Текст книги "Золото и мишура"

Автор книги: Фред Стюарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 43 страниц)

Внезапно она оказалась последним Коллингвудом.

– Только не пытайтесь убедить меня, будто это – несчастный случай, – говорила она час спустя, когда по «Сан-Диего Фриуэй» они ползли на серебристом «мерседесе-300» Артура в южном направлении. В миле от них перевернулся тяжелый трейлер, отчего движение на этом участке практически замерло.

– Но и вы также не пытайтесь убедить меня, – сказал Артур. – Все это выглядит чертовским нагромождением случайностей. Кроме того, Спенсер был очень осторожным водителем. И за день до аварии они с Микки буквально вылизали с тряпкой и щеточкой весь «порше». Но все равно внутренний голос подсказывает мне, что как бы там ни было, мы ничего не сумеем доказать, поскольку автомобиль полностью уничтожен. Микки вызвал, конечно, полицию, потому что он подозревает не меньше нас с вами. Полицейские приехали, пытались обнаружить какие-нибудь сторонние отпечатки пальцев, но обнаружили только отпечатки пальцев Микки и вашего отца.

– Папа рассказывал вам про лорда Нортфилда и Билли Чинга?

– Рассказывал.

– И что сейчас они угрожают моему мужу?

– О да. Если это было убийство, то они – главные подозреваемые, хотя я и сомневаюсь, что мы сумеем их обвинить и засадить. В этой стране азиаты создали целую структуру из преступных организаций, и в Лос-Анджелесе немало членов «Триады», равно как и в Сан-Франциско. Билли – гражданин Гонконга, его банк отмывает деньги, полученные за счет наркотиков, которые «Триада» завозит в Гонконг. И поэтому главари «Триады» с удовольствием сделают все возможное, чтобы потрафить ему. Билли достаточно сделать один-единственный телефонный звонок. Тогда сразу же приказ направляется в Лос-Анджелес. Совершается убийство, причем никто не может и близко подступиться к самому Билли. Все разыгрывается как по нотам. Билли и лорд Нортфилд хотят заполучить ваше ранчо. С вашим отцом им не удалось договориться, и поэтому… – Он пожал плечами.

– И конечно же, они рассчитывают на то, что я так перепугаюсь, что сделаю все, чего они только захотят.

– А вы напуганы?

– Вы чертовски правы: я напугана, но еще больше взбешена. И вовсе не собираюсь позволять каким-то двум дельцам от наркобизнеса хозяйничать на моем ранчо.

Артур на ее слова улыбнулся.

– Рад это слышать. Но с Билли будет справиться весьма непросто. Если та информация, которой я располагаю, правильная, то банк Билли отмывает миллиарды долларов, полученных на наркотиках. А «Калафия» – отличное место для вложения этих денег: сто квадратных миль, расположенных в одном из самых плодородных районов Америки.

– Как вы считаете, может ли Билли использовать это ранчо для маскировки своих операций с наркотиками?

– Мне не хотелось бы так думать, однако возможность этого определенно существует. У вас такая широкая прибрежная полоса – удобно подходить кораблям и катерам, а ночью на территорию ранчо могут садиться самолеты. Чертова пробка!..

«Мерседес» вынужден был и вовсе остановиться. Водители отчаянно сигналили.

– Вчера вечером, когда мы разговаривали по телефону, папа сказал, что он знает – знал, – почему мой кузен Джеффри Бретт хочет продать ранчо. Как вы думаете, что отец мог иметь в виду?

– Спенсер скорее всего полагал, что Джеффри воровал деньги у «Коллингвуд корпорейшн».

Клаудиа уставилась на него.

– Но ведь Джеффри возглавляет корпорацию.

– Совершенно верно. Приходилось ли вам когда слышать про торговцев-«инсайдеров»? В прошлом году Джеффри обратился к вашему отцу, пытаясь взять в долг двадцать миллионов долларов, но ваш отец послал его к черту.

– Они никогда не любили друг друга.

– Важно то, в какой именно день позвонил Джеффри. А позвонил он через два дня после того, как в прошлом году был обвал на Бирже. Спенсер же был уверен, что Джеффри сильно играл на Бирже и прогорел. Он тогда нанял бухгалтерскую фирму, чтобы сделать аудиторскую проверку всех бумаг, однако они так ничего и не сумели отыскать. Впрочем, и отыскивать было нечего. Однако нутром чую, что ваш отец был прав в своих подозрениях.

Клаудиа усмехнулась.

– Еще одним высококлассным вором в семействе Коллингвудов стало больше. Что ж, неудивительно. Отец нередко повторял, что Джеффри – то, что Наполеон сказал о Талейране.

– А именно?

– «Дерьмо в шелковых носочках».

– Хорошо сказано.

Она вдруг поняла, что сидит, уставившись на замершую выхлопную трубу машины, которая оказалась в пробке перед ними. Она припомнила мужчину в самолете. Из труб будет валить и валить дым, пока все вокруг не задохнется… Конец Калифорнии.

– Нет, еще не конец! – внезапно с чувством сказала она.

– Простите?

– Калифорнии еще не конец. Один мужчина в самолете говорил, что смог будет все сгущаться, пока в один прекрасный день все не задохнутся и это будет конец Калифорнии. А папочка жертвовал экологам миллионы долларов. Мы все должны бороться со смогом и загрязнением природы точно так же, как я должна бороться с Билли Чингом и Найджелом Нортфилдом. Помню, когда были на яхте Найджела, там с нами была эта жуткая женщина Перфюм…

– Жена Билли?

– Да. Так вот Билли говорил, что с Америкой покончено, что ее превратили во второсортную страну и что рано или поздно мы опять превратимся в колонию, потому что богатые иностранцы скупят Америку. Но этого не произойдет! Я в долгу перед всеми моими предками – даже если иные из них и были не чисты на руку – и буду бороться против богатых чужеземцев. Билли Чинг и Найджел не получат ранчо «Калафия»!

Артур внимательно посмотрел на сидевшую рядом с ним ослепительную блондинку. Ее экспрессивность произвела на него впечатление. Он всегда слышал, будто Клаудиа Коллингвуд – избалованная богатая девушка, сумевшая выскочить замуж за французского графа. Однако сейчас она предстала в новом свете.

В Клаудии была стальная воля Эммы де Мейер.

В 1982 году изящный 58-этажный небоскреб из стали и стекла был выстроен и открыт на Монтгомери-стрит в Сан-Франциско. Церемонию открытия возглавлял Джеффри Бретт, который посвятил новый «Коллингвуд-билдинг» Эмме, Арчеру, Скотту и Феликсу, чьи имена и даты жизни были запечатлены в бронзе в вестибюле небоскреба. «Коллингвуд корпорейшн» разрослась до размеров, о которых люди XIX века даже и помыслить не могли. Сейчас корпорация владела 5 телестанциями, 89 газетами, 10 журналами, 2 издательствами; кроме того, корпорация сдавала старую студию Джоэла на бульваре Санта-Моника в аренду одной из телевизионных компаний, которая специализировалась на пудрящих мозги игровых программах; корпорации принадлежали «Пасифик Бэнк энд Траст», страховая компания «Золотой штат», чьи капиталы составляли несколько миллиардов долларов, а также немало земли. В «Коллингвуд корпорейшн» входила и старенькая судоходная компания Кинсолвинга, с которой, собственно, и началось накопление капитала, однако без лишних сантиментов эта компания, ставшая в 1970-х годах убыточной, была продана, а полученные от продажи миллионы реинвестированы в одну из авиакомпаний, в фирму по изготовлению бумаги, в компанию по производству крекеров, в аптечную фирму и винодельческую фирму. Гигантская корпорация, подобно многим другим изрядно разросшимся компаниям, протянула свои щупальцы едва ли не во все важнейшие отрасли. И контролировал всю эту финансовую империю из «Коллингвуд-билдинг» 64-летний Джеффри Бретт.

Давно уже юристы взяли контроль над управлением колоссальными коллингвудовскими капиталами. Юристы пытались использовать всякую брешь в законах о налогообложении и делали все возможное для того, чтобы каждый член обширной семьи был в финансовом отношении человеком независимым и состоятельным. Однако все рычаги финансовой власти по-прежнему оставались в руках представителей мужской ветви Коллингвудов, и после смерти Джоэла контроль над капиталами перешел по наследству к Спенсеру. Но когда Спенсер в 1956 году объявил о своем нежелании заниматься вопросами корпорации, эта давняя фамильная традиция была нарушена. В соглашении, которое выработали юристы, контроль за делами корпорации переходил в кузену Спенсера Джеффри Бретту, а ему и его наследникам была передана половина ранчо, которое Спенсер так любил. Более того, Спенсер был вовсе не из тех людей, которых – подобно его предкам – завораживает накопление капитала. Произведения искусства, драгоценности, роскошные дома – все это вызывало в нем смертельную скуку, и потому он распродал все драгоценности, которые получил в наследство, в том числе свое Берлингамское поместье; словом, все, что было, он продал Джеффри. Спенсер, правда, оставил себе немало золота, однако блеск перешел к той ветви семьи, которую возглавлял Бретт.

У Джеффри было много преимуществ, кроме того, что он был внуком Альмы Коллингвуд Бретт. Он был высоким, симпатичным мужчиной. Ежедневные тренировки с личным тренером в гимнастическом зале, который разместился на 57-м этаже, держали его постоянно в форме. Он четвертым закончил Гарвардскую Школу Бизнеса. У него были отличный вкус, большое личное обаяние, он говорил по-французски и по-испански совершенно свободно, был отличным отцом своим трем детям, прекрасным мужем для жены Ирен.

Но двух вещей ему недоставало – души и мозгов.

Он изучал финансовый рапорт о деятельности ККОЛ – ТВ, телестанции, расположенной в Сан-Франциско, которая была открыта еще Джоэлом в 1949 году, как вдруг зазвонил телефон. Его рука с отманикюренными ногтями потянулась к трубке.

– Да?

Несколько секунд он слушал голос в трубке, и вдруг лицо его смертельно побледнело.

– Спасибо.

Он повесил трубку. Звонил один из трех редакторов новостей с ККОЛ – ТВ, сообщивший, что Спенсер Коллингвуд убит. На патрицианском лбу Джеффри выступили капли пота.

Один из наиболее влиятельных людей в Калифорнии – может быть, даже самый влиятельный – казался сейчас предельно испуганным.

Ирен Бретт подняла колье с шестью огромными в виде кабошонов изумрудами и тремя сотнями бриллиантов – она упивалась красотой сверкавших камней. Ирен либо получила в наследство, либо купила все, что теперь называли в семье «драгоценностями Эммы», поскольку именно Эмма положила начало коллекции драгоценностей. Однако у Ирен были также и такие украшения, которые прежде принадлежали Альме и Алисии. Были у Ирен также и бирманские рубины Зиты. Сейчас, налюбовавшись, она застегнула колье на шее. В пятьдесят семь патрицианка, ведущая свой род от одного из Четверки железнодорожных королей, все еще выглядела привлекательной. Она по моде выкрасила волосы в черный цвет, и вообще она была из тех женщин, за чьими приглашениями на обед устраивалась не явная, но вполне определенная погоня.

Поднявшись от туалетного столика, Ирен огладила стройные бедра, расправила складки материи на ярко-красном вечернем платье от Полин Трижер. Ежегодный бюджет Ирен только на наряды значительно превосходил четверть миллиона долларов – не случайно ее называли даже «Королевой Западного Побережья». Да, уж чего-чего, а блеска Ирен было не занимать.

– Как ты думаешь, должны мы ехать на похороны Спенсера? – спросила она мужа, когда тот вошел в комнату из ванной, на ходу поправляя галстук.

– Думаю, уж я-то во всяком случае должен.

Подойдя, Ирен поправила мужу галстук.

– Не понимаю зачем? – сказала она. – Он был таким противным человеком. За двадцать лет ни разу не удосужился пригласить нас к себе на ранчо.

– Но Клаудиа может обидеться.

– Ну и что?

– Кстати, мне бы хотелось, чтобы сегодня все прошло исключительно гладко.

– Дорогой, ты как будто нервничаешь. Все и пройдет без сучка, без задоринки. Как всегда, не так ли? У нас все всегда проходит самым наилучшим образом. Так было, и так оно и будет.

«Всегда все самое лучшее», – подумал он. Именно этого он и добивался от жизни. Вот только цену за все это приходится платить не меньшую, чем заплатил Фауст.

Перфюм сидела по правую руку хозяина – Джеффри Бретта. Она сейчас мысленно прикидывала, во что обошлось платье Калисты, леди Нортфилд.

– Симпатичное платье, – сказала она Калисте, сидевшей напротив нее за обеденным столом. – Это от Зандры Роуд?

– Да, – подтвердила Калиста, достаточно хорошо знавшая Перфюм и хорошо понявшая подтекст вопроса. – Да, и очень дорогое.

– Могу представить, – отметила, как бы бросая вызов, Перфюм. Она оглядела столовую, мысленно оценивая каждый предмет, какой только попадался ей на глаза.

– Хорошенький ковер, – сказала она, обратившись к Джеффри и показав рукой на напольный ковер с цветочным узором. – Обюссоновский, нет? Спорю, он обошелся в кругленькую сумму! Цены на ковры скачут в последнее время, как сумасшедшие. Ты, наверное, заплатил пятнадцать тысяч баксов, если не больше?

Джеффри уставился на блистательную гонконгскую кинозвезду, которая решила сейчас поухаживать за Джеффри Бреттом. Джеффри даже и в голову не пришло бы, что кто-то может прицениваться к ковру или еще чему-либо, причем делая это не таясь, во всеуслышание, за обеденным столом, и особенно в присутствии таких известных в мире культуры людей, как доктор Пирс Уолтон, хранитель Коллингвудского музея изящных искусств, и мистер Веллингтон Труекс, председатель Совета попечителей Сан-Францисской оперы. Специально для Билли Чинга и лорда Нортфилда Джеффри собрал изысканную компанию, однако невзирая на это Перфюм намерена была и это застолье превратить в блошиный рынок.

– Да, ковер обошелся недешево, – сказал он в свой черед принимая эстафету от Калисты.

– Не понимаю я порой белых американцев, – Перфюм горестно вздохнула, хотя в действительности она получала удовольствие от того, как ей удавалось, к удивлению других, точно называть стоимость различных вещей. – Не понимаю… Стоит только заговорить о цене, как все вы сразу делаетесь такими надутыми. А чего тут такого? Да, мне, например, нравится обсуждать, сколько что стоит. Брюс Уиллис, например, ежегодно получает пять миллионов долларов за роли в своих дурацких картинах – и про эти самые пять миллионов говорят в новостях наряду с самыми важными мировыми событиями. Но стоит только мне сказать: «Эй, Ирен, это шикарное платьице от Полин Трижер, что на тебе надето, наверняка стоит не меньше пяти тысяч баксов», как все сразу думают, будто я вульгарная особа и не умею себя вести в приличной компании. Вы не против, я закурю? Хотя я знаю, что не следует так делать.

– Ну, может быть, – сказала миссис Веллингтон Труекс, которая выглядела совсем как Маргарет Дюмонт в фильме Маркса Бразерса, – может быть, все и правы, думая, что вы вульгарны.

Перфюм уничтожающе глянула на нее, в то время как два официанта в белых пиджаках наполняли бокалы присутствующих «кортоном-шарле-манж» урожая 1973 года.

– Что ж, пусть так, пусть я и вульгарная, но тогда следует признать, что и вся эта страна не менее вульгарна. Ведь «купи-продай» – в этом вся Америка.

– Ну, тут ты, положим, несколько преувеличиваешь, – сказала Ирен, которая была в который уж раз неприятно поражена поведением Перфюм и сейчас отчаянно пыталась не допустить, чтобы званый обед превратился в копание в грязи. – Я, например, думаю, что есть еще и духовная сторона нашей национальной жизни.

– Правда? Это какая же?

– Наша любовь к искусству, например.

Доктор Уолтон одобрительно кивнул.

– К искусству? – переспросила Перфюм, выдохнув свой вопрос вместе с сигаретным дымом. – Искусство – это всего-навсего денежная игра, а музеи – это всего лишь места, существующие для того, чтобы люди могли выглядеть чопорными и получать приглашения на нужные вечеринки.

Доктор Уолтон конфузливо прокашлялся в кулак, а миссис Веллингтон Труекс едва не поперхнулась своим бургундским. Лорд Нортфилд выдавил смешок.

– Ну и кроме того, – уже с некоторым отчаянием продолжила Ирен, – для многих людей еще важную роль играет религия.

– Религия? Пфф… – Перфюм фыркнула. – За последние пять веков во имя этой самой религии убито больше людей, чем за что бы то ни было еще. От религии у меня мурашки. Когда я слышу, как ваши американские политики говорят, обращаясь к Богу, когда вижу утренние религиозные службы в Белом доме, у меня желание скрыться куда-нибудь и затаиться, чтобы меня было не видно и не слышно.

Лорд Нортфилд принялся нарезать «махи-махи», только сегодня утром доставленные на самолете с Гавайских островов.

– Кажется, на прошлой неделе у нас завязался такой же разговор, когда мы обедали на моей яхте, – сказал он. – Американские цели и все в таком же роде. Там еще была твоя кузина Клаудиа, Джеффри. Если не ошибаюсь, она сделала потрясающее заключение, что самые в этой жизни лучшие вещи приходят к человеку бесплатно, подобно воздуху или воде. Но конечно же, чистый воздух сегодня – это чрезвычайно дорогое удовольствие, да и воду в бутылках сегодня также продавать чрезвычайно выгодно. Я даже подумываю, не заняться ли и мне продажей экологически чистой воды. Могу себе представить, как лет через двадцать люди будут приходить в ресторан и вместе с картой вин им также будет предлагаться и карта разного сорта вод, типа «Эвиан 1964» или «Сан Пеллегрино 1996».

– Разумеется, – согласилась Перфюм. – Ничего нельзя получить бесплатно. Но все продается. Между прочим, с ума схожу по этому твоему колье, Ирен. Какая прекрасная работа, и эти шикарные изумруды! Oy! Держу пари, они стоят ого-го!

Ирен изобразила свою самую патрицианскую улыбку.

– Мне они ровным счетом ничего не стоили, миссис Чинг. Мой муж получил колье по наследству от своей бабки.

«Вот ведь сука, – подумала Перфюм. – С нее гонор слетел бы, если бы только Билли и Найджел как следует побеседовали с ее муженьком».

– Это ты замочил Спенсера? – прошипел Джеффри час спустя. К тому времени персоны культурного фронта и их жены давно уже разошлись, а Джеффри пригласил Найджела и Билли Чинга в отделанную деревом библиотеку, чтобы покурить и выпить коньячку.

– Замочил Спенсера? – переспросил Билли, потягивая «Реми Мартэн». – Что за сумасшедшая мысль! Почему, скажи на милость, тебе вообще могло прийти в голову, что мы убили Спенсера Коллингвуда?

– Потому что когда вы позвонили мне с яхты, то сказали, что намерены разобраться со Спенсером по-своему. И когда мне позвонили сегодня и сказали, что Спенсер мертв… я… – он с трудом сглотнул.

– Не очень-то по-дружески полагать, будто «по-нашему» – это обязательно убийство, – сказал Билли. – Это накладывает определенный отпечаток на мою репутацию. Что скажешь, Найджел?

Найджел тем временем внимательно разглядывал термометр работы Фаберже: у Джеффри была целая коллекция русского ювелирного искусства и предметов старины.

– Без всякого сомнения, Билли. Джеффри, я полагаю, ты позволяешь себе слишком много. Ты должен бы извиниться. Мы ведь уважаемые бизнесмены, в конце концов. Бизнесмены, которым, могу добавить, ты должен восемьдесят миллионов долларов.

Покрывшись потом, с трясущимися руками, Джеффри явно потерял спокойствие и выдержку. Он выглядел как загнанная крыса.

– Я ведь не отказываюсь с вами сотрудничать. Слушай, Найджел, вы же оба отлично понимаете, что я и сам заинтересован поскорее избавиться от этого ранчо. Но мне и в голову никогда не могло прийти, что вы убьете Спенсера!

– Опять он употребил это слово, – сказал Билли. – Право же, Найджел, если Джеффри будет и дальше так продолжать, с ним нужно будет что-то сделать. С ним или с кем-нибудь из членов его семьи.

Джеффри уставился на него.

– Ты угрожаешь мне? – прошептал он.

Плоское восточное лицо Билли осталось невозмутимым.

– Джеффри, если в этой комнате и есть преступник, то это ты. Позволь мне обрисовать ситуацию. В прошлом году ты сильно играл на животноводческой бирже, используя для своих маневров подставную фирму, а фирма нужна была, поскольку ты использовал внутреннюю информацию, которую по служебным каналам тебе, как председателю правления, поставляли из «Коллингвуд корпорейшн». Ты по сути играл против собственной же корпорации.

– Да, Джеффри, все это чрезвычайно серьезно, – сказал Найджел, проводя пальцем по малахитовой раме, в которой было фото последнего русского царя. – Это серьезное уголовное преступление. Можно угодить в федеральную тюрьму.

– А может быть, и того хуже, – продолжил Билли. – Будучи председателем «Коллингвуд фаундейшн», ты использовал его акции для покупки на рынке других пакетов акций.

– Использовать капитал благотворительной организации – это очень дурной поступок, Джеффри, – не преминул заметить Найджел. – Дело не в том, что ты расписался в собственной жадности, не в том только, что данное деяние суть противоправное. Это может иметь серьезнейшие последствия.

– А затем наступило девятнадцатое октября, крах Биржи, и ты оказался на мели. Тебе чертовски была нужна наличность. А в банк ты идти не решился – даже в свой собственный банк – из-за своей криминальной активности.

– И тогда ты отправился к Спенсеру подзанять то, что ты сам оказался должен. Это была глупейшая ошибка, – сказал Найджел. – Следовало бы знать, что уж он-то ничего тебе не даст и что ты таким образом лишь возбудишь подозрения.

– Когда он выгнал тебя, ты пришел к нам. И мы дали тебе взаймы восемьдесят миллионов, которые тебе так были необходимы.

– Мы, так сказать, спасли твою задницу.

– Следовательно, дорогой Джеффри, если кто и преступник – так это ты, а не мы. Мы можем доказать твои деяния, и даже если смерть Спенсера организовали мы, тебе никогда не удастся это доказать. И потому ты будешь продолжать делать то, что мы тебе скажем. Все ли тебе ясно?

Джеффри одним махом допил коньяк и посмотрел на двух хорошо одетых змей.

– Да, – прошептал он.

– Вот и отлично. А теперь мы намерены дать Клаудии еще одну возможность одуматься. Как тебе известно, завтра на ранчо состоятся похороны Спенсера. И ты, как премного скорбящий родственник покойного, непременно будешь присутствовать.

– Никогда я не чувствовала себя так неловко, как в присутствии ужасной Перфюм, – говорила Ирен, сидя за косметическим столиком и расчесывая волосы. Она уже переоделась в пеньюар, однако Джеффри, который сразу после ухода гостей отправился наверх, оставался еще в смокинге. Держа небольшую рюмочку коньяка, он привалился к двери спальни. – Чуть не умерла, когда она принялась разглагольствовать насчет того, что искусство – это, мол, только лишь денежная игра, способ для многих людей быть приглашенным на различного рода нужные им вечеринки… Подумать только… При том что тут же сидит доктор Уолтон! Амелия Труекс сказала мне потом, что, по ее мнению, эта женщина, должно быть, выросла в борделе. И потом, всюду глазеет и разговаривает только про деньги, как если бы весь мир был одним большим базаром. – В зеркало она увидела отражение мужа, который пьяно кивнул головой. – Дорогой, с тобой все в порядке?

Выронив рюмку, он сполз по двери на пол и растянулся во всю свою длину.

– Джеффри! – Ирен подскочила к мужу. – Господи, ты ведь напился! Этим, стало быть, ты там, наверху, и занимался?

– Я лишь для сна… – не открывая глаз и с трудом ворочая языком, сказал он.

– Джеффри Бретт, ты уже лет двадцать как не надирался, с того самого дня, когда Гарвард выиграл у Принстона. Ну-ка, поднимайся, и я уложу тебя в постель.

– Я боюсь, Ирен, – прошептал он. – Я боюсь…

– Чего именно?

– Их боюсь…

– Кого? Билли Чинга? Лорда Нортфилда? Кого? Ответь мне!

Но Джеффри уже полностью отключился. Через его полуоткрытый рот вылетали громкие храпящие рулады. Ирен поднялась.

– Что ж, тогда будешь спать на полу, – твердо заявила она. – Я вовсе не намерена волочь тебя до кровати. Надеюсь, у тебя будет утром ужасный вид.

Она выключила свет, прошла к своей кровати и забралась под одеяло. Погасив ночник, повторила про себя:

– Боится… Странно все это.

Клаудиа видела, как калифорнийский перепел упал на дорожку прямо напротив нее. Был следующий за похоронами отца день, рассветало. Поскольку от Спенсера буквально ничего не осталось после взрыва «порше», необходимости в погребальной процессии и церемониале практически не было. Клаудиа чувствовала себя одиноко и весьма неуютно, оттого что отец вдруг исчез с лица земли, даже не попрощавшись с ней. Хотя сама она терпеть не могла похороны, открытые гробы, Клаудии очень хотелось сейчас бросить хоть один последний взгляд на отца. Заупокойные службы проводили нынче в духе времени, и потому процедура отличалась неполнотой и оставляла чувство недоумения. Даже странно, во что превратилась некогда пышная викторианская церемония прощания с усопшими – в насмешку, не более того. Однако нынешнее поколение, упростив таким образом себе жизнь, едва ли стало более счастливым.

Она направилась по дорожке от дома к океану. Небо начинало розоветь, холодный бриз дул с океана. Будучи девчонкой, она столько раз гуляла здесь на пляже. Сейчас ритмичный шум прибоя подействовал на нее успокаивающе.

Она подумала об Артуре Стивенсе. Он оказался неожиданно милым, поскольку о влиятельных юристах никто не думает, что они плюс ко всему могут еще быть сострадательными людьми. Он осведомился у Клаудии, не хочет ли она, чтобы он провел ночь в доме на ранчо, и Клаудия поспешно сказала, что да: мысль о том чтобы остаться в доме одной была неприятна. Они вместе приготовили обед, чувствуя некоторую радость от компании друг друга. Она нашла, что он сильный, неглупый и… и надежный. Да, именно надежный. И потому ей было приятно от того, что он сейчас находится рядом.

А кроме того, должна была она признать, он был одним из самых сексуальных мужчин, каких ей только доводилось встречать. Она была ничуть не огорчена, когда он поведал о том, что его собственная жена удрала вместе с его личным тренером.

Когда она бродила по пляжу, то смотрела на ранчо, которое так любила, за которое она должна была теперь сражаться. Но как? Если Джеффри заодно с лордом Нортфилдом и Билли Чингом, какие у нее есть варианты?

Именно при этих размышлениях она вдруг увидела впереди себя пожилую женщину с седыми волосами. Женщина присела на корточки перед морской чайкой, разбившейся о камни.

– Доброе утро, – сказала Клаудиа, подходя.

– Доброе утро.

– Что случилось с чайкой?

– Да вот, убили бедняжку. В последнее время я видела много мертвых чаек. Около Кемп-Пендлтон оползень, вот к нему и устремляются многие чайки. Они ведь питаются всякой дрянью, вы понимаете. И иногда, наевшись отходов, они травятся. Одному Богу известно, что в этот оползень попадает.

«До того, как здесь появилась моя семья, – подумала Клаудиа, разглядывая мертвую чайку, – тут жили индейцы. А еще раньше жили птицы и животные. Казалось бы, одна птица – эка важность! Но не было ли в последних анализах чего-нибудь более важного?»

И внезапно она поняла, что именно нужно делать.

– Благодарю вас, – сказала она женщине и тотчас побежала вдоль кромки берега.

– За что? – крикнула вслед ей женщина, немало озадаченная.

Но Клаудиа не ответила. Она должна найти Артура. Она знала, что за полчаса до нее он вышел на свою обычную пробежку. Она же сама сказала ему, что выстроенный отцом трек может служить великолепной дорожкой для пробежек. Ей не хотелось видеть тот самый гараж, у стены которого Спенсера настигла смерть. Именно поэтому она не побежала вместе с Артуром, но теперь это уже было неважно. Она знала, как отомстить за смерть Спенсера. Впрочем, тут без помощи Артура ей было никак не обойтись.

Пятнадцать минут спустя она взобралась по крутому краю автомобильного трека. Солнце пригревало, ей сделалось порядком жарко, выступил пот. Она увидела, как в отдалении легким бегом к ней приближался Артур. Она побежала ему навстречу, начав издали махать рукой. Когда же они встретились, Артур продолжал бег на месте, чтобы не было резкого спада нагрузки. Держа сейчас в руках два груза по восемь фунтов каждый, он был практически обнажен, если не считать трусиков и кроссовок. Она с восхищением взглянула на его влажный мускулистый торс.

– Артур, я знаю, что я хочу сделать с ранчо. Хочу услышать ваше мнение, сработает ли мой план или нет.

Поминальная служба была короткой и немноголюдной – из-за того, что уединенно живший Спенсер имел немного приятелей. По окончании службы процессия из семи автомобилей вновь прибыла на ранчо, где Анна приготовила легкий ланч с салатами и белым вином. Большинство из присутствующих были наемными батраками, работавшими на ранчо, и Клаудиа подумала, что они как никто другой оказались близкими ее отцу. Странный финал для представителя той самой семьи, которая как раз и была известна своим умением устраивать общественные развлечения и массовые пирушки.

К удивлению Клаудии, из Сан-Франциско на службу прилетел Джеффри в своем небольшом частном самолете. Она давным-давно не видела своего кузена, но хотя он и очень хорошо сохранился, тем не менее выглядел несколько сдавшим. Джеффри страдал от дикого похмелья, чего накануне ему так желала Ирен. Однако после нескольких бокалов вина он как будто немного воспрял.

– Хотел бы поговорить с тобой чуть позже, – сказал он, подойдя к Клаудии. – После того, как остальные разъедутся.

– Конечно. Деловой разговор?

– Скорее, семейный бизнес.

– В таком случае, если ты не против, я попрошу, чтобы присутствовал Артур. Сейчас он представляет меня как адвокат.

– О… – Налитые кровью глаза Джеффри уставились на Артура, одетого в синий, превосходно сшитый костюм.

«Черт побери, – подумал Джеффри, – это многократно усложняет дело. Этот Артур наверняка весьма ушлый сукин сын».

– Я прекрасно понимаю, что сейчас отнюдь не лучшее время для решения деловых вопросов, – говорил Джеффри час спустя, когда он, Клаудиа и Артур повели разговор в порядком обшарпанной библиотеке. – Но раз уж все мы собрались, то полагаю, что не худо обсудить возможность продажи ранчо. Билли Чинг и лорд Нортфилд связались со мной и предложили за ранчо два миллиарда долларов. Конечно, я ничего им в ответ не сказал…

– Да неужели? – перебила его Клаудиа.

– Хотя я бы непременно подумал о такого рода предложении, потому что, на мой взгляд, оно превосходное, да и сами Билли и Найджел – крупнейшие предприниматели, работающие с недвижимостью. Они сказали, что если ты увидишь модель будущей застройки, то будешь поражена.

– Может, и так, но только если земли ранчо будут застраивать, почему бы нам самим не взяться за это? У нас в распоряжении финансовые ресурсы «Пасифик Бэнк» и страховой компании, а если мы застроим эти земли, то сможем это сделать так, как того захотим.

– Да, конечно же, это так. Но пока твой отец был жив, о застройке этих земель даже не могло быть и речи. А сейчас мы одновременно занимаемся столь многими проектами, что пройдут годы и годы, прежде чем руки дойдут до ранчо. В то время как Билли и Найджел готовы приступить прямо сейчас, не откладывая, да и кроме того, они предлагают отличную цену, да еще намерены расплатиться наличными. Наши дела резко поправятся, причем это не будет стоить нам ни гроша.