Текст книги "Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса"

Автор книги: Гарднер Дозуа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 71 страниц)

Земля

Целью визита были встречи с новым поколением атумов – как в аудиториях, так и с глазу на глаз. Нужно было оценить достоинства и неизбежные недостатки выпускников, прежде чем судьба разбросает их по разным уголкам Единой системы. Однако несколько благодарных руководителей университета пришли к главному атуму с просьбой провести открытое мероприятие: это вызовет широкий интерес и будет поставлено в заслугу как им самим, так и их почтенному учебному заведению. Саймон неохотно дал свое согласие. Он произнесет речь, но при условии, что слушателей будет не слишком много – несколько студентов и преподавателей в каком-нибудь небольшом лекционном зале. Он понимал, что любое публичное мероприятие с участием персоны его уровня неизбежно привлечет внимание. Ему хотелось бы избежать ситуаций, когда толпы энергичных, но плохо подготовленных людей будут заглядывать ему в рот, не в силах отличить бездумное замечание от жестких политических заявлений. Однако эта просьба, казавшаяся ему самому разумной и безобидной, привела к тому, что сперва было введено жесткое ограничение на посещение встречи, а затем, когда выяснилось, что желающих все равно слишком много, возникла лотерея: билеты можно было выиграть или получить за головокружительную сумму – и все ради того, чтобы втиснуться вместе с сорока тысячами столь же увлеченных единомышленников в длинное жаркое помещение, где все глаза и несколько скрытых камер будут прикованы к человеку, почти столь же старому, сколь и само терраформирование.

Саймон упорно сохранял милую его сердцу человеческую внешность. В нем еще оставалось что-то от мальчишки-марсианина – пусть эти древние ткани и состояли всего из нескольких клеток, затерявшихся среди кристаллических структур, метаболических механизмов, пучков интеллектуального света, нулевых провалов и межатомных промежутков. Он смотрелся высоким, но лишь по сравнению с теми существами, что собрались вокруг него. Он начал свое выступление с широкой улыбки, его голос был смоделирован так, чтобы звучать тепло и приветливо для обычных людей; он поблагодарил всех, кто решил потратить часть своего напряженного дня на то, чтобы послушать рассуждения старика. Затем он рассказал историю из своего детства, подробно описав, как однажды отец дал ему подержать в руках Зерно – нанобомбу, одно из тех древних чудес, которые должны были превратить Марс из пустыни в райский сад.

– Тогда я не понимал всей значимости этого примитивного инструмента, – признался он. – Но я держал чудесное Зерно в ладонях и думал о том, что в своей короткой жизни я никогда не касался ничего более важного. Свой собственный скучный мозг я упорно не брал в расчет, как и разумы всех окружающих. Однако разум – это и есть единственное чудо, которое достойно нашего непреходящего уважения, и я могу лишь пожелать, чтобы каждый из нас помнил эту истину во все дни своей жизни.

Сейчас Саймон был меньше, чем его руки в детстве, меньше того самого Зерна. Однако с тем же успехом можно было сказать, что он больше шара из камня и железа, который назывался Марсом. Как и у большинства ныне живущих, значительная часть его знаний – факты, языки, обычаи и разнообразные инстинкты – хранилась в едином разуме земного сообщества. Сам он оставался единственным в своем роде человеком, наделенным индивидуальностью и древними, зачастую эксцентричными представлениями. Но поскольку люди были устремлены в бесконечность, пространство становилось все дороже. Если бы люди продолжали хранить весь свой жизненный опыт внутри собственного черепа, это вызывало бы необходимость в больших, малоэффективных телах, которым, в свою очередь, нужно было бы много пространства для жизни. А если бы эти тела достигли даже самых скромных темпов размножения, любой мир оказался бы переполненным всего за день, а следом – еще десять тысяч миров.

Как обычно в подобных случаях, Саймон напомнил всем и каждому, что любой атум, особенно тот, кто занимает внушающий ужас пост главного атума, должен способствовать выбору пути в будущее, искать баланс между разнузданной свободой и деспотичным правлением. Какие биологические виды будут населять мир; сколько детей будет позволено иметь каждому из живущих; по каким законам будут жить граждане и какие для них будут предусмотрены наказания за нарушение этих законов. Последствия ошибок были общеизвестны, однако на всякий случай он напомнил аудитории о Первой Войне и последующем Очищении, о разразившейся уже после войны битве в поясе Койпера и о том, что было наречено Последним Очищением – так, словно политическое безумие было навеки истреблено и вычеркнуто из дальнейшей истории цивилизации.

– Нет ничего вечного, – предупреждал он, – не важно, идет ли речь о жизни одного существа или о существовании самого маленького красного солнца, длящемся сто миллиардов лет.

Тут его голос обрел глубокий тембр и мощь, заставив вздрогнуть тех слушателей, которые потихоньку начинали дремать.

– Перемены неизбежны, – уверял он, – но это едва ли не единственное, что мы можем с уверенностью знать о лежащей впереди вечности. Мне представляется, что у всех здесь присутствующих есть благородное желание сделать так, чтобы разумная жизнь процветала во Вселенной, чтобы она распространялась на другие солнечные системы и со временем появилась во всех уголках Млечного Пути. Однако мы не можем с уверенностью сказать, что это случится. Исследуя небесное пространство, мы неизменно наблюдали то, что можно назвать скудностью разумной жизни. Сегодня цивилизации, наиболее близкие к человеческой, едва начали принимать первые передачи с Земли; слабые шорохи радаров и радиосигналов навряд ли способны намекнуть им на то, что произошло с тех пор. Предполагается, что неторопливый содержательный разговор сможет начаться лишь в следующие несколько тысяч лет. Может случиться и так, что соседи встретят известие о нашем существовании полным и многозначительным молчанием. Богатому воображению легко представить себе как чудеса, так и ужасы, которые таит в себе грядущая история. Но стоящий перед вами человек, атум, верит, что подлинным даром иных цивилизаций будут полные и однозначные ответы на вечные вопросы жизни и благополучного существования во Вселенной, которая столь низко ценит доставшийся нам разум.

Традиция требовала, чтобы главный атум постоянно проживал на Земле, но, поскольку Саймон не принимал участия в поддержании биосферы планеты, он был волен жить там, где ему вздумается. Некоторые сетовали на то, что новое начальство не доверяет работе местных атумов. С чего бы еще ему пришло в голову обосноваться в вакууме, над сотней миллионов голов? Все попытки объясниться с этими людьми были бесполезны. Саймон несколько раз говорил о своей любви к космосу, об иллюзии одиночества, но в конце концов перестал оправдываться. Пока он занимает эту должность, враги будут находить причины для недоверия, но, пока его противники мыслят настолько мелко, он будет в безопасности, где бы ни находился его дом, до тех самых пор, пока не потеряет свою должность.

– У меня есть для тебя поручение, – сказал Саймон своему любимому помощнику. – Довольно важное задание, которое я не могу доверить никому, кроме тебя.

Существо вспыхнуло ярко-синим цветом, и все его двадцать конечностей задрожали в ответ на столь очевидный комплимент. Затем мягкий чистый голос произнес:

– Сэр. – А потом: – Это большая честь, – прежде чем задать вопрос: – В чем заключается задание?

Усилием мысли Саймон отправил помощнику пакет зашифрованных файлов с необходимыми ключами, а также несколько полезных рекомендаций. Подождал, пока помощник ознакомится с метками файлов. Тот быстро обрабатывал информацию: мгновением позже его конечности напряглись, а страх окрасил кожу в темный, беспросветный фиолетовый цвет.

– Сэр, – начал голос.

– И что же такого ты там обнаружил? – поддел помощника Саймон.

– Я ничего не знал об этих делах.

– Ну конечно не знал, – согласно кивнул атум. – Именно об этом тебе следует упомянуть, когда ты начнешь действовать в соответствии с полученной информацией.

– Сэр?

– Ты ведь будешь действовать, не так ли?

Помощник почернел и похолодел.

– Это нечестно, сэр, – пожаловался он.

– Есть немного, – согласился Саймон.

– По закону я должен передать известную мне информацию в соответствующие структуры.

– Ничего другого я и не ожидал, друг мой.

Существо что-то пробормотало про себя.

– Сделай мне небольшое одолжение, – продолжил Саймон. – Передай эти улики в Ведомство экзотической биологии. И да, их юрисдикция распространяется на подобные дела. Это в полной мере приемлемый орган власти, и никто тебя не осудит, даже если однажды ты решишься рассказать об этих событиях кому-то еще.

Озадаченный, но послушный, помощник отправился выполнять неожиданное поручение.

Оставшись один, Саймон влез в свой невесомый скафандр и вышел на твердую поверхность новейшей теплицы. Солнце еще не взошло, только над геометрически идеальным горизонтом появилось слабое свечение. Меркурий выглядел тусклой точкой, почти незаметной среди звезд, его верхний слой в пятьдесят километров был срезан и переработан в среды обитания размерами от огромной горы до маленького каштана. Венера была ближе и намного тусклее, ее заключили в оболочку из нескольких теплиц, предназначенных в первую очередь для того, чтобы захватывать и удерживать каждый фотон солнечного света, – таким образом, температура внутри теплицы поднималась все выше, и в конечном итоге планета должна была полностью растаять. Затем расплавленную кору и мантию можно будет без особого труда выкачать, а это, в свою очередь, позволит создать сотни триллионов обитаемых миров, которые со временем образуют великое кольцо вокруг Солнца.

Юпитер так и остался пустыней с огромными незаселенными пространствами и массой полезных ископаемых; его окружали спутники, превращенные в водные миры, кишащие жизнью, но все еще не заселенные до конца. Уран и Нептун светили ярче, чем когда-либо: терраформирование этих маленьких гигантов только началось. Марс снова пытались превратить в землеподобный мир, но на этот раз работа заключалась в строительстве усовершенствованных теплиц, установленных одна поверх другой, а кору пронизывали сети пещер, отчасти заполненных подземными морями. Самой большой на вид казалась Луна. Почти такого же размера, что и Земля, она представляла собой громадный полый шар, состоящий из камер, наполненных разреженной атмосферой и населенных существами, не зависевшими от наличия воды. Лунный проект был также ориентирован на рост, машины и живые организмы активно перерабатывали залежи камня. Но, как и с любым миром в Единой системе, гений, проектировавший эту трансформацию, делал особый упор на стабильность. Каждая планета функционировала подобно гнезду общественных насекомых. Пока все фигуры и игроки взаимодействовали между собой, жизнь процветала. Но нарушение покоя означало гибель королев улья, а оставшееся наследовали смиренные и невинные, что также было немаловажно.

Некогда Саймон помогал создавать эту жестокую и простую систему. Человечество могло обладать таким могуществом, чтобы вдохнуть жизнь в любую желаемую форму, но никто не отменял дарвиновского бога, который управлял всей этой грандиозной неразберихой, так что в течение ближайшей пары миллиардов лет лучшим представителям вида суждено было преуспевать больше, чем прочим.

Иногда Саймону казалось чудом то, что он достиг такого положения. Однако этим ранним утром для него не было ничего естественнее, чем исполнять роль главного атума. Конечно, он считался важной персоной. Кто, кроме него, дожил до такого возраста и нажил так мало врагов? Кто еще может сказать, что стоял практически у истоков и при этом никогда не принадлежал ни к одной тайной организации и не совершал значимых убийств?

Саймон беззвучно рассмеялся, наслаждаясь иронией ситуации. Похоже, отсутствие честолюбия – это и есть высшее проявление тщеславия.

В это мгновение Дом известил его о том, что прибыл посетитель.

Саймон не спросил имя: он и так его знал. Развернувшись, он зашагал назад – сначала медленно, потом быстрее – и сказал Дому:

– Передай Лилли, пусть устраивается поудобнее. Преступник уже в пути.

– Как тебе это удалось? – выпалила она, а мгновением позже прибавила: – Должно быть, это какая-то ошибка. Кто-то пытается тебя подставить, причем даже не сумел придумать ничего правдоподобного.

Как и Саймон, Лилли сохранила свои человеческие черты. Она наблюдала, как он располагается напротив, вовсе не проявляя естественной в подобных обстоятельствах заинтересованности.

– Хуже такого скандала просто не может быть, – продолжила Лилли. – Если бы я кому-нибудь сказала…

– Но ты ведь не сказала, – перебил он ее.

– Я подумала, что хотя бы из вежливости должна сперва посмотреть тебе в лицо – вдруг увижу хоть какое-то объяснение тому, что ты сделал.

Он пожал плечами и ничего не ответил.

– Межзвездные корабли запрещены, – резко бросила она. – Ни один летательный аппарат, кроме стерильных дронов, не имеет права легально выходить за пределы пояса Койпера.

– Мне прекрасно известны законы…

– А этот корабль, который ты построил… – выпалила она. – Черт возьми, Саймон, он нарушает тысячу законов, не меньше. Если бы ты вывел это волшебное Зерно в открытый космос… ты мог бы отправиться куда угодно… а еще ты мог бы инфицировать и трансформировать любое небесное тело. Любой мир. Запрещенные технологии, технологии, применение которых дозволено только на правительственном уровне, – и все это ты собрал здесь, используя свое положение главного атума…

– Это впечатляет, верно?

Лилли так и осталась страстной натурой, смуглая и привлекательная, но сосредоточенная лишь на том, что служило цели всей ее жизни.

– Я боюсь, Саймон. До ужаса. Что ты планируешь делать с этим чудовищным Зерном?

Он рассмеялся, кивнул, а затем спокойно признался:

– В нем есть место для одного маленького пассажира.

– Для тебя? – простонала она.

– Для меня? Нет, вряд ли.

Саймон сидел неподвижно, внимательно разглядывая свою гостью.

– Я кое-что задумал. Но подозреваю, у меня нет ни соответствующей подготовки, ни склонностей, чтобы стать подходящим пилотом и выполнить эту работу.

– Какую работу?

Саймон подался вперед и взял руки Лилли в свои: сперва одну, потом другую. Это было приятно – вот так держать руки женщины, чувствовать жар ее тела. Он думал о том, как Лилли и его отец спали вместе на красных просторах Марса. Он вспоминал их встречу на Венере – во тьме, на ветру. А затем он удивил их обоих – опустился на колени, молча поднес обе руки Лилли к своим губам и поцеловал, ощутив на губах и на кончике языка легкий и восхитительный привкус соли.

Мир, свободный от бремени имен

Объект был замечен и тут же измерен – небольшой мерцающий свет, движущийся вдоль расчетного вектора прямо к сбрасывающему скорость космическому кораблю. Первой реакцией Маккола были бурный смех и парочка отборных ругательств.

– Много же времени им понадобилось, чтобы начать погоню, – заявил он псам, бескрылым огненным драконам и прочим могучим и бесстрашным членам своей беззаветно преданной команды. – Внимательно наблюдайте за нашим врагом. Изучайте его и ничего не предпринимайте. А когда он приблизится на расстояние в десять тысяч километров, уничтожьте его.

Каким бы оружием ни пользовалась команда, пятый выстрел без следа испарил и оболочку, и на удивление простое органическое существо внутри.

В честь победы были поданы напитки.

Уже много веков капитан звездного корабля испытывал тревогу. Бортовые зеркала показывали, что оставшаяся позади Солнечная система не раз переживала периоды войн и последующих возрождений. Кто знает, что за чудеса изобрели новые поколения? Но, как выяснилось, тревоги его были напрасны. Всего несколько минут ушло на то, чтобы внимательно изучить поверженного врага. Оставшаяся пыль не представляла загадки: она почти полностью состояла из железа. Но зачем было тратить столько сил, чтобы послать за Макколом что-то вроде пушечного ядра? Слишком поздно он задумался о том, что это устройство могло быть хитростью. Наживкой. Он сообщил о своих опасениях шефу службы безопасности, и шеф приступил к поискам крошечных пробоин и необнаруженных захватчиков по всему кораблю. Однако поиски ничего не дали. Все системы работали без перебоев. Спустя двадцать три минуты после того, как впервые было замечено пушечное ядро, Эрнст Маккол вернулся к себе – в единственные личные покои на всем огромном межзвездном корабле – и уже готовил себе новый коктейль, когда заметил на потолке крошечную фигурку то ли девочки, то ли женщины.

– Как ты… – очень, очень тихо начал он.

– Проникла на борт? Пока вы сражались с наживкой, крючок всплыл прямо у вас под носом. Я использовала пламя вашего двигателя как прикрытие. Что касается остальных моих хитростей… ну, объяснять их – это не то, чего я жажду всем сердцем.

Маккол тайком послал сигнал о помощи.

Ничего не изменилось.

Мгновение спустя его метаболизм достиг высшей точки и наконец-то привел в движение мысли.

– Как тебя…

– Лилли.

Он умолк.

– Меня зовут Лилли, и спасибо, что спросили. – Она была такой же стремительной, как капитан корабля. – У вас есть еще какие-нибудь вопросы, доктор Маккол?

– Какова твоя цель? – сумел выговорить он.

– А как по-вашему, что мне нужно?

– Остановить меня, конечно. Нам осталось менее пяти сотен световых лет до Новой Земли, и это, видимо, последняя отчаянная попытка уничтожить мой корабль и меня самого.

Она была хорошенькой и очень маленькой, не больше мизинца, ее было трудно, почти невозможно принимать всерьез. Однако ее голос звучал весомо, он доносился не из ее миниатюрного ротика, а откуда-то еще. Развеселившись, она объяснила:

– Но я не желаю вас останавливать. И уж точно не хочу вас уничтожать. Я хочу – на самом деле уже почти достигла этого, просто вы пока не в курсе – получить полный контроль над этим судном и его командой. Я – новый капитан, а вы – мой пес.

Маккол был в ярости и в ужасе. Какое из этих двух чувств не давало ему сдвинуться с места? Он не мог этого понять, зато обнаружил, что совершенно не способен шевелиться, что горло сдавило и стало трудно дышать.

– Ты завоюешь Новую Землю для себя, – только и смог выговорить он. – Это и есть твой план?

– Едва ли.

Стакан с коктейлем, который он так и не успел попробовать, выпал из руки мятежного атума, плеснув холодной липкой жидкостью на его босые ноги.

– Мне просто нужен ваш корабль и его возможности, – пояснила Лилли. Затем она спустилась с потолка прямо в его густую черную шевелюру, крошечные ручки крепко вцепились в волосы, сильно дернули. – Мой план? Мы выйдем на орбиту, и я начну разрабатывать местную систему. Сперва создам кольца вокруг планеты, а затем теплицу высоко над ее атмосферой. Будут возведены детально разработанные оборонительные сооружения, а также защитные экраны от межзвездных катастроф, а потом я стану ждать любого, у кого хватит глупости последовать за вами и за мной.

– Но что ты будешь делать… с этим миром?..

– Ничего, – заверила его она. Подумала немного и прибавила: – Буду наблюдать за местной жизнью, не вмешиваясь в ее дела. Именно это мы и делаем в каждый дарованный нам день. Не правда ли, доктор Маккол?

Атум завершил свое выступление ответом на вопрос, который задал бы любой из присутствующих, будь у него такая возможность. Он озвучил его сам, размышляя вслух:

– И когда же, наконец, мы покинем нашу Солнечную систему ради других солнц и богатых новых миров, которые только и ждут, когда мы предъявим на них свои права?

Затем помолчал с улыбкой греческой статуи и еле заметно кивнул.

– Мы отправимся в путь, когда будем готовы, – туманно ответил он на свой собственный вопрос.

– А когда же это произойдет? – без обиняков спросил тоненький голосок.

Самый преданный помощник Саймона в точности выполнял данные ему инструкции. Саймон взглянул на существо, оснащенное множеством конечностей, и ответил:

– Когда все наши дома здесь будут заселены и благополучны. Я бы хотел на это надеяться. Мы отправимся в плаванье, как только уверимся, что наша природа и институты власти не будут использовать это переселение как предлог для безудержного роста, что мы вернулись к путешествиям ради покорения космоса. Когда у нас будет достойный и благородный план, а также мужество и дисциплина, чтобы довериться ему. Но самое главное…

Он ненадолго умолк, наслаждаясь нахлынувшим на него прозрением.

– Самое главное, – заключил он, – мы не покинем наше маленькое королевство, пока снова не станем детьми. Наивными очарованными детьми, которые понимают, что лежит в их ладонях, и относятся к этому со всей возможной любовью и заботой.