Текст книги "Ф. М. Достоевский. Новые материалы и исследования"

Автор книги: Галина Коган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 57 (всего у книги 65 страниц)

В Германии подобная точка зрения возникает не без влияния книги Л. Шестова "Достоевский и Ницше", переведенной на немецкий язык в 1924 г., но в большей степени – в связи с возникновением экзистенциальной философии. Начало сближения Достоевского и Ницше на почве экзистенциализма положил один из его основателей и главных авторитетов Карл Ясперс. Ясперс ставит Достоевского и Ницше в ряд "мыслителей", воспринимающих "человеческое бытие как болезненное бытие"[2083]2083
  Jaspers K. Allgemeine Psychopatologie. – 7 Aufl. – Berlin-Gottingen-Heidelberg, 1959. – S. 657.


[Закрыть]. Их объединяет также "свойственное нашему времени настроение бунтарства", в котором философ видит симптом "всеобщего неблагополучия"[2084]2084
  Jaspers K. Der philosophische Glaube angesichts der Offenbarang. – Munchen, 1963. – S. 440.


[Закрыть]. В этих замечаниях Ясперса есть рациональное зерно, но он растворяет его в метафизическом контексте своей философии. Болезнь бытия у него лишена какой-либо исторической конкретности – это болезнь, "исходящая из первородного греха"[2085]2085
  Jaspers K. Allgemeine Psychopathologie. – S. 657.


[Закрыть]. "Бунтарство", даже будучи соотнесенным со временем, представляет собой, тем не менее, понятие социально недифференцированное. Не случайно под эту категорию наряду с Достоевским, Ницше и З. Фрейдом Ясперс умудряется подогнать и… К. Маркса[2086]2086
  Jaspers K. Der philosophische Glaube… – S. 441.


[Закрыть].

Однако тенденция сближать и, говоря шире, сопоставлять Достоевского и Ницше не является прерогативой экзистенциальной критики. Она возникает в Германии уже в эпоху натурализма. По времени это совпадает с началом распространения идей Ницше. И наблюдается характерное явление: некоторые видные представители натурализма делят свои симпатии между Достоевским и Ницше (Г. Конради, М. Харден, Л. Берг). Чем это вызвано? Ответ на этот вопрос дает в предисловии к "Русской антологии" (1921) Томас Манн: "Ибо на деле два события связывают сына XIX века, потомка буржуазной эпохи, с новым временем, – свидетельствует он, – явление Ницше и духа России. Эти явления, правда, крайне различные по своему национальному характеру <…> Однако их объединяет определенная сверхнациональная связь – оба религиозного происхождения, религиозного в новом значении, жизненно важном"[2087]2087
  Mann T. Russische Anthologie // Gesammelte Werke. – Bd. XI. – Berlin, 1955. – S. 577-578.


[Закрыть]. Если отвлечься от религиозных мотивов, а ими Томас Манн обязан, вероятнее всего, Мережковскому, чья книга «Толстой и Достоевский» (1901) произвела на него, по собственному признанию, "неизгладимое впечатление"[2088]2088
  Там же. – С. 576.


[Закрыть], то "связь" Ницше и русской литературы (т. е. и Достоевского) раскрывается в явлении нового содержания: "жизненно важной" проблемой немецкого натурализма была проблема "современного человека", поиски путей преодоления кризисного сознания. И вот на этих путях и перепутьях Достоевский и Ницше впервые оказались рядом – Достоевский, которого натуралисты воспринимали как писателя-гуманиста, защитника "униженных и оскорбленных" – и Ницше – апологет "белокурой бестии". Этот явный парадокс объясняется противоречивостью позиции самих натуралистов, у которых искренний протест против социальной действительности выливается нередко в индивидуалистический бунт, в культ исключительной творческой личности. ("Гений" – излюбленное слово в лексиконе натуралистов.)

Интерес натуралистов к Ницше и проистекает из их протеста против социальной действительности, с одной стороны, и из их поисков нового человека – с другой. Однако они апеллировали не к подлинному, а ими самими во многом переосмысленному легендарному Ницше, который представлялся им в романтическом ореоле "правдоискателя"[2089]2089
  Landsberg H. Friedrich Nietzsche und die deutsche Literatur. – Leipzig, 1902. – S. II.


[Закрыть], утверждающего "антиметафизическую мораль – жизнерадостную и жизнеутверждающую"[2090]2090
  Там же. – С. 15.


[Закрыть], провозвестника новой религии, "основанной на почитании природы"[2091]2091
  Там же. – С. 23.


[Закрыть]. Ницше ослепил часть литературной молодежи 80-90-х годов блеском своих метких антибуржуазных инвектив, своим красноречивым славословием свободного художника-творца, и за этой броской вывеской они не увидели или не захотели увидеть деструктивный характер и антигуманистическую сущность его философии. "Если рассматривать эту философию как этическую цель, – полагал писатель и драматург П. Эрнст, – то трудно себе представить, что она может причинить зло"[2092]2092
  Landsberg Н. Friedrich Nietzsche und die deutsche Literatur. – S. 44.


[Закрыть]. Более того, они вообще не принимали Ницше как философа, они создали легендарному Ницше ореол "гения". "Он был художником, а не философом", – решительно заявляет X. Ландсберг[2093]2093
  Там же. – С. 11.


[Закрыть]. Если бы это заблуждение было свойственно только рядовым литераторам той эпохи, каким был Ландсберг! Его разделял Георг Брандес, выступивший в 1888 г. в Копенгагенском университете с лекциями об "аристократическом радикализма" Ницше, чем заложил основы его европейской известности. Т. Манн испытывал по отношению к Ницше – новоявленному Гамлету – "смешанное чувство преклонения и жалости"[2094]2094
  Манн Т. Собр. соч. – Т. 10. – М., 1961. – С. 347.


[Закрыть].

Итак, сближение Достоевского и Ницше в немецкой натуралистической критике 80-90-х годов осуществляется, с одной стороны, в силу ложной идеализации философии Ницше. Но, с другой стороны, начинается процесс и переосмысления Достоевского в духе ницшеанства, как "сильнейшей индивидуальности в современной литературе"[2095]2095
  Berg L. Dbermensch in der modernen Literatur. – Munchen-Leipzig-Paris, 1897. – S. 103.


[Закрыть] (опять "гений"!). Наглядным тому примером является книга Л. Берга «Сверхчеловек в современной литературе» (1897). Автора «Преступления и наказания» Берг объявляет "предтечей Ницше"[2096]2096
  Там же. – С. 106.


[Закрыть], а Раскольникова воспринимает как некий пробный образец "сверхчеловека".

Роман Достоевского по силе изображения в нем мучений совести немецкий критик относит к произведениям "самым поучительным и самым глубоким во всей современной литературе"[2097]2097
  Там же. – С. 107.


[Закрыть] и считает, что психология Раскольникова могла быть поучительной для Ницше, "ибо он знает, что сверхчеловеком нельзя стать безнаказанно, он знает страдания великих натур, глубокую печаль тех, кто искупляет свое величие одиночеством…"[2098]2098
  Там же. – С. 105.


[Закрыть]

Уже в этой ранней попытке изыскания сходства у Достоевского и Ницше сказалась в полной мере несостоятельность такого подхода. Он несостоятелен потому, что "Преступление и наказание" рассматривается в отрыве от конкретной исторической действительности, которой оно обязано своим возникновением. Авторское отношение к герою полностью игнорируется, и, более того, автор растворяется в нем. Судя по рассуждениям Берга, для него Достоевский и Раскольников – одно и то же лицо[2099]2099
  Там же. – С. 110.


[Закрыть].

Наряду с тенденцией сопоставления, сближения Достоевского и Ницше в немецком натурализме возникает тенденция рассматривать их как антиподов. Эта точка зрения представлена той частью немецкой интеллигенции 80-90-х годов, которая восприняла философию Ницше как прямую угрозу гуманизму и объявила ей войну.

Так, Й. Видман, швейцарский писатель и драматург, выступая против имморализма Ницше, берет себе в союзники Достоевского.

Своей статье-рецензии (1886) на книгу Ницше "По ту сторону добра и зла" он предпосылает следующие слова из "Подростка":

"…у меня был товарищ, Ламберт, который говорил мне еще шестнадцати лет, что когда он будет богат, то самое большое наслаждение его будет кормить хлебом и мясом собак, когда дети бедных будут умирать с голоду, а когда им топить будет нечего, то он купит целый дровяной двор, сложит в поле и вытопит поле, а бедным ни полена не даст. Скажите, что я отвечу этому чистокровному подлецу…"[2100]2100
  Widmann J.-D. Nietzsches gefahrliches Buch // Bund (Bern). – Jg. 37. – 1886. – № 256. – 16/17. – IX.


[Закрыть]

Один из вождей натурализма Иоганнес Шлаф в книге о Ницше (1907), над которой он работал в 80-90-е годы, указал на опасные последствия его философского нигилизма. При этом он ссылается на "великого Достоевского": в его романе «Бесы» он увидел "предупреждение грозящей опасности"[2101]2101
  Schlaf I. Der Fall Nietzsche. – Leipzig, 1907. – S. 326.


[Закрыть].

В 1902 г. один из крупнейших немецких литературных журналов "Neue deutsche Rundschau" (бывшая "Freie Buhne") опубликовал статью русского критика А. Л. Волынского "Современная русская литература", где проводилась мысль о том, что Достоевский "предвосхитил Ницше и возможно даже преодолел его". Хотя у него "демоническое начало в человеке изображено во всей его силе, но в то же время <…> показано, что последнее слово принадлежит не злу". "Сверхчеловеческие порывы в духе Ницше, – заключает Волынский, – побеждаются у Достоевского богочеловеческими экстазами, тихими восторгами сердца"[2102]2102
  Wolynski A. L. Die russische Literatur der Gegenwart // Neue deutsche Rundschau. (Berlin). – Bd. I. – 1902. – S. 415.


[Закрыть]. В предисловии к новому переводу «Преступления и наказания» («Родион Раскольников», 1908), открывающему полное собрание сочинений Достоевского на немецком языке, его соиздатель Д. С. Мережковский подчеркивал, что "герои личного начала, как Иван Карамазов и Родион Раскольников" даны в художественном изображении и не являются носителями "сложившихся догм самого Достоевского"[2103]2103
  D. Mereschkowski. Rodion Raskolnikoff // F. M. Dostojewskis samtliche Werke. – Erste Abt. – Bd. I. – Munchen-Leipzig, 1908. – S. 76.


[Закрыть].

Так создались в Германии противоречивые, если не сказать взаимоисключающие точки зрения на Достоевского и Ницше. А как воспринимал Достоевского сам Ницше?

Ницше познакомился с творчеством Достоевского в 1887 г., будучи уже зрелым философом. Впервые имя русского писателя упоминается в его письме к Овербеку 12 февраля 1887 г. "До недавнего времени, – пишет Ницше, – я даже не знал имени Достоевского <…> В книжной лавке мне случайно попалось на глаза произведение «L’esprit souterra in», только что переведенное на французский язык…"[2105]2105
  Gesemann W. Nietzsches Verhaltnis zu Dostojewskij auf dem europaischen Hintergrund der 80-er Jahre // Die Welt der Slawen (Wiesbaden). – Jg. 6. – 1961. – H. 2. – S. 131.
  Ницше имеет в виду книгу: Dostoievsky T. L’esprit souterrain / Traduit et adapte par E. Halperine et Ch. Morice. – Paris, 1886, содержащую две повести Достоевского: "Хозяйка" и "Записки из подполья".


[Закрыть]

В русской дореволюционной критике было принято считать, что Ницше знал о Достоевском гораздо раньше.

В доказательство неизменно цитировалось несуществовавшее письмо Ницше к Брандесу, где якобы сказано:

"Я теперь читаю русских писателей, особенно Достоевского. Целые ночи сижу над ним и упиваюсь глубиной его мысли".

Впервые эта апокрифическая цитата из Ницше появилась в одной из статей Д. Вергуна в издаваемом им журнале "Славянский век" без ссылки на источник[2106]2106
  Вергун Д. Достоевский и славянство // Славянский век (Вена). – 1901. – Вып. 33. – С. 225.


[Закрыть]. У Вергуна ее заимствует Н. Д. Тихомиров[2107]2107
  Тихомиров Н. Д. Ницше и Достоевский // Богословский вестник. – 1902. – Т. II. – № 5-8. – С. 518.


[Закрыть], и она прочно входит в обиход критики[2108]2108
  А. В. Смирнов. Достоевский и Ницше. – Казань, 1903. – С. 13; Зайдман М. Ф. М. Достоевский в западной литературе. – Одесса, 1911. – С. 98 и др.


[Закрыть]. Слова, приписываемые Ницше, представляют собой явный домысел. Во-первых, он не мог писать Брандесу в 1873 г., потому что в это время они не знали друг друга. Во-вторых, в 70-е годы в Германии не знали Достоевского и фактически отсутствовали переводы его произведений. По-русски же Ницше не мог их прочесть, поскольку не владел языком.

К этому крайне сомнительному "свидетельству" прибегали и некоторые советские литературоведы[2109]2109
  Бережков Ф. Ф. Достоевский на Западе. (1916-1928) // Достоевский: <Сборник статей>. – М., 1928. – С. 280.


[Закрыть]. Оно фигурирует в недавно переизданной статье Г. Дзасохова «Достоевский и Ницше» без каких-либо оговорок в комментариях[2110]2110
  Дзасохов Г. Статьи и очерки. – Орджоникидзе, 1970. – С. 258.


[Закрыть].

Приведенному выше подлинному свидетельству Ницше о знакомстве с произведениями Достоевского противоречит также предположение Т. Манна о воздействии Достоевского на притчу из "Заратустры" о "Бледном преступнике", поскольку книга Ницше была закончена уже в 1885 г.[2111]2111
  Манн Т. Собр. соч. – Т. 10. – С. 329.


[Закрыть] Правда, и утверждение Ницше о том, что до 1887 г. он не знал даже имени Достоевского, также вызывает сомнение, если учесть его окружение: сначала Р. Вагнер с его обширными русскими знакомствами, потом Мальвида фон Мейзенбуг – воспитательница детей Герцена, Ольга Герцен и, наконец, Лу Саломе, которая позже много писала о русской литературе в немецкой прессе. К тому же Ницше вообще проявлял определенный интерес к русской литературе. В его личной библиотеке были сочинения Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Г. Данилевского[2112]2112
  Nietzsches Bibliothek: 14. Jahresgabe der Gesellschaft der Freunde des Nietzschearchivs. – Weimar, 1942. – S. 42-43.


[Закрыть]. Поэтому вполне можно допустить, что Ницше так или иначе слышал о Достоевском. В подтверждение тому сошлемся на курьезный факт, приведенный в статье немецкого слависта В. Геземана, где, кстати, наиболее полно представлены свидетельства Ницше о Достоевском. В 1886 г. в швейцарском журнале «Bund» была опубликована упоминавшаяся ранее рецензия Видмана на книгу Ницше «По ту сторону добра и зла». Под эпиграфом, взятым из «Подростка», стояло имя его автора. Этого Ницше не заметил, хотя статью Видмана он хорошо знал[2113]2113
  Gesemann W. Nietzsches Verhaltnis zu Dostojewskij… – S. 134.


[Закрыть]. Однако эти соображения частного порядка не дают никаких оснований предполагать более раннее знакомство Ницше с творчеством Достоевского.

Письма Ницше к Овербеку (23 февраля 1887 г.) и к П. Гасту (7 марта 1887 г.) свидетельствуют о том, что первыми произведениями Достоевского, им прочитанными, были "Записки из подполья" и "Хозяйка" (озаглавленные во французском переводе соответственно "Лиза" и "Катя"). Со своей стороны Овербек рекомендует Ницше "Униженных и оскорбленных" – единственную книгу Достоевского, которую он знает, и посылает ему ее во французском переводе.

"Униженных и оскорбленных" Ницше читал, будучи в Сильс-Мария, что подтверждает гостившая у него в это время Мета фон Салис-Маршлинс:

"Там он читал такие книги, как «Бабье лето» Штифтера и «Humilies et offenses»".

Причем последнее, как якобы признался ей Ницше, "с глазами, полными слез"[2114]2114
  Salis-Marschlins M. V. Philosoph und Edelmensch. Ein Beitrag zur Charakteristik F. Nietzsches. – Leipzig, 1907. – S. 51.


[Закрыть]. В переписке, в некоторых работах немецкого философа довольно часто упоминаются «Записки из Мертвого дома», с которыми он познакомился по французскому переводу[2115]2115
  Dostoievsky. Souvenirs de la Maison des morts. – Paris, 1886.


[Закрыть] с предисловием Вогюэ, откуда почерпнул также биографические сведения о русском писателе[2116]2116
  Gesemann W. Nietzsches Verhaltnis zu Dostojewskij… – S. 131-132.


[Закрыть].

По письмам Ницше можно кроме того заключить, что ему в какой-то мере были знакомы "Рассказы" Достоевского ("Хозяйка", "Елка и свадьба", "Белые ночи", "Мальчик у Христа на елке", "Честный вор"), вышедшие в 1886 г. в переводах В. Гольдшмидта, о качестве которых он высказывался резко неодобрительно[2117]2117
  Там же. – С. 134.


[Закрыть].

Роман "Преступление и наказание" Ницше упоминает дважды. В одном случае он назван "последним произведением Достоевского"[2118]2118
  Там же. – С. 136.


[Закрыть] в полемической реплике в адрес брошюры К. Блайбтроя, где упоминается лишь единственное произведение Достоевского – «Преступление и наказание»[2119]2119
  Bleibtreu С. Revolution der Literature. – 3 Aufl. – S. VII-VIII.


[Закрыть].

В 1888 г. Ницше сообщает одному из своих корреспондентов:

"Французы инсценировали главный роман Достоевского"[2120]2120
  Gesemann W. Nietzsches Verhaltnis zu Dostojewskij… – S. 139.
  Предположение III. Андлера о том, что Ницше "возможно видел в Турине драму «Раскольников»", ничем не подтверждается (Andler C. Nietzsche et Dostoievsky. Melanges d’histoire Htteraire generale et comparee offerts a F. Baldensperger. – Paris, 1930. – P. 10).


[Закрыть].

И здесь речь идет, несомненно, о "Преступлении и наказании", поставленном в том же году в парижском театре "Одеон". Вероятно, Достоевского – автора "Раскольникова" – имеет в виду Ницше, когда, касаясь последнего романа П. Бурже ("Андре Корнелис"), он замечает, что тому "дух Достоевского не дает покоя"[2121]2121
  Friedrich Nietzsches gesammelte Briefe. Hrsg. von E. Forster – Nietzsche und F. Scholl. – Bd. II. – Berlin-Leipzig, 1902. – S. 200.


[Закрыть]. Следует все же отметить, что приведенные свидетельства подтверждают лишь осведомленность Ницше об этом романе, но никак не доказывают, что он его читал.

В зарубежной критике широко распространена версия о знакомстве Ницше с романом "Идиот". Поскольку этот вопрос связан с другим – о воздействии Достоевского на Ницше, он будет рассматриваться в другом месте.

Большинство критиков справедливо сходятся на том, что Ницше не знал поздних романов Достоевского – "Подростка", "Бесов" и "Братьев Карамазовых". В оппозиции к общему мнению оказался чешский автор Б. Трамер. Не считаясь с фактами, он утверждает, что Ницше знал всего Достоевского, но скрывал это. Свою версию Трамер неубедительно мотивирует словами Заратустры: "Я – странник, давно идущий по стопам твоим!", видя в них завуалированную апелляцию Ницше к Достоевскому-учителю[2122]2122
  Tramer B. Dostojevskij a Nietzsche. Prisprvek ke konfrantaci reakcnich zdroju // Slavia (Praha). – Rocnik XX. – Sesit 1. – 1950. – S. 73.


[Закрыть].

В "Сумерках кумиров" Ницше писал:

"Достоевский принадлежит к самым счастливым открытиям в моей жизни…"[2123]2123
  Nietzsсhe F. Werke. – I. Abt. – Bd. VII. – Leipzig, 1895. – S. 157.


[Закрыть]

Роман "Униженные и оскорбленные" вызывает у него "глубочайшее уважение к Достоевскому-художнику"[2124]2124
  Gesemann W. Nietzsches Verhaltnis zu Dostojewskij… – S. 172.


[Закрыть]. Важно, однако, подчеркнуть, что художник для Ницше – нечто несравненно большее, чем писатель и чем любой человек искусства. Художник в его философии – понятие узловое и весьма специфическое. Это – гений, преисполненный первородной творческой мощи, которая возносит его над действительностью к горним высотам эстетической свободы "по ту сторону добра и зла". Понятие для Ницше настолько же эстетическое, насколько и философское, ибо он рассматривает искусство как единственную жизнеутверждающую силу. "Наша религия, мораль, философия, – говорится в «В воле к власти», – представляют собой формы decadence человека. Противоположное направление – искусство!"[2125]2125
  Nietzsсhe F. Der Wille zur Macht. – Leipzig, 1917. – S. 280.


[Закрыть]

Своей эстетике Ницше противопоставляет творчество Золя и Гонкуров.

"«Изучение» в соответствии с природой кажется мне дурным признаком: оно порождает зависимость, слабость, фатализм. Падать ниц перед petits faits[2126]2126
  незначительными фактами (франц.).


[Закрыть]недостойно подлинного художника"[2127]2127
  Nietzsсhe F. Gesammelte Werke. – I. Abt. – Bd. VIII. – Leipzig, 1896. – S. 122.


[Закрыть].

Казалось бы, Ницше прав, отмечая известный объективизм, фактографичность у французских писателей.

Но суть его возражений не в этом, что выясняется из следующих слов:

"Изображать самые ужасные и сомнительные вещи – это уже есть проявление инстинкта власти и величия художника: он их не боится… Пессимистического искусства нет… Искусство утверждает… А Золя? А Гонкуры? То, что они изображают, отвратительно: но они делают это из пристрастия к отвратительному…"

Вряд ли можно сомневаться в том, что под "пристрастием к отвратительному" Ницше имеет в виду пристрастное отношение к социальной действительности, т. е. ее критику.

Приведенную реплику против Золя и Гонкуров Ницше заканчивает словами: "Как отраден Достоевский!"[2128]2128
  Nietzsсhei F. Der Wille zur Macht. – S 291.


[Закрыть], тем самым противопоставляя его французским писателям. В немецкой критике 80-90-х годов Достоевского нередко сравнивали с Золя, отмечая у первого более высокий уровень реалистического искусства. Но Ницше, который рассматривал искусство как "иллюзию", "обман"[2129]2129
  Там же. – С. 279.


[Закрыть], было менее всего дела до споров о реализме. Можно предположить, что "отраден" был для Ницше не столько подлинный Достоевский, сколько некий воображаемый творец, утверждающий "жизнь" со всеми ее ужасами – "дионисийский", "трагический" художник.

Уже в самых ранних откликах Ницше подчеркивает свой интерес к Достоевскому как психологу. "Записки из подполья" Ницше назвал "воистину гениальным психологический трюком (Streich) – ужасным и жестоким самоосмеянием принципа «gnothi seauton»[2130]2130
  познай самого себя (греч.).


[Закрыть], но проделанным с такой дерзновенной смелостью, с таким упоением бьющей через край силы, что я был опьянен от наслаждения"[2131]2131
  Gesemann W. Nietzsches Verhaltnis zu Dostojewskij… – S. 132.


[Закрыть].

В письме к Гасту (13 февраля 1887 г.) он пишет:

"Вы знаете Достоевского? Кроме Стендаля никто не был для меня такой приятной неожиданностью и не доставил столь много удовольствия. Это психолог, с которым я нахожу «общий язык»"[2132]2132
  Там же. – С. 131.


[Закрыть].

Позже, в "Сумерках кумиров" Ницше скажет, что Достоевский значил для него "даже больше, чем открытие Стендаля"[2133]2133
  Nietzsche F. Gesammelte Werke. – Bd. 10. – Munchen, 1964. – S. 113.


[Закрыть], потому что Достоевский дал ему "ценнейший психологический материал"[2134]2134
  Friedrich Nietzsches Gesammelte Briefe / Hrsg. von E. Forster-Nietzsche, C. Wachsmuth. – Bd. III. – Erste Halite. – Berlin-Leipzig, 1904. – S. 322.


[Закрыть] и был "единственным психологом", у которого ему было чему поучиться[2135]2135
  Nietzsсhe F. Gesammelte Werke. – Bd. 10. – S. 113.


[Закрыть]. Период каторги Ницше рассматривает как "решающий" момент в творчестве Достоевского, ибо там "он открыл в себе силу психологической интуиции"[2136]2136
  Gesemann W. Nietzsches Verhaltnis zu Dostojevskij… – S. 132.


[Закрыть].

Ницше сосредоточивается на психологизме Достоевского не случайно: насквозь психологична его собственная философия. "Возводя инстинкт, инстинкт власти, в центральное положение своей философии, – отмечает австрийский исследователь-марксист Т. Шварц, – он превращает ее в большей степени в психологию"[2137]2137
  Шварц Т. От Шопенгауэра к Хайдеггеру. – М., 1969. – С. 53.


[Закрыть]. Добавим – в психологию бессознательных инстинктивных начал. Другими словами, он принимает психологизм Достоевского лишь как метод, но никоим образом как этику. И не удивительно: русский писатель-гуманист был по самой сути своего мироощущения неприемлем для Ницше-индивидуалиста.

В этой связи обращает на себя внимание реакция Ницше на характеристику "Преступления и наказания", данную Блайбтроем, который назвал произведение Достоевского "романом совести".

Блайбтрой сравнивает роман Достоевского с романом "Жерминаль" Золя и приходит к следующему выводу:

"Если оставить в стороне психологические достижения «Раскольникова», то получится полицейский роман a la Габорио. В «Жерминале» же, напротив, кроме его великолепных деталей, есть значительность мировоззрения, идея".

В одном из писем Ницше подвергает выводы Блайбтроя резкой критике:

"Какая психологическая убогость <…> в его пренебрежительном замечании о последнем произведении Достоевского! Ведь проблема, более всего занимающая Достоевского, в том как раз и состоит, что самая тонкая психологическая микроскопия и проницательность вовсе ничего не добавляет к ценности человека: очевидно в русских условиях у него было более чем достаточно возможностей в этом убедиться!"

Обращаясь к корреспонденту, он продолжает:

"Кстати, рекомендую тебе недавно переведенное на французский язык произведение Достоевского «L’esprit souterrain», вторая часть которого иллюстрирует этот доподлинный парадокс во всей его почти ужасающей наглядности"[2138]2138
  Gesemann W. Nietzsches Verhaltnis zu Dostoewskij… – S. 136.


[Закрыть].

Блайбтрой явно недооценивал "Преступление и наказание"; в этом сказалась тенденция всей натуралистической критики, ограничивавшейся в восприятии реализма Достоевского психологической правдой.

Известно, что против такого подхода возражал сам Достоевский:

"Меня зовут психологом: неправда, я лишь реалист в высшем смысле, т. е. изображаю все глубины души человеческой"[2139]2139
  Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. – Т. I. – СПб., 1883. – С. 373.


[Закрыть].

Ницше утверждает, что психологический анализ вообще ничего не привносит в представление о человеке. При этом он ссылается на "Записки из подполья" – произведение, при чтении которого в нем "сразу же заговорил инстинкт родства"[2140]2140
  Gesemann W. Nietzsches Verhaltnis zu Dostojewskij… – S. 132.


[Закрыть]. И это понятно. Ницше был близок пафос отрицания подпольного человека, его индивидуалистический, иррационалистический в своей основе, бунт. Не случайно он подхватывает мысль из предисловия к французскому изданию о том, что пример подпольного человека опровергает принцип "Познай самого себя"[2141]2141
  Dostoievsky T. L’esprit souterrain. – Paris, 1886. – P. 156.


[Закрыть]. Эта мысль, бесспорно, импонировала Ницше – непримиримому противнику рационализма, который воплотился для него в образе Сократа. Психология иррационального – вот то, что прежде всего привлекало Ницше в «Записках из подполья». Потому он всячески и открещивается от психологии нравственного сознания, в свете которой подпольный человек – жалкое и злобное ничтожество, предстающее в гротескном несоответствии своим сверхиндивидуалистическим идеям. Эта особенность была подмечена М. Горьким, который писал, что в «Записках из подполья» мораль ницшеанства была предвосхищена и депоэтизирована в образе подпольного человека[2142]2142
  Горький M. Собр. соч. – Т. 27. – М., 1953. – С. 313.


[Закрыть]. По той же причине Ницше не приемлет определение «Преступления и наказания» как "романа совести", ибо совесть Раскольникова выносит приговор его "наполеоновской идее". Иными словами, для философа Ницше приемлема только такая психология, которая оправдывает зло.

В "Воле к власти" он с цинической откровенностью заявляет:

"Вернуть злому человеку чистую совесть – разве не к этому сводились все мои непроизвольные усилия? Злому человеку настолько, насколько он является сильным человеком".

И добавляет:

"Здесь следует привести суждение Достоевского о преступниках в тюрьмах"[2143]2143
  Nietzsсhe F. Der Wille zur Macht. – S. 260.


[Закрыть].

Таким образом, в своей апологии сильной аморальной личности Ницше ищет поддержки у автора "Записок из Мертвого дома", позволяя себе при этом вопиюще своекорыстное их истолкование.

В "Сумерках кумиров" он пишет:

"Только в нашем – смиренном посредственном и выхолощенном обществе самобытный человек, спустившийся с гор или вышедший из авантюрной стихии моря, неизбежно вырождается в преступника. Или почти неизбежно: ибо случалось, что такой человек оказывался сильнее общества: знаменитый пример – корсиканец Наполеон. Для рассматриваемой здесь проблемы имеет значение свидетельство Достоевского…"[2144]2144
  Nietzsсhe F. Gesammelte Werke. – Bd. 10. – S. 112-113.


[Закрыть]

Что же это за "суждение" и "свидетельство", на которые ссылается Ницше?

Вот одно из них:

"Почти во всех преступлениях проявляются качества, которые должны быть присущи мужчине. Не без основания говорил Достоевский об узниках сибирских тюрем, что они составляют самую сильную и самую ценную часть русского народа"[2145]2145
  Nietzsсhe F. Der Wille zur Macht. – S. 262-263.


[Закрыть].

Насколько ложно переосмыслены эти вырванные из контекста слова, становится очевидным, если сравнить отношение Достоевского к преступнику и его истолкование у Ницше.

Прежде всего Ницше не желает брать в расчет социальные корни преступления; он рассматривает его исключительно как акцию сильной личности. Поэтому он спешит оговориться, что среди преступников "нельзя терпеть анархистов и принципиальных противников общественного строя"[2146]2146
  Там же. – С. 265.


[Закрыть]. И при этом вербует себе в единомышленники Достоевского, как раз осужденного за политическое преступление!

Ницше стремится умертвить в преступнике совесть. А между тем, автор "Записок из Мертвого дома" тем и снискал себе славу у современников Ницше в Германии, что сумел в узниках сибирской каторги, жертвах жестокого и бесчеловечного гнета, доведенных до крайней степени невежества, забитости и подчас нравственной атрофии, увидеть проблески человечности.

Ницше наделяет преступников чертами исключительности, выделяет их в касту "сильных личностей". Достоевский, в полную противоположность Ницше, увидел в них типы из народа. "Сколько я вынес из каторги народных типов, характеров! – пишет он брату Михаилу Михайловичу <…> Если я узнал не Россию, так народ русский хорошо, как, может быть, немногие знают его"[2147]2147
  Письма. – Т. I. – С. 139.


[Закрыть].

Сочувственное отношение Достоевского к своим товарищам по каторге было естественным проявлением его сострадания к угнетенному народу.

Всю боль и обиду за него он вложил в эти широко известные слова:

"И сколько в этих стенах погребено напрасно молодости, сколько великих сил погибло здесь даром! <…> Ведь это, может быть, и есть самый даровитый, самый сильный народ из всего народа нашего. Но погибли даром могучие силы, погибли ненормально, незаконно, безвозвратно" (III. – 659).

В этих словах каторга вырастает в мрачный символ всей самодержавно-крепостнической России. Как художественно обобщенную картину русской действительности воспринял и очень высоко оценил это произведение Достоевского В. И. Ленин. "«Записки из Мертвого дома», – отмечал Ленин, – является непревзойденным произведением русской и мировой художественной литературы, так замечательно отобразившим не только каторгу, но и «мертвый дом», в котором жил русский народ при царях из дома Романовых"[2148]2148
  Бонч-Бруевич В. Д. Воспоминания. – М., 1968. – С. 23-24.


[Закрыть].

И вот те самые слова Ницше, нимало не смущаясь, принимает за реабилитацию преступной морали. Но Достоевский, при всех своих симпатиях к узникам каторги, отнюдь не оправдывал всякое преступление. Разве не вызывает у Достоевского отвращение потерявший человеческий облик Газин? На этот счет в "Записках" прямо сказано, что "есть такие преступления, которые всегда и везде, по всевозможным законам, с начала мира считаются бесспорными преступлениями и будут считаться такими до тех пор, покамест человек останется человеком" (III. – 315).

"Преступники, с которыми жил в тюрьме Достоевский, – утверждает далее Ницше, – остались все без исключения несломленными натурами…"[2149]2149
  Nietzsсhe F. Gesammelte Werke. – Bd. 18. Musarion Verlag. – Munchen, (1926). – S. 171.


[Закрыть] Но их нераскаянность коренится вовсе не в пресловутом "здоровье души". Стихийное сознание своей классовой правоты снимает с них муки совести. "Преступник знает, – пишет Достоевский в «Записках» (и это – самый убедительный аргумент против домыслов Ницше) – и притом не сомневается, что он оправдан судом своей среды, своего же простонародья, которое никогда, он опять-таки знает это, его окончательно не осудит, а большей частью и совсем оправдает, лишь бы грех его не был против своих, против братьев, против своего же родного простонародья" (III. – 464).

Таким образом, апелляции Ницше адресуются Достоевскому, крайне односторонне им истолкованному и тенденциозно переосмысленному в духе имморализма. Но вместе с тем было бы ошибкой полагать, что Ницше не распознал в Достоевском своего противника, т. е. писателя-гуманиста.

В 1888 г. Г. Брандес писал Ницше о Достоевском следующее:

"Вся его мораль – это то, что вы окрестили моралью рабов"[2150]2150
  Nietzsche F. Gesammelte Briefe. – Bd. III. – 1 Halfte. – S. 322.


[Закрыть].

С этим мнением Ницше согласится (см. ниже). Напомним, что "пессимистическое искусство" Ницше рассматривал как "contradictio". А между тем Достоевский – высокочтимый им художник – оказывается одним из главных представителей "русского пессимизма"[2151]2151
  Nietzsсhe F. Der Wille zur Macht. – S. 29.


[Закрыть].

Насколько противоречивым, как оказывается, было отношение Ницше к Достоевскому, явствует из его ответа Брандесу:

"Я целиком разделяю ваше мнение о Достоевском; но, с другой стороны, я нахожу в нем ценнейший психологический материал, какой только знаю, – странно, но я ему благодарен, хотя он неизменно противоречит моим самым потаенным инстинктам".

Именно противоречит, а не "отвечает", как это переведено у И. Е. Верцмана[2152]2152
  Nietzsсhe F. Gesammelte Briefe. – Bd. III. – 1 Halfte. – S. 322.
  В статье И. Е. Верцмана "Ницше и его наследники" допущена неточность в переводе этой фразы, существенно меняющая ее смысл.
  Перевод И. Верцмана:
  "Я вижу в Достоевском ценнейший психологический материал, какой я только знаю, – я в высшей степени благодарен ему за то, что он всегда отвечает моим потаенным инстинктам" (Вопросы литературы. – 1962. – № 7. – С. 142).
  См. немецкий оригинал:
  "Ihren Worten iiber Dostojewski glaube ich unbedingt; ich schatze ihn andererseits als das wertvollste psychologische Material, das ich kenne – ich bin ihm auf eine merkwurdige Weise dankbar, wie sehr er auch immer meinen untersten Instinkten zuwider geht" (Nietzsche F. Gesammelte Briefe. – Bd. III. – 1 Halfte. – S. 322).


[Закрыть].

Итак, с одной стороны, Ницше усматривает в "Записках из Мертвого дома" оправдание морали "сильной личности", с другой стороны – считает их автора поборником "морали рабов"; с одной стороны, он высоко ценит Достоевского-художника, с другой – не приемлет его "русского пессимизма"; и, наконец, с одной стороны, Достоевский пробуждает у него "инстинкт родства", а с другой – противоречит его "самым потаенным инстинктам". Причем, из последних слов напрашивается вывод, что "инстинкт родства" пробуждает у него не сам Достоевский, а иррационализм его подпольного героя. Не потому ли Ницше воздержался от прямых заявлений о своей идейной близости Достоевскому (или наоборот, о близости Достоевского его идеям), о которой столь охотно рассуждают современные зарубежные интерпретаторы? И не потому ли он настойчиво подчеркивал свой интерес к Достоевскому-психологу? Видимо, сферой психологии и ограничивается предполагаемое воздействие Достоевского на Ницше.

В вопросе о воздействии Достоевского на Ницше большинство критиков сходятся на том, что "образ Христа в «Антихристе» Ницше обнаруживает сходство не столько с исторической личностью, сколько с князем Мышкиным из «Идиота» Достоевского"[2153]2153
  Cizevskij D. Dostojewskij und Nietzsche. Die Lehre von der ewigen Wiederkunft. – Bonn, 1948. – S. 2.


[Закрыть]. Геземан находит сходство и в изображении у Ницше "раннехристианской среды" вообще[2154]2154
  Gesemann W. Nietzsches Verhaltnis zu Dostojewskij… – S. 143.


[Закрыть]. Однако у сторонников этой гипотезы нет твердой уверенности в ее непогрешимости, тем более что Ницше нигде прямо не упоминает ни роман «Идиот», ни его героя князя Мышкина. Но в то же время в его последних книгах есть немало высказываний, которые прямо ассоциируются с «Идиотом» Достоевского. Так, в «Антихристе» речь идет о "болезненном и странном мире, в который нас вводит евангелие, мире, где, как в одном русском романе, представлены, словно на подбор, отбросы общества, нервные болезни и «детский» идиотизм"[2155]2155
  Nietzsche F. Gesammelte Werke. – Bd. II. – Munchen, 1964. – S. 33.


[Закрыть]. Однако это замечание Ницше могло быть адресовано скорее всего «Преступлению и наказанию», где с ужасающей наглядностью изображена именно такая среда: и социальные низы большого города ("отбросы общества"), которые фактически отсутствуют в «Идиоте», и "нервные болезни", и "«детский» идиотизм" (Соня Мармеладова). Но бесспорным представляется факт, что художественные образы Достоевского вызывают у Ницше ассоциации с евангельскими преданиями. В эпилоге к «Падению Вагнера» он подчеркивает, что "в евангелиях представлены такие же физиологические типы, какие изображены в романах Достоевского…"[2156]2156
  Nietzsche F. Gesammelte Werke. – 1 Abt. – Bd. VIII. – Leipzig, 1896. – S. 48-49.


[Закрыть] Бесспорно также и то, что в своей трактовке образа Иисуса Христа Ницше в какой-то мере отталкивается от Достоевского. "Остается только сожалеть, – замечает он в «Антихристе», – что рядом с этим интересным decadent <т. е. Иисусом Христом> не было Достоевского – я имею в виду того, кто умел ощущать захватывающую прелесть в сочетании болезненного, возвышенного и детского"[2157]2157
  Nietzsсhe F. Gesammelte Werke. – Bd. II. – S. 33-34.


[Закрыть]. Критики усматривают в этих словах явный намек на «Идиота», тем более, что, полемизируя с Ренаном, Ницше прямо называет Иисуса Христа "идиотом": "Говоря со строгостью физиолога, здесь было бы уместно скорее совсем другое слово: идиот"[2158]2158
  Там же. – С. 32.


[Закрыть]. Однако и это заявление не рассеивает всех сомнений. Ясперс, к примеру, считает, что Ницше употребляет слово "идиот" в таком же смысле, как и Достоевский по отношению к князю Мышкину[2159]2159
  Jaspers К. Aneignung und Polemik. – Munchen, o. J. – S. 343.


[Закрыть]. Это ошибка. В том же «Антихристе» Ницше употребляет это слово в применении к Канту совсем в другом смысле[2160]2160
  Nietzsсhe F. Gesammelte Werke. – Bd. 11. – S. 14.


[Закрыть]. Обращает на себя внимание и то обстоятельство, что у Ницше речь идет о романах Достоевского, а в том случае, когда он говорит об одном романе, нет достаточных оснований утверждать, что имеется в виду именно «Идиот». Нельзя ли в таком случае предположить, что воздействие могло исходить не из одного романа, а из всех известных Ницше романов Достоевского и что психологические черты, которыми Ницше наделяет Иисуса Христа, он мог увидеть в определенном типе героев Достоевского, а не исключительно в образе Мышкина?