Текст книги "Ф. М. Достоевский. Новые материалы и исследования"

Автор книги: Галина Коган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 65 страниц)

Статья ваша мне очень сочувственна, только я желал у вас просить дозволить мне сделать замечание к вашему нападению на Градовского[1382]1382
  Обзорная статья О. Ф. Миллера «Пушкинский вопрос» – о юбилейных торжествах 1880 г. – появилась только в декабрьской книжке «Русской мысли». Значительное место в ней занимает полемика с "ополчившимся" на Достоевского проф. А. Д. Градовским (см. примеч. 6 к п. 208). "Из всех возражений на речь Достоевского он представил, конечно, самые солидные <…>, – пишет Миллер. – Профессор Градовский захотел удержать нас от увлечения какою-то «народною правдой» <…> Да, профессор забыл, что он имеет дело с героем-автором «Мертвого дома», давшим нам заглянуть так глубоко и в душу этих засаженных в нем «несчастных», и в душу того народа, который сумел их назвать «несчастными». Вот тот университет, в котором изучил Достоевский «народную правду…»". К статье Миллера сделано несколько подстрочных примечаний от редакции – в частности, о воспитательной роли общественных учреждений.
  Отметим следующие строки о пушкинских торжествах в письме романиста А. И. Эртеля к М. М. Стасюлевичу (17 июля 1880 г.):
  "…До сих пор не добьюсь еще VII книжки «Вестника Европы», чтобы прочитать глубоко меня интересующую речь Ивана Сергеевича Тургенева!
  Комично то, что слава Пушкина самых горячих воздыхателей нашла в г. Буренине и вообще в «Новом времени». Эти «молодцы», кажется, уж на все четыре стороны побрехали, чтоб только надлежащим образом засвидетельствовать свое усердие… Жаль, никто не взялся провести границу между ликованием этих поганцев и живым участием русской интеллигенции в пушкинском празднестве, а то происходит какой-то винегрет, в котором такие люди, как И. С. Тургенев, Юрьев, Полонский и друг., появляются бок о бок с гг. Сувориным, Бурениным и прочей поганью, а благодаря этому у нас в провинции ходят какие-то дурацкие толки о слитии, солидарности и т. п. чепухе…"
  Надпись М. М. Стасюлевича:
  "Тысячу раз прав А. И.: я уверен, что никто бы так не расписывался в память Пушкина, как Булгарин и Греч, если б дал им бог веку дожить до июня 1880 года" (ЦГАЛИ. – Ф. 1167. – Оп. 1. – Ед. хр. 75).
  Н. Н. Страхов писал Н. Я. Данилевскому 5 августа 1880 г.:
  "Пушкинское торжество было очень восторженно и доставило много минут очень радостных. Читали ли вы речь Достоевского? (она в «Московских ведомостях»). Эта речь имела успех неизобразимый, когда была произнесена, а теперь возбуждает против себя величайшую вражду западников, которые вдруг опомнились и стараются поправить дело всяким злоречием. «Смирись, гордый человек! Потрудись, праздный человек!» Если бы вы слышали, как были произнесены эти слова! Да и вообще заварился такой восторг, такой энтузиазм, что его нельзя рассказать. Я ждал этого и нарочно для этого поехал; но действительность превзошла все ожидания. И спасибо Достоевскому: он спас честь русской литературы, а то ничего, кроме глупостей, не было бы говорено. Тургенев нес легкомысленный и вредный вздор, от которого я опять на него рассердился. И как же я был рад, когда, после речи Достоевского, он повесил голову и уже не ходил таким балованным и счастливым старичком, как в первые два дня. Его чуть не носили на руках" (Русский вестник. – 1901. – № 1. – С. 141).


[Закрыть]…

Автограф // ЛБ. – Ф. 93.11.10.17.

215. П. Д. Голохвастов [1383]1383
  О П. Д. Голохвастове см. в примеч. к п. 72.


[Закрыть] – Н. Н. Страхову

5 октября 1880 г.

С пушкинского праздника расстались мы с вами, дорогой Николай Николаевич <…>

Припишите и о Льве Николаевиче; правда ли, что он эту зиму будет жить в Москве?[1384]1384
  Осенью 1880 г. Толстой два раза приезжал по делам в Москву. Зиму 1880-1881 гг. он провел в Ясной Поляне.


[Закрыть] Тогда и вас можно ждать в Москву на святки? Наверное ли будет Достоевский издавать свой «Дневник писателя» в будущем году?[1385]1385
  В 1881 г. вышел один номер «Дневника писателя» – уже после смерти Достоевского.


[Закрыть] «Карамазовых» я все еще не читал, жду конца. А что за прелесть его Август «Дневника»! Ведь эта схватка с Градовским чуть ли не такое же событие, как и Речь его[1386]1386
  См. примеч. к п. 208.


[Закрыть]. Каким чудом живет Достоевский в Петербурге? Как он выносит Петербург? Как его не тянет – если уж нельзя в деревню – так в Москву, в Россию, все-таки?..

Автограф // НБ АН УССР. – III.17072.

216. А. Г. Достоевская – В. М. Каченовскому [1387]1387
  Владимир Михайлович Каченовский (1826-1892) – сотоварищ Достоевского по пансиону Чермака, сын известного профессора-историка, издателя и редактора «Вестника Европы» Михаила Трофимовича Каченовского (1775-1842), автор воспоминаний о Достоевском (Московские ведомости. – 1881. – № 31. – 31 января). См. п. 262.


[Закрыть]

<С.-Петербург> 28 октября 1880 г.

…Федор Михайлович поручил мне передать вам его сердечную благодарность за присланное вами письмо вашего высокоуважаемого отца[1388]1388
  Автографы русских и иностранных деятелей собирала сама Анна Григорьевна, а не Достоевский, что, конечно, не исключало его личной благодарности за присылку. См. его письмо к Каченовскому, датированное 16 октября 1880 г. // Письма. – IV. – С. 203-204.
  27 октября Каченовский писал Достоевскому:
  "С удовольствием исполняю ваше желание. Из писем отца у нас остались лишь семейные, относящиеся к первым годам его женитьбы; все прочие отданы были в 40-х годах П. М. Строеву и М. П. Погодину" (Авт. // ЛБ. – Ф. 93.II.5.56; Ср. II.5.57).


[Закрыть]. Это письмо – важный вклад в собрание Федора Михайловича, и он очень ценит ту поспешность, с которою вы исполнили его просьбу[1389]1389
  Среди бумаг А. Г. Достоевской хранится письмо М. Т. Каченовского к жене, датированное 13 мая 1810 г. (ЛБ).


[Закрыть]…

Копия рукой В. М. Каченовского // ЛБ. – Ф. 93.II.5.57.

217. С. А. Юрьев – О. Ф. Миллеру

<Москва> 3 ноября 1880 г.

…Мне очень хочется видеться с вами уже и для того, чтобы переговорить о Достоевском. Я глубоко сочувствую его красноречивой проповеди о христианской любви, о том, что только в обновлении духом этой любви – источник правды, может, и блага в жизни общественной, личной и народной и т. д. Все это, несомненно, верно и развито Достоевским с обычною ему глубиною, но, тем не менее, не могу считаться вполне солидарным с его мировоззрением, невольно вызывающим на возражения. Послушать его, стать на его точку зрения – надо перестать думать и об экономических и о политических усовершенствованиях народной жизни, похерить все эти вопросы и ограничиться молитвой, христианскими беседами, монашеским смирением, сострадательными слезами и личными благодеяниями. Надо, говорю, похерить все вопросы о политической свободе, потому что Зосима и в цепях свободен. Не тут ли кроется и то, что Достоевский мирится с катковщиной? Цепи в известном отношении даже любезны Зосиме: дух в страданиях возвышается. Смирись, гордый человек! Зачем искать гармонии для свободной деятельности, экономических реформ? Все это – тлен и суета. Счастье в тебе, смиренного бог не уничижит, совершится чудо, и все изменится <само> собою, а до того молись, смиряйся и т. д. Как на руку такая речь всем деспотам, всем эксплуататорам! Убей себя в себе!.. Так, кажется, выражается во многих местах Достоевский. Что это значит? Это ведь не христианская проповедь, а скорее буддийская, может быть монашеская. Мы знаем другую формулу: свободно отдай себя на служение общему благу или свободно отдай свою личность общему благу. А это нечто другое, чем "убей себя в себе", излюбленное Достоевским. Прежде чем отдать свою личность, надо иметь ее или приобрести ее. А что такое приобрести личность, иметь ее?.. Отправляясь отсюда, мы придем к выводу иному, чем Достоевский, к другому миросозерцанию, которое, может, больше гармонирует с христианской любовью, чем зосимовский идеал. – Христианский идеал – идеал Зосимы; но, по моему мнению, он односторонен и не исчерпывает далеко истинно христианского идеала. Этот идеал – в деятельной любви ко всем направлениям жизни, политической, экономической, выражающийся в безустанной, энергической деятельности, борьбе и делом и словом, клонящейся к преобразованию всей окружающей народной и общественной жизни! Мыслим ангел с молитвой на устах и смиренными слезами на глазах и мыслим ангел с пламенным мечом на всякую неправду и всякое угнетение человека. Чувствую, что очень неточно, неясно все то, что я написал; но, надеюсь, что вы извините и дополните неясность этого письма. Мне хотелось оправдать перед вами, почему я не могу быть против всех возражений на речь и особенно на последний "Дневник" Достоевского и почему почитал эти возражения необходимыми. Я не читал письма Кавелина[1390]1390
  Открытое письмо К. Д. Кавелина к Достоевскому появилось в № 11 «Вестника Европы». См. о нем в «Лит. наследстве». – Т. 83. – С. 675-682, 696, 700-703.


[Закрыть], но знаю из разговоров с ним его воззрения и из писем его ко мне, как он смотрит на речь Достоевского, и не могу не высказать, что я ему во многом сочувствую. На основании сказанного я бы вас просил, если можно, оставить Кавелина без возражений в вашей статье[1391]1391
  К статье «Пушкинский вопрос» (Русская мысль. – 1880. – № 12) Миллер сделал следующее подстрочное примечание:
  "В ноябрьской книжке «Вестника Европы» раздался совсем неожиданно единственный подходящий отклик на речь Достоевского, в виде письма к нему К. Д. Кавелина. «Может быть, – говорит автор, – я увлекаюсь золотой мечтой, но мне думается, что новое слово, которого многие ожидают, будет заключаться в новой правильной постановке вопроса о нравственности в науке, воспитании и практической жизни, и что это живительное слово скажем именно мы… С этим же вопросом соединяются, в самых неопределенных сочетаниях, и неясные представления о будущем значении русского и славянского племени в судьбах мира. Громадный успех вашей речи о Пушкине объясняется, главным образом, тем, что вы в ней касаетесь этой сильно звучащей струны, что в вашей речи нравственная красота и правда отождествлены с русскою народною психеею»".
  К этой цитате Миллер приписал:
  "После этих слов можно и не спорить с многоуважаемым автором из-за частностей его письма".


[Закрыть]. Впрочем, я не знаю еще, не прочитал письма Кавелина. Я не могу стать на монашескую почву Достоевского, считающего все вопросы, политические и экономические, суетою сует, – я не могу говорить с вами иначе как вполне искренно и откровенно, потому что глубоко вас уважаю и принадлежу вам всею душою…

Автограф // ИРЛИ. – Ф. 156. – Оп. 1. – Ед. хр. 25.

218. А. Г. Достоевская – А. М. Достоевскому

<С.-Петербург> 26 ноября 1880 г.

…Благодарю вас от всего сердца, что вы вспомнили день рождения Федора Михайловича. Он был очень доволен, получив ваше письмо: из всех его родственников только вы и ваши дети поздравили его в этот день. Ни племянники, ни Николай Михайлович даже письмом не подумали о нем вспомнить, и это видимо огорчило Федора Михайловича. Зато тем приятнее было ему получить вечером ваше письмо[1392]1392
  Это письмо А. М. Достоевского от конца октября 1880 г, неизвестно. Достоевский тепло откликнулся на него 28 ноября. "Пожелания твои мне уж, конечно, вполне братские и искренние, – писал он, – только вряд ли они могут сбыться: вряд ли проживу долго…" (Письма. – IV. – С. 213-214).


[Закрыть] <…>

Мы, слава богу, все здоровы, хотя Федор Михайлович жалуется несколько на грудь. Но работы ужас как много, просто не остается ни минуты свободной. Мы печатаем отдельным изданием "Братьев Карамазовых", и они выйдут в свет в первых числах декабря. Я сама просмотрела все семьдесят пять листов корректуры и нашла, что это просто адская работа. Приходилось сидеть по пять-шесть часов сряду, чтоб не задержать работы. А тут хозяйство, дети, моя книжная торговля, все разрастающаяся, требования наших книг, счет с книжниками; одним словом, каждый час, каждая минута занята, и как ни работаешь, а видишь, в конце концов, что не сделала и половины из того, что предполагала. Как я ни собиралась к вашим, чтоб повидать еще раз Варвару Андреевну[1393]1393
  Дочь А. М. Достоевского – В. А. Севастьянова.


[Закрыть] пред ее отъездом, но попасть не могла: утром корректуры, вечером боюсь одна ехать, а ехать с Федором Михайловичем так далеко нельзя и думать: при его слабой груди ему положительно запрещено ездить на большие расстояния. Вот и откладываешь день за день, и все никуда не поспеешь. Но, слава богу, роман скоро выйдет, хотя тут пойдет опять каторжная работа по отправке, продаже и пристраиванию его. А там подписка на «Дневник», которая уже и теперь началась, а там издание «Дневника» и т. д., бесконечная и невозможная работа, а что грустно – что и в результате ничего не видно. Как ни бейся, как ни трудись, сколько ни получай, а все при здешней дороговизне уходит на жизнь, и ничего-то себе не отложишь и не сбережешь на старость. Право, иной раз руки опускаются и приходишь в отчаяние: такая каторжная работа, а только и утешения, что живешь в тысячной квартире, тогда как лично мне нужна маленькая комнатка. Право, я хочу уговорить Федора Михайловича переехать куда-нибудь в деревню: меньше заработаем, зато меньше и проживать будем да и работать меньше придется, жизнь пригляднее станет, в отчаяние не будешь приходить, как теперь. Видите, многоуважаемый Андрей Михайлович, я написала вам вовсе не именинное письмо, и простите меня за это. Но что же будешь делать, когда от вечной работы, беготни, неспанья расстроятся нервы так, что и жизнь немила…

Автограф // ИРЛИ. – Ф. 56. – Ед. хр. 56.

219. Е. Ф. Юнге – Н. И. Костомарову [1394]1394
  Николай Иванович Костомаров (1817-1885) – известный историк.


[Закрыть]

<Киев> 27 ноября 1880 г.

…Мне так о многом бы хотелось спросить вас, например, хоть о первой статье Аксакова[1395]1395
  Юнге имеет в виду огромную передовую статью И. С. Аксакова в «Руси», № 1. 15 ноября 1880 г., направленную против конституционных стремлений "западников". "Все иноземные наилиберальнейшие системы политического строя", по утверждению Аксакова, "тесны и узки в применении к государственной и социальной задаче России". Основной задачей России, по мнению Аксакова, являлась организация уездного самоуправления.


[Закрыть] и вообще о завязывающемся вновь споре славянофилов и западников, ибо, нечего греха таить, Достоевский своей речью не примирил, а выдвинул вперед вопрос. Не думайте, что я виню Достоевского, напротив – я в полном восторге от его речи, она такая вдохновенная. Вообще, я люблю Достоевского за то, что он в нас идеал будит. Что бы мы были без идеалистов, боже мой! Звери, несмотря на железные дороги. Да и железные-то дороги разве не идеалисты же выдумали? Разве не в этих безумных идеалистах, презирающих блага земные, несущих голову свою на плаху, восклицающих: "Epur si muove!"[1396]1396
  «А все-таки вертится!» (итал.).


[Закрыть], не понимающих нашего "практического и разумного" века, разве не в них выразилось все истинно человеческое, а наши "практические" и "разумные" червонные валеты и юные старцы – не есть ли это болезнь, ужасная эпидемия? Но эпидемия эта в последнее время принимает страшный вид хронической болезни, ж тут-то и полезны такие люди, как Достоевский, которые встряхивают нас, говоря: "Проснитесь!" Но я хотела, собственно, поговорить об Аксакове, мне что-то не совсем нравятся его "две державы"[1397]1397
  Из той же статьи Аксакова:
  "…пристально всматриваясь в наше современное «здание», мы, в сущности, увидим лишь две истинные исторические основы, или выражаясь техническим языком русских плотников, две державы, стоящие налицо, твердые, как гранит, пережившие века, все невзгоды и все преобразования. Это русский народ и единоличная верховная власть".


[Закрыть]. Мне кажется, что наши славянофилы – отчасти татарофилы, потому что боготворят именно тот строй русской жизни, который создался под влиянием монгольского ига[1398]1398
  6 января 1881 г. Костомаров отвечал Юнге:
  "…Ведь и мне, Екатерина Федоровна, драгоценны, да еще как драгоценны, минуты шестидесятых годов, со всеми призматическими надеждами, в большей части несбывшимися или переиначенными в пыльной действительности жизни <…>
  Я думаю, Екатерина Федоровна, что о Достоевском вы слишком много сказали, выразившись, что он в нас идеал будит. Я думаю всякий талант имеет идеал и нас к нему привлекает. Талант в том и талант, что идет вслед за идеалом; иначе без идеала – все пошлость, а талант быть пошлым не может. Что Достоевский – талант, в этом едва ли можно сомневаться. Но, признаюсь, его идеал – в тумане, как вообще идеал всех славянофилов московских покрыт туманом, сквозь который он представляется наблюдающим глазам в различных образах, и чаще всего в таких, каких на самом деле он не имеет. Мне кажется, этих господ не понимают, но виноваты они сами, потому что все, что они нам показывают, дают нам видеть не иначе, как сквозь дымку тумана, искажающего правильное очертание видимых образов. Что касается до аксаковской Руси, то покрывающий ее славянофильствующий туман прошибается каким-то фальшивым светом – нападения на кого-то, до того неясные, что могут их принимать на свой счет разные направления, толкование о каких-то народных задачах, которым интеллигентное общество изменило и которые где-то скрываются в избах и клетях, так что их там никто не отыщет, преклонение пред мужиком и его лаптями, которых сам Иван Сергеевич и компания, записанные в шестую родословную книгу, не наденут, благоговение перед православием Алексея Михайловича, тогда как сам Иван Сергеевич, вероятно, не сможет питаться полгода кислой капустой и постным маслом, наконец коленопреклонение перед абсолютизмом, с одеванием его в такие цветные лоскутья, которые к нему вовсе не пристают, – все это разве не фальшивый блеск, все это разве не служение лжи, вместо служения истине? Будь человек чем он есть, и говори, как думаешь и чувствуешь. Всякий суеверный сектант достоин уважения к его человеческому достоинству, и пусть он говорит то, что нам кажется неправдою, лишь бы говорил он искренно, а у Аксакова – ложь, самолюбие, самомнение, "я, дескать, умнее вас всех, я думаю не так, как вы, но вы меня вполне понять неспособны, настолько я выше вас!" Вот ведь это что у всех этих господ славянофилов – ложь! Они говорят нам: иди туда, а сами первые не идут, потому что сами не знают, куда идти. Они часто говорят: вот это так, а сами думают, что это не так. Такое впечатление на меня оставляют эти пробудившиеся отзвуки славянофильства. Никакой борьбы с западничеством не будет, потому что это уже минуло и стало стариною, которая никогда не воскресает с прежними формами…" (Авт. // ЦНБ АН УССР. – III.1158/3).
  19 марта 1881 г. Юнге писала Костомарову:
  "Получили ли вы последнее мое письмо? Я писала о Достоевском и в тот же день узнала об его смерти. Что за роковой год…" (Авт. ЦНБ АН УССР. // III.231а).
  Это письмо Юнге остается неизвестным.


[Закрыть]…

Автограф // ЦНБ АН УССР. – XXII.331.

220. Е. А. Штакеншнейдер – Н. Н. Страхову

<С.-Петербург> 27 ноября 1880 г.

…Вчера у нас Федор Михайлович читал главу из эпилога[1399]1399
  «Братья Карамазовы». Это чтение не зафиксировано в «Жизни и трудах Достоевского».


[Закрыть], княгиня Дондукова[1400]1400
  Княгиня Надежда Михайловна Дондукова-Норсакова (?-1915) – петербургская знакомая Штакеншнейдер.


[Закрыть] пела, одна барыня, Назимова, играла, но не было ни вас, ни Михаила Павловича[1401]1401
  Михаил Павлович Покровский. См. о нем в п. 34.


[Закрыть]…

Автограф // ЦНБ АН УССР. – III.18787.

221. Неустановленное лицо – К. Д. Кавелину

<Москва. 20-е числа ноября 1880 г.>

Спросите, пожалуйста, у Ф. М. Достоевского, почему нигде в мире, ни в Европе, которая "должна завтра рухнуть", ни в Азии, куда еще не проникла никакая цивилизация, женщины не играют в карты и не курят папирос, кроме как в России? <…>

Почему нигде воровство, казнокрадство, взяточничество, лжесвидетельствование не достигли таких чудовищных размеров и не проникают так во все слои общества?

Спросите у него, чем он, "гордый человек", так возгордился?

Пусть он объяснит, когда и какое именно слово скажет миру женщина, которая дуется в карты с папиросой в зубах, или мужчина, готовый продать отца родного за крестик, и не имеющий никакого понятия о святости долга гражданского, сплошь и рядом обворовывающий общественные кассы и т. д.! Он утверждает, что Ноздревы, Чичиковы, Собакевичи, Сквозники и т. д. – не русские, ибо они дурны. Нелепая аргументация!

Один из читавших ваше письмо к Ф. М.[1402]1402
  Письмо приложено Кавелиным к его записке (28 ноября 1880 г.), адресованной А. Н. Пыпину:
  "…посылаю вам письмо, полученное из Москвы. Это, как говорят французы, «вода на вашу мельницу». Я посылаю его, в виде заискиванья у вас, чтоб вы исполнили мои две просьбы, а говоря попросту, по-русски – «черту на грехи»" (там же).
  Об открытом письме Кавелина к Достоевскому см. в примеч. к п. 217.


[Закрыть]

Автограф // ГПБ. – Ф. 621. – Ед. хр. 362.

222. А. А. Достоевский – А. М. Достоевскому

<С.-Петербург> Начало декабря 1880 г.

…Во вторник я вместе с Рыкачевыми был у Анны Григорьевны Достоевской на именинах. Кроме нас, было еще несколько человек: родственник Анны Григорьевны Сниткин, Страхов, пасынок Федора Михайловича, фамилии коего не знаю, и др. После обеда мы разошлись по домам, при этом Анна Григорьевна просила меня зайти к ней в субботу – поговорить о нашем деле <…> Таким образом, вчера вечером я и был у Анны Григорьевны. Она подробно будет вам писать на днях <…>

Вчера Федор Михайлович передал мне для пересылки вам "Братьев Карамазовых", вышедших на днях отдельным изданием. Так как вы уже этих братьев прочли в "Русском вестнике", то я с вашего позволения придерживаю их у себя для прочтения. Расходится роман очень быстро: уже продано на три тысячи рублей (в четыре дня); все же издание в четыре тысячи экземпляров обошлось в четыре тысячи рублей, так что скоро книга будет продаваться в чистый барыш. Анна Григорьевна рассчитывает получить чистого барыша десять тысяч рублей – конечно, если все издание будет распродано[1403]1403
  Достоевский в это время выслал ряду своих родных, друзей и знакомых экземпляры только что вышедшего в свет отдельного издания «Братьев Карамазовых».
  Издатель "Русской мысли" Вукол Михайлович Лавров (1852-1912) писал Достоевскому 30 декабря 1880 г. из Москвы:
  "…Позвольте мне высказать вам мою глубочайшую сердечную благодарность за присланный мне экземпляр «Братьев Карамазовых». Эта книга с вашей надписью будет служить мне, во всю мою жизнь, напоминанием о тех немногих отрадных моментах, которые я имел счастье провести в живом общении как человек с человеком, с тем, кто по своему великому художественному таланту и еще более по своей способности понимать и делать понятным другим сокровеннейшие движения человеческой души, казался мне в своих произведениях титаном, которому можно только удивляться, созерцать его величие, пред которым можно только благоговеть, как перед творцом, созидающим вновь человека как бы из первобытного хаоса, из пошлости и грязи ненормальных жизненных условий вновь возвращающим ему образ и душу человека, страдающим вместе с ним в его падении и торжествующим вместе с ним победу над эгоистическими, животными стремлениями.
  Но при всем моем желании выразить то чувство глубочайшего уважения и восторженной симпатии, которое во мне внушают ваша личность и ваши произведения, я признаю недостаточными все слова, все выражения, которыми могу располагать. Могу только сказать, что из всех подарков, которые я получал, самым драгоценным для меня будет ваша книга и надпись на ней.
  Глубоко уважающий и искренно, всею душою преданный вам Вукол Лавров" (Авт. // ЛБ. – Ф. 93.II.6.11).
  Несколько ранее, в письме к жене, датированном 27 мая, Достоевский следующим образом охарактеризовал Лаврова:
  "Мой страстный, исступленный почитатель, питающийся моими сочинениями уже многие годы" (Письма. – IV. – С. 154).


[Закрыть]…

Автограф // ИРЛИ. – Ф. 56. – Ед. хр. 30. Помета о получении: 16 декабря.

223. А. Г. Достоевская – Н. М. Достоевскому

<С.-Петербург> 26 декабря 1880 г.

…Федор Михайлович поручил мне ответить вам на ваше письмо от 23 декабря[1404]1404
  В этом письме Н. М. Достоевский сообщал брату:
  "Я писал Анне Григорьевне, прося разрешить Шеру продать от 8 до 10 десятин и поставить их при разделе на мой и племянников счет, и тогда тебе не было бы никакого ущерба <…> Поэтому, милый и дорогой брат, разреши, без ущерба себе, продажу означенного количества десятин, чтобы только развязаться с Александрой Михайловной и очистить имение от опасного долга <…> Что же касается до моего согласия на раздел, то тебе давно известно, что я во всем согласен с твоими желаниями и противоречить не буду…" (Авт. // ИРЛИ. – 29701. – C. CXIб4).


[Закрыть], так как сам нездоров и занят по горло. Вы просите его разрешить Шеру продать восемь или десять десятин на покрытие вашего и племянников долга Александре Михайловне, т. е. на покрытие 2500 р. Но в таком случае вы оцениваете десятину в 250 р., тогда как самая высшая цена, за которую продавали, – 95 р. за десятину, да притом это самые лучшие места, а в среднем числе можно продать по 50 р.; следовательно, чтоб выручить 2500 р., следует продать пятьдесят десятин. А так как Александра Михайловна пожелает получить свои деньги с Шера, около пяти тысяч, то придется продать еще сто десятин, а всего от 150 до 200 десятин хорошего леса. Вы сами видите, как это далеко от восьми-десяти десятин. Но продать такое количество десятин – значит обесценить имение совершенно, так как будут выбирать лучшие места, а останутся худшие, на которые не найдется покупщиков. Так вот почему Федор Михайлович не может согласиться на продажу имения участками, подесятинно. Есть единственный выход из этого положения: чтоб нас выделили землею, т. е. лесом, как было условлено прежде, а именно нам выделили четыреста десятин Ширяева, а Андрею Михайловичу выделили двести десятин Пехорки. Но так как до ввода во владение разделиться нельзя, то можно пока до раздела написать, так сказать, предварительный договор, по которому Шер, Ставровские, вы и племянники обязуетесь как только мы все будем введены во владение, нам выделить четыреста десятин Ширяева, а Андрею Михайловичу – двести десятин Пехорки от такого-то до такого-то места. Но на случай, если б Шер, или Ставровские, или племянники захотели потом отказаться от этого договора и не захотели нам отделить четыреста десятин Ширяева, а Андрею Михайловичу двести десятин Пехорки, то тогда Шер, Ставровские или племянники обязаны уплатить нам неустойку в восемь тысяч <…> Итак, многоуважаемый Николай Михайлович, теперь от вас зависит, как вы решите это дело: если захотите нас выделить этим предварительным договором, то тогда выделяйте и тогда делайте с остальным имением что хотите. Если же не желаете нас выделить, то что делать – пусть имение продается с публичного торга, и мы все понесем убытки <…>

Известите, если возможно, скорее о вашем решении[1405]1405
  Ответное письмо Н. М. Достоевского неизвестно.
  14 января 1881 г. он писал Достоевскому:
  "…Помоги мне сколько можешь. Нужда пришла небывалая. Новый год я встретил с семью копейками и теперь прихожу в уныние, не зная, что начать. Прошлогодние работы окончены, а новых еще нет, а тут безвыходное положение. Хотя ты не вполне веришь в мои болезни, а между тем, в настоящее время, я так слаб ногами, что даже плохо хожу по комнате <…> Надеюсь, дорогой мой брат, что ты меня не осудишь, что я обращаюсь к тебе – это для меня главное…" (Авт. // ИРЛИ. – 29701. – С. CXIб4)


[Закрыть]…

Автограф // ИРЛИ. – 30413. – С. CXIIIб9.

224. Е. А. Штакеншнейдер – А. Г. Достоевской

<С.-Петербург. 1880 г.?>

Голубушка, мама посылает вам рисунок, акварель моего покойного отца[1406]1406
  Андрей Иванович Штакеншнейдер (1802-1865) – известный архитектор.


[Закрыть]. Это вид окрестностей Ревеля, и наверху надпись, сделанная рукой отца. Эта акварель сделана была давно, еще мой отец был молод и жил в имении гр. Бенкендорфа, Фалле, около Ревеля. За этот рисунок, надеюсь, что вы в субботу покажете не только Федора Михайловича, но и себя. Милочка, так вам досталось! А я-то была вам рада! <…>

Оля[1407]1407
  Ольга Андреевна Штакеншнейдер (Эйснер) – сестра Елены Андреевны.


[Закрыть] очень благодарит и посылает три рубля. А я когда же получу: черновую «Карамазовых», адрес Славянского комитета и два портрета Федора Михайловича?..

Автограф // ЛБ. – Ф. 93.II.9.150.

225. И. И. Румянцев – А. Г. Достоевской

<Старая Русса. Начало января 1881 г.(?)>

…Я глубоко благодарен за дорогой для меня подарок Федору Михайловичу и надеюсь, что вы понимаете мое душевное к вам уважение и извините меня за несоблюдение формы.

С великою охотою начал с начала и прочитал я книгу, подаренную мне, следовательно два раза читал. И искренно скажу, что благодарю бога за то, что вынес из нее. Только теперь во всей ясности и полноте понял я сущность этого произведения. Можно дивиться глубине проникания в чужие души и последовательности и ясности изображаемых событий. Действительно, чтобы понять всецело Федора Михайловича, надобно приложить силу своего разумения, потому что Федор Михайлович – не просто описатель внешних событий, а потому речи прокурора и адвоката, помимо того, что они высказывают дорогие мысли, очень много облегчают понимание и положительно необходимы для большинства читателей, которые не могут схватить и понять разом[1408]1408
  Н. К. Лебедев-Морской писал А. С. Суворину 23 января:
  "Желаю напечатания прилагаемого фельетона не столько для себя, сколько ради справедливости. Тут идет речь о «Масонах» Писемского, известие о смерти которого застало меня только что окончивши статью. О романе никто до сих пор не сказал ни слова, даже вы в обзоре журналистики забыли упомянуть о нем, а между тем за прошлый год только замечательного и было, что «Масоны» да Карамазовы"…" (Авт. // ЦГАЛИ. – Ф. 459. – Оп. 1. – Ед. хр. 2263).


[Закрыть]…

Автограф // ЦГАЛИ. – Ф. 212. – Он. 1. – Ед. хр. 208.

226. А. Г. Достоевская – А. М. Достоевскому

<С.-Петербург. 13 января 1881 г.>

…Вы дали нам слово написать нам, что узнаете проездом через Москву от Шера. Нас это ужасно интересует, и Федор Михайлович поручил мне напомнить вам о вашем обещании. Действительно ли имение назначено в продажу; согласен ли Шер на выдел? Согласны ли вы на выход из наследства, как мы предполагали? Будьте добры, ответьте нам на наши вопросы.

Федор Михайлович поручил мне передать вам его уважение…

Автограф // ИРЛИ. – Ф. 56. – Ед. хр. 56.

227. В. К. Савостьянов – А. Г. Достоевской

Шацк. 15 января 1881 г.

…Я все поджидал известий о том имении, про которое говорил вам, поэтому и не писал вам до сих пор. Купец Емельянов, продавец имения, видя возрастающую ценность земли, с двадцати тысяч, которые он просил летом, просит теперь тридцать пять тысяч, и, вероятно, ему дадут эту цену, если не теперь, то через год <…> Но у меня есть в виду отличное имение для вас <…> Я очень рад был бы услужить вам. Да и весь Шацкий уезд с восторгом думает о возможности считать Федора Михайловича своим <…> Прошу вас передать мое приветствие и глубокое уважение Федору Михайловичу[1409]1409
  Имение в Шацком уезде Достоевским приобретено не было.


[Закрыть]…

Автограф // ИРЛИ. – 30252. – C. CXIIб6.

Дата почтового штемпеля.

228. О. Ф. Миллер – А. Г. Достоевской

<С.-Петербург> 20 января 1881 г.

…Был я в субботу[1410]1410
  Суббота приходилась на 17 января.


[Закрыть] без вас у Федора Михайловича и попал невпопад, чем и объясняю полученный мною – к тому же и навсегда – отказ от чтения. Потом Федор Михайлович смилостивился немножко и подал некоторую надежду. Я по своему опыту знаю, что, когда погрузишься в писанье, а тут кто-нибудь прилезет с посторонними вопросами, то не можешь такого непрошенного гостя не счесть хуже татарина[1411]1411
  Эпизод, о котором здесь идет речь, подробно освещен в XXII главе «Воспоминаний» Н. Н. Страхова «Последние минуты», составленной, как говорится в подстрочном примечании, «общими силами очевидцев».
  "Дней за десять до той кратковременной болезни, которая свела Федора Михайловича в могилу, зашел к нему О. Ф. Миллер напомнить ему о данном им обещании участвовать в пушкинском вечере 29 января (в день смерти поэта). Незваный гость, как это часто и случалось с Федором Михайловичем, оказался для него хуже татарина. О. Ф. Миллер не сообразил, что Федор Михайлович как раз дописывал тогда январский номер возобновляемого им «Дневника писателя». Он выбежал к посетителю в прихожую с пером в руке, страшно взволнованный – отчасти, как сам тут и высказал, опасением, пропустит ли ему цензура несколько таких строк, содержание которых должно развиваться в дальнейших номерах «Дневника», в течение всего года. «Не пропустят этого, – говорил он, – и все пропало» (известно, что, не имея средств для внесения залога, он должен был издавать свой «Дневник» под предварительною цензурою). Строки, так его беспокоившие, надо думать, те, которыми открывается 5-й отдел 1-й главы «Дневника» <…>: «На это есть одно магическое словцо, именно „Оказать доверие“. Да, нашему народу можно оказать доверие, ибо он достоин его. Позовите серые зипуны и спросите их самих об их нуждах, о том, чего им надо, и они скажут вам правду, и мы все в первый раз, может быть, услышим настоящую правду»". (Биография… – С. 321).


[Закрыть]. Вот почему до окончания «Дневника» и не надо мешать Федору Михайловичу. Но вы имеете возможность поговорить с ним о пушкинском вечере 29 января, выбрав такую минуту, когда вы ему нимало не помешаете. Будьте же адвокатом за Пушкина и за меня, грешного. Если уж Федор Михайлович решается более не огорчать наших глупых "либералов" тем приемом, какой всегда делает ему публика, то пусть хоть раз, для Пушкина, он плюнет на либералов и прочтет из «Бориса Годунова»: "Достиг я высшей власти" и "Царскую думу", а также "Пророка", или же, наконец, по собственному его выбору, все, что ему будет угодно. Пусть сделает это отчасти и для меня: право, я заслужил этого, любя Федора Михайловича всею душою. Я бы выждал окончания «Дневника» и сам пришел опять к Федору Михайловичу, но ведь афиша должна быть выпущена никак не позже воскресенья (хорошо бы и ранее – вечер 29-го, в четверг). Вот почему я и прошу вас, улучив добрую минутку, заручиться согласием Федора Михайловича хотя бы только на постановку его имени в числе участвующих (подробную афишу можно бы тогда выпустить попозже).

Вверяю вам участь пушкинского вечера…

Автограф // ЛБ. – Ф. 93.II.6.86.

229. А. Г. Достоевская – О. Ф. Миллеру

<С.-Петербург> 20 января 1881 г.

…Федор Михайлович поручил мне написать вам, что он будет читать у вас 29 января во всяком случае, то есть даже в случае, если б ему запретили его январский "Дневник" (чего он так опасается)[1412]1412
  В этот же день начальник Главного управления по делам печати Николай Савич Абаза (1837-1901) писал Достоевскому (по поводу выпуска в свет очередного номера «Дневника писателя»):
  "Прошу извинить, что задержал, никаких препятствий, конечно, нет" (Авт. // ЛБ. – Ф. 93.II.1.1. Написано на визитной карточке Абазы).


[Закрыть]. Таким образом вы смело можете выставить его имя в числе участвующих. Федор Михайлович желал бы прочесть из последней главы «Евгения Онегина» и тем ограничиться, так как чтение этой главы займет не менее двадцати-тридцати минут. Если найдете нужным переговорить с Федором Михайловичем, то зайдите к нам от трех-четырех когда угодно. Федор Михайлович хоть и страшно занят, но для вас у него время найдется.

Очень прошу вас, многоуважаемый Орест Федорович, не сердиться на Федора Михайловича за его нетерпеливый и строптивый тогдашний прием: Федор Михайлович и всегда болезненно раздражителен, а тут "Дневник" его окончательно замучил. Я очень рада, что мне удалось уговорить Федора Михайловича читать и тем исполнить вашу просьбу…

Автограф // ИРЛИ. – 30420. – С. CXIIIб9.

230. О. Ф. Миллер – А. Г. Достоевской

<С.-Петербург> 21 января 1881 г.

…Мне и в голову не приходило сердиться на Федора Михайловича[1413]1413
  См. предыдущее письмо.


[Закрыть]; это для меня невозможно – как в прошедшем, так и в будущем.

От души благодарю вас за ваше посредничество. На днях зайду сам лично поблагодарить вас и Федора Михайловича и переговорить[1414]1414
  В «Биографии» сообщается по поводу этого эпизода:
  "В воскресенье, 25 января, рассчитав, что «Дневник» уже должен быть дописан, О. Ф. Миллер отправился к Федору Михайловичу и застал у него А. Н. Майкова и Н. Н. Страхова <…> Федор Михайлович был в хорошем расположении духа. Но когда речь зашла о чтении, он вдруг настоятельно заявил, что желает прочесть на вечере некоторые любимые им небольшие стихотворения Пушкина. О. Ф. Миллер заметил ему, что он заранее указал на V отрывок из «Евгения Онегина», как уже и значится в афише вечера <…> Федор Михайлович несколько раздражился и сказал, что, кроме указываемых им теперь небольших стихотворений, он ничего другого читать не будет <…> Небольшая размолвка окончилась миролюбиво <…> Когда он уходил, хозяин, совершенно уже успокоенный, проводил до дверей О. Ф. Миллера, которому так и не пришлось уже более увидать живым Федора Михайловича" (С. 322-323).


[Закрыть]…

Автограф // ЛБ. – Ф. 93.II.6.86.

231. А. Г. Достоевская – О. Ф. Миллеру

<С.-Петербург> 26 января <1881 г.>. 2 часа ночи

…Считаю нужным вас уведомить, что Федор Михайлович не в состоянии читать на вечере 29 января. Вчера в шесть часов вечера Федор Михайлович опасно заболел: у него лопнула легочная артерия и сильно шла горлом кровь. Одно время он был до того плох, что доктора посоветовали пригласить священника, и Федор Михайлович исповедался и причастился. У нас был консилиум, и Кошлаков[1415]1415
  Дмитрий Иванович Кошлаков – профессор Медико-хирургической академии.


[Закрыть] настоятельно требует, чтобы Федор Михайлович не двигался и не говорил в течение недели.

Я в страшном отчаянии; опасность еще не прошла: еще одно такое кровотечение, и Федора Михайловича не станет.

Пишу вам ночью, чтоб вы завтра же утром успели сделать распоряжение об исключении имени Федора Михайловича из афиши[1416]1416
  На пушкинском вечере 29 января выступил Миллер, сказавший:
  "Сегодня у нас поминальный день. Мы думали поминать Пушкина вместе с Достоевским, то есть думали, что Достоевский будет сегодня с нами читать вам стихи Пушкина, читать «Пророка». Нам приходится теперь поминать вместе с Пушкиным самого Достоевского, поминать умершего Достоевского… Еще в воскресенье он говорил со мною о том, что именно выбрать ему для чтения. Сперва (за неделю) он совсем отказывался читать. Его впечатлительная душа находилась под влиянием свежих еще попреков что он любит овации… Потом он согласился во имя Пушкина, но долго отказывался именно от «Пророка»… Наконец, он взялся и за эти стихи, но с тем, чтобы прочесть вместе с ними «Из Корана», «Из Данта», «Странники»… Он собирался при том говорить о всеобъемлемости Пушкина – на тему «всечеловека». Мы надеялись, что, как всегда в начальной части вечера, он выступит перед нами своими тихими, неслышными шагами – и сразу опять раздастся тот гром приветствий нетерпеливо ожидающих слушателей, тот гром приветствий, который раздавался только для него…"


[Закрыть].

Автограф // ИРЛИ. – 30420. – С. CXIIIб9.

232. С. П. Хитрово [1417]1417
  Софья Петровна Хитрово – хозяйка петербургского литературного салона. В ней, по характеристике К. Н. Леонтьева, были "соединены изумительно лейб-гусарский юнкер и английская леди, мать и супруга, японское полудетское личико и царственная поступь, злость и самая милая грация, восхитительное косноязычие и ясный, твердый ум" (Лит. наследство. – Т. 22-24. – С. 435; ср. с. 476). Среди бумаг Достоевского сохранилось несколько писем к нему Хитрово с приглашением читать в ее салоне, прийти в гости и пр.


[Закрыть] – А. Г. Достоевской

<С.-Петербург. 27 (?) января 1881 г.>

…Мы сейчас узнали, что Федор Михайлович нездоров. Скажите, пожалуйста, что с ним? Можно ли к вам приехать? Когда? Мы так беспокоимся! Пожалуйста, напишите два слова. Графиня[1418]1418
  Графиня – Софья Андреевна Толстая, вдова поэта А. К. Толстого. См. п. 248.


[Закрыть] и я, мы очень, очень беспокоимся и хотим знать, когда можно видеть вас, приехать к вам?..

Автограф // ЛБ. – Ф. 93.II.9.104.

233. Е. Н. Гейден [1419]1419
  Графиня Елизавета Николаевна Гейден (ур. гр. Зубова, 1833-1894) – петербургская знакомая Достоевского, великосветская дама-филантропка. По словам А. Г. Достоевской, писатель "любил беседовать" с Гейден (Воспоминания. – С. 258). Напыщенные, холодно-экстатические письма Гейден к Достоевскому дают некоторое представление о характере их взаимоотношений. Написаны они неправильным, не по-русски звучащим языком; эгоцентрические нотки то и дело прорываются сквозь густые волны фимиама, на который не скупится корреспондентка. Можно усомниться, что Достоевскому всегда приятны были встречи и беседы с Гейден.
  Вот недатированная записка Гейден, свидетельствующая о том, что она не без назойливости напрашивалась на встречи с писателем, которых он пытался избежать:
  "Добрейший Федор Михайлович, я положительно скучаю от запрещения вашего приехать к вам до будущей недели. Что мне устройство квартиры? Мне хочется вас видеть и послушать. Если позволите, то приеду сегодня в 3 часа, а если нельзя, то скажите, как лучше, в понедельник или во вторник" (ЦГАЛИ. – Ф. 212. – Он. 1. – Ед. хр. 66).
  Обширное письмо Гейден, датированное 2 июля 1880 г., обращено к "сердечно-уважаемому учителю", у которого, по ее выражению, "мы обретаем течение живого слова и которого поэтому предполагаем у самого источника". "Вся Россия внимала вам на пушкинском празднике, – пишет Гейден, – и, принимая непосредственно из ваших уст ваше исповедание русских идеалов, она шла за вами, как один человек, в разоблаченную действительность, которую вы исходили трудами и слезами, и потому Россия признала за вами право оглашать ее и звать за собой в тихое пристанище любви, откуда вы взираете на нас с властью. В эту минуту вас все понимали, и глубоко заронилось ваше слово в юных сердцах, ищущих с чистым восторгом задач своей жизни. – Благословенны вы за это руководительство.
  Я была в Петербурге и слышала обо всем торжестве, радовалась сердечной радостью, а здесь, в деревне, встретившись месяцем спустя с сыном-студентом, который был на этом празднике, он мне с умилением сказал: «Всю жизнь не забуду слова Достоевского».
  – Если я сама была под сильным влиянием сочувствия и восторга – зачем же я раньше не писала вам? – спросите, может быть. Оттого, что вы принадлежали в это время истории, окружающим, корифеям слова. Я одного для себя жаждала, прочесть ваше слово в полном его подлиннике, что и теперь не получила, так как оно еще не явилось во всем своем объеме в печати. Но я предчувствую его во всей его силе…" (Авт. // ЛБ. – Ф. 93.II.2.73).
  Письмо, датированное 18 августа того же года и посвященное разбору "Дневника писателя" и речи о Пушкине, написано в столь же восторженном тоне. См. "Вопросы литературы". – 1971. – № 11. – С. 218.


[Закрыть] – А. Г. Достоевской

<С.-Петербург. 28 января 1881 г.>

…Сейчас поражена была прочитанным в газетах известием о тяжкой болезни Федора Михайловича![1420]1420
  На первой странице «Нового времени», № 1767, 28 января 1881 г., напечатана следующая заметка, озаглавленная «Пушкинский вечер»:
  "В сообщаемой сегодня программе пушкинского вечера читатели не найдут возвещенного прежде имени Ф. М. Достоевского. Он сильно занемог вечером 26 января и лежит в постели. Люди, еще так недавно попрекавшие его тем, что он слишком часто принимает овации на публичных чтениях, могут теперь успокоиться: публика услышит его не скоро. Лишь бы сохранилась для русского народа дорогая жизнь глубочайшего из его современных писателей, прямого преемника наших литературных гениев!"


[Закрыть] Страшно, я все о нем думала эти дни (сама заболела, лежала в постели), беспокоилась его заботой о «Дневнике», хотела вам писать, да своею немощью отвлеклась. Меня сегодня никак не выпускают, но душа моя рвется к вам обоим – я теперь чувствую, как вы мне дороги и как хотелось бы послужить вам. Дня через два вырвусь, но до тех пор скажите, бога ради, не нужно ли вам кого-нибудь, чего-нибудь? Хорошего врача, моего преданнейшего друга? Сестру для ухода? Или что или кого? Если у вас есть бюллетень, пришлите, иначе скажите два слова о нем моему посланному – я знаю, что вам некогда писать!..[1421]1421
  Среди бумаг А. Г. Достоевской сохранился написанный ее рукою текст письма к Гейден, представляющего собой ответ на публикуемое письмо. См. С. 188 настоящ. тома.


[Закрыть]

Автограф // ЛБ. – Ф. 93.II.2.74.

234. А. Н. Майков – Н. Н. Страхову

<С.-Петербург> 28 января 1881 г.

Любезнейший Николай Николаевич! Я сообщаю вам ужасную новость: Федор Михайлович скончался![1422]1422
  Достоевский умер 28 января в 8 часов 38 минут вечера. См. историю его предсмертной болезни в письме А. Г. Достоевской к Н. Н. Страхову (21 октября 1883 г.) – Жизнь и труды Достоевского. – С. 352, в ее «Воспоминаниях». – С. 370-390 и в «Биографии…». – С. 315-329.


[Закрыть] Анна Григорьевна и Софья Сергеевна[1423]1423
  С. С. Кашпирева. См. о ней в п. 264.


[Закрыть] просят вас, если вы дома, приехать к ним, т. е. к Достоевским. Передаю поручение. Еще огонь угас – и какой светлый – тьма растет вокруг нас[1424]1424
  "28 января до 12 часов все шло благополучно, но затем опять полила кровь, и Федор Михайлович очень ослабел. В это время к нему заехал А. Н. Майков и провел у него все предобеденное время, наблюдая и ухаживая за ним вместе с домашними. Разговоров не было, потому что больному было строго запрещено говорить.
  Около двух часов ему было, по-видимому, лучше. Часу в пятом А. Н. Майков уехал домой обедать <…> После обеда А. Н. Майков вернулся к больному уже не один, а с женою, и при них, в 6 1/2 часов вечера случилось последнее кровотечение, за которым следовало беспамятство и агония <…> Федор Михайлович скончался в 8 часов 38 минут вечера" (Биография… – С. 323-324).


[Закрыть]…

Автограф // ГПБ. – Ф. 747. – Ед. хр. 21.

235. И. С. Аксаков – О. Ф. Миллеру

<Москва> Ночь на 29 января <1881 г.>

Я уже знал о смерти Достоевского, когда получил вашу телеграмму, многоуважаемый Орест Федорович[1425]1425
  Телеграмма Миллера к Аксакову неизвестна.


[Закрыть]. Известие получено было ночью Катковым и помещено в «Московских ведомостях»[1426]1426
  Привожу текст заметки, появившейся в «Московских ведомостях». – 30 января. – № 30:
  "Как гром, поразило нас вчера ночью известие о кончине Федора Михайловича Достоевского. Еще накануне, 27 января, получили мы от него собственноручное письмо, написанное твердым почерком и не возбуждавшее никаких опасений. Было, однако в этом письме зловещее слово, которое тогда скользнуло для нас незаметно. Прося нас об одном деле, он прибавил: «Это, быть может, моя последняя просьба». Только теперь стал нам понятен скорбный смысл этого слова последняя. В нем сказалось предчувствие смерти еще прежде, чем совершилось роковое кровоизлияние, которое так быстро погасило дорогую жизнь нашего друга. Но предчувствие смерти не нарушило мира и ясности его души. Тон этих предсмертных строк его совершенно спокоен. Он входит в некоторые деловые подробности и шлет поклон друзьям…
  Прости, добрый делатель на русской ниве! Мы еще многого ждали от тебя, но довольно и сделанного, чтоб имя твое сохранилось навеки в русской народной памяти. Земля возьмет свое, тленное предастся тлению, но духовное наследие твое останется навсегда дорогим достоянием твоего отечества…"
  Упоминаемое в этом сообщении письмо Достоевского (с датой 26 января) было адресовано Н. А. Любимову.


[Закрыть]. Горе, горе! Это незаменимая потеря! Теперь из художников-писателей и хоронить уже некого. Угасла сила положительная, незаменимая. Он один держал знамя высших нравственных начал. Дело художественного творчества было для него делом души. Не прошло и десяти дней, даже меньше, как я ему писал![1427]1427
  Письмо Аксакова к Достоевскому, датированное 21 января 1881 г.:
  "Уже сколько завалялось у меня начатых и недоконченных к вам писем, глубокоуважаемый Федор Михайлович! Благодарил я в свое время и за «Братьев Карамазовых» и за письма ваши, которыми так дорожу, и вся эта написанная благодарность теперь уже запоздала! Примите же ее от меня теперь свежую. С нетерпением ожидаю вашего «Дневника» <…> Ваше слово захватывает еще больший круг и, главное, проникает туда, куда едва ли досягает мое, – в среду молодежи, и проникает сквозь затворенные двери силою художественного очарования <…> С нетерпением жду вашего «Дневника», берегите свое здоровье, а пока вас крепко обнимаю…" (Авт. // ЛБ. – Ф. 93.II.1.20).


[Закрыть] Я написал о нем несколько слов в номере «Руси», который завтра печатается[1428]1428
  Аксаков писал анонимно в «Руси». – 31 января (№ 12):
  "Достоевский умер! Потеря незаменимая!.. В нашей современной литературе это была чуть ли не единственная положительная сила, не растлевающая, не разрушающая, а укрепляющая и зиждительная. Это был мощный талант и замечательный мыслитель. Никто из наших писателей не был равен ему по глубине и бесстрашию психического анализа, по важности и широте нравственных задач, к разрешению которых он так страстно стремился в своих сочинениях, которые были для него личным делом, делом души, всей жизни, всего его существа. Его романы, с точки зрения исключительно эстетической, может быть, именно и грешат тем, что слишком запечатлены характером субъективности, – но это-то и придает им власть и обаяние искренности. Все они писались плотью и кровью, – на каждой странице изводилась жизнь самого автора: болезненный процесс творчества, преждевременно унесший его в могилу! Преждевременно, потому что талант его не слабел, но, казалось, только теперь достиг настоящего блеска и зрелости. Еще многого вправе мы были ожидать от него… Старые силы, старые дарования сходят со сцены… Кто же является им на смену?.. Нет ответа!.."


[Закрыть]. Это казнь божья, которой, впрочем, мы стоим. В обществе и литературе у нас царит только одна богема, как выражаются французы. Я вовсе сиротею. Становится жутко…

Автограф // ЛБ. – Ф. 93.II.1.23.

236. А. А. Достоевский – А. М. Достоевскому

Телеграмма

С.-Петербург. 29 января 1881 г.

Вчера вечером дядя Федор Михайлович скончался.

Достоевский

Подлинник // ИРЛИ. – Ф. 56. – Ед. хр. 31.

237. А. М. Достоевский – А. А. Достоевскому

Телеграмма

Ярославль. 29 января 1881 г.

Будь на похоронах за меня[1429]1429
  Ответ на предыдущую телеграмму.
  6 февраля А. М. Достоевский писал Анне Григорьевне:
  "Прискорбное известие о кончине брата я получил в четверг 29 генваря уже поздно вечером в телеграммах от Саши. Оно меня оглушило своею неожиданностью, – я был один дома (Доменика была еще в Шацке, а сын Андрей где-то в гостях), и в первое время не знал, что делать! Хотел было сейчас же ехать в Петербург, но не знал, как оставить дом. К тому же, по расчетам моим, похороны должны были совершиться в субботу, а к этому дню я же не мог поспеть. Жалею очень, что заранее не знал, что хоронить будут в воскресенье, а то бы наверное приехал и успел бы поклониться праху брата! Я предчувствовал, что хоронить брата будут как общественного деятеля, но не воображал, чтоб сочувствие, оказанное обществом, было так громадно, так торжественно! Да будет это вам хоть малейшим утешением!" (Авт. // ЛБ. – Ф. 93.11.4.19).
  4 июня 1881 г. В. М. Карепина писала А. М. Достоевскому:
  "Сколько бед в это время случилось! Не стало дорогого брата Федора Михайловича. Я думаю, ты очень горевал и теперь горюешь по нем. Только бы ему жить, только бы ему красоваться и наслаждаться заслуженною славою после мученической и труженической жизни; только было повезло ему счастье – и не дал ему бог сколько-нибудь отдохнуть и порадоваться отовсюду восторженными похвалами! Несчастный труженик! И как ему хотелось и нужно было пожить для общества и для своих детишек. Так жалко его, и для нас всех невознаградимая потеря…" (Авт. // ИРЛИ. – Ф. 56. – Ед. хр. 82).


[Закрыть].

Достоевский

Подлинник // ИРЛИ. – Ф. 56. – Ед. хр. 31.

238. Из дневника А. А. Киреева

<С.-Петербург> 29 января 1881 г.

Вчера вечером скончался Достоевский! Страшная потеря! Незаменимая! Он один не популярничал, не подличал перед молодежью (говорю о Петербурге, в Москве есть Аксаков, отчасти есть влияние на молодежь у Каткова). Здесь есть in spe[1430]1430
  как надежда в будущем (лат.).


[Закрыть] Соловьев[1431]1431
  Имеется в виду Вл. С. Соловьев.


[Закрыть], но ему необходимо укрепиться.

Автограф // ЛБ. – Ф. 126.2.8.

239. К. П. Победоносцев – М. Н. Каткову

С.-Петербург. 29 января 1881 г.

Любезнейший друг Михаил Никифорович! Вчера поразило меня известие о кончине Ф. М. Достоевского. Большая потеря! <…> Он имел в себе огонь, от коего многие загорались теплотою и светом.

Он был болен несколько дней: скончался от разрыва в сердце. Был в памяти незадолго перед кончиной и предчувствовал ее. Много подействовала не покидавшая его забота о выпуске первого номера "Дневника". Но перед кончиною главная забота его была о жене и детях. Без сомнения, участь семьи будет обеспечена<…>[1432]1432
  Вдове и детям Достоевского Александром II была назначена пожизненная пенсия в 2000 рублей в год. По утверждению А. С. Суворина, это решение было принято под впечатлением от его статьи о смерти Достоевского, появившейся в «Новом времени» (Дневник А. С. Суворина. – М.-Пг., 1923. – С. 212).
  А. А. Киреев записал в своем дневнике 31 января:
  "Знаменательно, что Победоносцев уведомил о смерти Лориса, этот доложил государю, представление о пенсии сделал Абаза, где же во всем этом Сабуров? Он ко всему этому непричастен" (Авт. // ЛБ. – Ф. 126.2.8).
  Граф Михаил Тариелович Лорис-Меликов (1825-1888) – министр внутренних дел; Александр Аггеевич Абаза (1821-1895) – министр финансов; Андрей Александрович Сабуров – министр народного просвещения (см. примеч. на с. 616).


[Закрыть].

Сегодня была первая панихида. Он кажется, как живой, с полным спокойствием на лице, как в лучшие минуты жизни. Вчера Крамской снимал портрет его в гробу[1433]1433
  "…На другой день после кончины мужа, – вспоминала А. Г. Достоевская, – в числе множества лиц, нас посетивших, был знаменитый художник И. Н. Крамской. Он по собственному желанию захотел нарисовать портрет с усопшего в натуральную величину и исполнил свою работу с громадным талантом. На этом портрете Федор Михайлович кажется не умершим, а лишь заснувшим, почти с улыбающимся и просветленным лицом <…> Кроме И. Н. Крамского, было несколько художников, фотографов и рисовавших и снимавших с усопшего портреты для иллюстрированных изданий" (Воспоминания. – С. 387).


[Закрыть]. Жена в отчаянии. В комнатах не было проходу от толпы. Массу составляли молодые люди обоего пола, очевидно, студенческого звания: многие из них ходили к Федору Михайловичу <…>просить совета и разъяснения. Много писем этого рода получал он со всех концов России, о чем часто мне рассказывал. Мы нередко с ним беседовали: для него у меня отведен был тихий час в субботу после всенощной, и он засиживался у меня за полночь в задушевной беседе.<…>

Теперь вот в чем дело. Федор Михайлович перед смертью заботился о деньгах, которых ожидал из редакции "Русского вестника". Заботился, что деньги придут после его смерти и жене будет затруднение получить их. Так и случилось. От вас прислан перевод 4200, кажется, рублей на имя Федора Михайловича в конторе Ахенбаха и Колли. Деньги эти, конечно, не выдадут жене, и начнется сеть формальностей по случаю утверждения в наследстве. Все эти затруднения можно, кажется, устранить, если вы пошлете приказ в контору Ахенбаха и Колли о перемене лица, коему следует выдать деньги; вы можете перемену сделать или на самое Анну Григорьевну Достоевскую или на наше, чтоб ее избавить от хлопот. Почтенный Федор Михайлович мне, так сказать, завещал заботу о семье, и сам нередко мне про это говаривал…

Автограф // ЛБ. – Ф. 120.9.47.

240. Д. Л. Мордовцев – А. С. Суворину

<С.-Петербург. 29 (?) января 1881 г.>

…Был сейчас у Достоевского. Всё – и юное, и старое – теснится у славного, застывшего в желтый воск церковной свечи трупа. Григорович, Страхов, Потехин Алексей, Победоносцев, Абаза[1434]1434
  Вероятно Н. С. Абаза (см. примеч. к п. 229).


[Закрыть], Данилевский, Гайдебуров, Михайловский[1435]1435
  Николай Константинович Михайловский (1852-1904) – известный критик и социолог народнического направления.


[Закрыть], Бестужев-Рюмин с целым университетом юных студентов, Орест Миллер, Каразин и т. д., и т. д. Майков Леонид[1436]1436
  Леонид Николаевич Майков (1839-1900) – историк литературы, впоследствии академик. Брат А. Н. Майкова.


[Закрыть] говорит мне: «Шубы снять бы надо». – Зачем? – говорю я, – это уж церковь теперь, не дом, а в церкви – и в шубах можно". Да, церковь…

Автограф // ЦГАЛИ. – Ф. 459. – Он. 1. – Ед. хр. 2778.

Текст сообщен Т. П. Мазур.

241. Ю. Д. Засецкая – Л. Ф. Достоевской [1437]1437
  Письмо адресовано одиннадцатилетней дочери Достоевского, Любови Федоровне. См. выше в настоящем томе главы из ее воспоминаний.


[Закрыть]

<С.-Петербург. 29 (?) января 1881 г.>

Милая Лили,

Положите этот венок на вашего незабвенного папа, не смею беспокоить вашу мамашу, но, если возможно, отложите номер "Дневника", теперь вышедшего.

Автограф // ЛБ. – Ф. 93.II.5.10.

242. А. А. Достоевский – Д. И. Достоевской

<С.-Петербург> 30 января 1881 г.

…Письмо свое я начну печальным известием: умер Федор Михайлович; по всем вероятиям, вы об этом уже знаете из газет. Умер он 28 января вечером. В этот день Женя была у них, Федора Михайловича не видела, но, как говорила Анна Григорьевна, ему было гораздо лучше. Вчера я был на панихиде днем. Народу с причетом пропасть. С него рисует портрет Крамской. Сняли фотографию, а также и гипсовую маску. Хоронить будут в воскресенье в Новодевичьем монастыре, где похоронен и Некрасов. Вчера я телеграфировал папе о смерти Федора Михайловича и вчера же получил от него ответ[1438]1438
  См. п. 236 и 237.


[Закрыть]. Должно быть, на папу очень повлияла неожиданная для него смерть брата…

Автограф // ИРЛИ. – Ф. 56. – Ед. хр. 31.

243. Н. Н. Страхов – А. А. Фету

<С.-Петербург> 30 января 1881 г.

…Умер Достоевский, умер неожиданно, почти скоропостижно, но так, что все еще не хочется верить, что он мертв. Точно земля зашаталась под ногами. Общие симпатии и большое волнение. Толпы теснятся к трупу с утра до вечера <…> Лавра дает место и будет даром отпевать. Словом, совершаются похороны великого писателя[1439]1439
  Об отношении Страхова к Достоевскому см. подробно в статье Розенблюм Л. М. Творческие дневники Достоевского // Лит. наследство. – Т. 83. – С. 9-92, а также в ряде писем настоящей публикации и в Приложении к ней.
  3 февраля Страхов писал Л. Н. Толстому:
  "Чувство ужасной пустоты <…> не оставляет меня с той минуты, когда я узнал о смерти Достоевского. Как будто провалилось пол-Петербурга или вымерло пол-литературы. Хоть мы не ладили все последнее время, но тут я почувствовал, какое значение он для меня имел: мне хотелось быть перед ним и умным, и хорошим, и то глубокое уважение, которое мы друг к другу испытывали, несмотря на глупые размолвки, было для меня, как я вижу, бесконечно дорого…" (Переписка Л. Н. Толстого с Н. Н. Страховым. 1870-1894. – СПб., 1914. – С. 266).


[Закрыть].

Простите, я очень расстроен, и мне трудно писать. Завтра вынос тела, а послезавтра похороны… Суета сует, и всё суета!..

Автограф // ЛБ. – Ф. 315.11.30.

244. Гр. А. Е. Комаровская [1440]1440
  Анна Егоровна Комаровская (1831-?) – фрейлина при дворе в. кн. Александры Иосифовны (1830-1911), вдовы в. кн. Константина Николаевича.
  См. адресованное ей письмо Достоевского под датой 19 февраля 1880 г. (Письма. – IV. – С. 131) – ответ на следующую записку Комаровской, не бывшую в печати:
  "Могу ли попросить вас приехать ко мне в пятницу вечером? Как бы мне ни хотелось вас видеть, я не решилась бы вас беспокоить, ежели б великий князь Константин Константинович не изъявил этого желания. Он будет у меня с надеждою вас встретить, а я воспользуюсь сим случаем, чтобы послушать вас с глубоким сочувствием. У меня будет также г-жа Абаза и два или три знакомых, никого более. Надеюсь, не откажете…" (Авт. // ЛБ. – Ф. 93.III.5.9).


[Закрыть] – А. Г. Достоевской

<С.-Петербург> 30 января 1881 г.

Великая княгиня Александра Иосифовна поручила мне передать вам искреннее сочувствие к вашему глубокому горю. Через великих князей ее императорское высочество знала Федора Михайловича и глубоко его уважала; желала с ним познакомиться, но по нездоровью своему всю зиму не могла его пригласить к себе. Великая княгиня сознает, что мы потеряли с его ранней кончиной! Многого мы еще ожидали от него, хотя так много уже получили от его твердого духа и удивительного ума. Мы все искренно скорбим и никогда не забудем…

Автограф // ИРЛИ. – 30115. – С. СХ1б20.

245. М. А. Поливанова [1441]1441
  Мария Александровна Поливанова – корреспондентка Достоевского, автор известных мемуаров о нем, жена Л. И. Поливанова.


[Закрыть] – А. Г. Достоевской

<Москва> 30 января 1881 г.

…Позвольте незнакомому вам человеку выразить вам свое глубочайшее участие к постигшему вас горю. Вместе с вами несет тяжкую утрату вся Россия…

Много вытерпел и перенес покойный Федор Михайлович, этот первый работник на русской ниве <…>

Да будет вечная память ему из поколения в поколение!..

Автограф // ЛБ. – Ф. 93.II.7.106.

246. Из дневника А. А. Киреева

<С.-Петербург> 31 января 1881 г.

Редко видел я более торжественное зрелище как сегодняшний вынос тела Федора Михайловича. Все участвовали, даже такие люди, как Краевский[1442]1442
  А. А. Краевский писал в этот день В. П. Гаевскому:
  "Не можем ли поехать вместе на вынос Достоевского? Я бы заехал за вами в половине 11-го" (Авт. // ГПБ. – Ф. 171. – Ед. хр. 147).


[Закрыть], Мартьянов и т. п. Злейшие враги Достоевского и его направления не считают возможным проявлять свою радость <…> Много заявлено стихов, имеющих характер полемизаторский, упоминающих о том, что у Достоевского есть враги, и кто именно эти враги, что они злорадствуют[1443]1443
  Смерть Достоевского вызвала бесконечный поток стихотворений. См. раздел «Стихотворения, посвященные Достоевскому и его памяти» в библиографии, составленной А. Г. Достоевской (Музей памяти Федора Михайловича Достоевского. – СПб., 1906).


[Закрыть]…

Автограф // ЛБ. – Ф. 126.2.8.

247. И. Е. Цветков [1444]1444
  Иван Евменьевич Цветков (1845-1917) – банковский чиновник, коллекционер-любитель, автор воспоминаний об И. С. Тургеневе. См. о нем в работе Зильберштейна И. С. Воспоминания И. Е. Цветкова, 1877 // Лит. наследство. – Т. 76. – 1967. – С. 415-422.


[Закрыть] – И. И. Янжулу

Москва. 31 января 1881 г.

…На этой неделе один за другим померли: Ф. Б. Миллер[1446]1446
  Федор Богданович Миллер (1818-1881) – издатель-редактор московского литературного и юмористического журнала «Развлечение», поэт и переводчик.


[Закрыть], В. Н. Лешков[1447]1447
  Василий Николаевич Лешков (1810-1881) – профессор Московского университета, редактор «Юридического вестника».


[Закрыть], А. Ф. Писемский (а сын его юрист-профессор[1448]1448
  Павел Алексеевич Писемский (1850-1890).


[Закрыть] сошел с ума) и Ф. М. Достоевский. Найдется новый издатель «Развлечения», может быть, такой же пиита; профессор общественного права немедленно будет замещен другим профессором, но Писемский и Достоевский – потеря невознаградимая.

Автограф // ГТГ. – XIV.175.

248. С. А. Толстая [1449]1449
  Графиня Софья Андреевна Толстая – вдова поэта А. К. Толстого. По характеристике А. Г. Достоевской, "женщина громадного ума, очень образованная и начитанная. Беседы с ней были чрезвычайно приятны для Федора Михайловича, который всегда удивлялся способности графини проникать и отзываться на многие тонкости философской мысли, так редко доступной кому-либо из женщин" (Воспоминания. – С. 355). По словам Анны Григорьевны, Достоевский и последние годы жизни посещал С. А. Толстую чаще, чем других своих знакомых. Записка написана от лица самой Толстой и, по-видимому, С. П. Хитрово.


[Закрыть] – А. Г. Достоевской

<С.-Петербург. Конец января 1880 г.>

…Очень мне хотелось увидеть вас, сказать вам, хотя вы и знаете, как мы с вами скорбим и плачем, – вы не знаете, как мы до самой глубины души любили его…

Автограф // ЛБ. – Ф. 93.II.9.53.