Текст книги "Ф. М. Достоевский. Новые материалы и исследования"
Автор книги: Галина Коган
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 65 страниц)
Федор Михайлович был при больном постоянно; я также навещал по несколько раз в день; мы жили друг от друга домов через пять. Вот какой год выдался на семью: весной умерла жена Федора Михайловича, потом у Михаила Михайловича дочь, а летом и сам он. Вы спрашиваете: кто будет главным двигателем "Эпохи"? Конечно, Федор Михайлович с прежними сотрудниками. Впрочем, я не хорошо знаю теперь дела журнала и не участвую в нем: недавно там напечатана моя статьишка[899]899
Статья Милюкова «Вопрос о малороссийской литературе» в № 4 «Эпохи» (ц. р. 3 июня 1864 г.). В том же номере журнала были помещены заметки Милюкова «Листки из памятной книжки».
[Закрыть], но она была отдана еще Михаилу Михайловичу. Меня, кажется, считают там недостаточно крепким почве[900]900
Милюков пародирует известное выражение "быть крепким земле", т. е. быть крепостным. Почва – символическое определение основного направления «Эпохи».
[Закрыть]. Семейство покойного осталось на той же квартире, где жило и прежде, а потому и сношения – по прежнему адресу. Федор Михайлович живет на другой квартире, но редакция осталась по-прежнему, и он ходит туда всякий день. Записочку насчет неполучения вами журнала я отдал в редакцию, и обещали немедленно справиться…
Автограф // ГПБ. – Ф. 236. – Ед. хр. 104.
53. Я. П. Полонский [901]901
Яков Петрович Полонский (1819-1898) – поэт, сотрудник «Эпохи».
[Закрыть] – Н. Н. Страхову
9 декабря 1864 г.
И я благодарю вас, милый Николай Николаевич, за воспоминания об А. А. Григорьеве – и за помещение его писем[902]902
В № 9 «Эпохи» (ц. р. 22 ноября 1864 г.) Достоевский поместил (со своим обширным «Примечанием») статью Страхова «Воспоминания об Аполлоне Александровиче Григорьеве». Страхов ввел в свою статью адресованные ему Григорьевым письма, которые и цитируются ниже по этой публикации во «Времени».
[Закрыть]. Благодарю вас – во-первых, за то, что статья ваша как нельзя лучше напомнила мне мои первые, юношеские отношения к покойному Аполлону Александровичу – мою веру в его гениальные способности, – в его призвание быть критиком или замечательным мыслителем. Вы кончили тем, с чего я начал, но гораздо меня счастливее… никогда не кончите тем, чем я кончил…
Во-вторых, статья ваша, т. е. письма Григорьева, – вероятно заставит меня опять приняться за "Свежее преданье" и продолжать его[903]903
См. примеч. к п. 30.
[Закрыть]…
В-третьих, письма, вами напечатанные, утвердили меня в том мнении, какое в последнее время я составил себе об Аполлоне Григорьеве.
Если оно и несправедливо – то да не убоюсь я вам его высказать – моя несправедливость не оскорбит и не обидит мертвого, тогда как его несправедливость или ваша может еще обидеть меня как живого. Впрочем, на святой Руси принято за правило: обижай человека пока он жив – т. е. пока он это чувствует и понимает; а когда умрет, – тогда не смей! Тогда воздай ему все то, чего ты лишал его при жизни, – ибо мертвый этого не почувствует.
Не менее вас я жалею о кончине вашего друга[904]904
Из статьи Страхова:
"Теперь, когда его нет с нами, когда вдруг мы почувствовали пустоту, оставленную по себе этим глубоким человеком, этим веянием, как он сам любил называть себя, на нас невольно нападает тяжелое раздумье <…> Теперь, когда его нет с нами, мы невольно отдаемся печальной отраде воспоминаний, невольно вдумываемся в урок, завещанный нам его совершившеюся жизнью".
[Закрыть], – он верил во многое, во что и я сохранил еще веру. – Он не принадлежал к числу тех, к которым я когда-то обратился со следующими стихами:
Остановись! Ужель намедни,
Безумец, не заметил ты,
Что потушил огонь последний
И смял последние цветы…
Григорьев был человек замечательный – был одарен несомненно громадными способностями, и если б ум его не был подвержен беспрестанным разного рода галлюцинациям, – он не остался бы непонятым и, быть может, был бы единственным критиком нашего времени…
Призраки беспрестанно мешали ему: истины он не видал, – он иногда только ее вдохновенно угадывал – он верил там, где надо мыслить, и мыслил там, где надо верить. Рутина была ему невыносима; он искал нового пути – быть может, даже не раз находил его, но ни сам не мог хорошо разглядеть его, ни другим указать…
Конечно, не он был виноват – виновата природа, или сущность его личности. Он был человек двуличный – двуличный не в пошлом смысле слова, но двуличный, как Янус, – глядел назад – глядел вперед – и это мешало ходить ему – спутывало иногда в мозгу его все эти в одно и то же время воспринятые и задние и передние впечатления.
Двойственнее человека трудно было найти. В одно и то же время он совмещал в себе и попа и скомороха, и Дон-Кихота и Гамлета…
Если б Григорьев родился в XVII столетии – он надел бы на себя вериги и босой, с посохом, ходил бы по городам и селам, вдохновенно проповедуя пост и молитву, и заходил бы в святые обители для того, чтоб бражничать и развратничать с толстобрюхими монахами – и, быть может, вместе с ними глумиться и над постом и над молитвою…
В наше время Григорьев упивался православными проповедями – уединенным мышлением Киреевского, Погодинскими письмами, и в то же время переводил Байрона… В 1856 году говорил мне в Москве, что целует конец кнута, и наизусть читал патриотические стихотворения Майкова; а в 1860 году клал на музыку и пел известное стихотворение:
Долго нас помещики душили
и окрашивался в красный цвет на студенческих попойках того времени.
Конечно, для человека, который не более, как веянье[905]905
См. примеч. 3. «Веянье» принадлежало к числу любимых и часто повторяемых Григорьевым слов.
[Закрыть], – все простительно. Кто спросит, где зарождается ветер и куда он будет дуть через полчаса времени?..
Никто так страстно не искал популярности, как Григорьев, – и пишет, что не сходится с Погодиным, потому что тот ищет популярности[906]906
Намек на следующее выражение из письма Григорьева (18 июля 1861 г.):
"Погодин – единственный мой политический вождь – так падок до популярности, что из рук вон".
[Закрыть]… Сам называет Тургенева – поэтической ж…[907]907
19 октября 1861 г. Григорьев писал:
"От «Отцов и детей» не жду я многого в отношении к содержанию. Тургенев весь сказался, и больше сказать ему, право, нечего. Мы ведь им балуемся, балуемся его поэтическою струею… Действительно, самая поэтическая…, какую я знаю, но…!.."
[Закрыть] и находит неприличными слова мои, что
суждено ему недаром
Ходить с большою головой[908]908
12 августа Григорьев писая по поводу «Свежего преданья» Полонского:
"Место о Тургеневе просто непристойно, – кроме того уж, что фигура Тургенева, если бы она попала в рапсодию о Камкове, убила бы эту несчастную фигуру…"
Камков – герой поэмы Полонского "Свежее преданье".
[Закрыть].
Совершенно неумышленно раза два в жизнь мою я оскорбил самолюбие Григорьева – и этого он никогда мне простить не мог…
Глядя на все в жизни – на литературные же произведения в особенности – то в увеличительные, то в уменьшительные стекла, – он не только на меня, он и на Гоголя в последнее время стал глядеть в уменьшительное стеклышко, – и не заметил, что последствие Гоголя – вовсе не Гончаров и не Писемский[909]909
Из письма Григорьева, датированного 19 октября 1861 г.:
"Не многого (кроме разъяснения) жду я и от новооткрытых сочинений Гоголя <…> Ведь прямое, хоть несколько грубое последствие Гоголя – Писемский, а косвенное – Гончаров".
[Закрыть] – а скорей Островский. – Будь жив Гоголь, он пришел бы в умиление от Кузьмы Минина Островского – увидел бы в нем плоть от плоти своей – а что значит этот самый Минин для Гончарова и для Писемского?.. В Гоголе были те же веянья, какие и в Григорьеве, – и этого он не заметил! Вообще Григорьев менее всего способен был иногда угадывать тех, которые были по духу, стремлению и складу своей натуры – родня ему.
К приговору друга вашего о моем романе "Свежее преданье"[910]910
"Роман Полонского, – писал Григорьев 12 августа 1861 г., – произвел на меня приятное впечатление, – но только приятное, и это скверно. Во-первых, это не роман, а рассказ, повесть <…> Ни в герое, ни в круге жизни «Свежего предания» нет типического захвата<…> Ты найдешь мой взгляд, может быть, слишком строгим, но ведь вспомни, что «Время» заявило об этом манкированном кузнечике, как о событии".
Сам Страхов отмечал в своей статье:
"Прав был Григорьев, говоря, что роман Полонского «Свежее предание» не составляет события в русской литературе".
[Закрыть] я разве только потому неравнодушен, что вижу в нем одну только тайную интригу против меня, как против человека, который, чего доброго, будет иметь какой-нибудь голос в редакции «Времени» и который в то же время перестал быть его страстным поклонником…
Интрига эта ему удалась – так же, как и у Кушелева[911]911
В ноябре 1858 г. Полонский принял предложение гр. Г. А. Кушелева-Безбородко стать соредактором нового петербургского журнала «Русское слово».
"Григорьева я когда-то разыскал во Флоренции и привел его к графу Кушелеву-Безбородко, с тем, чтобы тот пригласил его в сотрудники «Русского слова» <…>, – писал Полонский впоследствии (14 августа 1889 г.) А.А. Фету. – Затем он прибыл в Петербург и, сделавшись присяжным критиком «Русского слова», вытеснил меня из редакции…"
См. ниже статью И. С. Зильберштейна "Аполлон Григорьев и попытка возродить "Москвитянин"".
[Закрыть]… Вы не могли не поверить великому критику…
На его замечания или приговор я отвечаю вам следующее:
1. Кружок зеленого наблюдателя[912]912
Имеется в виду журнал «Московский наблюдатель», выходивший в 1838-1839 гг. под фактической редакцией Белинского. Вокруг журнала в это время группировался кружок передовой молодежи. «Московский наблюдатель» выходил тогда в зеленой обложке.
[Закрыть] был в то время самый живой – свежий и увлекательный кружок. Этот орган был единственным в то время поклонником того же кумира, которому поклонялся Григорьев – а именно Мочалова. Этот орган был колыбелью Белинского… и, подобно «Москвитянину», не остался гласом, вопиющим в пустыне. Влияние Клюшникова[913]913
Поэт и беллетрист Иван Петрович Клюшников (1811-1895) – деятельный сотрудник «Московского наблюдателя».
[Закрыть] было на многом заметно. Его знала вся образованная часть московского общества – об Огареве же не было еще ни слуху, ни духу – сам Григорьев не имел о нем ни малейшего понятия[914]914
"Жизнь той, т. е. нашей с Полонским, эпохи, далеко не исчерпывал кружок зеленого наблюдателя <…> – писал Григорьев Страхову 12 августа того же года. – Герой той эпохи – покрупнее Камкова. Герой той эпохи даже не Рудин, но крайней мере не двойственный тургеневский Рудин. Герой той эпохи, герой вполне, т. е. тип наилучший – в лице Н. П. О<гаре>ва". – Прототипом Камкова в поэме Полонского являлся И. П. Клюшников.
[Закрыть].
2. Рисуя Камкова, я не хотел его идеализировать – напротив, сам смотрел на него как на лицо, уже отошедшее – и ненужное. Моя героиня только что еще появлялась в романе – именно княжна – и почему Григорьев догадался, что Камкова я срисовал с Клюшникова? – я никогда ему этого не говорил. – Видно, портрет верен!
3. Перечел стихи Огарева – про ту, которая шла
Как Норма, вся в одежде белой[915]915
Из поэмы Н. П. Огарева «Зимний путь», процитированной Григорьевым.
[Закрыть],
и скажу только одно – что под этими водяными стихами я не захотел бы видеть своей фамилии. Прочтите их сами на странице 158 сочинений Огарева…
Плохой был судья Григорьев, когда пристрастие заменяло ему вкус.
4. Откуда я взял, что такие фигуры, как Камков, могут попасть в острог![916]916
См. письмо Григорьева (12 августа): "И откуда взял наш милый кузнечик, что такие фигуры, как его Камков, могут попасть в острог? Разве из того, в сущности, комического факта, что <Н. Ф.> П<авло>в в острог попал?"
[Закрыть] Оттого, что в прошлое царствование много таких фигур пропадало (могу привести факты). Герой мой не был героем Дела, но героем Слова мог быть – а, стало быть, и мог и пострадать в такое время, когда из столиц высылали вон за нескромное слово о полиции[917]917
Намек на Герцена, высланного в 1841 г. из Петербурга за упоминание в письме, подвергшемся перлюстрации, об убийствах, совершенных каким-то петербургским будочником (полицейским солдатом).
[Закрыть]… (!)
Если б Григорьев не сквозь стекла с фантастическими отражениями глядел на жизнь – а просто, как и аз грешный, то не упрекнул бы меня в тупоумии…
5. Какой такой особенный характер видел Григорьев в Случевском?[918]918
Григорьев замечал в письме от 12 августа: "Ты, может быть, даже попрекнешь меня, что я, когда-то так наивный в отношении к Случевскому, так строг по отношению к человеку, бесспорно талантливому?.. Увы! Там – опять повторю, – была оригинальная натура, характер, особенность… Впрочем, и хорошо, коли мой молодой орленок не сделает ничего; роено ничего. Это ведь лучше, чем сделаться В…. К…."
[Закрыть] Он рассыпался от одной насмешки «Искры» – а я не рассыпался и от насмешки Белинского[919]919
Имеется в виду отзыв Белинского на книжку Полонского «Стихотворения 1845 года». В Полонском Белинский увидел "ни с чем не связанный, чисто внешний талант", который "можно рассмотреть и заметить только через микроскоп – так миниатюрен он…" (Отеч. записки. – 1846. – № 4). Белинский В. Г. Полное собрание сочинений. – Т. IX. – М., 1955. – С. 598.
[Закрыть], в которого верил – и которому когда-то поклонялся. Орленок Случевский не мог не сделаться орлом, если он был орленок, – отчего же он им не сделался?..
6. Григорьев пишет, что я только и жил в салонах московских бар, – это самое обидное и самое несправедливое обвинение!.. – Григорьев был студентом, во всем обеспеченным, ездил в своем экипаже, на своих лошадях – был маменькин сынок и нигде не смел засиживаться позднее девяти часов вечера – я же жил без всяких средств, часто не знал, где преклонить свою голову, – ночевал беспрестанно в чужих домах, и если посещал салоны, то именно те самые, где было веянье той могучей мысли, о которой пишет Григорьев. Меня влекло туда любопытство – жажда послушать, о чем беседуют глубокие мыслители.
У кого я бывал в салонах? – У Чаадаева, у Хомякова, у Киреевского, у Аксакова, даже раза два был у Герцена. Но туда ходил я не танцевать и не волочиться. Чем же я виноват, что глубокие мыслители Москвы только и жили, что в салонах – только салоны и наполняли своими речами и спорами. Если б они пошли на площадь, или в кабак, или за Москву-реку – и я тогда пошел бы за ними, ибо в них была вся тогдашняя умственная жизнь Москвы…
Остальная жизнь или дух Москвы ничего не давал нам, кроме самодуров + взяточников + приказных – да еще поклонниц сумасшедшего Ивана Яковлевича[920]920
Известный в свое время юродивый Иван Яковлевич Корейша (1780-1861).
[Закрыть]… Григорьев, как Дон-Кихот, не одну московскую Дульцинею мог принять за высокое идеальное создание [Он и не знал реальной Москвы – он то обожал ее бессознательно, то она становилась ему противна] – и наоборот – встретить идеал и оплевать его – или отнестись к нему с гамлетовским недоверием. Вот пока все, что могу я вам написать, – знаю, что это с моей стороны, быть может, дерзость непростительная, но то, что я писал к вам, – не новость… Если я был несправедлив к Григорьеву – то и он платил мне такою же несправедливостью… Так, например, в одной из статей своих он намекает, что мой идеал – ложь, которая ходит в виде женщины[921]921
В статье "И. С. Тургенев и его деятельность. По поводу романа «Дворянское гнездо» (Русское слово. – 1859. – № 8) Григорьев писал: "Самые лирики наши в этом отношении то причудливо капризничают, как Фет <…>, то – как Полонский – туманно любят «ложь в виде женщины милой»…" и т. д.
[Закрыть], – он сказал это по поводу стихотворения «Иногда»:
Ложь иногда ходит в виде
Женщины милой и скромной.
Какой, дескать, легкий, пустой идеал у этого Полонского!
Не говоря уже о том, что все стихотворение не понято, – Григорьев как критик мог бы хоть вспомнить мою Аспазию – мой действительный идеал – Гражданку, не потерявшую женственности – окруженную изяществом и в то же время демократку по духу[922]922
Стихотворение «У Аспазии», впервые напечатанное в «Современнике», 1855, № 2, под заглавием «Аспазия».
[Закрыть]…
Но довольно! – Повторяю, письмо мое Григорьева обидеть не может. Он уже вне всякой обиды… Если же оно вас обидит за него, то простите меня великодушно[923]923
Ответ Страхова остается неизвестным. См. ниже еще одно письмо Полонского Страхову о Достоевском. Ср. письмо Полонского к А. Н. Островскому (3 апреля 1876 г.) – Неизданные письма к А. Н. Островскому. – М.-Л., 1932. – С. 454-456, 716.
[Закрыть]…
Автограф // ЦНБ АН УССР. – III.17906.
Черновик и перебеленная копия // ИРЛИ. – 11769.XVIIIб16.
54. И. А. Шестаков – Н. Н. Страхову
<С.-Петербург> 2 июня <1865 г.>
Поездка моя в Воронеж, кажется, состоится; но я поеду 15 июня, а возвращусь 5 июля – как видите, время очень короткое. Поэтому я бы просил вас, если можно, устроить дело насчет сына Федора Михайловича в мою пользу. Мне кажется, что те три недели, которые я не буду в Петербурге, молодой человек, живя у нас, будет отдыхать, а там, когда я возвращусь, примется за дело. По словам вашим, за юношею не требуется такого надзора, чтобы он ходил со двора с провожатым; следовательно, он может жить у нас некоторое время и без меня. Впрочем, представляю усмотрению Федора Михайловича, но скажу, однако ж, что мне желательно было бы не упустить случая приобрести что-нибудь – в моем положении всякое подспорье – много значит[924]924
В связи с предстоящим отъездом за границу Достоевский, как видно из этого письма, собирался устроить своего пасынка П. А. Исаева на полный пансион к какому-нибудь педагогу, чтобы обеспечить ему не только надлежащий уход, но и продолжение образования. Вероятно, предложение Шестакова по каким-то причинам не было принято Достоевским.
[Закрыть]…
Автограф // ЦНБ АН УССР. – III.18770.
55. Э. Ф. Достоевская – А. П. Иванову
<С.-Петербург. Август-сентябрь 1865 г.>
Ваше письмо[925]925
Это письмо А. П. Иванова неизвестно.
[Закрыть] ужасно обеспокоило меня, потому что при теперешних наших обстоятельствах именно только в некоторой мере несправедливых упреков со стороны людей, которых я издавна привыкла любить и уважать, я была бы в отчаянии, если б не могла объяснить их вашей отеческой заботливостью о своих детях, которые совершенно безвинно должны отчасти перенести постигнувшее нас несчастие. Мне, может быть, самой также не легка мысль, что мы послужили причиной такого несчастного события. Я уверена, что вы сами этому поверите, когда пройдет первая вспышка негодования на нас: ибо, по крайней мере, до сих пор я ничего не сделала, что могло бы заставить вас сомневаться в чести, совести и долге, к которым вы обращаетесь в своем письме ко мне[926]926
23 апреля 1864 г. Достоевский сообщил брату Михаилу из Москвы, что А. П. Иванов "вполне из радушия и родственного участия" предлагает ему приобрести (для поправления его дел) сорок акций Московско-Ярославской железной дороги, на общую сумму 6000 руб., приносящие его дочерям Маше и Соне, которым они предназначаются в приданое, по восемь рублей в год на акцию. "Процентами они платят за уроки на фортепьяно и одеваются" (Письма. – I. – С. 374). Как видно из публикуемого письма, эта сделка состоялась, но денег от М. М. Достоевского Иванов не успел получить.
[Закрыть]. Вероятно вы, как и многие, думаете, что у меня есть еще средства, скрытые мною от всех, по всей вероятности, – честнейшим и благороднейшим словом, что никаких средств нет, и если б Маша[927]927
Мария Михайловна Достоевская, в замужестве Владиславлева, дочь М. М. Достоевского.
[Закрыть] не давала теперь уроков в институте, нам было бы нечего есть. Я это говорю вам для того, чтоб не было сомнения, что я, имея возможность выкупить акции, берегу свои средства и заставляю вас лишиться денег. При всем моем желании, чтобы родные не были вовлечены в наше горе, я, к несчастию, ничем не могу предотвратить того. Мне остается, правда, слишком небольшое утешение, что в этом несчастном деле я вовсе не так виновата, как вы думаете. Еще покойному мужу я советовала возвратить как можно скорей ваши акции, лишь только узнала, что они взяты у вас: я узнала об них гораздо позже, чем когда они были заложены, и потому что Михаил Михайлович в последнее время почти ничего не говорил мне ни о своих планах, ни о средствах к их выполнению. Когда, по смерти его, акции были свободны, я никак не хотела пускать их в дело. Но так как все дела были <в> распоряжении у Федора Михайловича и все делалось по его внушениям и желанию, то и акции были снова заложены[928]928
В письме проявляется обычная тенденция Эмилии Федоровны – исподтишка натравливать на Достоевского его родных. Ненависть, которую она испытывала к Достоевскому, ей удалось привить своим детям: они считали Достоевского виновником разорения отца и находили, что он не оказывает им достаточной материальной помощи. "Враг мой исконный (не знаю, за что)", – говорил Достоевский об Эмилии Федоровне (Письма. – II. – С. 152).
[Закрыть]. Тут я ничего не могла сделать: потому что, доверившись ему, я почти нисколько не вмешивалась в его распоряжения. Конечно, ответственность и на меня я этого не отвергаю, – но падает потому только, что журнал был собственностью нашего семейства. И я величайшим счастьем почитала бы для себя, если бы могла как-нибудь расквитаться с вами. Но у меня ничего нет. Могу ли я считать себя нравственно чистой в этом горестном событии, – решите сами.
О самом же деле я должна вам сказать, что если перезаложить акции, то это будет стоить денег, которых у меня теперь решительно нет. Если же денег не платить, то на акциях будут только накопляться деньги, которые, пожалуй, покроют самый капитал. О Федоре же Михайловиче ни слуху, ни духу. Обещал писать письмо к 10-му числу, но до сих пор никаких известий нет от него[929]929
Достоевский находился в это время в Висбадене.
Н. М. Достоевский сообщал своему брату Андрею 10 октября 1865 г.:
"Брат Федор до сих пор не приезжал из-за границы, и никаких писем от него нет…" (Авт. // ИРЛИ. – Ф. 56. – Ед. хр. 75).
[Закрыть].
Автограф // ЛБ. – Ф. 93.III.12.13.
Письмо написано на бланке журнала "Эпоха". Адресат установлен мною.
56. Н. М. Достоевский – А. М. Достоевскому
<С.-Петербург> 25 марта 1867 г.
…Брат Федор Михайлович женился. Свадьба была 15 февраля. Жена его двадцати лет, очень миленькая, отлично образованна и, главное, бесконечно добрая. Брат Федор принял на себя все долги покойного брата да, кроме того, один содержит семейство покойного. Вот почему я не могу обращаться к нему о помощи.
Автограф // ИРЛИ. – Ф. 56. – Ед. хр. 75.
57. А. Н. Майков – М. П. Погодину
<С.-Петербург. 30 марта 1867 г.>
Вы объявили в газете, чтобы вас не беспокоили знакомые, но вот, почтеннейший Михаил Петрович, поехал в Москву Федор Михайлович Достоевский[930]930
Достоевский с женой Анной Григорьевной приехал в Москву 30 марта 1867 г. и пробыл там до 8 апреля (Жизнь и труды Достоевского. – С. 164-165).
Возможно, к этому времени относится письмо И. С. Аксакова к А. Н. Плещееву, без даты:
"Любезнейший Алексей Николаевич!
Я изъездил всю Старую Басманную, отыскивая Достоевского, но нигде дома Белонегркина или Безнегркина не нашел. Не можете ли вы мне описать точнее местность, где стоит сей дом? Или, может быть, я переврал адрес? Или ошибся сам Достоевский? До свидания, надеюсь.
Ваш Ив. Аксаков. Четверг ночью" (Авт. // ЛБ. – Ф. 93.II.1.24).
На Старой Басманной жила сестра Достоевского – В. М. Иванова.
[Закрыть] с желанием вас посетить и просил меня предупредить вас и просить, чтоб вы его приняли; пожалуйста, не откажите, это человек сочувственный, до страсти русский и очень вас уважающий. Увидите сами. Не обращайте внимания на некоторые странности его, а только поймите их <…>
(Вот с ним бы вы отправили мне историю-то, хоть в листах[931]931
Речь идет об «Историко-критических отрывках» Погодина, кн. 2-я. – М., 1867 (кн. 1-я вышла в свет еще в 1846 г.).
[Закрыть].)
Автограф // ЦГАЛИ. – Ф. 373. – Оп. 1. – Ед. хр. 220.
Дата почтового штемпеля.
Об отношениях М. П. Погодина с Достоевским см. в публикации Л. Е. Барсуковой "Переписка Ф. М. Достоевского с М. П. Погодиным" // Звенья. – VI. – С. 439-454.
58. А. Н. Майков – М. П. Погодину
<С.-Петербург. Март 1867 г.>
…Вчера забыл отправить письмо и вдруг получаю от вас. Действительно, плохи сотрудники – кому я ни говорил, все одобряют, да языком, не подвигнутся. Дело в том, что у нас как-то разделился люд пишущий – на художников и журналистов или сотрудников. Даже враждебно смотрят друг на друга. Кто виноват? Конечно, последние, ибо сотворили из своего дела ремесло. В нашем скептическом Петербурге я не ожидаю вам большого успеха в публике. Это только мы с Достоевским разом в голос сказали – что ноты, которая слышится в вашем "Русском", недоставало в хоре нашей журналистики. Притом, погодите, надо время[932]932
Отклик на просьбу Погодина привлечь петербургских литераторов к участию в издаваемой им с 1867 г. еженедельной «газете политической и литературной» – «Русский».
Характерна оценка газеты Погодина, данная издателем "Русского архива" П. И. Бартеневым в письме к своему племяннику, будущему биографу Погодина Н. П. Барсукову, 1 октября 1868 г.:
"Газета «Русский» – это, прежде всего, старческая забава для Погодина и дает ему возможность бесконтрольно помещать все, что ему взбредет в голову. В другие издания его не принимают с разными выходками…" (Авт. // ЦГАЛИ. – Ф. 87. – Оп. 1. – Ед. хр. 65. – Л. 1607а об.).
[Закрыть]. Петербург вдруг не устанавливает мнения и приговоры. Его надо завоевать. Довольно про него сказать, что вообще он много обрусел в последние годы…
Автограф // ЦГАЛИ. – Ф. 373. – Оп. 1. – Ед. хр. 220.
Дата поставлена рукой М. П. Погодина.
59. М. П. Погодин – А. Н. Майкову
<Москва. 1 апреля 1867 г.>
…Достоевский до сих пор не был[933]933
5 апреля Майков осведомлялся у Погодина:
"Был ли у вас Достоевский? Напоминаю об истории".
[Закрыть]. Я спрашивал о нем кое-кого, но никто не мог сказать мне ничего. Очень рад бы я был с ним познакомиться, особенно после вашего свидетельства. Праздник весь буду сидеть дома[934]934
Достоевский так и не побывал у Погодина. См. след. письмо.
[Закрыть]…
Автограф // ЛБ. – М.9515.9.
60. А. Н. Майков – М. П. Погодину
<С.-Петербург. 25 апреля 1867 г.>
…Достоевский не успел к вам заглянуть, ибо случился с ним в ассигнованный для того день припадок падучей <…> Роман Тургенева[935]935
«Дым» (1867).
[Закрыть] носит на себе печать отсутствия автора несколько лет из России. Дыхания жизни, черноземной силы уже нет. Выработалось много нового, можно сказать – новый период начался в жизни общества, он его не понял и едва заметил. Он является брюзгливым западником, для которого цель только цивилизация, а народов нет. Грустно и противно читать, особенно когда он учит, с каким благоговением нам, ученикам, должно смотреть на Запад и когда видеть недостатки его, то делать вид, что не замечаешь, молчать и, подобно Ноевым благонравным сынам, прикрыть наготу и стыд родителя, а не смеяться, как Хам. Ну уж как хотите, тут лучше поступать по-хамовски: пусть старый батька проклинает. Если Запад – отец и его должно уважать, то за что матери-то (России) подымать подол и срамотине ее зло радоваться? Нет, Иван Сергеич, забыли другую басню – об Антее, которого сила в стоянии на земле. Это миф, более всего годный помнить поэтам…
Автограф // ЦГАЛИ. – Ф. 373. – Оп. 1. – Ед. хр. 220.
61. А. М. Бухарев [936]936
Александр Матвеевич Бухарев (в монашестве Феодор, 1824-1871) – бывший профессор Московской и Казанской духовных академий, автор исследования об Апокалипсисе и ряда других сочинений, в том числе «Трех писем к Н. В. Гоголю, писанных в 1848 году» (СПб., 1861). Летом 1863 г. расстригся из монахов и целиком отдался литературной деятельности.
[Закрыть] – А. А. Краевскому
<Ростов-Ярославский> 28 июня 1867 г.
…Препровождая к вам две мои статьи, покорнейше прошу не отказать поместить их в вашем журнале – в заботливом внимании к важности настоящей минуты в ходе дела русской мысли и жизни[937]937
Посланные Краевскому статьи Бухарева (среди них была статья о «Преступлении и наказании») в «Отечественных записках» не появились.
[Закрыть]. Вам легко удостовериться, что мои статьи не лишни в вашем издании и после помещенных уже в нем критических статей о последних произведениях Тургенева и Достоевского[938]938
Имеются в виду статьи Н. Н. Страхова о Достоевском «Наша изящная словесность» // Отеч. записки. – 1867. – Январь. – Кн. 2-я; Март. – Кн. 2-я; Апрель. – Кн. 1-я; «Новая повесть Тургенева» (о «Дыме») // Май. – Кн. 1-я.
[Закрыть], – напротив, нужны по своему направлению к тому, чтобы журналистика не пустилась опять по прежней дороге эгоистической полемики, ровно ничего не выяснившей нашему обществу. Такие честные дельцы мысли, как г. Страхов, стоят лучшего дела, чем бороться против своих, как и «Отечественные записки» заслуживают того, чтобы не было на них пятна – ратовать против таких писателей, которые навсегда останутся честью для нашего отечества. Не говорю уж об общей задаче журнала помогать русской мысли и жизни выходить из всяческой умственной и нравственной путаницы на настоящее русское дело. – Духу же вашего журнала, судя по «Чающим движения воды»[939]939
«Романтическая хроника» М. Стебницкого (Лескова) «Чающие движения воды» в № 3 «Отеч. записок» 1867 г.
[Закрыть] и историческому роману о женихе Ксении Годуновой[940]940
«Приключения королевича Густава Ириковича, жениха царевны Ксении Годуновой» – исторический роман Ел. Вельтман, напечатан в № 1-3 «Отеч. записок» 1867 г.
[Закрыть] и по самым статьям г. Страхова, мои статьи не противны[941]941
Рукописи этих статей Бухарева, по-видимому, не сохранились.
22 января 1870 г. Бухарев писал Погодину:
"…Если же вы все-таки не удовлетворяетесь моим общим объяснением отчуждения от меня светских и духовных в деле мысли и слова, то благоволите принять к сведению, что, кроме «Русских ведомостей» и «Современных известий», я обращался во все московские редакции, и без успеха<…> В Петербурге я относился в «Отечественные записки» при прежней редакции, по-видимому, склонявшейся к русским воззрениям (с критическими статьями о романах «Преступление и наказание» г. Достоевского и «Дым» г. Тургенева) <…> – мои статьи были возвращены мне. Случалось мне развивать свой образ мыслей пред кое-кем из деятелей других петербургских изданий: мне изъявляли только (уважительное, пожалуй) участие, но о моем сотрудничестве не заикались <…> По всему-то этому я и находил достаточным указать вам вообще на мое совершенное одиночество в нашей литературе…" (Авт. // ЛБ. – Ф. 231.II.6.5).
[Закрыть] <…>
Статьи писаны мною так, чтобы избегнуть надобности посылать их в духовную цензуру. На случай, однако, если вы сочли бы нужным обратиться к ней, благоволите обозначить на самых статьях – что в статье "О "Преступлении и наказании" может подлежать духовной цензуре – разве стр. 29-30, а в статье о тургеневской повести – С. 1, 19 и 23.
Автограф // ЦНБ АН УССР. – III.16944.
62. А. Г. Достоевская – А. И. Майковой
Женева. Октябрь 1867 г.
Давно хотела написать я вам, многоуважаемая Анна Ивановна, но, право, все не было материалу: описывать вам заграничную жизнь – дело лишнее; вы здесь сами живали и, вероятно, лучше меня ее знаете, рассказывать же наши заграничные похождения и маленькие несчастьица было <бы> слишком долго да и как-то тяжело. Вы не можете себе представить, как я вам благодарна за ваш радушный прием моей матушке. Моей милой, доброй старушке, постоянно жившей в семье[942]942
Об А. Н. Сниткиной см. выше, в публикации «Расшифрованный дневник А. Г. Достоевской».
[Закрыть], так скучно и тяжело жить одной, что доброе, ласковое слово для нее теперь особенно дорого. Она мне с восторгом писала о вас и вашем семействе[943]943
Это письмо А. Н. Сниткиной неизвестно.
[Закрыть], и, поверьте, мне это доставило много радости <…> Вы, вероятно, знаете от моей матушки о моем положении; я, слава богу, здорова, выношу все легко, разве только стала несколько впечатлительнее и ближе все принимаю к сердцу. Женева – место невеселое, и бедный Федор Михайлович просто пропадает здесь без людей от скуки. Для меня же все равно. Я как-то удивительно скоро привыкаю к месту и всегда найду, чем занять себя, чтобы не скучать. Правда, я иногда очень сильно тоскую по семье, от которой мне ни разу в жизни не приходилось уезжать так надолго. Но представьте себе: о возвращении в Петербург я думаю просто с ужасом: я здесь так счастлива, мы так спокойно, мирно и дружно живем, что я боюсь, что в Петербурге все это кончится: наши кредиторы, родственники со своими нуждами и Павел Александрович со своими вечными придирками и объяснениями решительно расстроят нашу славную, дорогую мне жизнь[944]944
Об отношениях А. Г. Достоевской и П. А. Исаева см. в ее «Воспоминаниях». – С. 116-123.
[Закрыть]. Федор Михайлович здесь несравненно спокойнее, раздражительности прежней и следа нет, исключая, правда, того времени, как мы живем в Женеве. Здешний климат ему положительно вреден, припадки бывают чуть ли не каждую неделю, и вы не поверите, как меня это мучит и беспокоит. Но, может быть, нам удастся куда-нибудь переехать, как вы нам советовали, и здоровье его несколько поправится. Поблагодарите Аполлона Николаевича за его манеру выдавать Павлу Александровичу деньги; вот именно так-то и следует делать; вот в каких руках надо ему было бы быть[945]945
Майков писал Достоевскому 20 сентября 1867 г.:
"25 р., назначенные Паше, все еще у меня <…>
Не дал я ему по 2-м причинам:
1) Ваша belle-mere {теща (франц.).} сказала мне, чтобы я не давал, так как он от нее получил по 25 сентября все ему следуемое <…>
2) На мои вопросы, на что ему деньги? Он говорил такой вздор, что уши вянут <…> [Вообще вижу, что это для вас обуза самая печальная. Упрям, ленив, а вкусил жизни, не искусясь наукой]" (Достоевский. Статьи и материалы. – Сб. 2. – Л., 1925. – С. 340).
[Закрыть]. Этот малый положительно делать ничего не желает. Матушка и сестра достали ему два места по двадцати пяти рублей в месяц; он пишет, что «это заставило его призадуматься», но еще не взять место; решительно, он метит в министры. Человек, чуть ли не безграмотный, пишущий к нам с такими ошибками, что за него совестно, еще затрудняется, взять ли ему место в такую ничтожную для него сумму. Нет, если б ему пришлось, как другим, самому себе отыскивать места, ходить по целым месяцам, просить, кланяться и все-таки не получить, тогда бы он был рад и не двадцати пяти, а десяти, пятнадцати рублям. А то ведь гораздо легче и приятнее сидеть на чужой шее и ничего не делать, чем за что-нибудь приняться за дельное. Стенография, я полагаю, ему не далась, так мне писали, тут все-таки надо трудиться, а трудиться ему лень. Право, даже и подумать об этих вещах больно. Простите, добрая Анна Ивановна, что я вам надоедаю своими рассказами <…>
Если б вы попросили Аполлона Николаевича писать Федору Михайловичу почаще; ведь его письма – просто клад для нас на чужой стороне <…>
Извините за нескладицу письма, решительно не умею писать, да и по-русски говорить разучилась совсем.
Автограф // ИРЛИ. – 30154. – С. СХ11б2.
63. М. П. Погодин – А. Н. Майкову
<Москва. 27 ноября 1867 г.>
"Русский" возобновляется[946]946
В заявлении «От редактора», напечатанном в № 1-2 «Русского» 1 января 1868 г., Погодин писал: "Извиняясь перед читателями в замедлении издания, которое случилось совершенно нечаянно, по причине моего заграничного путешествия (других причин, повторяю, не было никаких), я могу обещать в нынешнем году большую исправность". В 1867 г. вышло 26 номеров «Русского» вместо 52-х.
[Закрыть]: ему нужно на зубок что-нибудь! Да потолкуйте о нем хорошенько со знакомыми, принимающими живое участие. Мне одному нести эту ношу, я вижу теперь, тяжело, потому что у меня есть еще другие ноши: Историю надо непременно кончить хоть на Святой неделе – до татар[947]947
Исследование Погодина «Древняя русская история до монгольского ига», над которым он работал, вышло в свет только в 1872 г.
[Закрыть]. А там мерещится Иван Васильевич[948]948
Исследование о царе Иване III.
[Закрыть]. Если б нашлись мне помощники для «Русского», которые содействовали б к разнообразию, то число читателей увеличилось бы, без сомнения. Условия пусть предлагают какие угодно. Поговорите же с кем заблагорассудите. Например, рецензии примечатель<ных> книг, беспристрастные и в нашем духе, было бы очень полезно ввести. Не примет ли участия г. Достоевский, которого все-таки до сих пор не видал. Как его здоровье?..[949]949
Достоевский, находившийся в это время за границей, в «Русском» не сотрудничал. В письме из Женевы, датированном 21/9 октября, он осведомлялся у Майкова – "издается ли «Русский»?" (Письма. – II. – С. 48).
[Закрыть]
Автограф // ЛБ. – М.9515.9.
64. К. И. Бабиков – А. Н. Майкову
Москва. 31 декабря 1867 г.
…Еще просьба: я не знаю адреса Федора Михайловича и никого из старых моих знакомых, а потому обращаюсь к вам как к единственному человеку, адрес которого мне известен, с самою покорнейшею просьбою передать сию записку г. Достоевскому, за что я вам буду глубоко признателен[951]951
См. письмо Бабикова к Достоевскому, датированное 31 декабря, в нашей статье «Утраченные письма Достоевского» // Вопросы литературы. – 1971. – № 11. – С. 201: ср. настоящ. том, с. 496.
[Закрыть].
Автограф // ИРЛИ. – 16714. – С. VII 69.
II. Жизнь за границей. – Опять в Петербурге. – «Гражданин»(1868-1874)
65. Н. П. Барсуков [952]952
Николай Платонович Барсуков (1838-1906) – историк, впоследствии автор двадцатидвухтомного (не завершенного) труда «Жизнь и труды М. П. Погодина» (СПб., 1888-1910).
[Закрыть] – П. И. Бартеневу [953]953
Петр Иванович Бартенев (1829-1912) – редактор-издатель журнала «Русский архив» и хранитель Чертковской библиотеки в Москве.
[Закрыть] Черновое
Петербург. 19 января 1868 г.
…Из кружка тургеневских друзей до А. Н. Майкова домчался слух, что будто бы Достоевский прислал вам свои воззрения на Тургенева с тем, чтобы вы напечатали их лет через двадцать в "Русском архиве" и что будто бы вы эти воззрения отправили на проверку Тургеневу. Тургенев написал вам [свое оправдательное] по этому поводу письмо, которое, говорят, ходит по рукам в Петербурге. Майков [подозревает, незлобиво обличая меня] догадался, что это есть не что иное, как выдержки из письма к нему Достоевского, и незлобиво обличил меня в доставлении оных вам. Сперва это его немножко покоробило, а потом я его успокоил тем, что это общая участь всех писем подобного рода[954]954
Достоевский в письме к А. Н. Майкову, датированном 28/16 августа 1867 г., подробно описал свое посещение И. С. Тургенева в Баден-Бадене, приписав ему резкие выпады против России и всего русского (Письма. – II. – С. 30-32). Как вскоре стало известно Тургеневу от П. В. Анненкова, это письмо (вернее, выписка из письма), касающееся визита Достоевского, было доставлено Бартеневу для обнародования в 1890 г. В полной уверенности, что этот компрометирующий документ был послан Бартеневу самим Достоевским, Тургенев 3 января 1868 г. / 22 декабря 1867 г. обратился к издателю «Русского архива» с письмом, в котором категорически заявлял, что своими взглядами на Россию с Достоевским он не делился, видя в нем человека, "не вполне обладающего собственными умственными способностями", и протестовал против искажения его образа мыслей (Тургенев И. С. Письма. – Т. VII. – М.-Л., 1964. – С. 17-18). Письмо это было послано через Анненкова. См. публикацию материалов, относящихся к этому конфликту, в работе И. С. Зильберштейна «Встреча Достоевского с Тургеневым в Бадене в 1867 году» (Ф. М. Достоевский и И. С. Тургенев. Переписка. – М.-Л., 1928. – С. 141-187).
Из публикуемого письма Барсукова явствует, что именно он переправил выписку своему дяде – Бартеневу (ранее это известно не было). 31 декабря 1867 г. П. В. Анненков писал В. П. Боткину: "Покамест для развлечения вашего прилагаю копию с письма Тургенева к Бартеневу в Москву, по поводу наветов Достоевского. Оно, конечно, пустое, да неприятное дело" (Авт. // ЦГАЛИ. – Ф. 54. – Оп. 2. – Ед. хр. 1).
[Закрыть] [и что Достоевский, вероятно]
[Если последнее предположение справедливо и если упомянутый слух верен, то Майков вот о чем вас просит, чтобы вы выгородили из оного Достоевского, [ибо молва приписывает ему доставление этих мыслей вам], т. е., если можно, написали бы к Тургеневу письмо [что-де до вас дошел слух, что будто в Петербурге приписывают], в котором его уверили бы, что отзыв о нем вы получили не от Достоевского, а случайно выдержку из одного его частного письма[955]955
В ответном письме, датированном 22 января, Бартенев сообщал: "Тургеневу я на днях пишу, что никогда Достоевский ничего не присылал на хранение, а что действительно получена мною выписка из частного письма об их разговоре в Бадене. Ты будь покоен. Никогда не позволю себе показать не только Тургеневу, но и кому бы то ни было эти выписки. Читали только я, жена моя и Чертков как владелец" (Авт. // ЦГАЛИ. – Ф. 87. – Оп. 1. – Ед. хр. 65).
[Закрыть]…
Черновой автограф // ЦГАЛИ. – Ф. 87. – Оп. 1. – Ед. хр. 65
(Чистовой автограф // ЦГАЛИ. – Ф. 46. – Оп. 1. – Ед. хр. 76).
66. А. Г. Достоевская – Н. М. Достоевскому
Vevey. Сентябрь 1868 г.
…Вы не поверите, как мне тяжело и совестно вспомнить, что я обещала вам писать и до сих пор не исполнила еще своего слова. Мне часто приходит в голову, что вы на меня сердитесь и перестали считать своим другом, и эта мысль меня очень мучит. Я много раз принималась вам писать, но все по разным причинам не удалось послать. Сколько времени мы с вами не видались, Николай Михайлович! Вот уже полтора года, как мы из России; поехали на четыре месяца, а остались на два года, да и сами еще <не> знаем, когда нам удастся вернуться домой. Скажите, как вы провели этот год, здоровы ли вы, что поделываете? Вы не знаете, как я буду рада что-нибудь узнать о вас! У нас же было много счастья, но было и ужасное горе, т. е. смерть Сони[956]956
Соня Достоевская умерла в трехмесячном возрасте 12 мая 1868 г. (см. Жизнь и труды Достоевского. – С. 178).
[Закрыть]. Ведь вы знаете, что у нас была маленькая дочка, Соня, милая, хорошенькая девочка, как две капли воды похожая на Федора Михайловича[957]957
Достоевский 20 марта / 7 апреля 1868 г. шутливо писал А. Н. Майкову о живой еще тогда Соне: "Ребенку только что месяц, а совершенно даже мое выражение лица, полная моя физиономия, до морщин на лбу,– лежит – точно роман сочиняет!" (Письма. – II. – С. 97).
[Закрыть]. Я всегда думала, что если мы приедем в Россию, то вы непременно полюбили бы ее, а она бы наверно вас тоже любила, вы ведь такой добрый и простой человек. Как мы были счастливы в эти три месяца, пока у нас жила Соня; это была такая полная жизнь, что я ничего не желала больше. Какая милая, тихая девочка была моя Соня; она нас уже узнавала, смеялась нам и ужасно любила, когда Федор Михайлович ей пел. Федор Михайлович любил ее больше всего на свете и говорил, что никогда он еще не был так счастлив, как при Соне. Бедный, он так теперь горюет, что и сказать нельзя, и только тем себя утешает, что у нас другая будет. Я знаю, Николай Михайлович, вы очень добры, вы, вероятно, нас от души пожалеете и пожелаете нам такого же счастья.
Мы живем теперь, как вы знаете, в Вевее, на берегу Женевского озера; местность здесь до того хороша, что и во сне такой не увидишь; живем мы здесь три месяца, но вывели заключение, что воздух здесь положительно не годится для таких нервных, как мы с Федором Михайловичем. Поэтому мы хотим, если только удастся, непременно уехать, хотя еще и сами не знаем, куда; но вообще думаем в Италию, т. е. в Милан или во Флоренцию. А как бы мне хотелось воротиться в Россию, но покамест это решительно невозможно. Дела наши ужасно как плохи, долги не уменьшаются, а только нарастают, и приехать в Петербург – значит прямо сесть в долговое отделение. Несмотря на нашу чересчур скромную жизнь, нам часто приходится нуждаться и закладывать вещи. Федор Михайлович по целым дням без устали работает и ужасно измучился; здоровье его за границей несравненно лучше, и припадки не бывают недель по шести, по семи. Живем мы с ним ладно, и я чрезвычайно счастлива; он такой добрый, прекрасный и любящий человек, что, право, невозможно его не любить и не быть с ним вечно счастливой[958]958
"Анна Григорьевна – моя истинная помощница и утешительница, – писал в это время Достоевский Майкову. – Любовь ее ко мне беспредельна, хотя, конечно, есть много различного в наших характерах" (Письма. – II. – С. 63).
[Закрыть].
В Швейцарии мы прожили больше года и, право, с такой радостью хотим ее бросить!..
Автограф // ИРЛИ. – 30413. – С. CXIIIб9.
67. К. И. Бабиков – Н. Н. Страхову
Москва. 10 ноября 1868 г.
…Пишу я вам вот по какому поводу: в сентябре нынешнего года я дал два рекомендательных письма: к вам и к Аверкиеву – одному моему знакомому, г. Коврейну[959]959
Эти письма Бабикова неизвестны; не установлена и личность Коврейна.
[Закрыть], и в то же время просил его узнать нечто о Ф. М. Достоевском, который поступил со мной весьма неделикатно, и до сих пор не выслав статьи, за которую почти два года назад получил вперед деньги[960]960
15 сентября 1867 г. Достоевский писал А. Н. Майкову по поводу своей статьи о Белинском: "Перешлите, родной мой, статью мою Бабикову в Москву, вместе с письмом, которое тут же прилагаю незапечатанное <…> У меня совесть нечиста по поводу этой статьи" (Письма. – II. – С. 37). Письмо Достоевского к Бабикову неизвестно. Из того, что Бабиков через год считает нужным жаловаться на неполучение статьи, можно сделать вывод, что она так до него и не дошла и застряла у книгопродавца Соловьева, которому ее переслал А. Н. Майков, или же что Бабиков возвратил ее Достоевскому для переделки и вторично уже не получил.
[Закрыть], и этой своей неаккуратностью совершенно уничтожил возможность выхода предполагавшегося сборника. Коврейн был у Аверкиева (не знаю, был ли он у вас) и писал мне, что редакция (тогда еще только предполагавшегося) журнала «Заря» (да сияет она немеркнущим светом!) готова перекупить у меня статью Федора Михайловича под названием: «Мое знакомство с Белинским». Я, со своей стороны, буду очень рад, если дело устроится таким образом, то есть если вы и Федор Михайлович придете к соглашению, ибо, с одной стороны, я вовсе не желаю терять еще двухсот рублей, выданных вперед за статью, а с другой – мне было бы неприятно иметь хоть малейшее столкновение с Федором Михайловичем.
Итак, если вы изъявите желание приобрести, а Федор Михайлович – уступить вам предназначавшуюся статью для нашего сборника (вечная ему память!), то это будет лучшая комбинация, какую только возможно измыслить <…>
При сем прилагаю, если для вас может понадобиться, письмо к Федору Михайловичу[961]961
Приводим текст письма Бабикова к Достоевскому, сохранившегося в бумагах Страхова:
"Москва. Ноября 10 дня 1868 года
Милостивый государь Федор Михайлович!
Сборник, для которого когда-то предназначалась обещанная вами статья «Мое знакомство с Белинским» – в настоящее время состояться не может. Редакция журнала «Заря» изъявила желание приобрести эту статью; на это желание я изъявляю полнейшее согласие, а потому, если с вашей стороны не воспоследует никакого препятствия относительно этого соглашения, то, полагаю, это будет лучшее средство для устранения всяческих недоразумений. Впрочем, я согласен буду и на то, чтоб вы сами возвратили мне взятые вами у меня двести рублей серебром. Предоставляя вам полное право на окончание этого дела по вашему выбору, я позволяю надеяться себе, что вы почтите меня ответом.
Искренно уважающий вас, готовый к услугам К. Бабиков.
P. S. Адрес: Москва, Большая Дмитровка, д. Ладыженского, в книжную торговлю «Комиссионер» для передачи К. Ив. Бабикову" (ЦНБ АН УССР. – III. – 16883).
В архиве Достоевского сохранилось следующее письмо к нему московского книготорговца И. Желтова на бланке книжной торговли "Комиссионер", датированное 29 января 1873 г.:
"…На письмо, посланное вам, я не удостоился ответа. Посланному моему отвечали, что вы меня не знаете – но перепишетесь с Бабиковым по поводу выданной ему записки в получении денег 200 рублей серебром за статью «Мое знакомство с Белинским». Рассчитывая на вашу высокую честность, я возвращаю вашу расписку на невыполненное обязательство и надеюсь, что вы или пришлете мне деньги, или на эту сумму за известной уступкой нового вашего романа «Бесы». После столь долгого ожидания смею думать, что вы чем-нибудь развяжете этот узел и удостоите своим ответом владельца значащейся здесь фирмы, вашего покорного слугу И. Желтова" (Авт. // ИРЛИ. – 29642. – C. CXI62).
[Закрыть]…
Автограф // ЦНБ АН УССР. – III. 16882.
63. Н. В. Ханыков [962]962
Николай Владимирович Ханыков (1822-1878) – известный ученый-востоковед, брат петрашевца А. В. Ханыкова. В течение долгих лет он поддерживал приятельские отношения с Тургеневым, Герценом, Салтыковым-Щедриным и другими видными деятелями русской литературы.
[Закрыть] – В. П. Боткину
Париж. 5 мая 1869 г.
…Я получил извещение от И. С. Тургенева.
Тургенев ни на волос не переменился, он столько же завиардован, как и прежде[963]963
Ср. письмо Ханыкова к Герцену, датированное 22 сентября 1868 г. (Лит. наследство. – Т. 62. – С. 699-701).
[Закрыть], и трепетал 18 апреля, дня, где оперетка m-me Viardot должна была быть дана на Веймарском театре[964]964
Премьера оперетты Полины Виардо на текст Тургенева «Последний колдун» состоялась в Веймарском театре 27 марта (8 апреля) 1869 г. Тургенев писал Ю. Шмидту 4/16 апреля 1869 г.: "Я провел в Веймаре неделю. Оперетку г-жи Виардо «Последний колдун» ставили с большим успехом. Музыка, действительно, очаровательна, и – чего я, откровенно говоря, сильно боялся – либретто не производит впечатления чересчур большой наивности. Все было весело и привлекательно. Исполнение тоже по большей части отличное" (Тургенев И. С. Письма. – Т. VIII. – М.-Л., 1964. – С. 9). См. статью Тургенева "Первое представление оперы г-жи Виардо в Веймаре // Тургенев И. С. Полн. собр. соч. – Т. XIV. – М.-Л., 1967. – С. 286-296 и Лит. наследство. – Т. 73. – Кн. 1. – 1964. – С. 177-224.
[Закрыть]. Я предсказывал ему полный успех, и предсказание мое сбылось, но я нисколько не горжусь этим предвидением <…> Между тем последняя повесть его носит явные следы отчуждения от России; типы ее, полинявшие очерки виденного когда-то и не раз переданного гораздо рельефнее, так что, прочтя эту повесть, я невольно повторял за автором: «Несчастная! Несчастная!»[965]965
Повесть Тургенева «Несчастная» появилась в «Русском вестнике». – 1869. – № 1.
[Закрыть]. Воспоминания о Белинском очень водянисты и поправляются только концом[966]966
«Воспоминания о Белинском» Тургенева были напечатаны в № 4 «Вестника Европы» 1869 г. Резко отрицательно отнесся к ним и Герцен (см. Герцен. – Т. XXX. – С. 101, 120).
[Закрыть]. Читали ли вы «Обрыв» Гончарова[967]967
К этому времени в «Вестнике Европы» появилось пять частей «Обрыва» (№ 1-5).
[Закрыть] и «Идиота» Достоевского?[968]968
«Идиот» печатался в «Русском вестнике». – 1868. – Январь-декабрь. Главы VIII-XII четвертой части романа были выпущены в феврале 1869 г. как приложение к «Русскому вестнику».
[Закрыть] Н. А. Милютин сделал видимые успехи после того, как вы его видели[969]969
Николай Алексеевич Милютин (1818-1872) – один из виднейших деятелей крестьянской реформы – был в это время тяжело болен.
[Закрыть] <…> Внутренняя обстановка в его семействе тоже тускнеет. Марья Аггеевна[970]970
Марья Аггеевна Милютина (урожд. Абаза, 1834-1903) – жена Н. А. Милютина.
[Закрыть] видимо изнемогает под крестом, она становится все раздражительнее и желчнее; нередко плачет, чего прежде с нею не было; с Марьею Алексеевной они на ножах, и я очень рад, что та уезжает в Одессу. Она женщина добрая, сердечная, прямая, но не без русской распущенности и в особенности не без той привычки всегда и черт знает о чем волноваться, привычки, так рельефно обрисовываемой Достоевским в героинях его романов. Это какое-то душевное пьянство, принимаемое нашими дамами за страстность!..
