом с ней должен быть друг, разве ты с этим не согласен?

– Я не твой друг, Наоми.

Она промолчала.

Кислород перестал поступать в ее кровь, а в следующий момент она начала ощущать жестокий холод Макемаке.

– Не знаю, смогу ли я добраться до круга.

– Сможешь.

– Скажи, что ты – мой друг, – умоляла она. – Пожалуйста. Я не хочу, чтобы все закончилось вот так.

Из футляра на боку Саймон достал портативную рельсовую пушку, прицелился и выпустил заряд из камня и железа прямо в мозг скорпиона. Наоми замерла, а мгновением позже рухнула на лед. Он взял ее за переднюю ногу и поволок через аккуратную черную черту, затем отступил назад, чтобы дать возможность камерам опуститься и обследовать тело с помощью целого арсенала изощренных инструментов. Тяжело дыша, он глядел на труп, а потом твердо произнес:

– Ты помогла убить сотни миллионов. До сегодняшнего дня и пары добрых слов мне не сказала. И будь я проклят, если помогу твоим драгоценным воспоминаниям пережить сегодняшний день.

– Благодарю, – сказал шеф.

Он поблагодарил Саймона еще раз, и еще, и еще дважды, с еще большим чувством. После чего продолжил с видимым беспокойством:

– Должно быть, вам было очень тяжело. Независимо от того, кем она была и насколько заслужила такую судьбу…

– Было трудно, – признался Саймон.

Казалось, маленькое существо просто вне себя от сочувствия:

– Это больше не повторится. Обещаю.

– Я всегда к вашим услугам, – ответил Саймон.

Юмор – чернее некуда.

Шеф настороженно кивнул.

– Она привезла его с собой. Не так ли?

Шеф замялся:

– Что привезла?

– Свой дневник. Искусственный интеллект со всеми ее воспоминаниями. Наоми явилась сюда в надежде использовать дневник в качестве взятки, в надежде заключить более выгодную сделку.

До этого момента Саймон и сам не верил, что это правда: но слова были сказаны, и он понял – только так и могло быть.

Шеф внезапно утратил дар речи.

– Я полагаю, кто-то из вас двоих решил втянуть меня в эту аферу. Она бы рассказала мне, что ее легендарный дневник находится где-то еще, там, куда непросто добраться, и следы ведут далеко за пределы Макемаке. Даже если забыть о невидимом следе, который тянулся за ней из всех больниц, от всех специалистов, вовлеченных в проект, Наоми наверняка рассказывала другим о своем проекте автоматической записи. Но если бы я считал, что обладаю специальными знаниями, и действовал в соответствии со своими благородными порывами… что ж, полагаю, это могло бы отвлечь многих игроков, а вы тем временем получили бы главный приз.

– Но мне-то к чему все это? – упорствовало маленькое существо.

– К тому, что Наоми обладала богатейшим опытом, и именно этой частью ее имущества вы хотели завладеть. Ее знаниями. Когда эта война закончится, Макемаке сможет преобразиться, а это гораздо проще сделать, если воспользоваться доступными и совершенно бесплатными знаниями высококвалифицированного атума.

– Наоми мертва, – напомнил шеф в свое оправдание.

– Да. И нет. Полагаю, эксцентричный разум этого создания интерпретировал события по-иному. – Саймон пожал плечами, его гнев окончательно улетучился. – Где я видел бесполезную смерть на льду, там она представляла себе жизнь в качестве нового механического разума. Такое одержимое существо, как Наоми, способно убедить себя в самых невероятных вещах… и, как знать, возможно, старуха была права?